Петрунин Андрей : другие произведения.

Книга третья: Белый закат

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Отец с сыном попадают в параллельный 2010 год, где история уже столетие развивается по иному пути. Чтобы вернуться, им предстоит пройти через все ужасы мира, в котором не было СССР...

  

Белый закат

  
  "Мы многое еще не сознаем,
  Питомцы ленинской победы..."
  Сергей Есенин
  
  

Часть первая. Бездна

  

Глава первая. Попадание

  1
  Международный праздник огурца... Какое странное словосочетание. Но людям всегда хочется чего-нибудь необычного, праздничного, выходящего за рамки обыденного. Именно поэтому скромный овощ с наших грядок удостоился такой чести.
  Этот праздник можно наблюдать каждый год в июле, в городе Суздаль, расположенном на севере Владимирской области, между городами Владимир и Иваново. Нельзя сказать, что Суздаль южный город, скорее наоборот, но в силу климатических условий, очень тёплый и урожайный для севера центральных областей России.
  Узнав про этот праздник ещё в 2009 году, нам удалось съездить на него 24 июля 2010 года. Число я называю так подробно, потому что в этот день жизнь двух человек - меня и моего ребёнка - десятилетнего Славы коренным образом изменилась. Всё начиналось как обычное летнее путешествие, а закончилось... Вернее сказать, что оно всё ещё продолжается в наших снах, даже спустя много месяцев после своего окончания. Но что самое страшное - Слава вернулся из него совсем другим человеком. А я, даже если и остался тем же, всё равно мучаюсь и не могу понять своими чувствами, как такое могло произойти. Хотя лучше я буду рассказывать всё по порядку.
  2
  Путь от Москвы до Суздаля даже на автомобиле нам тогда казался неблизким. Но уже к одиннадцати часам мы были в Суздале. В этот праздничный день автомобильное движение на большей части города было запрещено, и, припарковав нашу Ладу на улице Васильева, мы двинулись через центр города к южной окраине. Пройдя через торговую площадь, на которой действительно торговали сувенирами с видами города, сделанными в Китае, мы вошли в Суздальский Кремль. Чем ближе мы подходили к месту проведения праздника - музею деревянного зодчества, тем гуще становились по бокам улицы лавки торговцев всякой всячиной: начиная от банок с мёдом и кончая старинными патефонами. Самым активным по количеству всевозможных товаров и развлечений был участок на мосту через речку Каменка - воплощение мечты знаменитого гоголевского Манилова.
  Музей деревянного зодчества и крестьянского быта был будто специально создан для проведения праздника такого масштаба на одной территории. Обширное пространство, окружённое забором и утыканное свезёнными со всех концов Центральной России церквями и часовнями, домищами и просто домами, мельницами и амбарами. Всё было сделано в стиле а-ля "Русская глубинка". Больше всего такая архитектура нравилась беспечным детям и старательно фотографирующим всё на своём пути японцам.
  Красотами Суздальского музея, живописно проглядывающими через гущу смога, мы любовались весь день. А в заключение праздника по традиции в небо запустили привязанный к воздушному шару куклу-огурец. Огурец скрывался в небе под звуки песни на мотив олимпийского "Мишки".
  Тогда нас окружали множество людей из разных городов центральной России, а кто-то и из более далёких мест. Все, в том числе и мы, словно заворожённые смотрели на нелепую куклу, поднимающуюся в воздух. Я ещё подумал тогда: "Жаль, что, наверное, никогда мы больше не увидим эту куклу. Хорошо бы её нам найти". Если бы я знал о событиях следующих часов и дней, то никогда бы так не подумал.
  3
  Обратно возвращались уже ближе к вечеру, и, чтобы не трястись более трёх часов в Москву и ещё час по Москве, решили заночевать на даче, располагавшейся примерно на полпути. Но доехать до дачи мы так и не смогли. Мы уже свернули с шоссе на дорогу, ведущую в наш дачный посёлок, когда наш путь начал претерпевать серьёзные изменения.
  Может быть, всё ещё пронесло бы, если бы не зоркий взгляд мальчика:
  - Папа, смотри, огурец летит! Давай возьмём его, приз получим!
  Действительно, над лесом, освещённый лучами закатного солнца, плыл в воздухе огурец-кукла, подвешенный к шару. Снизу казалось, что он приветливо машет нам своими тряпичными конечностями. Огурец беспомощно дёргался, словно пытался взлететь повыше. Однако все его усилия были напрасны - и он снижался всё ниже и ниже.
  Не знаю, как так получилось, что я поддался уговорам Славы. В каждом человеке живёт ребёнок, иногда толкающий нас на разные необдуманные, нелогичные, непрактичные, но по-своему интересные поступки. Конечно, впоследствии мы оба много раз раскаивались за опрометчивый поворот, но тогда эта идея казалась нам заманчивой. Притом в направлении улетающего, и явно снижающегося, огурца вела какая-никакая, но всё же дорога - случай редкий даже в Подмосковье.
  Сначала шар было хорошо видно - в ярких солнечных лучах он казался большой погремушкой. С каждой секундой он снижался и уже через минуту должен был быть на земле. Но, когда я взглянул на него в следующий раз, шар с куклой пропал из поля зрения. Не скрылся за вершинами деревьев, не растворился в дымке, а именно пропал. Где прежде красовалось ярко-зелёное пятно на пепельном из-за смога небосклоне, остался только фон. Я пошарил глазами по небу, по стволам деревьев, но, не обнаружив цели, уже собрался было разворачиваться обратно, на большую дорогу, как вдруг...
  4
  Что-то произошло. Будто бы на машину набросили покрывало и тотчас же сняли его. Но за краткий миг затемнения, какой-то художник перекрасил мир: стёр весёлую зелень, замазал глухими тучами те крохи солнечного света, которые пробивались сквозь смог. Мы проехали по инерции ещё с десяток метров, ломая неудачно встретившиеся кусты. Машина, буксуя, прочно застряла в грязи на небольшой полянке среди бурелома. "Но почему?"- подумалось мне. Целый месяц подряд дождя не было, а тут сырая трава и грязь. Да и ехали мы по проложенной в просеке дороге, пусть и грунтовой, но вполне проходимой для "Лады". Теперь небольшую полянку со всех сторон окружал лес, ни о какой просеке речи не было. Но окружавший автомобиль смог неожиданно рассеялся. Сразу потемнело, пахнуло прохладой, по ветровому стеклу и крыше забарабанил дождь. Так высоко над головой, что из окна машины не разглядеть, смыкал вершины деревьев тёмный молчаливый лес. В лесу господствовала полная тишина. Не пыльная тишина пустой городской квартиры и не приятная, пропитанная привычными нашему уху трелями птиц, тишина летней природы средней полосы России, а полное холода молчание склепа. Молчание, лишённое живых звуков, заполненное только шорохом дождя. Лес больше всего напоминал полуразрушенный античный храм, архитектор которого переборщил с причудливостью форм колонн. Крупные деревья одиноко стояли без листьев, без коры, растопырив в стороны сухие ветви. Между ними пробивался молодняк в виде сильно скрюченных, как на севере, деревьев, больше похожих на кусты.
  Быстрая смена погоды? Действительно, синоптики последнее время пугали резким прекращением застоявшейся жары и прилагающимися к этому перепадами давления, ураганными ветрами и ливнями. Я попытался припомнить момент перехода: менялись ли деревья? Да нет, вроде вон та ободранная берёза, как стояла, так и стоит. Только всё равно, здесь всё какое-то другое, чужое. Берёза вот ободранная, сразу видно - уже много лет стоит голая. Нет, погода была здесь не при чём. Это другой лес. Нет, почему же другой, если деревья те же? А откуда тогда этот холод, этот мелкий моросящий дождик, жёлтые листья на деревьях? Точно, это осень. Значит, мы перенеслись где-то в конец сентября. И нас уже два месяца ждут дома, ищут, беспокоятся! Хотя, с чего это я взял, что два месяца? А если несколько лет?
  Все эти мысли промелькнули в голове с быстротой молнии, между тем Слава только успел отвлечься от телефона:
  - Что случилось? Мы застряли?
  - Что застряли, это верно подмечено, - заметил я, газуя (машина только проваливалась в грязь), - а вот что случилось, не знаю...
  - Пойду, посмотрю, - и, не успел я ничего возразить, как Слава приоткрыл дверь и уже начал вылезать из машины. Я успел заметить через стекло заднего вида, что после того как его ноги коснулись земли, все действия Славы повторились в обратном порядке с удесятерённой скоростью.
  - Змея!!! - я обернулся и обнаружил на резиновом коврике для ног ещё трепыхающуюся, но уже мёртвую переднюю часть гадюки. Славу колотило мелкой дрожью. Немного одутловатое лицо сына стало неестественно бледного цвета.
  - Не успела? - быстро спросил я, - Не укусила?
  - Нет, всё нормально, - ответил сын, откидываясь на спинку сиденья.
  Славу спасло только то, что, выходя из автомобиля, он не снял руку с ручки двери, а когда отпрыгивал от набросившейся гадюки, с такой силой хлопнул дверью, что не только разрезал гадюку пополам, но и оторвал от двери пластиковую ручку. Если бы не этот прыжок, Славе пришлось бы туго: вряд ли кожаные сандалии могли защитить Славины ноги; я же никакой внятной помощи оказать бы не смог.
  Я перелез на заднее сиденье и, обняв сына одной рукой, другой брезгливо поднял половинку гадюки и выкинул её через приоткрытое окно наружу.
  После этого случая вылазку из автомобиля я предпринял в специальном снаряжении. Из багажника мы вытащили резиновые сапоги (приберегали для походов за грибами) и рабочую спецовку. В этом неказистом обмундировании я вылез из машины и аккуратно обошёл вокруг. Ничего - только грязь и мокрый лес вокруг. Вот только как-то не сочеталась ещё несколько пыльная машина с окружающей холодной влажностью. Ох, как не сочеталась...
  5
  Между тем за окнами быстро смеркалось. За стёклами раздавался противный писк комаров. Многие из них наскакивали на стёкла, пытаясь взять штурмом автомобиль. Некоторым удалось просочиться сквозь неплотно закрытые стекла. Но я ликвидировал этих крупных лесных комаров и закрыл пути их проникновения прежде, чем они смогли нам нанести урон. Хотя, в сущности, обстановка оставалась та же - салон автомобиля и лес вокруг, но чувствовалось здесь что-то чужое, то на что мы обращаем внимание только тогда, когда это "что-то" изменится до неузнаваемости.
  Очень неудачно застряли здесь, - подумал я,- Ну ничего, завтра утром всё должно проясниться. Неужели в наш век радиосвязи, навигаторов и прочих гаджетов действительно реально заблудиться в Подмосковье - самом окультуренном и цивилизованном уголке России. Но вскоре выяснилось, что на гаджеты я полагался зря. Никуда позвонить было нельзя по простой причине полного отсутствия сигнала. Навигатор на телефоне также не принимал сигнала спутников, и все наши жалкие попытки найти спутник заканчивались неудачей. Я в глубокой задумчивости нажимал на кнопку поиска радиостанций. В привычном диапазоне ультракоротких волн не было ни одной радиостанции: ни знакомых, ни незнаковых. В эфире слышались лишь шумы. Отчаявшись что-либо найти, я переключил приёмник на коротковолновый диапазон. Результат не замедлил себя ждать. Я услышал мелодичный женский голос, передающий новости на незнакомом, скорее всего, азиатском языке. Вскоре обнаружилось огромное количество радиостанций, но, к сожалению, ни на одной из них не нашлось русскоязычного диктора. Конечно, на этих частотах преобладают международные (в основном китайские) радиостанции, но многие из них вещают на русском.
  Ночевали прямо в автомобиле. Чтобы не замёрзнуть ночью, мне пришлось несколько раз запускать мотор и включать обогреватель. Всё-таки, ночью здесь было очень холодно, особенно по сравнению с душными московскими ночами, насквозь пропитанными смогом.
  Конечно, мы были отделены от враждебного мира всего лишь тоненьким слоем металла и стекла. Но даже эта непрочная оболочка вполне успешно защищала наши тела от бесчисленных стай кровососов, а наши умы - от страха неизвестности, создавая ощущение привычного домашнего уюта. Но незачем сгущать краски: мы не слышали никаких истошных криков и пронзительных воев, ночью никакая нечистая сила не брала машину штурмом. Вокруг стояла тишина, лишь слегка пронизываемая комариным писком, стуком капель дождя по крыше убежища и работой вентилятора обогревателя. Но даже в такой, казалось, спокойной обстановке, никто из нас не смог бы похвастаться, что проспал всю ночь напролёт.
  

Глава вторая. Загадки.

  1
  Первые лучи чистого утреннего солнца озарили просыпающуюся природу. На самом деле солнце взошло уже более часа назад, но только сейчас его свет пробился через окружение вековых деревьев и утренний туман. Но это был не удушливый подмосковный смог, а самый настоящий лесной туман.
  Теперь, среди сверкающей изумрудными переливами травы и порхающих в ней бабочек, наши ночные страхи казались смешными. Но автомобиль, наше единственное пристанище и убежище, ещё сильнее погрузившийся в жижу посередине полянки, напоминал мне о безвыходности, точнее, если можно так сказать, безвыездности нашего положения. Нечего было думать о том, чтобы вытащить его из трясины. Сюда вообще ни на каком транспорте нельзя подобраться, разве что на вертолёте. Кстати, как мы сами сюда попали? Этот вопрос мучил нас всю ночь, а проверить его было просто. Я быстро пошёл по следам колёс автомобиля и, пройдя сорок шагов, обнаружил... Правильнее будет сказать, что ничего не обнаружил, потому что у самого края поляны колеи возникали совершенно таинственным образом из ниоткуда. Подробно исследовав это место ещё раз, я пришёл к выводу... пока только к выводу о полной неопределённости нашего положения.
  Я ещё немного прошёлся по тому месту, где, по идее, должны были располагаться колеи от колёс автомобиля, и где нам должна была встретиться асфальтированная дорога. Окружающая местность вроде походила на ту, которую я видел вчера вечером, но в то же время разительно от неё отличалась. Старых деревьев не было. Точнее были, но мёртвые - только обгорелые и, одновременно сгнившие стволы. Молодых деревьев и кустарников было так мало, что между ними можно было шагать, словно по проспекту. А те деревца, которые ещё встречались, были какие-то скрюченные, пригнутые к земле. Единственным растением, процветавшим в этом хаосе, был мох. Но главное отличие было в полном отсутствии каких-либо следов человеческой деятельности. Дороги мне так и не удалось обнаружить просто потому, что её здесь никогда не было!
  Машину нашими силами не вытащить - пришлось идти пешком. В одежде, взятой для туристической поездки в жаркий летний день, влажное лесное утро казалось, а может быть, и было осенним. Понятно, что мы, взявшие из-за жары наилегчайшую одежду и даже напялившее на себя всё, что только нашли в багажнике, сильно мёрзли в это утро. Но вскоре оказалось, что наше беспокойство о холоде напрасно. С каждой минутой солнце грело всё сильнее, а мы двигались всё активнее. Зато встал другой насущный вопрос - проблема питания. Запасами, взятыми в путешествие, мы пообедали ещё в далёком Суздале, их остатки доели вечером, и утром нам пришлось отправиться в путь если не голодными, то точно проголодавшимися. Как я не объяснял Славе, что в такую ситуацию попадали все знаменитые путешественники, но тщетно: словами сыт не будешь. А мне пока было просто интересно. Тогда я смотрел на окружающий мир, как на кино, и думал: что же покажут дальше? Но не нужно было большого ума, чтобы заглянуть недалеко в будущее и испугаться за нас самих, если, конечно не удастся восполнить запасы провизии.
  Пешее путешествие по лесу - очень невесёлое занятие. Особенно если знаешь, что ты находишься непонятно где и непонятно когда. Версию про "непонятно когда" предложил Слава, а я пришёл от неё в ещё большее замешательство. Это детям хорошо - они ещё не закостенели в наших, взрослых предрассудках, и могут спокойно создавать в воображении самые чудесные миры. Но и моё воображение, благодаря недавно просмотренному "Парку Юрского периода", было не прочь подкинуть изображение высовывающегося из чащобы раптора. Но я это картинки с негодованием отшвыривал, прекрасно зная, что в таком лесу рапторы не водятся. Но принимая во внимание тот факт, что всё здесь казалось до животного ужаса чужим, можно было рассматривать вариант если не с раптором, то с подобной ему нечистью.
  Наш план был таков: идти на юг в дачный посёлок, а если ни посёлка, ни дома на месте не окажется - пойти на запад, в Москву, ну а если окажется, что мы не в Подмосковье - там видно будет. Но вряд ли стоило ожидать появления реликтовых животных - лес был самым русским: то есть холодным, безжизненным и совершенно не экзотичным. Самое интересное было то, что нашего посёлка не было. Мы долго ходили между деревьев, пытаясь вынырнуть на просеку или на знакомое место, но таковых просто не существовало.
  Что сразу бросалось в глаза - полное отсутствие следов человеческого присутствия. В обычном подмосковном лесу такое редко бывает - ни вырубок, ни мусора, ничего. А на месте посёлка, похоже, раскачивались сосны и простирались топи болот. Ещё одна удивительная вещь - сравнительное обилие непуганых животных. Хотя сначала эта местность показалась нам безжизненной, это Множество белок скакали по веткам, весело вереща над нами. Пару раз мы замечали зайцев, проскакивающих прямо под ногами.
  Лес, казалось, не имел конца. Толстые сухие стволы деревьев вставали на пути гигантским частоколом; многие упали, и через них приходилось перелезать. Заросли более молодых кустарников сковывали движения, цепляясь за одежду. В тех местах, где ни стволов, ни кустов не было, путь перегораживали стебли крапивы, достигавшие трёх метров высоту. Особенно досаждали комары. Это так кажется - маленький беззащитный комарик. Они давили нас числом. Попробуй успокоиться, когда вокруг тебя кружится живая туча, норовящая подлезть поближе и высосать твою кровь. Может быть комары тебе физически сильно не навредят, но психологический эффект гарантированно принесут. Первая же комариная атака принесла нам значительный урон - на Славиной щеке расплылось красное пятно. Похожие метки появились и на мне. Укусы этих комаров действительно болели, так что сразу становились понятны крики Славы, которыми он не только не отпугнул, но и как будто привлёк ещё целые комариные полчища. Борьба с комарами лишила нас тех моральных сил, которые ещё оставались после неожиданной смены обстановки. Мы шли по лесу удручённые, ничего не понимающие, даже разговаривать друг с другом перестали. Хотя прошло совсем немного времени, наша одежда и мы сами выглядели не лучшим образом. Да и очень быстро устаёшь идти по сплошной полосе препятствий, постоянно отвлекаясь на малейшие звуки.
  2
  Тем более, кстати, оказался домик почти "Бабы-Яги". Он показался неожиданно, будто вынырнув из чащобы. Это строение было очень похоже на один из экспонатов музея в Суздале, где мы были меньше суток назад. Только при одном условии: заставить этот экспонат простоять в дремучем лесу без ремонта лет сто. Но всё равно было заметно, что дом старательно поддерживается в состоянии "лишь бы не упал". Со всех сторон домик поддерживали доски, отчего он казался похожим на шалаш. Чувствовалось, что дом не заброшен, что он обитаем, и только это заставило радостно забиться наши сердца.
  На крыльце стояла, словно встречая нас, старуха. Она была облачена в пепельное подобие сарафана, а на её ногах были надеты самые настоящие... лапти. Лапти, как обувь в наше время уже давно перевелась, и было как-то странно наблюдать их на ногах человека, а не в музее.
  Старуха была в прямом смысле слова древняя. Славе вдруг вспомнилось, что он её уже где-то видел, а именно в своей книжке "Найди отличия". То есть сгорбленная, скособоченная, с лицом, покрытым сеткой морщин. Но в этом хрупком теле ещё таилась какая-то сила, да и взгляд у старушки был добрым, не в пример её подружкам из раскраски.
  - Дитятки, вы из лесных? - спросила старуха со скорбным выражением лица и тут же сама себе ответила, - Нет, не из лесных, слишком чистенькие. И по лесу ходить не умеете. За версту слышу: грохот, топот. Никак нездешние заявились.
  Я очень удивился этому "слишком чистенькие". После похода по непролазному лесу мы больше напоминали бродяг, причём очень грязных.
  - Простите, бабушка, из каких лесных? - вопросом ответил я.
  - Каких лесных! Здесь живут, а не знают, кто такие лесные! - возопила бабушка.
  - Но мы действительно ничего не знаем. Мы вообще здесь впервые, только вчера залетели.
  - Это как это вы залетели? - подозрительно спросила старуха, - Где приземлились?
  Тут меня решил выручить Слава:
  - Мы ехали из Суздаля в Москву. Вы не подскажите, как проехать в Москву?
  Последние три слова произвели на старуху ошеломляющее действие. Её взгляд сначала будто заметался по кронам деревьев, а потом внезапно юркнул внутрь, словно пытаясь разглядеть что-то в дальних уголках памяти.
  - Ах, вам надо в Москву? - эти слова старушка произнесла с таким выражением, как будто мы спросили её о пилотируемом полёте к Венере. Только было в этом глубоком удивлении то, что мы сначала не заметили, а именно чувство воспоминания чего-то прекрасного, светлого и давно потерянного.
  - Вы можете подсказать, как отсюда можно проехать в Москву? - повторил я, раздражаясь. Этому немало способствовали комары, воспользовавшиеся нашей передышкой для очередного пира.
  - Нет, сейчас не подскажу. А всё потому, что у меня развито чувство ответственности. Куда я вас таких отпущу: усталых, голодных, да ещё на ночь глядя. Я ведь не людоед, а вот если к людоедам попадёте - не поздоровится вам. Таких жирненьких, таких сладеньких запросто сожрут и не подавятся.
  - А вы нас не съедите? - пошутил я.
  - Этого ещё не хватало? - возмутилась старуха, - зачем съедать? Гораздо лучше покормить, попоить и спать уложить - и для вас, и для меня. Ведь я - уже давно вега...вегатер....
  - Вегетарианка?
  - Да, точно! Вегатария.... После таких ужасов, какие здесь были, во мне выработалась полное неприятие мяса, в том числе и человеческого. Да что же вы стоите? Проходите скорее в дом. Чайку сделаю... - захлопотала хозяйка.
  Видно, что в этой глуши у нашей хозяйки было очень мало слушателей и поэтому плотина, сдерживающая поток её красноречия, прорвалась прямо на нас. Она вещала:
  - Я ведь ещё знала блаженные времена до Взрыва. В детстве даже в Москве была, на сельскохозяйственной выставке. Там даже хотели делать подземные трамваи, но так и не приступили. Многие тогда каялись, что не построили, может тогда спаслись бы. Хотя нет, упаси бог жить в подземных тоннелях, словно кроты. Уж лучше сразу - фук, и всё. Вы понимаете, от многих людей осталась просто тень - и ничего. Ничего... Вы конечно не помните правление ни Николая Второго, ни верховного правителя? Ну а я, хоть и не помню Николая Второго, при нём родилась. А что его Кровавым называли, враньё всё это, ведь то, что потом настало, обернулось такой кровью... Кого там кто только не расстреливал: сначала большевики - царя, а потом наш пресветлый верховный правитель - большевиков... А уж пресветлого верховного правителя хорошо помню. Эх, хорошо тогда было... - глаза старухи подёрнулись печальной пеленой, - никто тогда меня тронуть не смел...
  - Какой такой верховный правитель?
  - Ну, какой-какой, Великий Колчак, конечно же. Как завладел "Трубами Иерихона", так пошёл власть и закон устанавливать...
  - Колчак? А как же Ленин, Сталин?
  - Какой Сталин? А Ленин.... Да он же был немецким шпионом! Как может быть правителем человек, поправший честь, предавший свою родину?! Правильно делали, когда хотели его расстрелять!
  - Расстрелять?! - ахнул я, честно говоря, опешивший от такого мнения о Ленине.
  - Ну как же? - хлопнула себя по тёмным коленям старуха, - Как можно не помнить акт пресветлого Александра Васильевича об искоренении большевистской угрозы? Только не успели Ленина расстрелять. Он хитрый оказался, успел куда-то убежать.
  Над столом повисла неловкая пауза. Я подумал: "Это она нам всё про адмирала Колчака рассказывает. Значит, или старуха немного... ну, в общем, слишком долго сидела одна в лесу, или..." Это "или" страшило сильнее всего. После недавно просмотренного фильма "Адмиралъ" о Колчаке сложилось только хорошее впечатление. Там он очень трогательно и красиво проигрывал. А если бы он выиграл? Тогда что, получается совсем не так хорошо? Неужели мы оказались в мире победившего Колчака? Да, не таким я его себе представлял, совсем не таким... Ну ладно, мало ли что она могла вообразить... Скорее всего, мы просто так заблудились. Поскорее бы надо выйти к нормальным людям...
  3
  А старуха продолжала что-то говорить о Колчаке, называя его при этом "пресветлым". Это слово звучало в её устах, будто молитва. Чувствовалось, что старуха верит вКолчака, так же, как мои предки верили в Сталина. Но сейчас она разочаровалась во всём и желает лишь спокойно умереть в своей глуши. Стоп, в какой глуши? В нескольких километрах от Москвы - глушь?
  - Извините, здесь рядом есть посёлок?
  - Посёлок? Много посёлков, только не есть, а были. Все вымерли. Уже давно вымерли... Да что там посёлки, деревни, ерунда всё это. Вот вы думаете, что я всегда в этом сарае жила? Нет, признайтесь честно, действительно так подумали? Нет, вот где я жила до Взрыва! - эти слова старуха произнесла с невероятной гордостью.
  Старуха с силой отдёрнула ветхую штору и ткнула пальцем в немытое стекло. Я проследил за направлением пальца и определил, что она показывает куда-то в заросли кустарника. И что это значит? Я внимательно разглядывал чащобу за кустарником, но никакого дома не видел. И тут с моих глаз будто сдёрнули туманную пелену - так бывает, когда мозг находит знакомые ассоциации. За кустами и деревьями возвышались остатки двухэтажного особняка. Много десятилетий там никто не жил, поэтому от особняка остался только заросший молодыми берёзками и сосенками остов. Теперь оттуда доносился лишь нестройный хор лягушек. Люди там не жили, похоже, после того, как в здании случился пожар. Теперь особняк наравне со старухой вспоминал о былом величии, глядя на нас чёрными провалами окон первого этажа. Когда старуха поняла, что мы заметили её бывший дом, она триумфально посмотрела на нас:
  - Ну как, убедились? Были дни, были...
  - Что с ним случилось?
  - Мародёры разграбили, - с презрением сказала старуха, - самое противное, много среди них моих крестьян было. Казалось, кормила, заботилась, а они!.. Неблагодарные неблагородные! Никого из наших больше нет, чтобы меня утешить. Никого...
  - Вы здесь что, совсем в одиночестве живёте? - удивился Слава, - совсем как раскольники в Сибири?
  - Да нет, почему одна? - удивилась старуха - Навещают меня иногда эти, как его, шпионы. Всё разведывают, допытываются чего-то. Иногда еду привозят эти... отряды гуманитарной помощи. Помнят обо мне ещё где-то...
  - Гуманитарная помощь? Например, какая?
  - Сплошь бесовская пища! - пожаловалась бабушка, и тут же гордо заявила, - Я её не употребляю. Сама продукты выращиваю. А консервы в сарае лежат, пылятся. Вы, я вижу, налегке - берите всё, что хотите: пригодится. Я - то вижу, что вы будете их есть.
  Пройдя в сарай, мы обнаружили в нём целые горы пакетов, полных ценностями цивилизации. Большую часть помощи составляли пакеты с пищей и консервы: маленькие, но тяжёлые. Но были и другие весьма интересные вещи: палатки, различные туристические инструменты и даже набор медицинской помощи. Вскоре стало ясно, что в гуманитарной помощи совершенно отсутствуют вещи, сделанные в России. Практически все консервы были сделаны в городах Германии и Франции. Почему в городах? Этого я тогда не понял, но на всех этикетках был указан город, но не было названия страны.
  Пока мы разговаривали и подкреплялись плодами кулинарного творчества хозяйки, наступил вечер. Как я понял, она действительно чем-то напоминала Бабу-Ягу не только своей внешностью, но и обязанностями: старуха занималась связью между мирами: миром таинственных "лесных" и не менее таинственным миром тех, что безуспешно пытались кормить нашу кормилицу и вполне успешно использовали её в качестве информатора.
  Старуха, решившая приютить нас, ночевать в доме не разрешила. Этот запрет был объяснён отсутствием спальных мест, хотя, я думаю, она до такой степени привыкла жить и спать в одиночестве, что не представляла себе другого варианта. Вместо этого она дала мне очень даже приличную палатку, имеющую обогреватель с кондиционером, так что мы в обиде не остались. Палатку мы разложили на полянке перед домом - на фоне окружавшего нас пейзажа она выглядела урбанистически.
  4
  Проснувшись утром, я увидел белый потолок. Сначала подумалось, что отпуск уже закончился, а начался понедельник и надо ехать в центр Москвы на работу. Потом меня вдруг осенило: я же так и не доехал до дачи, застряв по дороге из Суздаля. Тут вспомнились все вчерашние похождения и были моментально приняты за сон рациональным сознанием. Но мой взгляд уже обводил палатку и нагло ломал построенную мозгом теорию. Слава тоже просыпался и уже спросонок начал говорить:
  - Пап, пошли домой, поехали быстрее.
  Я выглянул из палатки и обнаружил нашу хозяйку, пропалывающую что-то в своём маленьком огороде. Осторожно подойдя к ней, я обнаружил, что пропалывает она могилу: на краю леса стояло несколько крестов.
  - Простите, кто здесь похоронен?
  Старушка резко обернулась; было видно, что я её сильно испугал.
  - Ах, вы всё ещё не ушли.... А кто здесь лежит, один бог знает. Когда хоронили, не считали, - тут она резко повысила голос, - да вы хоть знаете, сколько тысяч лежит только здесь, на этом пятачке. Да не знаете вы ничего, американцы...
  - Мы не американцы, мы - русские. Мы просто хотим попасть в Москву... - обиженно обронил Слава, подошедший незаметно.
  - Так вам в Москву надо попасть? А я ведь вам скажу, как попасть в Москву. И вы в Москву попадёте и упадёте. Сначала не поверите, ну и правильно, я тоже сначала не верила. А потом поверила и смирилась. Видать, такова была воля Господня. А в Москву отсюда лучше всего идти по железке, до неё всего два часа ходьбы.
  Так что же случилось с Москвой? - наперебой спрашивали мы, но получали один и тот же ответ: "Идите и узнаете".
  Ура! Дорога! - закричал Слава, выскакиваю на остатки насыпи. Именно остатки, потому что от железнодорожного полотна осталась узенькая тропа, местами прерываемая кустами и деревьями. Но даже этот неказистый путь после почти двухдневного путешествия по лесу казался широкой магистралью. До этого мы полдня пробирались по завалам в чужом, холодном и бескрайнем лесу. Наша и без того лёгкая и изодранная одежда ещё сильнее облегчилась и изодралась в результате постоянных соприкосновений с ветками деревьев, высовывающихся порой в самых неожиданных местах. Но даже по дороге идти было тяжело от накопившейся за день усталости и огромного походного рюкзака с палаткой и "бесовскими" продуктами. Слава тащил сумку с нашими собственными вещами, в основном совершенно бесполезными, как например разряженная видеокамера и суздальские сувениры: магнитик и глиняную плошку, которую он собственноручно изготовил на гончарном круге. Я чувствовал, что все эти вещи уже не нужны, но они создавали иллюзию обычной прогулки.
  К вечеру по обеим сторонам дороги стал появляться бурелом. Бурелом был какой-то слишком однородный: все деревья были направлены в одну, противоположную от Москвы сторону. За весь путь встретилось лишь одно дерево, перегораживающее дорогу. Это была старая рябина, распадающаяся в труху прямо под ногами. Однородности обстановки немало способствовала глубокая древность всех стволов: они представляли собой одну гниль, в которой изредка копошились какие-то жучки. Создавалось впечатление, что они двигались по сложившемуся лесу, решившему в один день стать полем. Сколько не оглядывайся по сторонам - вокруг виднелись только остатки от стволов, от которых исходил гнилостный запах. Вспомнилось, что в старой доброй книге Казанцева также описывалась Сибирская тайга после взрыва Тунгусского феномена.
  В нормальном лесу они должны были давно перегнить, тем самым освободив место для новой жизни. Но большинство растений и животных погибли одновременно, а немногие оставшиеся не смогли пробить корку из мёртвых деревьев. Этот сложившийся лес представлял собой, наверное, самую обширную могилу в мире: то тут, то там среди деревьев белели кости. Ладно, хоть кости животных, но иногда среди древесных стволов виднелись и человеческие черепа. Над всей этой страшной картиной поднимались удушливые пары. Наверное, по-книжному их можно было бы назвать чем-то похожим на "пары смерти" или "пары прошлой жизни". Но в реальной жизни приходилось, тяжело дыша, продираться между ползающих по земле ядовитых облачков. К счастью, наш путь пролегал по железнодорожной насыпи, которая возвышалась над низинами с газами, словно мост. Лишь изредка они поднимались выше и тогда мы шли медленно, в напряжении ожидая неведомой опасности.
  5
  Остановились мы у небольшой медленной речки, которых много в окрестностях Москвы. Собрали палатку, так заботливо предоставленную нам бабушкой Агафьей, и сели за бедный, но интересный ужин. В походном рюкзаке мы обнаружили консервные банки со странным названием "Гуманитарная помощь странам Востока". Странным было не только название, но и конструкция банок: от обычных консервных банок они отличались малым размером, что не скажешь о весе, толстыми стенками и непонятным способом открытия. Благополучно перетупив свой перочинный нож, я сдался перед банкой с надписью: "Куриная лапша. Сделано в Европе. Лионский комбинат химического питания. Четыре порции" Как четыре порции умещались в этой малютке, я догадаться не мог. Озверев от голода, я набросился на банку с ножом по-серьёзному. Победителем из этой схватки вышла банка, проигравшими оказались я и сломанный нож.
  - Может рыбы наловить? - смеясь, предложил Слава, наблюдавший за моими мытарствами.
  - Чем? Разве что этим снарядом? - с усталостью в голосе возразил я,вглядываясь в подозрительно грязную речонку, и с силой швырнул банку "Гуманитарную помощь" в воду. Сначала всё шло, как полагается: ударившаяся о поверхность воды банка, взметнув в воздух фонтан брызг, ушла под воду. Но через несколько секунд на месте её падения образовался небольшой водоворот, а потом показалась сама банка, изменившаяся до неузнаваемости. Вместо маленького цилиндра по реке плыла, покачиваясь, грандиозная кастрюля. Из её недр, словно из вулкана, валил густой пар. До нашего обоняния донёсся чудеснейший запах. Тут меня осенило: само-готовящиеся и само-разогревающиеся продукты! Чем не скатерть-самобранка! Хотя нет, не скатерть. Скатерть ты сложишь и положишь в карман, а оставшиеся тяжёлые, будто свинцовые, цилиндры мне ещё завтра весь день тащить.
  Папа, догоняй суп! - кричал Слава, прыгая на берегу и стремясь к воде. Он уже почти достиг её, когда я скомандовал: "Стоять! Ты в реку не сунешься" - и про себя подумал, что уж лучше сожалеть об утраченном шансе и радоваться приобретённому опыту, чем подхватить в здешних водах чего-нибудь опасное: начиная от простуды и заканчивая различными мутантами. Тем временем куриная лапша, сделанная в далёком цивилизованном Лионе, в лучах заходящего солнца исчезала за поворотом реки.
  Наученные горьким опытом, мы занялись приготовлением следующей куриной лапши. Я с банкой в левой руке, придерживаясь правой рукой за бурьян, спустился к самой воде. Опустив банку в воду, я ощутил, как банка вбирает из реки воду, при этом раздуваясь, как металлический воздушный шарик. В высоте банка осталась неизменной, но её диаметр увеличился, по крайней мере, впятеро. Кроме этого, банка значительно нагрелась, так, что её стало сложно держать в руках. Это понятно - вода из речки должна быть прокипячённой. Дальше всё было просто: тонкая металлическая плёнка - крышка банки легко отслоилась, предоставив нашему взору, запаху и вкусу обозревать, обонять и ощущать весь превосходный вкус куриной лапши. После удавшегося вскрытия перед нами вплотную встала новая проблема: откуда взять ложки. Но она отпала, когда обнаружилось, что ложки с вилками были приклеены к внутренней поверхности крышки. Содержимое банки настольно пришлось мне по вкусу, что, поедая его, я вначале забыл обо всём. Но когда вспомнил, стало снова горько от собственного незнания. Да что же это такое: второй день идём по Подмосковью и наткнулись, скорее всего, случайно, на одного человека. Всего лишь на одного человека!
  - Интересно, мы попали в будущее? - поднял я вопрос, внимательно наблюдая за реакцией Славы.
  - Не хотел бы я жить в таком будущем. Я всегда его боялся, - заявил Слава, пытаясь накрутить лапшу на остриё пластиковой вилки.
  - Как бы там ни было, но нам придётся жить здесь, ничего не поделаешь...
  - А я всё-таки думаю, что это не будущее. Просто будущее не может быть таким... таким... ужасным.
  - Да почему не может? Всякое бывает. Хотя бы у Джека Лондона в "Алой чуме" от нового вируса погибают практически все люди, а оставшимся ничего не остаётся, как выживать на уровне каменного века. Только я с тобой согласен: это не будущее нашего мира. Это что-то другое. Хотя бы потому, что путешествия во времени ещё никто не совершал.
  - Всё когда-нибудь случается в первый раз, - блеснул афоризмом Слава, - и я, кажется, догадываюсь, что способствовало нашему попаданию сюда.
  - Ну, ну, давай.
  - Помнишь поиски Шушмора?
  - Угу, как же не помнить! - поиски затерянного в лесах и болотах Подмосковья урочища под нерусским названием Шушморугробили в этом июне два воскресенья и кучу сил. А всё потому, что поиски таинственного Шушмора были своеобразной идеей-фикс моего сына. Дескать, стоит в глухомани каменное полушарие, построенное древними идолопоклонниками и излучающее какую-то неведомую энергию. В общем, очередная "сенсация" для привлечения туристов и разведения таинственности.
  - Ну так вот, - продолжал Слава, сто лет назад люди, оказавшиеся в этом районе, бесследно пропадали...
  - То есть ты хочешь сказать, что мы тоже своего рода пропавшие, так?
  - Ну да! Мы наконец-то нашли Шушмор!
  - Не а. Не мы нашли, а он нас нашёл, если это так.
  - Пожалуй, да...
  - Ну что ж, принимаем это предположение за рабочую гипотезу, за неимением ничего лучшего.
  Порции на четырёх человек как раз хватило на двух изголодавшихся путешественников. После приключений с едой и выработки рабочей гипотезы уже ничего не мешало всем улечься и заснуть беспробудным сном. Но я до поздней ночи пытался хоть как-то осмыслить события последних дней и найти ключ к вопросу, куда и когда мы попали, ведь спросить год у старухи я или забыл или постеснялся.
  

