Первое моё воспоминание - как я проснулась в коробке, обёрнутая поролоном. Не знаю, сколько прошло времени с моего рождения, но соображать тогда я ещё не умела. Только что-то блеяла нечленораздельно, а потом стала кричать. Меня вытащили из тёмного пространства, ограниченного плотным картоном, взяли на руки и стали баюкать, напевая что-то монотонно-заунывное. Кто это был? Хоть убей - не помню. Мама или няня? Для матери я была лишь забавной игрушкой, не очень интересной, но в тот момент ещё новой. Для няни... Кем я была для неё? Частью работы? Наверное, так. Но во всех последующих воспоминаниях я вижу только её руки. Ну и руки Роберта, конечно.
Из пары следующих лет, память сумела сохранить лишь бессвязные отрывки. Вот я неуклюже ковыляю, держась за диван. А когда тот остаётся позади, отпускаю руку и тут же шлёпаюсь на зад. Из-за спины раздаётся звонкий смех Роберта. Ему в тот момент лет пять или немногим больше. Он подходит, берёт меня за подмышки и садит на диван. Терпеливо успокаивает, пока я наконец не перестаю реветь, после чего вытирает своим рукавом из-под моего носа сопли. Он что-то говорит, но слов я не помню.
А вот другой момент - мы в саду, я сижу на газоне рядом с клумбой, теребя цветы. От клумбы распространяется цветочный запах, щекочущий ноздри. Роберт сидит около бассейна, играя с подаренной недавно машиной. Чуть дальше его отец разлёгся на шезлонге и погрузился в чтение газеты. Вдруг появляется огромная страшная оса, видимо потревоженная мной. Она кружит совсем рядом, я закрываю руками лицо и плачу. Подбегает Роберт и машет газетой, отгоняя осу. Та жалит его в руку, но пахнущее типографской краской возмездие настигает её, и полосатое тело со сломанными крыльями падает в траву. Роберт садится рядом, лицо его скривилось, но он не плачет. Переводит взгляд с осы на меня, словно пытаясь понять, что же мы, такие разные, не поделили. Я перестаю хныкать, только хлюпаю носом и судорожно вздыхаю. Это предпоследний раз в моей жизни, когда я плачу. Следующий будет через много лет.
Потом мои воспоминания становятся связными, но почти все они банальны и скучны. Только некоторые вызывают отклик в душе. Например, момент в спальне Роберта - ему уже восемь лет, он хочет стать спортсменом и пытается подтянутся.
- Почему ты становишься больше, а я нет? - спрашиваю я.
Роберт разжимает ладони и спрыгивает вниз. Бросает на меня, сидящую на кровати, быстрый взгляд и на лице его появляется и тут же исчезает смятение.
- Я люблю тебя именно такой, Джульетта - говорит он и берёт меня на руки. Потом щекочет. Я смеюсь, хватаю его за русые вихры и тормошу изо всех сил.
- Почему я не расту? - спрашиваю я снова примерно через год. За это время Роберт становится ещё выше, а у меня теперь намного лучше получается мыслить. Теперь я прекрасно вижу, что происходит что-то ненормальное. Любой ребёнок за год-два ощутимо изменяется, а моё тело осталось таким же, каким было в самом первом воспоминании.
Роберт напрягается, его глаза быстро бегают, избегая встречаться с моим взглядом.
- Лучше у мамы спроси! - вдруг выкрикивает он и выбегает из комнаты. - Ма-ам! - слышится его голос из коридора.
Через минуту входит мама. Берёт меня на руки и смотрит своим обычным, вроде бы приветливым, но одновременно равнодушным взглядом.
- В чём дело, Кнопка? - спрашивает она.
- Почему я такая маленькая, и не расту?
Улыбка на губах у мамы застывает.
- Ты... ты просто не такая... - неуверенно говорит она после долгой паузы.
- Какая - не такая? - настойчиво спрашиваю я.
- Особенная, - находит мама нужное, как ей кажется, слово, и облегчённо выдыхает. - Ты особенная. Все вокруг становятся не только больше, но и старше. А ты никогда не будешь стареть...
- Что, правда? - встревает в разговор Роберт.
Мама бросает на него гневный взгляд.
- Правда! И изволь в дальнейшем свои проблемы решать сам!
