Деменев Владимир : другие произведения.

Песочница

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мне представилась обыкновенная дворовая песочница - четыре некрашеные доски, внутрь которых вывален грузовик речного песка, с ракушками и камнями, с ошметками ила и ржавыми железяками. И вот, в эту песочницу приходят дети, неся своих солдатиков. Разных - пластмассовых, оловянных, может даже - картонных; людей, монстров, суперменов. Танки, боевых роботов, осадные орудия средневековья... И начинается игра в войну. Вот и мы здесь, как те солдатики. Только дети, все-таки, как-то объясняют свои войны. Это никогда не бывает "за просто так". У нас легенды нет. Хотя, если вдуматься, то и быть не может - разве пластмассовому Робокопу известно, почему такой же пластмассовый индеец на другом конце дощатого корыта - его враг?

  
  
   Я повидал на своем веку немало отребья. Но этот субъект, однозначно, был одним из самых зачуханных.
   Сначала бросалась в глаза его рожа. Тонкая, длинная, из тех, что по праву зовутся "лошадиными". Вся какая-то одутловатая, распухшая, набрякшая - тут вам и флюс, и мешки под глазами, и недавний фингал на всю скулу, отливающий трупной синевой. И белки глаз у него, как порченая простокваша - желтовато-творожистые. Одежда... ну, если по справедливости, то она и у меня была, как говорится, "не фонтан". Но у него, все равно, замызганность шмоток превзошла все законы природы и здравого смысла.
   Короче - настоящий полевой командир.
   Новичков было двадцать два. Почти что взвод, если пользоваться армейской терминологией. Мы стояли неровным строем, а этот бомжеватый тип прогуливался вдоль него и так зырил своими тошнотворными зенками, что просто мороз по коже.
   -Ну, свежее мясо, здоровеньки булы! - подвел он итог предварительного осмотра.
   Ему ответило насколько настороженных голосков. Я промолчал, так как мясом себя не считал, а желать этому "гоблину" здоровья - увольте!
   -Меня зовут Борисом, если оно кому-то интересно, - продолжил "гоблин", - И на время вашего пребывания в этом благословенном месте - я главный. То есть: я говорю "ква", а лягушки - дружненько прыгают! Простейшая социальная модель.
   Он умолк, давая переварить сказанное.
   -Где мы? - спросил кто-то из нас.
   -Очень хороший вопрос, - глумливым тоном ответствовал "гоблин", - И я не меньше вашего им задаюсь. Если очень хотите - расскажу, что знаю. Но ясности, предупреждаю сразу, не прибавится.
   -Расскажите! - неожиданно для самого себя, выпалил я. И стало мерзко во рту от того, что назвал Бориса на "вы".
   -Изволь...те, - ухмыльнулся он, - Итак, перед вами знойная пустыня. Абсолютно голая, абсолютно безжизненная. Но! Здесь встречаются ящерицы, насекомые...
   Кто-то хихикнул, узнав монолог из старого мультфильма. Борис адресовал в сторону смеха неприязненный взгляд. И закончил:
   -Вопреки классике, страусов тут не бывает. И без них дерьма предостаточно. Но об этом позже. Вначале - покончим с географией. Навскидку, эта пустыня занимает пару тысяч гектаров и имеет приблизительно круглую форму. По периметру - скалы с откосом девяносто градусов минимум. Есть места, где угол за это число зашкаливает. То есть, вершина нависает над подножием. Зрелище аховое, будет время - прогуляетесь, посмотрите. Высота этого "забора" - приблизительно километр.
   -А почему его не видно отсюда? - спросил парнишка по левую руку от меня.
   -Это еще один вопрос, на который я хотел бы знать нормальный ответ, - засмеялся "гоблин".
   -Не понимаю, - сказал тот же парнишка.
   Я повернул голову, глянул. Это был еще совсем юнец - годков девятнадцать от силы. Тощий, нескладный, с явными проблемами по части позвоночника - очень характерная сутулость наблюдается.
