Деменев Владимир : другие произведения.

Живая вода

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Один деревенский алкоголик найден мёртвым в канаве. Второй прыгнул в колодец на глазах следственно-оперативной группы. Две странные смерти за один день, и никаких признаков криминала. Следователю Макарову кажется, что эта среда была скверной, но дальше будет хуже. Разделы 1-5. Тем, кто читал начало - продолжение с раздела 4.

  1.
  Вызов на труп. За полчаса до конца дежурства.
  Алексей Макаров (в миру - Лёха), капитан милиции, следователь Полотинского РОВД, горько вздохнул. Через пару минут дежурный уточнил задачу, и капитан вздохнул ещё громче. Потому что жмура обнаружили хорошо если в полукилометре от его дома. Деревня Акимово, бывший колхозный сад, рядом с развалинами фермы. Местный пошёл пасти коз и нашёл покойника в дренажной канаве.
  Фамилия заявителя - Косенко, человека этого Макаров отлично знал, потому что жил недалеко от него. Игнат Осипович, горбатый мощный дедуган-заика лет семидесяти, отчаянный любитель клеиться к молодым продавщицам в деревенском магазине. Держит десяток коз какой-то породы, которую называет 'зангеровской', продаёт молоко и тем перекрывает свою жидкую пенсию втрое, если не больше.
  Дежурная опергруппа сползалась к 'уазику' из разных углов РОВД. Участковый (не акимовский, дежурный) и водитель отлипли от древней 'Денди'. Приставка стояла в бывшей ленкомнате ещё тогда, когда Макаров поступил на службу в РОВД лейтенантом, и до сих пор безупречно несла свою тихую развлекательную службу.
  Эксперт-криминалист умудрился припереться с улицы, из-за территории райотдела, но при этом - с рабочим чемоданом. Оперуполномоченного поймали, когда тот размахивал мокрыми руками возле двери сортира, в котором, как всегда, не работала сушилка.
  'Буханка' хрипела старыми рессорами, пока Макаров пробирался на заднее сиденье и тряслась, пока рассаживались остальные. Наконец, взвизгивая, кашляя и попёрдывая, она выползла на Покровскую, жалобно взобралась в горку на проспект, а оттуда уже бодрее покатила к Новому тракту.
  Криминалиста звали Максом, а фамилия у него была Лимонов. Шутить по этому поводу не рекомендовалось никому, потому что однофамильца-литератора Макс ненавидел по-чёрному. Чины, должности, родство - скорый на руку эксперт был готов ответить на сравнение физической болью и травмами, невзирая ни на один из этих параметров.
   - Что за тревога? - спросил Лимонов через закушенную сигарету.
  - Местный наш. Считай сосед. Пошёл пасти коз, нашёл труп. Вроде, туда уже экипаж из Департамента охраны прискакал, они как раз через Акимово ехали, - ответил Макаров.
  - Что за труп? Упал откуда-то, зарезали, машиной задавило?
  - Труп. Лежит в канаве. Макс, ну вот что сам знаю, то и есть! - отмахнулся Лёха.
  Макаров жил в Акимове пять лет, с самого распределения из Академии МВД в Полотинский райотдел. Деревня это была весьма условная, правильнее сказать, окраина города, бог весть почему до сих пор им не поглощённая. Например, от РОВД до дома следователю было минут сорок ленивой ходьбы. А если подняться на второй этаж райотдела и посмотреть в торцевое окно, то высокие канадские тополя и труба котельной цеха по пошиву мягких игрушек, когда-то Акимовской базовой школы, были видны как на ладони. Макаров от этого цеха жил как раз через забор.
  'Уазик' выскочил на окраину Полотинска, нырнул по извилистой дороге в низину, поросшую густым мелким ольховником, выскочил из неё возле новой городской больницы. За окнами микроавтобуса пронеслись серые, прямоугольные, будто вечно мокрые, коробки-корпуса. Сразу за ними предъявил себя указатель 'Полотинск', перечёркнутый наискосок красной линией. И вот Акимово. По правую руку - здоровенный косматый луг, на котором топчутся деревенские коровы. По левую - мешанина косых старых избушек и новостроя: магазины, авторемонтные мастерские, даже гостиница с рестораном!
  'Буханка' со скрипом вошла в гнусный пологий левый поворот, с которого ежегодно улетало в кювет минимум по три машины. Макаров машинально проводил глазом свой дом, а потом 'уазик' спрыгнул с дороги и, виляя прямо по целине между старых корявых яблонь, покатил туда, где виднелась серебристая 'нива-шевроле' Департамента охраны.
  Насколько Лёха мог понять, зевак на месте происшествия не наблюдалось. Потому что Дима Пузако успел раньше.
  Акимовский участковый был почти легендой. Огромный, с мясистой мордой, которая не в каждую фотографию вместится, с животом, висящим над форменным ремнём. Кулак с ковригу хлеба. На его участке, в среднем, царили тишь и благодать, потому что этой самой 'ковригой' он моментально ставил на место любого подонка. Говорят, однажды какой-то выпердыш, оттянувший пару лет срока из-за Пузако, решил с ним посчитаться. Нашел трёх помощников, и вместе с ними подстерёг Диму возле общежития, в котором участковый тогда обитал. С сопутствующим инвентарём: нож, куски арматуры, самопальные кастеты. Нет, ну будем честными: Пузако они уложили в больницу месяца на четыре. Но прежде чем его, истекающего кровью и полумёртвого, положили на носилки и загрузили в 'скорую', он успел превратить нападавших в клюквенный мармелад. Потом вызвал '102' и вырубился.
  Пожать руку Пузако - как поздороваться со слесарными тисками, обмотанными поролоном.
  Парни из охраны махнули руками издали. С ними была собака, типа овчарка, но весьма условная. Окрас чепрачный, уши полувисячие, корпус какой-то худосочный, хвост загибается крутым бубликом. Явно не служебная, что неудивительно: работники Департамента охраны не возят на вызовы разве что своих декоративных псин. Говорят, кстати, неплохо работает этот собачий винегрет.
  - Привет. Что здесь? - спросил Макаров.
  - Да вон, лежит.
  Голова покойника находилась на дне канавы. Ноги были вровень с верхней кромкой. Рост средний, вес... ну дрищеватый какой-то, килограммов шестьдесят визуально. Руки вытянуты по швам, выглядит, словно шёл куда-то и с размаху вмазался в грунт. Одет в убогую синтетическую мастерку и грязные синие джинсы, обут в клеёночные кроссовки. Волосы русые, спутанные, с неопрятной проседью. А больше на первый взгляд и не сказать ничего.
  Осипович топтался рядом, но без коз. Наверное, Пузако разрешил загнать их домой. Макаров поздоровался, спросил, как-чего, но информации от заявителя получил ровно столько, сколько увидел в канаве. И это было хорошо. Значит, труп не трогали, рядом особо не ходили, испугались и побежали звонить в милицию. Отличный расклад.
  Следователь махнул рукой Лимонову. Эксперт вытащил фотоаппарат и минут десять занимался шаманскими плясками около трупа - тщательно снимал. Потом засунул 'мыльницу' в сумку и приступил к прямому осмотру.
  - Тело. Мужчина... примерно 170 сантиметров... худощавого телосложения. Лежит лицом вниз. Отсюда... нет, никаких травматических повреждений не вижу. Просто упал. Трупного запаха нет.
  - Дак никого тут вчера не было! - встрял было Осипович. Лимонов вскинул на него глаза и старик потух.
  Эксперт тремя пальцами приподнял труп за шиворот. Показалось лилово-зелёное лицо, на котором светлым пятном выделялись кривые несимметричные усы.
  - Ну... лет сорок пять ему.
  Из перекошенного рта покойника на землю протекло несколько желтоватых длинных капель. Лимонов очень аккуратно перевернул труп на спину.
  - Визуально...
  Эксперт потеребил труп за один рукав, потом за второй. Конечности ватно откликались на движения криминалиста. Макс заученно, со щёгольским щелчком, натянул латексные перчатки. Стал трогать уже за мёртвую плоть.
  - Ну... я бы сказал, ему с неделю, вообще-то.
  - Вчера пас тут коз, не лежало! - возмутился Осипович.
  Криминалист с умным лицом трогал труп.
  - Вскрывать надо. Но выглядит подгнившим. Сильно так... ткани с отчетливыми трупными изменениями. Глаза... - он довольно сильно ткнул пальцем в лицо трупу, - Блин, текут прямо! Не, ну дней пять минимум. Парни, учу один раз. Идёте на базар за мясом - тыкайте пальцем. Если слишком мягко, значит гниль!
  Пузако вдруг словно похудел.
  - Погоди, Макс. Какие пять дней? Гошка Прашкевич это!
  - И что? - безразлично спросил Лимонов.
  - Да позавчера он вернулся, а я его вчера живым видел.
  - Откуда?
  - Я его лично сам на семь суток законопатил, - объяснил участковый, - Он подрался... собирался. Ну, там короче, Петя Васильев его позвал за деньги и вино дрова поколоть. А он вина попил, ещё захотел. И решил, кхм, Петю расколоть попутно, топором. А тот, блять, дал Гошке в щи. С лестницы скатил и меня позвал. Я этого пидараса за транты и всё... присудили семь суток. Ну вот позавчера он вышел.
  Лимонов, сидя на корточках, нависал над трупом.
  - Его что, в парнике держали? Или в микроволновке? Сука, у нас тут не экватор, алё! Средняя полоса европейского нечерноземья. Хули он такой порченый? - возмутился эксперт, - Дима, почини свой внутренний хронометр.
  - Хуёметр, - буркнул участковый, - Для застрявших в маразме повторяю: это говно я лично отнёс сначала в ИВС, потом отвёл в суд. И лично видел, как он вчера крышу чинил.
  - Чью? - не унимался Лимонов.
