О зимнем походе 1959 г. рассказывает руководитель группы И.Фоменко.

* * *

Ох, уж эти неуловимые ростовчане! Долго не поддавались поиску, как и той зимой 1959 года. Но тогда их искали власти, в распоряжении которых было все силы и средства. А нас, добровольцев-энтузиастов, всего-то ничего. Но кто ищет, тот найдет. Сначала режиссер документального кино Эдуард Анищенко, сам ростовчанин, при съемках фильма "Неоконченный маршрут" обратился в один из турклубов Ростова-на-Дону, и, как оказалось, удачно! Он вышел на одного из друзей руководителя группы ростовчан-студентов Ростовского пединститута. Друг мало что знал, только обрывки слухов, сказал, что ростовчане шли по стоянкам дятловцев, что они заблудились, а по приезде их всех вызывали в милицию, и вообще, неохотно рассказывал руководитель о том своем походе, похоже, что их предупредили в милиции ничего никому не рассказывать. В общем, заинтриговал нас полностью этот друг. Но также друг назвал имя руководителя ростовской группы и сообщил, что он сейчас живет в США. А это уже полдела. Стали разыскивать Фоменко в США, но тут случился скандал со Сноуденом, и американцы прикрыли свои поисковые системы. Как раз в это время Г.И.Кизилов попросил меня ответить на вопросы. В вопросах несколько раз упоминалось о ростовчанах, которых многие, в том числе и я, когда-то, считали пропавшими и погибшими. И мне пришлось сообщить имя и фамилию руководителя группы. А также сказать, что ростовчане вернулись живыми-здоровыми, вовсе не погибли, как мы думали раньше, а самого руководителя группы мы сейчас разыскиваем.

Прочитав интервью с Г.И. Кизиловым, к поиску подключилась Алина, администратор форума тайна.ли и нашла упоминание фамилии Фоменко на сайте Тверского государственного университета. Было отправлено письмо в университет, мне любезно ответили. И стало ясно, что это именно тот самый Фоменко, которого мы ищем. Выражаю благодарность от всех исследователей трагедии Юрию Доманскому с кафедры теории литературы, который откликнулся и сообщил мне адрес Игоря Владимировича Фоменко. Теперь письмо отправилось в Америку, и мы затаили дыхание в ожидании, ответит ли Игорь Владимирович, или не ответит... Когда Игорь Фоменко ответил, что согласен поговорить о том походе, я от избытка эмоций не могла прийти в себя. Игорь Владимирович оказался человеком с тонким чувством юмора, очень занятым, и первым делом спросил меня, согласна ли я получить его краткие ответы сейчас, или подожду две недели, пока он напишет воспоминания о том походе. Скрепя сердцем и умирая от любопытства узнать все сразу и сейчас, я выбрала второй вариант. И не пожалела. Теперь у нас есть рассказ руководителя зимнего похода группы ростовчан И.В. Фоменко, который и представляю вашему вниманию. Потом, конечно, к нему возникло много новых вопросов и необходимых уточнений, ответы на которые можно прочитать в интервью после основного рассказа о походе.

Я рада, что постепенно от таинственного дела о гибели дятловцев отпадают ненужные конспирологические домыслы. Один за другим. И что я тоже прилагаю к этому руку, хотя и сама принадлежу к славному и проклинаемому многими племени "конспирологов". Но истина дороже.

Итак, слово Игорю Фоменко, руководителю ростовской группы туристов, которых так долго разыскивали сначала власти зимой далекого 1959 года, а потом и мы уже в наше время. И, наконец, нашли в августе 2013 года.

Игорь Фоменко.

Зимняя "тройка" 59-го

Игорь Фоменко. Зимний поход, Северный Урал. 1959 г.

Не помню, чтобы мы вели дневник. Был где-то блокнотик с записями, чтоб сдать положенный отчет, да давно уже за ненадобностью затерялся. Поэтому никакой объективности здесь не будет. Будет только то, что запомнилось. А память - штука опасная. Она избирательна и субъективна, хотя всегда претендует на объективность.

Я учился в Ростовском-на-Дону пединституте. Был уже на 5 курсе. Последняя зима в институте. Последний маршрут третьей категории сложности на "Мастера спорта СССР". Северный Урал. Нам, правда, больше нравилось говорить "Приполярный Урал". Для южан это звучало мало сказать внушительно. Оглушало.

Но вообще-то "тройка" как "тройка": около трех сотен километров на лыжах по "ненаселенке", "холодные ночевки", "пересеченка" и до 40 килограммов за спиной.

Маршрут - это праздник. А перед всяким праздником - хлопоты. Нужно было обеспечить походы: начинающим - "единичку" по Подмосковью, тем, кто уже окреп - "двойку" по Карелии, и небольшой группе - "тройку" по Уралу.

Конечно, в том, чтобы идти на Урал было немало наглости. Ростов-на-Дону - город южный. На лыжах можно прокатиться несколько раз за зиму. Лыжи, понятно, дрова. Узкие и деревянные. Широких там и в заводе не было, а что до пластиковых, тогда не только лыж, но и самого слова "пластик" не знали. Я, по крайней мере, не слышал. С ботинками была большая проблема. С теплыми штанами тоже. Не говоря уж о рюкзаках, спальных мешках и прочей обмундировке.

Но был благословенный ОФИ СКВО. Была, скажем так, решительность и отчасти пронырливость. Без этого ничего нельзя было достать (не случайно в эпоху стабильного дефицита на место слова "купить" пришло слово "достать").

А некоторые слова, например, "ОФИ" мы произносили с нежностью и почтительным придыханием. Стоило обзавестись соответствующим письмом, и в Отделе фондового имущества (или фондов и имущества) Северо-Кавказского военного округа нам за копейки продавали отлежавшие свой срок и не использованные ботинки, куртки, зимние брюки (нужно было только выпороть канты) и даже летные маски на кротовом меху, которые пользовались успехом у новичков, отправляющихся в Подмосковье.