   -А чего тут понимать? Сейчас я их тоже не вижу. Но точно знаю, что до них - шесть тысяч шагов. Моих и с точностью до сотни. Горы можно увидеть, когда расстояние станет примерно равным паре километров. Вы все-таки, прогуляйтесь в том направлении. Очень поучительно. Я, когда первый раз увидел их появление - натурально сел на задницу. Добротное шоу, уважаю того, кто его придумал!
   Я огляделся. После услышанного, несколько странно было видеть, что эта пустыня тянется во все стороны словно бы до бесконечности. Черт, а ведь и правда - пустыня. Солнце почти в зените... И только сейчас, я обратил внимание на жару - липкую и мерзкую, словно немного подогретая в микроволновке сырая рыба.
   "Гоблин" продолжал вещать:
   -В принципе, на сегодня мы тут уже справились. Так что - вам повезло, есть время, чтоб ввести вас в курс дела. Давайте пользоваться этим временем максимально рационально. За мной! - Борис махнул рукой и полез на ближнюю дюну. Песок шелестел под его пыльными и стоптанными армейскими ботинками.
   -Как мы сюда попали? И зачем? - дотошный паренек слева, снова обратил на себя внимание. "Гоблин" остановился.
   -Как оказались? А ты что, не понял? Ты спишь, дружище! И видишь сон! Что до того, зачем мы здесь - так это я сейчас покажу. Вот только на верхушку залезем.
   И хотя Борис обращался не ко мне, я понял - а это ведь, и правда, сон. Только не того сутулого юнца, а мой.
   Как все просто, оказывается! Понятно, почему я не удивился, что вокруг - пустыня, что я переодет в потертый желто-серый камуфляж, что нам тут пудрит мозги этот страхолюдный тип - настоящая ошибка природы! Во сне, как правило, не удивляются.
   А мы, тем временем, снова поползли наверх.
   Верхушка дюны казалась острой, будто нож. Презирая эту угрозу, Борис выбрался на нее. Иллюзия остроты распалась, из-под его ботинок потекли шуршащие ручейки желто-охряного цвета.
   -Вот, - сказал он, показывая вниз.
   А внизу... а внизу была самая настоящая боевая позиция - окопы полного профиля, пологие насыпи блиндажей, брезентовые тенты, под которыми угадывалась техника.
   -Красота! - гордо сказал Борис.
  
   * * *
   Утром я едва доплелся до ванной. Тело ныло, словно по нему всю ночь шлялся кто-то в говнодавах вроде тех, как у гнусного типа, привидевшегося мне нынешней ночью. Я залез под душ, чувствуя, что все тело липкое и неприятное; это бывает летом, когда на дворе душно и жарко, когда общее состояние природы в городе, так напоминает пустыню из моего сегодняшнего сна.
   Жена спросила:
   -Что с тобой происходило - всю ночь во сне ворочался, стонал?
   -Да, фигню какую-то видел, - безмятежно пожал я плечами.
   А сам - вспомнил, как Борис водил нас с экскурсией по позиции, показывал ДЗОТы и капониры, пулеметные гнезда, как он, напыжившись, едва не лопаясь от чувства собственной значимости, открыл перед нами толстенную стальную дверь бункера-арсенала. И только внутри этого исполинского бетонного гроба, было холодно.
   -И что? - спросили у него, - Это нам?
   -Нет, блин! Это просто музей техники под открытым небом! - воскликнул Борис.
   Я взял в руки автомат.
   Это оружие, совершенно не знакомое по дизайну, без какого бы то ни было намека на клеймо изготовителя, было невыносимо настоящим. Обшарпанный ствол, цевье с вытертой полировкой, приклад, на котором красовалось несколько глубоких зарубок. Видимо, прошлый владелец оружия метил свои боевые успехи.