  - Макс, тебе въебать? - ласково уточнил Пузако, - Он вышел с семи суток позавчера утром. А днём, когда гроза была, ему на дом дерево упало. Разъебенило крышу пополам. Я как раз вчера на участке работал, а он сидел на крыше и ветки выгребал. Макс, ну блядь, я что, тупой? Это мой участок! Так какая, в срань, неделя, ну?
  И Прашкевича Макаров тоже знал. Типичная деревенская пьянь, один из несокрушимой алкокогорты Школьной улицы. Верховодил в этом цирке отбросов Славян по прозвищу Гитлер. А этот... покойный, имел прозвище Ханорик. Бесполезное и относительно безопасное существо, уже много лет зарабатывавшее на жизнь и выпивку случайными подработками у тех акимовских, кто жил нормальной жизнью. Кому прополоть огород, кому забор поставить, кому коров попасти - так этот двуногий лишайник и жил. А, ну и мелким воровством иногда. Ещё и двоих детей породил с какой-то мутной и давно канувшей невесть куда бабой. Ну ребят-то, слава богу, уже года три, как в детдом забрали. Вот хоть убейте, но лучше так, чем с Гошкой Прашкевичем.
  - Дима, ты тут дохера опознаватель? - не унимался Лимонов.
  - А участок чей? Мудрец между яец! Я что, своих ушлёпков от чужих не отличу? - завёлся Пузако.
  Макаров громко сплюнул и задал очень важный вопрос:
  - Мне прокуратуру вызывать?
  Заткнулись все. Лимонов ещё раз пошевелил труп.
  - Лёш, ни одного насильственного повреждения не вижу. Есть ссадины на лице, но вот насколько мне подсказывает моё двадцать восьмое чувство, он просто вломился хайлом в почву... О! Вон эти скоро нам всё расскажут. И возможно, даже покажут.
  От края сада в сторону места происшествия ковыляли 'скорая' и чёрная 'газель' с тонированными стёклами - труповозка.
  Один из сотрудников охраны вежливо, но громко кашлянул. Макаров повернулся к нему и вопросительно вскинул брови.
  - По следу можем, наверное.
  - Ково? - дебильно переспросил Лёха.
  - Ну я вроде собаку учил по следу ходить. Могу попробовать, - ответил 'охранник'.
  Процедура освидетельствования трупа и передачи его в морг прошла быстро. Но за эти пару десятков минут Макаров реально загорелся идеей поиграть в 'Карацупу и Джульбарса'. Тем временем жмура обмотали чёрным полиэтиленом и довольно беспардонно закинули в 'газель', потом унылый фельдшер 'скорой' попросил подписать бумажки. Макаров мазнул ручкой по бумаге, проследил, как две колымаги удаляются. И резко взял в оборот 'охранника'.
  - Чё ты там пел?
  Теперь уже этот кряжистый парень в сером камуфляже посмотрел на следователя как на олигофрена.
  - Собака у меня. Учил ходить по следу.
  - Ма-акс? - позвал Лёха.
  Эксперту, судя по всему, было чихать. Труп увезли куда надо, на преступление этот выезд не тянет. Нормально.
  - Ай, хоть ты голым танцуй, - буркнул Лимонов.
  Макаров прикинул навскидку. От этой канавы до дома Прашкевича меньше километра, пусть пёсик хоть развлечётся, если не нащупает ничего полезного.
  - Жги! - сказал он.
  Кряжистый что-то сделал. То ли просто зачерпнул земли из-под увезённого трупа, то ли нашёл какой-то ошмёток от тела, которого не заметил Лимонов. Дал понюхать своей недоовчарке, та в ответ восторженно запищала и потянула поводок.
  Ну - побежали!
  Когда 'охранник' дал поводку слабину, пёс внезапно притормозил. Вместо того, чтобы стремительно, как в кино, метнуться на поиск, он вдруг крутанулся на месте, проехал по траве задницей, поджал хвост, опять задрал, чмыхнул носом, сделал 'свечку' с четырёх лап сразу. И только после этого ритуала соизволил взять направление. Зато как пошёл! Мало того что дёрганой рысцой, так ещё и вприпрыжку.
  Макаров вспомнил. Повернувшись к водителю, он выкрикнул адрес, куда машине надо приехать в итоге и получил успокаивающий кивок в ответ.
  На первой полусотне метров пёс для расследования был, в общем, лишним. Кажется, покойный Ханорик преодолевал этот участок на пределе сил, потому черпал ногами землю похлеще экскаватора.
  Лимонов тоже видел следы и ему они не нравились. Потому что из-за них измышления криминалиста о покойнике давней свежести выглядели неуверенными или, хуже того, некомпетентными. Это был свежак до такой степени, что даже трава, которую ходок выдирал из земли подошвами обуви, не успела толком завянуть.
  Потом всё, что человек мог заметить невооружённым глазом, исчезло. Осталась просто трава. С этого момента и далее надежда оставалась только на придурочного прыгающего пса. Который, вне зависимости от внешности и поведения, справлялся со своей задачей на пять баллов. Он вихлял из стороны в сторону, иногда бегал вокруг проводника кругами так, что тот был вынужден то уворачиваться от поводка, то перепрыгивать его. Но, в среднем по больнице, недоовчарка отлично держала направление. А оно, в свою очередь, всё уверенней указывало на дом покойного Прашкевича.
  Выбежали на руины бывшей скотофермы. Макаров её не застал, но видел фотографии. Раньше там были два корпуса. В одном держали колхозное стадо коров, голов на пятьсот. Это здание было очень длинным. Во втором, покороче, жили телята и быки. Эти две кирпичные 'кишки' окружал несуразно большой двор. Нет, ну часть его, конечно была занята под нужды фермы, там располагались навесы для сена, площадки для техники, два вида загонов - для телят и для быков. А ещё была пустая земля. По площади она была примерно такая же, как и полезная (включая два корпуса фермы), а по сути представляла собой пустырь, заросший одуванчиками, подорожником и пыреем. Всё, что было на этой праздной территории - древняя силосная башня, двадцатиметровый цилиндр красного кирпича, лет сорок как никому не нужный.
  Ещё была пара чёрных от времени и огня венцов сруба на том месте, где некогда стояла сторожка. Кто и когда построил эту маленькую хатку, вспомнить в Акимове было уже некому. Вроде, ещё в начале семидесятых она была, и вроде, пустовала. Потом в Акимово пришёл человек из тех, которых в СССР не существовало - бездомный. Бомж. Его взяли на работу, и с тех пор Виктор Пылинский, колченогий и бородатый, намертво врос в деревенский быт. Он честно и тщательно работал сторожем фермы до начала девяностых. Ему платили что-то вроде зарплаты, плюс сельсовет напрягся и добился для полезного труженика села хоть какой-то, но пенсии.
  Вроде бы в 92-м скот увезли невесть куда. Потом приехали акимовцы, кто на телеге, кто на тракторе, с кувалдами, мешками и ещё черт-те чем. Они, не дожидаясь официального сноса, обглодали бесхозную ферму до фундамента. Кирпичи пошли на печки, пристройки и прочие полезные вещи. Пылинский с порога своей избушки наблюдал, как те, с кем он дружил и выпивал, рушат смысл его жизни.
  Через три месяца почтальонка принесла в сторожку очередную пенсию и обнаружила, что получать деньги больше некому. Тощую пачку 'зайчиков' потратили на худо-бедно нормальные похороны. Через пару лет осиротевшая избушка стала базой для пьющих малолеток, которые, в итоге, и сожгли её почти дотла.
  Ферму пробежали. Теперь угол сада, потом аппендикс грунтовой Коммунистической улицы (кто же их в деревнях-то переименовывать будет?) и вот - дом Ханорика. Длинный узкий сруб мертвецки-серого цвета. Кривые прямоугольники окон, стёкла в них больны катарактой и обрамлены чёрными огрызками наличников. Конёк крыши устал держать шифер и стропила, просел пологой дугой посередине. В одном из торцов чердака - жердь с металлической раскорякой телеантенны, волнистая и накренённая. Участок зарос густым бурьяном в человеческий рост, трудно представить, что здесь вообще когда-то что-то сажали.
  Практически на дорожке - ржавые качели, точнее, рама от них. Даже тогда, когда у Ханорика не отобрали детей, это сооружение не использовалось по назначению. Чуть сбоку... ну пусть будет колодец: вросшее в землю бетонное кольцо, ворот с цепью, собранной из нескольких разнокалиберных обрезков. И ведро - пластиковое, когда-то розовое, сейчас цвета советской 'Театральной' пудры. Воду таким, в принципе, не зачерпнёшь, и потому по бокам от ручки вниз тянулись две пряди сталистой проволоки, фиксировавшие на днище ведра полноценный кирпич.
  Пёс воткнулся носом в калитку и визгливо тявкнул. 'Охраннник' вопросительно глянул на Макарова, поймал согласный кивок и открыл. Скрипнули шарниры, не знавшие смазки. За калиткой была дорожка к дому - твёрдая, утоптанная мешанина из серой пыли, щебня и почвы. Её обрамлял коридор бурьяна. Самый высокий ярус составляли венерин башмачок вперемешку с земляной грушей. Ниже росли сизый пахучий чернобыль и американка, неистребимая дрянь с крохотными жёлто-белыми цветами. Ещё ниже - подорожник, пастушья сумка, и прочее черт-те что. В сумме этот ансамбль был почти что коридором, и закончился он точно перед дверью в дом.
  Страшно это выглядело, если честно. Прашкевичи ведь не начали бухать с рождения, у них был отрезок нормальной человеческой жизни. Вот, например, этот скомканный сруб с парой огрызков стропил и хлопьями обломанного шифера, это же точно был хлев. Дощатый параллелепипед серого цвета, обмотанный диким хмелем - то ли сеновал, то ли сарай.
