Пирус Анна Сергеевна : другие произведения.

И только потом прости!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Конец 1991-го. Прилавки магазинов пусты, а тут еще с первого января должны "отпустить цены". Что будет? Но уже через пару месяцев... (Из дневника):"...И вот тогда, при непривычном для нас изобилии продуктов и товаров, мои детям захотелось подзаработать. Дочка была корреспондентом в демократической газете, не получавшей субсидий по сравнению с "рупором партии "Рабочим", который содержало наше местное коммунистическая власть и, естественно, получала очень мало, сын - студентом, и при таких копеечных "зарплатах" на это, вдруг открывшееся изобилие, им можно было только поглядывать. Вот и решили попробовать съездить в Киев на толчок с появившимися у нас мягкими итальянскими сапожками "Симодами". Съездили. Получилось. Поехали еще..." "Ну, как мне к этому относиться? Раньше-то такое было "уголовно наказуемо"... Помню, как маму сколько раз забирали в милицию за то, что шила одеялки и продавала на базаре, чтобы нам хлеба купить, а теперь перепродажей занимаются многие, - разрешили для выживания..."
  Вроде предисловия - из дневниковых записок:
  Итак, первое января 92-го.
  Иду в магазин, чтобы узнать: как, что там после отпущенных цен?
  Ба-а, даже колбаса появилась! Но цена!.. От радости что ль взбесилась, отпущенная-то? Как раньше писали в газетах: 'с таким же периодом прошлого года...' творог подскочил... ('кость на кость, кость долой...') в 33 раза, сыр колбасный - в 26, сырки плавленые (любимая закуска 'на троих') - в 20... придется теперь тройкам закусывать рукавами курток.
  - И цены теперь свободные, и покупатели, - шутит за прилавком продавщица: - Подошел, посмотрел и-и свободен.
  А что в хлебном? Так-так, хлеб подорожал втрое, булки - впятеро. Какой-то мужик покупает бублик, сует в сумку, смеется. Еще б не смеяться! Только юмор и может теперь спасти при виде цен!
  А как овощи? Слава богу! Прежние цены на морковку, свеклу и картошку. Правда, кроме них ничего больше и нет, но зато есть портвейн в трехлитровых банках.
  Веселись народ!
  
  А меж тем реформаторы, - Гайдар, Бурбулис, Чубайс и иже с ними, - готовят указ о ликвидации убыточных колхозов, о приватизации промышленных предприятий.
  И это значит, что крестьянам и рабочим с этих 'тонущих кораблей' надо спасаться.
  А как, куда? Чем заняться без денег, опыта? Ведь годы социализма убили в людях всякую инициативу и теперь скольким не выплыть из бурных волн 'развивающихся рыночных отношений'!
  
  Ельцин, разъезжая по областям, просит: 'Пожалуйста, потерпите! Пожалуйста, поддержите свое правительство, Президента!'
  Сегодня стояла в очереди за хлебом и слышу:
  - И сколько ж нам иишо терпеть-то? - старушка позади пищит.
  Обернулась, улыбнулась:
  - Думаю, годика два.
  Доверчиво посмотрела в глаза:
  - Ну, что ж, потерпим. Хоть и хочется... колбаски-то.
  И пока народ терпит, не бунтует, - не хочет утратить последние надежды? - хотя и пытаются поднять его на 'праведную борьбу' коммунисты, - митинговали вчера с красными стягами и портретами любимых вождей и в Москве, и в Питере.
  Конечно, размахивать знаменами намного легче, чем хотя бы элементарно накормить народ.
  
  (Через два месяца.)
  После того, как цены взбесились, в троллейбусах и поездах было, как на митингах!
  А сейчас - тихо. Так, только иногда кто-либо начнет поругивать правительство, но лениво, 'не в голос'. И потому, что в магазинах все можно купить. Да, дорого, баснословно всё дорого, но есть же, есть! Колбасы разные, рыбка красная, баночки импортные с пивом, конфетки-батончики... А тряпок сколько! Выбирай, что хошь!
  И торгуют-то всем этим ребята крепкие, румяные, 'круто' одетые. Вот и дети мои тянутся за такими.
  Да, хочется им жить 'круто'. И труднее приходится, чем мне - в свое время. Я-то и богатых не помню... ну, правда, жили рядом с нами Бариновы, которые ели булки тогда, когда мы гопики жарили из мерзлой картошки. А мои детки каждый день, каждый час слышат и видят 'буржуев' по телевизору и в жизни, вот и хотят подтянуться до них, а сын покупает даже регулярно газету 'Коммерсант'.
  Да, видно наступает пора для людей деятельных, практичных, пусть и наши...
  
  Прихожу домой. Дочка и сын сидят в зале, обложенные итальянскими сапожками.
  - И сколько купили? - интересуюсь.
  - Двадцать одну пару, - улыбается сын.
  Значит, поедут... Поедут в Киев продавать.
  
  И вот об одной из таких поездок - мой рассказ.
  
  И ТОЛЬКО ПОТОМ ПРОСТИ!
  