   Вот как только я это подумал - немедленно проснулся.
   Жена дежурно посетовала на то, что я не забочусь о себе, а потом мы разбежались по работам. Я совершенно не запомнил день. А когда лег в постель - долго лежал и боялся заснуть.
   Как выяснилось - не зря.
  
   * * *
   Снова солнце - еще более горячее, чем вчера. Тело под камуфляжем покрылось липкой пленочкой пота, из-под майки завоняло остро и кисловато. Я подергал за нее на груди, чтобы хоть как-то проветрить. Господи, ну кто придумал, что свои запахи не могут быть неприятными? Понюхал бы он вот такое... Это же страх в чистом виде!
   Да, мне было страшно. Потому что в жизни нормальной, реальной, я не служил в армии. И уж тем более, не видел войны. Кино и книжки не в счет. Даже фильм вроде "Чистилища" - это просто картинки на экране, и просмотр можно остановить одним нажатием кнопки.
   А здесь - я даже не мог проснуться. Хотя и старался. Пыхтел, кусал себе губы, едва только не подпрыгивал на месте. Протопавший сзади Борис, сильно толкнул меня в спину - так, что я врезался в бруствер и нахватал полный рот песка.
   -Не обосрись, танцор, - проворчал он, скрываясь за поворотом окопа.
   Немногим раньше, он ничего не объяснял - просто открыл бункер и сказал:
   -Разобрали оружие, салаги! Берите только автоматы - чтоб с остальным управляться, вы не доросли еще. Хотя, нет! Прихватите по паре гранат на рыло. Только не забывайте, там есть волшебное колечко, его надо дернуть, а потом - бросить гранату. Как следует бросить!
   -А мы что, будем воевать? - робко спросил толстый мужик лет сорока.
   -Нет, мы будем танцевать и радоваться жизни! - сплюнул "гоблин" на пол бункера...
  
   * * *
   -Так, салаги! В оба глядеть! - рявкнул Борис, - Спектакль начинается.
   Лично мне, было не очень понятно, почему он так уверен. Но вот - громко и злобно защелкали затворы на оружии тех, кто был поопытнее нас. Поопытнее - это так смешно, когда говоришь о сне... но только не об этом.
   Спектакль и вправду, начался. Взвился над верхушкой дюны столб песка и пыли, и в этом сухом гейзере на нас вывалило чудовище. Нет, я не преувеличиваю. Это было что-то большое, напоминающее камчатского краба, или не камчатского, или вовсе не краба, а какое-то доисторическое членистоногое, из тех незапамятных времен, когда даже простая стрекоза, могла иметь размах крыльев в два метра.
   -Огонь! - крикнул Борис.
   Слева свистяще грохнуло, к подбрюшью твари унеслась тонкая дымная струйка, с тусклой искоркой в начале. Там - она разрослась серым облаком. Только через пару секунд - донесся грохот взрыва.
   А потом - началась пальба. Я сам не заметил, как начал лихорадочно давить на спуск своего автомата, и орать, орать, орать... То ли просто, чтобы не бояться, то ли в приступе непонятного боевого безумия.
   Тварь не успела подойти близко - две ее лапищи были перебиты. Она накренилась, стала падать на бок. С панциря, оказавшегося чуть вогнутым сверху, посыпались люди. Или нет, не люди - я разглядел тех, кто падал вниз, на песок, беспорядочно махая руками, и роняя оружие. В принципе, они были гуманоидами. Но то, что принималось за одежду с первого взгляда, было их шкурой - глянцево-черной, отблескивающей на солнце пронзительными бликами.
   Из-за бугра появилось еще много таких же существ. Они начали стрелять в ответ. Я впервые услышал, как свистит пуля. И это было так жутко, что захотелось бежать, закрыв голову руками, зажмурившись и заткнув уши.