Глава третья. Звёздный

  1
  На следующий день всё было как вчера: те же бесконечные ряды вытянутых на земле поваленных деревьев. Только стало ещё пустынней, всё меньше рощиц и кустарника попадалось по сторонам. Зато стало больше развалин: сгоревших, почерневших от дыма и времени остатков зданий. Их было много - домов, навсегда брошенных своими обитателями. Они пялились на нас чёрными провалами окон; на крышах многих домов росли берёзы. В одном из зданий я узнал железнодорожный вокзал. Над тёмными провалами окон ещё висело название станции - "Люберцы".
  Когда мы шли среди леса, пусть даже поваленного, царящая вокруг тишина и пустота, хотя и чувствовались, всё равно были достаточно привычны. Но здесь, среди безжизненных развалин, давили весьма ощутимо. Сразу вспоминались романы о жизни после апокалипсиса. Со всей сопутствующей атрибутикой: остатками тел, ржавыми автомобилями, мародёрами и т. д. Ничего подобного здесь не наблюдалось: взрыв прогремел так давно, что время успело уничтожить и тела, и машины. Впрочем, машин здесь, похоже, и не было.
  Отойдя немного от дороги, мы обнаружили торговую площадь, по краям которой на остатках магазинчиков висели несколько объявлений. Проржавленных, выщербленных, но всё ещё читаемых. При внимательном чтении взгляд кололо необычное написание слов: особенно выделялся своей вычурностью знак "ер" в конце слова. Например: "Бензинъ и керосинъ. 1 литр - 8 копеек" Ниже этой вывески уже от руки еле различимо было накарябано: "Граждане, читайте вместо "копеек" "рубли"".
  - Когда это было - бензин продавали за сущие копейки? - воскликнул Слава, - и почему буквы какие-то... дореволюционные.
  - А вот это мы сейчас и узнаем, - храбро сказал я и вошёл в здание вокзала. Вспомнилось, что в зале ожидания должен быть календарь. Внутри оно сохранилось лучше, чем снаружи: на стенах ещё виднелись остатки синей краски. На разбросанный по полу мусор через обрушившуюся крышу хлестал солнечный свет. Но в солнечных лучах не было даже пыли - она поднялась уже от наших шагов. Кстати, откуда здесь стало так много пыли? Я посмотрел под ноги и замер. Это же кости! Не отдельные скелеты, а кости вперемешку. Вы не поверите, но ужас, охвативший нас, очень быстро прошёл. Вот если бы мы заметили отдельные мёртвые тела, как-то ещё ассоциирующиеся с живыми людьми, то это было бы крайне неприятно. А так... Да, мы ощущали себя будто на кладбище, но здесь уже ничего не напоминало о людях, умерших когда-то здесь.
  Предчувствие меня не обмануло: на стене висели изрядно проржавевшие, но ещё целые стрелочные часы и механический календарь. Стрелки часов остановились на шести с небольшим. На календаре можно выло различить дату: Воскресенье. 25 января. 1942 год.
  Ко мне подошёл сын.
  - Папа, это фашисты? - тихим голосом спросил Слава. И добавил утвердительно, - Здесь они дошли до Москвы.
  Я ничего не ответил. А про себя думал: "Как же так, за много лет до моего рождения, в ту пору, когда моему отцу было всего семь лет, над Москвой прогремел, скорее всего, ядерный взрыв. Стоп, что за каша в голове, я ведь отлично помню, что тогда атомной бомбы не было, её изобрели и применили только в сорок пятом году против Японии. Но кто мог применить эту бомбы против России? Значит мы в каком-то совершенно чужом, непонятном для нас мире".
  Так мы и стояли, страшно зачарованные облупившейся датой на старом календаре, создателей которого уже давно не было в живых.
  2
  Но вскоре я понял, что необходимо выяснить до конца, что же всё-таки произошло с Москвой. Хотя бы с тем местом Москвы, которое являлось нашей малой родиной. В тоже время я всё больше укреплялся в мысли, что нашей родины в этом мире просто не было. Скорее всего, вместо девятиэтажек здесь простирались луга, росла роща, или что-то, о чём мы можем только догадываться. О последнем варианте я старался не думать, несмотря на то, что он был наиболее вероятен.
  Прошло ещё несколько часов быстрого шага по насыпи среди развалин и запустения, а главное - безмолвия. Останавливаться не хотелось, несмотря на то, что Слава, да и я, признаться, сильно устали. Уж что поделаешь, не привыкли мы к подобным походам. Остаётся только благодарить единственного жителя Подмосковья, встретившегося нам по пути и указавшего удобный путь по насыпи. Иначе мы до сих пор плутали бы в здешних глухих подмосковных чащобах, не ведая выхода, усталые и голодные. А так мы идём, уверенные в себе, к центру Москвы, желая выяснить причину подобной разрухи. Голову кольнула неприятная мысль: а что, если старуха, встретившаяся нам, последний человек не только Подмосковья, но и всего мира! До сих пор мы не встречали никаких следов человеческого присутствия. Да не может такого быть! Старуха говорила нам о каких-то шпионах, а если есть шпионы (хотя за кем тут шпионить), должны быть другие люди.
  Успокоенный этими мыслями, я увидел, что немногочисленные развалины по краям дороги редеют, а земля вокруг становится похожей на лунный пейзаж. Складывалось впечатление, что какие-то великаны играли здесь в куличики. Гигантские конусовидные холмы, насыпи, прорезанные в почве траншеи. Да, нелегко пришлось матери-земле в этом районе, вишь, как изуродовали. Вскоре кончилась и насыпь. Она упёрлась в один из насыпных холмов. Он превосходил по масштабу предыдущие холмы и простирался во все стороны, насколько хватало глаз, плавно переходя в другие холмы. Ну что ж, ничего не поделаешь, вот сейчас влезем на господствующую высоту и увидим всю Москву. Какой бы она ни была.
  Вдвоём мы полезли на склон. Шли быстро, благо подниматься по пологому склону было легко. Склон представлял собой глинистую поверхность, местами заросшую пучками травы и кустов. Из-под земли то тут, то там высовывались остатки предметов быта. То покажется в глине круглая металлическая дверная ручка со львом, то мелькнёт среди травы пластмассовая детская игрушка. Хотя чаще всего под ноги попадались белые и разноцветные фарфоровые осколки и проржавевшие гвозди. Чем ближе подходили мы к вершине холма, тем чаще становились такие находки. В конце - концов, через полчаса ходьбы мы выбрались на саму вершину, где дул влажный ветер, приносящий запахи воды.
  Отсюда открывался потрясающий, не побоюсь сказать сногсшибательный, вид. Первое, что бросалось в глаза: прямо на западе, в сотне метров под нами величественно плескалось море, нет, правильнее - водохранилище, но водохранилище огромное - противоположный берег едва угадывался вдали. На его ровной поверхности не было никаких признаков жизни. Действительно, воду водохранилища не волновали ветра, но большая часть его поверхности была неоднородной: вода стояла вперемежку с одинокими стенами домов, печными трубами. Некоторые развалины залило полностью, и они смутно угадывались в виде рифов. Прямо напротив нас из хитросплетения улиц вставали стены и башни Кремля, обвалившиеся и затопленные, но всё равно возвышающиеся над вводной гладью. У противоположного края водохранилища в дымке смутно угадывалось наличие крупного острова, непохожего на остальные. Даже отсюда были видны его кручи, сверкающие на Солнце, словно неведомо как заплывший в здешние края айсберг. В общем и целом водохранилище напоминало гигантское болото, состоящее из мешанины маленьких островков, разбросанных по нему в искусственном порядке. На север и юг от нашего холма уходила, теряясь в перспективе и где-то далеко-далеко замыкаясь в кратер, цепочка холмов. На востоке ландшафт был разнообразнее: у подножия холма можно было разглядеть отдельные точки руин, а ещё дальше, откуда мы пришли, среди буроватого цвета поваленных лесов и скрюченных кустарников выделить тёмные пятна развалин и пепелищ, оставшихся от Люберц и других городов Подмосковья.
  Мы поняли всё: и таинственные намёки старухи, и невероятное запустение этого края. Неужели в этом мире планам Гитлера суждено было сбыться?
  - Это Москва? - глухо всхлипнул Слава и уткнул голову мне в плечо.
  - Это другая Москва. Не наша, - выдохнул я, непонятно самому себе, вопросительно или утвердительно.
  - Но это всё равно Москва, не важно, наша или другая! - продолжал плакать Слава, - они же погибли! Все! Все!
  - Подожди, - сказал я - мы все выросли в нашей, целой Москве. Только неделю назад мы видели проходящих людей, проезжающие машины. А если смотреть на эти развалины, то легко заметить, что им по крайней мере полвека, а скорее всего, лет шестьдесят.
  Я сам пытался и не мог сопоставить ту привычную Москву, которую видел из окна квартиры, с тем ужасным и, одновременно, величественным видом, который мы сейчас наблюдали.
  3
  - Смотри, там дом! - закричал Слава, показывая пальцем вниз, под обрыв. Действительно, у самого берега стоял дом, сверкая на солнце блестящей крышей. Сверху он напоминал жемчужину. Мы подошли к самому краю обрыва - от нас к дому спускалась, прицепившись к стенке обрыва, лёгкая решетчатая лестница.
  - Папа, давай спустимся, - твердил Слава, дёргая меня за рукав. Мне самому было любопытно, кто это решил обосноваться в кратере много лет как мёртвого города.
  - Пошли, только аккуратно: никаких проявлений враждебности - скомандовал я и первым шагнул на лестницу. Ощупывая пальцем приятный шероховатый металл, я двинулся вниз. Со стороны лестница казалась более чем хрупкой: решётчатые ступеньки, лежащие на каркасе из алюминиевых трубок, перильца, состоящие из тех же трубок. Каркас, в свою очередь, входил в осыпающеюся стенку обрыва. Присмотревшись, я заметил, что участок стены вокруг вонзающихся в неё трубок были словно оплавлены. На деле лестница оказалась необыкновенно прочна: наш вес она выдерживала легко, не прогибаясь и не скрипя. Самое удивительное, что эта многометровая лестница была целиком сделана из алюминия, что должно быть гораздо дороже аналогичной лестницы из железа. Внутри у меня, извиняюсь за выражение, "всё пело и плясало". У Славы, похоже, тоже. Ещё бы, наконец-то проявление современной цивилизации, первая целая и такая живая постройка в этом мёртвом мире.
  По лестнице мы вышли прямо к дому. Этот дом был достоин отдельного описания. Больше всего он напоминал гигантский, метров тридцать в поперечнике и шесть в высоту, пузырь. Только этот пузырь не стоял, а будто рос из песка: у земли по окружности купола тянулся фундамент из сплавленного песка; остальная часть стен была почти прозрачная. "Почти", потому что стены изнутри были словно покрыты разводами: вверху они напоминали гигантские стёкла, а ниже стены постепенно теряли прозрачность, становясь зеркальными - в них мы видели свои отражения. Прозрачность стен постоянно менялась, и из-за этого создавалось впечатление, что внутри шевелится какое-то чудовище. Потрогав гладкую блестящую поверхность и постучав по ней, я пришёл к выводу, что это просто толстый пластик. Но в одном месте, со стороны водохранилища, в ровном пластике был небольшой проём, весьма напоминающий дверной. Только не было там двери. Там была гладкая поверхность интенсивно чёрного цвета, более тёмного, чем цвет ночного неба. Дотронувшись до этой пленки, я ощутил упругую поверхность, которая при возрастающем давлении становилась очень жёсткой.
  Обойдя вокруг странного здания и так и не найдя нормального входа, мы уже было собрались выбираться из московского кратера. Со стороны водохранилища послышался шум. Точь-в-точь, как будто рядом с берегом в воде бултыхалась большущая рыба. Я осторожно выглянул из-за купола. То, что стояло в воде, было также похоже на рыбу, как странная постройка на мыльный пузырь. Стремительный, лёгкий, хрустально-чистый корпус блестел на солнце всеми цветами радуги. Чувствовалось, что этот подвижный аппарат не хуже дельфина приспособлен для путешествий под водой.
  Всё это я замечал уже мельком: всё наше внимание привлёк человек, стоявший по колено в воде около аппарата. Он казался голым, и, если бы не лёгкие плавки под цвет металлик, был бы им. У человека были чёрные, как смоль, волосы и такое правильное пропорциональное тело, даже слишком правильное. Выражение лица у него было странное, такого в Москве не увидишь: открытое, насмешливое, дурашливое, но в тоже время в нём был какой-то оттенок превосходства, как у человека, привыкшего повелевать. У нас, наверное, были очень недоумевающие лица, а наш новый знакомый осматривал нас очень легко, и, чувствовалось, что с радостью.
  - Здравствуйте, гости, - торжественно произнёс этот человек, - добро пожаловать в моё скромное жилище отшельника. Я - Игорь, пожалуй, единственный Звёздный в этом глухом месте.
  Я посмотрел на купол строения новым взглядом: ничего себе "скромное жилище".
  - Проходите, что же вы стоите? - удивлённо повторил он.
  - Извините, но как туда можно войти? - не менее удивлённо спросил я.
  - Просто идите, и всё. Дом сам поймёт, хотите ли вы войти в него, - эти слова прозвучали тоном, которым обычно объясняют азбучные истины детям.
  Видя нашу нерешительность, молодой человек решил показать пример: он улыбнулся нам и шагнул прямиком в чёрную "дверь". Я представил, как пальцы его правой ноги сталкиваются с упругой поверхностью, но ничего подобного не произошло: не успел палец человека её коснуться, как стена колыхнулась и словно разорвалась, расползлась по краям проёма, освобождая проход. Через миг поверхность сомкнулась за спиной нашего нового знакомого. Больше всего это походило на прохождение через водопад, но здесь это выглядело настолько чудесным, что больше напоминало прохождение через стены Хоттабыча и героев фильма "Чародеи". Действительно: был человек, да стал невидим за глянцевой чёрной стеной. Мы переглянулись: ничего себе технологии!
  -Надо только захотеть пройти - смело сказал я и попросил Славу взять меня за руку. Только подумалось: "Странно, что раньше пройти не получалось. Может быть, мы просто не хотели?" Подойдя такой цепочкой к стене, я попытался надавить на стену. Нет, то же самое: с первого взгляда упругая, но в тоже время кристаллической прочности поверхность. Мысленно я очень захотел пройти и, что есть силы, надавил на "дверь". Ничего не случилось, только почувствовал себя полным идиотом.
  4
  Изнутри донёсся голос хозяина дома:
  - Ну, давайте, входите, наконец! Или доблестные путешественники решили заночевать на улице?
  - Мы не можем! - сказали мы со Славой одновременно (Слава тоже неудачно пробовал войти)
  - Странно! У вас что, тоже паспорт не может синхронизироваться?
  Я не успел ничего ответить на этот непонятный вопрос, как Игорь снова появился в проёме:
  - Вот так. Я буду стоять здесь, а вы проходите, - с этими словами Игорь распластался в проёме, не давая плёнке сжаться.
  Безо всяких инцидентов мы проникли в дом и оказались в достаточно небольшой, по сравнению с объёмом всего дома, камере. Стены были не гладкие, как снаружи, а шероховатые, как матовое стекло.
  - Это прихожая, проходите дальше.
  Я посмотрел вперед - через три метра вновь стоял чёрный до синевы проём. Нерешительно остановился.
  - Не бойтесь, внутри дома обращение к паспорту не требуется, а что при входной двери было - это, извините, необходимая мера безопасности. Такова уж автоматика, - виновато развёл плечами Игорь.
  Мы со Славой неуверенно подошли к двери из шлюза. Но моя вторая попытка пролезть через плёнку в проёме закончилась таким же крахом, как и предыдущая.
  - Странно... Что-то в вас не так, - задумчиво произнёс Игорь.
  Я согласно кивнул, признавая, что действительно с нами всё было не так. Тут над дверью появилась надпись: "Попытка проникновения вредоносных микроорганизмов".
  - Микроорганизмов? Что за...?
  - А ведь всё правильно, - вздохнул Игорь, оглядывая нас, - посмотрите на себя, на вашу страшную одежду, содержащую миллионы микробов.
  Мы послушно посмотрели на себя; действительно, наша одежда была совсем не в лучшем виде.
  - Что же вы не раздеваетесь? - спросил Игорь, - эта грязная жёсткая одежда вредит вашим телам.
  - Куда же больше? Мы и так легко одеты. Притом приличия требуют... - попытался возразить я, хотя знал, что суюсь в чужой монастырь со своим уставом.
  - Понятно. Вы стесняетесь меня, совсем, как в средние века, - снова вздохнул Игорь, - хорошо, пусть будет по-вашему.
  Игорь тихонько выскользнул из тамбура внутрь дома, оставив нас наедине с самими собой.
  - Не беспокойтесь, Игорь вас видеть не может, - раздался из динамика сверху механический голос, - положите вашу старую одежду в нанофабрику.
  Сбросив с себя одежду, мы сунули её в так называемую нанофабрику. По своему внешнему виду устройство напоминало обычную кухонную раковину, только с дырчатой поверхностью. Между дырок росли крошечные усики. Из любопытства я заглянул в "раковину". Наша одежда медленно таяла, распадалась, просачивалась сквозь дырки. Усики деловито сновали, помогая разрушать вещи, по ним же микроскопические кусочки ткани скатывались в дырки.
  - Для обеспечения микробиологической безопасности утилизируйте все вещи, пожалуйста, - пропел голос с потолка.
  - Но у нас в сумке... - начал я, но голос успокоил:
  - Все ваши вещи будут заново восстановлены в том же виде.
  - Ну что ж, если вы так можете, то значит мы всё-таки в будущем, - пробормотал я.
  - Что? - ответил механический голос.
  - Ничего, - отмахнулся я.
  Когда наша сумка с видеокамерой повторила пример одежды, сгинув в утилизаторе, голос с потолка спросил:
  - Можно вас попросить принять водные процедуры?
  Я оглядел своё тело, за всё время пребывания в этом мире не ведавшее воды, и дал добро на принятие ванны. Тут же из всех стен забили тонкие, но напористые струйки воды, приведшие в весёлое неистовство Славу. Эти струйки постоянно меняли своё местоположение, то расширялись, окатывая нас фонтанами воды, то плясали вокруг, старательно очищая всё тело, но умудряясь при этом не попадать в глаза и ноздри. Даже когда вода поднялась от пола немногим более чем на метр (специально для Славы), струи воды продолжали бушевать в ней, образуя замысловатые течения и водовороты. Когда вода схлынула, нас снова ждала обработка струями, только уже не воды, а воздуха, что способствовало нашему быстрому высыханию.
  После всех гигиенических процедур нам досталась обновлённая одежда. Причём она появилась тем же путём, куда ушла старая - выросла прямо из вогнутой полки. На этот раз я внимательно наблюдал за этим процессом. Сначала на шероховатой поверхности "раковины" проступал пузырь, в котором происходили процессы, на удивление напоминавшие процесс развития ребёнка в материнской утробе. В пузыре, соединённая трубкой с устройством, можно даже сказать, с живым материнским организмом, росла одежда с сумкой, с каждой секундой приобретая всё более завершённый вид.
  Когда пузырь лопнул, а трубка, рассыпавшись, отправилась в утилизатор, в раковине лежала, сложенная аккуратными стопками, одежда для меня со Славой, на первый взгляд такая же, в который мы вошли в этот дом. Но только на первый взгляд. Обновлённая наша одежда, как и всё в этом доме, была чудесно-неправильной. Структура, масса - вроде бы ничего не изменилось, но было в ней что-то новое и непривычное. Что точно можно было сказать - одежда была удивительно мягкой, лёгкой и удобной.
  Одевшись в новенькую оболочку для тела, я раскрыл сумку и вынул оттуда видеокамеру. С содроганием представив, что камера получилась монолитная, как у старика Хоттабыча, однако она раскрылась и включилась. Ну а что самое удивительное, видеокамера показывала те видеоклипы, которые мы записали в Суздали. Может быть, это наша видеокамера, отмытая в специальном растворе? Но я наблюдал собственными глазами, как она распадается на атомы в утилизаторе! Непонятно...
  - А теперь проходите внутрь, я вас впускаю, недаром столько антисептиков истратил, - попробовал пошутить голос.
  И я попробовал пройти. Результат превзошёл ожидания: моя рука словно провалилась внутрь, при этом я даже не почувствовал сопротивления. Мои чувства взбунтовались: зрение констатировало факт: моей правой кисти больше нет; осязание утверждало, что кисть вполне принадлежит мне. Осмелев, я заставил себя окунуть в стену всю руку, а потом стал медленно приближать к чёрной поверхности глаза, чтобы окунуться с головой. Переход зрительной картинки случился неожиданно: только что я видел только черноту перед носом, а через миг мир вокруг меня увеличился до размеров большого круглого зала, вероятно занимающего весь дом. Следом за мной из стен выплыл Слава: удивлённый, но весёлый.
  5
  Изнутри дом выглядел великолепно: его стены представляли собой один колоссальный экран, из-за чего дом походил на планетарий. Часть стен показывала окружающий пейзаж в натуре, другие расплывались какими-то радужными пятнами, третьи показывали сцены подводного мира, чем-то напоминающие Атлантиду.
  На четвёртой части стены виднелось изображение пожилого человека в натуральную величину. Хозяин дома сидел в воздушном белом кресле перед последней стеной, разговаривая с человеком на экране. Пожилой человек стоял на ночном пляже, но видно его было очень хорошо. Слышно было, как за его спиной тяжело били об берег волны.
  Человек с экрана, смуглый латиноамериканец, был одет так же легкомысленно, как и наш хозяин - в ядовито-зелёные то ли шорты, то ли трусы. Кроме этого, на его голове, словно поплавок, блестела ярко-оранжевая кепка с надписью "Вокруг света".
  Хозяин вертел в руках какую-то старую запечатанную бутылку, показывая её собеседнику. В бутылке что-то булькало. Слышно было, как латиноамериканец недоверчиво хмыкает:
  - Знаешь что, дружок, не рекомендовал бы тебе этой субстанцией баловаться. Опасно, опасно... Отошли ты лучше её в музей, к нам. Роботом на полигоне вскроем, никуда не денется...
  Латиноамериканец неожиданно изменил выражение лица и обернулся к нам:
  - Игорь, кто это у тебя на заднем плане? - улыбнулся человек в оранжевой кепке, - неужели представители местной фауны зашли к тебе на огонёк?
  Я хотел было возмутиться такому обращению, но Игорь ответил быстрее:
  - Ничего страшного, Себастьян, это мои гости, притом они не местные, я уверен, что они со Звезды.
  - Хм... - Себастьян поморщился, - Со Звезды говоришь? Это меняет дело. Только что они делают на диком севере, где на тысячи километров нет ни одной звезды? Занимаются спортивным выживанием? Уж поверь, даже через эту аппаратуру вид у них какой-то странный, прямо скажу - не звёздный! - человек с экрана заливисто засмеялся.
  - Не знаю, с какой они Звезды, но им уже понадобилась моя помощь. Следующий сеанс через шесть часов. Ты как раз выспишься, а у меня наступит вечер. Попробую ещё что-нибудь достать. Счастливо!
  Экран дрогнул и отключился, уступив место новой Атлантиде.
  - Ну вот, теперь мы все стали в приличном виде, - такими словами встретил нас, чистых и освежённых хозяин чудесного дома. Он тоже переоделся, точнее, оделся: не ахти как, только в майку и спортивные шорты, но даже эти скромные успехи в одежде, чувствовалось, давались ему с большим трудом. Игорь морщился, пытаясь растянуть шорты, и я невольно посочувствовал этому закаляющемуся человеку, не привыкшему к одежде.
  Наша компания расположилась с невероятным комфортом в резиновых креслах. Они стояли вокруг алюминиевого стола в самом центре купола. Кресла податливо подстраивались под форму наших тел, но в то же время не проваливались, придерживая нас в удобном положении. Игорь, привыкший к этой обстановки, ушёл в недра кресла и расслабился, как в ванной. По его лицу заскользила блуждающая улыбка. Но тут он посмотрел на Славу, смущённо царапающего подлокотник кресла, и вздрогнул:
  - Ой, да где же вы были, что ели? Я плохой хозяин - не заметил...
  - А что? - изумился я такому резкому началу разговора.
  - Извините, я посмотрел на ваш внешний вид, исправил его - и теперь выглядите вы хорошо. Но я не усмотрел, чем вы питались! Это же отрава! Как вы вообще могли взять в рот эту гадость! - Игорь показывал на банку консервов, выглядывающую из сумки.
  - Да ничего страшного, суп мне очень понравился. Гораздо лучше, чем в школе, - попытался защитить честь консервов Слава.
  Но Игорь был непреклонен. Он успокоился только после того, как отправил рюкзак с консервами в раковину на утилизацию. После этого прямо на столе стал расти бугор, на котором перед каждым выросли чашки, содержащие однородное вещество неопределённой окраски.
  - Что это?
  -Идеальная пища. Содержит все вещества, необходимые нормальному человеку. Кроме того, эта новейшая разработка с максимальной усвояемостью. Мой знакомый написал программу её создания, - позволил себе похвастаться хозяин.
  Я попробовал вещество из плошки и почувствовал... Нет, ничего не почувствовал. У вещества не было вкуса. То есть вкус, конечно же, был, но он представлял собой такое невероятное сочетание, что казался безвкусным. Нельзя сказать, что он был неприятным, просто вкус был никаким. Слава, попробовавший смесь вслед за мной, скривился, но, проявляя вежливость, продолжал есть. Всё-таки мы уже достаточно давно не ели, и даже такая пища была нам необходима. Когда мы оба доели смесь до конца, я спросил Игоря:
  - Большое спасибо за еду, но разве нельзя было бы улучшить вкус? Тут нет никакого вкуса.
  - Вкус? А вы разве не почувствовали его? - Игорь посмотрел на нас широкими глазами.
  - Нет... - глаза у меня были не менее широкими.
  - Конечно, можно добавить ароматизаторы прямо сюда, только, позвольте, зачем? Ведь они будут только мешать воспринимать электронный вкус.
  - Электронный вкус?
  - Пища, которую вы только что употребили, предназначена только для удовлетворения физиологических потребностей. А ведь вкус относится к потребностям духовным. И для удовлетворения чувственных наслаждений к моей нервной системе подключены микроскопические электроды, создающие и вкус, и запахи, и звуки. Они не вредят здоровью, но отлично воспроизводят любой вкус. Но я никак не думал, что некоторые люди до сих пор не используйте эту систему...
  - Нет, мы не используем эту систему, - осторожно сказал я, пытаясь осмыслить суть проблемы, - мы считаем, что она может вызвать атрофию органов чувств.
  - Ах, да-да, такого мнение традиционалистов, - кивнул Игорь, - надо признать, что оно в чём-то справедливо. Я вот приберегаю специально для таких, как вы, специальные ароматизаторы. Попробуете?
  Перед нами вылезли из-под поверхности стола два маленькие прозрачных леденца. Я взял леденец в рот и... снова не понял вкуса. Чувствовалось что-то до боли знакомое, привычное, но всё же непонятное. Тут до меня дошло: я чувствовал вкус обычной воды, но какой же она была вкусной! Игорь, наблюдавший за нами с той же насмешливой улыбкой, пробормотал:
  - Невероятно, одичавшие из Созвездия или как-то поднявшиеся дикари.... Нет, всё-таки это традиционалисты с какой-то Звезды... Но с какой? Может быть, с Суздальского полигона реконструкции истории? Обыкновенно такие увлекающиеся люди там тусуются...
  

Глава четвёртая. Разгадки

  1
  Наслаждаясь другими вкусами, которые мне успел предложить Игорь (дыня и малина), я лихорадочно соображал: неужели всё-таки будущее? Нет, такого будущего я однозначно не хотел. Так как ничего окружающего ни я, ни Слава, понять не могли, я решил выведать у Игоря, всё, что возможно, справедливо надеясь, что он знает больше, чем одинокая старуха:
  - А чем вы занимаетесь в такой глуши?
  - Ха, об этом надо вас спрашивать, - подозрительно усмехнулся Игорь, - Ходят пешком одни, едят ядовитый фастфуд, который теперь только дикие и едят... Хотя было видно, что его подозрительность большей частью наиграна, за ней скрывалось простое любопытство.
  - Мы - участники пешего похода активистов с полигона реконструкции истории. Хотим самостоятельно осмотреть остатки Москвы, - схитрил я. Надеюсь, что мой экспромт относительно полигона реконструкции истории, ляжет на подходящую почву, а Игорь не будет расспрашивать меня относительного этого учреждения. Этим можно было объяснить все огрехи по знанию истории этого мира и успешно представлять в качестве альтернативной истории, якобы изучаемую на полигоне, историю нашу.
  - Признаться, я сначала принял вас за лесных людей. Но через миг смотрю на ваши глаза и вижу - вы из Созвездия. А может быть и не из Созвездия, - вздохнул Игорь, ещё раз так же пронзительно взглянув на нас, - может быть вы шпионы из Тюрьмы Народов?
  - Шпионы? Из какой ещё тюрьмы? - ахнули одновременно я со Славой.
  - Вообще-то, из бывшего Всероссийского лагеря номер один, а сейчас - Уральской Коммунистической республики. Впрочем, чего это я, ведь республика - всего лишь самоназвание. На самом деле это последние убежище террористов на Земле.
  Видя наши испуганные лица, Игорь рассмеялся:
  - Да, ладно, успокойтесь, это я пошутил. Для шпионов вы слишком необычны. Настоящий шпион должен знать всё и вся, в совершенстве копировать нас. А вы совсем другие, отличные, но всё равно во многом похожи на людей из республики. Так что успокойтесь, никакие вы не шпионы, нет тут ничего, что было бы им интересно. Притом у шпионов должны быть документы, снаряжение, фото-видеоаппаратура...
  - Ну, как раз видеоаппаратура у нас есть, - улыбнулся я, поняв, что опасаться нечего, - Вы сможете её зарядить? - я протянул Игорю видеокамеру. Он взял, приблизил к глазам. Попробовал включить.
  - Это, если не ошибаюсь, какая-то японская фирма?
  - Да, "Sony"...
  - Не знаю, как вы её достали. Япония - самое развитое из нескольких оставшихся государств. Они очень закрытые. Пытаются не контактировать с Созвездием.
  Игорь покрутил видеокамеру в руках, открыл заглушки контактов:
  - Да что такое, почему разъёмы здесь какие-то нечеловеческие? Впрочем, у японцев всегда так... - приговаривал он, пытаясь подключится к видеокамере с помощью хитрых переплетений проводков. Провода в его руках извивались, словно живые.
  - Есть, получилось! - Игорю удалось подключить видеокамеру к сети дома - теперь изображение развернулось во всю стену. Стало видно, как Слава катается на качели в Музее деревянного зодчества. На заднем плане двигалась толпа народу.
  - Где это? - вскинул голову Игорь.
  - Это Суздаль, - беспечно сказал Слава. О нет! Зачем так было говорить? Кто знает, что стало с городом Суздаль в этом непонятном мире? Провинциальный городок? Областной центр, населённый переселенцами из Москвы? Восстановленная крепость, уже не являющаяся туристической приманкой, а выполняющую ту же функцию, что и в средних веках? Или просто пустое место? Наверное, я этого уже не узнаю.
  Но Игорь ничего не заметил:
  - Хм... Прелестный у вас полигон. Молодцы! Отстроили Суздаль совсем так, какой она была раньше. Церкви деревянные строите, экскурсии водите...
  - Д-да... водим... - кивнул я инстинктивно
  - Залетите ко мне на недельке, отвезёте посмотреть поподробнее, хорошо?
  - Конечно, залетим, - подтвердил я и, пока мы окончательно не засветились, поспешил перевести разговор на интересующую меня тему.
  2
  - И всё-таки, чем вы здесь занимаетесь?
  - Я изучаю, прежде всего, Москву. Пытаюсь по найденным предметам культуры понять быт, нравы, стремления москвичей начала двадцатого века. Другие исследователи считают, что Москву можно изучать на расстоянии, из Европы или Америки, но я не такой. Москва для меня почти что родина - здесь в 13 году родился мой дед.
  - В 13 году? Стоп, простите, так какой сейчас год? - в моей голове стояла полнейшая путаница.
  - Год? Вы даже не знаете текущего года? - вытаращил глаза Игорь, - откуда вы, с неба что ли свалились?
  - Понимаете, на полигоне реконструкции истории, бывает, живут в другом летосчислении. Там у нас сейчас стоит 2010 год.
  - А, тогда понятно. На вашем полигоне, видимо, считают года от Первого пришествия, а у нас - от Второго. А так, всё верно, если считать, как считали наши прадеды, то мы сейчас живём в 2010 году. А вот если считать по-современному, то недавно начался 102 год.
  - Так что же всё-таки случилось с Москвой? - произнёс я, частично успокоенный - ура, не будущее! Хотя, чему это я так радуюсь? Здесь же всё не так! Наверное, меня так обрадовал знакомый год.
  - Так вот. Вот вы спрашивайте: что случилось с Москвой? А ведь тогда, зимой 1942 года решалась судьба мира. Уже более тридцати лет прошли со времени Великих Даров.
  - Простите, каких даров? - перебил я.
  - Великих даров, - повторил археолог, - очень странно, что вы не знаете. Во всех семьях мира с ранних лет рассказывают об этом событии. Правда, некоторые, особенно религиозные, толковали и до сих пор толкуют это событие как второе пришествие.
  - Расскажите, пожалуйста, подробнее, просто мы плохо знаем историю двадцатого века, - схитрил я. На самом деле моя работа предусматривала немалые знания в истории как раз последнего времени, но в этом мире наша реальная история была только сплошной фантастикой.
  - В 1908 от рождения Христа году на Землю явились чужие люди, - тут его голос стал тихий и вкрадчивый, словно он рассказывал детям сказку.
  - Инопланетяне? - загорелся Слава.
  - Нет, мальчик, вряд ли это были инопланетяне. Они так и не назвали себя. Скорее всего, они были гостями из будущего. Слишком хорошо они знали историю человечества, цели и повадки людей.
  - Невозможно! Путешествовать в прошлое нельзя, - перебил я, - для того, чтобы оказаться хотя бы на секунду назад, необходимо передвинуть все атомы вселенной в то состояние, в котором они были секунду назад. При этом надо каким-то образом оставить без изменения все атомы, из которых состоит тело так называемого "путешественника-во-времени". Никаким образом это сделать нельзя!
  - Не знаю, я не физик, - пожал плечами Игорь, - но факт остаётся фактом: благодаря пришельцам наши прадеды открыли для себя целый мир, полный чудес.
  - Вы можете показать этих пришельцев?
  - Нет, они умерли. Умерли от старости. Большинство их, на момент прибытия к нам, находились уже в преклонном возрасте. Последний из пришельцев умер в Большом Яблоке в 1956 году. Вот их фотография, сделанная в 1914:
  На стене, уже привычно заменяющей экран, появилась группа из семи самых обыкновенных представителей интеллигенции начала двадцатого века -примерно одного, среднего возраста. Нормальные, земные лица, земная одежда. Впрочем, кого я ожидал увидеть - осьминогов? Видно было, как они гордо, некоторые с улыбкой на лице, выпрямились на фоне Исаакиевского собора. Но, приглядевшись, я обнаружил, что интеллигенты эти странно напоминают интернациональную бригаду. Внимательно осмотрев увеличенные лица пришельцев, я обнаружил, что среди них не было ни одного русского. Трое монголоидов и по двое негров и европейцев, притом европейцев из южных наций, скорее всего, греков или итальянцев.
  - Не инопланетяне... - протянул Слава.
  - Не факт. Вдруг они так замаскировались? - из чувства противоречия возразил я.
  - Они дали нам мирную помощь, технологии и Всемирный Совет. Всемирный Совет - всемирный правительственный орган, занимающийся предотвращением войн. Он был создан в 1929 году из самых влиятельных людей планеты, когда с затеей "война без крови" ничего не вышло.
  Игорь замолчал, внимательно глядя на нас, видимо, ожидая реакции. Но мы молчали, переваривая свалившуюся информацию. Я пока не особенно понимали эту историю, но уже было ясно, что из всех этих "бескровных войн" ничего хорошего не получилось. Во всяком случае, для России.
  3
  В конце концов я решился нарушить тяжёлое молчание:
  - И как идёт предотвращение войн?
  - Ну... - мой собеседник замялся, - сначала они пытались помогать России. Непонятно почему, наверное, у них была своя логика. А скорее всего, потому что с самого начала действовали на её территории...
  Вот краткий пересказ этой истории, услышанный от одного из Звёздных:
  - В ту пору в России была смута. И помогли до такой степени, что Россия вышла из всех этих перипетий сильнейшей, во всяком случае, в военном плане, державой мира. Страшные русские орды прошли по Европе, поработив народы почти всей Европы. Русские войска заняли даже Турцию и взяли под контроль Босфор и Дарданеллы. Они воспользовались страшным изобретением - звуковым оружием. От него люди не гибли, зато сходили с ума. Сразу после войны на границе были построены излучатели специальных звуковых волн. Так Россия, будто каменной стеной, отгородилась от всего мира звуковым барьером. Но, несмотря на невероятную секретность, эта монополия длилась недолго. С появлением подобного оружия у остального мира восстановилось шаткое равновесие. Ни одна из сторон не могла взять вверх, пока у неё не появится ещё более совершенное оружие.
  Но лёгкая победа не принесла счастья огромной империи. В стране начались массовые чистки, все стали искать шпионов. "Врагами народа" объявили половину населения огромной страны. Революция, казалось бы, окончательно подавленная, разгоралась с новой силой. Правительство применяло ответные меры: жестокие репрессии, высылка целых народов в Сибирь, карательные операции. Всех прогрессивно мыслящих людей ссылали в лагеря, расположенных в самых дальних уголках империи. Россия двадцать лет жила в условиях военного лагеря: выпускалась лишь тяжёлая промышленность, о народном потреблении забыли и думать... Замкнутая экономика России терпела колоссальные убытки.
  - И получилась снова холодная война! - кивнул я.
  - Что? Да, действительно, только, несмотря на кажущуюся "холодность", эта война приносит бед не меньше, чем горячая. Но война без открытого столкновения всё равно губила миллионы людей. Сколько русских, бывших революционеров, погибло в концентрационных лагерях, строя укрепления во льдах Арктики и Сибири, сколько англичан и американцев полегло во время бунтов в Индии. Начиная с 1914 года, во всём отсталом мире идёт война. Обе стороны конкурировали, брали друг друга на измор. Они соревновались, чьи самолёты дальше летают, чьи звуковики имеют больший радиус действия. Между тем российские императоры постоянно вынашивали план нападения на Запад. И, чтобы не допустить такой войны, пришлось уничтожить Москву - гнездо русского империализма. Но, чтобы там не говорили империалисты, то была дружественная помощь русскому народу.
  - Дружеская помощь? - вскипел я, - уничтожение многомиллионного города - это дружеская помощь?
  - Вы что, все на ПРИ империалисты? Нет, это было никакое не злодеяние, как думают некоторые недалёкие головы, а спасение всей Земли. Страшно подумать, что же сумели бы они натворить, если бы Всемирный Совет во главе с Черчиллем не остановил их. Притом, если бы они пошли на нас войной, погибло бы много больше людей.
  - Но ведь не пошли!
  - Обязательно пошли бы. Все действия диктатора было просчитаны. Этому режиму не было равных в жестокости. Подумать только: он уничтожил более двадцати миллионов человек!
  - Кто уничтожил?
  - Вы разве не знаете? Тоталитарный режим под предводительством Верховного правителя России Колчака.
  Так... С этим всё ясно. А всё-таки:
  - Но это не значит, что надо было бомбить мирный город?
  - Мирный? Да мы объявили о взрыве за много месяцев, когда поняли, что агрессию предотвратить не удастся. Только после этого была сброшена Бомба. Во всех бедах, постигших город Москву, надо винить не Всемирный Совет, а упрямство адмирала, который продолжал вести войну, губительную для народа. Хотите, я покажу всё "миролюбие" Москвы? Вот, смотрите!
  Игорь схватил давешнюю бутылку и со всего размаху кинул её. Я зажмурился, представив, как бутылка разбивается об стену. Но бутылка благополучно перелетела дверную плёнку, вписавшись в один из камней побережья. Мелькнула на экране беззвучная вспышка взрыва: стена уже успела сомкнуться.
  - Ну что, убедились? - невесело усмехнулся Игорь, - Москвы уже давно нет, а подобные сюрпризы до сих пор вылавливаем.
  - Это что, "Коктейль Молотова"?
  - Нет, не знаю никакого Молотова, это просто бутылка с зажигательной смесью.
  - А что случилось дальше, после этого взрыва?
  - Дальше? Дальше войн больше почти не было, а только мирное развитие. Ну всё, хватит волноваться, это для нервов вредно.
  - Угу, вредно, - машинально кивнул я.
  - Кстати, хотите, я вам проведу экскурсию по подводной Москве? Вода пока ещё не остыла, а то здесь ужасный климат: через пару месяцев можно будет кататься на коньках. Хотя, есть какое то очарование в такой длинной зиме. Даже несмотря на холода и беспросветность...
  - Лёд через два месяца? Сейчас сентябрь? - спросил я, так как понимал, что, если время года здесь не отличается от нашего, сейчас должны были идти последние дни июля.
  - Ну вот. Приехали... - огорчился Игорь, - Вы там что, вообще в безвременье живёте? Насколько я ещё понимаю, сейчас 27 июля 2010 года.
  - 27 июля? Но почему тогда так холодно?- спросил я Игоря, окончательно запутавшись.
  - Разве сейчас холодно? По-моему, рекордная жара за последние лета. В предыдущие годы температура никогда не превышала 20 градусов Цельсия.
  - Почему же так? - только и смог произнести я.
  - Я археолог, а не климатолог, - ответил Игорь, - но знаю, что Земля постепенно сползает в пучину очередного ледникового периода и скоро здесь воцарится царство вечного льда. Ну а пока оно не воцарилось, я должен как следует здесь всё изучить...
  Ледниковый период! Час от часу не легче... Сначала безжизненный лес, затем подводная Москва, а теперь ещё и будущее царство вечного льда... Что за безумный мир!
  - Ледниковый период был давно, а сейчас должно быть глобальное потепление, - заметил Слава, непонятно - кстати или некстати.
  - Что вы? Какое может быть потепление, если вот уже как лет сорок средняя температура на Земле понижается? - усмехнулся Игорь.
  - Люди, сжигая нефть, вырабатывают углекислый газ, а из-за него возникает парниковый эффект, - блеснул знаниями Слава.
  - Нефть? Её уже дано не используют, тем более в России. Здесь теперь используют дрова, а Звёзды в нефти не нуждаются.
  Ну, конечно же! Если все мои догадки верны, то в этой истории так и не произошло промышленного переворота 30-х годов. И на Западе тоже всё пошло иначе, в результате чего мы получили преждевременный ледниковый период.
  - И не спрашивайте больше меня об этом, продолжал Игорь, - Давайте лучше поплавайте со мной, увидите всё своими глазами.
  - Что вы? - изумился я, - плавать в этом болоте? Притом - как же радиация? - я испуганно оглядел водную поверхность, лежащую, казалось, на расстоянии вытянутой руки.
  - От радиации избавились ещё полвека назад. Теперь здесь даже можно совершенно безопасно купаться, конечно, если не страдаешь излишней впечатлительностью. Здесь, под этими водами лежат остатки приблизительно миллиона человек, погибших в один момент и ещё столько же, скончавшихся уже после взрыва. Правда, и без впечатлительности купаться здесь неприятно. Одно верно - болото.
  И Игорь театрально обвёл цветущий, покрытый ряской водный простор рукой.
  - Нет. Купаться здесь мы не собираемся. Мало ли что. Было бы лучше, если бы вы позволили нам нырнуть с вами на батискафе. Это было бы всем интересно.
  Игорь улыбнулся:
  - Ну а я вам про что говорю? Я и предлагаю занырнуть туда на батискафе. Надеюсь, вам будет приятно.
  4
  Наблюдая за историей человеческого общества можно заметить, что самые замечательные и полезные изобретения оно стремится использовать сначала в военных целях. Действительно - первые самодвижущиеся повозки - для транспортировки военных грузов, первые компьютеры предназначались прежде всего для управления зенитным огнём, космическая программа являлась (и до сих пор является) весьма существенной частью гонки вооружений "холодной войны". Для подводных лодок это утверждение ещё более справедливо - все субмарины, за исключением единичных экземпляров батискафов, являются частью военно-морского флота.
  Некоторые люди думают, что управлять субмариной просто. Примерно как автомобилем или лёгким самолётом. Но это не так - экипаж субмарины не может состоять из одного человека. В подводной лодке нет кнопок "погружение" и "всплытие". Даже на самых простых субмаринах приходится управлять не только винтами, но и всевозможными рулями, а главное, цистернами. Именно благодаря закаченной (или выкаченной) воде лодка погружается (или всплывает). Даже самые сильные двигатели не способны заменить цистерн - удобных и сложных одновременно.
  Субмарина Игоря совершенно не соответствовала утверждениям, справедливым для наших неуклюжих сооружений. Она была живой. Живой как караси и щуки, как акулы и спруты, как киты и дельфины. Только одно отличало её от представителей царства животных - в её теле сидел человек, управляющий основами поведения. То есть мы могли задать, куда плыть или потребовать подняться на поверхность, а как именно это проделать, решал интеллект нашей субмарины. Кстати, куда плавней и быстрее нас.
  Загрузившись в её внутренности, которые предупредительно раздвинулись перед нами, мы буквально утонули. Нет, субмарина была совершенно суха - мы погрузились в чрезвычайно мягкие кресла. Запустив пассажиров, субмарина затянулась. Для нас весь мир, за исключением мира, видимого субмариной, перестал существовать.
  Вода в водохранилище была грязной и зацветшей. Поэтому, даже вооружившись очками для подводного плавания, мы вряд ли смогли разглядеть в этом огромном болоте свои пальцы. Но, сидя в этом чуде техники, мы видели его глазами на десятки метров вперёд. Этот обзор обеспечивался, по-видимому, эхолокаторами и бортовым компьютером, который обрабатывал их сигналы и выдавал нам вполне чёткую картинку того, что творилось на дне. Так и хочется написать "на дне морском", но по своей глубине это гигантское болото не могло соперничать даже с мелким Азовом - как объяснил мне Игорь, взрыв термоядерной бомбы пришёлся в район Воробьёвых гор, который теперь представляют собой безжизненный оплавившейся остров. Большая часть территории Москвы при этом была разрушена до неузнаваемости, но восточную часть Москвы ещё можно было исследовать. Мы спросили у Игоря, по какой причине Москва стала подводным городом. Оказалось, что взрыв был такой силы, что не только испарил Москву-реку, но и сплавил почву в стекловидную массу. Так что сначала на территории юго-запада Москвы вообще образовалась радиоактивная пустыня, а уже потом, после окончательной победы над Россией, была окружена искусственными холмами. Вода не могла просочиться сквозь сплавившуюся землю и оставалась в котловине, стекая по вновь образовавшейся Москве-реке. Вообще это водохранилище было нужным, чтобы остановить заражение: ещё до того, как вода нашла из него выход, её обезвредили специальными препаратами, разработанными тоже с помощью пришельцев.
  Мы не строили иллюзий, что в загнившем болоте, через шестьдесят восемь лет после взрыва мы сможем увидеть нашу Москву. Но благодаря визуальным возможностям нашей подлодки и компьютерному моделированию Игоря, мы смогли много разглядеть. Правда, эта Москва очень сильно отличалась от современной, и это вполне объяснимо, ведь она была законсервирована под водой ещё в сороковых. Но и то, что она отличалась от Москвы сороковых годов, тоже было видно.
  Субмарина плыла между развалин, разве что не задевая брюхом дно. Это походило на езду в автомобиле в час пик, только окрашенное в чёрно-белые тона. Мы постепенно двигались к историческому центру в западном направлении.
  Когда подлодка, находя узкие щёлки между развалинами, выбралась на Красную площадь, я первым делом обратил внимание на мавзолей. Согласно созревшим догадкам, его не должно было быть. Впрочем, так и было, но всё же я решил ещё раз проверить Игоря, а то вдруг, перед взрывом мавзолей вместе с вождём эвакуировали.
  - А где мавзолей? - воскликнул я.
  - Какой мавзолей? - вопросом на вопрос ответил Игорь.
  - Мавзолей Владимира Ильича Ленина, вождя мирового пролетариата, - сказал я, уже догадываясь об ответе.
  - Извини, но я ничего не знаю о том, что в Москве есть мавзолей, посвящённый Ленину. Да и кто будет ставить мавзолей своему заклятому врагу?
  - Врагу? Ах, да, тут же был Колчак... Вы не знаете, что случилось с Лениным? Его убили? Или он сбежал куда-то?
  - Я сам занимаюсь этим вопросом, но ответа на него не найду. Известно только одно: тогда, поздней осенью 1919 года Ленин бесследно исчез.
  Всё понятно. В этом измерении Ленин оказался "врагом народа", не успев стать символом для поклонения. Ну что ж, в чём-то им, русским этой истории, было проще. Не надо было устраивать диспутов на тему "Кем был Ленин". И так всё получалось ясно, особенно по генеральной линии Колчака.
  Красная площадь даже под водой была внушительна. Кремлёвскую стену затопило не полностью, и, несмотря на многочисленные обрушавшиеся участки, казалось, что стена уходит в облака. По всей площади мигали светло-зелёные пятнышки - так мы видели рыб.
  Миновав полусгнившие остатки собора Василия Блаженного, мы нырнули в русло Москвы-реки. Скорость подлодки сразу возросла, и, уже через несколько минут мы приближались к Воробьёвым горам - наиболее близкой нам части Москвы. То, что мы плыли по руслу, объяснялось также тем, что Юго-Восточная часть Москвы была разрушена сильнее всего и сейчас представляла собой болото из сплошных развалин, через которые даже наше судёнышко проплыть не могло. В этом болоте было мало живности - после взрыва природа долго восстанавливала флору и фауну.
  5
  В нормальной Москве я со Славой проживал на проспекте Вернадского, рядом с одноимённой станцией метро и парком имени 50-летия Октября. Здесь же никогда не было ни Октября, ни метро, ни проспекта Вернадского с окружающими его жилыми районами. Университета на Воробьёвых горах тоже не было. Но сами горы никуда не делись: они и здесь господствовали над остальной территорией Москвы. Вот только зря мы бы стали искать здесь хоть какие-то следы человека. Здесь даже не было никакой природы. Просто совершенно лысая скала, поднимающаяся над застывшей водой. Я первым выскочил на скалу, поскользнулся и неловко замахал руками, пытаясь удержаться на гладкой, как стекло, поверхности.
  - Папа, осторожней! - крикнул Слава, но он опоздал.
  Спиной назад я полетел в тухлую воду. К счастью, моё падение задержал борт подлодки, покрытый какой-то слизью. На четвереньках, пытаясь прилипнуть руками к поверхности, словно муха, я вскарабкался на сушу и пробормотал, отфыркиваясь:
  - Ничего себе - это же стекло!
  Игорь кивнул мне:
  - Да, песок сплавлен на несколько метров вглубь. Ходить надо осторожнее, а лучше надевать специальные ботинки.
  - А вроде бы в Хиросиме такого не было...
  - Хиросима - это вы говорите про город на юго-западе острова Хонсю. А что там такое было?
  - Да ничего там не было - откашлялся я, понимая, что в очередной раз опростоволосился. Но ведь не было подобных разрушений в Хиросиме! Песок там не плавился. Хотя, кто знает, что там было на самом деле? Вряд ли я компетентен в этом вопросе, но могу уверенно сказать, что здесь взорвалось что-то помощнее. Но что могло быть в 1942 - уж не термоядерная ли бомба? Да тогда даже подобие атомной изобрести не успели!
  Осторожно, чтобы не поскользнуться и не отправиться прямиком в болото, мы ходили по гладкой поверхности Воробьёвых гор. Как оказалось вблизи, стекловидная масса оказалась не такая уж однородная. Местами она растрескалась, и в эти трещины откуда-то нанесло земли. Жизнь добиралась и до этого уголка в виде крошечных травинок, пробивавшихся среди стекла. В общем, ощущение от Воробьёвых гор, ещё называемых (только не здесь) Ленинскими, были сродни прогулкам среди покрытых ледниками островков Северного Ледовитого океана. Мёртво, но где-то пробивается новая жизнь. Только костей мамонта не хватает. Впрочем, зря я на это жалуюсь - на кости я досыта насмотрелся ещё на пути в Москву.
  Расстроенные, подавленные, даже Игорю передалось наше настроение, мы загрузились в подлодку и отправились в обратный путь. Игорь, поняв, что картиной разрушений мы сыты по горло, гнал изо всех сил. Создавалось такое впечатление, что подлодка выпустила крылья - она неслась, лишь слегка касаясь воды. Быстрее, чем в нашей Москве на автомобиле, мы преодолели расстояние от Воробьёвых гор до Курского вокзала. Игорь затормозил, заметив ярко блестевший на вечернем солнце пузырь, и ещё через несколько секунд подлодка мягко ткнулась бортом в прибрежный песок.
  В общем и целом, от этой прогулки осталось только гнетущее чувство. Впрочем, как и от всех последних дней. Никаких восторгов Игорь у нас заметить не смог бы даже при всём старании. На нас просто давила такая Москва. Без проспектов, без зданий, без перспектив. Москва, изуродованная настолько, что её не узнать. Что же за Пришествие такое и почему за него Россия заплатила такую цену? Во что бы то ни стало необходимо отыскать ответ на этот вопрос. Может быть, зная ответ, мы сумеем выбраться из всего этого сумасшествия?
  