  А вот и упавшее дерево. Макаров его помнил. Конечно же, канадский тополь, будь он неладен. Быстро и высоко растёт, становится мощным и красивым, его ветки вкусно пахнут на изломе. Но ещё в молодости канадский тополь начинает гнить от сердцевины наружу. Однажды он упадёт, это всего лишь вопрос времени и внешних условий. Когда налетела позавчерашняя гроза, ветер раскурочил первую развилку ствола и уложил половину кроны тополя на крышу Прашкевича. Не меньше тонны дерева, листьев и коры, с толстой боковой ветвью. Судя по размерам полиэтиленовой заплатки, листа четыре шифера дерево точно уничтожило. Если участковый был прав, и Ханорик умер не пять, а от силы полтора дня назад, то перед смертью он неплохо поработал - распилил рухнувший кряж на чурки, скатив их в груду, выгреб ветки помельче, застелил пробоину куском мутного старого полиэтилена. Заплату он придавил такими же силикатными кирпичами, как тот, что висел на ведре.
  - Эскулап недорезанный! Видишь? Или у тебя от казённого спирта буркалы лопнули? - Пузако ткнул пальцем в этот тополиный постапокалипсис.
  Насчет спирта, конечно, гнилая доёбка: Лимонов не был судмедэкспертом, он служил простым экспертом-криминалистом, бойцом первой линии. Доколупываться к нему с такими словами было так же глупо, как требовать от бригады 'скорой' провести нейрохирургическую операцию ножовкой на сеновале. И спирта у него было... ну точно в разы меньше, чем у коллег, работавших в морге. Хотя и те в последние годы этанол получали чуть ли не под счёт и расписку.
  Максим молчал в тряпочку. Сказать-то у него было что, но точно не сейчас. Сейчас эксперт подобрался, его злые серые глаза бегали от объекта к объекту, отмечая свежие спилы древесины, чёткие отметины от шаркающих шагов на дорожке, примятый бурьян - как будто в него кто-то смачно падал, и может даже, не один раз.
  - Мы заходим или как? - тихо уточнил 'охранец'.
  Он косился на своего пса, который, уткнувшись в дверь в дом, окончательно повредился умом. Эрзац-овчарка вертелась юлой, повизгивала, царапалась в дверные доски, натягивала поводок, шла по дуге, насколько позволяла узкая кордуровая лента, врезалась в дверь башкой, снова взвизгивала, начинала копать землю, зарывала выкопанное. Наконец - тупо обмочилась под себя.
  - Аккуратно! - прикрикнул следователь, отстегнув кнопку на кобуре. Прашкевич, конечно, жил один, но обстоятельства были несколько чересчур удивительными для бытового выезда. А где удивительно, там, как правило, вилы.
  Конструкция у дома была стандартной, с сенями. Дверь с улицы в сени объективно можно было назвать новоделом, но по-человечески от одного её вида хотелось плакать матом. Брусья с завесами явно остались от каких-то лохматых времён, при этом основное полотно двери давно погибло. И что сделал Ханорик? Он нашёл какие-то нестроганые горбыли и тупо приколотил их на старую основу, не потрудившись ни выровнять по верху-низу, ни даже подогнать между собой по бокам. Он даже гвозди загнул как попало.
  Макаров махнул рукой собачнику, чтобы тот оттащил животное из-под ног. 'Охранец' рванул поводок, пёс сел на задницу и так поехал, пробуксовывая всеми четырьмя лапами. Лёха очень осторожно потянул на себя дверную ручку. Надо медленно, потому что внутри невесть что или кто. Теоретически, этот возможный... пусть всё-таки будет некто, уже знает, что прибыли незваные гости. Опергруппа, в общем, не маскировалась, когда входила во двор под визгливый собачий аккомпанемент. Дальше могли быть варианты. Бывало, что брали врасплох даже тех, кто должен был ждать визитёров в погонах. Наоборот, впрочем, тоже случалось.
  Костя Лямин, опер, встал возле противоположного косяка и тоже приготовил оружие. По уму, именно он должен был бы входить первым, потому что Макаров - следак, у него другие задачи. Но кого это волнует?
  Без сколь-нибудь заметного шума Лёха смог открыть дверь в сени нараспашку. Из нутра, подогретого солнцем, густо пахнуло кощеевой смертью - мешаниной грязи, тухлятины, курева, трухлявого дерева и ещё черт знает чего. Сени были небольшими, а с поправкой на завалы мусора, вообще ничтожными, неровный треугольник свободного пространства, едва достаточный, чтобы как-то открыть косые двери в хату.
  По расположению петель Макаров понял - открывается наружу. Он жестом показал коллегам бдить и аккуратно потянул ручку. Дверь даже не скрипнула, а сипло простонала. Макаров повёл головой, осматривая то, что можно было увидеть, не входя. В принципе, это была кухня, точнее, зона, выделенная под неё. Стол-шкафчик, одной дверцы нет, из тёмного нутра выглядывает закопчённый бок кастрюли. Столешница уставлена вперемешку тарелками, стаканами, пластиковыми и стеклянными бутылками. В основном, пустыми, от плодового вина и пива, кроме одной, с тёмным нерафинированным подсолнечным маслом. У стенки слева - двухконфорочная газовая плита, построенная, наверное, при царе Горохе. Дверца духовки раззявлена, на ней вповалку - пара сковородок, в той что сверху до половины навалены непонятные комья, серые и заплывшие салом. На самой плите побитый эмалированный ковшик, тоже с какой-то невнятной массой. Должно быть, со жратвой.
  Справа печь-плита, последний раз белённая, наверное, в день окончания постройки. Красные кирпичи по углам будто кто-то остервенело глодал. По лету печку явно использовали нечасто, так что на плиту хозяин затолкал какие-то шмотки, не то куртки, не то фуфайки. Наверху тоже свалка из всё тех же бутылок от выпивки, сигаретных пачек, какой-то непонятной сухой травы и нескольких общипанных поленьев, видимо на лучину для растопки.
  Так, здесь никого. Макаров чуть заглянул и увидел, что от печки к стене идёт шнурок с большой шторкой, отделявшей кухню от жилой части. Она была почти занавешена, но слегка просвечивалась от окна, так что следователь мог видеть, что и там людей не наблюдается. Во всяком случае, на первый взгляд.
  - Милиция! Есть кто? - подал голос Лёха. И шагнул через порог. Следом за ним, держа руки на клапанах кобур, втиснулись оперуполномоченный и Пузако. Дежурный участковый внутрь не лез, что, в принципе, было понятно: он в Акимове сбоку припёку, на своём участке проблем выше крыши. 'Охранцы' и вовсе стояли чуть в стороне, поглядывали с вялым любопытством. В принципе, им тут уже давно было нефиг делать, но для начальства наряд оставался на происшествии, а значит, мог с чистой совестью забить болта на основные обязанности.
  Между тем, в Пузако явно взыграло чувство территории, так что акимовский участковый мягко оттёр своей тушей Макарова и рванул занавеску в сторону, едва не выкорчевав гвозди, на которых крепился её шнур.
  - Ну ты глянь! - воскликнул он.
  Макаров обошёл необъятного Диму, напрочь закрывавшего обзор и смог, наконец-то, оценить недостающие интерьеры простого деревенского алкопритона. Комната метров на пятнадцать, справа - панцирная койка, застеленная какой-то дерюгой домашней вязки, с другой стороны пара мягких стульев с сидушками, жирными от времени и бесчисленных пьянчужных задниц. Посередке стол, даже со скатертью, точнее, с синтетической занавеской - нелепая попытка создать цивильный облик. Ну и понятно - бутылки, открытые банки рыбы в томате, какая-то заветренная ливерка или зельц в магазинном пластиковом контейнере, вилки, разномастные тарелки, стопки. Здесь пили и закусывали совсем недавно.
  Но участковый подал голос не потому. В торце комнаты, под окном, стоял диван, такой же страхолюдный, как и остальные предметы быта в этом доме. А вот на нём, навзничь и наискосок, раззявив кариозные руины своей пасти, полусидел-полулежал персонаж. Вид у него был настолько обтёрханный, что одежда покойного Прашкевича в сравнении была если не от кутюр, то где-то около того. Типа этого Макаров тоже знал. Андрей Тарасов, кликуха, закономерно - Андрон, местный насквозь. Живёт на другой улице, точнее, существует. Потому что дом он ещё в позапрошлом году спалил по синей лавочке. Помогли рудименты профессии плотника, ещё державшиеся в проспиртованных мозгах, да пособие, которое ему дал сельсовет. Прежде чем начать пропивать эти негустые деньги, Тарасов таки успел прикупить трактор второсортных брёвен и ещё какие-то некондиционные доски. Из этого материала, присовокупив то, чему не дали догореть пожарные, он изваял что-то типа времянки. Ну вот так и жил в ней, без окон, без дверей.
  - Чего это он? Тоже коней двинул? - нахмурился Макаров.
  - А хрен его знает, - дернул Пузако уголком рта, - Сейчас проверим... Дроныч, курва с котелком, ты живой?
  Дроныч не реагировал. Так и лежал, зияя раскрытым ртом. И ведь хрен ты разберёшь по этому организму, обитаем он или нет. Уж точно не по цвету рук и физиономии, он у Тарасова был таким, что встретишь на улице, так и за зомби принять недолго.
  - Алё, гараж! Подъём, сука, роту на построение и под Сталинград! Слышишь, чувырло?
  Ноль реакции. Пузако матюгнулся, осторожно обошёл стол и потряс Тарасова за плечо, стараясь, всё-таки не сдвинуть с места, на случай, если бухарик всё же остыл.
  Дальше было быстро.