   Спасало от паники, только то, что наш огонь отлично валил этих созданий. Просто отлично. Наверное, в моем нескончаемом вопле прорезалось немалое количество восторга, когда именно после моего выстрела, черного отбросил назад, и уложило на песок в позе истрепанной тряпичной куклы. Как и все первое, это убийство запомнилось...
   Впоследствии, я даже не пытался прикинуть, скольких удалось застрелить в очередном бою...
  
   * * *
   Впоследствии - это значит, что боев было много. Каждую ночь, я засыпал только для того, чтобы чувствовать жару пустыни, вдыхать кислый запах собственного пота, давиться пороховой гарью, глохнуть от пальбы. И убивать. Последнее, мне даже нравилось, потому что было совершенно не страшным, да и быть не могло. Я постоянно вспоминал фразу Бориса, брошенную в ответ сутулому парнишке: "Ты спишь и видишь сон!"
   Наяву, правда, было день ото дня все хуже и хуже.
   Я метался во сне, я хрипел, скрежетал зубами, а иногда - кричал. Жена просто не могла находиться рядом. Первые пару ночей, она перебиралась спать в другую комнату, на диван. На третий день - устроила серьезный разговор, в котором мне было предложено сходить к невропатологу или психиатру. Тогда я еще был вежлив, говоря "нет".
   С тех пор - понеслось: ночью, во сне, я был солдатом, стрелял и убивал. Меня уже не называли салагой; забывалось то, что наяву я не отличался ни большой силой, ни феноменальной смелостью. Можно сказать, я жил нормальной, полноценной жизнью. Утром - я просыпался, с трудом добирался до ванной комнаты, кое-как принимал душ и брился. Потом, за завтраком, следовала первая часть ссоры с женой. Она день за днем твердила, что мне надо лечиться. Я - с таким же упорством твердил, что здоров. И раз за разом, мои ответы делались все злей. Днем - была работа. Я дежурно улыбался коллегам, механистично рассказывал предмет ученикам, вполуха слушал то, что отвечают вызванные к доске, ставил оценки. Вечером приходил домой, и становился участником второй ссоры за день. Откровенно срывался, орал. Засыпали мы уже только порознь.
   Ночью - я снова воевал.
   Кажется, через две недели - жена просто собрала вещи и ушла. Я вяло пытался ее отговаривать, а у самого на уме, был только вопрос: выжил ли толстый Петр Иванович, получивший вчера пулю в живот...
   В общем, в тот день я, де-факто, стал холостяком. И почти этого не заметил.
  
   * * *
   Петр Иванович умер. И в этом сне, мы его хоронили. Обряд и процедура были скупы и просты. Тело, не завернутое ни во что, только переодетое в другой, не простреленный, камуфляж и обмытое, лежало позади оружейного бункера. Мы стали вокруг него, помолчали минуту, потом каждый бросил на убитого по горсти песка. И все. Говорить нечего, а закапывать то, что было боевым товарищем, не было смысла - за считанные часы оно исчезнет бесследно, высохнув и развеявшись невесомой белой крошкой.
   Подавлены были все. Мы как раз успели мало-мальски перезнакомиться, даже привязаться друг к другу. Можно сказать, мы становились хорошей командой. Борис сказал, что мы чертовски везучие - за две недели только трое убитых.
   И тут - снесло крышу у Антона. Этот молчаливый тридцатилетний человек казался невозмутимым и расчетливым, он первым получил на свой автомат подствольник, Борис уже два дня ставил его командиром на левом фланге...
   -Везучие? Что ты говоришь! Это охрененное везение! Я всегда мечтал, чтобы мне по ночам вот такая муть снилась! Блин... Я уже не знаю, какие лекарства принимать, чтобы перестать оказываться в этом месте.
   -Антон, успокойся, - положил ему на плечо руку тощий сутулый Ромка.
   Антон сбросил руку, и встал на ноги.
   -Кто-нибудь знает, понимает, какого черта происходит?