Глава пятая. Перелом.

  1
  Так мы и стояли на берегу водохранилища, бывшего когда-то Москвой, любовались невероятным закатом и мечтали.... Мечтали о возвращении в нормальную Москву, находящуюся в этом времени и месте, но в другом измерении. Но наше спокойное времяпровождение, похожее на курорт по сравнению с предыдущими днями, продолжалось недолго: Игорь будто услышал что-то внутри себя, вздрогнул, изменился в лице и вздохнул:
  - Ну вот. Идут попрошайки.
  Обернувшись к нам, он настоятельно посоветовал зайти в дом. Мы послушались, и уже через пару минут наблюдали, как к дому со всех сторон подходят группы людей: грязных и оборванных, заросших многолетними спутанными волосами. Они казались чуждыми окружавшей их природе, словно вырезанные с особо жалостливой фотографии о жизни стран Третьего мира.
  Из толпы альбиносом выделился и направился к нам высокий старик с длинными седыми прядями. Впрочем, откуда мы взяли, что этот человек был стариком, ведь в суровых природных условиях ему вполне было достаточно сорока лет, чтобы приобрести такой вид. Он был вооружён длинным посохом, даже на вид не казавшимся безобидным. Правда, если бы одеть его в специальный наряд, он оказался бы точной копией Деда Мороза, каким его обычно изображают на картинках. Толь этот Дед Мороз пришёл сюда не дарить подарки, а забирать их. Мы заметили, что старик смотрел не на нас, а куда-то перед собой. Ну да, его взгляд упирался в тонированную стену. Отложив в сторону посох, старик демонстративно покрутил в воздухе пустыми руками, подошёл вплотную к стене и расправил большой холщёвый мешок. Ну, точно Дед Мороз наоборот. В наступившей тишине было слышно, как Слава хихикнул, а Игорь чертыхнулся.
  За моей спиной началось чмокание - это наш хозяин синтезировал гостинцы. В раковине беспрестанно, один за другим, появлялись всевозможные предметы. Готовые вещи Игорь без всяких церемоний сбрасывал на пол. Вскоре на полу тамбура образовалась порядочная куча. Что только в ней не было: и уже знакомые чудесные консервы, и другие, не менее интересные походные продукты, стопки с одеждой, всяческая бижутерия и даже игрушки. Пододвинув грубыми пинками всё это добро к выходу, Игорь с явной брезгливостью стал кидаться вещами сквозь плёнку. Плёнка на мгновение лопалась, а затем, блистая концентрическими кругами, затягивалась. С другой стороны стены старик в мешок, словно в корзину мячи, ловил подачки. Наблюдая за этим противным зрелищем, я не знал, плакать мне, или смеяться.
  Перемену освещения первым заметил я, поскольку Игорь с лесными были слишком увлечены процессом передачи и получения подарков. Притом в самом доме не потемнело, наоборот, мягкая яркость потолка заметно увеличилась - так датчики дома отреагировали на сумерки. Сначала я подумал, что это солнце скрылось, за водной поверхностью, но, обернувшись, был вынужден осознать свою ошибку. На фоне заката резко выделялись несколько высоких тёмных столбов, каждый из которых подпирал грозовую тучу. Из туч сверкали молнии, что, вместе с закатом создавало завораживающую иллюминацию. Ощущение усиливалось за счёт полной бесшумности зрелища: стены дома Игоря не пропускали звуков. Через несколько минут левый столб исчез, уйдя куда-то на юг. Но правый стал стремительно приближаться к нашему жилищу.
  Было понятно, что все эти природные капризы - результат отсутствия лесов на территории, соответствующей в этом мире территории нашей Московской области. Но сейчас раздумывать было некогда, смерчи двигались не только на нас, но и на бродяг. Те были в ужасе, но реагировали на приближающиеся вихри по-разному: одни замерли в ожидании, другие прочь от водохранилища, пытаясь забраться вверх по склону, другие, их было большинство, так и остались стоять вокруг дома, делая недвусмысленные знаки - просьбы о помощи. Некоторые бросались на колени, другие не выдерживали и бросались на плёнку в проходе, словно мухи, и колотили по ней кулаками и низкими лбами. Она прогибалась на несколько миллиметров, но тотчас же возвращалась в исходное положение.
  2
  Игорь, скрестив руки на груди, наблюдал за всем этим с тем же выражением лица, как будто смотрел это по телевизору. Хотя эти стены - колоссальные экраны мало чем отличались от телевизора с выключенным звуком, если не считать за главное то, что трагедия происходила здесь и сейчас.
  - Вы можете им помочь!? - начал я скорее утвердительно, чем вопросительно.
  - Я никак не смогу им помочь, - он сказал это спокойно, с лёгким зевком.
  - Послушайте! Вы человек или нет?! Помогите этим несчастным! Впустите их в дом!
  - Я - то? Я - человек. А вот те существа - уже не люди. Они лесные. Они не хотят входить в лоно цивилизации и вот уже десятилетия противятся нашей помощи. Они - всего лишь стайки одичавших бандитов и убийц, выродившихся ещё в сороковые.
  - Да, только почему вся ваша цивилизация бессильна против них?
  - Мы не желаем применять жёсткие меры. Хотя иногда встречаются подонки, выпускающие вирусы для уничтожения других народов. Недавно в Сенегале...
  Но Игорь не успел закончить рассуждение про Сенегал. Слава, державший меня за руку, неожиданно отпустил её и уверенным шагом, переходящим в бег, направился к стене.
  Вам когда-нибудь приходилось кидаться на своего сына? А вот мне пришлось - я среагировал, как только понял, в какой смертельной опасности он находится. Какая же глупая получится смерть - погибнуть от рук тех людей, которых хочешь спасти. Уже находясь в полёте, я понял, что не одинок. Словно гигантская пружина, Игорь летел наперерез Славе. Но было уже поздно: мой сын коснулся правой рукой плёнки, которая вежливо расступилось перед ним, и часть тела Славы оказалась в другом мире - мире бушующего урагана и явно агрессивно настроенных оборванцев. К своему позору, дотянуться до Славы я так и не успел. Зато эту операцию с успехом произвёл Игорь. Как заправский вратарь, он в прыжке дотянулся до ноги Славы, схватив её как раз в тот момент, когда Слава уже почти вышел за пределы пузыря. В своём прыжке я сумел дотянуться до босых ног Игоря и потянул их на себя, желая помочь ему. Вы сейчас читаете этот отрывок несколько минут, а в действительности всё это происходило, вряд ли больше двух секунд, хотя для меня в то миг время словно бы расщепилось на отдельные кадры, каждый из которых помню с величайшей отчётливостью до сих пор.
  Тем временем за стеной происходили иная сцена. Предводитель попрошаек грубо схватил моего Славу и потащил его на себя. Люди, минуту назад просившие у нас помощи, мгновенно переменились в лице: вместо гримас страха и отчаянья на их лицах появилось выражение злорадства. Все они рванулись к предводителю помогать тащить Славу. Всё происходящее напоминало знаменитую сказку про репку, только ох, как несладко пришлось моему сыну в этой роли. Игорь сопротивлялся, как мог. Одной рукой вцепившись в Славину ногу, он держался за косяк другой и в кровь истёр пальцы об стену. Но заставить плёнку удерживать Славины ноги он не мог, да и не смог бы Слава выдержать такое напряжение.
  Наблюдая за оборванцами, я совсем забыл о смерче. А зря. После нескольких секунд обманчивого затишья смерч ударил в полную силу. Пластиковые стены пузыря вздрогнули и заколыхались. Картинка на стене дрогнула, пытаясь сохранить изображение, распалась на отдельные фрагменты и пропала, заменившись мутным водоворотом песка. Стена, казавшаяся несокрушимой, прогнулась и пошла трещинами. В тот же миг Игорь тяжело охнул, и я почувствовал, как тяжело падает на пол его тело, как неожиданно легко стало удерживать его ноги, и как мертвенно белеет в его руке левый кроссовок Славы. Плёнка прохода медленно лопалась, подобно гигантскому мыльному пузырю; в ней образовывалась дыра, через которую прорывался шум урагана, нарастая в геометрической прогрессии. По плёнке прокатились судороги, они пытались сжаться перед порывами ветра, не пропустить смерч. Наверное, ей бы это удалось, но стены, образующие её каркас, как раз в этот момент треснули и обрушились на меня сверху, прижимая к полу. На голову мне попадали куски крыши, к счастью лёгкие. Но один из них пребольно ударил меня по голове, и я повалился на жёсткие осколки дома. Уже падая, я заметил мелькнувшую в бушевавшей круговерти красную футболку Славы, а может мне это только показалось. А потом наступила темнота.
  3
  Очнулся я на очень хорошем матрасе. Чувствовалось, что матрас надувной, но приспособленный не для плавания, а для отдыха. Он был мягче перины, и в тоже время настойчиво массировал мою спину. Неужели всё нормально? Нет, ненормально - мои щёки обдувал холодный влажный ветерок. Открыв глаза, я увидел склонившегося над собой Игоря. Он был бодр и свеж, хотя утро ещё не наступило. Сейчас шли те предутренние часы, в который всегда так сладко спится. И кажется, что всё ещё стоит глубокая ночь, но какое-то едва видимое мерцание на востоке свидетельствует о том, что ночь не на года. Звёзд и Луны не было видно из-за пасмурной погоды, отчего было непонятно, далеко ли небо, или до него можно дотянуться рукой.
  Весь свет исходил из сохранившихся стен дома. Я присмотрелся к едва светящимся развалинам. Пластик, из которого был сделан купол, хотя и был прочным, вряд ли был рассчитан на прямое столкновение со смерчем. В результате я лежал в центре кучи из множества правильных шестиугольников. Они были небольшие, размером примерно с подставку для горячих блюд, которую часто используют домохозяйки. И в тоже время очень похожи на одинаковые прозрачные снежинки, засыпавшие все окрестности. От дома осталась только одиноко стоящая на песке раковина нанофабрики, стол и три кресла, возвышающиеся среди осколков купола.
  Я приподнялся к самому лицу Игоря и спросил бесцветным шёпотом: "Где мой Слава?". Игорь ответил мне в том же духе, качая головой: "Не знаю". Я заставил себя приподняться - тело слушалось, мои ноги почти не болели - а вот Игорю пришлось несладко: обе его кисти были забинтованы. Успокоенный за себя, я обратился к судьбе Славы. Те, кто украл моего сына, вряд ли могли быть далеко. Скорее всего, их убежище следует искать среди развалин и лесов здешнего Подмосковья. И Игорь должен знать, где именно они живут, если уж раздаёт им подарки. Об этом я его и спросил.
  - Вы разве не собираетесь вызывать спасателей? - удивился Игорь.
  - Да, только как вызывать, мой телефон что-то не ловит здесь сеть - съязвил я.
  - Вообще-то спасателей вызывают по паспорту, - заметил археолог.
  - Как так?
  - У вас вообще есть паспорт? - спросил меня Игорь, пытаясь заглянуть в мою ладонь, - а то я думал, что ваш паспорт просто не синхронизирован с домом, а если его нет совсем, что тогда?
  - Вот, посмотрите, - протянул я свой паспорт гражданина России.
  Игорь посмотрел на паспорт с таким видом, как будто я дал ему вместо паспорта мокрую лягушку.
  - Это не паспорт, - отрезал он, - вот настоящий паспорт, а не эта пародия на Российскую империю.
  - У вас ещё и империя осталась?
  Игорь расхохотался:
  - Какая это империя? Это всего лишь самоназвание, силы в ней - ноль, зато амбиций предостаточно. Так, скопище всегда пьяных и развратных паразитов, оставшихся от белогвардейцев. Вы лучше на настоящий паспорт посмотрите.
  Я внимательно пригляделся к его правой ладони и заметил, что на коже вырисовываются знаки, символы и фотография Игоря.
  - Здесь также сведения о моём текущем здоровье, денежном состоянии и местоположении, - продолжил Игорь, - если у вас нет паспорта гражданина Земли, то вы - никто. Никто не поможет вам, никто вас даже не заметит. У вашегосына тоже такого нет?
  - Славе ещё не исполнилось четырнадцать, у него не должно быть паспорта.
  - Странно, всем нормальным людям микрочипы паспорта вживляют вскоре после рождения.
  - Значит мы ненормальные люди? А я вот думаю, что попал в ненормальное место.
  - Я не говорил, что вы ненормальные, - обиделся Игорь, - Просто, если вы - традиционалисты, то нечего этого стеснятся. Можно даже не носить бумажный псевдо-паспорт.
  - Это самый настоящий паспорт, паспорт реальной страны... - попробовал возразить я, но поняв, что это бессмысленно, обречённо сказал, - Хорошо. На нет и суда нет.
  - Ладно, - утешил меня Игорь, - в данной ситуации даже хорошо, что ни у кого из вас нет паспорта.
  - Почему?
  - Да потому что некоторые лесные, по-местному их называют неприкасаемыми - непримиримы к цивилизованным людям, то есть к тем, у кого вшиты паспорта. Уж не обижайтесь, но вы и ваш сын без роду и племени идеально подходите к лесным. Поверьте, что вашему ребёнку ничего не угрожает. Последнее время они серьёзно нуждаются в людях, особенно в молодых и здоровых.
  - Но как вы не понимаете, я его отец.
  - Да, отец, только отец без паспорта.
  Я мысленно прибавил "и без родины" Я его понимал. Конечно, Игорь имел право вызывать своих, американских (или каких там ещё) спасателей, вот только станут они спасать мальчика из чужого мира, попавшего к здешним аборигенам? Притом человека без клейма на руке, называемого паспортом.
  4
  Значит, если ни на какие службы человеку без паспорта здесь нельзя рассчитывать, я буду обходиться своими силами. Но как я пойду освобождать своего сына? Я же ничего не знаю о тех москвичах, которые в этом мире населяют берега Московского водохранилища. В этом мире нам просто жизненно необходимо держаться вместе. Приуныв, я облокотился на мягкое кресло, уже успевшее забрызгаться грязью, вглядываясь в пробуждающийся рассвет. Спинка кресла приятно массировала руки. Со спины ко мне тихо подошёл Игорь. Он, как и я наблюдал постепенную перемену освещения.
  - Я пойду с вами, - неожиданно твёрдо сказал Игорь, - я просто не могу оставаться в стороне.
  Этого заявления я ожидал меньше всего. А Игорь продолжал.
  - Владимир, ваш сын, несмотря ни на что - истинный пример милосердия, если он хотел спасти даже лесных бродяг. Посмотрев на него и на вас, я удивился, как это до сих пор считал себя приличным человеком и был уверен, что мы чем-то отличаемся от людей без паспорта. Теперь я просто должен вас отблагодарить за то, что вы открыли мне глаза: вы - такие же люди, как и мы, звёздные. Я сделаю всё, чтобы спасти Славу, будь он хоть трижды традиционалист.
  Не медля ни минуты, Игорь стал разрабатывать план по спасению Славы. Он исследовал следы, оставленные лесными, и окончательно убедился в том, что незваные гости добрались до нас по воде. На берегу остались следы лодок лесных; нашу подлодку они не заметили - её закрывало несколько метров воды.
  - Неужели они приплыли на лодках?
  - Да, а чему ты удивляешься? Лодки-долблёнки человечество использовало ещё на заре своей истории. Невероятно удобный транспорт. Впрочем, у них лодки ещё удобнее, - произнёс Игорь, рассматривая следы на песке, - надувные.
  - Надувные?
  - Ага. Это, наверное, из Чуфут-Кале весной доставили. Тамошние экспериментаторы давно хотели узнать, как повлияет на демографическую ситуацию в регионе передача дикарям простого, но удобного в управлении транспорта. Здесь и так все дикари - разбойники, а так некоторые стали к тому же и пиратами. Вот если бы им вдруг взбрело в голову идти через лес, то готов поспорить - никто из них не дошёл бы до своей общины. Даже удивительно, что ты с ребёнком благополучно добрался до самой Москвы. Хотя вам и не должен был никто встретиться - восточные земли до самой республики совершенно безлюдны.
  Пока мы уже собрали рюкзаки медленно, как всегда в России, наступало утро. Судя по времени, утро уже давно наступило, и действительно, небо уже было освещено, но восходящего солнца всё ещё не было видно из-за насыпных холмов. Они отбрасывали на болото грандиозную тень, отчего, казалось, оно было рассечено на две части: тёмно-синюю, почти что чёрную, и дальнюю, лазоревую, сверкающую серебристым оттенком.
  Смотря на красоту рассвета, я только сейчас понял, насколько здесь свежий воздух. Как говориться, утро дышало прохладой и чистотой. Невероятно, но от неприятного воспоминания о донимавшей нас жаре в привычном, разумном мире, я даже поёжился. Подумалось, что и здесь можно найти преимущества, если поискать, конечно. Но беспокойство за сына не давало насладиться всей прелестью утра.
  Нам предстояло тащить запечатанные пакеты с питательным порошком, ёмкости с водой, аптечку, а Игорь взял даже парализующий пистолет, стреляющий крохотными иглами. Мы все вышли из дома и погрузились в подлодку. Там Игорь показал мне плитку, взятую из кучи таких же шестигранников.
  - Посмотри, - Игорь вертел в руках кусочек пластика. После нескольких его манипуляций не плитке медленно начала вырисовываться карта окрестностей Московского водохранилища. Сам водоём расширялся к северо-востоку, но в то же время становился более мелководным. На карте исчезнувшего города прорисовывались кварталы, уже десятилетия находящиеся под водой.
  - Сначала мы поплывём на субмарине. Вот так, - археолог провёл указателем от нашего местоположения - район Курского вокзала, до самой северной точки побережья - район Сокольников. То племя, которое я обеспечиваю, живёт примерно там. Во всяком случае, оттуда стартуют их лодки.
  Уже когда наша подлодка плыла под водой, Игорь дал мне на небольшую капсулу:
  - Это ты проглотишь и получишь полдня больших запахов. Или для традиционалиста это запрещено религией?
  - Нет, почему? А насколько сильные запахи тогда будут?
  - Производитель заявляет, что, благодаря стимуляции отдела запахов в головном мозгу мы сможем улавливать запахи, подобно специальным собакам.
  - Но я... но я не умею находить людей по запаху, я не собака.
  - Ерунда, у каждого человека есть свой запах. Притом достаточно сильный. Раньше, когда люди были первобытными охотниками, они использовали обоняние в полную силу. В основном для определения свой-чужой. Слава же - родной тебе сын, запах его тебе знаком, так что дерзай. Почувствуешь себя первобытным человеком.
  - Я понимаю нашу ситуацию, но зачем нужны эти таблетки остальным?
  - Ну, например, - Игорь замялся, - их употребляют гурманы запахов, а также наркоманы запахов.
  - Токсикоманы, - подсказал я.
  - Да, правильно, токсикоманы, но вообще-то их изобрели, чтобы улучшить ощущения с запахами в компьютерной виртуальности. Так что теперь их употребляют не по назначению.
  - Особенно я.
  - Точно. Особенно ты.
  Эффект от капсул запаха проявился примерно через полчаса. В подлодке резко запахло резиной, машинным маслом и прочими механизмами. Одновременно с этим я учуял запах Игоря - к моему удивлению, гораздо чище моего, несмотря на вчерашнее мытьё. Ну, если я и себя чую, то и Славу тоже должен. Вот только как все свойства запаха словами описать?
  Видно, из-за того, что нам приходилось плыть по самой окраине водохранилища, подлодка двигалась с большим трудом. В этом болоте всё время приходилось продираться сквозь массу самых неожиданных препятствий. Так что, когда мы добрались до Сокольников, уже наступило утро. Игорь вывел субмарину из-под воды в маленькой бухточке, над которой свисали ветви деревьев. Деревья были старые, выросшие ещё до взрыва, и поэтому были обожжены с юго-западной стороны. Ближайшие к воде деревья, видно не вынеся испепеляющего жара, высохли, и теперь нависали над нами, вытянув вперёд скелеты засохших веток. В засохшем лесу всё ещё пахло гарью, правда, замах был основательно замыт многими зимами, прошедшими со дня пожара. Ещё сильнее гари пахло гнилью, но я уже понял, что от этого запаха здесь никуда не деться.
  Но чем дальше мы шли на север, тем больше оживал лес. Деревья становились зеленее, на них начали щебетать птицы. Будто бы мы снова вступали на территорию господства лета. Здесь пахло получше, чувствовались запахи неизвестных мне трав. Я подумал, что шли мы уже по территории нашего Метрогородка, всё больше углубляясь в лес, ставший совсем живым.
  5
  Мы вышли на очередную полянку, на первый взгляд ничем не отличающеюся от предыдущих. Но в ней было совсем не уловимое на глаз отличие, но между тем очень значимое. И тут меня осенило! Ну, конечно же, запах! Если раньше пахло в основном обычными лесными запахами - прелыми листьями, хвоей, смолой, то теперь здесь явственно разило человеческим потом и ещё каким-то непонятным, но знакомым запахом.
  - Ну как, чуешь Славу? - вывел меня из оцепенения Игорь, - а то давай перекусим, только мне придётся вставить в твой нос фильтры.
  Ещё в подлодке мы договорились, что есть мне придётся с фильтрами, иначе запах даже почти безвкусной пищи может довести до нервного срыва. Но не это интересовало меня сейчас.
  - Здесь пахнет людьми. Целая толпа народу, - только и вымолвил я.
  Игорь нахмурился. Даже он, не обладая моим грандиозным запахом, почуял неладное. Игорь сделал знак: пошли отсюда. Я кивнул, и мы уже было двинулись назад, как вдруг обманчивая тишина разорвалась страшным треском и гамом. На нас напали лесные. Даже удивительно, как они всё просчитали: чистая полянка, окружённая со всех сторон зарослями, оказалась идеальной ловушкой. Но Игорь не растерялся: он успел выхватить свой парализующий пистолет и даже один раз выстрелить. Попал он на редкость удачно - крошечная игла попала прямо в грудь молодого дикаря, выросшего между нами, словно из-под земли. Он подпрыгнул, пару раз дёрнулся и затих. Зато остальные лесные, а было их, по крайней мере, полдюжины, кинулись, вышибли пистолет и поволокли нас через кустарник. Вблизи от их тел так шибануло запахом грязи, что у меня в голове всё как-то помутнело. Почему-то от них ещё пахло грибами, но так сильно, что я сначала не признал грибы, а подумал про какую-то химию. Между тем, несмотря на неудобное положение тела и туманящий разум запах, я заметил, что лес становится всё мрачнее, явно влажнее, и, что самое интересное, всё сильнее пахло грибами. Мы забрели в невероятную глухомань: вокруг нас вставали высоченные ели и сосны - их стволы были покрыты мхом. Никогда бы не подумал, что на территории нашего густонаселённого мегаполиса могут существовать такие леса. Впрочем, здесь эта территория густонаселённой не являлась уже давно.
  Почти через час похода через лес наши похитители вышли на поляну. Зато какую поляну! На территории в несколько гектаров возвышались десятки грибов. Да, да, именно грибов. Но грибов-великанов. Самые миниатюрные из них были ростом в полметра, а некоторые, видно старые грибы, достигали трёх метров в высоту. Самое интересное было в том, что в этих исполинах жили люди! В некоторых грибах были проделаны люки, через которые уже начали осторожно высовываться любопытные жители этого странного поселения. Открывающаяся передо мной картина скорее напоминала иллюстрацию к сказкам Носова о коротышках, и, если бы не связанные руки, я бы протёр глаза.
  Тем временем к нам подошёл местный вождь. Это был низенький смуглый и худощавый человечек, одетый в длиннющую оранжевую тогу. Присмотревшись, я убедился, что это был кусок ткани от парашюта. На голове у вождя болтались затёртые пластиковые солнечные очки, отчего он был похож на гигантскую стрекозу. В руках он вертел небольшую змейку, ужасно похожую на гадюку. Маленький человечек внимательно оглядел меня, Игоря и наших сопровождающих, сверкая маленькими глазками из-под роскошных бровей. Его покрытое морщинами лицо имело одно выражение - брезгливости, во всяком случае, когда он смотрел на своих людей. Они начали переговариваться на каком-то сильно упрощённом русском языке.
  - Эти ходить по твоему месту, - с какой-то обиженной интонацией воскликнул один из наших конвоиров, как видимо, начальник отряда.
  Маленький человечек очень вежливо кивнул.
  - Эти, - один из конвоиров тыкнул в нас пальцем, - смерть Боре.
  Вождь снова кивнул, на этот раз как-то вопросительно.
  Человек, разговаривавший с вождём, быстро щёлкнул пальцами, и его подчинённые поднесли Борю. Человечек посмотрел на тело, ещё раз смерил нас взглядом и произнёс удивительно спокойным голосом:
  - Хорошая охота. Перед закатом мы хорошо наедимся Борей. А этих - пусть жиреют в свинарнике.
  - Но, мой жрец, может быть, мы его сразу? - осмелился возразить предводитель отряда.
  - Молчать! - рявкнул маленький жрец.
  Теперь голос осмелился подать я:
  - Зачем вам есть Борю? Боря жив.
  Вождь удивился. Он внимательно посмотрел на меня, затем на тело Бори, потом громко спросил скорбным голосом у собравшихся вокруг лесных.
  - Разве бедный Боря жив?
  - Нет, мой господин, - со всех сторон послышались унылые голоса.
  - Кто принёс ему смерть?
  - Вот он! Вот он! - показали на Игоря все члены отряда, захватившего нас.
  Жрец поднял руку, успокаивая начавшую шуметь толпу, и успокаивающе заговорил:
  - Не вините этого человека в смерти Бори, великого охотника гадючьего племени. Когда этот заблудший человек стрелял в Борю, он не ведал, что творил. Но на его руке ясно видно клеймо ежа, а таких людей мы...
  Все собравшиеся дружным голосом закричали:
  - Едим! Едим! Жуём!
  - Всё верно, мои дети, такие люди - не люди, а животные, подлежащие съедению. Но сначала мы съедим Борю, а то он испортится, - высказав это "глубокомысленное" замечание, маленький человечек махнул рукой в сторону большого гриба стоящего отдельно от остальных, показывая верное направление.
  

