Аннотация: С наступающим Новым годом, дорогие мои!
Он только что дочитал одного из 'мастеров советской прозы', пришёл к нам и я слышу:
- Как же они врали эти советские классики!.. и как же посредственно писали.
- Ну, зачем же тогда читаешь их! - проворчала - Не надоела эта примитивная социальщина? Ведь человек и так интересен... и вне социального контексте, а просто сам по себе.
Вроде бы и согласился... Но знаю: недавно прочитал роман начала двадцатого века 'Голубая звезда' Бориса Зайцева, который ему подсунула и в котором герои как бы вне 'среды обитания', а просто: инженер, доктор, поэт... и не принял:
- Как же так? - недоумевал. - Автор не пишет, где они живут, когда?
Вот такой раздрай с другом...
А вот моя зарисовка просто о человеке... 'не в контексте' так сказать, а просто...
Теперь он работает одним из жокеев на радиостанции, и эти слова из шлягера в ту пору были его гимном:
Какой прогноз, дожди или туманно?
Не ждет ли нас нечаянно беда?
Тебя, как извержение вулкана,
Я предсказать не в силах никогда...
Миша Анисимов...
Вот уже больше десяти лет три раза в год звонит мне, поздравляя или с днем рождения или с восьмым марта, с днем телевидения...
Главней всего погода в доме,
А всё другое - суета.
Есть я и ты, а всё, что кроме,
Легко уладить с помощью зонта...
А тогда приняли его к нам оператором по монтажу. Невысокий, плотненький, круглолицый, светловолосый... был он какой-то овальный, словно только что созревшая слива с ещё сизоватым налетом, но который тут же, под пальцами, может исчезнуть, - только прикоснись!
И за три года, что знала его, нисколько не изменялся, оставаясь в этой своей незащищенности, спокойно и без видимых эмоций относясь к разным злым всплескам, от кого бы ни исходили.
Скажи мне всё, а если будет поздно,
То виноваты будем только мы...
В первый же день мы должны были монтировать передачу и я, больше чувствуя, чем замечая его волнение, не заводилась из-за его ошибок, промахов, стараясь быть терпеливой и улыбчивой, а когда, наконец-то, закончили монтаж, то, слегка приобняв, поцеловала в щечку, поздравила с 'дебютом'.
Вот и всё...
Но с того самого дня он вроде как прирос ко мне.
Кого во мне увидел?
Но наши монтажи для него стали чем-то вроде праздников, - готов был оставаться у мониторов и внеурочно, и до полуночи, помногу раз переделывая склейки и лишь приговаривая:
- Ничего, ничего страшного... Сейчас переклеим, вы только не волнуйтесь...
И, мурлыча своё любимое: 'Ва-ажней всего погода в доме, всё остальное - суета...' терпеливо принимался... в который раз!.. переделывать очередную склейку.
Такой стойкой и безропотной 'мужской' преданности не помню ни в ком из своих поклонников!
Когда наши графики работы совпадали, всегда поджидал меня, чтобы вместе пойти к троллейбусу; когда я, в ожидании эфира, почитывала в своём кабинете, то непременно приходил 'поболтать'... Кстати, по поводу этой его привязанности мои подруги-коллеги даже перешептывались (знаю!), но я ничего им не объясняла, раз и навсегда решив: раз нужна этому пареньку, то пусть себе потешаются, а я постараюсь просто не замечать их нездорового любопытства.
Есть я и ты, а всё, что кроме,
Легко уладить с помощью зонта...
Конечно, странной 'парой' мы смотрелись: ведь Мише тогда было двадцать два, а мне - за пятьдесят. Иногда, когда вместе спешили к троллейбусу, словно со стороны окидывала нас взглядом, - стройную пожилую женщину, одетую 'просто, но со вкусом', и присадистого паренька в простенькой куртке, - и мелькало: ну что между нами общего?
Ан, нет: что-то притягивало его ко мне, что-то получал от меня, раз теперь, при каждом поздравлении обязательно и скажет: 'Я, Галина Семеновна, всё помню!' (Что 'всё', Миша?); 'Я очень вам благодарен. (За что?); 'Я очень рад, что вы столько мне дали'. (Чего, Миша?).
Но не задаю подобных вопросов, - зачем?
Раз нужна была человеку, раз что-то поселилось в его душе от меня (надеюсь: хорошее!), то пусть и остается... сокровенным.