Катастрофически не хватало рюкзаков. Секция разрослась. К зиме 59-го было уже около 80 человек. По просьбе декана факультета физкультуры, где я вел на почасовых туризм, ректор написал в Министерство письмо о том, что мы очень хорошие, и поэтому он просит разрешить купить нам рюкзаки, хотя это и не внесено в смету. Министерство вообще-то согласилось, но бумаги от них все не было. Прождав какое-то время, все, кто собирался в походы, сбросились на билеты в Москву. Добывать рюкзаки должны были ехать двое. Но денег хватило только на 3 билета. Прикинули так: один билет туда, и два (потому что с рюкзаками) обратно.

Поехали мы с Витей Афанасьевым. Благополучно приехали, благополучно ночевали на Казанском вокзале (Казанский вокзал конца 50-х - это отдельная песня). Ходили в Министерство. Министра не было, но в коридоре мы наткнулись на замминистра, который не только подписал нам письмо, но и позвонил куда-то. Сдав свою бумагу по указанному адресу, мы сразу получили почти полсотни рюкзаков. В результате хватило всем.

Нужны были консервы. Деньги от родного спортобщества (мне кажется, это была уже не "Искра", а "Буревестник") у нас были, но только перечислением. А на складах консервов не было. Но был сахар. Мы купили по перечислению мешок сахара, приволокли его в институт, выпросили у буфетчицы весы, и стали продавать преподавателям (сахар, как и все остальное, был дефицитом). Один крутил из газеты кульки, другой взвешивал, третий разбирался с деньгами. (Стыдно, конечно, было, но преподаватели нас, кажется, понимали). А уж потом мы искали возможность раздобыть на 'живые' деньги консервы.

Наконец, все экипировались и отправились на маршруты.

Наша группа уезжала на "тройку" последней. Но без карты. С кроками. Была, конечно, как и полагалось, копия административной карты. Но даже дети знали, что она сделана для уроков географии, и для того, чтобы враги и шпионы запутались. Поэтому группы составляли свои карты, менялись друг с другом на слетах, пересекающихся маршрутах, передавали через знакомых. Мы пообещали знакомым геологам сделать какие-то замеры, а они нам дали кроки: схему на компрессной бумаге и комментарий: идете вдоль хребта, все в снегу, потом увидите: наверху торчит только 2 черных камня. Иди между ними. Это и есть перевал. А в клубе туристов кто-то сказал, что видел знакомого, который точно знает, что примерно в это же время туда же идет группа свердловского Политеха. И вроде бы у них есть приличная карта. Это уже было кое-что.

В Свердловске оказалось, что группа (повел ее Игорь Дятлов) несколько дней назад уже уехала (от них, вроде, уже была телеграмма из Ивделя). Они, действительно, пойдут сначала вдоль хребта на север. Но через несколько дней свернут на полукольцо, и у нас, наверное, есть шанс догнать их, пока они не свернут, и скопировать карту.

Поехали догонять. Сначала на поезде до Серова, а там пересадка на конечную станцию - Ивдель. В Ивделе повезло. Только вышли на дорогу, как нас подобрал попутный лесовоз (сначала мы должны были проехать зону лагерей), а уж там - начало пути.

На воротах лагеря, мимо которого проезжали, на снежном фоне красиво и ярко смотрелись кумачовый плакат, приветствующий слет передовиков труда, и бортовая полуторка тоже с кумачом, в кузове которой сидели передовики и конвой. Проехав еще десяток километров, водитель свернул на свой участок. Дороги на север дальше не было, и мы начали свой маршрут по правой стороне Уральского хребта, чтобы, дойдя до двух черных камней, перевалить на левую и закончить в Европе. Всего 15 - 16 ходовых дней. Плюс 2 - резервных.

Сначала шли по редколесью. Снег глубокий, больше двух метров. Оттепелей, наверное, в январе не было. Снег не слежался. Красиво, конечно, но лыжи проваливались почти по колено. Шли гусем друг за другом. Дистанция 2 - 3 лыжи. Направляющий торил лыжню 10 минут, уступал место следующему, и отдыхал, согнувшись и повиснув на палках. Дождавшись последнего, становился замыкающим. Так безостановочно шли пару часов. Потом привал. Помогая друг другу, снимали рюкзаки, ставили, чтоб не утонули в снегу, на задки лыж. Не снимая креплений, садились на рюкзаки, блаженствовали 10 - 15 минут, и - дальше.

Рельеф - тягуны (длинные и пологие спуски и подъемы) и распадки (большие широкие и, как правило, не крутые).

Зимний день короткий, поэтому времени на отдых хватало. Ставили две брезентовые палатки. Никаких замков-молний на палатках тогда не было. Были деревянные пуговицы сантиметра 4 длинной каждая и воздушные петли из брезента или шнура. Тщательно застегивались, упаковываясь внутри. Но щели все равно оставались. Пока спали в палатках, решали две неотвратимые проблемы: как отгородиться от мороза и как поставить палатку, не копая яму в снегу до земли.

Потом пошел еловый и сосновый лес. Стало легче: наруби лапника побольше, и ставь себе на него палатку. В одной палатке ставили печку, которую дома из ведра изготовил Витя Афанасьев, в другой зажигали свечи, прочитав где-то, что каждая свеча повышает температуру на 1 градус.

Но свечи таяли, а ночная температура падала. Пришлось переходить на нодью. Нодья - штука довольно трудоемкая. В раскопанную в снегу яму укладываются определенным образом друг на друга два бревна, которые горят во всю длину целую ночь. Вдоль бревен мы укладывали лапник. Разувались, ботинки, чтоб не замерзли и утром были теплыми, брали с собой в мешок под свитер. Укладывались на лапник ногами к нодье. Дежурный (каждый дежурил два часа) ходил между нодьей и спящими, постукивая их палкой по ногам, которые каждый норовил засунуть в костер.