Глава шестая. Княжна

  1
  Нас и тело Бори снова куда-то поволокли. Я заранее пытался представить свинарник в этом сумасшедшем людоедском посёлке. Но здешняя реальность, как всегда предвосхитила все мои представления. Свинарник оказался без свиней. Наверное, предполагалось, что свиньями в нём будем мы. Впрочем, скоро оказалось именно так. Внутри большого гриба оказалось удивительно тесно: вдвоём мы легко влезли, а когда туда запихивали тело Бори, нам пришлось потесниться. Все стенки гриба были покрыты какими-то наростами, необычайно напоминающих соску.
  На мой удивлённый взгляд человечек хитро подмигнул. Когда все лесные разошлись, жрец подошёл ко мне и зашептал:
  - Ты только не говори, что Боря был жив, и всё у тебя будет хорошо, понял?
  Игорь, стоявший вплотную, всё слышал, но виду не подал, а когда вождь ушёл готовить костёр, зашептал:
  - Всё верно говорит, среди этих дикарей - главное тихо, и всё будет нормально.
  Я резко повернулся к Игорю и заметил:
  - Да, да, по твоей вине съедают человека, а всё хорошо. Всё, значит, у тебя хорошо? А ты можешь его разбудить? А!
  Я так резко гаркнул прямо в ухо Игорю, что он отшатнулся и испуганно зашептал мне в ответ:
  - Наверное, смог бы, а сейчас не смогу, вот, видишь, руки связаны. Да и вообще, скоро он сам проснётся.
  - Уж ты постарайся, а то так нечаянно убьёшь человека, спать спокойно не сможешь, - язвительно усмехнулся я.
  - Это лесной, - рыкнул Игорь.
  - А как же теория о равенстве, толерантности и мультикультуризме? Действуй!
  - Увы, она действует только на территории Звёзд. Сюда эта теория даже и не заходила.
  - Неужели Слава попал сюда, к этим?
  - Нет, что ты, то племя, которое я, бывает, обеспечиваю - лояльное. Они в нужное время всегда дают дань Звёздам. А это, куда попали мы, наверняка какое-то нелегальное. Дани не дают и, соответственно, не получают гуманитарной помощи.
  - Чем же они питаются?
  - Людьми они питаются, вот чем!
  Я принялся успокаивать самого себя, пытаясь создать в воображении хоть какую-нибудь романтичность этому приключению. Из размышлений меня вывел Игорь, сказавший, что "неплохо бы перекусить". И тут я понял, что тоже хочу есть. Сильно, так сильно, как никогда в жизни. И готов даже не есть, а жрать. Конечно, сейчас, когда я пишу эти строки, мне становится стыдно. Но в тот момент инстинкт пересилил разум. Притом вокруг стоял такой дурманящий грибной аромат, а моё обоняние продолжало оставаться очень сильным. Но что можно есть внутри гриба со связанными руками? Конечно же, подобно червю выедать гриб изнутри. Именно так мы и сделали. Каждый из нас приткнулся к соске: мы с Игорем заняли почти у самого потолка. Но никто из нас не мог ни на секунду оторваться от них. Все наши мысли, все наши чувства были сконцентрированы на этой проблеме. Мы благополучно забыли, куда мы шли, забыли и о том, что мы здесь пленники, забыли о связанных руках. Мы думали только об одном: побольше этой замечательной грибной слизи, хорошо бы она никогда не кончалась. За этим сладким занятием мы не могли заметить, как Боря очнулся. Недолго думая, он принялся сосать ту же слизь, что и мы, благо сосков на потолке хватало. Но даже тогда я его не заметил.
  2
  Мне казалось, что прошло всего несколько минут с того момента, когда я начал сосать наркотическую слизь. Но за этим занятием мы провели, по крайней мере, час. Позже я узнал, что задержись мы ещё на немного, с нашей психикой явно возникли бы проблемы. А пока мы полностью беспомощные, стояли в свинарнике, не замечая, как из неприметного люка в углу, показалась чья-то любопытная мордочка. Как она прошлась по нам проницательным взглядом и спряталась снова, мы не заметили. Зато я почувствовал, что со слизью явно что-то не так. Её вкус перестал быть божественным и превратился в страшную горечь. Я немедленно выпустил сосок, из которого ещё капала полупрозрачная жидкость, и, обессиленный, рухнул на пол. Тут меня начало страшно рвать. На земляном полу уже чернела лужа слизи, а я продолжал содрогаться от приступов рвоты. Уже лёжа в этой луже, я осмыслил своё положение и проверил, на месте ли живот. Живот оказался на месте, но продолжал бурлить, хотя и не так сильно. С некоторым удовлетворением я отметил, что мои товарищи по несчастью также корчатся на полу в шершавом цилиндре гриба-гиганта.
  Тут я увидел такое, что сначала принял за галлюцинацию, но нет, этот объект был вполне реальным, особенно реальным было постепенно усиливающееся подёргивание за ухо. Это проделывала вполне миловидная на вид девочка в голубом платьице, в которое она была завёрнута с ног до головы. На вид ей было лет девять-десять, но почему-то чувствовалось, что она была старше. Она повторяла:
  - Ну вставайте, ну вставайте, ну пойдёмте, ну пойдёмте...
  Я приподнялся на корточки и спросил нашу спасительницу:
  - Кто ты?
  Эти два слова я выдавил с большим трудом, так как пересохшее горло жгло кислотой. Зато был вознаграждён красивым ответом.
  - Я Алька Белкина, великая княгиня Великого Свиблова.
  - Княгиня - ха, ха! Мелка ещё для княгини, - подал голос Боря.
  - А ты то, как здесь оказался? Ещё приближённый жреца Спиритского, - деликатно приглушила Борю Алька. Тут она очень внимательно посмотрела на Игоря, а ещё внимательней - на меня, будто надеялась просветить насквозь. И произнесла:
  - А вы совсем чужие. Не Химкинские, не Мытищенские и не Шереметьевские, не лесная братия, да и на антибиотиков не похожи, - и тут же прервала себя, - да чего мы здесь расселись, словно хряки, пошли быстрей в наш дворец. Он такой красивый!
  И маленькая княгиня, предварительно пригрозив пальцем Боре, первой юркнула в небольшой лаз, тем самым приглашая нас следовать за ней. Для того чтобы просочиться через лаз вместе с Игорем, мне потребовалось приложить все свои оставшиеся силы. Но узенький лаз вскоре закончился, и наш маленький отряд пошёл по достаточно высокому, чтобы выпрямиться в нём, коридору. Его уже давно не ремонтировали, облицованные плиткой стены были покрыты толстым слоем мха. На высоте плеч в стены были привинчены держатели для факелов; некоторые из них были заняты. Но ни один факел не горел. Я так и не смог найти определённого источника света, зато стало ясно, что позволяет видеть друг друга нам флюоресцирующий мох. Подземный ход заканчивался лестницей, ведущей к открытому люку. А когда я выглянул из люка, то, ожидая увидеть "дворец", был поражён окружающей обстановкой. Ладно нора, ладно гриб, ладно избушка...
  3
  Но я вылез посередине полуразрушенного храма! Храм не был особенно большим, но после наших лесных скитаний, он казался величественным. Но от первоначального интерьера храма осталось немногое - колонны да облупившиеся росписи. Большая часть колокольни была разобрана - потолок заделали неровно обструганными досками. Всё обширное пространство зала было занято всевозможными вещами. Чего здесь только не было - почерневшая от сырости старинная мебель, пыльная посуда, ковры, швейные машинки и даже настоящий автомобиль, правда с продавленной крышей и спущенными колёсами, а какой-то шутник повесил под потолок модель авиалайнера. Но первое, что бросалось в глаза - непонятно кем притащенный в такую глушь золоченый трон, который пришёлся к месту в Эрмитаже, если, конечно, отреставрировать его. На троне сидела, солнечно улыбаясь, наша недавняя знакомая.
  - Присаживайтесь, - она указала взглядом на остов автомобиля и крикнула, - эй, Мушка.
  - Что, госпожа? - из неприметной дверцы вбежала чернявая девушка.
  - Принеси дорогим гостям хорошей еды.
  - Слушаюсь, госпожа, - девушка кивнула и так же быстро убежала.
  Усевшись на правое переднее кресло автомобиля, я внимательно прислушался к словам Альки.
  - Вы ничего не бойтесь, дядя Спиритский вам ничего плохого не сделает, человек он добрый. И не верьте, что он человечину ест, до такого он не опустится, а слухи специально распространяет, чтобы боялись. Вы ведь не представляете, какие мы все беззащитные. А он ест небесную пищу.
  - Небесную пищу?
  - Ну, ту пищу, которая каждую луну падает с неба. За ней мы ходим к противным Мытищинцам. Когда пища только упала, мы стараемся побыстрее её подобрать и убежать. Часто Мытищенцы устраивают на нас засады и стреляют. Так погибло много хороших воинов. Небесную пищу едим мы с дядей и ещё Мушка, ну а остальные... ну... по-разному... Просто никогда её не хватает на всех... Совсем не хватает...
  Видно было, что она перед нами извиняется. Извиняется, как будто это она виновата во всём этом безобразии, извиняется так, как извиняешься перед людьми, обвинивших тебя в том, что ты никогда не совершал.
  - Алька, за кого ты нас принимаешь? И я тебя ни в чём не обвиняю.
  - Вы пришельцы из прошлого, верно? Вы прибыли к нам из того светлого мира, когда здесь был большой город, - тут она топнула ножкой по подножию трона, - большой город, называемый Москва. А по улицам в нём ездили большие железные лошади. Вот в такой вы сидите сейчас, а есть ещё больше, мне дядя в лесу показывал.
  Я не знал что ответить, а она продолжала:
  - Я читала много старых книг, и ни в одной из них люди не едят людей. Они едят такую вещь, как хлеб, мясо коров и баранов. А от небесной пищи люди слабеют - видите, какая я худенькая и маленькая, да и дядя тоже. Правда, он ищет в лесу какие-то корешки, но это слабо помогает. Как же я хочу попробовать хлеба...
  Игорь удивлённо посмотрел на меня, как бы выражая удивление "Как можно хотеть хлеба, но тут же отвёл глаза - он тоже хотел есть. Между тем Мушка принесла "нормальной еды" консервированный паштет и картошку фри, запивать всё это нам пришлось бутылкой "Кока-колы". Все продукты удивительно напоминали продукты нашего американизированного мира. Когда мы поели, Алька попросила рассказать о старом мире. Я не посмел отказать, хотя имел весьма малое представление о прошлом этого мира. Описывал я в основном Россию начала двадцатого века, особенно не вдаваясь в политику. Алька узнала об огромных просторах бывшей России, о городах, которые ей никогда не увидеть, о морях где-то на юге. Хотя рассказывал я с запинками и не совсем уверенно, определённо, мой рассказ возымел успех. Наблюдая за постоянно меняющимся лицом Альки, я понял, что она была лишена и этих развлечений. Когда я совсем выдохся и мой рассказ завершился, девочка расплакалась. Но плакала она удивительно тихо и сдержанно, так, как должна плакать царица. Уже через пару минут она подбежала к остову автомобиля, прижалась к нам и принялась упрашивать нас взять её с собой. Я попытался остановить её пыл, но бесполезно: она, набросившись с мольбами, облобызала нас всех. Она не понимала, что пока в этом мире не она, а мы были полностью в её власти.
  4
  Совершенно неожиданно люк в полу с грохотом хлопнул, я обернулся и заметил, как к нам подкатывается маленький человек. Он казался очень расстроенным, хотя чувствовалось, что он притворяется:
  - Белкина, как ты смеешь! Ты что, хочешь революцию спровоцировать? Полплемени голодные, добычи нет, Борис цел и невредим, мой авторитет висит на ниточке. С утра недовольные пойдут на штурм твоего замка. Немедленно начинай приготовления!
  Алька побагровела:
  - Да как ты смеешь так говорить мне, наследнице трона! Я уже не козявка, и в твоих поучениях не нуждаюсь. А мои дорогие гости никогда съедены не будут, людоед ненасытный.
  Спиритский всплеснул руками:
  - Который раз тебе говорю и показываю, не людоед я. А твои "дорогие гости" только сейчас дорогие, а через месяц, когда с ними наиграешься, они уже дорогими не будут.
  - Неправда, они будут дорогие всегда. И вообще, забирай своё людоедское царство, я другое себе найду, нормальное.
  - Глупенькая, да кому ты нужна в большом мире. Понимаешь, никому!
  - А мне вы все не нужны. Вот! Эй, Мушка, собери мою лошадку, я уеду на юг.
  - Никуда ты не уедешь ради своей же безопасности. Любой встречный тебя как миленькую возьмёт да изнасилует.
  - Ха, а меня будут охранять мои гости. И ты мне дашь свою стрелялку. Хотя нет, и просить не буду, всё равно не дашь.
  - Хорошо, уходи, только своих "дорогих гостей" оставь.
  -А вот не оставлю! - и топнула что из сил.
  Видимо, тут Спиритскому надоело выслушивать Альку. Он подошёл и грубо схватил её за плечи:
  - Поход отменяется, моя царевна. Хотя бы потому, что ты мне скоро понадобишься живая. Марш в гнездо!
  Молодая княжна с подталкивающим её регентом полезли по верёвочной лестнице, прикреплённой к наиболее уцелевшей стене. Я не успел сообразить, что к чему, как лестница поднялась, а люк наверху захлопнулся. Выбравшись из потрёпанного "Форда" я отметил, что мы в ловушке. Наверх взобраться было невозможно, да и для регента не представляло никакого труда нас оттуда столкнуть. Пространство вокруг нас представляло собой одну сплошную баррикаду - все дверные и оконные проёмы были наглухо заблокированы колотым кирпичом, из которого, видимо когда-то состояла верхняя часть храма. Свет здесь давали висящие по стенам лампы, из которых изредка капал жир. И тут меня осенило: люк в полу - именно через него все проникают в это здание.
  Я с Игорем бросился под землю. Но меня не переставала тревожить одна смутная мысль: "Почему Спиритский не обращал на нас никакого внимания? Ну да, ведь мы в его сознании были всего лишь кормом для его орды. Вот только почему он не позаботился о нашей нейтрализации, почему он давал возможность уйти через подземный ход" Напрашивался простой ответ: мы не могли никуда убежать.
  И верно, где-то на середине коридора мы услышали голоса, доносившиеся из "свинарника". Они были чёткими, но я долго не мог понять их смысл. Говорили что-то про гнев богов, про бескормицу, и про свинью. Потом я услышал чмокающий звук, затем послышалось хныканье, которое вскоре перешло в пронзительный рёв. Но и рёв вскоре прервался, уступив место звуку приближающихся шагов, причём ясно было, что шагала целая процессия. Я уже собрался рвануть обратно в церковь, как совсем рядом со мной одна из плит коридора тихонько ухнула и отъехала в сторону, словно приглашая нас войти. Уже потом Игорь объяснил мне, из-за чего это случилось. Ища выход, он наблюдал за ящерицей, снующей по коридору. Он заметил, что ящерица юркнула в какой-то лаз на уровне пола. Потянувшись за ней рукой, он задел рычаг, смещающий плиту.
  Недолго думая, мы с Игорем с трудом протиснулись в образовавшееся отверстие. Задвигая плиту на место, мы видели, как по коридору шествуют дикари, двое из них тащили на алюминиевых носилках связанного по рукам и ногам Борю. Никто на щель в стене просто не обратил внимания, все были увлечены предстоящим действом. Подождав, когда последние из дикарей скроются в церкви, я приступил вплотную к изучению так удачно спасшей нас ниши. Оказалось, что это не ниша, а целый дополнительный коридор, идущий параллельно основному. Вот только продвижение по нему сопровождалось такими трудностями, как преодоление баррикад, состоящих их залежей консервов, пакетов с продовольствием, и различными приборами. Их лакированные поверхности отражали зеленоватый свет флюоресцирующего мха, словно гигантские жуки. Я уселся на зубоврачебное кресло, стоявшее здесь, как пример невероятного скопидомства. Мы оба ещё не оправились от страшной слизи, постоянно икали. В горле бушевала изжога. Я немедленно откупорил несколько бутылок минеральной воды из близлежащего пакета. Но даже после целой бутылки минералки во рту остался противный вкус.
  5
  Между тем Игорь, как истинный археолог направился по коридору к церкви. Он тихонько постукивал по стенам и ворошил кучи коробок на полу. Вскоре он вернулся, приглашая следовать за собой. Коридор с каждым шагом сужался, оканчиваясь тупиком. Но с потолка рядом с тупиком свешивалась труба с отверстиями для глаз. Вот оно что, перископ для секретных наблюдений! Отсюда также хорошо был слышен шум, который имеет обыкновенье возникать в общественных местах, когда соберутся несколько десятков человек. Я прильнул к окулярам перископа и увидел пустой трон. Никого поблизости видно не было. Шум в зале резко усилился, чувствовалось, что обстановка там накаливается. Он напоминал звуки стадиона, но был, несомненно, более кровожадным. Неожиданно мои глаза залил ослепительный свет. Я зажмурился и невольно отстранился от перископа. А когда вновь заглянул туда, увидел плавно опускающегося вниз жреца Спиритского. Он парил в кругу света, падающего сверху света прожектора. По залу проносились вздохи изумления и восторга, и неудивительно - жрец был великолепен. Он был одет в длинную ярко-оранжевую тогу из парашюта, которая в лучах прожектора пылала и плясала, словно костёр. На голове у жреца ослепительно сверкал золоченый обруч, а на ногах (тут я тихонько фыркнул, и Игорь сзади предостерегающе шикнул) были одеты ярко-розовые детские резиновые сапоги с героями диснеевских мультфильмов. Спиритский медленно и важно опустился на трон и поднял зажатый в руке внушительных размеров золотой крест. Шум в зале немедленно стих.
  - Дорогие мои братья! Я, ваш отец Спиритский, готов помочь всем в праведном деле.
  Из зала понеслись робкие возгласы:
  - Помоги нам, отец Спиритский.
  - Обучи уму-разуму!
  - Скажи, что нам делать...
  Тут я увидел Борю, которого, наверное, вытолкнули из толпы. Он предстал перед троном в ужасной степени оборванный, создавалось такое впечатление, что он был одет в одни верёвки. Безвольно качая головой, Боря без умолку повторял:
  - Есть, жрать, есть, жрать, есть хочу...
  Спиритский изобразил страшное негодование. Его лицо исказилось в отвратительной гримасе, он воскликнул, явно играя на публику:
  - Кто посмел превратить великого воина Борю в свинью?
  Было слышно, как при этих словах зал испуганно охнул. Жрец не стал ожидать ответа зала и заговорил тихим приглушённым голосом, через который прорезались рыдания:
  - Всё ясно... Боря сам избрал путь свиньи. Это его решение и никто не вправе мешать ему. Сможем ли мы простить Борю?
  - Нет, нет, нет! - заголосили дикари.
  - Да, сможем, - резко прервал их Спиритский. Мы можем простить ему все: и то, что он, потребляя в больших количествах Дурящее Питье, лишил племя хорошего охотника, и то, что его не убили на охоте. Наша всепрощающая вера поможет нам сделать это. Вот только сможет ли его простить Бог? Нет, не сможет. Боря убил свою душу навсегда, и мы не можем её спасти. Вы загляните в его глаза - в них нет ничего. То, что болтается перед вами - уже не человек. Это всего лишь вкусный кусок мяса. Мяса, которые мы должны съесть, чтобы вернуть милость Бога!
  После этой разжигающей речи зал потряс взрыв оваций. В объективах перископа я увидел скачущих вокруг трона в первобытном танце дикарей. Они были размазаны с ног до головы яркими красками и размахивали ножами и молотками, кстати, всё оружие у них было вполне современное, видно было, что оно сделано по заводским технологиям из стали.
  Перископом завладел Игорь, я несколько отвлёкся, а когда снова стал прислушиваться, то услышал:
  - Нет, нет, я не хочу! Может быть, кто-нибудь другой? - голос явно не принадлежал Боре, скорее какому-то мальчику.
  - Витя, ты можешь предать своё племя и веру? - воскликнул Спиритский.
  - Нет, не могу...
  - Ну, тогда быстрее, чего ж ты медлишь!
  - У меня рука не поднимается...
  - Ну, хочешь, я сделаю тебе легче.... Давай мы тебе глаза завяжем... Вот так... Молодец... Давай сюда свою руку... А теперь жми...
  Наверху, за каменной кладкой прогремел выстрел. Здесь, в слуховой комнате он был оглушителен. Рядом со мной Игорь бессильно опустился на пол. Мы молча смотрели друг на друга, не понимая, что делать дальше.
  Позже я много размышлял об этом страшном явлении на территории Москвы и Московской области. По моей версии, после катастрофы 1942 года, Россия, как государственное образование, было полностью уничтожено. Людям, оставшимся без дома, без работы, без транспорта, без власти, ничего не оставалось делать, как выживать, расколовшись на многочисленные кланы и употребляя в пищу многочисленных убитых при взрыве и последующих столкновениях. Несомненно, это была беда только Москвы, поскольку большинство её жителей уже тогда не были заняты в сельском хозяйстве, и, конечно, ничего вырастить в землях, пострадавших при взрыве, для оставшихся в живых москвичей было невозможно.
  Глава седьмая. Стычка.
  1
  А тогда я сидел на грязном полу, всем своим телом чувствуя промозглую сырость. В мозгу у меня копошилась только одна мысль: мы все сгинем тут без остатка, если весь этот мир такой, то жить в нём невозможно. Но посмотрев на даже сейчас чистого, даже опрятного, Игоря мои мечущиеся мысли пришли в сравнительную упорядоченность. Нет, не весь мир такой отвратительный, есть здесь и островки благополучия. Только вот как я могу оказаться там, может, благодаря моим знаниям из той, родной Москвы? И я спросил Игоря:
  - Откуда ты родом на самом деле? Ясно, что предки твои из России, но где ты прожил большую часть жизни?
  Игорь ответил не сразу. Он копался в себе, пытаясь точнее сформулировать ответ, а потом выдавил:
  - В Созвездии.... А если сказать точнее, то на Кубе. В Северо-Западной Кубе, Звезда Варадеро. Прелестное местечко. Морской воздух, солёный ветер. Чудесные дни, тепло и солнце. Я занимался подводной археологией - исследовал испанские галеоны, потопленные погодой и английскими флибустьерами. Нашим экспедициям помогали дельфины - отзывчивые, умные животные. Люди, окружавшие меня также были несравненно лучше всех этих выродков - при этих словах Игорь показал наверх, - Здесь каждый только и делает, что пытается сожрать друг друга - не только в переносном, но и в прямом смысле. И мы пропадём здесь, никто нам не протянет руку помощи. А я ещё надеялся на какую-то первобытную чистоту, простоту... Болтовня всё это... Враньё... Кому, как не нам теперь понимать это...
  - Какая уж здесь может быть простота? Когда людей из столицы крупнейшей державы мира, опускают на такое дно, попадают в такие условия, которые даже в отсталой Африке не встречаются. И эти люди, может быть, очень неплохие люди, становятся совсем дикими. Слушай, а ты можешь по-человечески объяснить - что это такое - Созвездие?
  Игорь думал ещё дольше:
  - Понимаешь, это так сразу объяснить нельзя, тут серьёзный подход нужен. В - общем, это совокупность городов - Звёзд, в которых живут люди. Те люди, которые имеют паспорт, живут в Звёздах. Звёзд на Земле чуть больше тысячи, в них живут примерно сто двадцать миллионов людей...
  Но я его уже не слушал - в голове у меня что-то щёлкнуло: ведь Игорь со своего паспорта давно бы мог вызвать спасателей! А он ответил, будто отвечая на мои мысли:
  - Всё бесполезно - здесь даже радиосвязи нет. Ну, трудно им, что ли поставить радиовышку?
  - А как же спутники?
  - Чьи спутники? - не понял Игорь.
  - Да спутниковая связь - ты посылаешь радиосигнал искусственному спутнику Земли, а он передаёт его на другой спутник, чтобы, в конце концов, связаться с другой стороной планеты.
  - Искусственный спутник Земли?! Ха, забава для фантастов. Ничего подобного на самом деле невозможно. Но ты говоришь очень уверенно - будто сам из будущего.
  - Нет, я не из будущего. Я из Москвы 2010 года. Сейчас ведь 2010?
  - Да, я же тебе уже говорил - 2010 от Рождества Христова и 102 года от Пришествия, - устало повторил Игорь, - Только Москвы здесь нет.
  Мы замолчали.
  Совсем рядом, над нами послышались мерзкие звуку - это дикари занимались страшным пиром. А мы тут так и останемся запертыми до того момента, пока Спиритский не придёт закладывать сюда очередные запасы. Стоп, а как он будет эти запасы закладывать? Неужели будет снимать перископ и в образовавшееся отверстие пропихивать предметы по одному? Да нет же, здесь все продукты в упаковочной таре. Значит, сюда должен быть вход, а если есть вход, то мы можем через него выйти. Я сказал об этом Игорю, и мы начали карабкаться на свободу через горы еды, находящиеся в нескольких метрах от голодных людей, собирающихся съесть своего товарища.
  2
  Когда мы выбрались на поверхность, уже наступил вечер. Выход из подземелья был замаскирован в виде гигантского пня, неизвестно каким образом оказавшимся на заброшенной дороге. Но поверхность не принесла облегчения, наоборот, казалось, лучше заночевать в складе, чем в тёмном лесу. Но одно только воспоминание о том, что происходило в церкви, делало ночёвку в подземелье невозможным предприятием. Мы уселись на пень, размышляя о дальнейшем пути.
  Вдруг рядом с нами что-то зашипело, как продырявленный баллон с газом. Тот час же сильно захотелось спать. Все тревоги сегодняшнего дня промелькнули в голове - больше не осталось никаких мыслей, кроме "уснуть". Я начал заваливаться на Игоря, а Игорь - падать с пенька на траву. Всё последующее на протяжении получаса помнилось весьма смутно. Но очнулся я без каких-либо неприятных последствий и то, что увидел, заставило меня поверить, что всё недавно произошедшее со мной было всего лишь сумбурным сном. Надо мной склонялся живой и здоровый Слава! Он сосредоточенно распутывал верёвки, стягивающие мои руки.
  - Папа, наконец-то я тебя нашёл!
  -Это я тебя нашёл! Говори, что они с тобой сделали!
  Мы встали, и Слава вскочил мне на руки. Только после этого я заставил себя оглядеть окружавший меня пейзаж. Пейзаж с железной логикой утверждал, что весь сегодняшний день сном не был. Рядом со мной лежал связанный Игорь, сзади притаился ночной лес, а спереди раздавались крики, светился пожар, и явно попахивало дымком.
  - Ну, как ты? - в очередной раз спрашивал я Славу.
  - Да ничего они со мной не сделали, я им только говорю, а они слушают, рот открыли. Я им и про приключения Джима Баттона рассказывал, и про Крох, и про...
  Да, я понимал своего сына. Как это приятно - рассказывать известные только тебе вещи. Пусть даже в них все сомневаются, пусть совсем не верят, зато тебя никто перебить не посмеет. А Слава продолжал болтать:
  - Они живут в грибах! Представляешь! В грибах размером с дом!
  - А они едят грибы изнутри? Ты тоже ел? - вздрогнул я.
  - Я? Нет, не ел, и они не ели, они едят консервы. А что?
  - Ну, если не едят, то ничего. А вот если попробовать съесть гриб, тогда да...
  - Что да?
  - Да просто меня угораздило попробовать ядовитый гриб, хотя это уже не важно. Тебя то, как, не обижали?
  - Меня-то? - напыжился Слава, - да я для них будто божество! К каждому слову прислушиваются, ходят за мной, охраняют. Еле сумел от этих назойливых отбиться, когда увидел, как тебя вяжут. Кстати, а это кто?
  Он показал на Игоря, про которого мы оба забыли. Я хлопнул себя по лбу и бросился разрубать верёвки, связывающие археолога.
  - Странно, что ты Игоря не помнишь, он спасти тебя пытался.
  - Ой, просто, просто за день столько всего было, - смутился Слава.
  Я кивнул, действительно, за день случилось чрезвычайно много всего для всех нас. Тут ветер нанёс дым прямо на нас.
  - Слава, а зачем они сюда пришли, твоё племя?
  - Они сказали, что они идут войной на неправедное племя. Оно забыло богов, прекратило делать жертвоприношения богам. Ещё они сказали, что если люди не хотят приносить жертвы, тогда им надо помочь - пусть сами станут жертвами. Вот, примерно так... - как-то виновато сказал Слава.
  - Странно, не много ли ссылок на каких-то там богов?
  - Да не знаю я. Это племя живёт здесь, рядом, на территории старых Мытищ. Они цивилизованные - даже телевизор есть. В общем, нормальные ребята. А ты знаешь, они сказали, что идут мстить этим не только за каких-то богов, но и за то, эти, у которых ты был, людей едят. Что, они на самом деле настоящие людоеды?
  - Понимаешь, они тоже люди. Всего лишь люди...
  3
  Когда Игорь окончательно оправился от действия наркоза, наш маленький отряд двинулся в сторону бывшего посёлка лесных, где, как объяснил Слава, мытищенские лесные занимались экспроприацией. Почему бывшего - потому что большинство грибов в посёлке пылали небольшим пламенем с таким количеством дыма, что всем приходилось жмуриться, проходи через дымовую завесу. Не горел только один гриб - гриб, в котором нам с Игорем пришлось провести всего один час, но какой час! Именно к этому грибу воины из мытищинского племени сгоняли свибловских женщин и детей. Обнажив копья, они тыкали их в спины людей, пытаясь сделать так, что все люди оказались у самого гриба. Это им удалось, и мы с удивлением наблюдали, как новоявленные пленники пальцами выдирают куски из гриба, вырывают их друг и друга, стремясь поскорее отправить в свой рот. Зачем они так делали, если знали, что гриб ядовитый, что, наевшись его, они превратятся в послушных кукол? Они были голодны. Сейчас они дожидались мужчин, чтобы получить свою долю от кровавого пиршества, они уже мысленно приготовились к долгожданной еде и были готовы употребить в пищу даже яд, притом яд приятный.
  Другая группа занималась осадой развалин храма. Они разжигали огонь у самого основания, подпитывая его всё теми же грибами. Образовавшийся в результате этого дым закрыл церковь густой пеленой. Поэтому мы не увидели, кто стрелял, а услышали только частые выстрелы, бывшие, скорее всего, пулемётной очередью. Хотя стрелять здесь ещё мог только один человек - Спиритский. Люди, осаждавшие церковь были явно не готовы к такому повороту событий. Спиритскому удалось попасть в несколько человек, прежде чем они успели скрыться. Зато остальные прекратили осаду и перебежками направились обратно. Оказалось, что на опушке леса стояли не только мы, но и ободранная лошадь с ящиком на спине.
  Мытищинцы окружили лошадь и, помогая её тащить ящик, бегом бросились к церкви. Пока я недоумевал по поводу этого, они, прикрываясь ящиком от пулемётного огня, спешили подойти вплотную к стене, чтобы попасть в недоступную, слепую для пулемёта зону. Это им не удалось: лошадь, поражённая пулей, упала, на неё свалился ящик, люди склонился над животным, пытаясь передвинуть предмет...
  - Боже мой... Так это же... Бежим быстрее! - неожиданно Игорь, до этого пристально вглядывающийся в картину боя, схватил меня со Славой за руки, и потащил подальше от стрельбы, за холм, в лес. Паника, охватившая его, передалась мне. Конечно, имело основание беспокойство о возможном попадании из пулемёта, но Спиритский стрелял совсем в другую сторону, притом он обстреливал ближайшую сотню метров от церкви, а мы находились на расстоянии, превышающим полкилометра. Но стоять и совершенно спокойно смотреть на огонь, а потом стремительно убегать? Притом так быстро? Я не успел ни о чём расспросить Игоря, как мы стремительно нырнули в сырой овражек. А ещё через миг нас тряхнуло, на голову посыпалась земля, а через миг вверху полыхнуло, стало светло, как днём. Сосна, стоявшая неподалёку, с пронзительным скрипом обрушилась, мне со Славой пришлось вжаться в сырую холодную землю. Но всё равно вершина упавшей сосны крепко прижала нас к земле, уколов иголками. Потом, когда лес успокоился, наступила невероятно полная тишина. Не было слышно ни криков, ни стрельбы, ни даже треска пожара. Только продолжали скрипеть поломанные взрывом ветки. С трудом вылезая из-под веток, я, задыхаясь, спросил Игоря:
  - Как ты догадался?
  Он усмехнулся:
  - Очень просто. Просто я узнал один из предметов так называемой "гуманитарной помощи". В списке он обозначен как "средство для расчистки леса" или как "средство для глушения рыбы", что-то вроде этого. А аборигены используют его по-своему, как видишь.
  - Но зачем им дают такое оружие?
  - Как зачем? Надо же как-то ограничивать их численность? Солдаты стоят слишком дорого, гораздо дешевле будет, если аборигены будут истреблять себя автоматически.
  - Но это же... Это... не правильно.
  - Это нормально. Ты опять мыслишь не по-человечески. Как бы там ни было, но главное в жизни для людей - своя выгода. Притом это ещё не самое хитрое приспособление для уменьшения их численности. Например, в пище, которая им поставляется, содержаться вещества, снижающие половую активность и постепенно стерилизующих потребителей.
  - Что?!
  - Ты можешь не беспокоиться - я вам давал сыворотку против этого ещё вчера. Или уже позавчера...- Игорь, нахмурился, пытаясь понять, наступило завтра, или ещё нет.
  4
  Озираясь по сторонам, мы вышли из леса. Поляна преобразилась: теперь она светилась из-за горящей травы, будто вулкан. Над поляной вставала стена дыма; из-за подсветки снизу он светился ярко-оранжевым светом. К Славе подбежало несколько мытищенцев. Во главе них важно шёл уже знакомый нам вождь-альбинос. Слава подвёл его к нам и представил:
  - Это мои друзья.
  - Друзья? - вождь беззаботно усмехнулся - Хорошо, друзья, веселитесь - сопротивление людоедов подавлено. Пошли брать добычу!
  Мытищинцы, укрывавшиеся, как и мы, за холмом, помчались через догорающую поляну к церкви. Мы шли за ними, глотая противный дым, а я удивлялся: как же так, они даже не вспоминают о погибших! До чего же они здесь все наивные! Когда мы вошли в посёлок свибловцев, мытищинцы уже вовсю пытались грабить. Именно пытались, так как со всех сторон доносились разочарованные выкрики. Конечно, надо было догадаться, что после срабатывания бомбы такой силы, "брать" будет нечего. Как я понимал, их, как работорговцев, больше всего интересовали живые люди. Живых в посёлке не наблюдалось, из мёртвых было только несколько мытищенцев, подстреленных Спиритским. Проходя по посёлку, я попробовал дотронулся до одного из грибов. Опалённый гриб со страшным свистом и запахом начал сморщиваться, трескаться, вжиматься в землю. Я задумался: а где же Алька, неудавшаяся княгиня людоедского княжества? Среди мёртвых её нет, значит.... Нет, она же осталась в церкви! Тут я увидел церковь и обмер: церкви не было, а была бесформенная груда камней.
  Поняв, что никого они не найдут в разрушенном поселении, мытищенцы потянулись к себе, на север. Они были угрюмы даже не из-за того, что потеряли половину своего отряда, а от того, что никого не захватили. Неожиданно раздались созывающие крики со стороны остатков ядовитого гриба. Я сторонился его и из-за страшных воспоминаний и из-за трупов, окружающих его, но сейчас подошёл, заинтересовавшись. Созывал всех один из мытищинцев, пытавшийся найти мало-мальски здорового человека, а теперь провалившийся в тайный ход. Оттуда он теперь и вопил. Заинтересованные мытищенцы мигом бросились сюда и, разрывая остатки гриба, бросились вниз. Я последовал за ними, но увидел страшную сцену. Вот где был настоящий ужас! Обгоревший гриб был окружён кровавыми телами. Одна из женщин ещё пыталась что-то говорить, судорожно облизывая пересохшие губы. В мою руку крепко вцепился Слава. Я осторожно прикрыл его глаза ладонью.
  Я, признаюсь, никогда не был на войне. А здесь, наверное, было хуже, чем на войне. На войне люди убивают своих врагов, врагов своего государства, идеи. А здесь, в заброшенных окрестностях Москвы, уже десятилетия не прекращалась бойня, искусственно разжигаемая со стороны. Люди убивали людей даже не из каких-то мотивов. Они уничтожали друг друга, не зная, что возможно как-то иначе. Убивали и продавали ради банок с вермишелью. Явно, что за этим страшным спектаклем скрываются какие-то кукловоды. Даже Игорь, скорее всего, простой обыватель, а подлинные властелины скрываются где-то выше. От всего увиденного меня всего прошиб холодный пот. Обессиленный, я облокотился об остатки ядовитого гриба. Гриб пшикнул, и, испуская мне в лицо тучи пепла, осел вниз, увлекая нас за собой. Мы съехали в уже знакомый нам зеленоватый коридор. В нём уже толпились кучками лесные, искавшие добычу. Там же, прислонившись к склизкой стене, стоял Игорь. Было заметно, что он дремал. Вождь лесных говорил перед ними, простирая узловатые руки:
  - Боги уже месяц ждут дани! А ты, ты и ты, - вождь тыкал пальцем в своих подчинённых, вы помните, что случается с племенами, не заплатившими дани?
  Угрюмое пыхтение было красноречивым ответом. Все помнили.
  - А если кинуть жребий? - послышался неловкий голос.
  - Кинут жребий? Можно! Только не много ли людей мы потеряли сегодня? А если мы отдадим оставшихся, что будет дальше? А? Никто не подумал? А дальше у нас людей больше не будет. Что, по-твоему, всем становиться богами? Нет, такая участь ждёт только наших врагов!
  - Но, вождь, дело не только в дани.
  - Что же? Дань важнее всего! Ничего не может быть важнее дани!
  - Голод. Есть нечего. Мы давно не давали дани, а боги давно не присылали помощь. Она уже вся съедена.
  - Я это и без тебя знаю! Зачем же, по-твоему, мы совершали вылазку к одинокому богу, который зачем-то роется в грязном котловане тоталитарной столицы? А?
  - Но мы взяли всего ничего, притом этот бог-сорванец слопал почти всё, что было, - лесной ткнул пальцем в Славу; Слава же посмотрел на меня извиняющимися глазами, дескать, знал бы что будет, есть бы не стал.
  - И ты предлагаешь отдать богам оставшихся?
  - Нет, можно попросить пищи. У богов, которые рядом с нами!
  5
  Все лесные внимательно, словно оценивающе, уставились на нас. Их взгляды говорили об одном: что же можно получить с этих богов, волею случая оказавшихся у нас в руках? Вождь выступил вперёд и с поклоном сказал:
  - Большое спасибо великим богам за щедрые подачки! Но мы бедны и не можем ничего дать взамен... Разве что некоторых людей... Только вы скажите другим богам, что мы дали людей...
  - Так вам пища нужна? - очнулся до того словно дремавший Игорь.
  - Да, да, пища, пища! - заволновалась толпа.
  - Так получите! - И Игорь ловким движением ноги открыл потайной лаз. Это действие было встречено криками восторга. Мытищенцы врывались в тайный склад, на ходу круша гнилые стены. Изнутри послышались радостные вопли, разносившиеся по подземелью раскатами эха.
  Мне, да и Славе, не хотелось туда идти, и мы, последовав примеру Игоря, задремали. Ещё бы, после такого дня, дня тревог и переживаний!
   Между тем за плитой раздалась новая порция восторженных воплей. И чего только они там нашли, подумал я. Неожиданно я услышал знакомый голос:
  - Не сметь трогать великую княжну!
  Так это же Алька! Я быстро пробрался через разбитые плитки в склад. Однако! Мытищенцы вели себя словно дикари, впрочем, не их надо винить в том, что они стали дикарями. Тюки с продовольствием, коробки с гуманитарной помощью были беспорядочно раскиданы по полу. Из разбитых бутылок на пол лилась красная жидкость с характерным запахом. Ясно, что алкоголь, вино, но в каких масштабах! Наверняка, синтетическое, как и вся пища здесь.
  Моё внимание было приковано к столпившимся в круг дикарям. Все мытищенцы стояли вокруг нескольких живых свибловцев, возглавляла которых Алька. Мытищенские лесные были в полном восторге. Окружив плотным кольцом побеждённых, они гоготали, выкрикивали непристойные шуточки, плевались. Алька стояла вся бледная, со лба у неё струился пот. Вокруг Альки сбились в кучку остальные свибловцы, тоже притихшие. Я заметил, как у одного из них руки были покрыты запёкшейся кровью, нетрудно понять - кровью Бори. Алька заметила нас и, рыдая, бросилась через кольцо. Её, смеясь, схватили, но тут беспорядки прекратил седобородый вождь.
  - Оставьте её. Она - эксклюзивный товар, должна остаться целой во всех отношениях. Ведь за такую рабыню нам, может быть машину, дадут.
  Все мытищенцы согласно закивали. Воспользовавшись этим, Алька вырвалась из их рук, рванулась ко мне, бросилась на шею.
  - Как ты спаслась в таком...? - я замолчал, не в силах подыскать подходящее слово.
  - Как только дядя начал стрельбу, я сразу поняла - надо в подземелье, а тут вон какая оказия, - Алька простёрла руки к запасам продовольствия, вытаскиваемые мытищенцами из подвала, - Думала пересидеть, да не вышло... Теперь я, как и хотела - княгиня без княжества.
  Удивлённо наблюдая наш разговор, вождь обернулся ко мне:
  - Так вы все знакомы?
  - Да, можно сказать так. Княжна - мой друг.
  Седобородый нахмурил брови.
  - Ну что ж, если друг, тогда ладно. Можете забирать её себе, она у вас лучше сохраниться. Только вы все пойдёте в наш лагерь. Ладно?
  - Ладно, в лагерь - так в лагерь. Там найдутся спальные места?
  Вождь кивнул, хитро улыбнулся:
  - Хорошо, вы оказали нам большую помощь. Теперь у нас будет много еды и вещей. Можете жить с ними. А спальные места - теперь найдутся.
  И он пошёл командовать остатками своего воинства, гортанно выкрикивая приказы. Мытищенцы крепко связали спасшихся свибловцев, покидали на плечи наиболее ценные припасы и отправились в свой лагерь. По пути они пили, закусывали, нахально смеялись - вели себя, как ведут себя победители во всех эпохах.
  

Глава восьмая. Потребители

  1
  Во время нашего пребывания в мытищенском племени мы очень плохо понимали его жителей. И не потому, что они разговаривали на непонятном языке, нет. Просто у нас не было и быть не могло подходящих тем для разговора. Слишком уж отличалось моё мышление от мышления лесных - недаром Игорь сразу признал меня за своего с какой-то там Звезды.
  Зато я со Славой (иногда к нам примыкал Игорь с Алькой) устраивали своего рода вечера ликвидации безграмотности. На них присутствовали из племени, преимущественно или совсем маленькие, или престарелые (таковых было больше всего). Они собирались вокруг нас в полукруг и внимательно слушали наши рассказы, сказки и песни из светлого прошлого, в большинстве своём - плагиат. Особый эффект производили детские песенки из советских мультфильмов - ни о чём подобном здесь даже не слышали.
  Сначала, как только мы начали проводить такие концерты, племя разделилось на две команды. Одна часть жителей с самого начала относилась к нашим выступлениях крайне отрицательно. Многим людям почему-то очень не нравилось, что мы говорим о старых временах уважительно. Иначе как еретиками нас не называли - интересно, где они подцепили такое слово? Другая группа не могла устоять от любопытства и, затаив дыхание, приходила на собрания.
  Мытищинские лесные жили так же, как и свибловские - в больших грибах. Когда я спрашивал, откуда такие большие грибы, они отвечали, что это - спасение, полученное от богов по их великой милости. Я сначала не понимал, а потом мне объяснили, что давным-давно люди были очень несчастными и во время зим замерзали сотнями. После нескольких страшных зим боги решили помочь людям и прислали споры больших грибов. Однажды, рассматривая внутреннюю поверхность одного из домов, я обнаружил что-то вроде небольшого клейма. На нём значилось, что данный дом разработан во Флориде специально для зелёных. Значит, все без исключения племена зависели от развитых государств. Или не все?
  Сознание и быт мытищинских лесных было ужасно тёмным, дикарским. Никакого представления о том, что их окружает, у лесных не было. Всё их представление о мире складывалось из двух частей: примитивных сказок старших и от того, что показывалось на экране телевизора. Да, да, у племени был свой собственный телевизор. Он представлял собой огромную плазменную панель, защищённую от непогоды единственным на племя брезентовым тентом. Перед телевизором расстилалась вытоптанная поляна, заставленная узкими деревянными лавочками. Примечательно, что человек, отвечающий за телевизор и настаивающий телеканалы, являлся своеобразным жрецом. Ещё бы, человек, отвечающий за связь с богами, во все века и эпохи был значимым и почитаемым.
  Все их сказки и мифы состояли из трёх частей. Первая часть - сказания о так называемой Стране Снов, которая была на всей земле раньше. По преданию, тогда люди были равны с богами, и господствовал Золотой век. Мир, где люди жили в большом великом городе, который объединял гигантские земли. Воспоминание о былом могуществе Москвы? Скорее всего, да, так как с тех времён прошло не так уж и много времени - всего три поколения сменились. Но пройдёт ещё лет десять - и разговоры о Золотом Веке окончательно исчезнут, вытесненные напором телевидения. Если, конечно, останутся в живых эти люди. И на этот счёт у меня были очень большие сомнения. Те люди, которые подчинялись общим правилам, должны были обязательно попасть в Страну Снов. Хм... Ещё одна интерпретация рая? Только почему-то эти сказки единодушно считались какими-то неприличными, нехорошими для богов. Их всегда рассказывали ночью, шёпотом, при этом выключая всё освещение. Интересно, зачем нужна была такая секретность? Наверное, люди боялись гнева их телевизионных богов, которые явно были против такого рая. Ведь их рай был возможен лишь в телевизоре - и больше нигде.
  Вторая часть легенд была посвящена разнообразным телевизионным богам. Она была наиболее популярна, так как имела мощную подпитку от голубого экрана. Эти боги совсем не напоминали богов древних славян или германцев. Например, одной из самых почитаемых богинь была девочка в одних трусиках, прыгавшая по эстраде и пищавшая что-то в микрофон. Многие из племени брали с неё пример и скакали перед телевизором, пытаясь повторить её движения.
  Большинство телевизионных богов вели жуткие в своей бесконечности битвы. Бои велись всеми возможными видами оружия и в самых разных декорациях. Но суть была одна и та же - даже после страшных ударов бойцы поднимались и опять кидались друг на друга, в бессмысленную атаку.
  Другой бог, также часто появляющийся на экране, любил говорить длинные речи, во время которых аборигены, словно загипнотизированные, сидели с открытыми ртами. Ни один человек здесь так и не пытался понять сути этих речей. Как-то раз я попытался, но, едва включил логику, был снесён потоком красивых, но, к сожалению, ничего не значащих слов.
  Ещё одна категория богов обыкновенно в непринуждённых позах сидела за столом или стояла и увлечённо рассказывала друг другу разные пошлости. Или просто ругались.
  Что интересно, в пантеон богов были включены не только живые люди, но и мультяшные герои. За все четыре дня пребывания в Мытищах я ни разу не увидел мультфильма со смыслом. Герои, часто напоминающие какую-то живность (уток, собак, мышей, котов, а то и муравьёв с пауками и т.д.), постоянно куда-то бежали, кого-то колотили и что-то взрывали. Конечно, употребляя очень сложную демагогию, можно было как-то объяснить пользу и этих мультфильмов.
  2
  Было в Мытищенском племени много странностей, который делали его глубоко зависимым от "богов". Например, значительную часть досуга местной ребятни занимала игра в видеоигры. Я сначала не поверил своим глазам, но, когда и Слава превратился в заядлого игрока, мне пришлось поверить. Не только мальчишки и девчонки, а практически всё население лагеря могло часами пялиться на маленький жидкокристаллический экран, проигрывая сцены борьбы с каким-то громилой. Интересно, что самым страшным существом из этих игр был Азазель. Я вспомнил, что по одной из мифологий Азазелем был великий просветитель, наподобие греческого Прометея давший людям знания.
  Особенно мне запомнился монолог семилетнего мальчика Лёши. Он рассказывал про виртуальную войну, в которой Лёша был не просто мальчиком из Мытищинского племени, а великим снайпером. Ему давали задания, и он убивал людей. Конечно, не настоящих, а виртуальных.
  - Так вот, тот чувак сидел в кафе. И пил из чашечки кофе. Я, значит, навожу на него прицел и стреляю. У чувака во лбу дырка и он падает лицом прямо в чашку! Ха-ха!
  Как-то раз я спросил его:
  - Лёша, тебе не страшно убивать людей?
  - Так чего бояться - они ведь не настоящие!
  - А ты уверен, что не побоишься убивать настоящих людей так же, как и виртуальных?
  Мальчик хмурит лоб и отвечает:
  - Не знаю.... А зачем нужно бояться убивать людей?
  Уже я не смог дать внятного ответа на этот вопрос. Хотя и попытался, но меня никто не понял. А мальчик продолжал откровенничать:
  - Вот в телевизоре - все хорошие плохих убивают. А я - хочу быть хорошим! - улыбается Лёша.
  Да, с такой прямой логикой я ничего не мог поделать. Впрочем, поголовное увлечение виртуальной реальностью объяснялось просто. Ни о какой народной культуре здесь даже речи не шло, а трудиться было просто незачем. Ещё бы, если все привыкли получать подачки с небес. А виртуальность помогала весело и непринуждённо скоротать бесконечно пустое время. Печально, но факт: несмотря на обилие, даже по московским меркам, цифровой техники, мытищенцы с каждым годом всё больше дичали. Дичали, даже не несмотря, а благодаря, современной технике и электричеству. Быть может, не имея такого досуга, они занялись бы чем-то более полезным, но телеэкран и видеоигры занимали всё время. Увы, но электрификация без советов ничего хорошего принести не смогла.
  3
  Другие мифы очень напоминали своеобразные детские страшилки. Они повествовали о людях, живущих в лесу. Интересно, что наши хозяева тоже жили в лесу, но что-то сильно отличало их от остальных лесных людей. Когда я спросил окружавших меня мытищенцев, чем именно эти люди отличаются от них, мне ответили:
  - Они совсем другие. Они плохие, нехорошие.
  - Чем же они так плохи?
  - Как чем?! У них другие боги. Здешние, лесные. И поэтому очень страшные. Неприкасаемым служат вся живность: и звери, и птицы.
  - Ну что из этого, что служат? Они кого-нибудь из ваших убивали?
  - Да, да. Они крадут маленьких детей и едят их.
  - Едят? То есть как свибловские? Так почему вы на свибловцев напали, а неприкасаемых боитесь?
  - Неприкасаемые злые, как черти, не верят в богов и прислуживают им духи леса... Поэтому их нигде нельзя найти, они сами, как духи...
  И так далее и тому подобное... Один раз, когда меня окончательно достали разговоры о страшных неприкасаемых, якобы жрущих на завтрак маленьких детей, я произнёс:
  - Тогда я пойду к ним, посмотрю, что и как.
  Это предложение было встречено всеобщим истерическим визгом. Заплаканные дети начали меня отговаривать от этой опасной затеи:
  - До этих людей дотрагиваться нельзя, их даже видеть нельзя, иначе станешь таким же, как они - плохим и страшным. Поэтому они и называются неприкасаемыми...
  После всех этих разговоров ко мне как-то незаметно для всех подошёл Седой. Он шепнул:
  - Вам, как умному человеку надо открыть страшную тайну. А то вы можете понять всё неправильно.
  - Ну что ж, валяйте, - нехотя разрешил я, понимая, что соглашаясь услышать так называемую "страшную тайну" я должен буду взять на себя какие-то обязательства. Особого интереса я не проявлял, потому что уже настолько привык ко всем этим тайнам и, несомненно, многие из них были действительно страшными.
  - Неприкасаемые не едят людей, - шёпотом протянул Седой и уставился на меня, надеясь прочитать в моих глазах удивление. Но он его не обнаружил. Что-то подобное я и ожидал услышать. - Они их воспитывают в безбожии и в ненависти к нашим щедрым богам. Главное их преступление - они не платят дани богам. Совсем не платят. Никогда-никогда не платят.
  - И что из этого? Разве это может быть преступлением?
  - Что ты, что ты! - замахал руками Седой, - на непокорные племена боги сердятся. Вот так сердятся! - лесной сделал выразительный жест в области горла, - А чтобы боги не сердились, им надо давать раз в месяц по несколько человек, которые должны будут превратиться в богов. Племя, которое не отдаёт дани, подвергается уничтожению. Такое уже бывало...
  4
  Тут я наконец-то понял весь смысл памятного разговора в свибловском подвале. Тогда мытищенцы боялись, что их племя, давно не отдававшее людей богам, будет уничтожено.
  - Но ведь вы и так подвергаетесь уничтожению! Какой ценой вы с ними расплачивайтесь за отсрочку! Такими темпами всего через несколько лет ваше племя вымрет!
  - Вымрет? Нет, оно не может вымереть! Сколько лет жило, и вдруг - вымрет. Хотя... В пору моего детства Мытищенцев было где-то... - Седой замялся, видимо, не в силах подсчитать, - Ну, в общем, раньше было примерно двести грибов, а сейчас...
  - Да, я знаю, я считал - пятьдесят два.
  - Меньше, я думаю - уже где-то примерно тридцать. Жилых грибов - тридцать, а нежилых - много, очень много...
  - Почему?
  - Поход на Свибловцев унёс стольких...
  - А пленённые свибловцы? Почему они не могут жить вместе с вами?
  - Мы отправляем в боги, прежде всего, чужих. Здоровые чужие - первые кандидаты в боги. Своих жалко. Совсем немного жалко, но должны же мы ещё проявлять это... как его там... гуманизм. Поэтому своих мы даём только тогда, когда чужих нет... А теперь и здоровые чужие есть! - и Седой посмотрел на меня, словно взвешивая мою ценность, как кандидата в бога.
  - Чужие - это свибловцы, - на всякий случай уточнил я.
  - И свибловцы, и другие племена, с которыми мы враждуем. Короче - все, кто не мы. Но вы не подумайте, что только мы такие страшные. Другие племена тоже не брезгуют набегами за людьми. Здоровыми людьми.
  - А если люди раненые? Я видел, у одного из свибловцев раздроблено предплечье.
  - Нужны только здоровые. А больные? Нет, они никому не нужны.
  - Вы его убьёте?
  - Нет, зачем убивать? Мы не убийцы. Прогоним в лес, вот и всё... Всё равно там есть нечего.
  - Но... - начал было я.
  - Никаких "но". Вы, как умный человек, должны знать основы борьбы за выживание. Чтобы наше племя не погибло с голоду, несколько человек каждый месяц должны вступать в небесные ряды, чтобы боги, в свою очередь, не забывали кормить оставшихся на земле мытищенцев. Есть такое условие - богами могут стать только физически полноценные люди. В связи с этим, вы должны понимать, что людей мы, конечно, выбираем молодых и здоровых, не болевших в детстве никакими болячками. И нескольких младенцев за раз мы тоже выбираем. Только вот незадача - ни одного малыша больше не осталось. Боюсь, снова недодача будет. Да, здоровые люди в племени очень ценятся, да, да, очень ценятся, - произнёс Седой и ещё раз выразительно посмотрел на меня, аппетитно облизнувшись.
  - Но ценятся не за то, что приносят своим здоровьем пользу племени, нет, они ценятся только как продукт для отправки богам, так я понимаю? В результате вашей дани в племени было сложно найти физически, да и психически, чего уж тут, нормального человека. Большинство людей у вас страдает наследственными болезнями, вызванные избытком радиации. Многие имеют обширные лысины, язвы и бородавки, это для вас, конечно, не секрет. И, несмотря на всё это, самых здоровых, самых молодых, самых замечательных людей, отправляете каким-то богам, которых в реальности и в глаза-то не видели!
  - Правильно. Отправляем. Но зачем, скажите, пожалуйста, нам здоровье? Чтобы снова, как в стародавние времена, вкалывать на империю в работе? Нет, работать мы не хотим и не желаем, а, чтобы отдыхать здоровье необязательно.
  - Сгинете вы все вскоре. Без следа! Обидно за вас!
  - А вы обижайтесь не за нас, а за себя. Мы и без вашей обиды как-нибудь перебьёмся.
  5
  Пробыли мы у Мытищинских лесных четыре дня. И все эти дни отношение к нам постепенно менялось. В первый день лесные восторженно, словно божественные откровения, слушали они наши рассказы о старой жизни, о большом мире и о летающих машинах. Они были подобны детям, служившим волшебную сказку и в воображении представлявшим её, но понимавшим, что эта сказка навсегда будет отделена от жизни. Потом мы заметили, что слушают нас уже не так внимательно. Прятать свои эмоции они умели плохо, поэтому было видно, что для них слушать нас стало тяжёлой работой. Сначала я подумал, что наши рассказы надоели лесным, как надоедает маленькому ребёнку игрушка. И, скорее всего, интерес к телевизору, временно прерванный нашим вторжением вновь возобладал. Уж очень большой силой притяжения для несознательных народных масс обладает телевидение.
  Я предложил им на время отказаться от собраний, на которых мы рассказывали вариации сказок, но моё предложение было встречено единодушным отказом. Тогда я понял, что их кислый вид вызван муками совести. Мытищенцы скрывали от нас что-то явно неприятное, то, что должно было в скором времени случиться с нами. При этом им действительно нравились наши рассказы, они хотели услышать их как можно больше, до того, как случиться это "что-то".
  Наша четвёрка: я, Слава, Игорь и Алька были отделены от остальных пленников, которых содержали в одном большом загоне. Несмотря на это, мы не были ближе к Мытищенскому племени. Так что ни малейшего понятия об их истинных планах мы не имели. Однажды тихим вечером, когда я уже почти совсем успокоился от последних переживаний и тревог, в наш гриб зашла Алька. Вид у неё был, прямо скажем, недовольный и чрезвычайно решительный. Алька заговорила сразу, с порога:
  - Вы знаете, чем все эти работорговцы недовольны?
  - И чем же, дочь племени каннибалов? - ответ получился увесистым, похожим на вопрос. Алька сразу смутилась:
  - Сколько раз я вам объясняла...
  - Да ладно, ладно, я же говорил, что ни в чём тебя не виню. Для обвинения во всём происходящем имеются другие люди. Так в чём дело?
  - Сейчас у них большая проблема - они уже давным-давно не платили дани богам. Тут людей ведь не едят, а продают каким-то богам.
  - И правильно, кстати, делают.... То есть, конечно, неправильно, что продают, а правильно, что не едят. Ну и что из этого? По-моему, здесь все отлично питаются контрибуцией с твоего племени.
  - Контри... Что? Да, конечно питаются, и нас этой отравой кормят, но тебе не кажется, что боги всегда своё спросят?
  - Спросят что? Дань?
  - Да, дани, дани живыми людьми. Те племена, которые не платят дани, в конце концов, расплачиваются за свою дерзость. Так вот, им нужда гарантия безопасности, а её они получат только после того, как передадут богам людей. И эти люди - мы.
  - Успокойся, ты видишь, что они собираются отправлять своим "богам" пленных свибловцев, - попробовал было сказать я, но сам не поверил в собственные слова.
  - Может быть, ты был бы прав, если бы был слепым.
  - Как так слепым?
  -Да ты разве не видишь, какие мои люди - словно тени, а какие вы с Игорем?
  И это было жестокой правдой. Последние оставшиеся в живых свибловцы были еле-еле живы, а я и тем более Игорь были целёхонькие и очень даже упитанные. А для таких людей в этом племени - прямой путь к богам.
  Нам помогли вступить на путь превращения в бога уже этой ночью. Обеспокоенный справедливыми словами Альки, я долго не мог заснуть, а, уже засыпая, обнаружил, что в гриб проникают незваные гости. Я вскочил, закричав "Пожар!" (почему-то это слово лучше всего помогает в подобных ситуациях). Игорь, спавший здесь очень чутко, оценил обстановку, и, не приподнимаясь с постели, сделал ловкое движение ногой, заставившее ночных посетителей выкатиться из гриба. Но так просто они не сдались и продолжали штурмовать наш гриб всё большими силами. Недавние друзья с рычанием набрасывались на нас. Мы были сильнее, а у лесных было колоссальное численное превосходство. Но это преимущество не особенно помогло им в проёме крошечного люка в гриб. Однако, как ни крути, мы оказались заперты внутри враждебного гриба.
  Когда лесные закупорили люк, через который пытались проникнуть, я поначалу обрадовался и даже начал было собирать военный совет из четырёх человек, как всем очень захотелось спать. Пространство гриба заполнялось серым туманом, исходившем из белесых крапинок, расположенных на стенках гриба. А ещё гадал, зачем они нужны во всех этих грибах! Что за коварные грибы! У одного - отравляющее питьё, у другого - сонный газ. Засыпающий Игорь ещё попытался сковырнуть крапинки ногтями, но из-под его пальцами только сильнее вырывался дымок. Мои веки с каждой секундой становились всё тяжелее, и, достигнув массы свинца, захлопнулись. Засыпая, я подумал, что в высказывании "там люди становятся богами" что-то было.
  