  Чёрт знает, как, но 'охранец' упустил с поводка свою шавку. Пёс ворвался в комнату и с пары метров визгливо тявкнул в сторону тела. Тело, как на пружинах, взлетело на ноги и заревело дичью, размахивая руками. Пузако словил от него неслабую оплеуху и, кажется, на секунду потерял ориентацию. Пёс поджал хвост и, скуля, подался назад. Андрон, продолжая изображать вольтанутую мельницу, прыгнул вперёд и вверх, приземлившись на столешнице, на четыре кости. Дряхлый стол, конечно, к таким трюкам не готовился, так что крякнул и очень громко сложился. Андрон рухнул вместе с ним, с размаху вломившись мордой в пол. Тут же вскочил на четвереньки, оказавшись с псом глаза в глаза. Собака верещала, как плохо резаная свинья и с грохотом пробуксовывала лапами по полу, пытаясь как можно быстрее и дальше свалить. Тарасов выгнул спину, громко булькнул нутром и смачно, с утробным 'буээээээ', выблевал прямо ей в морду добрый литр слизистого бурого месива. Пёс наконец-то смог стартовать и, тряся башкой, умотал на улицу.
  Макаров попытался схватить Тарасова за шмотки, но тот как-то нежданно гибко, по-гимнастически, вывернулся и ломанулся на выход. Руки следователя цапнули воздух. Зато успел Пузако, отошедший от подачи буйного алкаша. Он беспардонно бортанул Лёху, отправив того навзничь на кровать и, сметая стулья, пошёл вдогонку. Наступил на шторку у печи, оторвал её. Опер в дверях машинально подался назад, так что второй выстрел блевотины прошёл мимо, размазавшись по дверному косяку. Пузако вцепился обеими руками Андрону в плечи, но тот как и не заметил, что разом потяжелел на полтора центнера. Вместе с участковым он выломился в коридор. Макаров рванул за ними, пытаясь не опоздать на 'праздник жизни'. В сенях, между тем, громко боролись. Тарасов бессвязно и почти непрерывно ревел, Пузако рычал и матюгался сквозь зубы, пытаясь его усмирить. Невероятно, но алкаш, в конце концов, просто с размаху усадил грозного участкового в груду мусора.
  - Су-у-ука! - взвыл Пузако и разжал хватку.
  Опер, в принципе, был готов к бою, но точно не к такому. Тарасов врубился в него плечом с таранной силой, так что Костя кубарем улетел в бурьян. Андрон побежал. Но не на улицу, как на секунду подумали все. Не прекращая размахивать руками и гортанно реветь, бешеный алкоголик проскочил двор, и сиганул в колодец вверх тормашками. Гулко бахнула вода, вопль стих.
  - А-хре-неть! - сказал Макаров.
  
  
  
  2.
  Строго говоря, у следователя были очень серьёзные вопросы к коллегам, которым, вообще-то, полагалось бы поучаствовать в экшене с Тарасовым. Лимонов, дежурный участковый, дятлы-'охранцы' - ёлки-палки, все взрослые мужики, какого чёрта хлебалом щёлкали?
  Пузако несколько сбил боевой задор Макарова. Оказывается, когда Тарасов уронил его в сенях, Дима сел жопой на арматурный прут. Учитывая вес акимовского участкового, дело могло кончиться скверно, но ему повезло: железяка только живописно порвала штаны и оставила на левой ягодице длинную лиловую полосу с россыпью мелких кровяных капель. Следователь крепился, но его все равно стало пробивать на ржач.
  - Не пробил! - жестяным голосом прогундосил Костя, любивший в свободное время пошпилить в 'танчики'.
  Пузако тоже был в теме.
  - Слышь, юморист, я тебе щас такой фугас пропишу, что весь экипаж контузит! - буркнул он.
  Макаров не выдержал - заржал.
  У них была, можно сказать, оперативная пауза. Ноги и нижняя часть торса Тарасова торчали из колодезной воды в семи метрах внизу, надеяться на то, что придурок жив, не приходилось. Уже в пути была машина МЧС-сников, которым предстояло вылавливать самоубийцу. И труповозка со 'скорой', хорошо если не те же самые, которые полчаса назад увезли Прашкевича в морг.
  - Отсюда пьют, вообще? - зачем-то спросил Лимонов, ткнув пальцем в колодец.
  - Теперь нет, - буркнул Макаров, недовольно глядя, как за забором потихоньку собираются соседи.
  Люди понимали, что зевакам на месте происшествия, (а тем более, возможного преступления) милиция обычно не рада. Но любопытство было сильнее, так что в виде компромисса они скучковались ровно на таком расстоянии, чтобы менты не могли прицепиться почём зря. Пузако гневно косил глазом в ту сторону, но сверкать лилово-кровавой голой жопой на публике не хотел, так что разгона посторонних не произошло. Следователь задумался. Конечно, он предпочёл бы опросить потенциальных свидетелей порознь, обойдя дома. Но раз припёрлись, чего бы не заняться работой.
  - Дима, пока МЧС едет, я потрещу с народом. Макс, дом осмотришь?
  - Поучи шестиклассника петтингу, - огрызнулся Лимонов сквозь сигаретный дым.
  Акимовцы, увидев, что к ним пошёл человек из опергруппы, поначалу встрепенулись, но потом узнали Макарова и уставились на него выжидательно в пять пар глаз. Лёха подошёл, обстоятельно поручкался с тремя мужиками и кивнул женщинам.
  - А что это у вас тут, Лёша? - с места в карьер начала бабка Коробова - Юлия Сергеевна.
  Макаров стеклянно посмотрел на неё из-под бровей. По Коробовой было отчётливо видно, что она вынуждена была буквально проглотить остальные вопросы.
  - У нас тут работа, - Лёха как бы провёл черту между знакомством и служебной необходимостью. Вслух провёл и очень жирно, - Кто когда Прашкевича и Тарасова последний раз видел?
  Сельчане понимающе переглянулись. Ну да, есть у деревенских людей такая особенность: они готовы терпеть всякую пьянь и шваль годами, в полном соответствии с принципом: сукины дети, но наши! Да только ли терпеть? Того же Прашкевича не раз и не два прятали от Пузако ровно те же соседи, которые в другой ситуации костерили его самой чёрной бранью, а то по щам насвистывали, да так, чтоб звенело. С другой стороны, в деревне народ не дурной. И ни удивления, ни сколь-нибудь серьёзной скорби не вызывает ситуация, когда такой вот непутёвый персонаж внезапно, стремительно и безвременно становится ящиком холодного мяса. Помер Максим, да и хрен с ним!
  - Вчера, - уверенно сказал дядя Чеслав, главный садовод-огородник Акимова, плотный, добродушный и хитрожопый ведомственный пенсионер лет пятидесяти, - Дерево ж на них ляснулось. Гошка выловил Андрона, колупались там на крыше. А там как всегда...
  - А как? - подмигнул Макаров.
  Вопрос логичный. Чеслав гнал и продавал самогон. Макаров пробовал, так что знал точно: вкуснейший. Продавал очень корректно: своим, по знакомству и в умеренных объёмах. Собственно, про это всё Акимово знало. И Пузако был в курсе, но дядю Чесика не трогал. Хотя тут не всё просто. Галочка в ведомости раскрытия может быть намного нужнее знакомства и даже приятельства... но глава Полотинского района покупал у Чеслава овощи, фрукты, мясо. И не только он. Ещё раз: непростым пенсионером был Чесик Галузо, ой, непростым.
  - Не, в магазин за бырлом ходили, я бы фиг чего дал. Гошка мне ещё торчит... торчал? - в конце Галузо неуверенно сбился на вопросительный тон.
  - А потом?
  - А как часов в шесть слезли вниз, так и не видел больше, - развёл 'дутыми' мягкими руками дядя Чеслав.
  По сути, Прашкевича и Тарасова он только на крыше видеть и мог, потому что жил в переулке-аппендиксе чуть в стороне.
  - Гошка у сральник хадзил пад вечэр, - без обиняков заявила баба Ганя, сухая как трут и кривая, как знак вопроса, - Шатало яго сильно. Ён жэ как вино эта вазьмёть, дак дурной. Лакаеть и лакаеть.
  Минут через пять приехали машина МЧС, карета скорой помощи и - куда тут без неё - 'труповозка'. К этому моменту Макаров не узнал больше ничего сколь-нибудь интересного. Понятно, пожалуй, стало только то, что Лимонову грозит комплекс неполноценности. Все пять человек, с которыми Лёха поговорил, единодушно сообщили: вчера Прашкевич был живее всех живых.
  Макаров вернулся во двор, и к нему тут же подошёл 'охранец' с собакой. Пёсик то ли самостоятельно, то ли с помощью хозяина почистился от блевотины, но продолжал гневно пыхтеть, трясти головой и, время от времени, тереть лапами морду.
  - Поедем мы, наверное?
  - Да, без проблем. Спасибо за помощь. Только ты мне фамилию и телефон скажи, потом еще опрошу вас всех.
  'Охранец' назвался Шашиным, продиктовал номер и расписание ближайших дежурств. Макаров пообещал, что найдет его и двух других парней из экипажа в ближайшие дни, и машина Департамента укатила.
  МЧС-ники занялись колодцем. Из дома вышел Лимонов, раскурил ещё одну сигарету и подошёл на жест следователя.
  - Короче, Макс, наш первый жмур вчера точно был живым, его все соседи видели. Так что с неделей не стыкуется.
  Криминалист дёрнул плечами.
  - Лёша, визуально я его осмотрел, что увидел - сказал. Значит, пусть в экспертизе разбираются, как так получилось, что, максимум, у вчерашнего трупа состояние недельного. Может, этот обрыган сожрал что, может, выпил... Слушай, вы с Пузако в хату первые заходили. Там следы борьбы, битое что-то, ломаное - было?
  Макаров на секунду задумался, прикрыл глаза.
  - Ну как бы нет. Погоди... Дима!
  Пузако, держась к МЧС-никам целой стороной штанов и аккуратно потирая раненое полужопие, подошёл к следаку. Лёха переадресовал участковому лимоновский вопрос.