На лежбище у сгоревшей нодьи

Не помню, в какой день вышли на ночевку свердловской группы. Поняли: судя по всему, не догнать нам карту. Ночевка свежая, но уже запорошенная, они были здесь несколько дней назад и, вероятно, уже свернули. Дальше мы их следов не встречали. Все, прощай карта, прощайте хорошие кроки. Пойдем по наитию до черных камней.

Пошли. Вышли на брошенный поселок. Скорее всего, здесь когда-то стояли геологи. Теперь это несколько полуразвалившихся домиков. Выбрали тот, что лучше сохранился. Принесли, что смогли, из соседних домов. Поставили двери, починили крышу, заделали окна, поставили печку, вывели железную трубу. К вечеру роскошная дневка на завтра была готова. Притащили из других домов что-то похожее на нары. Улеглись, как вельможи. Всю ночь дежурные подкладывали в печку заготовленные чурки. Уже под утро Ваня, который в это время дежурил, сначала, как мы и договаривались, подтапливал понемногу: труба у печки металлическая, а крыша, чтоб тепло не уходило, - низкая. Но его так в тепле сморило, что непреодолимо захотелось подремать хоть несколько минут. Он напихал в печку чурок, сколько влезло, и задремал. Труба короткая, тонкая металлическая. Тяга хорошая. Огонь вымахивал высоко в трубу. Крыша загорелась. Утром очевидцы рассказывали, что пытались меня будить. Я спросил - зачем? Они ответили - крыша горит. Я спросил - а Витя встал? Мне ответили - встал. Я сказал - значит потушит, и уснул.

Наверное, так и было. Не помню, спал. А в крыше, действительно, наутро была выгоревшая дыра. Так что достойной дневки не получилось.

Пошли дальше. Снегу в ту зиму выпало больше обычного. Черных камней все не было. Куда идти, было не очень понятно. Короче, заблудились.

И как раз в это время, как в плохом, но популярном советском романе, мы увидели на дереве затес. Кто увидел первым, не помню. Но разглядывали все. Молчали, шевелили губами, проговаривая про себя, что бы это могло значить. И поглядывали на меня: ты - руководитель, ты и предлагай вариант, мы обсудим. Я уставился на затес.

В центре затеса был треугольник. Слева от его вершины две короткие косые параллельные черты. Под ним глубоко вырезанные две параллельные волнистые линии.

Я напрягся - и все прояснилось. Треугольник - это сопка, которую мы видим впереди, стоя лицом к зарубке. Волнистая двойная линия - ручей или речка, замерзшее и засыпанное снегом русло мы только что перешли. А две косых черты - тропа, по которой нужно идти.

Все согласно кивнули (все равно это был единственная версия), и мы пошли.

Шли не очень долго и даже не удивились, когда вышли к дому. Дым из трубы, олени, собаки, на маленьких нартах сидит ребенок лет четырех. Потом оказалось, что он собирался запрягать в свои нарты собаку, чтоб ехать к дяде. Наше появление нарушило его планы.

Хозяин был на охоте. Женщины (его жена и мать) приняли нас и первым делом накормили. Мы свалились в той части комнаты, которую нам отвели, и заснули. Вечером пришел хозяин. Накрыли ужин. Вообще-то мы все пили сухое вино, но у нас были 2 пол-литровых бутылки спирта для всяких ЧП. Одну мы достали. Налили всем мужчинам, кроме четырехлетнего сына хозяина, и Зине. Хозяйки за стол не садились. Они подавали еду и убирали со стола. Первую выпили за хозяев. Вторую за хозяина, у которого такая хорошая семья. Глаза у всех немножко замаслились. Петр спросил, как мы его нашли. Я ему рассказал о зарубке. Он сказал: ты, начальник, - шаман. Я стал отнекиваться. Тогда - сказал он, - ты очень умный человек. Все почему-то начали фыркать, а он объяснил: зарубка рассказывает, что на этом месте он (Петр Бахтияров, по-моему, так) с двумя лайками медведя убил. А начальник даже по такой зарубке дорогу узнал.

Назавтра мы устроили дневку. С трудом уговорили Петра показать, как он из мелкашки бьет белку. Он никак не мог понять, зачем стрелять, патроны тратить, если зверя нет. Посмотрели его хозяйство. Недалеко от дома в лесу стоял чум. Шел дымок. Старшая женщина нам объяснила, что туда нельзя подходить, там другая невестка. Она недавно родила и будет одна с ребенком, не помню точно сколько, но много, по-моему, дней 30. Петр объяснил, где можно перейти хребет. Мы оставили ему недопитую бутылку спирта и пошли.

Дня через два мы дошли до перевала. Построили нодью. Мне кажется, было тихо и не очень морозно.

Наутро пошли на перевал. Начался ветер и скоро нас буквально сбивало с ног. Целый день поднимались, но прошли не больше двух третей пути. Развернулись. Съехали по своим следам вниз. Разгребли яму. Запустили нодью.

Наутро опять пошли вверх. Ветер не слабел. Дошли почти до перевальной точки. И опять вниз: не хватит сил перевалить и спускаться на ту сторону неизвестно по какому рельефу и сколько времени.

На третий день ветер стих. Погода была отличная. Но шли долго. Из-за меня. Уже надевали рюкзаки, когда я почувствовал слабость. Не понял, что со мной, никогда такого не было, плыл как медуза. Но идти нужно было, пока погода. Разобрали мой рюкзак. Скормили мне аварийный шоколад. Все равно идти трудно: ноги плохо передвигаются от слабости. Тащили меня какое-то время, сцепив кольцами две палки. Дали немного спирту. Вторую половину подъема шел сам, но без рюкзака. На верхней точке присели отдохнуть. Я пришел в себя. Собрал рюкзак. Поехали вниз.

Спуск был пологий, ровный. Лыжи хорошо скользили и не проваливались. Доскользили до поселка лесорубов. Устроили там дневку. Вечером, как полагалось, дали в клубе концерт. После концерта спросили: Как, понравилось? Ответили женщины: а вы сами поглядите, все мужики трезвые пришли и до конца досидели.