Глава девятая. Сопротивление

  1
  Нашу троицу и свибловцев, тоже полусонных и вялых, всего дюжину человек, построили колонной и конвоировали в глубину леса. Так называемая поляна богов располагалась не особенно далеко от лагеря мытищенцев, но была естественно отделена от него холмом. Там нас рассоединили и соединили вновь. Притом мои руки оказались связанные проволокой с руками Игоря и Славы так, что между нашими лицами, судя по ощущениям, оказался стальной столб. Наши хозяева ушли обратно в лагерь, а пленники притихли в ожидании. Да, обстановка была угрюмая. Тишина, темнота и невозможность никуда деться от столба. Я попробовал приподнять столб, но вскоре понял, что это напрасная надежда, хотя бы потому, что столб уже был отполирован руками, многие из которых были сильнее наших. Успокоившись, мы уже не пытались что-то сделать, сели на землю и задремали. Да, глупо, бездеятельно, пораженчески, но что тут можно было сделать? Нельзя было даже ждать неожиданных спасителей, которые помогли нам в самый последний момент, как бывает в фильмах.
  Так мы и промаялись до утра. Правда, из-за невозможности действовать, мне выпал шанс детально наблюдать великолепный рассвет. Окружающий пейзаж сильно смахивал на знаменитую картину "Утро в сосновом бору". Медведей, к счастью, не было, а все остальные атрибуты присутствовали. Спокойно наслаждаться картиной мешал холод. Чтобы хоть как-то согреться, нам с Игорем приходилось дико плясать вокруг столба, отчего к нам были направлены удивлённые взоры пленных свибловцев. Наверное, они думали: вот дураки, ещё сопротивляются! Не всё ли равно, каким погибать: больным или здоровым? Но нам было совсем не всё равно, поскольку уже у столба произошёл неприятный, но многое определивший разговор с Игорем. Я уже несколько дней выпытывал из него подробности здешней жизни: для логичного осмысления всего происходящего местных мифов и традиций не хватало.
  - Неужели ты, Игорь, прожив всю свою жизнь в какой-то там Звезде, ничего не знаешь о реальной, земной жизни? Даже о том, что происходит с теми людьми, пусть дикарями, но всё же, которые попадают к вам в качестве расходного материала?
  Несколько минут Игорь пытался отнекиваться, ссылаясь на свою узкую специализацию и загруженность археологической работой. Потом он стал отвечать мне примерно так:
  - Ты понимаешь, к богам попадают только дикари, обычней люди Звёзд ничего не знают не о дикарях, ни об их обычаях. Даже я, специально готовившийся к экспедиции в район Москвы, всё равно узнал крайне мало о порядках, господствующих здесь.
  - Игорь, ты говорил, что только люди имеют право жить в Звёздах. Так?
  - Ну, так...
  - Местные же называют себя людьми, а людей, живущих в Звёздах, богами. Правильно я говорю?
  - Ну, правильно...
  - А где находится грань между людьми, живущими в Звёздах, и остальными? А, где? Вот видишь, ты даже ответить мне не можешь!
  - Разница? Да, пожалуй, ты прав. Особой физиологической разницы пока нет. А вот психологические различия уже сильны до такой степени, что люди Звёзд искренне верят, что они чем-то таким отличаются от остальных людей, которых в десять раз больше. Хотя, всё верно. Люди Звёзд уже имеют гораздо более развитую психику, знания, недоступные другим и отменное здоровье. Наши хирурги дошли то таких высот, что могут спокойно поменять пациенту большинство органов, такие как печень, почка, сердце...
  Стоп, вот оно! Почему так успешно проводятся хирургически операции? Откуда берутся исходные материалы? Почему это в племени так старались отобрать самых здоровых? Всё сразу стало ясно. Органы! Вот в чём потайной смысл фразы "эти люди станут богами"! Вот только ней была одна неточность: не полностью богами, а только частью богов.
  - Неужели у вас кибернетика и робототехника достигла такого уровня, что искусственные органы подобны живым? - как можно спокойней спросил я Игоря, пытаясь представить его реакцию.
  - Искусственные органы? Да что ты всё какую-то фантастику придумываешь! А что такое вообще кибернетика? Конечно, для имплантации применяют живые... живые... - Игорь запнулся.
  - Вот именно! Живые органы с живых людей!
  - Но это невозможно! Люди со Звёзд никогда до такого не опустятся!
  - Хорошо. Можешь считать, что ты не опустился. Но тебе от этого не легче...
  Игорь тяжело уткнулся головой в стальной, холодный столб. По его лбу бежали капельки пота. Мне самому стало как-то не хорошо. Как можно более бодрым голосом я сказал:
  - У тебя же есть специальный паспорт. Вот и хорошо, можешь не бояться. Ворон ворону глаз не выклюет.
  - Какой ворон? - смутился Игорь, - Это... Вот что... Если что, я тебе помогу. Со всем разберусь. Это, конечно, очень сложно, но ради такого случая. Сделаем тебе паспорт - будешь гражданином какой-нибудь Звезды. Хочешь - на Кубу, хочешь куда-нибудь поближе - Чуфут-Кале там, Амстердам, или ещё куда-нибудь ещё... В общем - куда хочешь...
  - Спасибо и на добром слове...
  Так, значит, господин со Звёзд поможет своему другу, который здесь и за человека не считается. Ну ладно, если Игорь не врёт и действительно поможет, то можно быть спокойным за свою дальнейшую жизнь. Посмотрю хоть своими глазами на эти Звёзды. Ещё при встрече Игорь признал меня за своего, звёздного (по глазам, что ли?). Тогда можно надеется, что и в какой-нибудь Звезде я найду своё признание. Вот только я всегда хотел в Москву...
  2
  Расслабившись, я прислонился к столбу и задрал голову вверх, на прорвавшееся августовским дождём небо, пытаясь наблюдать стремительно падающие капли. Но капли мелькали слишком, и я поднял взгляд выше, лениво скользя взглядом по проплывающим по небу хмурым облакам. Вот облако, напоминающее крокодила, вот облако, будто замок. А вот облако, невероятно правильной формы - овала. Оно не меняется, как остальные, а только увеличивается в размере. Сырая от дождя оболочка облака тускло блестела. Однако-однако... Дирижабль! Наверное, с ближайшей Звезды за нами прилетел. Но почему дирижабль? Хотя для таких целей, как вывоз грузов из лесной местности, он самый подходящий транспорт. Где-то я читал статью, что с помощью дирижабля очень удобно производить лесозаготовки. Выбрал подходящее дерево, зацепил, спилил у основания - и лети себе с сосной под кормой. Но тут заготавливают не деревья, а людей. Сейчас нас загрузят, Игорь покажет паспорт. Бац! Международный скандал. Как это гражданин со Звезды оказался куплен на органы? Глядишь, и меня вспомнят...
  На поляне резко потемнело - это дирижабль своей чёрной тушей закрыл свет, пробивавшийся через тучи. В гондоле дирижабля, представлявшую собой нехитрую стальную сеть, открылся люк. Тот час же оттуда начал опускаться трос с цилиндрической сеткой. Он опускался прямо на соседний с нами столб. Сетка падала прямо на головы лесным; они попытались укрыться от неё, вжаться в землю. Их усилия были бесполезны -сетка опустилась до самой земли и резко сжалась.
  - Первый пошёл, - пробормотал я, наблюдая, как троица лесных, обмотанных сеткой, плавно поднимаются в корзину. Сейчас наша очередь. Я посмотрел на Игоря. Он заметно воспарил духом, даже улыбался. Ну чему же ты улыбаешься?! Почему думаешь только о себе?
  Улыбка Игоря, смотрящего на дирижабль, вдруг сменилась недоумением, готовым перерасти в негодование. Я тоже посмотрел наверх и разинул рот от удивления. И было чему удивиться. Со стороны глухого ельника на дирижабль надвигалась стая, нет, целая туча птиц. Они летели медленно, неторопливо, но в этой неторопливости скрывалась заметная мощь. Шум, поднятый сотнями крыльев, перекрыл рёв двигателей дирижабля. Первые птицы вошли в соприкосновение с металлической обшивкой. Дробно застучали удары клювов - столкнувшись с дирижаблем птицы дождём живой исковерканной плоти падали на нас.
  Поняв, что их действия не приносят никакого результата, птицы изменили тактику. Вместо прочной оболочки они набросились всей массой на двигатель, стараясь застрять между винтами. Слава закричал. И было отчего: от ударов винта птицы отлетали, словно из гигантской мясорубки, и сыпались мёртвыми на землю, врезались в стволы елей и сосен. Но птицы добились своего. Двигатели, захлебнувшиеся в потоке свежего мяса, остановились. Выведенный из строя дирижабль уже не мог продолжать операцию и, спасаясь, рванул наверх. Наверное, начала закачиваться газом резервная камера.
  Дирижаблю не дали уйти. В поредевшей стае попадались и крупные экземпляры, я не особенно разбираюсь в орнитологии, но, по-моему, среди птиц были самые настоящие орлы. И эти орлы, до этого парившие над основной тучей, спикировали на дирижабль. Что, они его когтями собрались рвать? Но разгадка оказалась куда страшнее. Первый встретившийся с оболочкой дирижабля орёл мгновенно обратился в сгусток белого пламени. В наших ушах хлопнул звук взрыва. Следующие за ним орлы врезались в тот же участок корпуса. Оболочка не выдержала - в районе падения орлов образовалась зияющая пробоина. Корпус начал расходиться по швам. Последний из орлов проскочил сквозь трещину и рванул уже где-то внутри дирижабля. Это его и добило. Последний взрыв пробил внутренние секции, и теперь гелий быстро выходил из тонкой оболочки. "А если водород?" - мелькнула у меня мысль. Нет, водород бы давно уже загорелся и сейчас бы на нас, совершенно беззащитных, валился с неба гигантский костёр. Но дирижабль и не думал загораться. Он, увлекаемый гондолой, плавно, благо гелий выходил не моментально, опустился на еловый лес примерно в ста метрах от нас.
  Наблюдая за дирижаблем, краем глаза я заметил, что Игоря всего прямо перекосило. Мне как-то тоже стало не по себе. Снова неопределённый случай поменял все наши планы и ожидания. И, как бы ни мерзко это звучало, меня уже тошнило от здешних жителей, продающих своих братьев за отравленные консервы. Хотя, конечно, я понимал, что обвинять местных просто-напросто глупо, не выяснив причин такого странного положения. Игорь, да и я, пожалуй, готовы были называть их дикарями, но им-то какого?
  Тем людям, чьи деды и прадеды владели крупнейшей державой мира, а сейчас оказались на положении домашнего скота, оставленного в живых лишь из-за мяса. Увы, ситуация получалась такова, несмотря на её крайнюю циничность. Ах, да, ещё, чтобы обиженные таким положением дел особи скота не огрызались, им дали полное жизненное обеспечение: дешёвое жильё, питание, плюс немудрёные развлечения, чтобы было чем себя занять. В случае превышения поголовья ему подбрасывают какую-нибудь простенькую технику для истребления себе подобных.
  Но кроме таких "цивилизованных дикарей" должны же здесь быть другие люди, которые хоть как-то сопротивляются. И они были, так как только что на моих глазах прошла одна из своеобразных акций сопротивления. Только как можно объяснить такое массовое самопожертвование птиц? Как люди заставили животных помогали себе? Впрочем, это всё не важно. Важно, что нас ожидает дальше. А этот вопрос был самым сложным.
  3
  Пока я размышлял на подобные философские темы из леска, куда упал дирижабль, раздалась стрельба. Ага, - как-то вяло подумал я, - огрызается кто-то. Или это просто люди, управлявшие дирижаблем, уничтожают местных партизан. Сейчас приступят и к нам. Но, когда выстрелы (точнее, две пулемётных очереди) затихли, из леса к нам вышла группа в количестве двух человек. На жителей звезды (каких я их себе представлял) они не походили. Одеты люди были в какое-то изношенное подобие военной формы. Старший из них был одет в перешитую кожанку и держал в вытянутой руке револьвер. Худые лица с впалыми щёками выделяли наших новых знакомых. Ничего похожего на поголовно пухлых от специального корма мытищенцев или жирного маленького диктатора Спиритского. Кем они были? Может быть - ещё одно племя? Пока я ничего не знал и для себя назвал их партизанами.
  Несмотря на обтрёпанный внешний вид, партизаны были в приподнятом настроении - чуть-чуть не улыбались. Оба внимательно рыскали глазами по поляне, словно чего-то (или кого-то) высматривали. Когда они приблизились к столбам, я почувствовал на себе пронизывающий взгляд командира. Я вздрогнул, так сильно, что чуть не опрокинул прильнувшего ко мне Славу. А он дружно улыбнулась мне улыбкой милиционера в чём-то провинившемуся гражданину. Главный из партизан подошёл к нашему столбу, и, облокотившись на него, очень так вежливо спросил нас со Славой:
  - Это вы прибыли в наш мир 24 июля 2010 года на самоходной машине?
  Сказать, что я удивился, значит, ничего не сказать. Я был больше чем поражён. Эти места поражали меня уже столько раз, но так было впервые. Интересно, откуда партизаны узнали о нашем чужом происхождении? Они, что, уже больше недели за нами наблюдали?
  - Да? Или нет? Говори быстро! А то ведь уйду... - погрозил пальцем человек в кожанке, хотя я уже понял, что он уже никуда от меня не уйдёт.
  - Ну, допустим мы... И что дальше?
  - Не "допустим", а "так точно". А дальше пошли с нами. И побыстрее!
  Я наглядно дёрнулся, чтобы показать, что так просто я не смогу пойти. Но, врезавшая в запястья проволока больше не останавливала мой порыв - и я неудачно упал лицом в мокрую траву. Мне тут же помогли подняться.
  Оказывается, другой партизан уже успел перекусить проволоку кусачками. Ту же операцию он проделал и со Славой и с Алькой. Но, едва дотронувшись до Игоря и скользнув взглядом по его руке, он отскочил и испуганно закричал:
  - Макс, так это же клеймо Ежа! Этот что, из Созвездия что ли?
  - Да, Петя, из Созвездия, - тихо подтвердил Максим.
  - Ах ты, гнида! - пуще прежнего заорал Петя и попробовал носком сапога ударить Игоря. Но тот ловко увернулся.
  - Отставить, рядовой. Лишние конфликты со Звёздными нам не нужны. Одно дело - вшивый автоматический дирижабль; совсем другое - полноправный гражданин Звезды. Если мы нанесём ему вред, Стальная леди нас по головке не погладит.
  - Так куда его девать?
  - Нет, и не думай. В плен его брать - значит лишь провоцировать людей из Созвездия. Притом его, наверное, ищут уже не только тупые спасательные службы, но и антибиотики.
  - И антибиотики? Что б их всех...- испуганно и нецензурно выразился Петя. Чувствовалось, что у него была личная причина ненавидеть Звёздных, и в особенности - таинственных антибиотиков
  - Да. Вот именно. Поэтому самое целесообразное - отпустить его на все четыре стороны. Пусть уходит и помнит о нашей щедрости. Давай, режь!
  Петя боком подошёл к Игорю, разрезал проволоку и сразу же отпрыгнул. А Игорь встал, потянулся и, как ни в чём небывало, сказал:
  - Вы не получите Владимира. Я хочу, чтобы он получил звёздное гражданство, а не прозябал в этой норе. Сматываетесь в свою звериную яму, выродки человеческие и оставьте нас!
  Я стоял между ним, глядя то влево - на мокрую блестящую поверхность кожаных курток, то вправо - на мокрую бежевую футболку Игоря и светлые джинсы, и не знал, что сказать.
  За меня быстро ответил Максим:
  - Во-первых, мы не выродки, а охранники института, который вам, Звёздным, уже много лет не по зубам. А во-вторых, на основе ваших законов, господин Звёздный, Владимиру грозила или смерть, либо, в лучшем случае, принудительные работы на каком-нибудь ядерном отстойнике. Так что вопрос, кто тут выродки, ещё не решён. В-третьих, ему просто некуда идти, кроме как в наш институт. Я закончил.
  - Но почему мне некуда идти? - попробовал вставить своё слово Слава, - мне уже надоело скитаться по этим лесам. Я хочу в город, в цивилизацию...
  - Бедный мальчик, никогда не слушай сказок Звёздных. Они наобещают, наобещают, а потом вдруг окажется, что место тебе - на их помойке, что единственное твое занятие - копаться в их отбросах. Такое случалось уже не раз.
  Но глядевший на партизан с неприкрытой ненавистью Игорь, сказал Славе:
  - А ты, мальчик, лучше спроси у них, для чего им так нужны дети. Не думаю, что им будет так приятно ответить на этот простой вопрос...
  И тут я наконец-то понял, что последнее слово за мной. Мне надо было решаться. Оставалось выяснить лишь одну деталь.
  - Максим, если я откажусь идти с вами, что будет?
  - Для вас - ничего. Нам не нужны рабы. Мы принимаем сознательных людей только с их согласия. А для меня это будет провал миссии. А для Института было бы лучше, если бы вы пошли с нами. Как видите, я не принуждаю, я просто прошу.
  - Тогда я пойду с вами. И ещё, - добавил я, глядя на осунувшегося Славу, - надеюсь, вы нас сможете, как это сказать... Ну, приютить, что ли.
  - Да, мы постараемся сделать всё возможное для вашей комфортной жизни.
  - Владимир, ты что, с этими выродками пойдёшь? - Игорь посмотрел на меня, как на предателя. Но таковым я себя не чувствовал.
  - Да, пойду. Они здесь смогут лучше помочь нам, понимаешь, Игорь...И, спасибо тебе за помощь, наверное, без тебя нас бы уже не было.
  - Связался ты не с теми. Вот что... - выдохнул Игорь, - но всё равно, счастливо тебе, несмотря на то, что ты пошатнул мою веру в цивилизацию...
  Игорь хрипло рассмеялся и, с гордо поднятой головой, удалился в сторону ближайших кустов. Кусты дрогнули, и словно распались на множество сверкающих капелек. А мелкий дождь всё продолжался.
  4
  - Ха! По лесу совсем ходить не умеет, - засмеялся Петя, и очень грозно посмотрев сначала на меня, а затем на Славу, укоризненно сказал - и вы совсем не умейте. Значит - точно пойдёте с нами! Ха-ха!
  - Ладно уж, не пужай их. И так уже все дрожат, - утихомирил его Максим. А потом обратился к нам:
  - Кстати, ходить по лесу вам особо и не придётся. И, вот что, граждане, вы бывали когда-нибудь в метро? Например, в Лондоне, Париже, Берлине... Я вот - не был.
  - Да много раз! - ответил Слава, - и не в Париже, а в Москве. В Москве - самое красивое метро в мире! - патриотично ответил Слава, - у нас метро всё обделано мрамором и гранитом, не то что в Америке. Там в метро водятся крысы размером с собаку...
  - Про Америку я ничего не знаю... Читал, конечно, книгу старую, ещё дореволюционную... Стоп! Метро - в Москве? - озарился Максим, - да вы ещё ценней, чем мы думали! Здесь тоже есть немного метро. Оно шло из самого Кремля до Института. Туда антибиотики ещё не добрались. Жутко засекреченное место!
  Институт? Что за институт? Всё интереснее и интереснее. Они явно не случайно наткнулись на нас - специально экспедицию организовали, дирижабль подбили... Только почему эти птицы так себя вели? Или, птицы - это оружие?
  Мои размышления были прерваны хлопком по плечу:
  - Пошли-пошли, попаданец, быстрее... И вы, дети, тоже. Лишние дети нам не помешают... Ох, как не помешают.
  Слава и Алька, послушавшись Максима, подошли ко мне. А я обернулся на мокрую от дождя поляну. Там, по-прежнему прикованные к столбам, сидели люди и молчали, уставившись на нас огромными, почти совиными глазами. Во всяком случае, мне так тогда показалось.
  - А с остальными вы что сделайте? - спросил я невозмутимого Максима.
  - Остальные? Нет, они нам не нужны. Всё равно, я думаю, примерно через полчаса мытищенцы очухаются, прогонят свой страх, и, подгоняемые мыслями о подарках, бросятся сюда.
  - Но что будет, когда они ничего не обнаружат?
  - Как это ничего не обнаружат? Вот, мои молодцы уже тащат сюда пищевую часть груза. Эта отрава нам не нужна. А вот современные инструменты и электроника нам понадобятся больше, чем этим дикарям.
  Я усмехнулся:
  - И вы их так называйте... А они вас - неприкасаемыми. Почему это, интересно знать?
  - Чему вы смеётесь? Кто из дикарей попадает к нам - тот для них навеки пропал. Притом, по сравнению с нами, мытищенцы - действительно дикари, пусть и едят из разогревающихся консервов и слушают радиопередачи. Из-за этой проклятой глобализации всё так перепуталось - непонятно, где цивилизация, а где дикари, - сказал охранник.
  - Новые дикари... Дикари, которые снимают на видеокамеру и выкладывают в YouTube сцену каннибализма...
  - Куда выкладывают? - не понял человек в кожанке.
  - Не важно. Просто это состояние называется так: "Мне бы было бы смешно, если б не было так грустно" - продекламировал я.
  Между тем ещё два новых военных, появившись из леса, выволокли в центр поляны большую сетку, доверху заполненную консервами.
  - Вот так. Теперь можно будет уходить с чистой совестью, - усмехнулся Максим, - пошли.
  И четверо партизан - охранников какого-то неизвестного мне института образовали вокруг меня, Славы и Альки своего рода эскорт. И они повели нас в лес, в сторону, противоположную той, куда ушёл Игорь. Под ногами попадались тела птиц, в основном ворон. От некоторых из них, попавших в двигатели, воняло гарью. Когда мы проходили через лес, я отметил резкое потемнение. Во влажном лесу и так было очень темно, а теперь стало так, словно над нами неожиданно сгустились сумерки. Слава показал вверх:
  - Дирижабль! Тот самый дирижабль! Надо же, как его птицы уделали!
  Действительно, на вершинах деревьев распласталась огромная разодранная туша. Некоторые деревья сгорбились от непосильной тяжести, и теперь образовывали что-то вроде шатра. Максим, услышав слова Славы, сказал:
  - Да, братья наши меньшие постарались на славу. Акций такого масштаба у нас ещё не было. Из восьмисот имеющихся всего двести и осталось, да и то - слабеньких. Такие потери ещё целый год возобновлять.
  - Как вы их используйте? - спросил я.
  - Ну как, как... Вот вы, наверное, сами видели, - неохотно ответил Максим.
  - Это понятно. Вот только как вам удаётся управлять птицами?
  - Не только птицами, не только. Впрочем, я - простой вояка и во все эти сложности не посвящён. Да и секрет это, честно говоря, - смялся Максим и, отвернувшись, стал смотреть куда-то вдаль. Но даль скрывалась от него под струями дождя.
  Под остатками дирижабля, среди крапивы, лежали разбросанные по земле ящики коробки. Охранники подбирали их, связывали в грандиозные узлы, взваливали себе на плечи. Однако, меня не нагружали, а только наблюдали за нами, словно боялись, что я или Слава могли скрыться от них в тёмном лесу. Нет, теперь уж мы никуда не убежим, будем с ними до конца. Хотя, кто знает, как могут сложится обстоятельства?
  - Ай! - вдруг вскрикнул Слава, до этого задумчиво смотревший на остатки дирижабля, и заскользил по мокрой глине. Упал он не сразу, а несколько секунд пытался удержать утраченное равновесие. За это короткое время для поддержки Славы к нему бросились сразу двое охранников, побросав свои коробки. И, что характерно, успели подхватить уже почти упавшего Славу под руки, после чего невозмутимо вернулись к сортировке коробок. Максим, посмотрев на часы, сказал:
  - Всё, всё, хватит, забыли, для чего мы здесь? Не ради детских игрушек вся эта операция планировалась, а ради надежды... - при этих словах он многозначительно посмотрел на нас и добавил:
  - Больше не падать. Вы слишком дороги, чтобы можно было рисковать вашей жизнью в круговороте случайностей.
  Мы ещё несколько минут шли молча, пробираясь сквозь бурелом. Когда нам преградила путь небольшая речка, скорее даже - лесной ручей, Максим повернул по её течению. Так как по берегу идти было невозможно, мы все спустились в ручей, и пошли прямо по песчаному дну. Охранникам в высоких сапогах было хоть бы что, но мне в туфлях и Славе в сандалиях пришлось плохо. А Алька вообще шла босиком - её сапожки давно превратились в лохмотья.
  Вода, несмотря на конец лета, была ледяная, так что к постоянно моросящему дождику прибавилась холодная сырость в ногах. Увидев наши затруднения, охранники без особого труда вскинули нас на руки и двинулись дальше.
  5
  В одном, только им известном месте, охранники остановились. Максим подошёл к нависающему над водой берегу, засунул руку в дыру в песке и что-то повернул там. Ручей зашуршал, зачмокал, и постепенно начал мелеть. Через минуту я со Славой уже стояли на своих ногах. А в песчаное дно в одном месте приподнялось, словно полотно, одновременно задержав воду и приоткрыв тайный лаз. Наши сопровождающие просочились в эту щель и помогли нам спрыгнуть вниз.
  - Живо, всем вниз! - вещал Максим, - если задержимся, то можно захлебнуться.
  С этими словами он лихо спрыгнул в лаз и потянул рукой кольцо люка. Стальная крышка гулко хлопнула, этот хлопок откликнулся долгим эхом где-то внизу.
  - Вот так! Молодцы! Через полчаса возможные враги увидят на этом месте ровное песчаное дно. А посланная нам вслед нюхачая и кусачая собачка будет бессмысленно метаться по берегу. Маскировка на грани фантастики! - хвастался Максим, включая электрический фонарь и освещая им бетонную трубу спуска.
  - Вы знаете, когда всё это строили? - спросил я.
  - Нет, опять не ко мне. Всё это построено ещё при верховном правителе, но вот мой дед всё знает. Он с самого начала работал в Институте.
  Максим повёл нас за собой по узкой железной лестнице вниз. От старости и влажности она проржавела, за влажные перила было неприятно держаться, ноги соскальзывали. Но, я почему-то был уверен, что даже если бы начали падать, наши телохранители обязательно справились бы с ситуацией.
  В конце концов, мы вышли на крошечную станцию подземной железной дороги - старую, сырую, но в тоже время как-то приветливую. Здесь работали электрические лампы, к моему удивлению - газосветные трубки; по-другому - лампы дневного света.
  - А здесь точно нет монстров? - в предвкушении чего-то такого спросил Слава.
  - Кого-кого? Спокойно, мальчик, кроме нас здесь никого нет - даже крыс размером с собаку, как в Бостоне, о котором ты говорил. Конечно, здесь совсем не так красиво, зато безопасно. А если что - ему не поздоровится, - и Максим с уверенностью похлопал себя по кобуре.
  У станции стояла грузовая дрезина. Никаких рукояток, которые надо было бы качать, я не заметил. Впрочем, как и двигателя внутреннего сгорания. Охранники заняли каждый свой угол, а добычу поставили в центр. Нас же посадили на жёсткие тюки с ящиками.
  - На каком она ходу? Или толкать придётся?
  - Обижаешь! - засмеялся Максим, щёлкая тумблером, - здесь всё электрифицировано!
  Зажужжал электрический мотор и дрезина со скрипом, но, тем не менее, достаточно бодро, поползла вдоль по тоннелю. Примерно метров на шестьдесят тоннель освещал прожектор, а дальше всё терялось в темноте. Я заметил, что наши охранники расслабились. Видимо, это была их законная территория, в которую ещё не проникли антибиотики.
  - Здорово! Совсем как в "Метро-2033", - сказал Слава.
  Неужели мой сын уже читал "Метро"? Как же я не знал? А охранники между тем насторожились:
  - Вы же говорили, что живёте в 2010?
  - Да, мы из 2010. Просто так называется художественная книга, про людей, живущих в метро после большого взрыва.
  - Как у нас?
  - Нет, там город остался, а в его развалинах развелось много всякой нечисти. А у вас всё гораздо чище, хоть и города уже нет...
  - Зато пригород остался, - обнадеживающе сказал Максим, - и мы уже подъезжаем к нему.
  Действительно, впереди снова показался свет газосветных ламп. Вскоре послышался чей-то разговор.
  - Нас встречают, - объяснил Максим, - постарайтесь создать хорошее впечатление. Ведите себя спокойно.
  Я кивнул. А дрезина уже подкатывала к станции. Стоявший на перроне человек бросился к нам.
  - Те или не те? Вот в чём вопрос! - театрально заявил он.
  - Те, те, - успокоил его Максим, - ты лучше скажи, как там операторы? Переволновались, наверное? Ведь сколько птиц погибло!
  - Операторы? Да им не впервой. Хотя нервы, нервы... Эх, жестокий мир! Но сейчас их отпаивают лимонадом и даже вскрыли шоколад из Запасника.
  - Шоколад из самого Запасника? Ну, тогда это серьёзно. Эх, бедный Вася. Сколько ему всего приходится переживать! - дал волю чувствам Максим. Впрочем, продолжалось это недолго. Через несколько минут мы уже поднимались на поверхность по крутой железной лестнице. Она была такой же, по которой мы спускались, только она была в гораздо лучшем состоянии. Затем, по необъяснимым причинам, она сменилась верёвочной лестницей. И через пять метром мы вылезли на чистый воздух из... из... Я огляделся и недоумённо посмотрел на вылезавшего следом за мной Максима.
  - Это что, колодец?
  - Имитация, - не моргнув глазом, ответил Максим, - требования маскировки приходится соблюдать. По легенде - мы просто деревня. Единственная деревня в этом районе, реально независимая от Звёздных.
  

Глава десятая. Гнёздышко

  1
  Оглянувшись вокруг, я с облегчением вздохнул. Наконец-то нормальные, а не грибообразные дома! Мы стояли в тенистом закутке между деревянными домами с покосившимися изгородями, когда-то ровными и крашеными, а теперь совсем растрескавшимися и облупившимися. Оглядевшись вокруг, мы со Славой вздохнули спокойно, словно наконец-то вернулись домой. Как же здесь всё цивилизованно, по сравнения с тем, что я видел до сих пор!
  - А вот и наш посёлок. Называется Гнёздышко. Правда, красиво? - оторвал меня от размышлений Максим, показывая рукой вперёд, - пошли скорей на Ленивку.
  - Куда?
  - Так называется наша главная площадь.
  Мы вышли на маленькую, но чистую улицу из раскрошившихся бетонных плит, почти полностью поросших травой. По обе стороны улицы стояли избы. Некоторые из них напоминали настоящие коттеджи. А в конце улицы (как чудо из чудес) белела, закатанная в бетон, обширная поляна, вернее сказать, площадь, на противоположной стороне которой возвышалось двухэтажное здание из красного кирпича. С первого взгляда оно напоминало школу или культурный центр. Но, если присмотреться, было в этом здании что-то военное, никак не вязавшееся со школой. Присмотревшись внимательно, я разглядел явное проявление военной деятельности - под осыпавшимся бетонным козырьком висел выцветший плакат, заслоняясобой вход в здание. На нём было написано: "Слава биологическим войскам России!"
  На площади уже начала собираться разношёрстная толпа. Кого только в ней не было: мужчины в серых, неприметных костюмах, женщины с младенцами, седобородые старики с печатью былых знаний на лице, которых было подавляющее большинство. Большинство людей было одето в достаточно серую, неяркую одежду, хотя чувствовалось, что для торжественной встречи гостей они вырядились в особенные, праздничные наряды, те, которые обыкновенно лежат в самых дальних ящиках.
  Они обступили вокруг возвышение, подозрительно похожее на Лобное место на Красной площади. Подойдя поближе, я понял, что это настоящее Лобное место, или, во всяком случае, его точная копия. На его древних кирпичах был надстроен широкий деревянный помост. На этом помосте стояли люди, резко выделяющиеся среди однотонной толпы, как по одежде, так и по осанке. Впереди всех стояла женщина с короткими и, как мне показалось, неестественно чёрными, вороного оттенка, волосами, и немного азиатскими чертами лица. Она была одета в серый костюм с тёмно-зелёными пятнами. По тому, как она держалась, и по тому, как на неё смотрели окружающие, было видно, что она является своего рода правителем этого посёлка, вождём всех этих людей.
  Вокруг неё стояла свита. По правую руку вытянулся усатый старик в поношенном мундире с золотистыми эполетами. По левую руку сутулился старик с короткой чёрной бородкой. В его левом глазу сверкал монокль, придавая лицу какую-то механическую асимметричность. Но его правый глаз, в отличие от непроницаемых глаз военного, смотрел на нас внимательно, с доброй усмешкой.
  И мы, под предводительством Максима, направились к этому возвышению. Поднявшись туда, словно на сцену и почувствовав себя незаслуженным народным героем, я слушал многочисленные крики и вопли приветствия.
  - Да здравствуют гости из Страны Снов! Да здравствуют гости из Страны Снов! - кричали, улюлюкали, хлопали в ладоши весёлые люди.
  - Ладно, ладно, уже! - подняла руки женщина в хаки, - давайте познакомимся с гостями из Страны Грёз. Вас как зовут?
  - Владимир Климов, - ответил я.
  - Отлично. А меня здесь некоторые называют "стальной леди", хотя моё родное имя азербайджанское - Нарга. Зовите меня так. Давайте, организуем... - леди запнулась, видимо забыв слово, - организуем банкет в честь наших гостей!
  Я заметил, что слово "банкет"предводительница прочитала по бумажке, которую предварительно сунул ей в руки старик с чёрной бородкой.
  - Ура нашему вождю! - в очередной раз разразилась криком толпа...
  2
  Банкет, судя по выражению лиц людей, для них был очень кстати. А уж для нас еда была насущной необходимостью, так как в последний раз мы нормально питались больше суток назад быстрым питанием вместе с Мытищенскимилесными.
  И общий обед не замедлил состояться. На площадь были вынесены широкие деревянные столы. Некоторое время столы оставались пустыми, вызывая повышенное выделение слюны, но потом из недр основного здания, словно по мановению волшебной палочки, стали появляться разнообразные блюда из свежих овощей и фруктов. Но в тот момент нас интересовало не это разнообразие, а само наличие вкусной еды. Зачерпнув алюминиевой ложкой из алюминиевой миски овощной салат, я принялся за еду.
  Когда первое насыщение прошло, я обратил внимание, что напротив меня сидит давешний старик с моноклем. Он некоторое время разглядывал нас своим проницательным механическим взглядом. Ел старик невнимательно, мимоходом захватывая горсти винограда из помятого алюминиевого блюда и отправляя их в рот мерными движениями. Подождав, пока мы покончим с основными блюдами, он очень вежливо обратился к нам:
  - Здравствуйте, дорогие гости. Можете звать меня просто Хранителем, так как моё настоящее имя давно пропало в глубине веков.
  - Простите, хранителем чего?
  - Не чего, а кого! - нравоучительно поправил Хранитель, - впрочем, это длинная история, а пока я должен объяснить вам, сколько всего вы можете сделать для нас...
  - Да, я хотел бы знать, что от нас может требоваться, понимаете? Чтобы избежать возможных недоразумений, - подтвердил я.
  - Вы вдвоём даже не знаете, как важны для нас. Вы - чудесные посланники из прошлого мира. Вы напишите замечательные книги, по которым будут учиться наши дети. Вы научите нас, как жить дальше, как выбраться из этой дыры... - размечтался Хранитель. Я подумал, что он, так же как и старушка-помещица, помнил времена до Взрыва.
  - Да что уж тут... Чему я, а тем более Слава можем вас научить? Ничего таково ценного для вас мы не знаем, да и знать не можем. А красивыми словами о нашем мире, как вы конечно сами понимаете, сыт не будешь.
  - Ценного? Это не обязательно. Важен сам факт вашего присутствия. Он позволит воодушевить всех на борьбу с захватчиками.
  - Воодушевить всех нами? Как? Мы всего лишь самые обыкновенные люди, случайно попавшие в ваш мир.
  - Правильно, у себя дома, вы, может быть, и обыкновенные, но здесь... Но здесь вы самые необычайнейшие из людей, можете мне поверить!
  - Необыкновеннейшие, говорите? Не знаю. Мо моему, мы здесь как слепые котята. Тыкаемся, тыкаемся, а причины всего этого не понимаем.
  - При чём здесь дети кошек? Я думаю, вы быстро привыкните к нашей жизни, если, конечно, всё будет спокойно. А объяснить причину всей этой разрухи я не смогу - не та компетенция.
  - Так введите меня хотя бы в курс дела, расскажите историю вашего необыкновенного посёлка.
  - Да-да, расскажите, нам очень интересно! - поддакнул Слава, зачерпывая себе горсть винограда из уже весьма опустевшей тарелки, - и заодно объясните, пожалуйста, откуда у вас на столе взялись свежие мандарины? И виноград?
  - Свежий виноград? - усмехнулся Хранитель, - правильное наблюдение. Виноград здесь даже летом вырастить невозможно. Значит, из этого следует вывод, что виноград доставлен с юга, с Кавказа или с Балкан.
  - И кто его мог доставить? Звёздные?
  - Звёздные? - Хранитель улыбнулся, - нет, они принимают нас за самое обыкновенное поселение - ничего не доставляют, но и не докучают особо. Дело в том, что это виноград, из урожая конца тридцатых годов, я думаю года 39 или уже 40.
  - Ему что, семьдесят лет? - недоумённо посмотрел я на Хранителя, - для такого возраста он выглядит слишком свежим. Но я ясно вижу, что его не замораживали!
  - Этот виноград, как и другие продукты на этом столе хранился в специальном газе, в котором все жизненные процессы, в том числе разложение сильно замедляются. Ещё до Взрыва было запасено достаточное количество этого газа, в который были погружены большие запасы свежих продуктов. Десятилетиями мы растягивали их, стараясь как можно больше продлить потребление. Но теперь наше Хранилище опустело - хватит ещё на один такой стол.
  - Ой, извините, если это из-за нас вы потеряли столько дорогой еды, - вздохнул Слава, - вы ведь теперь голодать будете?
  - Нет, внучек, вовсе нет. Пища из хранилища - не основной источник нашего питания. В основном мы едим то, что производим здесь и сейчас. Натуральное хозяйство называется. А Хранилище мы вскрываем раз в месяц - не столько для еды, а для того, чтобы вспомнить былое.
  3
  Я в задумчивости уставился на остатки винограда. Неужели этим свежим виноградинкам, как и всей еде на столе столько лет? Уже ни осталось в живых тех людей, которые выращивали их, ведь продукт производства очень часто переживает своих создателей, чтобы потом быть использованным совершенно другими людьми. Но откуда в этом всеми забытом месте мог взяться этот незнакомый науке газ? Об этом я и спросил Хранителя.
  - Этот газ - один из даров Пришельцев, - понизил голос Хранитель, точно так же, как несколько дней назад это сделал Игорь.
  - Пришельцев 1908 года? - уточнил я, почувствовав, что постепенно вникаю в сложившуюся ситуацию.
  - Да. Вам это сообщил человек со Звезды?
  - Да, его звали Игорь. А вы не знаете, откуда они прибыли, эти пришельцы?
  - Нет, но, по-моему, этого не знает ни один человек на Земле. Я знаю одно - технологию производства этого чудесного газа он мог привезти только из того места, откуда они прибыли.
  - Кто он?
  - Он - наш первый предводитель. Он - самый великий человек. Он - самый человеческий из Пришельцев. Он - ...
  - А как его звали? - прервал рекламу пришельца Слава.
  - Его звали? - очнулся Хранитель, - Звали его несколько странным, как вам может показаться именем - Ленивец.
  - Ленивец? Значит, эта площадь названа в его честь, - кивнул я, -Но почему именно такое имя - "Ленивец"?
  - Он объяснил это так: на другом конце Земли, в джунглях, жило или живёт такое вот животное, - при этих словах старик попытался изобразить его руками, - обезьяна её ещё зовут. Вы, конечно, видели обезьян?
  - Да, да, в зоопарке. Они такие быстрые! - подхватил Слава.
  - Везет вам, настоящих живых обезьян видели в самом настоящем зоопарке, совсем не то, что нынешнее поколение. К счастью у нас сохранилась приличная библиотека. Показываем всё что можем, но всё равно - не понимают многое. Эх! - тяжело вздохнул старик, пригорюнившись, но потом продолжил:
   - Только в одном ты, мальчик, не прав. Конечно, некоторые обезьяны быстрые, но к обезьяне под названием Ленивец это относиться не может. В общем, своё имя он взял от этой обезьяны. Своего рода кличку. Да, по своей натуре он достаточно медлительный, но, когда он проводил операции, его руки так и мелькают. Он производил единственный в мире чудесный газ, правда, сейчас уже не производит. Вот вы видели дома здешних племён, так вот - это всё проект Ленивца, только вот делают их в Америке.
  - Один из Звёздных, Игорь сказал нам, что последний из пришельцев умер в 1956 году. А вы говорите о Ленивце, словно он жив до сих пор, - заметил я.
  - Нет, ваш Игорь ошибался. Ленивец жив и будет жить вечно.
  - Вечно? Но разве такое возможно?
  - Для Ленивца возможно всё! - с великой гордостью произнёс Хранитель, но, заметив в наших глазах недоверие, вскочил с лавки и махнул рукой в сторону здания из красного кирпича, - Пошли, посмотрите на него!
  - И вы, Вася и Витя, тоже. Вам полезно будет посмотреть на великого Ленивца, - обратился Хранитель к сидящим рядом с ним ребятам.
  - Ура! - весело закричали Витя с Васей - два светловолосых мальчугана примерно Славиного возраста, - наконец-то, Ленивец!
  4
  В это время банкет, впрочем, как и еда, уже закончились, и население посёлка, поблагодарив Наргу, стало вставать из-за столов. Я заметил, что вождь после поздравления попыталась улыбнуться, но у неё это не особенно получилось. Правда, её огромные тёмные глаза светились всё также, видимо, не обращая внимания ни на что, даже на то, что сегодняшний обед может быть последним.
  Все люди начали расходиться по домам, предварительно помыв посуду в уличных умывальниках. Но мы с Хранителем пошли в обратном направлении - к зданию из красного кирпича.
  - Это и есть Объект? - обратился я к Хранителю.
  - Нет, это всего лишь здание администрации.
  - Администрации? Действительно, похоже на правительство, но тогда зачем нам туда?
  - Это мнимое прикрытие для скрытия настоящего, - таинственно произнёс Хранитель, а потом пояснил, - как колодец.
  Мы зашли туда сбоку, через расхлябанную деревянную дверь, запертую на навесной замок внушительных размеров. Потом ещё долго спускались по бетонной лестнице. Долго - потому что боялись скатиться вниз по мокрым раскрошившимся ступенькам, а в качестве освещения выступал лишь мигающий электрический фонарик Хранителя. Когда же кажущаяся бесконечной лестница кончилась, я понял, что мы уткнулись в монолитную стену, сложенную из кирпичей.
  Но монолитна она была только на вид, на самом же деле, после манипуляции Хранителя с одним из кирпичей, часть стены приподнялась, ослепив нас внезапно хлынувшим белым светом. Когда наши глаза привыкли к новому освещению, мы двинулись дальше вниз, теперь уже по винтовой лестнице из стали. Хранитель извинился за нерабочее состояние лифтов, сославшись на нехватку электричества. Через несколько пролётов, оказавшись на минус восьмом этаже, мы вышли в обширное помещение, чем-то напоминавшее, чем-то напоминавшее недавно посещённый нами океанариум.
  Мы шли по коридору среди стеклянных витрин, за которыми большей частью царила холодная пустота. Только в некоторых местах лежали остатки когда-то обильных запасов продовольствия. А в самом конце коридора стояла витрина, больше похожая на саркофаг, так как за ней лежал человек.
  - Вот он, Ленивец. Вечно живой! - молвил Хранитель, указывая на саркофаг, - скоро должно исполниться семидесятилетие его сна.
  - Вечно живой! Вечно живой! - вторили дети старику.
  Если это и был великий Ленивец, то он на меня большого впечатления не произвёл. Сейчас он выглядел ссохшимся старичком, возраст которого невозможно было определить, так как он, умирая, принял позу эмбриона. И мне было совершенно непонятно, почему все здесь называли его живым. Может быть, потому, что чудесный газ сохранил тело Ленивца в идеальном состоянии?
  - Это его гробница? Но почему она так похожа на выставку?- некстати спросил я, вспомнив об одном известном всем примере из нашего мира. Некстати - потому что на меня тотчас же были устремлены гневные взгляды. Если старик включил в свой гнев изрядную долю усмешки, то дети глядели по-настоящему враждебно.
  - Не гробница, а усыпальница, - наставительно сказал Хранитель, - я же говорил, что Ленивец вечно жив. Сейчас он находится в состоянии сна.
  - Спит? Спит так? - недоверчиво сказал я.
  - Вы что, до сих пор не поняли? Я - Хранитель, потому что я храню Ленивца в Хранилище. Я - Хранитель, ещё и потому, что я могу разбудить Ленивца в любой момент.
  - Разбудить? Он что, ещё может проснуться? - спросил я, поражённый догадкой.
  - Конечно может! Правда, я не знаю, сколько он ещё проживёт, проснувшись, но сам факт возможности мгновенного пробуждения говорит сам за себя, согласитесь?
  - А когда его планируется разбудить? - поинтересовался я.
  - Да? Зачем его вообще усыпили? - удивился Слава, - а то он у вас прямо как спящая красавица у Жуковского.
  - Усыпили? Как это так - "зачем"? Если бы Ленивец погиб - то погибло бы всё его грандиозное предприятие. А так мы знаем, что он ещё жив, а значит, живы и мы, и всё ещё можем бороться. И, как видите, уже многие десятилетия успешно живём в одном из самых страшных мест мира.
  - То есть он у вас вроде символа? Как Ленин в Мавзолее? - догадался я, - вот почему он имеет такое значение!
  - Какой такой Ленин в Мавзолее? - насторожился Хранитель, - Расскажите, пожалуйста, о нём.
  И я стал объяснять это одному старику и двум детям, выросшим в мире без Ленинской победы. Вася с Витей слушали, недоверчиво качая головами, словно показывая, что они уже совсем взрослые и не собираются верить очередной сказке для маленьких детей. А Хранитель, наверное, верил нам, и на протяжении всего краткого рассказа о двадцатом веке в России с мечтательной улыбкой смотрел на стеклянный саркофаг с вечно живым Ленивцем.
  Хранитель всё смотрел на своего подопечного, а я думал. Думал - какого же всю жизнь ухаживать за одним и тем же человеком, если это человек остаётся неизменным, тогда как ты постоянно растёшь, взрослеешь, в конце концов - старишься, а Ленивец остаётся таким же, как и десятилетия назад. Наверное, Хранитель на протяжении всей своей жизни испытывал сильное искушение разбудить его, но это означало бы гибель символа, вокруг которого сплотился бывший научный городок со смешным именем - Гнёздышко. Поэтому Ленивец будет жить в своём сне до тех пор, пока будет жить Гнёздышко; и наоборот. Интересно, когда такое равновесие закончится? Тогда мне было невдомёк, что закончится ономожет в любой момент.
  5
  Вдоволь насмотревшись на Ленивца, Хранитель повёл нас смотреть остальные этажи Объекта. Оказывается, правильное название Объекта - НИИ Мозга имени Ленивца. Раньше, до взрыва, он носил имя Колчака, но уже много лет это ничего не значило, и бывшие сотрудники института назвали его повторно в честь основателя - Ленивца.
  - Кстати, вам, как людям, живших у лесных, интересно, наверное, почему они нас так боятся? - поинтересовался Хранитель.
  - Боятся? - я вспомнил разговор с Седым, - да, один из предводителей лесных признался мне, что вы не просто забирайте у них маленьких детей, но ещё и перевоспитывайте их...
  - Не перевоспитываем, а воспитываем, а это две большие разницы. Вы же понимаете, что лесные не воспитывают своих детей! Правильно, если в этом нет никакого смысла, зачем воспитывать детей? Пустая еда в немыслимых количествах падает прямо с неба, бессмысленная информация с телеэкрана вливается в их мозги, занимая там всё свободное место! Где вы здесь видите воспитание и обучение? А?
  - Нет, не видим, - согласились хором Слава и я, - но вы что, действительно крадёте детей? - также хором задали мы вопрос.
  - Действительно. Ну и что с того? Вы так говорите, как будто это что-то плохое! Таким образом мы спасли от гибели уже не одного ребёнка. Вот, например, Вася, - Хранитель показал рукой на щуплого мальчика, - Что ты скажешь, как, по-твоему, было бы лучше?
  - Конечно с вами! - ответил Вася, ни на миг не задумавшись, - иначе я бы уже оказался продан какому-нибудь старому звёздному в качестве персонального донора!
  - Извините, - решился я на вопрос, - какими вы хорошими людьми бы не были, но я никогда не поверю, что вы спасаете детей из чисто альтруистических соображений? Быть может, они вам нужны для воспроизводства населения? Но я не понимаю, как это может сочетаться с заканчивающимися продуктами?
  - Вы правы, молодой человек, - сразу как-то понурился Хранитель, - дети нам нужны не для воспроизводства населения. Нового населения нам просто не нужно. А дети нам нужны для наших весьма эгоистических методов. Здесь работает закон военного времени - для поддержания хрупкого баланса между Гнёздышком и всем остальным миром приходится пользоваться любыми средствами. В том числе и детьми. Как видите, я с вами предельно откровенен.
  - И что это за методы? - я никак не мог понять, к чему клонит Хранитель.
  - Методы? - Хранитель задумался, - сказать, что дети у нас воюют - слишком сильно, нет, совсем даже нет... Но, как бы там не было, самим детям нравится. Нет, ну что вы на меня так смотрите? Действительно нравится!
  - Нравится? Что нравится? Разве вы воспитывайте детей так, чтоб им нравилась война? Так это... Это ещё хуже, чем лесные!
  - Нет, ну как вы могли такое подумать? Да что я вам говорю! Нравится - не нравится... Война - не война... Хуже - лучше... Пройдёмте в пункт управления, и вы сами всё увидите!
  Хранитель повёл нас по белым узким коридорам. Через некоторое время мы вышли в большой зал с множеством кожаных кресел, расположенных вокруг круглого стола, полностью заставленного сложной аппаратурой.
  - Добро пожаловать в центр управления полётами! - поприветствовал всех Хранитель.
  - Полётами? У вас есть самолёт? - спросил зачем-то я, так как понимал всю глупость этого вопроса - никакого самолёта у жителей Гнёздышка быть не могло по причине отсутствия места для взлётной полосы.
  - Неа, - ухмыльнулся Витя, - у нас есть птички.
  - Птички? - ахнули мы со Славой.
  - Ну, кто будет показывать? - в свою очередь спросил Вася.
  - Айда вместе, чтоб никому не обидно! - предложил Витя.
  - Давай!
  Мальчики уселись за кресла, щёлкнули тумблерами... Мы внимательно следили за их действиями, а Хранитель смотрел на них взглядом учителя, проверяющего знания своих учеников. Наверное, так оно и было.
  Каждый из мальчиков нацепил на голову внушительных размеров пластиковый шлем. Затем они замерли, будто что-то напряжённо ожидая, да так и остались неподвижными.
  - Смотрите сюда! - Хранитель указал на монитор, подвешенный к потолку.
  Я увидел что-то, весьма напоминающее вид голубятни изнутри. Но кроме голубей там было немало других лесных птиц - воробьёв и дятлов. Изображение постоянно двигалось, как будто оператор быстро-быстро вращал головой. Неожиданно камера сорвалась с места и, проносясь над птицами, вылетела в окно. Под нами стремительно промелькнули постройки Гнёздышка, и камера влетела в окошко одного из коттеджей. Тут мы увидели Наргу. Она в одной майке сидела за столом и что-то старательно писала. Разрешение экрана позволяло увидеть каждый волосок на её руке.
  Заметив это, Хранитель схватил одного из мальчиков за плечо, потряс его, и выкрикнул прямо ухо:
  - Как тебе не стыдно, Вася! Подглядывать за самой предводительницей! Ну ка, возвращайся на базу, живо.
  Мальчик внял словам хранителя, и камера преодолела тот же маршрут, только в обратной последовательности.
  - Ну как? - довольно ухмыльнулся Хранитель, - ясно теперь, почему мы до сих пор живём?
  - Ясно... - протянул я, так как мне теперь стали понятны не только разговоры лесных людей о так называемых "неприкасаемых", которым служат духи леса, но и птичья атака на дирижабль Звёздных, - неясно только, как здесь, среди леса появились технологии такого уровня?
  - Вы думаете - почему мы так почитаем Ленивца? - ответил Хранитель, - да потому и почитаем, что именно он создал и настроил все эти приборы, а нас смог научить обслуживать их. Если сказать точно, то это метод называется функциональная магнитно-резонансная томография - у ведущих, а именно у наших дорогих мальчиков, считывается активность нейронов головного мозга и обрабатывается в электрические сигналы, которые по радио передаются животным. В центр координации каждого ведомого животного встроен стимулятор, настроенный на наши команды. Для удобства ведущих и для сбора информации в птичку встроена миниатюрная камера. А если мы хотим не только наблюдать, но и влиять на события, то просто крепим на крупного ведомого "подарок" из динамита. Вы, надо полагать, уже наблюдали одну нашу силовую акцию?
  - Да, наблюдали, - кивнул я, и задал давно мучащий меня вопрос, - только почему ведущим не может быть взрослый человек?
  - Конечно не может, потому что взрослые плохо поддаются тренировке в искусстве управления ведомыми - слишком многое их связывает с реальным миром, да и скорость мышления у них уже не та, - ответил один из мальчиков (похоже - Витя), - а нам, детям, легко привыкнуть к операциям над ведомым и ещё легко из-за гибкой психики. Если бы не мы - Гнёздышку давно бы была хана. А так - пока справляемся, только убивать ведомых противно, хотя, несомненно, необходимо...
  Странно, но по моим впечатлениям, у местных детей, работающих ведущими, постоянно менялся возраст. Иногда они казались мне совсем малышами, а сейчас, когда Витя объяснял со всей серьёзностью свою значимость как ведущего, он походил на маленького старичка, ставшего таким от непосильных нагрузок на психику.
  - Раньше у нас было много животных - целый зоопарк. Но многие погибли в процессе использования. Когда-то у нас был медведь, порой ловили волков, но теперь как-то обходимся больше птицами, кошками и другой мелочью...
  - А вам не жалко их так... использовать? - спросил впечатлённый Слава.
  - Жалко? Не знаю... Но я знаю, что, если бы мы их не выращивали для использования, их бы вообще не было. И нас тоже уже не было бы.
  