  - Да не, нихера! - Дима был безапелляционен, - Ты ж понимаешь, я к этому обсосу часто в гости ходил, дом знаю. Всё на месте - стулья-столы-кровати. Нож там один лежал, точно без крови. Но это на глаз, а так - долго ли в таком бардаке следы спрятать?
  Ну да. Если была бытовая свара, а пока только это в голову и лезло, и если Тарасов случайно ушатал Гошку, а потом утянул от дома, то мог ли он хоть как-то прибрать? Запросто! Зачистил что смог, потом догнался и вырубился до самого приезда опергруппы. А когда разбудили - словил белочку и пошёл вразнос.
  Тарасова вытащили. Голова покойника болталась, как на тряпке - видимо, от шейного отдела позвоночника ничего не осталось. Из рваной раны на правом запястье скалились два здоровых осколка кости. Из раззявленного рта жирно лезли крупные шматки розово-коричневатой слизистой сукровицы. Мокрый выше пояса и сухой от поясницы до стоптанных ботинок, Андрон выглядел в своей смерти еще хуже, чем в жизни.
  - Там воды от силы метр, - показал рукой на колодец рослый МЧС-ник.
  Макаров посмотрел. До круга воды, бурого от взбаламученного донного грунта, было три с половиной кольца, метров пять. Считай, что Тарасов воткнулся башкой с высоты полутора этажей и почти без амортизации. Даже если бы за ним было кому нырнуть мгновенно, после такого трюка выживают разве что каскадёры или счастливцы.
  Лёха второй раз за день смотрел, как грузят тело в чёрный бусик труповозки и думал, что с работы он сегодня уйдёт ещё не скоро. Когда спасатели уехали, он ещё раз метнулся к акимовцам, которые никак не могли разойтись по делам и попросил у дяди Чеслава принести иголку с ниткой - надо было хоть как-то подштопать драные штаны Димы Пузако. А задницу участковому быстро и довольно качественно зашпаклевал фельдшер скорой, который разумно решил, что живому человеку его помощь нужнее, нежели безнадёжно мёртвому алкашу-самоубийце.
  Снова дежурное бумагомарательство, а потом лишние автомобили укатили прочь. Пузако отдал Лёхе швейные принадлежности. Макаров посмотрел на портняжные старания Димы и не смог удержаться от смешка вполголоса: штаны были заштопаны громадным и кривым нитяным пунктиром. Когда следователь ещё был учеником второго класса в обычной полотинской средней школе, похожий шов им показывали на уроках труда не то во втором, не то в третьем классе. И даже требовали, чтоб дети им вышивали узоры.
  - Алё, давайте уже с домом закончим, - крикнул Лимонов от двери в сени, - Я отпечатки снял, надо обыскать!
  Говоря по совести, обыкновенной оперативной группе с её относительно жидкими техническими средствами в хате Прашкевича ловить было нечего. И если бы единственным выкрутасом сегодняшнего дежурства остался мёртвый Гошка в канаве, то существовала бы неслабая вероятность того, что Макаров в ответ на призыв эксперта покрутит пальцем у виска и прикажет грузиться в машину. Но два трупа в очень спокойном Акимове, - пусть, вроде, не криминальных, но всё же люто подозрительных, не оставляли пространства для манёвра. Так что Максим был прав: надо пошариться в этой помойке. Хотя бы для отчёта.
  3.
  Как они так живут? Макаров за годы работы насмотрелся разного, он прекрасно понимал, что вразнос может пойти каждый человек. Со всеми сопутствующими последствиями - разводами, потерей работы, раздраем с друзьями, появлением новых 'друзей' - специальных, для чада и угара. Сам пытался в похожее вляпаться, и в целом, неплохо получалось, даже с поправкой на весьма суровый режим, в который Академия МВД загоняла своих студентов. Но есть же в мозгу система сигнализации, есть тот едва слышный щелчок, который человек обязательно услышит после перехода за грань, и остановится. Или нет? А может всё просто, и человек просто не хочет слышать этот предупреждающий сигнал?
  Для начала Лёха, Пузако и Лимонов порылись в груде дряни, которую Прашкевич со товарищи нагребли в сенях. Среди прочего утильсырья нашли арматуру, повредившую участкового, нормальный такой прут, толщиной едва не в сантиметр. На кой леший его сюда вообще принесли? Ладно бы в количестве, чтобы на сотню-другую кило, тогда понятно - сдали на металлолом, получили деньги, купили 'чернил'. А тут - один, зарытый в мешанине раздутых полиэтиленовых пакетов-маек. И чего в них только не было, к слову, в этих обшарпанных и, местами, дырявых, мешках. Стоптанная до бесформенности обувь, какая-то текстильно-трикотажная рванина, утрамбованная пластиковая посуда, стеклобой, груды искусственных кладбищенских цветов... Хотя с ними-то как раз всё понятно. Отмыл, выпрямил проволоку в стеблях, прогладил тёплым утюгом листья и лепестки бутона. Всё, готов новый товар, который ты можешь охапками продавать, когда подвернётся день традиционного массового выхода на кладбище.
  Там ещё была куча всего, что не было смысла учитывать. Игрушки разной степени потрёпанности, какие-то разномастные поленья, мешки из мешковины и синтетики, кусок школьной доски, громадный шнурок сгнившего и засохшего репчатого лука... Всё это густо пересыпано и переложено какими-то гнилыми, засохшими, заскорузлыми остатками, останками, ошмётками, шлепками чёрт-те чего. Свалка, в общем.
  Опергруппа перешла внутрь, и стало ясно: сени - это цветочки. На первый взгляд, жилая территория была загажена меньше. Ну, на первый-то - ага. Но, по факту, на несчастных двадцати квадратах ханориковской лачуги ногу мог сломать не то что чёрт, а целый Люцифер со свитой. И ещё сегодняшняя драка добавила несколько жирных мазков в этот помойный пуантилизм. Здесь буквально каждый предмет мог бы стать если не орудием убийства, то причиной смерти. Бултыхающаяся сопля гнилого зельца на гнутой сковороде. Бутылка чернил 'Дворянские', в которой подох целый муравейник. Красная от ржавчины ножовка, тупая как валенок, зато по форме напоминавшая абордажный тесак. Прямо торчком посреди кровати, укрытый одеялом - кинескоп от чёрно-белого телевизора (господи, а эта срань-то откуда?). Бутылки, куртки, миски, бумажная и тряпичная рванина, распухшие книги, нунчаки... Натурально нунчаки из ножек стола и ботиночных шнурков... Всё воняет и живёт своей жизнью. Мокрицы, жужелицы, какая-то неопознанная, но очень быстрая насекомая дрянь в виде маленького серебристого веретена - десятками. И вонь: сырость, плесень, говно, моча, прелая картошка, тухлый пот, прокисшая рвота...
  За полчаса группа собрала в пакеты всё, на что показал здравый смысл. За остальными возможными уликами надо было бы посылать волшебника или хотя бы экстрасенса. То есть, на данный момент - никого.
  - Лёха, ну харэ. Тут или всю хату на вещдоки разобрать, или забить! - взмолился Лимонов.
  - Отбой, отбой, - выдохнул следователь. По сути, группа и так выступила несколько 'громче', чем требовали обстоятельства. Зато по документам ни одна тварь не придерётся.
  Макаров даже улыбнулся, когда увидел, как просветлел лицом Пузако. Ну да, ему чуть ли не больше всех сегодня прилетело, имеет право. Да и Макаров тоже отчаянно хотел, наконец, закончить этот дебильный спектакль, а вместе с ним и полевую работу.
  - В общем, смотри. Я взял ножи, нунчаки и арматуру эту, - показал эксперт.
  - Бутылки собрал, - звякнул набитым пакетом Пузако, - В смысле, которые с жидкостью. Пёс их знает, что за отраву пили!
  Макаров тоже 'прибарахлился', но больше по мелочи. В первую очередь, он нашел паспорт Прашкевича, грязную и измочаленную синюю книжечку с фото, ещё не напечатанным, а наклеенным на последнюю страницу. Плёнка, которой страница была заламинирована, отошла, так что лицо покойного на картинке было даже более помятым, чем при жизни.
  - Ладно, нечего тут больше ловить до заключения из морга. Опечатываю дом, дальше будет видно.
  От мысли, сколько ещё придётся сегодня возиться с писаниной, у Макарова натурально сводило скулы.
  4.
  Вдоль всей южной окраины Акимова тянулся широкий и глубокий сухой овраг, который в деревне почему-то называли ручьём. Воды там никто не видел уже чёрт-те сколько лет. Склоны оврага покрывала густая ольхово-осиновая поросль, настолько плодовитая, что даже постоянные вылазки сельчан за дармовыми дровами не могли ей повредить. Улица Коммунистическая упиралась прямо в этот овраг. Точнее, в помойку, которую здесь устроили жители нескольких крайних домов. Это было удобно: подошёл к краю, фуганул ведро мусора вниз по склону, и нормально. За долгие годы помойная проплешина разрослась шагов на двадцать в ширину и нарастила добрых пару метров толщины.
  Слева вокруг свалки и дальше в глубину оврага убегала широкая натоптанная тропинка. По ней шли пятеро пацанов лет тринадцати. Двое - впереди, плечом к плечу, благо, ширина тропы позволяла. Шагах в трёх за ними топал, вертя головой по сторонам, худой и голенастый парнишка с всклокоченной шевелюрой цвета подсохшей почвы. На таком же расстоянии позади него шли ещё двое ребят. Если бы к ним было кому внимательнее присмотреться, стало бы понятно, что они буквально едят глазами спину и затылок землеволосого одиночки.
  Пацана звали Русланом и - конечно, он этого не знал - его вели в овраг чтобы избить. Без излишеств, чисто по-приятельски и в воспитательных целях, чтоб знал своё место и не вякал про что не надо.
