Пролог
Прислушайся. Там, где-то в вышине,
Где свод обрушился в колонны,
Слышны причудливые стоны
В непроницаймой тишине.
Послушай, то тебе не снится,
Незримой девы тонкий стан,
Стелясь как утренний туман,
Навстречу воздуху стремится.
Она прекрасна и печальна,
Она желала лучшей доли,
И вечно странствует в неволе,
Ко мне порой придя ночами,
Она склоняет на колени
Свои холодные ланиты
И шепчет, что она забыта,
И на короткое мгновенье
Заблудший образ невесомый
Исполнен сладостною дремой,
Во мне рождая вдохновенье.
Глава 1. Сонет
Жестоко шутит Мнемосина:
Любовный жар в груди больного
Встревожен памятью былого,
И более невыносимо
Молчаньем воспевать то время,
Когда во мраке пряли тени
Свой нескончаемый хоровод.
Теснились, сжатые томленьем,
Унынье лиц, сердец забвенье,
Среди познавших погребенье
С тобой как искры мы неслись.
Пожар алел и рвался дым
Над рвами душный и бездонный,
И рвались вместе с дымом стоны,
Каких не слышал светлый мир.
Но нам был сладок едкий дым,
И вечность мук была усладой,
Мы обрели блаженство ада,
Франчески дар не исцелим:
Уста сжимались несдержимо,
Она души поила фибры,
Как благовонье терпкой мирры
Ее любовь я жадно пил.
Франческа, ты ведь не забыла,
Как мы в те проклятые дни
Союз слезами возвели
Прекрасный и несокрушимый,
Как белокаменный собор,
Что месяцами и годами
Жестоким пламенем терзаем,
Несметным войском осажден.
И в нем поет церковный хор.
О если б только выбирали,
Мы как вершить судьбу свою!
Приют блаженных не в раю,
Мы сами есть обитель рая.
Но к сожаленью не доступна
Уму природа всякой страсти,
Не нам судить какою властью
Она была нам вручена,
И как погубится она.
Глава 2. Явление Аида
Бывает, ночь сплетясь с тоской,
Души терзает сокровенья,
И слышно траурное пенье,
И слышен хор за упокой.
Медлительно кружатся тени,
Так вьется дымка над пучиной,
Нам не узреть ее причины,
Пока она сама собой
Не явит жуткий облик свой.
Хор бесов:
Выйди выйди, мрамор синий,
Топот ног, морозный иний,
Рокот пыли, крыльев стрекот,
Оберните мраком тело,
Груда конского прибоя
Обвались на поле кровью,
Пеной взбей покровы ночи,
Горизонта кровоточье
Лейся пламенем на поле,
Подчини людскую волю,
Рысью серой и волчицей
Рвите ступни и ключицы,
Криком плоти облачите
Нашу скромную обитель!
Призываем выйди, выйди,
Плу"тон, мрачный повелитель!
Хор теней:
Кто он, кто он?
Где он, где он? Демон страха,
Демон света, демон тьмы,
Раскаты грома,
Прочь! бегите!
Плу"тон дома
Пытки, тьма, ночная бездна,
Бегство! Бегство! Бесполезно!
Он повсюду, нет спасенья
Ни одной скорбящей тени!
Франческа:
В лампаде сердца нет покоя,
Сосуд груди не помнит бризов,
И взгляд не в силах бросить вызов,
Бредет покорную слугою
Сквозь тьму, дыханье, нежный трепет,
Но страх сжимает стены кельи...
Прошу, к моей груди рукою
Прильни, как сон прильнул к постели.
Ответь, моей души метели -
Лишь происки владыки ветра,
Что тонкой лентой кружит тени?
Или коней копытный топот
Прорвал в груди рассвета рану,
И крики крови в плоти ада
Остры как копья Илиады?
Пауло: То смолкают бризы,
Мой взгляд, как повыдырь безумца,
По склонам брел своей тропою
Сквозь серенады и карнизы.
Как в бой идет отважный воин,
Прорвал оковы сна, и снизу
Я увидал перед собою
Кровавые глаза зарницы
И налитое поле боя,
Над ним метались в бой как птицы
Метели душ в кровавом зное:
Я в каждом видел наши лица!
Затем огни печей замолкли,
И вдруг рассветным звездопадом
Ворвался в ночь владыка ада
На золоченой колеснице.
И грудь вздымается как плато,
Его чело - вершиногорье,
Что возвышается над морем,
Он преступленье и расплата,
Войны свершающий знаменья,
И хора траурное пенье,
И гулкий колокол набата,
Что предвещает наступленье.
У бесов согнуты колени -
Его грохочущие латы
Вселяют страх повиновенья
В ряды трепещущих солдатов.
Глава 3. Насилие
Прошу тебя сойди, о гений,
Моей души усталый спутник.