То ли климат в Европе был другой, то ли рюкзаки стали легкими, то ли к завершению шло дело, но без событий доскользили до конца маршрута.

Когда приехали в Ростов, на вокзале ко мне подошел человек, который представился офицером МГБ (тогда эта контора, по-моему, так называлась). Его интересовало: видели ли мы группу из Свердловска на маршруте, видели ли мы их следы, ночевки, где именно это было? И еще сказал, что я могу понадобиться уточнить что-нибудь по карте или даже полететь на место. Но так и не сказал, что произошло. А я больше им не понадобился.

Дома выяснилось, что какое-то время назад звонили и спрашивали, были ли от меня какие-нибудь сообщения. Когда им ответили, что сообщений не было, звонивший, так и не представившись, повесил трубку.

Через несколько дней я пошел в физдиспансер, рассказывать про свою слабость. Осмотрели, какие-то анализы взяли и сказали: все в порядке, здоров.

Через несколько лет в поезде я случайно познакомился с человеком, который служил в это время в армии на Северном Урале. Их подняли по тревоге и отправили в оцепление. Они ничего не знали кроме того, что погибли туристы, на месте работают следователи, и нужно обеспечить им безопасность. Они ее и обеспечивали.

*******

На этом заканчивается рассказ Игоря Фоменко. И начинаются к нему вопросы.

М.П.: Игорь Владимирович, спасибо Вам большое! Ваш рассказ меня потряс. Одною тайной меньше стало. Понравился легкий юмор, особенно про шамана, как Вы "разгадали" мансийский катпос и вышли прямо к юрте Бахтиярова.

Игорь Владимирович, вопросы по тексту таковы, если что вспомнится, то хорошо, если нет, то хоть память попробуют всколыхнуть:

Вы пишете:

"Не помню, чтобы мы вели дневник. Был где-то блокнотик с записями, чтоб сдать положенный отчет, да давно уже за ненадобностью затерялся."

Вы делали отчет по походу, сдавали его в турклуб? Как Вы думаете, он может сохраниться где-то? Где можно его поискать, в Ростове его могут найти?

И.Ф.: Отчет мы должны были писать. Значит, написали. Но не думаю, что он сохранился. Городского турклуба тогда не было. Сдавали отчеты в спортобщество. Потом открыли турклуб. Что-то туда передавали, что-то не передавали. Отчет вряд ли сохранился. Про блокнотик появились кой-какие мысли. Я уже позвонил в Тверь.

М.П.: Если обнаружится блокнотик, пожалуйста, дайте мне знать об этом!

И.Ф.: О блокноте, разумеется, сообщу. Ради Вас все и затевается.

М.П.: Спасибо!

"Последний маршрут третьей категории сложности на "Мастера спорта СССР". Северный Урал.

Но вообще-то "тройка" как "тройка": около трех сотен километров на лыжах по "ненаселенке", "холодные ночевки", "пересеченка" и до 40 килограммов за спиной..."

Хотелось бы узнать, намечали ли вы восхождение на какие-то вершины? Вам засчитали тот поход? Вы получили тогда звание за поход?

И.Ф.: Никаких восхождений не предполагалось (на то есть альпинизм). Думаю, восхождения в туризме, да еще и зимнем, инициатива свердловчан. Не слышал, чтоб на зимних тройках кто-нибудь куда-нибудь восходил. Поход, конечно, засчитали. А звание я не захотел оформлять. И госэкзамены нужно было сдавать. И на работу ехать. Да и не нравится мне, когда бумажкой отмечают, какой я хороший и чего достиг. Я - знаю. Друзья - знают. А плитку носить, чтоб прохожие тоже знали, как-то неловко. Поэтому когда спрашивают, я честно отвечаю: выполнил 'Мастера'. А оформил или нет - дело другое.

М.П.: Вот это да! Значит, это свердловские туристы УПИ сами усложняли себе маршруты? И могли спокойно не идти зимой на Отортен и Ойко-Чакур, а просто пройти вдоль хребта и по лесу. И разряды бы повысили, и "Мастера..." бы дали за поход. Странно, куда смотрели спортивные и туристические начальники, которые выпускали дятловцев в тот поход. Похоже, что поход на Северный Урал, на Отортен, где никто еще не был зимой, даже местные манси, и те не ходили в горы зимой, показался начальникам нечто вроде прогулки по Крыму. Ужасающающая халатность. И ведь виновными из них себя никто не считал, все свалили на бедных дятловцев.

Если, конечно, этот поход не был особым государственным заданием...

И.Ф.: Вы ругаете плохих начальников, выпустивших группу. Но тогда не было тучи начальников. Была маршрутная комиссия. В ней заседали (по крайней мере, у нас в городе) знающие люди, которые сами ходили, а если и не ходили, но понимали в этом. Маршруты только разрабатывались. Единички и двойки уже были более или менее накатанными, а многие тройки - впервые. Поэтому было делом чести разработать ее и пройти. Так что начальники над туристами в данном случае не были сильно виноваты.

М.П.:Да и в Вашем рассказе встречаются странные факты:

"Наша группа уезжала на "тройку" последней. Но без карты. С кроками. Была, конечно, как и полагалось, копия административной карты. Но даже дети знали, что она сделана для уроков географии, и для того, чтобы враги и шпионы запутались. Мы пообещали знакомым геологам сделать какие-то замеры, а они нам дали кроки: схему на компрессной бумаге и комментарий: идете вдоль хребта, все в снегу, потом увидите: наверху торчит только 2 черных камня. Иди между ними. Это и есть перевал."

Игорь Владимирович, какой перевал? Куда вы вообще намеревались идти, помните название?

"Вдоль хребта" - где вы намечали выйти к хребту, чтобы от него начать поход вдоль хребта? Неужели шли вслепую, без карты?