  Инициатором будущей экзекуции выступал Колька Васильев. Специфический персонаж, иначе и не скажешь. Родители его любили, учителя считали трудным, но перспективным и даже талантливым. Сверстники... вот тут уже интереснее. Тусовка акимовских подростков шла обычными тинейджерскими путями. Они демонстративно матерились между собой, осторожно пробовали курить и выпивать, робко, но азартно лапали девчонок, слегка хулиганили. Колька отлично вписывался в компанию, был в ней одним из лидеров. Но даже у ровесников-корешей к нему иногда возникали неприятные вопросы. Зато у взрослых - соседей и просто жителей Акимова вопросов не было. Когда самого Кольки или его родителей не было рядом, парень фигурировал в разговорах, как выебанец, фашист и издеватель.
  Вина Руслана была в том, что он по большому секрету указал на это Таньке Мининой, своей соседке, с которой у Васильева были шуры-муры. Конечно, в гораздо более 'плюшевых' выражениях. Но этого хватило. Минина, конечно, пообещала молчать и даже часа три держала слово. Потом, сидя с Колькой на сеновале, в промежутке между засосами, выложила ему всё как на духу. С этого момента несчастному ябеде можно было только посочувствовать.
  Васильев наметил в помощники трёх своих ближайших друзей. Поскольку Руслан Лапицкий в компании был однозначным 'омегой', вердикт четвёрка вынесла однозначный: болтуна проучить. Квадратный длинноволосый Антон предложил отвести Руслана к тусовочному шалашу в овраге - там почти никто не ходит, а до ближайшего дома с полкилометра. Даже если Лапицкий будет кричать, вряд ли его услышат.
  - Да не будет он кричать, - буркнул Виталик Галузо. И все знали, что он прав. Пусть Руслан и был аутсайдером в тусовке, но держался он за неё руками и ногами. А как иначе? Семья Лапицких давно и плотно сидела на стакане, так что на сына им было чихать с конька крыши. Его кое-как кормили и одевали, но общение происходило, в лучшем случае, матом, а в худшем - кулаками и ремнём с тяжёлой латунной бляхой. Приятели всё же были помягче. Они шпыняли Руслана, не стеснялись порой отвесить ему леща или поджопника, но лишний раз не обижали.
  Лапицкий сидел на лавке возле дома и ел незрелое яблоко, когда с улицы ему свистнул Антон.
  - Пошли на шалаш сходим. Бомжи опять ходили, надо глянуть, чтоб не залезли.
  В прошлом году трое бездомных решили занять шалаш. Пацаны быстро обнаружили их и попытались выгнать. В ответ Антону прямо в лоб прилетела пустая бутылка. К счастью, бросили её не очень сильно, снаряд только набил парню шишку над правой бровью. Антон взревел дичью. В других обстоятельствах он бы наверняка попробовал бы дать сдачи и, скорее всего, не без успеха - как-никак, ходил в качалку и в компании был самым здоровым. Но вот незадача: как раз сейчас он красовался свеженьким гипсом на правой руке. Кстати, тоже полученным в бою: закатал в лоб собственному дяде и поломал кисть. Так что Васильев скомандовал бежать за помощью. И рванул прямиком к отцу. Дядя Петя в деревне славился лёгкой дурью в голове, за ним был немалый послужной список потасовок с акимовцами и не только. Услышав про бомжей, он пошёл в гараж, где копались в машине его партнёры по автомастерской - жилистый армянин Саркис и громадный КМС по боксу Лёлик. Минут через двадцать бомжи, скорчившись на траве, просили пощады, размазывая по грязным физиономиям жирную красную юшку. Больше их в шалаше не видели.
  Но никто не говорил, что они не могут вернуться. Так что Руслан проглотил приманку без малейших сомнений.
  Шалаш пацаны построили капитальный. Основу собрали из толстых досок, крышу и стены проложили полиэтиленом и даже сварганили из ДВП какую-никакую дверь. Внутри устроили две лежанки и низкий столик. Получилось отличное место для посиделок вдали от взрослых. Тут можно было накатить, покурить, да и просто посидеть, не мозоля никому глаза. Руслан даже несколько раз тут ночевал, когда у его отца был слишком силён пьяный кураж. Постройка без проблем пережила зиму, пришлось только в паре мест поменять полиэтилен да выкинуть сопревшее сено с лежанок и принести свежего.
  Лапицкий открыл дверь и заглянул внутрь.
  - Никого. И вроде не было тоже.
  Он развернулся к своим и уткнулся прямо в Кольку.
  - Руся, слышь, - тихо сказал Васильев и воткнул кулак Руслану в живот - пальца на три выше пупка, - Слышь, что ты там пиздел?
  Что греха скрывать - Лапицкий большим умом вообще не отличался, а в этот момент у него от сознания остался маленький кусочек, который очень хотел дышать, а больше и ничего. Но пока у Руслана подкашивались колени, он таки собрал нехитрый конструктор из остатков воздуха в трахее и удивления:
  - Чхмыыыхмггггхр?
  Васильев подловил кореша на половине пути от ровной осанки до прямого угла, и ударил снова, теперь по морде. Бил так, чтобы было больно, но незаметно - открытой ладошкой. По-девчоночьи? Да щас! Кто хоть раз в жизни ловил пощёчину от взрослого человека, тот знает, каково оно! Слёзы, сопли, до кожи не дотронуться.
  Руслан с размаху упал на жопу и от этого у него будто бы пробку из глотки вышибло:
  - Коля! Коля! Ты что, за что? А-а-а! - парень завизжал, как циркулярная пила.
  Васильев лёгонько стукнул Лапицкого коленом сбоку, по рукам, которыми Руслан прикрыл голову.
  - Что ты там Таньке болтал? - уже злобно спросил он.
  Он сразу замахнулся ещё раз, теперь кулаком, но Галузо влез на траекторию, так что Васильев не ударил.
  - Ну легче, блин! - буркнул Виталик.
  Васильев аж вызверился в его сторону - рот до ушей, зубы оскалены. Рядом с Виталиком 'нарисовался' Антон, и Колька моментально сбавил темп - этот здоровяк легко швырял любого из компании метра на полтора в высоту и на три в длину (проверяли, когда гребли в копны сено). Он мог выжать весьма немаленького Виталика на правой руке десять раз - как гирю, только большую и двуногую. При желании, Васильева он бы просто скомкал и выброисл.
  Третий свидетель избиения, смуглый Петя - Петша - сын богатого оседлого акимовского цыгана, вообще стоял в стороне и явно жалел, что согласился принимать участие в этом блевотном карнавале
  По Кольке сразу было видно, что у него в голове, сердце и вообще в организме. Внешность подкачала - пацан уродился и рос этакой белокурой бестией с жёлто-серебристыми волосами и пергаментным лицом, почти не способным принять загар. От гнева, стыда, даже от простой пробежки на сто метров, он краснел, но по-разному. Например, от злости на его скулах появлялись маленькие, почти идеально круглые малиновые пятна, и почему-то такое же пятно, только вытянутое и как будто обглоданное, вырисовывалось на подбородке.
  - Танька на меня наехала! Мне, бляха, типа, Руслан рассказал. Типа, вот, ты поняла - чё ты вообще с ним ходишь, он садист! Что садист? Что ты ей там втирал?
  Антон и Виталик по-прежнему стояли рядом, но не стали мешать Кольке, когда тот опять, слева-справа, влепил Руслану две густые оплеухи.
  - Я ничего не говорил, ничего! - квакнул Лапицкий, - Я с Танькой не говорил, я ничего. Не бей!
  - Руся, не трынди, - через губу сказал Колька.
  Лапицкий, хныча, стал подниматься на ноги. Едва он встал, Васильев чувствительно пнул его сбоку в бедро.
  - Нахера ты ей всякое рассказываешь? Ты мне сказал бы.
  Виталик в этот момент дёрнул уголком рта. Ну да, конечно! Попробовал бы Руслан лишний раз открыть рот. Причём не только на Васильева, а на кого угодно из 'стержня' тусовки. То, что его принимали и не особо чморили, отнюдь не означало полного благолепия.
  - А нафига ты этих жаб?
  Петша сплюнул. Виталик и Антон виду не подали, хотя прекрасно поняли, о чём говорит Лапицкий, и им стало противно. Это ведь как раз та дрянь, которая то и дело лезла из Кольки, и за которую Васильева многие терпеть не могли. Короче: он любил мучить животных. Через это многие проходят в детстве, и, наверное, ещё надо поискать ребёнка, у которого за плечами не осталось хотя бы маленького кладбища живности. Другой вопрос, что у абсолютного большинства это довольно скоро проходит. У Васильева мало того, что не прошло, а напротив, подросло и вошло в цвет. Под раздачу попадали птицы, лягушки, чужие или бездомные котята и щенки. Хотя с последними двумя пунктами списка Колька в последнее время сильно осторожничал. Отец поймал его в тот момент, когда пацан собирался засунуть петарду в зад кошке. Ох, что было! Васильев три дня не мог сидеть, а в тёмных очках ходил добрых пару недель, хотя фингал под глазом они скрывали так себе.
  Колька решил, что нарываться ему не с руки и обратил свою живодёрскую фантазию на лягушек. К ним деревенские были намного равнодушнее. Народная забава 'надуй жабу соломинкой через жопу' до сих пор жила и здравствовала, это считалось скорее потехой, чем грехом.
  - Чё тебе жабы? Парят? - ехидно спросил Васильев, больно впившись пальцами в загривок Руслана.
  - Ну чего ты их своей этой... рубишь?
  Васильев книжки читать не особо любил, но приходилось - родители довольно ревностно следили за тем, чтобы он не отлынивал от списка литературы, заданного на лето. Две недели назад настала очередь 'Красного и чёрного'. Там он вычитал про гильотину, загуглил, как она выглядит, а потом взял, да и смастерил. Небольшую, на полметра в высоту. Как раз лягушачьего размера. Сдуру показал товарищам, как работает. Зрители восхитились было, даже попросили рубануть ещё одну напоказ. Но как-то сразу помрачнели и разошлись, не сказав ни слова. Васильев понял, что лишний раз вспоминать в компании про гильотину не стоит. Ну и пользовался ей сам с собой, втихомолку.