  Незадолго до Нового года дочкин поклонник помог достать ей аж тридцать пар 'Симодов', но сын не смог с ней поехать, и пришлось собираться мне... да и узнать хотелось: через что проходят дети?
  В дороге Галя все успокаивала: не бойся, мол, не волнуйся! А у меня и впрямь томилась, ныла душа, и чуть успокоилась лишь там, на верхотуре Киевского стадиона, когда начали продавать сапожки. Правда, вначале их все не покупали и не покупали, а тут еще стали мерзнуть руки, ноги, но к одиннадцати народ повалил и мы сразу продали три пары, а потом толпа так начала нас крутить, что даже жарко стало. И тут подошел парнишка симпатичный:
  - Надо платить... - и при-истально так посмотрел в глаза.
  - Сколько? - сразу сообразила дочка.
  Окинул нашу сумку взглядом:
  - Двести.
  - Может, и с меня еще потребуете? - не стерпела я.
  - Да, и с вас, - взглянул на свитер, который сама вывязала и вот...- С вас сто.
  Но мы сразу не сдались:
  - У нас еще нет денег, ничего не продали, соврала я. - Может, позже?
  Хорошо, он подойдет позже.
  И подошел паршивец! Но мы решили идти напропалую:
  - Так мы же отдали уже! - Галя состроила удивленное лицо. - Второй раз, что ли, платить?
  - Как отдали? - удивился.
  - А вот так... Подошел какой-то Юра и взял, - сообразила и я. - Молодой человек, вы хотя бы договаривались меж собой, нельзя же так.
  И он поверил... а, может, и не поверил, но только в третий раз не подошел.
  
  Не сказать, что наш товар шел нарасхват, но часам к двум продали семнадцать пар, а потом - как заклинило! Часа полтора простояли и - ни одной! Что делать? А базар уже так поредел, что по сути, одни продавцы и остались. А тут еще стало холодно, задул ветер да и есть захотелось. Прошлись по кругу, спустились на трибуны. Сели, достали термос, разложили яички, нарезали батон. Хоть и зябко было, но все ж - наконец-то! - сидели и ели. Фик с ними, с этими оставшимися 'Симодами', дома продадим. А потом...
  Потом всё как-то закружилось, завертелось стремительно.
  
  Отдохнув, спустились вниз, к воротам стадиона, - там еще толпился народ, - прошлись меж торгующих.
  - Давай попробуем остальные продать, - предложила.
  - Да ладно. Пусть остаются, - устало засопротивлялась дочка.
  - Ну, чего ты? Давай...
  И попробовали. Как-то сразу нас окружили, расхватали оставшиеся сапоги за полчаса.
  Уже в сумерках повесила мне Галя на пуговицу бумажку 'Меняем купоны' и пошли с ней туда, к воротам... Да, а когда она считала купоны, то отошли мы с ней в сторонку, к ступеням стадиона, где недалеко стояли две легковые машины и одна из них была уже заведена, но не уезжала. Так вот, она считала, а я стояла рядом и все поглядывала на ту дымящую машину. Потом она отъехала вперед, остановилась, и шофер стал тоже поглядывать на нас, а рядом с ним кто-то сидел в коричневой куртке, спиной к стеклу... широ-окой такой спиной, и еще у меня мелькнуло: 'А что если они следят за нами'? Ну вот, сосчитала дочка купоны и с запиской на пуговице, - 'Меняем купона' - пошли мы туда, к воротам. Довольно скоро подошли двое:
  - Сколько менять будете? - спросил парень в черном пальто. - Двадцать сможете?
  - Сможем и больше, - тихо ответила Галя.
  - Больше? - удивился тот, что был в коричневой куртке. - Ну, тогда давайте отойдем в сторону.
  И мы отошли к какому-то прилавку. Дочка и 'коричневая куртка' стали считать, а 'черное пальто' заговаривать со мной и я еще подумала: 'Ничего, вполне интеллигентные ребята'. Но тут подскочили к нам еще двое. Высокие, здоровые!
  - Вы что тут делаете? - сунулись к считавшим. - Запрещено менять на улице.
  Сейчас вспоминаю: наши-то менялы ведь ничего им не ответили! А я выпалила:
  - Мы и не меняем. - И как сообразила? - Мы долг отдаем.
  Не помню как, но всё же отскочили мы от тех верзил за ворота стадиона, остановились и снова Галя и тот, что в коричневой куртке, стали считать. Но опять настигли двое:
  - Нельзя. Запрещено.
  Как-то оказались мы еще дальше от стадиона, возле строеньица кирпичного с колоннами, и дочка с 'курткой' снова начали пересчитывать, а я... А мне тот, что в 'черном', сунул в руки пакетик с уже сосчитанными деньгами и сострадательно сказал:
  - Да, это мужество надо иметь, чтобы вот так, на ветру, весь день торговать.
  - А что ж вы думаете? - доверилась сразу: - Конечно!
  А еще спросил: откуда мы, что продавали? И я бы рассказала, но тут дочка шепнула: помолчи, мол, считать мешаешь. И я замолчала, подав знак и тому, что сочувствовал: тише, мол, не будем мешать. И стояла рядом с дочкой, и держала в руке мешочек этот... Ну, что б пересчитать в нём деньги? Нет, полностью доверилась им... да, наверное, и не смогла бы уже рассмотреть купюры, если б и попыталась, - стало почти темно.
  