И.Ф.: Мы и в голове не держали, что у уральских перевалов есть названия. На Кавказе, на Тянь-Шане - другое дело. Поэтому шли до двух черных камней. Где мы намечали выйти к хребту, не помню. Может, вообще ничего не намечали, а решили на месте разобраться? Точно не помню.

М.П.: Я в шоке. Игорь Владимирович, а где в Свердловске вы узнали о том, что группа Дятлова уже ушла? Вы куда-то ходили узнавать о них?

Вы пишете, что

"В Свердловске оказалось, что группа (повел ее Игорь Дятлов) несколько дней назад уже уехала (от них, вроде, уже была телеграмма из Ивделя)."

Очень интересный момент, потому что когда вы приехали в Свердловск, было это после 26 января, потому что именно 26 января И.Дятлов послал из Вижая почтовую карточку домой, ну и наверно, телеграмму в соответствующие органы, о начале выхода на маршрут.

Хорошо, если бы Вы примерно вспомнили сроки похода, хотя бы когда вы домой возвратились в Ростов.

И.Ф.: В Свердловске мы пошли в Политех, там толком никто ничего не знал. Нам привели какого-то парня, он и рассказал, что знал о группе. Фамилии его не помню, да и вряд ли я ее спрашивал, а он называл. Знакомясь, только имена называли. О сроках и датах ничего не могу сказать, не помню. По-моему, вернулись в самом начале марта. До 8 марта. Дело в том, что 8 марта был знаковым праздником. Одной из точек отсчета. Мы приехали до этой точки. Это точно. Иначе и быть не могло.

М.П.: Вы помните, почему ваша группа выехала в поход позднее других? Это было связано как-то с сессией, кто-то не сдал, или кто-то сдавал позже? Опоздали ли вы на занятия в институт?

И.Ф.: Мы выехали позднее других вовсе не из-за сессии, провалов и пр. Поход был важнее сессии. Просто я руководил секцией, а потому должен был сначала всех отправить по маршрутам, увидеть, что все в порядке, а потом уже мог отправляться сам. А после каникул мы постоянно опаздывали. Начальство потихоньку к этому привыкло. Причины были разные. Обнаглели до того, что из Питера однажды прислали телеграмму, что задерживаемся в связи с метеоусловиями. Нужно же было в театр сходить. И в Эрмитаж...

М.П.: Как вы ехали в Свердовск и обратно возвращались из похода?

И.Ф.: Как ехали в Свердовск - не помню. Но думаю, что через Москву. Другого пути, кажется, и не было. Обратно да, на поездах. Точно не помню, где мы садились, пересадки: одна в Пермской области до Москвы, а из Москвы домой.

М.П.: Погода тогда какая стояла в Ростове, обычная, или наоборот, теплее или холоднее? Мне кажется, Ростов все-таки южный город. в марте уже сады цветут?

И.Ф.: Трудно сейчас сказать. Весны были очень неровными. И если в марте начинало зацветать, то все боялись позних заморозков. А со средней температурой, боюсь, напридумываю.

М.П.: Меня лично удивил такой момент... Вы говорили, что приехали в Ивдель и пошли пешком по дороге. А почему автобуса не дождались? Это было утром или днем? Отмечались ли Вы в Ивделе? Давали ли там концерт какой?

И.Ф.: Здесь тонкое место. Скорее всего мы приехали утром. Помню, что все лежали по полкам, забавлялись идиотскими играми. Витя Солий вдруг стал читать какую-то книжку. Все очень удивились: что он умеет читать, никто не сомневался. Но брать дополнительный груз? Витя объяснил, что это книжка молодого талантливого физика. Минуты через три он мирно спал. На маршруте, особенно у нодьи, кто-нибудь обязательно спрашивал, где книжка молодого талантливого физика, потому что без нее не заснуть. Значит, поспали и утром приехали. Концерта в Ивделе не было. А отметились безусловно.

М.П.: Я так поняла, что вы пошли по дороге в надежде поймать попутку. На автобус надежды не было? И в этот же самый вечер вы уже ночевали в лесу в палатке. У вас была печка? На фото я вижу печку и трубу. Это где Витя Солий на рюкзаке сидит.

И.Ф.: Что до автобуса, я не помню, чтоб он вообще был. А печка у нас была. Витя ее и нес. Была да сплыла большая фотография, где Витя позирует с печкой.

М.П.: Скажите, пожалуйста, Вы помните, проверяли ли у вас документы в группе по пути, останавливали на дороге в контрольно-пропускных пунктах? Вообще, какие документы вы все везли с собой, паспорта или достаточно было студенческих билетов?

У вас в группе была маршрутная книжка, маршрутный лист, какие-нибудь письма от профкома или института о том, что вы-студенческая группа и вам надо бы оказывать содействие в пути? Делали ли вы отметки в этом листе и книжке?

И.Ф.: Никакие документы никто не проверял. Ехали мы с паспортами, но их никто нигде не спрашивал, да и никаких контрольных пунктов я не видел. Никаких охранных писем не было. Был маршрутный лист, который мы отмечали везде, где могли и вписывали туда концерты.

М.П.: По маршрутному листу можно восстановить все населенные пункты, через которые Вы проходили.

И.Ф.: А вот маршрутный лист со всеми печатями чудом мог сохраниться, хотя последний человек, который мог это точно знать, умер года 3 назад (Лидия Руденко).

М.П.: Много ли лагерей проезжали по пути? Хорошо бы вспомнить, как вы выбрали лесовоз, куда он направлялся. В Вижай заезжал, или проехал мимо всех населенных пунктов и того самого лагеря с транспрантами? Вы сидели в кузове лесовоза? Очень замерзли, или не вспоминался холод? Ехать из Ивделя очень долго...

И.Ф.: Не помню населенных пунктов. Проехали, насколько помню, один лагерь. Конечно, холодно было. Но мы плясали в кузове. Рюкзаки, лыжи ловили, которые ездили по кузову.