  А Руслан взял, да и разболтал. Причём не кому-нибудь, а Таньке, которая была вполне официальной пассией Васильева.
  Колька отвесил сразу несколько пощёчин Руслану. Тот кое-как закрывался руками.
  - Тебя парит, что я делаю? Чего ты лезешь не в свои сани, утырок? Завидно, что я с ней хожу, а ты свою кутьку только кулаком наяривать можешь?
  - Прости! - заныл Лапицкий.
  Васильев рванулся было к нему снова, но тут влез Петша.
  - Погоди... Руся, ну не по-пацански так делать. Зафига ты сплетничаешь, как баба?
  - Он со своими жабами уже с ума сошел. И сказал, что моего Друню зарубит!
  Стало ещё понятнее. Друня, небольшой квадратный кобелёк дворовой породы, был, наверное, единственным членом семьи Лапицких, который относился к Руслану хорошо. Так что ябедничать на Васильева парень решил не из-за жаб.
  - Русь, ты чего? Не будет он твою собаку трогать! - Петя положил руку на плечо трясущемуся Руслану. Тот смотрел себе под ноги, так что цыганёнок смог красноречиво скорчить морду в сторону Кольки, дескать - харэ!
  - Слышь, если Танька будет на меня бычить, я тебя похороню вместе с твоим кошкодавом! - Васильев сжал кулаки и шагнул к жертве. Руслан закрыл голову руками и согнулся, ожидая нового удара.
  - Извини, извини, извини...
  Антон выдохнул.
  - Руся. Не надо так делать больше, ладно? Колян, всё, он понял. Ты понял?
  - Да!
  - Я тебе башку оторву!
  - Всё! Колян, ты заколебал, - Петша недвусмысленно стал между Васильевым и Русланом, - Он понял!
  Васильев сплюнул и подошёл к Лапицкому в упор. Взял за подбородок, развернул лицом к себе и посмотрел прямо в мокрые глаза Руслана.
  - Лады, шнырь, давай пять!
  Лапицкий протянул трясущуюся руку. Колька вцепился в неё и тряхнул так, будто собирался оторвать.
  - Только не шестери больше.
  В этот момент Руслан был готов вообще онеметь, чтобы уж наверняка не попасть под ещё одну раздачу.
  Виталик достал из кармана мятую пачку сигарет, которую ему на днях купил Лапицкий-отец.
  - Кто будет? - спросил он.
  В овраге они просидели до темноты. Руслан, которого отпустило, постоянно нёс какую-то угодливую чушь, Васильев иногда поглядывал на него тяжёлым взглядом, но в целом выглядел спокойно. Остальным, в общем-то, было всё равно. Инцидент исчерпан, жизнь продолжается.
  Небо потемнело, стал накрапывать дождь. Пацаны решили, что пора домой. К моменту, когда они поднялись на Коммунистическую, там уже зажглись немногочисленные фонари. Пятёрка подростков бодро шпарила по улице сквозь световые пятна, разделённые десятками шагов темноты. Один из фонарей горел у дома покойного Гошки Прашкевича. Тут ребята немного сбавили шаг и даже остановились, глядя на чёрные окна и не обращая внимания на капли, которые становились всё тяжелее.
  В траве у забора что-то громко зашуршало. А потом на улицу вышла здоровенная толстая крыса. За ней ещё одна, и ещё... Четверо упитанных тварей, каждая - в добрый локоть длиной, если мерить с хвостом. Они шли цепочкой друг за другом, почти впритык. Не бежали, а именно шли - неторопливо и будто не замечая людей. Что-то в их шаге было странным, но сказать точно, что именно, не взялся бы ни один из пацанов.
  - Здоровые, блин, - угрюмо сказал Виталик.
  - А чего они так? - спросил Руслан.
  Крысы, между тем, вдруг остановились и будто бы стали принюхиваться. Дождь падал на их всклокоченные шкурки, впитываясь в шёрстку. Животные не обращали внимания, они крутили острыми мордами по сторонам и видно было, как дрожат их усы. Одна из четвёрки вдруг потрусила в сторону пацанов. Васильев, который стоял ближе всех, вдруг матюгнулся и с короткого разбега пнул её ногой. Грушевидное тельце с длинным хвостом, кувыркаясь в воздухе, пролетело над дорогой и кануло в темноту школьного сада. При этом крыса не издала ни звука. Три оставшихся скотины даже ухом не повели.
  - Охренели вообще, - осторожно проговорил Петя.
  Васильев промычал согласно. Он уже выбирал себе новую мишень, когда одна из крыс, переваливаясь с боку на бок и явно приволакивая лапы, потрусила в его сторону. За пару шагов до пацана она села на задницу, подняла голову, а потом выгнулась назад, распрямилась и харкнула комком какой-то тёмной дряни. Харчок плюхнулся на мокрый асфальт у самого колькиного кроссовка.
  - Фу, бляха, они больные какие! - Васильев отскочил на пару метров и брезгливо сморщился.
  - Не лезьте, - сказал Антон.
  Крыса больше не плевалась, она опустилась на четыре лапы и так же вяло поковыляла в другую сторону. За ней последовали остальные две. Пацаны проводили их взглядами. Потом спохватились и уже почти бегом двинулись дальше - дождь становился сильнее, всем хотелось домой.
  В саду ударенная крыса некоторое время валялась вверх ногами. Потом грузно перекатилась на живот, обнюхала воздух и пошла дальше. Заплетаясь лапами, то и дело падая на бок, она преодолевала метр за метром, пока не оказалась во дворе бывшей фермы. Здесь животное снова принюхалось, покрутилось на месте, а потом решительно направилось в сторону заброшенной силосной башни. Двери внутрь не было, от неё остался только щербатый прямоугольный проём. Крыса остановилась на пороге, поднялась на задние лапы, посидела так некоторое время. А потом - почти прыгнула вперёд. Башня изнутри была затоплена, крыса шлёпнулась в густую ряску и через пару секунд утонула.
  5.
  Как ни жалко было Макарову своего законного выходного после дежурства, он решил частично потратить его на работу. Тем более, что вчерашние события упорно не выходили из головы и не давали сосредоточиться ни на книжке, ни на телевизоре. Только и получилось, что почитать новости в интернете, и то с постоянным отвлечением на вчерашнюю служебную писанину, которую Лёха скинул себе на электронную почту.
  Первым делом Макаров пошёл в магазин.
  В тени пожилой развесистой берёзы, как всегда в это время, топтались пятеро бабулек. Их всегда было примерно столько, менялся только поимённый состав. Если бы кто-то спросил, что они здесь делают, они бы сказали, что ждут хлебовозку. И это было бы правдой, потому что машина из Полотинска ежедневно между полуднем и часом привозила почти горячие буханки и батоны. Однако хлеб хлебом, но куда важнее для старшего акимовского поколения была возможность посплетничать. Берёза была, фактически, неофициальным информационным бюро деревни, главным новостным хабом.
  Когда следователь зашёл во двор магазина, бабки мгновенно прервали беседу и уставились на него. Алексей хотел было поговорить с ними, но заранее прикинул, сколько времени на это уйдёт и на какое количество неудобных вопросов ему придётся ответить. Нет, это позже. Поздоровавшись, Макаров толкнул тугую магазинную дверь.
  Несмотря на то, что от края Акимова до центра Полотинска было от силы полчаса ходу, магазин в деревне был типичным. Небольшой зал, в котором продаётся всё и сразу, от хлеба до велосипедов, вечный запах каких-то маринадов и ассортимент от хлеба до велосипедов. Ну и продавцы, Семёновна и Васильевна, реликтовые, как сама Вселенная.
  Они сразу поняли, зачем пришёл Макаров.
  - Лёшенька, привет. А Гошка вчера ещё с утра к нам заходил, - тучная, седовласая Семёновна опёрлась локтями на прилавок и улыбнулась следователю всеми своими золотыми зубами.
  - С утра только? - Макаров шлёпнул на хлебный прилавок дерматиновую папку для документов, достал из неё бумагу и ручку, приготовился записывать.
  - Да щас! - возмутилась Васильевна, нескладная остролицая дама, крашеная в пронзительно-чёрный цвет и в толстых очках, - Он утром приходил, потом этот бомж, а потом опять Гошка. Ну вот три раза были!
  Под бомжом, ясное дело, продавщицы подразумевали Тарасова. Макаров черкнул пару строк на бумаге и задал вопрос с заранее известным ответом. Хотя, ну как известным, детали всё же стоило уточнить:
  - А что брали?
  Семёновна и Васильевна настолько сработались в акимовском магазине, что даже хохотали в унисон.
  - Так, а что ему надо? - Васильевна улыбалась, но так глянула поверх очков, что Макарова аж пришибло, - За винищем бегал.
  Семёновна уточнила:
  - Днём ещё ливерки взял, полхлеба, пачку макарон. А так да, три раза по ноль семь 'Дворянского гнезда'.
  Это пойло делали на Полотинском винзаводе. Типовая белорусская дрянь для тех, у кого денег на кармане хер да маленько. Мешанина из перебродившего яблочного сока, сахара и спирта мощностью под восемнадцать градусов. Лёгкость потребления зависит от степени проспиртованности организма. То есть, нормальный человек таким и рот не прополощет, зато любой ханыга втянет стакан, не поморщившись и будет рад повторять, пока есть напиток и деньги на дополнительные объёмы.
  - Деньги, значит, были - усмехнулся следователь.