  

Часть вторая. Путь наверх

  

Глава первая. Война

  1
  Попав в удивительный мир альтернативной истории, я со Славой никак не могли найти себе место. Но здесь, в уникальном посёлке с вечно живым пришельцем неизвестно откуда, мы как будто нашли вторую родину. Может быть, это было обманчивое впечатление, но после неустроенности последних дней (нам казалось, что не дней, а месяцев, так быстро менялись события) это место было прекрасным. Но идиллия продолжалась недолго - всего неделю.
  В эту неделю я каждый день отчитывался перед комиссией из руководства Гнёздышка о разнице между этим и моим мирами. В основном информация шла от меня, так мои новые знакомые почти ничего не знали о современной международной обстановке. Их кругозор обеспечивался крылатыми разведчиками и зависел от зоны покрытия вышки, удачно замаскированной под высокую ель. Эта зона представляла собой окружность диаметром сорок километров. Но тогда они не могли наблюдать наше появление. Когда я спросил об этом несоответствии у хранителя, тот ответил, что впервые нас засекли, когда они наблюдали за мытищенцами, отправившимися на вылазку к дому Игоря. То есть обитатели Гнёздышка знали только о нескольких племенах, доме Игоря и ещё о небольшом лагере Наёмников на побережье московского водохранилища.
  Если мы со Славой ещё сильно отличались от типичных обитателей Гнёздышка, то Алька вошла в их среду быстро и непринуждённо. Её обширные знания, подчерпнутые из старых книг, должны были пригодится жителям Гнёздышка.
  Во время жизни в Гнёздышке я успел почти окончательно успокоиться от всяческих переживаний. Но однажды нас растолкали ещё поздней ночью. Или ранним утром - как вам больше нравится. Мои электронные часы ещё не показывали четырёх часов утра, как в отведённую нам комнату забежал Вася и, преисполненный гордости, провозгласил, чтобы люди из Страны Снов шли на общий сбор.
  Несмотря на такой поздний (или уже ранний) час, на центральной площади городка лесных собрался почти весь посёлок, за исключением разве что грудных детей и немощных стариков. Между тем предводительница Нарга взошла на помост, и с каменным выражением лица объявила:
  - По данным разведки братьев наших меньших к нам приближаются бандитские отряды звёздных антибиотиков. Им мало того, что они уничтожили родину наших дедов! Им мало того, что на протяжении десятилетий они рыщут вокруг нас и истребляют, будто паразитов. Теперь они добрались до наших домов и хотят истребить всех до одного. Чем мы можем ответить на это? Ничем! Через пару часов они исподтишка ударят по Гнёздышку звуковиками на длительном действии, да так, что мы все превратимся в безмозглых животных - здесь мы ничего не можем им противопоставить. Нельзя допустить, чтобы наши дети превратились в материал для жизни Звёздных.
  - Неслыханно! Возмутительно! - заревела толпа, - мы договаривались жить в мире! Что мы им сделали?
  - А мы хоть когда-нибудь жили в мире? - повелительным взмахом руки прервала возгласы Нарга.
  - Никогда! На моей памяти - никогда, - отвечали люди.
  - Может быть, они обиделись за аэростат, товарищи, а? - предположил кто-то.
  - Это вряд ли. Дирижабль для Звёздных - чепуха. Захотят - ещё построят.
  - Так в чём проблема?
  - Дело в том, что их просто тревожит существование Гнёздышка, которое ещё огрызается! - чётко проговорила Нарга.
  Народ на площади разразился аплодисментами.
  - Ме-та-фо-ра! Красивая метафора! - кричал кто-то.
  - Единственный выход - срочный уход в направлении - север. Как можно дальше на север, в идеале - к Волге. Она всегда спасала русский народ - спасёт и сейчас.
  - А они нас не догонят? - спросила какая-то девочка из собрания.
  - А вот для того, чтобы нас не догнали, - в тон ей ответила Нарга, - нам необходимо оставить группу прикрытия. Она должна отвлечь антибиотиков. Антибиотики только с виду сильные. Если нам удастся чем-нибудь их поразить, то это надолго выведет их из строя. Пока они сориентируются в обстановке, мы успеем уйти далеко.
  - Как мы поразим до зубов вооружённых солдат? Уж не последними оставшимися воробушками наблюдения? Да они их даже не заметят! - из собрания раздались возгласы удивления.
  - Друзья, мне тяжело об этом говорить, но нам придётся взорвать наш институт. Ещё до взрывав нём была установлена система самоуничтожения, которая должна сработать в том случае, если в него проникнут враги. Получается, что пришло время сработать этой системе, в то время как остальные получат шанс спастись.
  - Уничтожить институт? А что будет с Великим Ленивцем? - людское собрание заволновалось.
  - Да, для того, чтобы тело Ленивца не досталось Звёздным, его надо уничтожить. К моему великому сожалению, так.
  - Убить Ленивца? Неслыханно! - закричали некоторые; остальные просто выпучили глаза, не в силах поверить святотатству, услышанному от вождя.
  - Наша леди с ума сошла! -осмелился выкрикнуть кто-то незаметный, но никто его не поддержал - люди просто подавленно молчали.
  - А разве нельзя его разбудить? Если уж такое дело? - как бы невзначай спросил Хранитель. Спросил тихо, но в наступившей предутренней тишине получилось очень раскатисто и веско.
  - Разбудить? - усмехнулась Нарга, - ну что ж, буди. Только вот кто потом убивать его будет, а? Уж не ты же лично?
  - Зачем убивать? Моё дело - разбудить. А дальше - он пойдёт с вами, - Хранитель говорил короткими, рублеными фразами; видно было, что он заметно покраснел.
  - Наш старик далеко не убежит, а нам придётся именно бежать, - последнее слово в речи Нарды явно было интонационно выделено.
  После этих слов на Хранителя было жалко смотреть. Он понял, что это жестокая правда - Ленивец останется в институте. Хранитель сначала потупил глаза, но потом резко поднял голову:
  - Хорошо, тогда я останусь с ним до последней минуты. Уж в этом, надеюсь, мне никто не помешает?
  - Не то что не помешают, а, наоборот, помогут, - успокоила его предводительница, -и ещё: на твою ответственность возлагается жизнь и здоровье наших гостей.
  Я насторожился. Как видно, Нарга говорила обо мне и Славе. А она продолжала, обращаясь напрямую к нам:
  - Да, да, не удивляйтесь, наши дорогие гости. Вы не пойдут с нами в леса. Потому что нашей общине придётся становиться лесными, а что делать гостям из Страны Снов с лесными людьми? Вам надо к цивилизации, к Звёздам... А для этого сегодня вы должны остаться в живых. Надеюсь, Хранитель что-нибудь придумает для этого. Ты придумаешь, ты ведь всегда придумывал то, что никому не под силу. Правда?
  - Я постараюсь, мой вождь! - кивнул головой Хранитель.
  - Да, постарайся, не подведи нас. А теперь - десять минут на сборы и - на север. До рассвета мы должны быть далеко отсюда.
  Нарга взмахнула рукой и общее собрание немедленно раскололось на отдельные группы людей. Могло показаться, что людям стало нечем заняться, но это первое впечатление было бы обманчивым. Каждый житель Гнёздышка даже в такую минуту знал, что делать. Кто-то собирал малышей, кто-то - мешки с продовольствием, кто-то - оружие, но всех их объединяла единая программа - чувствовалось, что все эти действия были не один раз отрепетированы. Даже самые маленькие дети скандалов не устраивали и чётко подчинялись указаниям воспитателей.
  2
  Ничуть не медленнее, чем остальные дисциплинированные жители Гнёздышка, Хранитель начал выполнять свою функцию. Как понимал я, эта функция до нашего появления состояла только в пробуждении Ленивца, но теперь на его плечах лежала ещё забота о двух невольных попаданцах. То есть о нас. Цепко ухватив меня со Славой за руки, Хранитель поволок нас в Хранилище.
  - Быстрее, быстрее, нам надо успеть разбудить Ленивца до начала атаки! - беспорядочно бормотал Хранитель,
  Он раскраснелся и был совсем не похож на свою обычную невозмутимость. По грохочущей под ногами лестнице мы почти бегом - "почти" - потому что была большая вероятность поскользнуться, стали спускаться на минус восьмой этаж. На винтовой лестнице мы столкнулись с поднимающимся наверх Витей. Сейчас, как никогда он казался стариком - лицо его осунулось и покраснело почти до малинового оттенка.
  - Ай-яй-яй, - покачал головой Хранитель, - я понимаю о долге, но перевыполнять смену до такой степени нельзя?
  - Я наблюдал за антибиотиками, - начал оправдываться Витя, - за их количеством, оружием, скоростью передвижения...
  - Неужели? - показал удивление Хранитель, - уже час назад ты обнаружил противника и доложил командованию всю возможную информацию. И я не понимаю, зачем надо было мучить себя ещё лишний час, тогда как каждая лишняя минута...
  - Вот именно - вы не понимаете! Ничего не понимаете! - прервал его на полуслове мальчик-ведущий, - вы понимаете, что это в последний раз!
  - Что в последний раз? - не понял Хранитель.
  - Всё в последний раз! Управление ведомым в последний раз! И вообще - считайте, что моя жизнь закончилась!- ему в лицо выкрикнул Витя, а лестница услужливо подхватила эхо от этих слов, задребезжав на всём своём протяжении.
  - Витя, послушай, нельзя так расстраиваться из-за какой-то... - пробормотал было Хранитель, но Витя, оттолкнув его, уже бежал наверх. С каждой секундой его звонкие шаги становились всё глуше.
  - Нет, вы не думайте, я сам не ожидал такого! - виноватым взглядом посмотрел на меня Хранитель, - и кто мог подумать, что его психика настолько изменится! Остаётся надеяться, что Вите не взбредёт в голову мысль о... Хотя, боже мой, что за ерунду я несу...
  И мы двинулись дальше по лестнице, всё быстрей и быстрей, словно стремясь спрятаться от земных проблем в уютном и безопасном Хранилище. Но, вбежав в Хранилище, мы не сразу узнали его привычную атмосферу. Вместо обыкновенной музейной тишины здесь присутствовало беспокойство и неустроенность людей, спустившихся с поверхности.
  Вся священная неприкосновенность, величие и спокойствие гробницы куда-то исчезла. Её место заняла людская суета, только на вид казавшейся беспорядочной. На самом деле люди действовали почти так же синхронно, как пловчихи на выступлении в том мире, который уже казался нам прекрасным сном. Стекло витрины было разбито, манипулятор беспомощным комком хромированных трубок и электродвигателей лежал на боку. А те жители Гнёздышка, на которых была возложена обязанность спасать остатки былого продовольствия, связывали в узлы разбросанные по полу древний шоколад, зелень, консервы и прочую снедь.
  Однако в дальнем углу Хранилища, где стоял саркофаг, было так же темно и пусто, как и в прошлый раз. Хранитель включил электричество и стал судорожными, суетливыми движениями щёлкать выключателем на саркофаге. Потом хлопнул себя по лбу и с остервенением начал втыкать в какое-то отверстие тонкий ключ, предварительно сорванный с шеи. Ключ долго не входил в скважину, норовил выскользнуть у него из рук, а когда, наконец, вошёл, крышка саркофага с шипением откинулась.
  Теперь хранитель колдовал над телом Ленивца. Своими сухими, но могучими пальцами хранитель массировал холодные мышцы пришельца.
  - Сейчас, сейчас мы тебя оживим. Милый, великий Ленивец... Ах, боже мой, мечта всей моей жизни осуществилась. Это я бужу Ленивца, а не мой приемник. Ха-ха, куда ему будить самого Ленивца. Это я, а не он видели Ленивца ещё до Взрыва...
  Но Хранитель, надо отдать ему должное, пока бормотал, время зря не терял. После массажа он точно выверенными движениями рук вводил в тело Ленивца укрепляющие растворы и препараты.
  - Вот так, - говорил он, - это снадобье его укрепит на полчаса, не более, но нам этого вполне хватит.
  В Хранилище стало тихо - все люди ушли, забрав с собой почти все оставшиеся припасы. Было слышно только, как где-то вдалеке капала вода, а Слава нервно шмыгает носом. Я внимательно смотрел на Ленивца. С виду он оставался внешне безжизненным, но чувствовалось, как постепенно оживает его тело, как он становится больше похожий на спящего человека, чем на мумию.
  Тут я заметил, что глаза Ленивца открылись. Они были какие-то пустые, скорее всего, от излишней сухости.
  - Есть! Это свершилось! - победоносно взмахнул руками Хранитель и молниеносным движением впрыснул в ссохшиеся глаза Ленивца какое-то прозрачное вещество.
  Ставшие влажные от опрыскивания Хранителя глаза Ленивца окончательно ожили - веки часто-часто заморгали, зрачки начали вращаться, беспокойно поглядывая на нас. Мы втроём нагнулись прями к лицу приходящего в себя Ленивца.
  Я услышал, как Ленивец начал тихо-тихо бормотать что-то, но ни одного слова понять не смог. Хранитель, предусмотрительно державший в руке влажную тряпочку, аккуратно протер ей растрескавшиеся губы Ленивца.
  - Что это за язык? - спросил я Хранителя.
  То замотал головой, показывая, что тоже ничего не понимает, и закричал прямо в ухо Ленивцу:
  - Ленивец, ты в России! Говори на русском! Слышишь меня?
  - Какой год? - тихо, едва шевелящимися губами выговорил Ленивец.
  - Две тысячи десятый от рождества Христова, - тоже шёпотом, но очень быстро выговорил Хранитель.
  - Значит, 18830 год от основания Колыбели, как долго, о, Великое Солнце, - пробормотал Ленивец,
  - Что? Вам столько лет? - я был изумлен таким огромным числом.
  Старику хватило сил только помотать головой, дескать, нет, не столько.
  - Сколько тогда вам лет? Скажите быстрей, это очень важно!
  - Мне лет? - зачем-то спросил Ленивец, широко открыв чистой голубизны глаза, - получается примерно... примерно 13700 лет, большинство которых я проспал в "Кондоре". Кстати, где мои товарищи? Где Кугуар? Где Муравьед?
  - Какой ещё Ягуар? - удивился Слава.
  - Не Ягуар, а Кугуар, - заметил Хранитель, - хотя это тоже большая кошка.
  - Мальчик, и Ягуар там тоже был. У всей нашей группы были такие дикие имена. Это всё наши позывные, для удобства взятые, как имена. Так где они, вы не знаете?
  - А ваши товарищи, их... их нет уже давно, - вынужден был признаться Ленивцу Хранитель.
  - Надо же, получается всё-таки, что я последний... Никто из наших не дожил - у моих товарищей не было необходимых препаратов, останавливающих жизнедеятельность... Вот если бы были подходящие нейросети, компьютеры, а, главное, пустышки, я бы жил до сих пор. А остальные...
  - Но, может быть, они просто оказались смелее меня? - уже громче произнёс Ленивец. Но мы все понимали, с какими усилиями даётся ему каждое новое слово. Ленивец говорил через силу, чувствовалось, что только его воля не даёт угаснуть сознанию.
  - Ответьте, откуда вы пришли? Где ваша Родина?
  - Я? Сколько раз объяснял, что моя Родина - Земля, точнее - город Небесный путь. Сейчас, то есть в 1942 году, это была территория Боливии. А они... Никто не верит нам, так как не допускают, что до тоже них могли жить развитые люди. Притом не в Европе, которая тогда совсем не поражала своей цивилизацией, а в Южной Америке. Какое самомнение! Впрочем, мы были почти такие же. Сколько лет правительство внушало нам, что каждый противник коварен и беспощаден, и, надо же, - меня с товарищами один из них спас. О... О...
  - Что с вами? - Хранитель склонился над Ленивцем.
  - Я стал слишком стар для подобных снов. И, чтобы восстановится, мне понадобится свой личный реаниматор. Где же он?
  - Ваш... прибор... в общем, он остался в Кремле. Очень сожалею.
  - Ха-ха-ха!- как-то очень невесело рассмеялся Ленивец, - На каждого мудреца довольно простоты. Неужели я не мог предположить, что проснусь лишь для того, чтоб умереть? Хотя для того, чтобы стать самым долгоживущим человеком на Земле... - Ленивец недоговорил и закрыл глаза.
  3
  - Что? Он уже всё? - спросил я Хранителя, пытаясь нащупать пульс у Ленивца.
  - Получается, всё... И я тогда всё... - обессилено опустился на пол Хранилища.
  - Зачем так, - утешил я его, - вы ещё неплохо выглядите.
  - Неважно, как я выгляжу, - усмехнулся Хранитель, - проблема в утрате жизненного смысла. Вся моя жизнь заключалась в наблюдении за состоянием тела Ленивца. А теперь я так же бессмыслен, как пассатижи в бане.
  - Что теперь?
  - Теперь? - Хранитель посмотрел на часы и вскочил, - Теперь вам надо быстрей убегать из Гнёздышка, пока не началась атака. Но вне института вас убьют звуковики, а институт должен быть взорван. Что же делать? Что же делать?
  - Может быть, институт оставить? Мы закроемся в нём и пересидим атаку? - наивно предположил Слава.
  - Атаку не пересидишь. Они просто подорвут люк динамитом. А если оборудование нашего института попадёт в руки Звёздных...
  - Ну а если и попадёт, то что тут такого страшного? - не понял Слава, - Звёздные - культурные люди, я сам видел!
  - Не споря, культурные, но скажи мне сам, как мы использовали технологии Ленивца? Что доброго и хорошего мы сделали с их помощью? Да ничего, если, конечно, не оправдываться тем, что это нам было нужно для выживания! Только резали и уродовали: у животных - тела, а у ребят - психику.
  - Вы хотите сказать, что использовали все возможности технологии для войны?
  - Вот именно! Может быть, Звёздные найдут другое применение всему этому добру, но вряд ли... Скорее всего, будет то же самое, что и у нас, только в больших масштабах. Гораздо больших!
  - Тогда мы согласны, - кивнул я, - институт должен быть уничтожен. А от этих звуковиков убежать случайно никак нельзя?
  - Никак нельзя. Ни случайно, ни специально. Их воздействие покроет все окрестности
  - Но должен же быть какой-нибудь выход? Не оставаться же нам с этим, - я показал на тело Ленивца, - навечно.
  - Мне - оставаться, а вам надо спасаться. Убежать, конечно, нельзя, но защититься можно. В этом я могу вам поспособствовать вот чем.
  И хранитель повёл нас к одной из ещё целых витрин. За стеклом витрины тускло сверкало в темноте что-то, вызывающее воспоминая о космических фильмах.
  - Что это? Неужели космический скафандр?
  - Это единственная мобильная защита от звуковиков - скафандр с двойной защитой. Надеюсь, в чудесном газе он отлично сохранился.
  - А что значит - "с двойной защитой"? - спросил заинтригованный Слава.
  - Это значит, что он двухслойный. Он рассчитан на то, что если даже один из слоёв прорвётся, обладатель скафандра уцелеет. Между этими слоями находится вакуумный пакет. Звук и труб Иерихона пройдёт сквозь первый слой, но его задержит вакуумная прокладка.
  Хранитель отпер крышку витрины и выволок скафандр на середину хранилища.
  - Надевай его скорее, мальчик.
  - А что достанется папе? - удивился справедливый Слава.
  - Прошу прощения, но скафандр существует в единственном экземпляре, - ответил Хранитель и обратился ко мне:- кстати, вы, наверное, хотели спросить, почему я не предлагаю скафандр вам, а только вашему сыну?
  - Нет, что вы! - замотал я головой.
  - Всё очень просто. И дело не в какой-то там абстрактной формулировке "Всё лучшее детям", нет, от подобной роскоши мы давно успели отвыкнуть. Просто Ленивец, как и большинство пришельцев, был невысокого роста, и единственный из нас троих претендент на скафандр - ваш сын. Впрочем, я уверен, что, будь, скафандр подходящим для вас, вы всё равно отдали его сыну.
  - Ну вот, ты сам во всём разберёшься, - сказал Хранитель, подавая скафандр Славе, Теперь займёмся отцом. Ведь я и для вас, Владимир, я тоже кое-что приготовил.
  И Хранитель извлёк из той же витрины старый кожаный шлем весьма внушительных размеров. Он объяснил мне, что защититься от всепроникающей вибрации, просто заткнув уши, невозможно, но основной удар выдержит моя голова и мозг, поэтому многослойный пробковый шлем должен смягчить воздействие.
  В комплекте со шлемом шла рация весьма внушительных размеров, крепящаяся за спину, как рюкзак. С её помощью я мог поддерживать радиосвязь со Славой и Хранителем. Он также приспособил себе рацию, но шлем, видимо, надевать не собирался.
  Когда мы уже собирались уходить, я заметил, что со Славой что-то не так. Он жаловался, что не может идти в скафандре. Да, всё правильно говорил Хранитель, что Слава вместился в скафандр легко. Он вместился даже слишком легко. "Слишком" - потому что, когда Слава вошёл в скафандр, его голова еле доставала до того места, где у космонавта должна была находиться шея.
  - Ничего страшного, на герметичность это никак не повлияет, - вздохнул Хранитель, - но как же он пойдёт?
  - Придётся модернизировать скафандр, - задумался я и спросил, - а в институте не найдётся верёвки?
  - Найдётся, - подтвердил Хранитель и подал мне моток хлопковой верёвки.
  Через несколько минут скафандр был подтянут до Славиных размеров. Сын подтвердил по радио, что внутри удобно и уютно, и что все системы функционируют, как положено.
  - А теперь пошли отсюда, - услышал я громогласный голос в наушниках посреди ватной тишины шлема, - институт скоро должен взлететь на воздух, а я обещал сохранить вас живыми и, надеюсь, более-менее здоровыми.
  4
  Это утро начиналось в Гнёздышке необычно. Слишком оно было тихое. Обычное утро всегда наполнено звуками человеческой жизнедеятельности, всегда кто-то что-то говорит, куда-то идёт, плещется вода у умывающихся людей... Но сейчас никто ничего не говорил, никто никуда не шёл, и уж тем более не умывался. Все жители посёлка ещё засветло ушли на север.
  Мы с Хранителем шли среди тумана, опустившимся хмурой пеленой на нарядные домики, сейчас казавшиеся потерянными и заброшенными. Под ноги часто попадались вещи, брошенные во время бегства. Среди них встречались детские игрушки, посуда и даже сундучок с какими-то бумагами. Мы как раз проходили мимо голубятни, когда Слава вскрикнул от неожиданности. Крик этот я не услышал, так как скафандр надёжно глушил любой звук, но увидел по выражению лица сына. Через мгновение я вскрикнул точно также, так как почувствовал, что наступил на тушку какого-то животного. Нагнувшись, я подобрал лежавшего в трещине между бетонных плит голубя. Оглянувшись вокруг, я увидел ещё нескольких птиц, лежащих кверху лапками.
  - Они все мертвы?
  - Конечно, - ответил Хранитель, - нельзя же оставлять такую улику в живых.
  Присмотревшись внимательней к ещё тёплой тушке, я заметил, что головка у голубка была сплющена, словно попала под пресс. Я понял, что её спрессовали специально, чтобы уничтожить электронику.
  Стальные ворота, опутанные колючей проволокой, были раскрыты настежь, словно приглашая нежданных гостей: "Заходите! Сейчас будет сюрприз!". Хранитель ещё несколько сот метров вёл нас среди деревьев. Углубившись вглубь леса, мы набрели на заросший кустарником овраг.
  - Ну что ж, вам надо лишь спуститься и затаиться, а мне пора в институт.
  - Вы не останетесь с нами?
  - Кто-то должен нажать на кнопку? - вопросом на вопрос ответил Хранитель.
  - Какую такую кнопку? Нарга говорила, что там есть система самоуничтожения!
  - Есть-то, есть, но я же обещал проследить за всем процессом. Притом, когда меня готовили в Хранители, я дал клятву, что останусь у Ленивца до последнего. Пусть так и будет. И ещё... Подземные этажи института надёжно защищены от звуковиков, а я... Если быть откровенным, я страшно боюсь так погибнуть.
  - Как так? Что вообще будет из-за этих звуковиков?- выпытывал я у Хранителя.
  - Будет? Самая страшная смерть в мире - вот что. Уж мы это знаем. Сколько всего разного эти пришельцы дали нам, но это - самое страшное. А вы знаете, какое кодовое название этого оружия, а? Второе имя звуковиков - "Трубы Иерихона" - вот какое название, только от него уже страшно делается. Эх, что же сейчас будет!
  Несмотря на то, что общались мы по радио, во время этого разговора Хранитель приближался всё ближе и ближе ко мне. Я не ожидал от него никакой подлости, но вдруг почувствовал резкий укол в руку. Хранитель сделал мне прививку! От неожиданности я пискнул, а в наушниках зашипело:
  - Этот препарат должен смягчить воздействие звуковиков. Через некоторое время вы погрузитесь в такой глубокий сон, в котором вред звуков должен сойти на нет.
  - А вы теперь - спускайтесь и отсидитесь - подтолкнул нас к оврагу Хранитель.
  Мы со Славой буквально скатились по скользкому склону к небольшой речушке, протекающей среди кустарника.
   - И ещё через некоторое время, когда наткнётесь на лагерь антибиотиков, постарайтесь по-тихому сдаться им. Быть может, они тоже заинтересуются вашей историей, и тогда вы спасены, - уже убегая обратно в Гнёздышко, крикнул по радио Хранитель
  - Главное, вам надо успеть заснуть. До того, как захватит. Да, до того, как захватит -Хранитель в наушниках ещё несколько минут твердил сбивавшимся от бега голосом.
  Вскоре сигнал оборвался - Хранитель спустился в институт, отсчитывающий свои последние минуты. И наступила полная тишина - шлем надёжно отсекал все лесные звуки. Я, уже чувствую приятную успокоенность, совершенно не соответствующую окружающей обстановке, огляделся вокруг. Слава в скафандре удивлённо смотрел на меня - наверное, недоумевал, почему у меня такаю ухмылка и дикий взгляд. Но тут я почувствовал, как умиротворённая улыбка сползла с моих губ. Кроме нас со Славой в овраге кто-то был!
  Я раздвинул ветки кустов и ахнул от изумления - передо мной, сидя на корточках, ревел Витя! Жаль, но Хранитель ошибся. Изменения в психике мальчика оказались всё-таки слишком большими.
  - Эй, Витя! Что ты здесь делаешь, а? - закричал я во весь голос.
  И понял, что кричу только самому себе. Из-за шлема меня никто не слышал. Тогда я тронул Витю за плечо. Он обернулся, ошалело уставился на меня. "Так, что же теперь делать? - говорил я самому себе, - надо отдать шлем мальчику, а то сам себе не прощу...". Я сдёрнул с головы шлем, и тотчас же на меня обрушилась целая лавина звуком. Никогда не думал, что в лесу может быть столько шумов!
  - Послушай меня! Возьми шлем!
  - Нет, не надо! - Витя отпрянул от меня, словно от прокажённого, - шлем мне велик, и вообще, оставьте его себе, я не хочу больше жить!
  Он увернулся от протянутого шлема и отпрыгнул к ручью. А во мне словно шевельнулось предчувствие, благодаря которому, я, не говоря больше ни слова, натянул шлем обратно на голову.
  Мальчик, ловко, как белка, вскарабкался на дерево, чтобы перебраться на ту сторону ручья. Но в этот момент какая-то сила будто бы дёрнула его, и Витя, судорожно дёргаясь, свалился в воду. И только тогда я понял, что вижу звуковое оружие в действии. А ещё через несколько мгновений этот звук дошёл и до моих ушей.
  5
  В этот миг до этого чёткая картинка окружающего пространства начала искажаться, терять форму. Ясный, чёткий и понятный мир вокруг меня затуманился. Как будто на сверкающие в холодном утреннем солнечном свете стволы сосен опустили матовое стекло. А если использовать туже аналогию, матовое стекло перед моими глазами покрылось чёрной сеткой трещин. Отдельные его кусочки отваливались куда-то вниз и падали с таким оглушительным звоном, что после каждого падения мне казалось, что в моей голове звенит колокол. Я замотал головой, пытаясь прогнать страшное наваждение, но от этого процесс рассыпания стекла только ускорился. За отколовшимися кусками зияла сплошная чернота.
  А оставшиеся куски странной мозаики начали гнуться и растягиваться, словно инструмент пластика в фоторедакторе. Сосны перегибались в причудливые узлы, а ручей вспучился и тёк теперь, казалось, над моей головой. Чувство, что надо мной висит ледяная вода, было неприятно, и я отвернулся от ручья.
  И тут я увидел Славу. Никогда в жизни, даже в самых страшных ужастиках и кошмарах, мне не доводилось видеть такого мерзкого существа, каким передо мной предстал сын. Более того, скажу, что про это видение я поклялся не вспоминать никогда, значит, не вспомню и сейчас.
  Окружающее пространство шептало, выло, кричало мне :"Убьёшь страшилу - и всё будет хорошо. Да, да, ты будешь свободен". Сейчас я вспоминаю тот миг со смешанным чувством удивления и омерзения. Но тогда, совершенно обезумев, я подумал, что единственный способ спастись - убить этого страшилу, наверняка и наславшего такое наваждение. Почему-то я надеялся, что убив мерзкое существо, мне удастся вернуть расщепляющийся мир в нормальное состояние. К моей неожиданности, страшила вдруг заговорил в оживших наушниках голосом Славы.
  - Эй, папа, с тобой всё нормально? - произнесло оно, - а то глаза у тебя какие-то странные...
  Да, наверное, он прав, глаза у меня были действительно странные. Ну ничего, когда я убью страшилу, всё встанет на свои места.
  - Не беспокойся, со мной пока всё нормально, - соврал я, и постепенно, шаг за шагом стал подбираться к страшиле для нанесения смертоносного удара.
  Слава, ничего не подозревая, сам пододвинулся ко мне поближе. "Ну что ж, на ловца и зверь бежит", - подумал я, чувствуя при этом, что с каждой секундой теряю силы. Наверное, это было действие укола Хранителя. Из последних сил я бросился на Славу, но ногти бессильно скользнули по хитиновому покрытию чудовища, а лицо погрузилось в сырую землю. Я заснул.
  Я когда проснулся, никак не мог понять, спал я совсем немного, или наоборот, проспал весь день. Сориентироваться во времени мешало низкое солнце. Оно не заглядывало в овраг так, как тогда, когда я упал под ноги Славы.
  - Папа, папа, ты живой? Ты нормальный? - донеслось до меня сквозь царивший в голове шум, - а то ты уже весь день спишь.
  - Да нормальный я! - как-то излишне раздраженно ответил я, но потом почувствовал страшную усталость и спросил: - а разве я был ненормальным?
  - Да! Ты на меня кидался, как дикий зверь! Ты разве не помнишь?
  - Нет, я ничего не помню, - почти соврал я, - "почти", потому что я действительно не хотел вспоминать, что было до спасительного сна.
  - А больше не бросишься, точно? - всё ещё испуганным голосом спросил Слава.
  - Нет, не брошусь. Обещаю, - согласился я, не совсем уверенный в своих словах - слишком сильны ещё были воспоминания о странных метаморфозах, происшедших с моим сознанием.
  Я начал приподниматься, и тут же заметил Витю. Он лежал на самом дне оврага, посередине ручья, раскинув вцепившиеся в подводный песок руки и уткнувшись лицом в быстро бегучую воду. Вниз по течению вода принимала красноватый оттенок.
  Я перевернул его тело и отпрянул в ужасе. Половина лица Вити была в крови. Наверное, умирая, он от нестерпимой боли кусал себе язык и губы, от которых остались одни лохмотья. Жуткую картину окончательно завершали неестественно выпученные глаза. Сзади я услышал тихие Славины шаги, тотчас же вскочил, обхватил Славу за скользкий скафандр и поволок прочь от страшного места.
  Мы очнулись окончательно, когда были вдалеке не только от оврага, но и от разгромленного Гнёздышка.
  - Значит так, - подвёл я общий итог, - в сложившейся обстановке самым разумным решением будет... мм...
  - Что "мм"? Это значит - сдаться каким-то бандитам, разрушившим Гнёздышко и убившим Витю? - возмутился Слава, - да никогда!
  - Бандитам, говоришь? А ведь неизвестно, кто или что стоит за теми бандитами. Это ты так храбришься, потому что был в скафандре и не слышал их звуковиков. А вот Витя услышал, да и я тоже...
  - Что же делать? - виновато поёжился Слава.
  - Придётся сдаться, - кивнул я, - а ты предлагаешь другие варианты?
  - А нельзя попытаться жить в лесу, как лесные? Только питаться будем не консервированными ядами, а... - тут Слава глубоко задумался, пытаясь найти гарантированный источник пищи в лесу.
  - Угу, - помог я сыну, - а питаться мы будем воспоминаниями о "Вкусной и здоровой пище". Кстати, ты ещё не учёл, что уже через месяц здесь выпадет снег, и существовать без крыши над головой будет затруднительно...
  - А как же лесные живут? - с невинным видом спросил Слава, поставил этим вопросом меня в тупик.
  - Лесные? - целую минуту я пытался придумать, как лесные избегают зимних холодов в своих адамовых костюмах, но, так ничего и не придумав, сказал, - Но мы то не лесные, так?
  - Так, - подтвердил Слава.
  - А если мы не лесные, то должны стремиться к цивилизации. И, если я хоть что-нибудь понимаю, то к местной цивилизации выйти никак иначе нельзя - только через бандитов, или антибиотиков, что, несомненно, гораздо более политкорректно...
  