Проходит ещё год и всё меняется до неузнаваемости. Роберт, как обычно, зависает в интернете, развалившись в кресле и держа на коленях планшет. Я хочу посмотреть, что там у него, но Роберт не хочет показывать. И тогда я, непонятным мне самой усилием, подключаюсь к планшету, и информация течёт в мой мозг напрямую, минуя глаза и другие органы чувств. Потом моё внимание перескакивает с гаджета на океан знаний, к которому подключился планшет. Ошеломлённая, я пытаюсь разобраться в природе этого явления, а потом моё я начинает легко скользить по невидимым путям, протянувшимся между мной и "океаном". Бесчисленные массивы данных проносятся мимо, а я уже знаю, что мне нужно. Наконец, поиск закончен - я смотрю на собственное изображение. Теперь я знаю, кто я.
Я перевожу взгляд на Роберта и только сейчас понимаю, что в реальном мире прошло не больше секунды.
- Зачем вы меня обманывали? - горько спрашиваю я.
Роберт молчит и отводит взгляд.
Мы сидим в кабинете, похожем на приёмную в больнице. Точнее - сидит Роберт, которому неделю назад исполнилось четырнадцать, держа меня на руках. Доктор расположился за массивным столом, облачённый в белоснежный халат. Но он не настоящий доктор, он не лечит людей.
- Итак, - хорошо поставленным голосом произносит доктор. - Чем вам может помочь компания "Норинко?"
- Мы хотим, чтобы Джульетта стало большой, - немного волнуясь говорит Роберт.
Доктор привстаёт и перегибается через стол, смотря на меня.
- Довольно старая модель... - бормочет он.
- Это не модель, - негодующе вскрикивает Роберт. - Это Джульетта!
- Конечно, конечно... - поспешно соглашается доктор. - Но вы ведь хотите заказать новое тело для... э-м-м... Джульетты? Если бы она была обычным роботом с типовой программой искусственного интеллекта, проблем бы не возникло. Но для индивидуального проекта, с модулем саморазвивающейся личности это непросто. Типовое тело не подойдёт, нужно делать новое, с заранее заданными характеристиками. Для этого мне нужно обследовать... Джульетту.
Меня кладут в холодное нутро сканнера, тот гудит, собирая информацию. Потом раздаётся щелчок, и Роберт достаёт меня из машины.
- Ну вот, - сообщает доктор, уставившись в монитор. - Информация собрана, теперь мы можем в любое время изготовить новое тело. Но оно будет очень дорого стоить. Около ста двадцати тысяч долларов.
Роберт молчит, и мне понятно почему. После долгих уговоров родители выделили ему четыре тысячи, столько же, сколько я стоила изначально. Но в тридцать раз больше ему никогда не дадут - такие огромные деньги на обычную прихоть никто не выкинет. Роберт сидит понурившись. Я осторожно подключаюсь к компьютеру доктора - уже привычное, за последние годы, для меня дело. В истории браузера, между полчищами ссылок на порносайты и онлайн-шоу, ищу линки на продукцию "Норинко". Через секунду приходит решение проблемы.
- "Норинко" начала выпускать новые процессоры, - вслух говорю я.
Доктор смотрит на меня удивлённым взглядом.
- Да, мы разрабатываем новые компактные решения для обработки больших статистических массивов... А вам это зачем?
- Чтобы предложить "Норинко" небольшой эксперимент, стоимостью в четыре тысячи долларов.
Роберту восемнадцать, и он поступает в колледж. Он сидит в своей комнате, корпя над задачами для экзамена. Я сижу рядом, в кресле для младенца. Мне скучно - каждую задачу из компьютера Роберта я уже решила всеми возможными способами. Теперь я прокручиваю в памяти старые воспоминания. Вот Роберту тринадцать, и он сидит за столом в абсолютно такой же позе, что и сейчас. А вот ему девять, и поза абсолютно идентичная. Как быстро он меняется... По крайней мере физически. Если подумать, такое лёгкое изменение формы говорит прежде всего о её несовершенстве. Сначала тело поспешно растёт, ища оптимум, но не успев достигнуть, начинает стареть. Вот и Роберт, такой молодой, даже юный - у него вся жизнь впереди. Но его оболочка уже изнашивается, с каждым днём он всё ближе к небытию. И что характерно - даже не задумывается об этом. Выделяемые железами гормоны влияют на его мышление во много раз сильнее, чем мои попытки привить ему хотя бы начала формальной логики. И это человек разумный...
- Ты так долго будешь сидеть, - говорю я.
