Пирус Анна Сергеевна : другие произведения.

"Ведьма из Карачева" Глава семьдесят вторая: "Под немцем"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...Началась и третья наша зима под немцем... И весё-ёлые они тогда еще были, всё пели-распевали. Бывало, приду к ним в хату убирать, а они свистять... как соловьи! И что за манера была такая... свистеть? Оглушуть прямо. А как-то начали мне объяснять: скоро, мол, помешшыки в Россию приедуть и управлять вами стануть. Ну, а я возьми да скажи: - Еще курочка яичко не снесла, а вы уже яишницу себе жарите? Рассмеялися даже... "Мария-политик" меня называли: - Вот, Мария, скоро мы Волгу перейдем, в Волге выкупаемся, - скажуть так-то да еще и покажуть: спинки, мол, полотенчиком утрём, - и дальше, на Баку... А я погляжу-погляжу на них так-то, а сама и подумаю: "Ишь, разбрехалися!.. Подождите-ка, бываить так наши спинки вам потруть, что и до дому не добягите!" А вслух и пробурчу: - Россия мно-ого войн пережила. Еще неизвестно, будете ли купаться в Волге? - Ну, что ты, Мария! - засмеются опять. - Русским капут! Но, видать, рано смеялися. Через какое-то время ка-ак начали спинки им наши тереть, как начали!.. Тут-то они сразу и смеяться перестали...
  Вторая зима под немцем тоже была моро-озная, холод лютый стоял. А тут ишшо и тиф начал свирепствовать, заболела им сначала соседка наша Мария Васильевна Собакина...
  Ну, да, она ж после расстрела сестры и дочки так плакала, так убивалася, что у нее даже жар приключился, ну, мы и подумали, что это от переживаний, а оказалося - тиф.
  Отвезли ее в больницу, а немцы, которые караулили её хату после расстрелов и обычно там сидели, сразу повесили табличку на дверь: тиф, мол, и в хату больше не совалися, а только возле ходили.
  
  Ну, увезли Марию Васильевну в больницу, а дети-то её осталися!.. Гале тогда годика три всего было, Витьке - пять. А кормить-то их кто будить? А печка-то в хате не топленая! Думаю так-то: за одну ночь они там померзнуть! Да и голодные ж цельный день... Что делать? Душа моя изболелася по ним!
  Ну, к вечеру оставили немцы только одного часового, и часовой этот пожилой оказался. Подошла я к нему, киваю на хату да говорю:
  - Пан, киньдеры ж там!
  Нет, не пустил... Правда, не то, что строго, винтовкой там... но не пустил. На часах же стоить!
  Тогда мы с Динкой что удумали: спустилися в овраг, потом по горке вскарабкалися к их дому... он же как раз на краю оврага стоял, а часовой хо-одить себе! Ну, можить, и увидал нас, да сделал вид что не заметил... Знал же, поди, что дети там, в холодной хате плачуть!.. Вот мы и забралися в дом через окно, и выташшыли их.
  Принесли к себе. Посняла я с них одежду еще в коридоре, - тиф же, не дай Бог и наши... Все посняла, а вот чулки на них и осталися, можить, в них-то и было что...
  Посадили их на печку, отогрели, накормили. Уснули они... а ночью гляжу: жар и у них! Сначала у Гали, потом у Вити... Ну, думаю, простудилися все-таки. А потом и бредить они начали. Что делать?.. Утром - к доктору. Пришел тот:
  - Тиф! Сейчас же в больницу.
  А к вечеру смотрю: ты захныкала, потом - Лора, Ида...
  Ну, началося!.. Виктор вначале еще храбрился, а потом пошел так-то на кухню, да и ударился без памяти!
  И вот что теперь: этих двое, своих четверо... Да наняли с Динкой лошадь, положили вас: сюда три головы, туда три... и отвезли в больницу.
  
  А в больнице ж тогда медсестер вовсе не было, вот и осталася Динка за вами ухаживать, а я побежала в баню денифекцию проходить...
  Дезинфекцию, говоришь?..
  Ну, может и дезинфекцию, но тогда-то, как пройдешь эту денифекцию, так тебе сразу табличку красную и дадуть: "Тиф!". Потом повесишь ее на хату, и уже немцы в неё не сунутся. Вот я скорей-скорей да за этой табличкой. Прихожу. Стоить немец, отнимаить белье на прожарку и даёть тебе таз воды чуть теплой... А баня-то ну со-овсем не топленая! Вот я и спрашиваю его на пальцах:
  - Долго ли будут белье жарить, пан?
  Нет, ничего не ответил и вышел. Ну, ладно... Осмотрелася я чуть, вижу: старушка сидить... и аж синяя вся стала, совсем замерзаить! Чем помочь?
  - Возьмите, - подаю ей таз, - хоть воду мою тёплую.
  - Да что ж мне вода-то твоя? - колотится вся. - Намочуся ею, а она сейчас и замерзнить на мне?
  - Ну хоть руки в ней погрейте...
  А сама тоже дрожу!.. сил нетути. Да как начала стучать в стенку!.. Вотон, пришел немец, ругается по-своему. Я - к нему:
  - Что ж ты поморозил-то нас вовсе? Вон... матка совсем богу душу отдаёть!
  А он только и махнул на нее рукой: матке, мол, все равно капут... И что ж ты думаешь? Мою одёжу вскорсти принес, а ее и нет... Живой ли она оттудова выбралася? Уж и не знаю...
  А я схватила свою прожарку, натянула скорей на себя да за табличкой этой. Пришла домой, повесила ее на угол, и уже ни один немец в хату нашу больше не сунулся.
  