М.П.: Вы пишете, что проезжали какой-то лагерь, где были транспаранты. Я думаю, что это был Вижай. И вы наверняка там останавливались, чтобы отметиться, как делали все группы. Кроме того, в Вижае рассказывали про вашу группу, говорили, что ростовчане ушли на север. Туда, куда и дятловцы пошли. Вот почему вас искали тоже вместе с дятловцами. Вы наверно спрашивали о дятловцахв поселке, когда догоняли их группу, вот люди и запомнили вас. Или же вы отметили маршрутный лист у начальства, оно и сообщило следствию, куда вы пошли.

И.Ф.: Очень логично. Спасибо. Но - не помню. А фантазировать не буду.

М.П.: Где Вас лесовоз высадил просто в лесу, или на дороге какой-то, на развилке? Как вы пошли потом, сразу в лес углубились? Сверялись с картой?

И.Ф.: Карты, с которой можно свериться, у нас не было. Если я правильно помню, накатанная дорога кончалась двумя развилками. Мы пошли прямо, но левее, углубились в редколесье. (В последнем я не уверен.)

М.П.: "Вышли на брошенный поселок. Скорее всего, здесь когда-то стояли геологи. Теперь это несколько полуразвалившихся домиков. Выбрали тот, что лучше сохранился."

Игорь Владимирович, скажите, пожалуйста, почему у Вас создалось такое впечатление, что там стояли геологи? По каким признакам Вы сделали такой вывод? Я Вам посылаю фотографии одного поселка, посмотрите, может быть, вспомните, тот ли поселок, или не тот? У Вас остались фотографии того заброшенного поселка? Очень хотелось бы посмотреть их.

Была ли там у поселка какая река? Была ли какая-нибудь прорубь? Были ли скалы?

И.Ф.: Мне кажется, в одном из домов лежал поломанный геологический молоток. Наших фотографий у меня нет.

А вот одна из ваших смущает. Могу только сказать: может быть. Вот эта, где домики в 2 ряда стоят. Реки, проруби, скал там не было. Мы выбрали домик получше, потом обошли все остальные, выбрали чего-нибудь из каждого, приладили в своем.

М.П.: Вы, когда искали избу для ночлега, весь поселок обошли, или просто выбрали ближайший дом, первый попавшийся, менее разрушенный?

Вы писали, что хотели сделать дневку в этом поселке, а потом пишете, что пошли дальше. Вы не оставались на день отдыха в нем?

И.Ф.: А с дневкой я, кажется ошибся. Теперь мне кажется, что починили крышу и передневали. Картинка такая всплыла: идет кто-то из наших между домиками, расслабленный, неторопливый и потягивается. А может, я это сейчас сочинил. Ни за что не ручаюсь.

М.П. : Когда пошли дальше, пошли просто по лесу, или там был выход из поселка в какую-то сторону? Может быть, вы шли по реке?

В Вашем рассказе не встречаются моменты, что вы счищали наледи с лыж. Я так поняла, что по рекам вы вообще не шли?

И.Ф.: По реке мы ни разу не шли. Как и куда вышли из поселка, вовсе не помню.

М.П.: По поводу заброшенного поселка. Наверно к приходу вашей группы прорубь могла затянуться льдом и засыпана снегом. А скалы вы могли не заметить, если они были на противоположном берегу. Но также может быть, что вы шли совсем по другой дороге, и наткнулись на ночевку не дятловской группы. И заброшенный поселок был не Второй Северный. Вы говорите, что там на месте палатки была яма, до самой земли, какую выкапывали в снегу и вы, или это уже был лес, с лапником на месте палатки?

Еще хотелось бы узнать, что за ямы, когда упоминали про установку палатки? Я так поняла, что яма - это выкапывается снег до самой земли, чтобы поставить палатку в безлесной зоне. Имеются фотографии из УД, как-будто дятловцев, которые копают снег лыжами, а снега уже выше пояса. Наверно, копалось место для палатки безлесной зоне. Палатка у дятловцев была поставлена на лыжах, а лыжи были почти на камнях.

Та стоянка, на которую наткнулась ваша группа, она была в виде ямы в снегу с ветками, или яма не выкапывалась, а просто ветки были настелены на снегу, и на них была поставлена палатка? Вообще интересно, впервые слышу о том, что укладывались ветки какие-то, а не лапник... Значит, там были березы, и не было хвойных...

И.Ф.: Думаю, что Вы правы. Мы могли идти совсем по другой дороге, увидеть другую ночевку и принять ее за дятловскую. Место это для палатки была не яма, а снег, с настилом из ветвей. Ветви помню отчетливо, а лапник не помню. Для нодьи мы копали ямы двумя саперными лопатками, и чем Бог пошлет, до земли. Нодья на камнях. Лапник под спальники. Для палаток ямы не копали. Снимали верхний слой снега, разравнивали и затаптывали площадку, стелили ветви потолще, лапник, на него ставили палатку. Ветви стелили, чтоб не подтаивало под лапником. Ночевка, на которую мы вышли и которую приняли за дятловскую (мы же за ними гнались), была именно такой: без ямы, утоптанная площадка.

М.П.: Игорь Владимирович, вспомните, пожалуйста, собирались ли вы идти на ОТОРТЕН?

И.Ф.: Об Отортене ничего не помню. И слова этого тоже не могу вспомнить.

* * *

Примечание:

Меня заинтриговал катпос, по которому ростовчане вышли к юрте Бахтиярова.

В центре затеса был треугольник. Слева от его вершины две короткие косые параллельные черты. Под ним глубоко вырезанные две параллельные волнистые линии.

Вот типичные знаки, которые вырезают после удачной охоты на медведя:

Здесь убили медведя манси из рода Самбиндаловых.