   -Что тебе не нравится? - спросил Борис.
   -А что мне должно нравиться? Я нормально спать хочу! Нормально! Ни в кого не стреляя!
   Борис хмуро проглотил стакан воды, и стал нехорошо, исподлобья, глядеть на Антона.
   -Да ладно, не беда. Это же во сне... - пробормотал Ромка. Еще несколько человек поддержали его коротким ропотом.
   -И что? Мне и так хватает дерьма. Знаешь, кем я работаю? Я врач-травматолог. Это значит - каждый день по нескольку потенциальных калек. Мне надо сделать так, чтобы этих калек не получилось, надо поднять на ноги каждого. К концу смены уже блевать хочется от вида стола в перевязочной, гипса, от ноющих больных... А тут - и во сне покоя нету.
   -Ты так говоришь, будто мы в чем-то виноваты, - заметил я.
   -Кто-то виноват, точно! - усмехнулся Антон. Сжал кулаки, шагнул к Борису.
   -Ты чего? - тот отставил воду.
   -Ничего. Я думаю, раз уж ты командир, то должен знать. Вот я и спрошу у тебя подробнее.
   Борис встал со стула.
   -Не глупи. Я точно так же засыпаю дома, чтобы проснуться здесь. Только, в отличие от тебя, мне это нравится.
   -Даже так?
   -А ты думаешь, что мне очень легко жить?
   Диалог не продолжился - Антон сорвался с места, и налетел на Бориса, будто коршун на наседку. Наш командир был легче и старше него, он мгновенно оказался на полу, и получил весомый пинок сапогом по ребрам. Мы бросились разнимать дерущихся.
   Антон, едва мы сдвинулись, выхватил нож, отскочил к стене блиндажа, ощерился нам навстречу. Мы притормозили.
   -Вот придурок! - хрипел Борис, сплевывая кровь из разбитого рта. Я помог ему встать на ноги. Командир скрючился, опираясь на стол.
   -Я хочу нормально спать! - крикнул Антон.
   -Да успокойся ты! - Ромка шагнул к Антону, протянул руку...
   Антон ударил его ножом в грудь.
   -Сам успокойся, - тихо сказал он. И посмотрел на нас пустыми, стеклянными глазами.
   Ромка был смешным и тихим, он боялся передовой, и потому - сидел со снайперской винтовкой где-то позади нас. Укладывая за каждый бой по десятку черных, он потом чуть ли не плакал от того, что его шкуру прикрывают другие...
   Зря Антон его убил. Мы бросились снова, молча и решительно. Антона моментально обезоружили, в несколько кулаков сшибли с ног, сапогами затолкали в угол. Он прикрывался руками и глухо охал после каждого удара.
   Я перехватил автомат за ствол, растолкал всех, и хрустко въехал прикладом ему в лицо. Он снова закрылся, но только один раз - раздробленные руки больше не слушались. Я добавил, почувствовав, как прогнулась внутрь его переносица...
   Два тела мы положили возле Петра Ивановича. Тот уже выглядел, как гипсовая скульптура, на легком ветерке с него летела пыль. Черты лица сгладились и стали невзрачными...
   Я почувствовал, что меня знобит, несмотря на жару. Отошел к бункеру, сел, прислонившись спиной к теплому бетону, прикрыл глаза.
   Зашуршал песок рядом - кто-то сел, положил руку мне на плечо. Я глянул - это был Борис.
   -Ты-то как? - спросил он.
   -Гадко своих убивать. Даже, если это только сон.
   -Понятно. Ну, отдышись. Скоро черные попрут. Хотя, знаешь, мы сегодня без тебя обойдемся. Пойди, прогуляйся. Горы посмотри, что ли - ты же их еще ни разу не видал.
   -Нас мало...
   -Хватит. Я приказываю - гуляй... Слушай, а ты мне вот что скажи: ты что думаешь насчет этого?
   -В смысле?