  Вот интересно, никак не вспомню момента, когда дочка взяла этот пакет у меня! Не вспомню и того, как отходили от нас менялы, - наверное, потому, что снова подскочили те двое, стали пугать, - но отчетливо помню, как она вдруг остановилась с раскрытым пакетом в руке и тихо сказала:
  - Мам, нас кинули.
  - На сколько?
  - На тридцать пять тысяч. - И губы ее задергались, стала растерянно оглядываться: - Куда ж они скрылись?
  И те верзилы слышали её слова, они еще топтались тут же, рядом, и только когда я потянула дочку за рукав - пошли, мол, пошли - сразу исчезли.
  
  И опять не помню, как дошли до метро, как спускались, как ехали, как сунул нам кто-то в руки листки с религиозными текстами... только помню: страшно было за дочку, потому что она все молчала, - словно застыла.
  А потом вышли мы из метро к вокзалу. И было уже совсем темно. Галя вынула оставшиеся купоны:
  - Подожди, надо обменять...
  Я же потянула её за руку: не надо, мол, не надо! А она заупрямилась с каким-то отчаянием, со слезами на щеках. Потом подошла к высокому мужчине с бородкой, что-то спросила... потом отошла с ним к освещенному окошку вокзала, стала отсчитывать купоны, он - рубли, а меня кто-то слегка толкнул в плечо. Оглянулась. Милиционер! Плечом начала оттеснять его в сторону от окошка, а он гро-омко так заорал:
  - Вы что меня толкаете, женщина!
  - Это вы меня толкаете! - выкрикнула почему-то и я.
  Но он все же ступил к окну, сунул голову через плечо бородатого мужчины:
  - Чем вы тут занимаетесь? - опять закричал.
  Дочка выпрямилась, вымученно застыла, а мужчина обернулся к милиционеру:
  - А вам какое дело?
  - Я имею право против таких, как вы, - и взялся за дубинку - применять вот это!
  - Может, еще и автомат? - в упор спросил тот.
  - Да, и автомат! - снова выкрикнул 'страж порядка'.
  А дочка всё так же стояла и только смотрела на них. Тронула ее за руку:
  - Галь, пошли...
  Она вроде и не услышала меня, но потом мы почти побежали в вокзал, - спрятаться б, затеряться среди людей и от этого милиционера, и от всего того, что случилось! Но вдруг она метнулась к какому-то парню.
  - Что ты? - догнала ее.
  - Билеты надо...
  - Господи! Какие еще билеты? - запричитала. - Милиционер сейчас...
  А она уже держала билеты в руке:
  - Как раз два, как раз купейные, - и отвернулась к стене, полезла за пазуху, достала деньги, чтобы отдать перекупщику.
  И снова почти побежали по вокзалу, в темном уголке нашли свободные места, сели.
  И вот тут-то я затараторила дочке на ухо: да хрен с ними, с деньгами этими!.. да слава Богу, что живы остались!.. ведь эти бандиты все равно нас не отпустили б, узнав, что у нас деньги!.. это они были, те, что в машине сидели. И сыпала всё это для того, чтобы как-то заговорить ее, чтоб забросать словами, чтоб ушла она от отчаяния.
  Ну, а вскоре отправлялся наш поезд.
  
  К своему вокзалу приехали в половине третьего ночи и с поезда сошел с нами только один мужик, а мне снова стало жутковато и от пустого тёмного вокзала, и от этого мужика, который не уходил и сидел неподалеку от нас, и от безлюдных улиц, по которым надо было идти искать такси.
  - Давай на вокзале останемся до утра, - тихо уговаривала дочку.
  Но она не хотела. И тогда всё же пошли по этим чуть освещенным улицам, припорошенным снегом, и я все оглядывалась и оглядывалась: не идет следом тот мужик? А дочка твердила, как заклинание:
   - Здесь я ничего не боюсь. Здесь нас никто не тронет.
  И предлагала даже идти до дома пешком, если не найдем такси. Но оно замелькало. Остановили, сели. Было тепло, уютно и рядом с шофером сидела молчаливая девушка... словно манекен.
  
  И вот сколько времени прошло, а я все не могу... ни-икак не могу!.. простить тем двоим и симпатичным, что так зло нас 'кинули'.
  Раньше засыпала с молитвой, в которой были такие слова: 'Господи, прости всех грешных!' А теперь прибавляю: 'Но пошли нашим обидчикам вот такую кару: пусть живут и терзаются, сознавая своё падение, вину, - грех! - и пусть потом покаются! Господи, накажи их вот так и только потом прости'.
  
  Дорогой читатель!
  Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много моих фото пейзажей. Веб-адрес для поисковых систем - - http://galinasafonova-pirus.ru
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"