  Осталася, значить, Динка в больнице за вами ухаживать, а мне-то кормить вас надо? Там же вовсе ничего не давали.
  И вот что? Насбираю тряпок разных да в деревню с ними. Наменяю их на картошку, свеклу, капусту и пру всё на себе. Принесу, сварю, да к вам... а вы уже и ждете. Поедите, а я опять в деревню. Да ра-аненько выходила, чуть зорька занималася, а то немцы проснутся и поймають. Да и пристрелить могли, партизан же всё боялися.
  
  Выручили нас и тогда тряпки эти. У себя в хате я все поободрала и совсем она пустая стала, потом у Марии Васильевны шторки с окон посняла...
  Ну, да, ведь еще и до войны недостаток этих тряпок был, а уж в войну-то!.. Что ни принесешь в деревню, всё хватали. За старый фартук и то что-нибудь, да выменяешь: бураков каких, картошки ведро или полведра. Где сколько дадуть... Хлеба, говоришь?
  Да ну! О хлебе тогда даже и не говорили, и не думали. До хлеба ль было? Щи да картошка постная в такую сладость вам казалися!
  
  А сама... Сколько раз, бывало, так и вовсе голодная оставалася. Это ж надо было столько человек прокормить!.. И вот день по деревням мотаешься, а ночью от бомбежек прячешься. Раз так-то начали бомбить, побежала я в подвал прятаться, да споткнулася... да и упала на пороге. А как раз перемежилося что-то, самолеты, видать, разворачиваться полетели, вот я на пороге этом и заснула сразу. Да так и проспала, пока не отбомбили, и этот порог подушкой пуховой показался. Во как, милая...
  
  Но выкрутилася, выходила вас, да еще и к чужому не притронулася. У Марии Васильевны-то в подвале два мешка свеклы оставалося и картошки столько же, и вот, когда крепко лихо стало, решила я: полезу-ка, буду брать понемногу... они ж тоже в больнице этой, их же тоже кормить надо! А потом и одумалася: что ж это я наладилася? А вернется она с детьми... больная, слабая... ни продать, ни обменять не можить, они ж на моих глазах с голоду помруть! Вот и не тронула ни картошки ихней, ни свёклы...
  
  И Бог дал - все вы выздоровели!
  Только горе одно: ты онемела. Совсем ничего не говорила! Плачем, бывало, с Динкой, убиваемся: немой теперь девка останется! А там доктор до-обрый такой был, заботливый и всё успокаивал нас:
  - Не волнуйтесь... Отойдет она, заговорит!
  И, правда... Сидишь ты раз на окне... и вдруг слышу я:
  - Мячик!
  Подбежала к тебе, а ты улыбаешься и рукой на улицу показываешь на мячик этот. Вот и слава тебе, Господи!
  Вначале, правда, плоховато мы тебя понимали, а потом все лучше, лучше слова выговаривать стала, а через месяц и вовсе заговорила.
  
  Началась и третья наша зима под немцем...
  И весё-ёлые они тогда еще были, всё пели-распевали. Бывало, приду к ним в хату убирать, а они свистять... как соловьи! И что за манера была такая... свистеть? Оглушуть прямо.
  А как-то начали мне объяснять: скоро, мол, помешшыки в Россию приедуть и управлять вами стануть. Ну, а я возьми да скажи:
  - Еще курочка яичко не снесла, а вы уже яишницу себе жарите?
  Рассмеялися даже... "Мария-политик" меня называли:
  - Вот, Мария, скоро мы Волгу перейдем, в Волге выкупаемся, - скажуть так-то да еще и покажуть: спинки, мол, полотенчиком утрём, - и дальше, на Баку...
  А я погляжу-погляжу на них так-то, а сама и подумаю:
  "Ишь, разбрехалися!.. Подождите-ка, бываить так наши спинки вам потруть, что и до дому не добягите!"
  А вслух и пробурчу:
  - Россия мно-ого войн пережила. Еще неизвестно, будете ли купаться в Волге?
  - Ну, что ты, Мария! - засмеются опять. - Русским капут!
  Но, видать, рано смеялися. Через какое-то время ка-ак начали спинки им наши тереть, как начали!.. Тут-то они сразу и смеяться перестали.
  
  Одно утро подхожу к своей хате... и что-то тихо, не слышно говору ихнего. Что это с моими немцами, ай, померли?.. Открываю так-то дверь... не-ет, живые сидять, но никто не свистить, никто не поёть.... Господи, да что ж такое?
  А тут выходить один... Хорошо-о он к вам относился, всё, бывало, так-то по конфетке какой вам сунить... Такие конфетки у них были цыбриками, так вот как раз он выходить и говорить:
  - Матка, капут нашей армии... Аллес немцев окружили русские, - объясняить, - и капут*.
  - Ах, - качаю головой, - жалко-то как...
  А сама думаю: пралич вас всех побей, так вам и надо!
  Да подхватилася и к бабам: радость-то какая! Так Шура, что рядом жила, на что старая была... ноги у нее всё болели, так и она как начала танцевать! Кто петь, кто - на коленки и Богу молиться!
  Вот и началося тут у немцев: раненых сразу понавезли, злые они стали, как собаки и спорить я с ними бросила, а то, думаю, ишшо как-нибудь и пристрелють, останетеся вы одни.
  
  Ну, а к весне...
  Помню, выйдешь зарею, приложишь к земле ухо-то...
  Гу-удит земля наша от орудийных выстрелов!
  Ну, можить, снаряды эти и где-то за сто километров рвалися, но нам всё ж думалося: слава Богу!.. пошли наши в наступление! Друзья! Электронную или печатную книгу 'Ведьма из Карачева' можно заказать по ссылке https://ridero.ru/books/vedma_iz_karacheva/ Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много моих фото пейзажей. http://galinasafonova-pirus.ru
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"