Юнец был невероятно красив, но, к сожалению, в своём деле не отличался успехом. Говорят, он мог часами без устали рисовать один и тот же пейзаж, пока солнце не опускалось за горизонт, а уходить приходилось лишь тогда, когда краски исчезали с глаз. Но его рисунки никогда не получались, хотя стоит признать - мне они по-своему нравились. Да, в них не было красоты линий, и живописная картина мира едва угадывалась, но, наблюдая с каким рвением и страстью он творил, я не мог не восхищаться его работами. Однако нельзя было сказать того же о нём - он ненавидел свои творения.
Глухой ночью можно было услышать его истошные вопли и странные звуки, а наутро исчезали все картины, созданные вечером. В какой‑то момент я заметил за ним нечто странное: он зачем-то пошёл к местной бабке‑поветунье. Тогда я не придал этому значения, полагая, что, может быть, у него была простуда или иная хворь. Но сейчас, вспоминая тот день, я понимаю, что в его поведении было нечто необычное, нехарактерное для него - что-то, едва уловимое, отражавшееся даже в его взгляде. Никогда я не видел его таким уверенным, но в его глазах не было ни капли здравомыслия. Конечно, спустя время так рассуждать легче, как и представлять себе образы, которых, возможно, и не существовало, но всё же.
Так вот, затем наступила ночь. Луна была полной, но не излучала своего обычного свечения, а небо казалось чёрным, словно залитым смолой или засыпанным углём. Тишина была мёртвой, словно вся природа внезапно вымерла. И вот - прозвучал крик, столь ужасный, что словами не описать. Поверь мне: такого крика ты больше никогда не услышишь. Он одновременно напоминал рев самого свирепого зверя, но в нём было нечто, что пугало ещё сильнее - это был голос человека. Я тогда не на шутку испугался. Все были в оцепенении, но через десять минут я не выдержал и вышел на улицу, за мной последовали остальные.
А дальше случилось то, в чём многим и поверить не захочется. Из дома художника вышел чёрт - настоящий чёрт, чернее ночи, страшнее самой смерти, да ещё с огромными голубыми глазами! Да, голубыми, несмотря на то, что обычно говорят, что у чертей кроваво‑красные глаза. Все замерли в оцепенении, и, боже мой, ещё секунда - и мы сорвались бы с места. Но чёрт не дал нам и слова.
- Ступайте домой! Сегодня я не навлеку на вас и ваших детей ужас, ибо сегодня я сам познал страх, - сказал он и, сказав это, скрылся в лесу.
А что, как ты думаешь, произошло на следующий день? Я, как обычно, работал во дворе, колол дрова, когда увидел его. Наш художник, некогда миловидный юноша, стоял на опушке и рисовал. Но в нём уже не было той красоты, что была раньше. Его руки, ноги и спина казались окаменевшими, волосы поблекли, словно отражение смерти, а глаза... В них я увидел отблеск всего ужаса, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться. Но самой пугающей была его улыбка - столь искренняя и зловещая, что у меня, казалось, на душе скреблись кошки.
Что до картин - они стали прекрасны, словно сам Господь во второй раз сотворил эти пейзажи. Но мне они перестали нравиться.