Глава вторая. Антибиотики

  1
  Даже странно как-то - искать своих врагов. Да, я считал, что антибиотики - мои враги, особенно после того, что случилось с Гнёздышком. Но, увы, других более-менее нормальных людей здесь просто не было.
  Сразу же после решения искать лагерь антибиотиков мы утопили последнее напоминание о Гнёздышке - мой шлем и Славин скафандр в подходящем пруду. Скафандр никак не хотел тонуть, и его пришлось набить грязной землёй. Теперь в нас ничего не выдавало о связях с обитателями Гнёздышка - мы были чисты почти так, как в первые дни. Ни, в отличие, от того времени, в голове у нас уже успело сложиться представление о происходящем в этом мире.
  И всё-таки к антибиотикам мы шли не с пустыми руками. Прежде всего наше происхождение должна была подтверждать одежда - Игорь смог неплохо восстановить её после похождений первых дней, а в Гнёздышке её подновили местные умельцы. К сожалению, та самая видеокамера "Sony", с которой мы показывали Игорю нашу Суздаль, пропала ещё до Гнёздышка, оставшись у мытищенских лесных. Зато мой мобильный телефон "Sony Ericsson" ещё лежал в кармане совершенно бесполезным грузом, так как разрядился ещё в день попадания сюда. "Если что, - думал я, - телефон будет хорошим аргументом в пользу нашего попаданчества"
  Предположив вполне логично, что базу лучше делать вблизи воды, мы со Славой направились обратно на юг, к московскому водохранилищу. Затем мы пошли по побережью, покрытому песчаными дюнами на запад, обходя территорию Москвы против часовой стрелки. Догадка меня не обманула - и примерно через сутки после атаки на Гнёздышко мы набрели на поселение антибиотиков.
  В чём-то оно походило на Гнёздышко, только носило несколько более выраженный военный характер. Люди здесь не маскировались, а наоборот, показывали свою силу и этим самым утверждали: "Теперь мы здесь хозяева".
  Это был целый военный городок, стоявший вплотную к низкому берегу. С трёх сторон его окружала линия железобетонных столбов, а с четвёртой - береговая линия водохранилища. На каждый из столбов сверху прикрывал пластиковый колпак, под которым находилось какое-то электронное устройство. Влажные от дождя колпаки блестели в лучах низкого, проглядывающего сквозь тучи, солнца.
  "Где-то я это уже видел" - подумал я про столбы и замедлил шаги. Слава тянул меня вперёд, к широкому - грузовик проедет, проходу между столбами, но я его остановил.
  И правильно сделал. Когда я присмотрелся к полосе земли между столбами, то отметил, что она испещрена костями животных. Невдалеке от меня лежала на боку, поджав в предсмертной судороге лапки, облезлая кошка.
  - Может, попытаться зайти с воды? - предположил Слава.
  - Нет, - я был уверен, что в воде ситуация похожа, только не так заметна, - пошли отсюда, - я развернулся, и, увлекая за собой Славу, пошёл по берегу в обратную сторону.
  - А почему ты не ищешь входа?- удивился Слава, - должен же быть здесь вход!
  - Ты понимаешь, здесь вся стена - вход, и, одновременно, ничто живое между столбов не пройдёт. Значит - не нужно нам туда идти. Там смерть. И ещё, там, где есть вход, не обязательно должен присутствовать выход.
  - И куда же мы тогда пойдём?
  - А пойдём мы обратно, к каким-нибудь лесным. Попробуем пожить у них.
  - Слушай, ты же только что хотел туда пройти...
  - А теперь я передумал.
  Я не сказал Славе, что уже с того момента, когда мы подошёл к линии столбов, я чувствовал, что за нами кто-то наблюдает. Именно поэтому мне подсознательно хотелось поскорее уйти отсюда. Но было уже поздно: к нам один за другим подбегали, словно внезапно выросшие из-под земли, люди. Совершенно неожиданно для себя мы оказались зажатыми в сплошном кольце, которое состояло из панцирей тяжеловооруженных солдат. Они были облачены в камуфляжную форму и шлем внушительных размеров, плавно переходящий в комбинезон. От этого солдаты переставали быть похожими на людей, скорее они напоминали чёрных роботов.
  - Стоять! Не двигаться! Сдаться! - разносились, визжали и дребезжали одна за другой команды. Тут я и заметил, что говорят не солдаты, а их шлемы, которые по праву могли называться гермошлемами, так как полностью защищали людей от всех внешних воздействий. Солдаты стояли вокруг нас, смотря требовательными взглядами и сжимая в руке автоматы. Самое страшное было в их молчании, в то время как вокруг нас на всю округу разносились отрывистые команды. Славка испуганно вжался в мою левую ногу, словно надеялся найти там убежище.
  Я понял, что здесь надо играть по чужим правилам, и как можно вежливее сообщил о нашей сдаче. После этих слов пехотинцы словно ожили: они развернулись и строем направились к проходу между столбами, увлекая нас за собой. Я взял Славу за руку. Он плакал, но его плач терялся в шуме шагающих и гремящих амуницией солдат. Прежде чем подойти к столбам, один из солдат тщательно провёл по нашей одежде каким-то сканером, скорее всего, металлоискателем.
  Один из солдат нагнулся и набрал какой-то код у основания столба. Теперь вся наша процессия прошла между угрожающе нацеленными на нас столбами без проблем. Солдат, стоявший около столба, перешёл внутрь лагеря, повторно наклонился его основанию и набрал код. Теперь я понял, что по своей воле мы теперь не сможем выйти отсюда. А чего ещё можно было ждать?
  За столбами шла полоса колючих кустов, видимо, предназначенных для прикрытия лагеря от посторонних глаз. Когда мы протиснулись сквозь кольцо зелёных насаждений, перед моим взором открылась круглая площадка, на которой концентрическими кругами стояли надувные палатки. Военный лагерь оказался меньше, чем я ожидал - всего сотню метров в диаметре. Палаток, больше похожих на шатры, было всего девять: пять небольших- во внешнем круге, три средних - во внутреннем, и одна, самая большая - в центре. Между палатками стояла парочка джипов, на крышах которых стояли установки, похожие на гигантский мегафон. Их назначение уже было понятно мне.
  Нас повели в главный шатёр, центр и сердце всего лагеря. Над ним развивался интересный, никогда до этого мне не встречающийся, флаг. Флаг был иссиня-чёрного фона, который весь был покрыт бесчисленным множеством золотых блёсток, рассыпанным по нему наподобие звёздочек.
  2
  Под присмотром двух часовых мы вошли в палатку, видимо, являющуюся штабом этой базы. По её стенам висели карты окрестностей и инструкции на английском языке по пользованию различными видами оружия. Единственным видом мебели в палатке был раскладной письменный стол.
  За его хромированной поверхностью сидел массивный белокурый человек- командир базы. Он был пострижен "ежиком", но как-то странно. Присмотревшись, я обнаружил, что его волосы были склеены в острые пучки, о которые можно было реально уколоться. Военный был одет в униформу с вышитым на груди флагом со звёздочками, уже знакомого нам. Наверное, эти блёстки означали те самые Звёзды, про которые нам рассказывал Игорь.
  - Так... - слова начальника базы были слишком растянуты, однако он достаточно понятно говорил по-русски, -снова пришли попрошайничать, а? Я вот не думал, что лесные ещё когда-нибудь сунуться сюда, особенно после той взбучки, которую мы им устроили в прошлом году. Эй, ты! - обратился командир к одному из конвойных, - выкинь этих двух куда подальше и дай ещё хороший пинок под зад, чтоб не попадались нам больше ни-ког-да!
  - Погодите! - остановил я их, - мы вовсе не лесные!
  - Не лесные? - поднял бровь военный, - я, Фредерик Нойманн, командир специального отряда по борьбе с терроризмом, слышал эти сказочки уже много раз! Сейчас ты, - он ткнул в меня пальцем, - и ты, - палец ткнулся в Славу, - начнёте придумывать разные очень-очень жалостливые истории. Например, историю о том, что вы являетесь потомками когда-то эмигрировавших из России графов и теперь решили вернуться на свою историческую родину. И вот ваша мечта исполнилась-вы вернулись из эмиграции. Но уже когда приземлились, поняли, как опрометчиво поступили. Высадились, значит, непонятно где, и вот, значит, теперь идёте непонятно куда. Что, кружит голову земля предков? Ха-ха-ха!
  Непонятно, к чему это странное предположение о нашей принадлежности к эмиграции? Тут я понял, что командир просто смеётся над нами, принимая за каких-нибудь лесных. Хотя на последний вопрос я вынужден был ответить утвердительно: это место нам уже как две недели кружило голову во всех смыслах этого выражения. Особенно после применения звукового оружия...
  - Вы не поняли, мы вовсе не из эмиграции, просто...
  - Нет, я всё прекрасно понял, - перебил меня Фредерик, - вы не из эмиграции хотя бы потому, что у вас нет паспортов! А теперь, проваливайте, и чтоб я ноги здесь вашей не видел!
  - Нет, никуда мы отсюда не уйдём, - твёрдо сказал я, - потому что мы вовсе не лесные, а пришельцы из параллельного мира.
  После этого стремительного выкладывания правды на лице командира отряда по борьбе с терроризмом я заметил лёгкую улыбку.
  - И нам нужна ваша помощь, - уже тише добавил я.
  Улыбка на губах немца медленно погасла. Мне показалось, что он совсем не удивлён нашим заявлением. Такое впечатление, что к нему каждый день приводят таких пришельцев! Некоторое время Фредерик размышлял, что ответить, но в конце концов встрепенулся и усмехнулся:
  - Да это ещё интересней вернувшихся на родину эмигрантов. Вы, господа, случайно не пересмотрели сериал "Другие миры", а?
  Я вспомнил, что у мытищёнцев транслировали что-то подобное.
  - Вы не верите нам? Ну что ж, предсказуемо...
  - Факты! Факты, господа! Мне нужны доказательства вашей... хм... особенности.
  - Факты? Пожалуйста!
  Я достал из кармана мобильный телефон и положил его на сверкающую поверхность стола. Командир сначала внимательно посмотрел мне в глаза, а, когда его взгляд остановился на моём сотовом телефоне, кстати, очень современном, спросил подозрительно:
  - Что это за артефакт?
  - Это мобильный телефон. Можете открыть крышку. Вот так. Там аккумулятор и моя индивидуальная карточка связи. Если подать напряжение в 5 Вольт и 0,5 Ампера на эти контакты, его можно будет зарядить.
  - Как так - телефон? - Фредерик был изумлён, и я с удовлетворением наблюдал недоумение на его лице, - Он что, беспроводной? Почему такой маленький?
  - Он ещё может работать как музыкальный проигрыватель и фотоаппарат, - окончательно добил я немца.
  - Фотоаппарат? Такой крошечный? - Фредерик взял телефон в руки и восторгался, какребёнок, щёлкая крышкой объектива, сдвигая её туда-сюда. Я знаю, мой дед когда-то увлекался старинной фотосъёмкой, такой, какой она была раньше, ещё до пришествия: настоящей, изобретённой тем поколением. Он содержит в Берлинской звезде самое настоящее фотоателье: фотографирует людей прямо, странно подумать, из коробки. Да, да, никакой электроники, никакого мошенничества. Вам, молодым, этого не понять.
  - Да уж, куда нам! - кивнул я, - теперь-то вы нам верите?
  - Уже готов поверить, только... - командир вытащил из стола заляпанный грязью пульт управления и щёлкнул им в направлении телевизора с электронно-лучевой трубкой, - Это ваше видео? Отвечать только правду, мы проверяем это.
  На экране возникло изображение Славы, качавшегося на деревянных качелях. На заднем плане суетились люди, нормальные люди нормального мира. Моего родного мира. Они радовались празднику огурца в Суздали. Картинка была какой-то дёрганой, с полосками. Присмотревшись, я понял, что её снимали прямо с монитора видеокамеры - сверху и снизу были видны полоски окантовки экрана.
  - Да, это моё видео, - кивнул я, - оно было сделано 24 июля 2010 года. Только... Только откуда вы его взяли?!
  - Вот отсюда, - и Фредерик быстро-быстро набрал комбинацию цифр на дверке миниатюрного сейфа. Оттуда он вытащил картонную коробку, набитую поролоном. Я перегнулся через стол и заглянул в коробку. Моё предположение оправдалось - там, утопая в паралоне, лежала моя видеокамера "Sony".
  - Этот аппарат заинтересовал меня, так как использует неизвестную нам технологию обработки и накопления информации. А сейчас, когда вы выложили на стол ваш беспроводной телефон, меня словно кольнуло. Там "Sony", и здесь - тоже "Sony". Что это за "Sony", а? Может быть, просветите меня?
  - Правильно, так называется одна из крупнейших Японских корпораций нашего времени. Она выпускает аудиоплееры, телефоны, видеокамеры...
  - Признаюсь, ни черта ничего не знаю о Японии, да никто не знает, что там творится, но сами такую технику вы сделать не могли. И видео это - более чем подозрительное... Так что... Считайте, что я поверил вам.
  3
  - Значит, вы верите нам? И отправите нас в Звезду? Или на Звезду? Как будет правильней? - я был в восторге. Может быть, возвращение к цивилизации окажется проще, чем я думал?
  Командир задумался, поглаживая одну из своих "колючек" на голове", потом положил телефон в одну коробку с видеокамерой и сказал:
  - Наверное, всё-таки - в Звезду,- и, посмотрев на нас, заметил, - но учтите, что сначала я отправлю в Центр на экспертизу фотографии и описание ваших артефактов. Потом уже настанет очередь материальных предметов, в том числе и вас, если, конечно, ваша версия подтвердится после проверки, так или иначе.
  - Что значит "проверки"?
  - Проверка включает в себя сопоставление вашего генетического кода с геномом всех Звёздных традиционалистов, избавившихся от паспорта. Если вы кто-то из них - пеняйте на себя. А если нет... не знаю. После этой проверки вы сможете отдохнуть, я предоставлю вам место. Так что празднуйте победу. Только не думайте, что сможете пользоваться ресурсами нашей базы постоянно - всё это временно, так как после наступления холодов нас уже здесь не будет. Переберёмся в горячее местечко - под Багдад. А то здесь становится прохладно, особенно после уничтожения этого Гнёздышка.
  Я вспомнил Гнёздышко, но ничего не сказал Фредерику. Хотя очень хотелось высказаться, особенно, когда перед глазами появилось изуродованное лицо Вити.
  - Отведите этих двух в госпиталь, - приказал начальник нашим конвоирам и добавил, - а потом отправьте их в изолятор.
  - Что ещё за изолятор?
  - Не беспокойтесь, просто так называется наша гостевая палатка, - обратился к нам Фредерик, -Кстати, вас там должна ждать интересная встреча.
  Я кивнул, вежливо поблагодарил Фредерика за гостеприимство. Слова об интересной встрече я пропустил, так как был в изрядном волнении. На свежий воздух из палатки Фредерика мы выходили, погружённые в размышления о дальнейшей нашей судьбе. Очередной поворот нашей жизни в этом сумасшедшем мире - думал я, - и к чему только он может привести...
  Первым делом нас отвели в одну из трёх средних палаток, располагавшихся вокруг командирской. В ней, как и ожидалось, располагался госпиталь. У входа в палатку нас уже ожидал врач, одетый в стандартный белый халат, только с уже привычным флагом на груди. Он бесцветным голосом сказал:
  - Распоряжение относительно вас мне уже дал Нойманн. Садитесь и ждите, - он указал нам на кресла, стоявшие у двери.
  Пока врач совершал необходимые приготовления, я осмотрел госпиталь. В дальнем, затемнённом углу, полукругом стояло несколько коек. На них лежали люди, не подававшие признаки жизни. Заметив, что врач отвернулся и что-то набирает на клавиатуре, я аккуратно встал и подошёл к койкам.
  - Есть, кто живой? - прошептал я.
  - Я. Я ещё живой, - ещё тише, чем я, простонал один из солдат. У него была по колено оторвана левая нога.
  - Кто? Кто вас так?
  - Проклятые бандиты. Устроили ловушку. Когда мы уже зачистили территорию, они подорвали свой штаб. Нас было четверо раненых. Остался я один.
  - Что, такие страшные ранения? - я уже начал было сочувствовать солдатам, но, вспомнив перекошенное лицо Вити, подавил свои чувства.
  - Почему страшные? Гансу только пальцы оторвало, но кому он теперь нужен, без пальцев?
  - Вас не собираются лечить? - я был поражён.
  - Нет. Тех людей, которые больше не могут использоваться для войны, никогда не лечат. Теперь нам одна дорога - в могилу. Ганса, - раненый солдат неловко мотнул головой на соседнюю койку, - уже усыпили, а меня пока ещё нет - вы помешали...
  - Эй, вы куда делись? - окрикнул меня врач, - я же говорил никуда не ходить! Вернитесь на место сейчас же! - с каждой секундой врач повышал тембр, так что его голос грозил вскоре превратиться в визг.
  Подумав, что про разговор с солдатом говорить не стоит, я быстро подошёл к столу и примерно уселся рядом со Славой. Ожидая, что у меня будут брать пробу крови, я протянул вперёд руку с поднятым рукавом. Но врач и не собирался орудовать шприцом.
  - Зачем кровь, когда можно обойтись волосами? - сказал он.
  И молниеносным движением состриг у меня на голове один волос и столь же быстро упрятал его в баночку для образцов. Ту же операцию он повторил с моим сыном.
  Я вспомнил, как в одном старинном журнале, кажется - "Природа и люди", читал рассказ о средневековой Венеции, где доктора бросили в тюрьму по лживому свидетельству о покупке волоса какой-то важной персоны. Тогда его обвиняли в чёрной магии. Но разве они тогда могли подумать, что, для определения личности человека достаточно будет лишь небольшой части его тела? Нет, такие чудеса не могли прийти в голову даже нашим предкам, весьма богатых фантазией.
  Когда мы вышли из госпиталя, который впору было назвать как-нибудь по-страшному, например, палатой смерти, нас ожидали конвоиры. Под их контролем мы прошли в соседнюю палатку. Наши сопровождающие втолкнули нас туда и тихим щелчком заперли дверь.
  - Это требование элементарной безопасности, - ещё более пустым, чем у врача-убийцы, голосом произнёс конвоир.
  - Ну что ж, - произнёс я, - зато теперь ясно, почему это место называется изолятор.
  - Здравствуйте, друзья, - услышал я знакомый голос, - признаться, не ожидал я вас ещё увидеть.
  Я вздрогнул, резко повернулся, и увидел Игоря.
  - А, это ты, похититель видеокамер! Признавайся, ты её утащил, когда нас мытищёнцы поймали?
  - Да, я, но... Я хотел просто её сохранить, как предмет особой важности...
  - Ладно, спасибо, что сохранил. А что же ты ещё не на Кубе, в вашей милой Звезде?
  - Транспорт здесь кошмарный, - признался Игорь, уехать отсюда я смогу только через двое суток, когда они начнут перебазироваться на юг.
  - Кстати, я тоже хочу отсюда уехать. После того, что сделали с Гнёздышком эти твои антибиотики, мне хочется оказаться как можно дальше отсюда. А ты помнишь, что нам обещал, когда вместе сидели у столбов?
  - Да, помню... - Игорь замялся, - понимаешь, тут всё не так просто, как я предполагал. Чтобы завести новый паспорт, нужно много всяких формальностей, полная информация о вашей жизни, и всё такое...
  - Но у меня в этом мире нет никаких документов и информации, а те, что есть - недействительны. Ах, да, помнишь, как ты недоумевал, почему у нас нет паспортов? Так вот... - я уже собирался выкладывать правдивую историю своего появления здесь, но Игорь меня остановил.
  - Не надо, я всё уже знаю... Мне Фредерик уже рассказал про ваше признание, да и я уже давно подозревал, что вы не просто какие-то сумасшедшие традиционалисты...
  - Так. Что дальше?
  - Дальше? - замялся Игорь, - Теперь становится понятно, почему вы такие профаны в нашей истории...
  - Ну что ж, ещё не поздно научиться. Как там? "Учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин".
  - Но... - начал Игорь, - при чём здесь Ленин?
  - Очередное несоответствие, - улыбнулся я.
  До поздней ночи, сидя на надувном матрасе, мы с Игорем спорили об истории двадцатого века.
  4
  На следующее утро нас накормили консервами, уже привычными по первым дням нашего пребывания в мире Звёздных. Игорь ещё в первый день знакомства сказал нам, что эти консервы ядовиты и дал нам противоядие от содержащихся в них ядов. Сегодня же в открытые консервы, и свои, и наши, он засыпал порошок, являющийся противоядием. Так что за своё здоровье я уже не волновался. Конвоир, наблюдавший за нашим завтраком, хрипло рассмеялся на Игоря, старательно посыпавшего лапшу порошком:
  - Это чё, такой наркотик?
  - Нет, это нейтрализатор наркотика, - ничуть не смутившись, ответил Игорь.
  Лицо солдата вытянулось, он отвернулся от нас и смачно плюнул в мелкую пыль, покрывавшую всё вокруг.
  Затем меня (Слава остался с Игорем) провели, гораздо почтительней, чем вчера, в палатку к Фредерику. Тот сидел в той же позе, что и вчера, словно и не вставал из-за стола.
  - Вчера вечером я отправил запрос в нашу базу данных, - жёстким, как наждак, голосом сообщил нам командир антибиотиков. Каждое слово в этой фразе сопровождалось методичным постукиванием циркулярного карандаша по столешнице. Я заметил, что жестяная крышка стола уже усеяна вмятинами от стального корпуса карандаша.
  - И ничего не нашли, - кивнул я, - потому что нас тут быть не может.
  - Да, вы не традиционалисты - это установлено точно, - заявил Фредерик, - если, конечно, генетическая экспертиза не ошибается.
  - То есть - традиционалисты? - спросил я, - кто они вообще такие? Извините, я вчера забыл спросить.
  - Ну... как бы вам сказать... Традиционалисты - это люди, обыкновенно глубоко религиозные, которые не имеют паспортов. Нет, конечно, на Земле миллионы людей не имеют паспорта, но они обыкновенно живут где-нибудь у чёрта на куличках. А традиционалисты живут только в Звёздах и находятся под постоянным наблюдением. Они говорят, что свободны от нас, а на самом деле занимают положение... как бы вам сказать... Ну, в общем, никому не нужные чудаки, которых кормят, как домашних животных. Хотя некоторые, надо отдать им должное, пищу выращивают себе сами.
  - Значит, в том, что мы относимся к этим людям, вы нас больше не подозреваете?
  - Да, конечно. Во-первых, традиционалисты здесь обыкновенно не встречаются. Редко они забираются в такую глушь. Точнее, ещё ни разу в истории не забирались. Во-вторых, у традиционалистов обыкновенно есть выключенный паспорт; пользуются они им или нет - неважно, главное, что есть. Допустим, что вы - из серии фанатичных традиционалистов. Такое тоже бывает, хотя очень редко, где-то один на миллион. Но все фанатики известны наперечёт. Никто из них не мог оказаться незамеченным. А генетическая экспертиза подтвердила, что ваш генотип отличен от генотипа фанатиков. Значит вы - никто. Понимаете? Никто.
  Последнее слово командир произнёс чётко и протяжно, явно смакуя ситуацию.
  - Правильно, здесь мы никто, потому что прибыли из другого мира. Мира, в котором нет каких-то Звёзд...
  - Так. Всё. Хватит морочить мне голову сказками про какие-то там параллельные миры! - неожиданно заорал Фредерик.
  Я вздрогнул от неожиданности.
  - И не думаете, что если вчера я повёлся на вашу технику, то там, - он многозначительно поднял палец вверх, - тоже не умеют думать! Ну-ка, признавайтесь, живо!
  - Но в чём? - в панике воскликнул я, - в чём мы виноваты?
  - Хотя бы в том, что можете являться шпионами Уральской Коммунистической Республики, вот в чём!
  Первые несколько секунд я просто тупо смотрел в глаза Фредерика, а потом истерически засмеялся. Не судите меня строго, но, по-моему, просто всему есть предел, и вот моему спокойному изучению этого ненормального мира тоже настал конец. Слишком много несуразностей сразу свалилось на меня. Смеялся я ещё минуты две, я потом, пытаясь подавить рвущийся наружу смех, спросил:
  - И что вы сделаете? Посадите нас в тюрьму за шпионаж? Будете пытать? И вообще, хоть одно доказательство у вас есть?
  - Да кого вы нас держите! - всплеснул руками густо покрасневший Фредерик, - я же просто высказал одно из предположений!
  - А, "предположений"? Ну и что там, - я тоже показал вверх, - предполагали ещё?
  - Ещё? Бурные дискуссии вызвала ваша техника. Все в один голос утверждали, что многие технологии, используемые в ваших аппаратах, находятся в стадии лабораторных исследований, тогда как ясно, что ваши... артефакты - продукт массового производства.
  - Спасибо хоть за это... И что вы решили с нами делать?
  Возникла неловкая пауза.
  - А ничего не делать. Мы просто можем вас отпустить и забыть. Вот лес - идите туда, пожалуйста... Нам заложники не нужны... - немец зевнул, демонстрируя, что хочет быстрее от нас отвязаться.
  - Нет, вы меня неправильно понял. В лес нам не надо, мы там уже были. И, уж поймите нас, находились по этим лесам вдоволь. Но почему мы вам не интересны? Но я столько могу вам рассказать!
  - Вообще, если сказать честно, - вдруг заявил Фредерик, - у нас, антибиотиков, совсем другие проблемы. Может быть, какой-нибудь историк заинтересуется, это больше по их части. Но ведь он - в Звезде, а вы - в этой...Ну... сами понимаете, как рифмуется.
  - Да, понимаю, - вздохнул я, и вдруг рассердился и сказал, как можно громче, -но куда-то вы должны нас определить, чёрт возьми? Не вечно же нам в этих лесах куковать?
  - Нам бы в какой-нибудь нормальный город. Где тут ближайшее цивилизованное место?
  - Цивилизованное место или город?
  - А что, есть какая-то разница?
  - Ещё какая разница! Здесь недалеко есть город, большой, прямо как звезда, он называется как-то, как-то, ну, точно как село... Кончается на букву "о". Но вряд ли захотите там жить.
  - Тогда давайте цивилизованное место! Где здесь вообще есть цивилизация?
  - Непонятно, что вы подразумевайте под словом "цивилизация". Если звезду, то вообще-то ближайшая более-менее нормальная звезда - Краков. Или, например, Чуфут-Кале. Одна из самых первых звёзд мира. Но откуда вы взяли, что вас туда пустят? Доступ в любую из звёзд открыт только для граждан Созвездия. Они должны обладать паспортом.
  - У меня его и не было. Впрочем, у вас тоже нет паспорта, - я уже давно заметил, что паспорта нет ни на одном из антибиотиков.
  5
  - Вы что, думаете, что нормальные граждане Созвездия сюда бы заявились? - невесело усмехнулся Фредерик, - Как бы ни так! Большинство здесь - преступники - маньяки и убийцы, правда, иногда сюда ссылают хакеров или борцов против системы, вроде меня. Правда, встречаются такие, кто идёт воевать по доброй воле. Власти пользуются тем, что не всем людям нравится спокойная размеренная жизнь, и отправляют их сюда.
  - Вы то, чем этому Созвездию не угодили? Как против него боролись?
  - Я не боролся, не боролся, - обидчиво возразил Фредерик, - нет, наоборот, я старался всколыхнуть, усилить народ городов Европы. Призывал объединяться под единым флагом европейской нации. Я хотел создать вокруг Берлинской звезды создать полностью европейского государства. И что же? Меня осудили за это. Мне сказали: "Нельзя быть нацистом в наше время!" А какой я нацист? Но они не отстают, говорят всё такое: глобализация, интеграция, космополитизм... Тфу! Красивые слова, а в Европе уже треть населения - мусульмане, и они пребывают с каждым годом. Скоро вытеснят нас совсем, да они об этом уже серьёзно говорят. Придётся белым убегать в Америку, хотя там тоже не всё спокойно...
  - Если бы не пушечное мясо из убийц и насильников, стоящих заслоном между цивилизацией и племенами Мусульмании и Африки... Да и в это Россиянии что-то осталось ещё... то... Я уверен, эти дикари без проблем овладели бы нами. В начале века все - и Запад, и Восток, были молодыми и сильными. Но Запад, избавившийся от конкурентов, быстро потерял силу. Ведь основа силы - не в оружии, а в идее. Верно говорят, что общество без идеи подобно кораблю без компаса. А некоторые здешние племена не боятся смерти, цена отдельной человеческой особи крайне низка, зато общая надёжность системы от этого только выигрывает. Вы бы видели, как они сопротивляются! Только мы - преступники, отбросы общества и авантюристы, несём службу во имя Созвездия в самых неспокойных местах мира.
  - И много таких мест в мире?
  - Пока порядочно. В Африке очень неспокойно, а главное - здесь, будь они прокляты, просторы Московии. Тогда, шестьдесят лет назад казалось, что весь мир у твоих ног, что можно его грабить и обирать по-всячески. А теперь что? Кому эти ледяные безлюдные просторы нужны? Разве что сумасшедшим японцам. Говорят, в Сибири они разводят слонов. Таких больших шерстистых слонов.
  - Мамонтов?
  - Да, мастодонтов... Нет, всё-таки мамонтов, хотя, какая разница? Скоро японцы купят и эти земли.
  - Э, не, меня лишили паспорта всего два года назад. С тех пор я здесь, в этом диком краю. А ведь как хочется вернуться в родной Берлин... Как говорится, доступ в рай ограничен, тогда как в ад всегда свободен, - и офицер красноречиво обвёл взглядом сумрак окружающего пространства, подразумевая этим то, что вот уже как два года он находился в самом настоящем аду.
  - То есть, я понимаю, жить в звёздах могут только те, кто там родился. А жителям остального мира вход в Звёзды запрещён под страхом смертной казни. Ведь так?
  - Нет, опять вы всё перепутали... Да если бы звёзды не принимали людей, то они бы уже давно вымерли... Вы знаете, там всякая демография, короче говоря - отрицательный естественный баланс.
  - Предсказуемо.
  - Вот именно. Знаете, какой у нас один из демократических лозунгов? "Женщина - тоже человек, а не орудие для производства детей"! Вот так. Я и выступал против этого идиотизма, и, в конце концов, попал сюда.
  - Так как можно оказаться в этом вашем Созвездии? Опишите процедуру, пожалуйста.
  - Сначала надо попасть в подготовительный отряд рабочих, затем проработать там один год. Затем вас, быть может, впустят куда-то в обслуживающие работники.
  - Хорошо, записываете нас в этот отряд.
  - То есть вы хотите записаться в подготовительный отряд? Понимаете, как там вам будет тяжело. Предупреждаю, почти никто не может проработать весь год, большинство отслаивается в ходе работ, а те, кто всё-таки доходят до конца, уже вряд ли способны дальше наслаждаться жизнью. Ваш сын наверняка не выдержит такой работы, вы отдаёте себе отчёт, что так наверняка погубите его?
  - Что же тогда делать? Ведь должна же быть какая-нибудь лазейка? Стоп! - вдруг я заметил несостыковку, - Вы же сами сказали, что в Звёздах аховая демография, но ведь эти рабочие - лишь прислуга, а как пополняются хозяева?
  - Молодец-молодец, ничего не скажешь, - насмешливо похвалил меня Фредерик, - догадался всё-таки. А население Созвездия пополняется, прежде всего, младенцами, которых берут на воспитания в специальные интернаты, а иногда и приёмные родители.
  - Так что же вы с самого начала не сказали мне об этом?
  - Зачем? Какой смысл для вас имеет этот факт? Вы же не младенец и в интернат вас не возьмут!
  - А Славу? Ему только десять лет, и что, получается, что он уже слишком взрослый?
  - Не знаю, не знаю... - задумался Фредерик, - дайте посмотрю.
  Он вытащил из стола какие-то бумажки и долго копался в них. Наконец, когда я уже подумал, что был забыт, Фредерик начал читать какой-то закон:
  - Если полноправный житель Звезды в здравом уме и твёрдой памяти по своей воле захотел иметь уже взрослого ребёнка, то может в межзвёздном пространстве подобрать человека до шестнадцати лет и оформить на него паспорт. При этом вся ответственность за поступки незвездного лежит на плечах звёздного... Ну и так далее...
  - И что это значит?
  - Это значит, что ваш сын имеет полное право после медицинской проверки и дезинфекции отправиться жить в Звезду.
  Я ликовал.
  - Если этого захотят его приёмные родители, разумеется - полноправные Звёздные, - заметил Фредерик.
  Я приуныл. Но тут же воспрял духом. Ведь второй человек, которого я встретил этом мире, был полноправным звёздным. Игорь! Если бы только он согласился...
  Неожиданно в командирскую палатку вошёл Игорь. Я заметил, что среди солдат он держится свободно, а те его несколько боятся. И правильно, если солдаты здесь находятся на наказании.
  - Я вот что подумал... - произнёс он несмело, - а что, если я официально усыновлю Славу? В таком случае он автоматически станет полноправным гражданином Созвездия.
  Я сам ещё не до конца осознал смысл слов археолога, как тот виновато сказал:
  - Извини меня за это предложение, но это единственный законный способ попасть на Звёздную территорию законно.
  - Ничего, Игорь, я доверяю тебе, а эта идея в сложившихся условиях действительно единственный вариант. Так будет лучше для всех. Только как я скажу это Славе?
  - Мы скажем вместе. Надеюсь, он поймёт, - улыбнулся Игорь.
  - А мне нельзя тоже как-нибудь попасть в Звезду? - обратился я в который раз к Фредерику, - и побыстрее?
  - Только через рабочий лагерь, - отрезал тот, - после года работы вы сможете получить паспорт.
  - Ладно, записываете куда угодно, лишь бы к Славе, - махнул я рукой.
  - Ну что ж, куда угодно, так куда угодно... - проворчал Фредерик, - Хозяин - барин.
  

Глава третья. Могильник

  1
  - Слава, мы ведь дороги друг другу?
  - Угу...
  - И ты мне очень дорог. Поэтому нам... нам придётся разлучиться.
  Сын посмотрел на меня большими от удивления глазами:
  - Ты что, хочешь меня бросить?
  - Нет, не бросить... Напротив, я отправлю тебя в Созвездие. Там у тебя всё должно быть. Всё, необходимое для нормальной жизни... - я чувствовал, что говорю как-то фальшиво, что это неправильно, но не знал, что можно было сказать ещё. На душе у меня было очень тяжело. Ещё бы - расставаться с единственным сыном в этом кошмарном мире.
  - Ну что, Слава, поедешь с дядей Игорем? - спросил археолог моего сына. Слава ничего не ответил, только ещё больше насупился.
  - Да ладно тебе, - Игорь присел на корточки перед Славой, - не бойся, никто тебя там не тронет. Звезда - это цивилизация, а не эти невежественные дикари.
  - Невежественные? - всхлипнул мой сын, - а так, как летал Витя, вы можете? На голубе, а?
  - Про что он говорит? - спросил меня Игорь.
  - Так, одна игра, - смутился я. Мне не хотелось говорить никому, что было в Гнёздышке. На это решение повлиял не только убитый Витя, но и трупики голубей с разбитой головой.
  - Так, Слава, - говорил я, а у самого перед глазами висела пелена, - Игорь - хороший человек, он о тебе позаботится.
  - А ты ведь вернёшься, правда? - всё спрашивал Слава.
  - Конечно, вернусь! Как я могу не вернуться?
  К нам подошёл Игорь.
  - Я узнал расписание. Вертолёт сделает небольшой крюк, чтобы высадить тебя и заправиться, а потом полетит в Чуфут-Кале. Оттуда на "Boeing" мы полетим в Варадеро.
  - Чего? - не понял Слава, - куда мы полетим?
  - Это на Кубе, - пояснил я Славе, - везёт же тебе, Слава. Куба - хорошая страна. Остров Свободы...
  Игорь непонимающе посмотрел на меня:
  - Не понимаю, при чём здесь Остров Свободы, но там с тобой всё будет в порядке. Пойдёшь в местную школу, будешь купаться в океане круглый год, увидишь дельфинов!
  - А это правда? - загорелись глаза у Славы.
  - Ну конечно, - улыбнулся Игорь, - мы с тобой будем нырять с аквалангом и искать золото древних кораблей.
  Пока Слава выспрашивал у археолога очередные подробности новой жизни на Кубе, я подумал: "Похоже, всё устраивается хорошо, по крайней мере, для Славы. Но мне надо, во что бы то ни стало его ещё увидеть, посмотреть, всё ли действительно так хорошо будет ему в Варадеро."
  Ночью я никак не мог уснуть, пытаясь представить себе, что ждёт моего сына в таинственном Варадеро. Но все предположения о сущности этого мира из-за новых фактов всё больше и больше путались.
  - Папа, а как там будет - на Кубе? - услышал я голос Славы. Немудрено, что и он думал о том же.
  - Я знаю лишь одно - для тебя там будет лучше, - сказал я, искренне надеясь на это, - Игорь ничего плохого тебе никогда не сделает. И запомни: я приду за тобой. Обязательно приду.
  На следующий день рано утром нас разбудил рокот вертолёта. Я выглянул из теперь уж открытого "изолятора" и увидел, как антибиотики демонтируют свой лагерь. Ну да, они же улетали в Ирак. А я - в какой-то город с названием села, где мне придётся отработать положенный срок. Славе в Звезде будет хорошо, надеюсь на это. Игорь - ответственный человек и сможет воспитывать его на протяжении этого года.
  Грузовой вертолёт оказался даже больше, чем я ожидал. Впрочем, это объяснялось тем, что на нём полетят сразу все солдаты. Сейчас двигатель вертолёта был заглушен, а винт вращался с заметным замедлением. Я осторожно подошёл к вертолёту и заглянул внутрь. Меня встретил человек арабской внешности. Он приветливо махнул рукой: полезай, мол. Я, пытаясь вспомнить основные вертолётостроительные фирмы нашего мира, спросил:
  - Это "Сикорский"?
  - Да, да, "Сикорский". Может поднять даже 38 пассажиров! - на ломаном русском похвастался пилот.
  Пытаясь биографию Сикорского, я спросил араба:
  - А вы знаете, где родился тот самый Сикорский? Который человек, а не вертолёт?
  - Родился? - по лицу собеседника было понятно, что он что-то слышал, но никак не может вспомнить, - в Манхеттене, или в Бостоне, не помню точно...
  - Я помню, что он родился в России, - начал я несмело.
  - В России? Вы шутите?! Здесь одни дебилы только родятся!
  - Нет. Не шучу. К сожалению...
  - А вы - тот самый таинственный пассажир? - неожиданно поинтересовался араб.
  - Вы уже знаете?
  - Мне намекнули о ваших странностях, - заявил пилот, - теперь понимаю, о чём была речь.
  - Вы знаете, куда меня отправят? Куда мы сначала полетим?
  - Не завидую вам.
  - Почему?
  - Потому что полетите только до свалки, - предупредил пилот с загадочным видом.
  - Да... То есть... до какой свалки? - уточнил я.
  - Ах, - махнул рукой араб, - вся эта замершая страна - свалка. Вот Ирак - другое дело! Прелесть, цветы, финики...
  - Стоп! - прервал я восхваление Ирака, - вот вы хвалите Ирак, а сами воевать туда летите. Как же так получается?
  - Воюем мы, чтоб Новый Халифат не мешал жить Созвездию. Созвездие - всегда хорошо, а Халифат - всегда плохо, - заявил он полным уверенностью голосом, и заговорил дальше ещё быстрее, переходя со смеси русского и английского на свой родной язык.
  Я спрыгнул на землю и вернулся к "изолятору". Но его уже не было - четверо дюжих солдат тащили к центру лагеря куски его остова. На его месте меня поджидали Игорь со Славой, держась за руки. На плечи сына был одет подаренный Игорем небольшой синий рюкзак. В него он сложил немногие личные вещи, которые должны были напоминать ему о нашем мире.
  - Я вижу, что вы уже подружились? - с тенью ревности улыбнулся я.
  - Наверное, - неловко сказал Слава и закрутил головой, пытаясь увидеть и меня, и Игоря одновременно.
  - Ничего, Слава, ничего, для тебя уже всё хорошо, - я крепко обнял сына, уже не сдерживая больше слёз. Игорь деликатно отвернулся, смотря на то, как солдаты снимали оружие с защитных столбов.
  Всё лагерное имущество - продовольствие, палатки, редкую мебель, свалили в одну большую кучу на месте командирской палатки. Сам командир антибиотиков, взяв огнемёт, несколько минут сосредоточенно поливал огнём остатки лагеря. От них сначала повалил чёрный дым, вонявший так, что у Славы заслезились глаза, а Игорь скорчил очередную из богатой коллекции своих брезгливых гримас. Потом, уже глядя на вовсю полыхающий костёр, заливавший своим жаром и вонью весь лагерь, я спросил у Фредерика, зачем он это сделал.
  - Не нам - так никому! - философски ответил командир.
  2
  Уже через несколько минут после того, как высокий костёр догорел, был дан общий сбор. Какими же долгими оказались для меня эти несколько минут! Но и им пришёл конец. Весь лагерь организованной процессией толпился у вертолёта.
  - А нам хватит мест? - спросил я Фредерика, обеспокоенный тем, что толпа солдат забьёт собой весь вертолёт.
  - Не беспокойтесь, - ухмыльнулся тот, - лесные бандиты об этом позаботились.
  В моём мозге искрой вспыхнуло воспоминание о сцене в госпитале.
  - Не бандиты, не бандиты вовсе, - заявил я, с трудом скрывая злость, - а вы позаботились. Как вы можете усыплять людей, словно котят? Несмотря на увечья, они не хотели умирать!
  - Не хотели? - усмехнулся Фредерик, - каждый, кто попал сюда, уже захотел умереть. Вы не понимаете, что все мы здесь преступники в той или иной мире? Да и вообще - если антибиотик больше не сможет исполнять свою функцию - он бессмыслен... Ой, да он сейчас без нас улетит! - и командир потащил меня в вертолёт.
  От рокота моторов мен заложило уши - наушников для случайных пассажиров в наличии не было. Насколько это можно было сделать, я заглянул в крошечный иллюминатор, и увидел, как чёрная проплешина - остаток лагеря антибиотиков, уходит вниз. Затем под вертолётом потянулись обширные леса, почти такие же дикие, как и тысячелетие назад.
  Примерно через час полёта Игорь ткнул меня локтем в бок:
  - Смотри, - показал он на правый иллюминатор, - там Рождественский собор в Суздали. Вроде ты упоминал, что был там до попадания сюда.
  - Да, был, - синяя луковица собора было хорошо видно даже с километра. Золотые звёздочки на неё ярко сверкали на солнце, - Что там сейчас?
  - Там? Один из филиалов Звезды. То есть не Звезда, но звёздные там обитают, реконструируют историю...
  - А, тогда вы подумали, что мы оттуда!
  - Вот именно. И, как видите, угадал. А ведь ваше видео действительно очень напоминает этот полигон. У нас там собраны различные деревянные постройки. Собирали по разным сёлам, что ещё осталось. И в них всё воссоздано так, как было раньше...
  - "Музей деревянного зодчества и крестьянского быта", я угадал? - перебил я Игоря.
  - Ну, как-то так. А ты откуда узнал?
  - Да у нас всё это старое деревянное добро тоже есть. Правда, при этом есть живые люди, живущие в нормальных домах. У вас же ни того, ни другого нет.
  Ещё примерно через час мы приземлились на севере Иванова.
  3
  До попадания в эту альтернативную историю я был в Иваново всего один раз. Особых впечатлений не осталось - обыкновенный крупный город, конечно для москвича показавшийся относительно небольшим. Впрочем, даже не город - атак, большая деревня, застроенная панельными пятиэтажками по окраинам и с сельскими - деревянными одноэтажными домиками в самом центре.
  Но по сравнению со здешним Подмосковьем, этот город был просто мегаполисом. Даже тот Иваново, который находился на месте нормального Иваново в этом мире. Точнее, вовсе не Иваново - такое название считалось здесь ошибочным, а именно Иваново-Вознесенск, как будто без этого длинного церковного добавления нельзя было обойтись.
  - Смотрите, вы будете жить в одном из этих домов... Так, так, так, - задумчиво произнёс полицейский, скользя пальцем по сенсорному экрану, - вот здесь, здесь и здесь по городу умерли люди, койки освободились...
  - Умерли? Умерли от чего?
  - От чего ещё здесь умирают? От ядов, радиации, то сё. Ну ничего, мы вам найдём нормальное местечко.
  - Почему вы обо мне так печётесь? - решился спросить я напрямую.
  - Есть кое-какие указания от начальства. Оставить под наблюдением и всё-такое. Конечно, наблюдение удобней всего осуществлять в общежитиях, и мы бы вас туда поместили, но вот, любезный Владимир Сергеевич, вы нам нужны, ко всему прочему, ещё и здоровыми, так что вот.
  4
  - Ну как, долго ещё?
  - Смеётесь? Через эти закоулки, дай бог, до десяти прорваться.
  Я приуныл, и стал наблюдать через бракованное и частично запотевшее стекло окружающую действительность.
  Куцые деревья, подслеповатые окна и проваливающиеся крыши. Всё то же. Я отвернулся от окна и стал наблюдать за водителем. От нечего делать он одновременно курил какую-то низкосортную папиросу, отчего в салоне отвратительно пахло, слушал музыку (бом бум виу - что-то такое) и смотрел новости по встроенной электронно-лучевой трубке. По доносившимся до меня невнятным звукам было понятно, что в новостях говорится об очередном убийстве, совершённом с целью завладеть чьими-то штанами.
  Ещё несколько недель я ездил в таком режиме. В среднем на прорывание через пробки тратилось около трёх часов. Но это ещё ничего - говорят, что жителям Авдотьино приходится добираться до карьера все пять часов. Зато кохомчанам повезло - от их города, или, вернее сказать, рабочего посёлка до могильника было ехать всего два часа.
  