И стань на миг моим сплетеньем,
И стань на миг моим распутьем,
И я прильну к твоим коленям,
И мы друг-друга не забудем
Во тьме неначатых прелюдий
И сладкой дымке озарений.
И я скажу тебе как видел
Тебя во мраке истязаний,
Но я не мог постичь глазами,
Бесмертной судорогой сердца
Твоих неистовых страданий
В его насильственных лобзаньях
Чужих для разума, и тело
Одетое в обьятья стали
Тебя как вещь познать хотело,
Пока мои обьятья спали.
И буйной верточью метели
Взбивали ночь, и кружев теней
Замкнулся танцем тонких талий.
Увы, за что не мог разбить
Оков из панциря рассудка,
И оторвать тебя от от жуткой
Любви, что немощна любить?
Глава 4. Отчаяная
Вздымлен дугой трезубец скал,
Манит Франческу острым пальцем,
Как обезумевший скиталец,
Что век любовь свою искал.
Сомнамбулический покой
Его в груди прорытых нор,
В попытке оправдать позор,
Влечет Франческу за собой.
И вслед за ней я устремлен:
"За что терзаешь грудь мою?
Тебя одну во век пою.
Среди бесчисленных теней,
Что тщетно тянутся во тьму,
Тебя одну я светом чту.
Ты знаешь, гаснут свечи в раз,
Лампадный дым когда развеян,
И обернется ангел зверем
В полночный беспросветный час...
К чему молчишь?
К чему туман упал на бархат этих глаз?
Он не посмеет развенчать любови каждого из нас!
Ведь так?! Ответь!"
Но нет ответа.
Она дремотой словно съета.
К чему таить, подавлен думой,
И более неведомы стремленья -
Тоска легла загробной тенью
На некогда желающие губы.
И в ней не вижу боле страха,
И в ней не вижу боле смеха,
Непресекаймая помеха
Лежит как каменная плаха
Меж обреченного к убийству,
Его стремлением к раскаянью,
Но не поможет покаянье,
Когда ты сам свой кровопийца.
Франческа скрылась. Я один
Остался в мраке беспросветном,
Лишь аромат в порыве ветра
Напоминал мне запах лета,
Где был я некогда любим.
И я бежал, ища ответа.
По тропам горным и ущельям
Я долго сокрушаясь брел,
И вился надо мной орел,
Внезапно выпорхнув из тени -
Крылом и силой вдохновенья
Меня он днем и ночью вел.
И вглубь войдя, в пучину бездн,
Мой слух пленился сладким пеньем,
Ему противиться не смея,
Я устремился в темный лес,
Где чресла душ ветвями пленны,
Деревьев пышные аркады
Вели меня к подножью ада
На зов ласкающих гиен.
И каждый шаг слезою полон:
В своей груди я сердце нес,
Как кость несет беззубый пес,
Как в ночь летит бескрылый ворон
Тропою сотканной из слез.
И души, чаянья лелея,
Молитву мне пускали вслед,
Но я был словно нем и слеп,
И брел своей тропой арфея
Сквозь мрак и ужас много лет.
Но вот узрел во тьме алеи.
И между них распятьем встал
Крестообразный пъедестал
Двухтелого нагого зверя,
Двух нимф прекрасных я взирал,
Как сон, подаренный Морфеем.
Печать всех болей и блаженств
Я видел в тех изгибах тонких,
В телах, что были в страшной ломке,
В их голосах хрустально звонких,
В сплетеньи талий лунотканных -
В экстазе страсти бились станы
Недосягаймых совершенств.
Орел вдруг ринулся с небес,
Что вел меня тропою горной,
И грудь мою прорвали стоны,
Когда когтей его проворных
Я ощутил в себе надрез.
И я упал на этот крест.
И боль пронзала чресла мне,
Как будто олово по венам,
Но разум пил любовь сирены,
Ее нектар благоговенный,
И плоть казалась вдалеке.
И оторваться нету сил
От их очей и вздохов томных:
Как лик на мраморе иконы
Их ступни я слюной омыл,
И простирался к страсным лонам,
Пока орел с вершины склона
Метаясь в бок кровавый бил.
Франческа, я тебя забыл,
Дитя, не ставь же мне в упрек
Тот злой и беспощадный рок,
Что повергал Судью в порок
Коварным танцем двух Далил.
Глава 5. Воссоединение
Сказать, не знаю сколько лет
Вкушал я боль в порыве страстном,
И был орлом ночным обласкан,
Как на собрании причастном
Вкушают кровь и белый хлеб.
Ковер ночной тенями выстлан,
И голос мой как дробный выстрел
Взметнулся в ночь молитвой чистой
И на постель, что мне как склеп
Явилась в страждущем рассудке
В том мимолетном промежутке,
Сорвался с неба белый свет,
И водопадными волнами
Омыл он землю перед нами.