Фото с походной пленки дятловцев, из архива Иванова

Я спросила В.Андросова, и он ответил, что убитого медвежонка обозначают из трех углублений (линий), взрослый медведь - пять, медведица - четыре, а медвежонок - три. Скорее всего, это отметили убитого медвежонка. Три угла соответственно... Но это его личное предположение. Он на нем не настаивает. Высказал предположение, что студенты могли не так описать знак.

* * *

М.П.: Игорь Владимирович, посмотрите на эти катпосы, может быть, они Вам что-то напомнят, видели ли Вы подобные знаки в походе? Также посылаю вам карты. Посмотрите, пожалуйста, может найдете знакомые названия, путь, по которому ваша группа прошла в Пермскую область.

И.Ф.: Спасибо и за знаки, и особенно за карты. Я над ними посижу с наслаждением. Но есть опасность не реконструировать тот путь, а нафантазировать, как бы мы шли, если бы у нас была такая карта, а не кусок компрессной бумаги. А знака ни одного знакомого нет. Да и видели-то мы только один.

М.П.: Юрта Бахтияровых. Вы пишете, что увидели знак на сосне в виде треугольника и линий. Это знак Бахтиярова Павла Васильевича, он его поставил в протоколе допроса вместо подписи.

Протокол допроса Павла Бахтиярова

М.П.: Как Вы видите, этот Бахтияров жил в юрте на Сев. Тошемке. И было ему в то время 60 лет. Сколько лет примерно было вашему Бахтиярову, в юрте которого вы ночевали? Также, сколько там собралось мужчин на встречу с вашей группой, когда вы достали спирт?

И.Ф.: Ни за что не ручаюсь, но: знак похож. Очень хочется сказать, что это он и есть. Но потерплю. Что-то, вроде, сдвигается в поисках блокнота. По крайней мере, след учуяли. Если он найдется, там есть срисованные зарубки. Давайте потерпим. Что касается возраста. В 22 года все люди старше 40 кажутся совсем взрослыми, а в 60 - старыми. Я помню его совсем не старым мужиком в силе. Думаю, лет до сорока.

М.П.: Ваш Бахтияров- хозяин, он имел здоровый вид? Или жаловался на болезнь. На туберкулез, например?

И.Ф.: Абсолютно здоровый вид. И ни на что не жаловался. А на расспросы, как вообще тут живется, посетовал, что за патронами далеко ездить нужно. Но зато племянник, по-моему, от армии отвинтился: военкомату тоже шибко далеко его искать.

М.П.: Чью еду вы ели в тот вечер с хозяином и другими манси? Свою? Или они выставили угощение какое-то свое мансийское?

И.Ф.: Если правильно помню, была складчина: наши консервы и спирт, их - мясо размороженное (очень брызгала сковорода, когда его жарили). Никаких других манси не было. Были он, его мать, жена и сын лет четырех (жаль, потерялась фотография: он стоит на дворе, ростом как раз с чей-то рюкзак). Боюсь ошибиться, но за столом все ели и консервы, и мясо, которое жарили. Мы налегали на консервы, чтобы не объесть хозяев. Выросли мы все в стране дефицита и представляли, что значит накормить мясом такую кучу народа. Но мяса попробовали. По-моему это была оленина. Я ее к тому времени попробовал на Кольском полуострове (тоже на зимней тройке), и она мне очень понравилась.

М.П.: Вот Петр Бахтияров указал вам путь. Игорь Владимирович, куда же послал вас П. Бахтияров? Очень интересно. Что за горы там были, вершины? Черные камни вы так и не нашли?

И.Ф.: Никаких черных камней не было. Помню, Петр махнул рукой в ту сторону, куда идти. А потом сказал, что нашим ходом столько-то времени. Сколько, к сожалению не помню. А шли более или менее на север, больше некуда было идти до перевала.

М.П.: Говорят ли Вам такие названия как река Вёлс, Молебный камень, Ойка-Чакур, Ялпынь-Ньёр? Верхний Чувал, Приисковая, Сибиревский прииск?

И.Ф.: Вёлс, пожалуй, говорит. Только непонятно что. И заговорил он, когда я нашел фотографию Вити Солия (которую послал Вам). Там на обороте написано (не знаю, чей почерк) 'Велс'. Кто написал, когда написал - тайна.

Витя Афанасьев.

М.П. : Игорь Владимирович, мне кажется, Вы задали головоломку исследователям, а где Вы вообще шли? Но Вёлс - это уже определенный знак.

Все-таки я пришла к мнению, что ночевали вы именно у Петра Бахтиярова. Это косвенно подтверждает и Николай Бахтияров, хотя говорит о вашей группе как в 8 человек и точно не помнит, сколько было в группе женщин - одна или две, видимо, это его и сподвигло к 7 человекам прибавить еще одну женщину. Была группа в 8 человек - карелинская, но женщин в ней не было, и проходили они через юрту Александра Бахтиярова, что на Сев. Тошемке. Но Николай Бахтияров говорит, что вы пошли к Велсу. А это уже направление иной группы. Потому что группа Карелина пошла в верховья Вижая и Молебного ручья, на Ойко-Чакур. И только потом оттуда взяли направление на Велс и Чурол.

Из протокола допроса Николая Бахтиярова

Еще два свидетеля- сам Петр Бахтияров и Сергей Бахтияров - говорят о том, что в юрте Петра ночевали 7 туристов и потом ушли в горы. Больше в то время туристов в количестве 7 человек не проходило. Так что приходим к выводу, что проходили вы через юрту Петра Бахтиярова и пошли к Велсу. Информация о том, что ростовчане прошли юрту Александра Бахтиярова и пошли в верховья Вижая, о чем сообщается в радиограмме Масленникова центру, идет именно от группы Карелина и манси Александра Бахтиярова. Пока примем ее за ошибочную. Ваш походный блокнотик должен окончательно поставить точку в этом вопросе.

Из протокола допроса Петра Бахтиярова

Из протокола допроса Сергея Савельевича Бахтиярова

М.П.: Интересная картина наблюдается. В протоколах допросов манси Петр Бахтияров представлен больным туберкулезом, а по вашим рассказам - жив, здоров, на охоту выезжал, мясом угощал.... И в протоколе расписался фамилией. Не поставил свой родовой знак, вот что жалко.