   -Ну, вот как ты понимаешь происходящее здесь?
   -Мне это снится. Странное дело, конечно - каждый день одно и то же. Но ученые ничего не знают о человеческом мозге, о его устройстве... Может, это какой-то новый феномен? - понес я дежурную пургу...
   -Хреномен! - засмеялся Борис, - При чем тут эта шелуха про мозг! Ты так и не понял, что мы все - настоящие люди. А общего у нас - только то, что каждую ночь мы попадаем сюда.
   Я поверил ему сразу. Наверное, просто и сам это давно понял, но не мог заставить самого себя, оформить эту мысль. Есть такие вещи, о которых проще слышать от других.
   -Но... - прошептал я.
   -Я ничего больше не знаю. Просто появляемся, воюем, день за днем, раз за разом... Зачем, почему, кому это нужно - пес его знает. А я, если честно, и знать не хочу. Мне тут хорошо.
   -Хорошо? - удивился я.
   -Да, хорошо... Сейчас объясню, не надо так глаза таращить - лопнут еще, чего доброго. Короче, вот ты в жизни кто?
   -Учитель русского языка.
   -Хорошая работа, - вздохнул Борис, - А я никто. Я просто ханурик, булдос. Просыпаюсь - хочу выпить. Ни денег, ни работы... одеваюсь, иду к магазину. Ну и начинается. К одному подойдешь, к другому... о-па, уже на полбанки есть. А потом кореш какой-нибудь подходит, тоже с копейкой... И вот так - день за днем. И ты понимаешь, у меня ведь никого нет больше. Ни свата, ни брата. Один, как перст. И держать некому, некому сказать: "Борька, прекрати бухать!" Сам не могу. Я там никто, жить мне лет десять в лучшем случае. А то и завтра не проснусь. Отравы какой-нибудь у самогонщиц возьму - и пиздец.
   Он тяжело поднялся.
   -Ты горы-то посмотри обязательно...
   Я посмотрел. За спиной гремел бой, а я стоял, задрал голову, и пялился на отвесные, ровные стены, уходящие на немыслимую высоту, черные и блестящие, как антрацит. Я разглядывал их - и не видел ни трещинок, ни случайной шальной растительности вроде лишайника, я трогал стену рукой - она была пронзительно-холодной. Она была настоящей и ненастоящей одновременно.
   Я представил себе кольцо этих стен, груду песка внутри, и сражающиеся невесть зачем армии. Это что-то напоминало. Что именно - я сообразил только на обратном пути.
   Мне представилась обыкновенная дворовая песочница - четыре некрашеные доски, внутрь которых вывален грузовик речного песка, с ракушками и камнями, с ошметками ила и ржавыми железяками. И вот, в эту песочницу приходят дети, неся своих солдатиков. Разных - пластмассовых, оловянных, может даже - картонных; людей, монстров, суперменов. Танки, боевых роботов, осадные орудия средневековья... И начинается игра в войну.
   Вот и мы здесь, как те солдатики. Только дети, все-таки, как-то объясняют свои войны. Это никогда не бывает "за просто так". У нас легенды нет. Хотя, если вдуматься, то и быть не может - разве пластмассовому Робокопу известно, почему такой же пластмассовый индеец на другом конце дощатого корыта - его враг?
   Я сел на песок и разревелся - наверное, нет ничего обиднее, чем ощутить себя солдатиком в песочнице...
  
   * * *
   Я пробовал поговорить с женой, вернуть ее. Но жизнь во сне с каждым днем все сильней отучала меня от реальности. Да, собственно, я уже просто не знал, что из двух моих существований - более взаправдашнее. Нормального разговора не получилось, я вернулся домой в раздрае, а потом - срывал злость уже во сне, в первом ряду рукопашной с прорвавшимися черными. Вблизи они были вовсе омерзительными, похожими на сростки маленьких шариков, собравшиеся в человекообразный силуэт.