Господь, я будто бы прозрел! -
Франчески лик был узнаваем
В трепещущей кристальной глади,
И две изысканные лани
Тот свет из рук моих лакали
Взамен обманчивых сирен.
Как всадник я на ланей сел,
И быстро лани поскакали,
Сквозь мрак и бешенное пламя,
И путь был ясен перед нами,
И голос нас франчески вел.
Туда где ночь, где разум темен,
И створы грота вечным дымом
Легли на губ кристальный мрамор,
И тишина невозмутима
В своем величии алтарном.
И на лице как пленка грима
Дрожит слезы случайный промах,
И несколько хрустальных стонов
Струят рубиновою пеной
По сводам пальцев, рук изгибам.
И налитая кровью вена
Готова лопнуть - только мимо,
И льется стасти терпкий омут,
И красота неисцелима
В любовных стонах.
Глава 6. Расцветение ада
Простерся Ад не зная меры,
Витает Хаос над огнем.
В одно мгновенье скорбный дол,
Подобно горну оглашен
Протяжным пением Химеры.
И обратив к себе все взоры,
Разверзся каменный чертог -
Так обнажает звездный бог
Бедро застенчивой Авроры.
Алмазный саван, как порфира,
Растлан над царственной луной,
Она дарует свой покой
Привратникам иного мира.
Взгляни наверх, усталый друг,
Земля и ночь в порыве страсти
Порвали горизонт на части
И озарилось все вокруг:
Леса, ручьи и адский сад,
Где соловьи веселой трелью
Разносят песнь по подземелью
О том, как им прекрасен ад.
Там Аполон с десятком слуг,
Деревьев пышные рассады,
Цветы, что в самом центре ада
Растут как дикий терпкий луг.
И нимф веселый хоровод,
Туда, где логово сатира
Манит вином и песней лиры,
Вакханка дикая ведет.
А лимба страждующий сонм,
Познав спасенье и свободу,
Торжественно заходят в воду,
Где их крестит святой Хорон,
И отправляет к небосводу.
Глава 7. Возвращение сатаны
Из зарослей густой листвы
Грядет ногой хромого зверя,
Сковало тягостное бремя
Его суровые черты.
И чресла в схватке мелкой дрожи,
Глаза, налитые закатом,
Сочатся бусинами яда
На лоскуты отцветшей кожи.
И каждый вздох стесняем грудью,
Как будто в чреве рудников,
Не в силах разорвать оков,
Он пил пары зловонной ртути.
А за плечом резвится путти...
И бросившись Франческе в ноги,
Проклятый демон закричал:
"В тебе божественных начал
Слились обширные потоки!"
С мольбою взгляд он к ней поднял,
Любови властны даже боги -
И Сатана не устоял.
Франческа:
Взгляни, страданьям нету края,
Истерты грешников колени,
Они забыли погребенье,
За что поносят наказанье
Давно уже в веках забыто,
Для них страданье стало бытом.
Лишь мы с Пауло помним счастье,
И мы среди несчастных тех.
За что? Пред кем я согрешила?
Ничтожно адское горнило,
Когда ты вынуждена силой
Насмешкой быть мужских утех.
Была я девой непорочной,
И на коленях свет мерцал,
Когда молила у Отца
И у Марии лунной ночью
О муже. Пролетели годы,
Минул отрочества порог,
И распустился мой цветок
По воле девственной природы.
Но вот, рука рукой пожата:
Печатью сердца закрепили
Две политические силы
Меня в объятиях Джанчатто.
И я в отчаяньи тонула,
И мужний дом мне стал могилой,
Из губ сочилось слово "милый"
Как яд. Но вот пришел Пауло.
И в скорбь прорвался нежный смех:
Так бьют лучи из дымки сада
Сквозь желтый вихрь листопада,
Или рассвет свершает грех?
А впрочем, то давно минуло,
Послушай демон Вельзевула:
Давно забыт мирской покой -
Была рабой я чуждой страсти,
Но даже демон не во власти
Владеть моей нагой душой.
А нынче властный жребий мой -
Оставь меня исчадье ада,
Твоей любови мне не надо.
Статана:
Что знаешь ты, мое дитя?
Я был рожден в рассвете дивном,
И вереница херувимов
Вскормила крыльями меня.
Звезда рассветная алела,
И белый лебедь в черной сбруе
Тому, кто был для поцелуев
Рожден, омыл крылами тело.
Уж столько лет... Но образ ясен
Перед глазами у меня:
О мой отец, и мой судья,
Увы! Кому я был опасен?!
Отвергнут! И моя стезя
Отвесным склоном злого рока
Вела меня ко тьме глубокой,
Где ночь затмила блики дня.
За что!? За то, что был прекрасен!