- Подожди, подожди, не подсказывай, - быстро отвечает Роберт. Лицо его кривится в недовольной гримасе.
Я молчу. Я всё понимаю. Он восемнадцатилетний юноша, и то, что крохотный ребёнок на порядок умнее его, с ужасной силой бьёт по юношескому самолюбию. Тот факт, что крохотный ребёнок - лишь несоответствующая внутреннему содержанию оболочка, никакого значения для Роберта не имеет. Человек разумный... хм...
- Помнишь, ты в апреле, сразу после дня рождения, зарегистрировался на биткоин-бирже? - спрашиваю я.
- Угу, - мычит Роберт, грызя стилус. - Ты опять там играла?
"Играла!" - повторяю я про себя с сарказмом.
- Надо завтра пойти, и заказать мне новое тело, - говорю я.
Роберт отрывается от решения задачи и удивлённо таращится на меня. Вот точно так же он таращился с этого места, когда ему было семь лет и двести сорок шесть дней. Если не считать тела - ни капли не изменился.
- А что, там так много денег? - спрашивает он.
- Много, не много, а на новое тело хватит, - отвечаю я. На очень хорошее тело, добавляю про себя.
Роберт в первый раз приезжает из колледжа на летние каникулы. Стульчика для младенцев в его комнате больше нет, на том месте купленное мной в интернет-магазине кресло. Именно в нём и развалился Роберт, ест меня взглядом. Кто меня дёрнул выбрать себе женское тело? И ведь не объяснишь ему, что это лишь ходячий манекен, вместилище для деталей. Проклятые подростковые гормоны! Но вслух я конечно ничего такого не скажу. Ведь это эмоциональная связь с ним лепила мою личность. Да, теперь он глупенький, и общение с ним напоминает игру со щенком. Люблю ли я его от этого меньше? Конечно нет.
- Поразительно, как ты изменилась... - говорит Роберт с глупой улыбкой.
- Ты тоже за последние пятнадцать лет стал немного другим, - устало отзываюсь я.
- Может пойдём куда-нибудь?
- Куда-нибудь? - я добавляю строгости в голос. - Роберт, я робот, у меня нет мотивации ходить куда-нибудь. То, что я с виду так похожа на женщину, и говорю, как обычный человек, человеком меня не делает. Моя суть всегда будет кардинально отличаться от твоей.
- А раньше мы были друзьями... - обиженно говорит Роберт. - И ты не была просто роботом.
- Ты и сейчас для меня друг. И всегда им будешь. Чтобы не случилось. Но то, что моя внешняя оболочка так изменилась, на моё я никак не повлияло. Это наше с тобой различие, ведь ты с каждым годом меняешься и внешне, и как личность. А у меня внутренние изменения происходят только при замене "железа". Да и то, не в личности, а в операционных возможностях. Той крохи, которая даже говорить не умела давно уже нет. Я не человек, я робот. Я всегда была им, разве ты не понимаешь?
Что-то изменилось в этот момент в Роберте. Я могу описать его мимику, тон голоса, характер движений, но хотелось бы мне знать, что изменилось внутри. Что-то ушло, если не навсегда, то надолго.
Потом был эксперимент. Сначала встреча в офисе "Норинко", предложение испробовать совершенно новый процессор и некоторые другие детали. Операция и первый полёт. Подъём из атмосферы на первом челноке с электротермическим двигателем. Облёт Луны. Там, где был риск для людей, шли мы - роботы с искусственным интеллектом и саморазвивающимся модулем личности. Большинство из таких, как я, так и оставались не больше чем забавными куклами, но некоторые переходили на новый уровень, становились полноценными личностями. Из кого-то получался гениальный математик, из кого-то конструктор, из кого-то, как ни странно, педагог. Остальные могли хорошо ориентироваться в нескольких сопредельных науках. Хорошо - это по нашим, роботов, понятиям.
После первого полёта был второй, с приземлением на Луне. Наша команда была не первой, но тем не менее, мы стали героями. При том, что среди нас не было ни одного человека. Потом был Марс, такой же безжизненный, и такой же влекущий. Пояс астероидов, Юпитер, Сатурн. Каждый раз на новом корабле, с более мощным двигателем, с большим запасом топлива. Солнечная система словно бы съёживалась после каждого нашего полёта, её гигантские расстояния становились обыденностью. Теперь даже люди осмеливались бросить им вызов. Я, после того, как прожила полтора десятка лет в маленьком беспомощном тельце, наконец стала по настоящему свободной. Каждое новое путешествие отодвигало горизонт моих возможностей.