   В этой рукопашной меня впервые ранили.
   Мы сбежались с одним из черных, немного в стороне от массы боя. Я ударил примкнутым штыком, он уклонился, и резанул меня по груди длинной саблей. Я успел сбить лезвие вниз, и оно прошло вскользь по бедру. Нога мгновенно онемела.
   Вторым ударом я его все-таки достал. Пробил горло, и, раздувая ноздри, смотрел, как хлещет из раны совсем ненатуральная, темно-коричневая кровь. Противник будто бы истекал горячим шоколадом.
   Тут шок прошел, я взвыл от боли и упал на бок. Зажал руками рану, и в ужасе ощущал липкие ручейки между пальцами.
   Меня кто-то подхватил, оттащил, стал перевязывать. Я ревел благим матом вперемешку с матом обыкновенным, отталкивал руки с бинтами. Меня держали, кричали в ухо что-то успокаивающее. Потом - врезали по голове, я отрубился и в бессознательном состоянии, оказался в своей спальне.
   Разлепив глаза, я уставился в потолок. Губы спеклись в хрустящий рубец, язык заполнил весь рот, и казалось, что его сделали из ваты вперемешку с толченым наждаком. Надо было попить. Я стал подниматься на ноги...
   Боль в правом бедре, швырнула меня на ковер, как удар кувалдой. Я завыл, прикусил губу, а когда отважился глянуть туда, где болело - увидел рану. Она не кровоточила - просто длинная глубокая канава, затянутая бурой пленкой.
   До кухни я все-таки добрался. Опираясь на раковину, выдул три стакана холодной, отдающей хлоркой воды, и сел прямо возле мусорного ведра, чувствуя в животе свинцовый желвак еще не впитанной организмом жидкости. И сделал попытку здраво оценить происходящее. Лучше бы и не старался. Как только осознал, что мои раны во сне - остаются и здесь...
   Кажется, я кричал и наверняка - лупил кулаком в стенку. Потому что, едва закончилось умопомрачение, я увидел раздолбанные в кровь костяшки. Шевелить кистью было очень больно. Но вроде, обошлось без перелома.
   Значит, кто бы ни появлялся в той пустыне - он появлялся там по-настоящему. И умирал тоже не в шутку. Значит, вполне возможно, все застреленные мной черные - тоже жили в каком-то другом месте Вселенной, тоже знали что-то еще, кроме этого песка и войны. Значит, по-настоящему умерли и Ромка, и Петр Иванович...
   И Антону я тоже вполне жизненно проломил голову.
   Выпитую воду я выблевал. Тупо посмотрел на мокрый линолеум, пополз за тряпкой в ванную...
   Нога перестала болеть быстро. Рана, правда, никуда не делась. Чтобы она не мозолила глаза, я забинтовал ее. Теперь можно было нормально двигаться, если не задумываться о том, что там, под повязкой и джинсами. Иначе - чисто машинально хотелось хромать, или вовсе перемещаться на трех здоровых конечностях...
   Этой ночью, я не заснул - отчаянно цеплялся за бодрствование, ходил варить пронзительно крепкий кофе, выпил его столько, что сердце стало натурально прыгать в груди.
   Следующий день прожил, как зомби. И как ни пытался еще удержаться от сна - не смог, провалился в его бездонную яму.
  
   * * *
   Борису я заехал в морду сразу, как он оказался на расстоянии вытянутой руки.
   -Ты что, офонарел? - крикнул он.
   -Ты ведь знал, что все по-настоящему! Что все погибли навсегда!
   -Не ори, - уже спокойно ответил он, - Конечно, знал. И что это меняет?
   Не успев раскрыть рот, я понял: ничего. Вообще ничего. Потому что мертвых не вернуть, живым знание правды никак не поможет. А может, эти самые живые, узнав правду, проломят мне башку, как несколько дней назад, я проломил ее Антону. Так, просто, по закону воздаяния...