Молчи. Я думал, что готов
Нести свой крест сквозь мрак и пепел,
На обожженом солнцем теле,
К Христу рожденному в вертепе,
К самой обители богов.
Теперь могучий и свереп,
Как будто сталь в набеге конном,
Я закален был грешным стоном,
И мыслил: бездна - мой вертеп.
Я возмужал, расцвел, окреп.
И вот я сломлен красотой,
Как будто зеркало провидца,
Что на себе являет лица
Одной несчетной чередой,
Но нестерпим лишь облик свой.
Зачем спустилась в мой ночлег,
Ответь же, нежное созданье,
Ты мне явилась в назиданье,
Иль красота столь тяжкий грех?
И искупить его я в силах
Лишь обретя себе могилу.
Пауло:
За что я был тогда столь зряч,
Когда в уста ему вложила
Свой поцелуй моя Сибилла,
О мой единственный палач?
Глава 8. Рай
Утро лязгнуло как створка грота.
Я вышел из лона разума,
И плоть твою разумом обласкал.
Мы связаны.
В ином измерении нет оплота
Для плоти грешников грязной.
Не обманывайся:
В моем голосе бъется Судорожный оскал.
Франческа, мы были счастливы!
Мы были, франческа!
Неужели этого тебе не надо!?
Металический коготь разума
Прорезает белую пелену тумана,
Обнажая крик мой скованный.
Я вёл тебя через трущобы распаханного аида,
Где из земли прорывались локоны
Немого Плутоса
И зацелованной Артемиды.
Ведь так познаётся радость, Франческа,
Так познаётся боль!
Когда для грешников рай встаёт на дыбы из пучины ада,
И прорываются гейзеры
Оркестровой ямы, чтобы воспеть любовь,
И бьется в глазах возлюбленных пламень алый,
Живое сердце поёт только веру
И грешные припадают губами,
К сладкому молоку обманутой Геры...
Но для грешников этого мало.
Когда цветок раскрылся - ты была для меня всем.
Ты помнишь тот прудик, моя Ева?
У него я признался тебе в любви
И впервые поцеловал.
Мы сплелись, словно ветви гиганта-дерева,
Рай был для нас так мал,
И настолько людим,
Как бывает мало' для влюблённых время,
Чтобы побыть одним.
Теперь кажется,
Такими прудиками заполнен весь мир,
Их воды бы хватило устроить Всемирный потоп.
И ради нас, я б не думая его потопил.
Но я не смог.
Глава 9. Обрушение рая
Огонь предательства сжирает изнутри,
Предателям неведома расплата.
Ни дъяволу, ни Понтию Пилату
Души ее обугленной не надо.
И дьявол закричал: "Гори, гори!
Пока не станет пеплом самый воздух!
Отступники от веры и любви
Себе пристанища в аду найти не могут!
Им уготовлен темный вечный грот!" -
И пламя жадное стремительно растёт,
Съедая сад, деревья и ручьи,
Пронизывая плоти мягкий мрамор,
Сам воздух словно рвётся и кричит:
Когда то дух вот так явился Аврааму.
И дъявол пал,
Объятый горем,
Почив под каменной горою,
Он упоение любови
Перед кончиною познал.
Проспект ночной огнем пылает,
Стальные бесы мчатся в даль,
Франческа молвит: "мне так жаль",
И незаметно исчезает.
Немые руки в ломке крика,
Плутают пальцы непрестанно,
Пространство плачет тонким станом,
Не находя святого лика,
Ослепший голос ищет света:
"Франческа где ты!?" Больше нету -
Трещат огни взамен ответа.
Глава 10. Вечное одиночество
Теперь все кончено. Как жаль,
Огню не требуется рвенья,
Чтоб изорвать на клочья
Душу и все сердечные стремленья,
Как папиросную бумагу,
Ведь дыму не нужна отвага,
Чтоб рваться к небу с упоением,
Чтоб плыть -
Ведь дыму чужда влага,
И чуждо чувствовать, любить.
Теперь мы дым. Мы были всем
Тогда, но больше не тревожит
Меня твой сладкий запах кожи
И наш разрушенный Эдем.
Меня гнетет столь вечный плен,
Холодный Ад, покрытый пеплом,
Его переносимость ветром
Дает надежду перемен:
Недвижим воздух,
Все остыло.
Не ад уж боле,
Но могила.
Лишь только призрак безутешный
Стенает где-то как вдова,
Что мужа смерти придала,
И на кладбищенском безбрежье
Отныне молится одна.
Открой Франческа свою душу:
Там в вышине шумит прибой,
И солнца полуденный зной
Сулит пристанище заблудшим.
Ты помнишь, как с тобой одни,
В сердцах не ведая измены,
Мы скрыты под покровом пенным
На побережье Римини?
