Я бегу по узким улицам мимо темных домов, по паркам и пустырям. Я бегу очень быстро. Потому что я не просто бегу. Я убегаю. Тот, кто бежит за мной, вот-вот меня настигнет. Кто он - я не знаю. И обернуться не могу. Если я обернусь, он меня догонит. Я этого не хочу. Я этого боюсь. Не знаю, что он от меня хочет, но мне страшно с ним столкнуться...
Будильник взрывает сон. Кто изобрел будильники? Наверное, это тот же человек, который придумал, что на работу надо приходить в восемь утра. Наверное, этот человек очень ненавидел людей. Я смотрю в серый потолок. Думаю, что надо встать. И хочу спать. Спать... спать...
Тот, кто меня преследует, уже почти совсем меня настиг. Я точно знаю, что он не хочет меня убить. Он хочет что-то сказать. Что-то, чего я не хочу знать. Что-то, от чего мне будет очень больно. Поэтому я убегаю. Но меня мучают вопросы. Зачем он бежит за мной? Что я ему сделал, что он так настойчиво преследует меня? Что он от меня хочет? И кто же он, наконец?! От кого я убегаю с таким ужасом?! Мне надоела неизвестность. Я быстро оборачиваюсь и вижу глаза того, кто так хочет догнать меня, чтобы поговорить. Я знаю этого человека, но не могу вспомнить, откуда я его так хорошо знаю. А если я его хорошо знаю, то почему боюсь того, что он может мне сказать? Мы смотрим с ним друг другу в глаза всего миг. Я отвернулся, чтобы снова от него убежать. И вдруг я понял, чьи глаза у моего преследователя. Они - мои.
Будильник, предусмотрительно поставленный на повтор, вновь взрывает сон. На этот раз я встаю. С квадратной головой после пережитого сна. Я его помню и не помню. Меня трясет. Я устал так, как будто не спал неделю. Включаю свет и, зажмурившись, иду в ванную. Дальше мне может помочь только кофе. Нажимаю кнопку магнитофона, и он заботливо приветствует меня какой-то глупой песней ни о чем. Две ложки молотого кофе перекочевывают в джезву, рассыпавшись по дороге на плиту. Пытаюсь вытереть его тряпкой. Пока занимаюсь уборкой, кофе успевает выкипеть. Я начинаю закипать уже сам. Сваренный со второй попытки кофе уже больше бесит, чем бодрит.
На улице минус пятнадцать. Иду в гараж за машиной. Провозившись с ней полчаса, понимаю, что уехать мне на ней не судьба. Закрываю гараж и бегу на остановку. Мой автобус игриво мигает фарами, пока я смотрю ему вслед. Еще полчаса мерзну на остановке: ни в один транспорт не влезть даже с разбега. Наконец, мне удалось втиснуться в тешку. Около метро я вываливаюсь из нее вместе с десятком других пассажиров. Ну, зачем, зачем я с такими муками еду на работу, где мне все равно нечего делать. На работу, где мне не интересно. Да, конечно, я зарабатываю деньги. В конце концов, мне же надо есть. Но, ей Богу, я бы лучше поголодал иногда, чем так добираться туда, куда мне совсем не хочется.
Доехав до офиса, киваю таким же хмурым коллегам. Счастливых лиц в восемь утра я еще ни разу не наблюдал. Разве только у кота из гастронома напротив.
Включаю комп. Ну, почему он так медленно загружается?! Так и хочется шандарахнуть его ногой. И срочных дел вроде нет, а вот эти несколько минут ожидания доводят меня до белого каления. Все, загрузился наконец. Иду в курилку снять стресс. Там толпится уже пять человек. Обмениваюсь со всеми сочуственно-жалостливым нытьем по поводу недосыпа, больной головы и тормознутой техники. Окончательно погасив друг другу настроение, мы идем на рабочие места как каторжники на рудники. Весь день проходит в ненависти к работе и осознанию ненужности ее результатов.
Днем звоню подруге. Мы собирались встречаться, но настроение такое, что мое общество в тягость даже мне самому. Что-то мямлю в оправдание своего отказа с ней встречаться. Она, естественно, обижается и бросает трубку. Но я уже так устал, что мне все равно.
Шеф просит задержаться после работы и доделать еще какие-то глупые бумажки. Но он платит, значит - остаюсь. К вечеру еле живой прихожу домой, доползаю до дивана и падаю на него без сил.
Меня знобит. Только что было дико холодно, а теперь невозможно жарко. Грудь сжало, сердце бьется в горле. Может, позвонить ей? Пусть придет. Все ж спокойнее не одному. Набираю номер , тихо говорю: "Это я". Не успеваю договорить и нарываюсь на язвительный рявк: "Ты же не хотел меня видеть сегодня. Зачем звонишь?" Кладу трубку. Мне невыносимо сейчас ругаться. Может, скорую вызвать? И что я им скажу? Мне то жарко, то холодно? Померяйте температуру и выпейте аспиринчик. Что еще они мне могут сказать. Дрожащей рукой достаю одеяло. Закутываюсь в него и проваливаюсь в темноту...
Странно. Как-то все очень странно. Моя комната, мой диван. Но почему что-то на нем лежит? И почему я вижу его из верхнего угла моей комнаты? Что со мной? И кто же это лежит на моем диване?!