   -Я ненавижу все это. И тебя ненавижу.
   Борис пожал плечами.
   -Да какая мне-то разница? А что до этого, - он повел рукой вокруг себя, - Так вот: я же говорил, как я живу там. Мне нравится здесь, здесь я человек. И за то, что я человек, а не животное, я тебе горло зубами перегрызу.
   Он не шутил, а я был раненым и слабым. Здесь нога болела, я почти не мог ей шевелить. Но, правда, чувствовалось, что боль проходит. Все правильно - те безумные дети, у которых мы служим солдатиками, тоже не любят, когда игрушки ломаются.
   Борис ушел, я лежал на спине, уткнувшись взглядом в бревна наката. Было жарко и мерзко. Пахло пустыней - я только сейчас обратил внимание, как это отвратительно. Что-то, похожее на сухую штукатурку, но более затхлое и душное, терзало мое обоняние. А я лежал - и ненавидел Бориса.
   Через несколько часов, начался бой. К этому времени, я уже мог ходить. Я доковылял до бруствера, и стал убивать черных. И в бою мне было плевать, по-настоящему они живые, или только выдумка, сон. Стоял вопрос - кому жить, им или мне. Альтруизм шел лесом, или, учитывая специфику места действия - отправлялся долгой дорогой в дюнах. Ну, и еще нюанс: пока я стрелял в черных - мог удержаться от того, чтобы не всадить очередь в Бориса.
   А когда бой кончился, я смог только уронить автомат. И тут же - проснулся.
   Когда прошла традиционная ломота в теле, я позвонил на работу, сказал, что отравился и не приду. И засел в кухне, давясь горьким гранулированным чаем - больше дома ничего не было, а выходить я не собирался.
   Я твердо решил: Борису не жить. И плевать, что будет потом...
  
   * * *
   Мне никогда больше не снилась песочница.
   Этой ночью, я просто провалился в черное забытье, а вернулся из него свежим, как огурчик. Долго не мог привыкнуть к этому состоянию. Каким-то чудом, отработал день так, что никто не заметил, что я готов тронуться...
   Ночью приснилась жена. Проснулся в слезах, на мокрой подушке, с прокушенной губой.
   Еще три ночи - никакой пустыни и стрельбы.
   На четвертый - я пошел разговаривать с супругой. Она выслушала меня, пристально посмотрела в глаза. И - обещала подумать...
   В субботу, я пошел в некогда любимый бар. Там, как обычно, играл живой блюз, и я проторчал до закрытия. Пил пиво, смотрел, как по грифу бегают пальцы гитариста.
   По пути домой вспомнил, что там совершенно нечего есть. Попросил таксиста остановиться возле ночника, заскочил в магазин, забросил в корзину, что первое попало под руку. Сейчас перекусить - сойдет.
   На выходе - меня остановил затрепанный и грязный мужик.
   -Командир, можно обратиться?.. - он осекся.
   А смотрел, и не верил глазам. Это был Борис.
   -Ну, обратись, - проговорил я.
   Он поскреб темной пятерней сальные волосы...
   -Вот оно как... Давно тебя не было. Не спрашиваю, как ты смог.
   -Я сам не знаю. Может, просто - забыли или потеряли...
   Он кивнул, но кажется - не поверил.
   -Как дела-то?
   -Да нормально, - пожал я плечами.
   Я прислушался к себе. Ненависть отсутствовала. То ли я "сдулся", то ли просто - этого Бориса, нельзя было ненавидеть. Жалеть, презирать, испытывать еще хренову тучу уничижительных эмоций... но только не ненавидеть.
   -Ладно, удачи, - я развернулся к выходу.
   -Э! На бутылку дай! - в его голосе прорезался знакомый металл.
   Моя рука дернулась было к карману... застыла.
   -Нету, - ответил я, и торопливо вышел вон...
   (август - декабрь 2005 года).
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"