  - А не евоные. Тарасова. Нам торф на зиму привезли, я Андрона, царство ему небесное, припахала, чтоб в сарай перекидал. Позавчера рассчиталась, бутылкой и ещё пятнарик сунула. Из своего кармана! -Васильевна погрозила потолку узловатым артритным пальцем.
  Макаров задал ещё пару не очень важных вопросов и всё-таки пошёл под берёзу. Лёха не успел поздороваться, как старушки накинулись на него с расспросами. Честное слово, будь их любопытство материальным, остались бы от капитана рожки, ножки и что-нибудь ещё такое, обглоданное. Отвечая почтенным пенсионеркам, Макаров не мог не усмехнуться про себя - на сегодняшний день он располагал такой информацией и в таком объёме, что при желании мог бы не скрывать от собеседниц вообще ничего. Он особо и не скрывал.
  Бабульки, собравшиеся под берёзой, жили в разных концах деревни, так что в первом приближении Макаров смог получить следующую картину. Гошка позавчера утром вышел из автобуса и чуть ли не вприпрыжку поскакал в магазин. Кажется, Васильевна была не совсем права и какие-то деньги у Прашкевича всё же были. Вышел он с пузырём наперевес, запихал его за пазуху и так же бодро пошкандыбал домой - праздновать освобождение из узилища. Когда увидел рухнувшее дерево и дыру в крыше, прямо на месте откупорил вино и накатил. Потом побежал искать Тарасова. Ну и помаленьку, под выпивку-закуску, с перерывами на походы за догонкой, они кое-как залатали пролом. Потом сходили за добавкой, закрылись в доме - и всё. Больше ни Прашкевича, ни Андрона живыми не видели.
  Лёха рассыпался в благодарностях и кое-как распрощался с бабульками. Пошёл по остальным свидетелям, но не узнал ровным счётом ничего нового. Смерть Гошки укладывалась в одну фразу из хриплой блатной песни: 'Был пацан, и нет пацана!'. Пришёл, поработал, ушёл домой, умер. Дурь!
  Или у них что-то было ещё, кроме 'чернил' из магазина? Какая-нибудь палёнка вроде разбавленного метилового спирта. Хотя у отравления метанолом симптомы не те, от этой дряни не идут, загребая ногами, добрых полкилометра, чтобы расшибиться в ирригационной канаве. И уж точно не бывает приступов то ли буйства, то ли паники, от которых прыгаешь вверх тормашками в колодец. Этот сценарий ложился бы в белую горячку, но откуда ей взяться, если речи нет о продолжительном запое.
  Лёха пришёл домой, поставил вариться пельмени и взялся за телефон. Набрал судмедэкспертизу. На смене сегодня был Логинович, тощий лысый доктор, крепко переваливший за полста лет.
  - Макаров, ну что я тебе расскажу? Дойдут руки - вскроем. Пока могу сказать, что у одного сломана шея, и видимо, утопление. По второму не знаю, то ли вы документы не так заполнили, то ли что. У него трупные повреждения, которым даже по лету проявиться через день не полагается. Не буду я за него браться.
  - В область? - грустно спросил Лёха.
  - Ну конечно, а как ты думал! У меня ни оборудования, ни препаратов на такой случай. Пусть разбираются.
  Макаров мысленно выругался. Область - это гарантированные пара недель ожидания, причём в лучшем случае. Скорее всего - месяц.
  - Логинович, а когда по второму заключение будет?
  Честно: Макаров не ждал никакого позитивного ответа на свой вопрос. Труп был не из тех, которые могут заставить судебно-медицинскую экспертизу шевелить конечностями быстрее, чем велит общий принцип плановой работы. Попросту говоря, результаты вскрытия будут как только, так сразу.
  - Лёша, дня через три, не раньше.
  Бинго! Всегда примерно так. Иногда - четыре. Может и больше, но только в той ситуации, когда морг завален работой, а такое время от времени случается. В среднем, жители Полотинска и района умирают равномерно, но порой, когда по поводу (жара, холода, грипп, магнитные бури), а когда и без, трупы начинают прибывать только что не штабелями. В это время экспертиза откровенно кладёт болт на тех 'клиентов' милиции, которые умерли не в явно криминальных обстоятельствах.
  Ладно, три дня - это приемлемо.
  Пельмени успели раскиснуть, так что ел Макаров, по сути, мучной кисель со сметаной. И хотя у этой марки была очень неплохая начинка, следователь совершенно не чувствовал вкуса. Две вчерашние смерти, какими бы, в целом, обыденными они ни выглядели, всё равно царапали мозг. Хуже всего было то, что Лёха никак не мог понять, чем.
  Зазвонил телефон. На экране высветилось: 'Шашин охрана'. Макаров протолкнул в глотку недожёванный пельмень и толкнул ползунок вызова по зелёной стрелке.
  - Слушаю.
  - Привет. Это Толик Шашин, я вчера тебе помогал на трупе.
  - Я узнал.
  - Это... дело такое. Вы там может, сходите анализы какие сдайте. А то у меня, вроде как, пёс помер.
  - В смысле? - Макаров говорил совершенно ровным голосом. Но чувствовал себя в этот момент так, словно какой-то злой невидимка взъерошил ему волосы на затылке ледяной и очень колючей ладонью.
  - В смысле, что? - удивился Шашин на той стороне линии.
  - Что значит 'вроде'?
  Охранец явно замялся - Макаров услышал несколько сдавленных нечленораздельных звуков. Кажется, Толик был одновременно удивлён и расстроен, причём удивлён больше.
  Шашин рассказывал минут десять. И история получилась примерно следующая. Наряд Департамента загрузился в машину и поехал на базу, всё равно их дежурство уже закончилось. Надо было только сдать смену. Собака всю дорогу чихала и кашляла, а к тому моменту, как Шашин со товарищи подписали наряд и освободились, стала заметно волочить ноги. Толик загрузил пса в свою 'аудюху' и повёз домой. Пока ехал, псина вообще стала выглядеть как желе: еле ковыляла, всё время трясла головой и закатывала глаза так, что становились видны белки. Толик, конечно, напугался, потому что Альму любил. Он отвёл её в вольер, притащил старую телогрейку, постелил. Псина будто бы не видела ничего, стояла и шаталась. Шашину пришлось помочь ей, подхватить, довести до подстилки. Пёс улёгся и вроде как уснул. Толик сел на телефон и стал звонить в ветеринарку, но там его обломали - или в коммерческую, или талон на завтра. Увы, до зарплаты оставалось всего три дня, так что приём в платной Шашин решил отложить. Точнее, он был готов выскрести свои финансовые сусеки, но ровно до того момента, как отнёс Альме миску подогретого молока. Собака встретила его лёжа, но выглядела гораздо лучше, чем двадцать минут назад. И даже начала бодро лакать.
  Толик записался на утро. Несколько раз, пока не лёг спать, он приходил проверять, как дела у псины. Было противоречиво. То она лежала, тяжело дыша, то тихонько и сдавленно скулила, то вела себя почти как обычно, только не бегала по вольеру. В общем, ясно было только то, что с Альмой не всё в порядке, но что и как - чёрт его знает.
  Утром Шашин пришёл, чтобы взять собаку и отвезти в лечебницу. Но в вольере её не было.
  - А куда она делать? - спросил Макаров.
  - Да чтоб я знал! Ты понимаешь, командир, она ж у меня тихая была, так и вольер я делал чуть не из штапиков. Купил обрезков горбыля на лесопилке, выгородку сделал. Так, короче, смотри. Собаки нет, лужа поноса посерёдке и одна доска отогнута, вся в крови. Я что-то думаю, что по ходу, Альма помирать ушла.
  - Искал?
  - Ну, а как? Прошёл по кустам, всё что близко, посмотрел. Нигде нету. Но ты понимаешь, ни разу она у меня никуда не убегала...
  Пауза.
  - Ты сходи там, я не знаю, сдай анализы. И своим скажи, а то, по ходу, поймала она у этих алкашей какого-то триппера, и померла. Блядь, командир, пиздец жалко, такая собака была, а...
  Примерно на этой траурной ноте разговор и закончился. Макаров тут же нашёл номер Лимонова и нажал вызов.
  - Привет, Лёша, - прогнусавил криминалист. Кажется, он был слегка 'подчехлён' по случаю выходного.
  - Как ты себя чувствуешь? - спросил Лёха.
  - Ну ничё так. А что, есть варианты?
  Макаров пересказал то, что услышал от Шашина. Добрую минуту в трубке было слышно какое-то невнятное бормотание, а потом Лимонов сказал уже гораздо более ровным голосом:
  - Я в норме. Ну точно не кашляю, не пержу. Слышь чё, а Логинович чего тебе сказал по срокам?
  - Гошку в область отправят, потому что мутный. По Тарасову заключение обещают дня через три.
  - Сука, лодыри!
  - Может, я позвоню, добьюсь чего?
  Лимонов шумно вздохнул.
  - Давай-ка лучше я. Мне с Логиновичем проще добазариться. А будет выкаблучиваться, пойду прямо к Никифорову.
  Сан Саныч Никифоров был заведующим в отделении патанатомии. С Лимоновым они умеренно приятельствовали, так что в некоторой ситуации Макс действительно мог ускорить процесс. Но только в некоторой, потому что Никифоров всегда славился тем, что на него нельзя было 'садиться'. А то ведь ссадит, причём громко и травматично. Лимонов, хоть и был тяжёлым персонажем, ситуацию чувствовал и возможностями не злоупотреблял.
  - Лёша, а тебе не кажется, случайно, что у нас с тобой на горизонте визит здоровая жирная жопа? - голос Макса вернул себе чуть поддатый тембр и интонации.
  - Может и висит, не знаю, - вздохнул Макаров, - Поговори с Логиновичем. Хрен с ним, не надо мне, чтобы прямо сегодня Тарасова резали. Но может, хоть завтра, а?
  - Моя твоя компрене, - сказал Макс, - Поглядим.
  В трубке запищали короткие гудки.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"