И вдруг все становится ясно. На диване - я. И здесь - я. Я умер. Жаль... Хотя, нет, нисколечко не жаль. Мне спокойно. И немного грустно. Грустно оттого, что я лежу такой одинокий и никому не нужный. Высокий сильный парень свернулся в эмбрион, спасаясь от пустоты. Неужели я столько прожил, чтобы вот так умереть? Тогда зачем я жил, если по мне заплачет только мама? Чему я позволил занять свою жизнь? Рассыпанному кофе? Севшему аккумулятору? Женщине, которую не люблю? Работе, которую ненавижу? Это все, оно что, стоило моих нервов? Стоило моей жизни? Я позволил мелочам растащить мою душу, ненужному хламу - разбросать мою жизнь. Боже, что я наделал?! Я убил сам себя!
Мой сон!!! Я же хотел догнать себя, чтобы сказать, что умираю! Вот почему я так боялся! Я боялся услышать, что я сам себе убийца!!!
Меня почему-то резко потащило вниз. Опять не понимаю, где я. Какая-то красная пелена, сквозь которую вырисовывается то, чего я никогда не видел. Много-много пузырьков, плотно прилегающих друг к другу. Каждый как будто оплетен сеточкой красной паутинки. Это скопление пузырьков прижимается сверху белыми узкими полукруглыми пластинами. Все вместе ритмично двигается: пластины идут вверх и в стороны, за ними расширяются две губки из пузырьков. Между ними лежит что-то мощное, сильное, живое. Оно тоже равномерно сжимается и разжимается. Уфф, уфф... И каждое сжатие отправляет какую-то красную жидкость по упругим трубкам, выходящим из этого насоса.
Я опять все понял.
Кто сказал, что человек изнутри не красив? Нет, здесь нет места эстетике цветов и облаков. Но есть красота гармонии, грация предельно правильного расчета, безупречность эффективности. Все божественно ювелирно. Ничего лишнего.
Я расплываюсь по своему телу и ощущаю его целиком. Открываю глаза. Я вернулся. Что-то я понял такое, за что мне позволили вернуться. Встаю с дивана и чувствую, что абсолютно здоров. Выключаю домашний телефон и беру мобильник. Семь утра. Звоню первому по списку сотруднику и говорю, что не приду на работу, потому что отравился. Прошу не беспокоить. Выслушиваю сочувственные замечания. Все. Отключаю мобильник.
Сегодня я хочу тишины. И никто мне не помешает. Сажусь посредине комнаты, скрестив ноги, кладу руки на колени и закрываю глаза. Сегодня я хочу тишины. Потому что только в тишине можно услышать себя. Тишина вокруг меня, тишина внутри меня, тишина...
Я снова слышу свое дыхание. Это единственная известная мне правда обо мне. Я - дышу. Я сижу и слушаю, как я дышу. И мне становится все спокойнее.
Мимо проплывают воспоминания минувшего дня, потом - минувшей недели, потом - минувших лет. Проплывают мысли о всех моих разочарованиях, обо всем том, что причинило мне боль. Кофе, рассыпанный на плиту. Это - пустяк. Шшух... От меня отпала маленькая серая шелушка. Ссора с подругой. Это не та подруга, из-за которой вообще стоит расстраиваться. Шшух... Отпала вторая шелушка. Недовольство начальства, незагруженный комп, нелюбимая работа... Это все - не мое. Это все - мне чуждо. Это все - мне безразлично. Шшух, шшух, шшух... Слой за слоем, пластинка за пластинкой от меня отпадает шелуха. Шелуха важности неважных вещей.
Сколько времени я так просидел? Не знаю. Но это тоже - неважно. Все серое и ненужное лежит вокруг меня как осенние листья и постепенно растворяется в небытие. Туда, где меня нет. Туда, куда мне не нужно. Я здесь я -есть. Я - дышу. Я - цельный и нужный самому себе.
Я вдруг отчетливо осознаю, что неправильно понимал, что такое жизнь. Я всегда считал, что жизнь - это множество закрытых дверей, в которые нужно ломиться. И чем сильнее и больнее бьешься в них, тем больше шансов их открыть. Но там, почти сразу будет следующая закрытая дверь.
Я только сейчас понял, что это все не так. Жизнь - это множество дорог. Где-то они пересекаются друг с другом, потом расходятся, чтобы пересечься уже с другими дорогами. И я увидел, какая она, вся моя предшествующая жизнь: маленькая вытоптанная полянка рядом с одним из перекрестков. А потом я взглянул дальше и увидел еще много-много - десятки, сотни, тысячи таких же маленьких облезлых полянок, по которым кружат несчастные узники самих себя.
И я понял, что должен сделать дальше. Я должен решиться сделать шаг в сторону. Всего одни шаг, и я уже встану на дорогу и пойду по ней. На перекрестке решу, куда мне идти дальше, и, выбрав свой путь, без сожаления пойду по нему до следующих перекрестков. И дай мне Бог по дороге суметь позвать тех, кто тоже устал кружить по своим вытоптанным тюрьмам без стен и заборов. Тюрьмам из страха и незнания, обреченности и неверия.
Я открываю глаза. Во мне - фонтан. Во мне - свет. Во мне - смирение. Но это не смирение покорившегося раба, готового на любую участь. Это смирение сильного, укротившего свою гордыню. Смирение знающего о своей силе, но не смеющего презирать незнающих. Не мне судить тех, кто не захочет уйти со своих полян, не мне их заставлять. Я могу только пройти рядом. Кто захочет - пойдет за мной. До первого перекрестка, на котором выберет свой путь. Если же он захочет всегда быть ведомым, то перекресток не даст ему идти за поводырем и сметет за пределы дорог на такой же пустырь, с которого он начал путь.
Я понял, что все могу. И две руки опустились мне на плечи. И взмах крыльев благословил мой путь.