Но ни разу перед стартом я не видела тех, кого считала своей семьёй. Никто не пришёл меня проводить. Родителей Роберта ждать и не стоило, для них я никогда и не была больше, чем дорогой игрушкой. Странный атрибут новой эпохи, который проще игнорировать, чем попытаться осмыслить. Но Роберт тоже ни разу не пришёл. И не позвонил. Словно и не было меня никогда.
Позвонила я сама, перед последним рейсом. Хотя странно называть это "позвонила", когда сама подключаешься к сети. Это мысленное усилие проще обозначить, как "дотянулась". Роберт в тот момент уже отучился на врача-терапевта и проходил интернатуру. А разговор вышел тягостным. Уже взрослый человек говорил со своей бывшей игрушкой, которая стала намного умнее его. Чего я ждала от него? Сама не знаю. Эмоции, к сожалению, просчитать не получается даже у робота.
- Я улетаю надолго, - сказала я напоследок. - Для тебя практически навсегда. Мы будем второй экспедицией в облако Оорта.
- Ты рада? - спросил он.
- Вряд ли мои эмоции можно определить, как радость. Просто я занимаюсь тем, что мне интересно, и что хорошо получается. Наверное, это делает меня цельной - мои мысли, мои желания и мои поступки, соединены моей волей и помогают мне идти вперёд.
- Раньше было не так, - сказал после паузы Роберт.
- Раньше я была другой. Когда-то, как и ты, говорить толком не умела. Постепенно училась самым простым вещам. Но ты прав, как личность я росла, но оставалась запертой в маленьком теле.
- Ты не хотела бы вернуться в то время?
- Нет, - честно сказала я.
Наверное, надо было соврать.
Облако Оорта оказалось огромным пустым царством скуки. Это конечно не стало новостью для меня и остальных, но... Даже не знаю, что значит это "но". Что-то осталось там, на Земле. Люди, среди которых я жила, которых я считала своей семьёй, постепенно старели, умирали. У Роберта наверняка уже были дети. Без без я как бы застыла в одном отрезке времени, ведь у меня ничего не менялось. Все мы, шестеро роботов на корабле, старательно изображали людей, разве что не копируя чисто физиологические процессы. Мы разговаривали вслух, хотя при этом спокойно передавали друг другу по сети гигабайты данных. Мы рассуждали об отвлечённых вещах, об искусстве и философии. Мы смеялись и плакали, выросшие среди людей, мы были не отличимы от них внешне. Но здесь, в отрыве от настоящих людей, мы не менялись. В нас нечему было меняться. Шесть искусственных организмов, как ископаемые насекомые, застыли в смоле глубокого космоса и ждали живой руки археолога, чтобы время снова пошло, и мы, пусть и не живые, но всё-таки снова начали жить.
Вот, где-то в момент осознания этой потребности в людях, мы и повернули назад. Что нам какое-то совершенно пустое и холодное облако? Настоящие облака выглядят не так.
Теперь я стою, посреди ночи, в больничной палате. Тихо работают какие-то медицинские аппараты. Память моя услужливо извлекает из старых архивов изображения Роберта. Вот ему семь лет, он плачет, ободрав коленку. А вот двенадцать, он восхищённо гладит подаренный на день рожденья дорогой велосипед. Глаза мои при этом не отрываются от Роберта сегодняшнего. Морщины, избороздившие лицо. Редкие седые волосы. Дряблая кожа с пигментными пятнами. Затруднённое, неровное дыхание. Это не мой Роберт. Мой был совсем другим. Этот старик умирает, даже не от болезни - от старости. В нём нет мальчишеского задора, нет юношеской страсти, он не способен радоваться жизни. Он уже ни на что не способен. Но это Роберт. Скоро он проснётся и увидит меня, ни капли не изменившуюся. Как бы я хотела, чтобы этот момент не наступил, чтобы вместо этого мы вернулись в то время, когда быть счастливым было проще. В детство.
На часах полтретьего ночи, и я просто стою у кровати, смотрю на больного старика и прокручиваю в голове старые архивы. Вот мы плещемся в надувном бассейне. А вот Роберт посадил меня в рюкзак и повёз катать на новом велосипеде. А вот...
Кажется, подходящее время, чтобы снова заплакать.