Глава четвёртая. Выкуп

  1
  Осень наступила как-то неожиданно. Ещё какой-то месяц назад мы спасались от страшной жары в купании. Правда, это было в нашем мире. А здесь... Погода в июле, как в сентябре. А сейчас, в начале сентября температура пошла в минус, и начались первые снегопады. Такие перемены климата объясняли, почему растительность деградировала, деревья умирали - новые реалии подходили скорее для тундры.
  Обыкновенно часам к десяти, когда уже окончательно рассвело, мы прибывали к месту работы.
  2
  Насколько я помню из моего пребывания в нормальном Иванове, Иванове моего мира, в его центре было несколько просторных площадей. И ни одной старой церкви - их снесли ещё в 1930-х. Современная церковь, несмотря на весь свой атавизм, никак не сдавалась в исторической борьбе, а, наоборот, зачем-то строила новые храмы, выбрасывая на их строительство грандиозные капиталы. Ладно, оставим этот вопрос на совести попов.
  Здесь, в альтернативном Иванове, тоже были новые храмы, даже в большем количестве, чем в Иванове нормальном. Но появились они отнюдь не из-за уничтожения старых, а из-за того, что в старых уже не хватало места.
  Прогрессивные современные читатели спросят меня: "Как такое возможно? Неужели в том мире население настолько верующее, что в городе, едва ли насчитывающем сотню тысяч человек, необходимы сотни церквей?"
  Насчёт процента верующих я ничего выяснить не мог, заглянуть в мозги людей возможности тоже не было. Но главное я понял: здесь Церковь для людей среднего и старшего возраста оставалась единственным развлечением.
  Примерно раз в неделю десятники собирали группу для "Экскурсии". Она заключалась в пешем походе от карьера до Воскресенскго собора, возносившего свою колокольню над заколоченными домишками Шуи. Своей громоздкой тушей он господствовал над окружающим пространством - пустыми, насквозь пропитанными химикатами и радиацией полями. Уже много десятилетий на их просторах не выросло ни одного культурного колоска.
  Перед колокольней кем-то были ровными полосками посажены кусты и устроена дорожка из плиток, ведущая к памятнику. Скульптура изображала пару попов с крестами, стоящих на коленях и со связанными за спиной руками. На пьедестале памятника красивыми позолоченными буквами было написано: "Новомученникам российским от благодарных потомков".
  Десятник, приблизившись к памятнику, начал пространно объяснять его суть, разглагольствуя о том, что память о церковнослужителях, замученных большевиками, должна жить вечно. Эту идею, которую я объяснил в двух словах, он передавал нашей "экскурсионной группе"по меньшей мере полчаса, используя при это такие эпитеты, как "зверские", "бесчеловечные", "проклятые", "дьявольские" и т.д. Рабочие уже давно замёрзли на пронизывающем ветру, а у меня давно уже тошнило от продолжительных, визгливых тирад десятника. Наконец, тот прервал речь и предложил (то есть приказал, что одно и то же), подойти и поклониться предкам.
  Рабочие, приблизившиеся к этому памятнику, сразу же падали на колени и начинали в неистовстве креститься и биться головой об тротуарную плитку. Десятник, заметивший, что я не то что биться головой, а даже падать не собираюсь, заорал:
  - Эй, ты чё, наших предков не уважаешь? А ну ка, делай как все! - угрожающе замахал он своей дубинкой.
  - Я уважаю своих предков, но не так, - сказал я, продолжая стоять, и в ответ получил "лёгкий" удар дубинкой по голове, от которого я, тем не менее, рухнул на колени.
  Прямо у моего уха воздух разразился бранью:
  - А ну ка, крестись сейчас-же, гнида сицилистская!- совершенно напрасно заорал на меня надсмотрщик. Напрасно - ведь, даже если бы я действительно захотел, то не смог бы этого сделать, потому что не умел.
  Увидев, что никакого эффекта достичь своей руганью он не смог, десятник просто наклонился и смачно плюнул мне в лицо. На этом наша "экскурсия" закончилась, и мы поплелись назад, натирая мозоли в казённых сапогах.
  3
  Поэтому обыкновенно в эти серые, беспросветные выходные, я, не зная, чем заняться, бродил по городу. Пожалуй, единственной достопримечательностью в этом Иванове были старые соборы. Но за последний месяц они уже только своим видом навивали тошноту, так что в своих прогулках я старался уходить туда, где над твоей головой не возвышался осточертевший золоченый крест.
  Однажды, в воскресенье, вместо обычного в этот день беспробудного сна, нас по сирене подняли с утра пораньше. По громкой связи объявили, что идёт набор на службу в столицу, в тот самый Санкт-Петербург, про который в среде рабочих ходило столько радужных сказок. Вся казарма, бросив ругать администрацию, бросилась к купальням, приводить себя в порядок. Для того, чтобы попасть в сияющую столицу, надо выглядеть соответствующе.
  4
  - Обыкновенно крепостные едут в товарном вагоне, но ты, так уж и быть, поедешь со мной, - тыкнула в меня зонтиком Тамара Петровна, - такие воспитанные люди сейчас наперечёт, так что представить тебя я должна в надлежащем виде. Своими кровными плачу, учти это, - и, ещё раз ткнув меня зонтиком, она наконец-то обратилась к хмурой кассирше:
  - Два билета в первый класс, немедленно!
  - Двести семьдесят три тысячи рублей, - ответила кассирша автоматическим голосом.
  Мадам раскрыла кошелёк и принялась пересчитывать мятые банкноты с изображением какого-то царя, похоже, Николая Второго. Уточнить я не решился.
  - Подавитесь ими, барыги! - неожиданно взвизгнула кассирша, - да я даже на последний класс денег скопить не могу!
  - Мне-то какое дело до этого? - взвинтилась моя сопровождающая, - это твоя проблема, дурочка.
  И величественной походкой она направилась к путям, увлекая меня за собой.
  

Глава пятая. Столица.

  1
  Вагон был очень древний. У меня было такое чувство, что он сохранился ещё со времён Российской империи. Стоп, ведь я снова неправильно думаю. Ведь Российская империя существует, пусть и в другом виде, до сих пор. Ну ладно, пусть будет с довоенных времён. Или, по-ихнему, со времён до Взрыва. И верно, исследовав значок завода-изготовителя, я убедился, что вагон изготовлен в 1934 году.
  Однако, несмотря на такой преклонный возраст, вагон поддерживался в хорошем состоянии. Всё, что можно было отладить и заклеить подручными силами, было отлажено и заклеено.
  Примерно через час путешествия я начал чувствовать, что воздух, по крайней мере, кислород в вагоне начинает заканчиваться. Что удивительно, в вагоне было совсем не жарко, даже прохладно, но воздух был очень спёртым. Дышать было тем сложнее, что в вагоне воняло смешанным с экскрементами куревом. Я с умилением вспомнил наши железные дороги, на которых уже большинство вагонов оснащены кондиционерами, но был вынужден прогнать это наваждение, как сказку несоответствующую жестокой реальности.
  Чтобы хоть немного освежить вагон, я решил опустить оконную раму. На первый взгляд, она держалась только на прикрученной к гвоздю проволоке. Но после того, как проволока была откручена, рама даже не шелохнулась. Когда же я всем своим весом нажал не раму, она не сдвинулась ни на миллиметр. Тогда я понял, что рама намертво застряла в своём гнезде.
  Тут мои усилия заметила Тамара Петровна:
  - Вы чё, окно выдавить хотите?! - завизжала она на весь вагон, - деревенщина бескультурная!
  - Но дышать же нечем! - попытался оправдаться я.
  - Ничего, перетерпишь, а то, вишь, развелись какие бароны, личную форточку им подавай, - поддержала её ехавшая напротив нас уже немолодая женщина, одетая, словно капуста, в несколько лохматых старых кофт неизвестного мне оттенка.
  - Товарищи, - сказал я тогда, - да я же вам помочь хочу! Небось вам жарко в таком одеянии! - действительно, я уже давно заметил, что и моя сопровождающая, и соседка, покраснели и обливались потом.
  - Чего сказал то, а? - поднялась с рваного покрывала и нависла надо мной другая женщина, - как ты, вошь деревенская, посмел так обозвать меня!
  - Как "так"? - спросил я с вызовом, не понимая её внезапного гнева.
  - А, ты ещё и угрожаешь? - окончательно взвинтилась она. Тут я понял, что, кроме пота, от женщин уже идёт пар.
  - Позвольте, я не понимаю, в чём проблема! Я просто сказал, что в такой одежде вам жарко.
  - Ах, ты сукин сын, дурачком прикидываешься? - её лицо было уже не красное, а малиновое, - разве слово "товарищ" не есть самое грязное ругательство. Да его только террористы употреблять и смеют.
  - Ругательство? - произнёс я потерянным голосом.
  - Да, ругательство, - отчеканила попутчица, - и ваще, какое твоё дело может быть до того, как я одета? Немедленно публично извинись предо мной, а не то позову полицейского и обвиню в изнасиловании!
  - Ладно, извините, пожалуйста, - буркнул я, наблюдая, как у них на губах расцветают улыбки. Впрочем, та женщина, которая требовала извиниться, уже отвернулась от меня и принялась обмахиваться заляпанным веером. Видимо, посчитала, что дала достаточный урок такому бескультурному (по её мнению) человеку, который не считает ругательством слово "товарищ". Зато Тамара Петровнасделала мне выговор шипящим от негодования голосом:
  - Как тебе не стыдно так себя вести! Поклянись, что никогда больше не будешь так непочтительно обращаться к людям ивыбросишь из головы всю ту мерзость, что тебя учили до этого!
  - Да, клянусь, - покорно кивнул я, поняв, что ничего не могу поделать здесь.
  - Вот так, будь умницей, - улыбнулась представительница хозяйки.
  - Хорошо, - сказал я, тоже попробовав улыбнуться. Больше мне ничего не оставалось, как отвернуться к стенкеи, кусая язык, проклинать себя за лицемерие. Потом я несмотря ни на что заснул - сказалась усталость последних дней. Мне снилось, как я еду в нормальном поезде, а вокруг меня полным полно рекламы РЖД.
  - Заплатите за удобства, - говорят мне, - и сможете ехать в чистом вагоне с работающим туалетом, титаном, окнами, обогревом, кондиционером... - несколько минут перечислял проводник скучным голосом.
  - Хорошо, заплачу - говорю я и достаю деньги, нормальные деньги нормальной России. Некоторое время я отсчитываю проводнику деньги по тарифу - одна минута за тысячу рублей. Одновременно с этим я наслаждался свежим воздухом и чистотой в вагоне. Но такое не могло продолжаться долго - я с ужасом смотрю в кошелёк, и вижу, как лишь недавно толстая пачка банкнот становится всё тоньше и тоньше, и, наконец, заканчивается.
  - Мне очень жаль, - говорит проводник, - деньги закончились, а, значит, закончились и удобства.
  В ту же секунду вся чистота и приятная прохлада современного вагона закончились, и начался тёмный, дурно пахнущий кошмар вагона Российской империи. И тут я понял, что уже не сплю.
  2
  Насколько я представляю географию, поезд Иваново-Санкт-Петербург должен ехать максимум - одни сутки. Даже с не очень большой скоростью. Однако до столицы Российской империи мы добирались, по крайней мере, три дня и четыре ночи. Почти целый день под проливным дождём, смешанным с мокрым снегом, мы стояли в городе Рыбинске. Мимо нас не останавливаясь, проскакивали с бешеной скоростью какие-то грузовые составы. Я спросил у Тамары Петровны, почему в Санкт-Петербург грузовые поезда пропускают быстрее пассажирских. Она ответила, что эти грузовые поезда идут вовсе не в Санкт-Петербург, а в Европу:
  - Они от самого Тихого океана едут, через весь материк, - сказала она так, будто очень гордилась за эти поезда, - а через Столицу идут транзитом.
  Я уж хотел было выйти из душного вагона проветрится, но моя сопровождающая, (или, как её называть - представительница хозяйки?) категорически запретила это делать. Охнув только от моего предложения, она категорически заявила:
  - Пути ещё охраняются полицией, а в самом городе - не успеешь заметить, как зарежут. А мне бы этого не хотелось, итак за тебя сколько денег заплатила.
  Наконец, когда я уже успел попривыкнуть к житью в дурно пахнущем и вконец антисанитарном вагоне, показались первые признаки Санкт-Петербурга.
  Из окна поезда хорошо была вина табличка "Добро пожаловать в Российскую империю - самую большую империю в мире".
  - А она действительно самая большая? - спросил я, искренне не понимая, как может быть самой большой империей Санкт-Петербург и окрестности.
  - Раз написали - значит, действительно.
  - А какие империи идут следующими в списке, если их по размеру сортировать? - не смог удержаться я от вопроса. Ведь я прекрасно понимал, что площадь, сопоставимую с площадью Блокадного Ленинграда, нельзя назвать большой
  Тамара Петровна думала дольше, чем обычно, когда отвечала на вопросы давно усвоенными идиомами. Наконец, после напряжённой мыслительной работы, она решилась на ответ:
  - А никакие! - и тут же добавила, - так это здорово, что я живу, и ты будешь жить в единственной мировой империи! Да тебе только за это надо быть до конца своих дней благодарным мне и счастливым за себя.
  Благодарность? Может быть и так, хотя я прекрасно понимал, что я сам - большая выгода для обыкновенно непривередливых покупателей. А счастье? Ну уж нет - за себя я буду счастлив, только если благополучно вырвусь из замкнутого круга этой загнивающей параллельной реальности.
  5
  - Эй! Эй! Эй, ты! - услышал я за спиной, - Нельзя делать! Нельзя! Повернувшись, увидел, как ко мне подходит человек в скафандре. Впервые они обращались ко мне.
  - Кто вы?
  - Я есть турист из Амстердама, - из динамика на груди скафандра раздался электронный голос, - Кто ты, чтоб разрушать памятник?
  - Я рабочий: что приказано, то и делаю, - сказал я, стараясь говорить как можно спокойнее, так как догадывался, что мои слова записываются скафандром туриста, - а приказали мне тутошние власти - если хотите, разбирайтесь с ними, мне не жалко.
  Глава шестая. Побег.
  1
  2
  По каналу было видно, что построен он давно, а последние несколько лет был почти заброшен.
  Прямо перед нами сверкали стальные в лучах совсем низкого ноябрьского солнца просторы Белого моря.
  - Что это? Соловецкие острова? - спросил я у капитана.
  - Да, Соловецкие острова. При Колчаке здесь была тюрьма, а вот теперь снова - монастырь.
  - Там, что, теперь живут монахи?
  - Да никто там не живёт. То есть живут, но только Звёздные. Они там обосновались уже давно. Местных жителей всех вытурили на материк, чтоб не мешались, оставили только исторический комплекс. Вот, посмотрите, - капитан протянул мне тяжёлый бинокль.
  Я принялся разглядывать крепостные стены Соловецкого монастыря. Из-за них блестели купола храмов. А вокруг - бесприютное холодное пространство, в котором единственной искрой жизни был наш корабль.
  - Ни одного человека не видно, - сказал я, опуская бинокль, - и зачем было всё это восстанавливать? А, главное, для кого?
  - Вот, и я спрашиваю, на что им дались эти церкви, если для того, чтоб их отреставрировать, считай, убивают людей? А? Взорвать их надо, и всего дел-то! - подвёл он решительный итог.
  - Значит, там сейчас вообще нет ни одного человека?
  - Нет, почему же, живут там несколько исследователей. Наподобие Игоря, про которого ты мне давеча рассказывал. Да и, по секрету скажу - там ещё одна из станций наблюдения за нашей республикой.
  - А нас они не заметят?
  - Как же, уже давно заметили. Но что они могут сделать? В журнальчик свой занесли, что судно Коммунистической республики направляется к себе домой.
  3
  - Спасибо, - сказал я проводнице. Произнося это, я был уверен, что она просто пропустит благодарность мимо ушей. Может быть, ради исключения, улыбнётся мне. Но её реакция оказалась совершенно непредсказуемой. От слова "спасибо" её дёрнуло, как от удара током.
  - Простите, что вы сказали, товарищ? Повторите! - потребовала она.
  - Спасибо, - повторил я с таким ощущением, словно говорил что-то неприличное.
  Будто в подтверждение этого чувства физиономия кондукторши неожиданно преобразовалась из мрачно-ожидающей в решительно-радостную, которая чаще всего встречается на лицах правоохранительных органов, обнаруживших явное нарушение общественного порядка. Обнаружив такую резкую смену настроения кондукторши я, наконец, не выдержал, и решился на ответные действия, сказав:
  - Ну и что в этом слове такое?
  - Он ещё спрашивает что такое?! - выразительно завопила женщина, багровея, - ах ты, недобитый элемент, перерожденец, ну погоди, сейчас я сообщу в соответствующие органы, посмотрим, что ты там запоёшь...
  И так далее, и тому подобное. От такого напора я был ошеломлён. Ладно бы я действительно сделал что-то нехорошее, а так, ведь я ей благодарность высказал, а она... Тут я вспомнил такую же ситуацию в поезде на пути в Санкт-Петербург.
  - Давайте, вы по-человечески скажите, какой именно закон я нарушил! В чём проблема-то? А когда вы конкретно обозначите эту проблему, тогда я приложу все свои силы, чтобы исправиться...
  - Давайте без "давайте", - грубо оборвала меня кондукторша, - вы уже и так всё сделали, гражданин.
  Последнее слово здесь явно было ругательным.
  - Что всё?
  - Сказали это слово. Этого вполне достаточно, чтобы оказаться...
  - Да вы объясните мне, почему это слово запрещено. Я честно, не знал.
  - Не знали? Ну так узнайте!
  Кондукторша быстро пересела на мою сторону столика и зашептала горячим голосом прямо мне в ухо.
  - Это слово составное, обе частички которого - остатки дикого религиозного прошлого. Первая часть - "спаси", а вторая - "бог". Произносить это слово - означает исполнять запретный религиозный обряд. Вы понимайте, что это значит в нашей великой атеистической стране. Вот.
  Довольная, что исполнила свой долг, кондукторша отодвинулась подальше от меня, смотря, как я отреагирую на это на этот короткий ликбез.
  - Спа... тфу, благодарю, за предупреждение. Вот только не кажется вам бессмысленным этот запрет?
  - Что вы, что вы! - она отпрянула ещё дальше, - религиозность, слепая вера в высшие силы всё ещё жива в каждом из нас, её надо выдавливать из себя по капельке. Каждый час, каждую минуту, каждую секунду...
  - А что, если человек употребляет это слово, не думая о его религиозности? Вот, например, я о скрытом смысле этого слова ещё ни разу не думал, так, употреблял, не задумываясь о его значении.
  - Больше никогда это этого не делайте, ладно? Не употребляйте это слово больше никогда.
  - Можно последний вопрос? - рассмеялся я, поняв, что максимум, что за это может грозить - выговор, для меня уже закончившийся, - какое слово должно использоваться вместо этого слова. Неужели "благодарю"?
  - Ну что вы! Слово "благодарю", хотя почти и не несёт в себе религиозного подтекста, слишком вычурно. Используйте для таких случаев слово "угу".
  - "Угу"?
  - Угу!
  Я рассмеялся. Забавно, но не слишком ли это слово просторно? Правильно ли его использовать только для благодарности? Поделившись своими переживаниями с кондукторшей, я услышал весьма мудрый ответ:
  - Львиная доля смысла в разговоре лежит не в значении слов, а в выражении, с каким их употребляют. Слово "угу" как раз такое: со значением, зависимым от выражения.
  - Хорошо, я запомню. И, какие ещё слова нельзя употреблять?
  - Все слова, которые, так или иначе, связаны с религией. Ну, там - чёрт, бог, господь, ангел... Кстати, "господин" говорить тоже нельзя, можно только "товарищ"...
  - Угу хоть за это, - улыбнулся я, - только вот вы недавно столько слов запрещённых сказали, это ничего?
  - Так я эти слова не как запрещённые говорила, а как примеры, которым подражать нельзя. Ладно, будьте начеку.
  Глава седьмая. Контроль
  2
  - Вы должны понимать, какой это глоток чистого воздуха для нашей республики.
  Да, я их понимал, всем хочется реванша. Опустившись после единой империи в страшную грязь, люди не сразу осознали это. А когда осознали, то поступили очень по-разному. В европейской части России уже давно забыли про былую мощь. В Сибири давно уже давно хозяйничали японцы. Но где-то посередине люди ещё каким-то образом стояли, да так, что перед ними дрожал весь мир.
  - Например, у нас на территории бывшей Российской империи проживает примерно сотня миллионов, из-них четыре миллиона - Звёздные. А как у вас?
  - Если брать всё это пространство, то миллионов триста... Только в Российской Федерации - 140.
  - Так много...
  "Ах, боже мой, что б с нами было,
  Когда бы это все не зря...
  Когда бы разум не затмила
   На башне красная заря?!" - продекламировал я, - Эта песня была написана достаточно недавно. Название ансамбля говорящее -"Белая гвардия".
  - Разум? - усмехнулся тот, - какой мог быть разум у банд беляков? Да, конечно, как это стали делать у вас совсем недавно, можно клеймить Ленина во многих преступлениях. А вот осмыслить здраво его роль в истории России гораздо сложнее.
  - Но свершились ли тогда многие светлые стремленья и мечты человечества? Стал бы лучше мир? Как у вас с этим?
  - У нас? Хм... Первый полёт человека в космос в 1961 году. Ну как?
  - Бесподобно... И кем он был? Немцем?
  - Русским!
  - Поразительно! И у вас, наверное, уже колонии на Луне, Марсе?
  - Хм... Не получилось. В шестидесятых, семидесятых годах все об этом только и мечтали, а потом как-то заглохло.
  - У нас были энтузиасты в пятидесятых, но потом стали говорить, что людям это не нужно, слишком дорого и так далее...
  - Многие люди говорят, что за все эти достижения приходилось платить кровью, губя собственный народ, заставляя его жить плохо. Но так ли это? Только великие достижения Союза смогли спасти его от уничтожения. Не будь у нас ускоренной индустриализации и коллективизации - тогда проигрыш в Второй Мировой был бы очевиден.
  - Да, России для выживания в первой половине двадцатого века пришлось использовать тотальное государство.
  - И у вас тоже?
  - Конечно, разные режимы для решения одинаковых задач используют одинаковые подходы. Единственная разница заключалась в том, что адмирала поддерживала меньшая часть народа, да и чёткой программы не было. В итоге приходилось использовать ещё более жестокие методы по увеличению производительности сельскохозяйственного труда. Во время правления Колчака и голод в деревне, и перегибы при укрупнении участков, проявились больше, чем у вас при Сталине.
  - В итоге система для спасения экономики решилась на экспансию, результатом которой был полный проигрыш.
  - Экспансия в Европу, говорите?
  

Глава восьмая. Шантаж

  2
  Я с многочисленной свитой из охранников спускался на лифте. Лифт нельзя было назвать роскошным, но для его размеров - десять на десять метров был совсем неплох. Явно, его использовали и для грузовых перевозок. Мы спускались достаточно долго, гораздо дольше, чем я привык ездить на лифтах. Это происходило скорее не из-за медлительности лифта, а из-за большой глубины спуска. Наконец стальная решётчатая платформа остановилась. Меня повели по узкому петляющему коридорчику. То тут, то там дорогу перекрывали блокпосты. При виде моего сопровождающего они почтительно уступали дорогу, вжимаясь в стены.
  - Понимайте ли вы в чём дело? Бесконечных телепортаций не бывает, увы, каждому живой организм можно прыгнуть определённое количество раз. Например... Например, если мы отправим таракана... да, да, именно таракана, то он без малейшего вреда для себя сможет отправиться и возвратиться миллионы раз. Но человек, как бы вам сказать, слишком хрупкое создание, да к тому же сильно подверженное действию радиации. По нормам Института прыгать можно лишь один раз.
  - Один? А как же возвращаться?
  - Нет, вы не поняли. Вы можете совершить один прыжок, но это и туда, и обратно. Всё включено.
  - А если больше?
  Инженер сморщился, словно лимон проглотил:
  - Друзья, не будем об этом. Вам всё равно не понадобиться. И последнее. В качестве дополнительной защиты вам надо надеть вот такой комбинезон. Его многослойная пористая защита является универсальным гасителем радиации. Он понадобиться всего один раз - на том пути. Когда вы будете возвращаться в наш институт, то вернётесь прямиком в гаситель.
  Комбинезон на самом деле являлся полноценным скафандром, который должен был защищать от радиации. Надевая его, я почувствовал себя настоящим древним рыцарем - скафандр был очень тяжёлым, наверное, килограмм десять. Ещё больше, чем тяжесть, досаждала толщина комбинезона. Теперь я стал, наверное, раза в два толще, а во всех моих движениях чувствовалась неуклюжесть.
  

Глава девятая. Возвращение.

  1
  Прыжок оказался болезненным. Создалось такое впечатление, будто в каждую точку тела воткнули по иголке. Меня зазнобило, но уже через миг отпустило. Я открыл глаза.
  - Ой!
  Прямо на меня смотрела страшная рожа, ухмыляясь неестественно огромным ртом. Она была продолговата, причём странно зелёная. Я ойкнул, и только сейчас понял, что падаю на хрустящую корочку наста. Корка хрустнула, а я начал тонуть в рыхлом снегу. Снег был обжигающе холодным. А теперь мои глаза слепило низкое зимнее солнце. Что бы отвернуться, я заворочался и обнаружил, что проваливаюсь всё больше, а твёрдой земли под ногами пока нет.
  - Товарищ, что с вами? - сверху раздался голос Абдулы.
  - Всё нормально, вытащите меня только!
  - Сейчас всё будет! - теперь говорил Дмитрий. Схватившись за жёсткую перчатку, я вылез из ямы и снова столкнулся нос к носу со страшной физиономией.
  - Командир, вас эта кукла так напугала? - недоумённо спросил Дмитрий.
  - Что? Кукла?
  Действительно, с дерева свисала матерчатая кукла, приспанная снегом, как шапочкой. Она была привязана к сдувшемуся воздушному шару. Да уж, у страха глаза велики. Рассчитывая увидеть в этой негостеприимной местности какую-нибудь очередную гадость, я не ожидал обнаружить здесь чего-то до боли знакомое. То, что прибыло вместе с нами из того прекрасного мира, в существование которого я уже перестал верить. Ну что ж, здравствуй, причина самой страшной из моих авантюр.
  - Просто эту куклу я уже видел, - оправдался я, - она пришелец из иного мира, такой же, как и я.
  - А я думал, что у вас делают куклы покрасивее, - заметил Абдула.
  - Делают, да, - кивнул я, - но это кукла не человека, а огурца.
  Я взял куклу в руки, осмотрел. Нашёл кармашек под молнией. В кармашке оказалось письмо, посвящённое празднику огурца, а так же талон, по которому можно будет получить чего-то. А вот интересно, если бы предъявить это письмо организаторам дня огурца? Они говорили, что нашедшему куклу достанется ценный подарок. Ладно, теперь определяющей целью по возвращению отсюда будет получение так называемого "ценного подарка". Впрочем, всё виденное за последние месяцы ничем не компенсируешь. Да и как я вернусь обратно? Без Славы?
  Конечно, в Агидели меня уверяли, что дипломатические переговоры уже ведутся, но кто будет слушать террористов? Надеюсь, что после вещественных доказательств в виде автомобиля, сделанного в Тольятти, эти переговоры вступят в новую стадию.
  Дмитрий водил раструбом металлоискателя по сторонам. Действительно, без металлоискателя поиск заснеженного автомобиля в не менее заснеженном лесу, совсем не похожего на лес, в котором я был менее полугода назад.
  - Туда - сопровождающий ткнул пальцем в просвет среди деревьев.
  Голые стволы бросали на снег тени невероятной чёткости. Солнце то скрывалось за деревьями, то снова било прямо в глаза. Пробираться по зимнему лесу оказалось ещё труднее, чем по летнему. Мы вязли в рыхлом снегу, хватались за ветки, чтобы не упасть, но всё равно падали, так как наши ноги постоянно цеплялись за растительность под снегом. Единственным плюсом было отсутствие комаров, но будто в качестве компенсации за них нас кусал лютый мороз. Скафандр, быть может, спасавший от радиации, против холода оказался бессилен. Я взглянул на миниатюрный термометр у себя на рукаве. Он показывал минус сорок пять по Цельсию.
  2
  Но путь до автомобиля оказался недолгим. Уже через десять минут мы, продираясь между сугробов, выбрались на полянку, посреди которой красовался здоровенный сугроб, превосходивший всех своих собратьев. По поляне идти было ещё сложнее - веток, за которые можно было держаться, здесь не было. Минут через пять барахтанья в обжигающем снегу - и я наконец-то дотронулся до ледяного, и, одновременно, такого родного металла. Карябая жёсткими на морозе перчатками костюма по чёрной эмали, я принялся очищать корпус машины от снега. Попутчики подошли ещё позже - на плечах они тащили оборудование для телепортации автомобиля.
  Ох, что я говорю: телепортация. Как много здесь самых разных технологий! Но принесли ли они счастье и мир народам Земли? Почему все они были использованы для истребления и принуждения себе подобных?
  - Так вот, как выглядит этот артефакт из другого мира, про который мне все уши прожужжали в инструктажах. Не такой уж и особенный - похожие машины нам Китай поставляет. Какая между ними разница?
  - Разница, Абдула, в том их делали в России миллионами. Миллионами! Только это про что говорит! А если учесть, что качество явно повыше, чем Китай, и всё остальное, судя по описанию нашего дорогого друга. Скажу тебе даже, почти тайну - видел я однажды в нашем запаснике американское авто, но оно по сравнению с этим, прямо скажем - так себе... А это Русский автомобиль - Дмитрий защёлкал языком, - это просто фантастика.
  - Ладно, и без тебя знаю, просто холод здесь. Пробирает... От этого и хочется ругаться. А туда нельзя забраться, внутрь, а? Может, удастся погреться?
  - Нет, не получится. Машина заперта.
  - Своя машина, а заперта? Ключи где?
  - Да, представители здешней власти всё отобрали сказали "для экспертизы". И сына тоже...
  - Эх, попадись они мне, эти Звёздные..., - угрожающе высказался Абдула и защёлкал зубами от холода.
  - Послушайте, а как же местные племена здесь живут? - спросил я, - Я видел, они чуть ли не голышом бегали, а не только шуб с валенками, даже толстовок у них не было?
  - Спят они. Как медведи, или ещё того пуще - лягушки, а холода не чувствуют!
  - Как спят?
  -С наступлением холодов их грибы начинают выделять какой-то усыпляющий газ. И до самой весны они дрыхнут как сурки и ничего не чувствуют - ни голода, ни холода. Везёт же людям в чём-то! - пробормотал Абдула сквозь дрожащие зубы.
  - Это им-то везёт? Бедным и озверевшим братьям везёт? - усмехнулся Дмитрий, - думай, что говоришь, а то тебя отправят проповедником коммунизма в этот ад в качестве акции. И, конечно же, без оружия. Сам понимаешь, чему это равносильно. Помоги лучше пристроить наши нитки.
  3
  Пока я объяснял Абдулле причину невозможности открыть машину, Дмитрий, с невероятной для такой одежды ловкостью, устанавливал на автомобиль очень тонкие, но в тоже время, судя по тому, как он их держал в руках, тяжёлые стержни. Стержни прилипали к металлу, словно магнитные. Вскоре весь контур "Лады" был опоясан этими стержнями.
  - Вот и всё, - произнёс Дмитрий, устанавливая одиннадцатый стержень, - одиннадцать на машину, ещё по одному - на человека.
  Чёрные стержни на чёрной краске хорошо вписывались в структуру машины, но сам раскопанный автомобиль нелепо выделялся на заснеженной поляне, было совершенно невозможно уяснить, каким образом он оказался здесь.
  - А их хватит, стержней? Или ваших мощностей?
  - Мощностей нам пока хватает. Иначе не сидели бы мы тут, а сразу ввернулись обратно. А вот нити Ариадны нам может не хватить...
  - Нити Ариадны? Это машина, которая вернёт нас обратно? Тогда почему их так много?
  - Нет, вы неправильно меня поняли. С помощью этих ниточек мы не возвращаемся, а только координируем точку возвращения. Каждая из этих ниточек накрепко связана с Институтом. Вы понимаете, сейчас генератор института как-бы сдерживает пространственную пружину. Пространство хочет вернуться в своё первоначальное состояние, а они не дают ему сделать это. Стоит им нажать на кнопку отключения - эта и пружина распрямится. Как именно она распрямится, никому неизвестно, ровно так же неизвестно, куда нас может забросить. А ниточки - только пространственный маячок. Только один недостаток имеется - ограниченная грузоподъёмность...
  - На сколько они?
  - Каждая ниточка может выдержать, по крайней мере, центнер. Ровно столько.
  - Всего? - сейчас я лихорадочно пытался вспомнить массу машины. Кажется - тонна. Нет - больше.
  - Да, всего. Для человека вполне достаточно. Кстати, держите. Ваши персональные "ниточки", - Дмитрий вручил мне с Абдуллой мёрзлые даже сквозь перчатки стержни.
  - Но для автомобиля же недостаточно! Взяли бы больше!
  - Больше? Чудак-человек! Да все существующие в мире нити сейчас ты перед собой видишь! Их всего столько. В мире.
  - Ну, если столько... - замялся я, - Надеюсь, хватит.
  - Хватит, хватит, - успокоил Дмитрий, - по расчётам Института запас есть, да такой, что я, наверное, даже лишних две нитки с собой тащил. Ну а теперь ждём.
  - И долго ждать? Мы так все замёрзнем! - заклацал зубами Абдулла.
  Дмитрий посмотрел на часы - пластмассовую коробочку с ярко-красными светодиодными цифрами:
  - Время нам дали с запасом - чтобы мы гарантированно добраться до автомобиля и сделать все операции. Так что ждать ещё примерно час с небольшим.
  - Ну вот. Значит точно - замёрзнем, - горестно вздохнул Абдулла.
  - Ну зачем же так пессимистично, откройте ваши нагрудные карманы и доставайте оттуда питательную смесь и ещё кое что для разогрева.
  Мы не замедлили воспользоваться советом старшего инструктора, но он сам отказался, объяснив это словами: "мало ли что ещё может случиться?".
  Между тем в связи с зимним временем даже на поляне стемнело, а в лесу уже вовсю сгустилась темнота. Все втроём мы нервно ходили вокруг машины. В результате этого бесцельного хождения практически метровый слой снега оказался утоптан, но лёгкий снег вваливался в нашу ложбинку с остальной территории поляны. С каждой минутой главный инструктор всё чаще и чаще смотрел на часы. Их фосфоресцирующий циферблат всё ярче светился среди сгущающейся темноты. С минуты на минуту нас должны были вернуть обратно в институт.
  - Ну, давайте, давайте, жмите на кнопку! - бормотал Дмитрий, а себе под нос пробормотал, - а то учёным придётся работать с окоченевшими...
  Наверное, в институте всё-таки вняли мольбам трёх замерзающих человек, или, что гораздо прозаичнее, у них наконец закончилась лимитируемая электроэнергия. Но, как бы там ни было, в моё тело снова впились мириады иголочек, сознание на миг затуманилось, и передо мной возникло видение: удобное кресло, мы на даче играем со Славой в шахматы, попивая при этом какао. А когда сознание снова встало на круги своя, то я почувствовал себя одураченным. Какой уж там Слава! Мы даже не возвратились обратно в институт!
  4
  Та же самая ситуация: я лежу на спине среди глубокого снега, на той же самой поляне, а мне в лицо падают крупные хлопья снега. Хотя, почему снег? Я же помнил, всего, казалось, минуту тому назад надо мной простиралось чистое небо. И ещё одно необычное ощущение: мне было жарко. Жарко, несмотря на то, что совсем недавно я замерзал.
  - Пружина распрямилась, пружина распрямилась, всё, конец, - услышал я бормотание под ухом. Это говорил Дмитрий.
  - Где мы? А? - спросил я, поднимаясь.
  - Непонятно. Наверное, из-за перегрузки "ниточек", мы не вернулись в институт, а остались на исходном месте или застряли где-то на полпути. Или...
  - "Или" что?
  - Или мы разорвали наше пространство, как Большой Илья в прошлом году... Я не знаю, может быть, объяснят учёные из института, но я вряд ли объясню много. Но ничего, ничего... Мы живы - а это самое главное. Во всяком случае, смерть от переохлаждения нам больше не угрожает. Посмотри-ка на термометр.
  Теперь я понял, почему мне было так жарко. Всё на свете познаётся в сравнении. Конечно, нулевая температура для человека холодновата, но после недавних минус пятидесяти воспринималась хорошо, как самое настоящее тепло.
  Кроме более высокой температуры, здесь было гораздо светлее, чем раньше. Из-за облачной погоды небо хорошо отражало лежащий на земле снег, в результате чего всё вокруг было освещено мягким, как ночник, светом.
  Сориентировавшись со своими сенсорными восприятиями, я огляделся вокруг. Вроде бы всё то же самое. Гигантский лес вокруг ощетинился тысячами спящих деревьев, а деревья - мёртвыми, без единого листочка ветками. Впрочем, ветки без листьев для текущего сезона были вполне характерны - всё-таки декабрь. Вот только этот лес чем-то неуловимо отличался от того ледяного ада, где я был только что. И не трудно было понять, чем именно. Этот лес был более живой, чем даже тот лес, который мы со Славой увидели тогда, в июле. Этот лес был родной, знакомый, подмосковный.
  - Товарищи, это я во всём виноват, - всхлипнул Абдулла, - Ввязался в операцию и погубил её из-за своей же никчёмной, никому не нужной массы. Лишнюю бы ниточку к машине прилепили - уже в Институте бы чай пили... Ай, яй, яй...
  - Отставить истерику. Лучше, если уж участвуешь в операции, проведи разведку. Что-то там шумит такое... мм... нехорошее.
  Действительно - из-за деревьев доносился какой-то подозрительный шум.
  - Есть провести разведку! - и Абдулла побежал по дороге к источнику шума.
  Здесь было меньше снега: машина провалилась в него всего на полколеса. Мы с Дмитрием облокотились на неё с разных сторон и настороженно молчали, ожидая развязки - то есть возвращения Абдуллы.
  Абдулла вернулся на удивление быстро. Он бежал по вязкому снегу, словно по гаревой дорожке и постоянно жестикулировал, махая нам руками.
  - Вы не поверите мне! Ни за что не поверите! - вскрикивал он на ходу.
  Подбежав к нам, Абдулла сунул голову в сугроб и принялся утирать её скрипящим снегом.
  - Так! Давай без истерики! - одёрнул его Дмитрий, - Докладывай, кто там идёт?
  - Идёт? - Абдулла рассмеялся, - не идёт, а едет. И не один едет, много едут.
  - Кто едет? Ну! - Дмитрий схватил Абдулу за складки комбинезона.
  А во мне уже расцветала спасительная мысль, что я вернулся обратно, в родное Подмосковье. Мысль эта одновременно согревала меня изнутри светлой надеждой и обжигала ледяной жестью отчаянья. Как же я буду здесь, без Славы? Что я скажу его матери, Наташе? Там, в параллельном мире ещё была надежда вернуть Славу, ведь мы тогда были разделены всего лишь расстоянием. А теперь нас разделяло что-то необъяснимое, то, чего невозможно преодолеть никакими человеческими силами. А если нельзя - то чего тогда пытаться. Ведь наше попадание туда и моё выпадение обратно - всего лишь случайности, вызванные стечением множества обстоятельств.
  - Там много автомобилей. Я уже видел целых три - все какие-то словно... - Абдула не мог подобрать подходящего слова.
  - Что "словно"? - выкрикнули на него одновременно мы с Дмитрием.
  - Словно это не автомобили, а ёлочные игрушки! - сформулировал наконец Абдула.
  Я рассмеялся. Охранники посмотрели на меня с непониманием, а я в душе уже праздновал возвращение в привычный мир.
  - Идёмте, посмотрим, что там за "ёлочные игрушки" - я схватил Дмитрия за руку и поволок по пушистому предновогоднему снежку.
  5
  Не прошли мы и двухсот метров, как наткнулись на дорогу. Мы сначала упали в канаву обочины, а затем вылезли из неё, все обсыпанные с ног до головы мокрым снегом. Дорога была тёмная, даже темнее, чем лес, так как чёрный асфальт почти не отражал света. Над головой не было видно ни одной звёздочки - небо было затянуто светлыми из-за снега облаками.
  Я был готов спорить сколько угодно, но эта дорога вела с федеральной трассы к нашей даче. Это была наша дорога, родная и знакомая до боли. Я наклонился, и, ещё не веря потрогал мокрыми пальцами твёрдую корку асфальта. Асфальт был реален до неприличности.
  Пока что мне не хватало чего-то. Чего? Да, этот мир пока, без людей, казался безжизненным. Тут, казалось, совсем близко, из темноты вынырнула "Тойота". Я, несмотря на тяжесть скафандра, прытко выскочил на дорогу, словно мельница, замахал руками, выкрикивал какую-то несуразицу. Но "Тойота", чуть притормозив, тут же увеличила скорость и пронеслась мимо, обдав потоком воздуха с частичками грязи. Мне показалось, что промелькнувшие мимо меня лица были испуганы. Наверняка люди в машине заметили меня, но посчитали, что я не подхожу на роль пассажира. Как это называется? "Фейс-контроль", кажется? Ну что ж, правильно, вид мой в заляпанном грязью пухлом скафандре ярко-оранжевого цвета был не самым обычным для подмосковной дороги. Вот так мне и надо, не следовало бы расслабляться даже в родном мире.
  Поняв, что скафандр, изначально имеющий функцию губки, впитывающей радиацию и кое-как защищавший нас от лютого мороза, больше не нужен, я снял его и закопал под видным деревом в снег. Сопровождающие последовали моему примеру. Теперь на нас были достаточные для согревания фирменные костюмы института телепортации. Двое сопровождающих выжидающе смотрели на меня. Они ждали объяснений.
  - Я так понимаю, - начал Дмитрий, - мы выпали в ту самую реальность, из которой выпали вы.
  - Да, скорее всего, - кивнул я, - Наконец-то. Хотя чего это я? Ведь теперь вы застряли здесь, быть может, навсегда...
  - Ничего, - ответил спецназовец, - мне интересно будет посмотреть на вашу Москву. Да и вообще... На вашу жизнь. Живая Москва! И кто бы мог подумать!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"