Игорь Владимирович, а ваша группа видела какие-нибудь необычные вещи, например, светящиеся шары, сигнальные ракеты, когда переходила перевал? Почему спрашиваю Вас об этом, потому что некоторые группы, находившиеся примерно там, где вы, примерно в это же время, говорили, что видели светящиеся шары, пролетающие на севере от хребта, а некоторые видели сигнальную ракету в районе Отортена. Вы наблюдали нечто подобное, или погода непозволяла?

И.Ф.: Нет. Никаких ракет, шаров и НЛО не видел ни до, ни после.

М.П. : Я Вам покажу страницу из блокнота журналиста Г.К.Григорьева. Именно у него первого появились сведения о том, что группа ростовчан, которую так безуспешно искали в феврале 1959 года, оказалась жива, и вышла в Пермскую область.

Но в заметке почему-то говорится об 11 туристах, когда вас было, судя по походной фотографии, 7 человек ( 6 сидят у нодьи и 1 фотографирует). И ведь искали именно 7 ростовчан.

Запись о группе ростовчан из блокнота Г.К.Григорьева.

А вот радиограмма, в которой говорится, что разыскивают 7 ростовчан:

И.Ф.: Вот здесь могу сказать точно. Нас было семеро: Витя Афанасьев, Витя Солий, Вова Неговора, Ваня Мажара, Зина Селезнева, Жора (ужас, фамилию не вспомню) и я. Странно, но на зимних тройках, в которых был и о которых знаю, было по одной девушке.

Что до выписки из блокнота Григорьева, думаю, что это были слухи. Тут и комментировать нечего.

М.П.: Игорь Владимирович, меня уже разбирает нервный смех. Куда же Вы все-таки вышли? Прошло столько лет, более полвека, тогда вас искали, так и не нашли, пока вы сами не вернулись в Ростов, и по сути мы и сейчас все ищем вашу группу. Где же вы шли? Какой перевал прошли и на какой поселок набрели?

И.Ф.: Поселок лесорубов был почти у самого перевала уже в Пермской области. Нас увидели издали. У самого поселка был какой-то широкий и неглубокий ров. Мы его проезжали с ходу. А у рва уже стояли, встречая нас, женщины. Когда Зина упала, зарывшись лыжиной в снег, кто-то из женщин откомментировал: баба она и есть баба. А когда там же зарылся красавец Илья Муромец, Ваня Мажара, запричитали: ты смотри как мужик-то бедный упал, бежим поможем.

М.П.: Видимо у них там красивых мужчин не было.

Вы пишете, что давали концерт в этом поселке, и на концерте были женщины. Сколько женщин? Это я клоню к тому, что может быть, Вы все-таки вышли на 41-й квартал, куда выходили многие группы после того, как их посылал Бахтияров. А на 41-м участке было две женщины.

И.Ф.: Всего женщин, как помню, было около 20, а мужиков человек 40 (хотя боюсь ошибиться).

М.П.: А как добирались потом домой из поселка лесорубов в Пермской области, в каком городе садились на поезд? Это для того, чтобы по карте узнать, куда вы все-таки вышли?

И.Ф.: Что касается Пермской области. О том, как и где шли, не помню ничего. Единственное воспоминание: смотрю из окна поезда, а впереди среди снегов холм, окруженный по периметру заводскими трубами. Из труб разноцветные дымы, которые в вышине сплетаются шатром. Подъехали ближе - Соликамск.

М.П.: Игорь Владимирович, а надолго задержалась ваша группа в походе. Почему вас искали? Прошли контрольные сроки? Или вы пришли вовремя? Вас опросили только на вокзале, больше никуда не вызывали? Просили никому не говорить о том, что вас спрашивали? Опрашивали только одного Вас, или всю группу?

И.Ф.: Я подозреваю, что никто нас не искал (по крайней мере, туристское сообщество). Ребята не беспокоились, потому что опаздывали мы на два-три дня, не считая резервных. На вокзале даже не опрашивали (это потом и опрашивали и допрашивали, но по другому поводу), а разговаривали. Разговаривали только со мной. Больше никуда не вызывали.

М.П.: Расскажите, пожалуйста, поподробней об этом моменте!

И.Ф.: На вокзале ничего примечательного не произошло. Рядом со встречающими стоял некий человек в штатском. Мы с ребятами пообнимались, и он отозвал меня на несколько шагов в сторону. Сказал, что он работает в (М?)ГБ и спросил, встречались ли мы с группой из Свердловска, с их ночевками? Я рассказал о ночевке. Он поблагодарил и сказал, что может быть я понадоблюсь показать по карте место, где мы видели ночевку или полететь туда, если понадобится, потому что со свердловчанами беда. На вопрос, что случилось, он ответил, что сейчас очень спешит, поговорим потом. "Потом" не было.

Это моя жена с цветами. А остальные оставили нас наедине.

М.П.: О чем потом Вас опрашивали и допрашивали, по какому поводу? Это связано было с походом, или нет?

И.Ф.: Опрашивали и допрашивали в Твери. Мурыжили больше полугода и меня, и жену. Причина - хранение и распространение сведений, порочащих советский строй. Это статья такая была. На нормальном языке - Самиздат и Тамиздат. Ценилась статья, если правильно помню, от 3 до 7. Но рассосалось.

М.П.: Поддерживаете ли Вы отношения с кем-нибудь из участников того похода? Чем занимались потом? Отстояли ли кафедру в Твери? И вообще, как Вам живется в Америке?

И.Ф.: С ребятами, к сожалению, не виделся с тех пор. Все разъехались и растерялись. В 60-х встретились с Вовой Неговорой в Москве на концерте. Вот и все. Жалко.

Кафедру-то отстояли. Каждый год летаю на месяц в Тверь. Читаю курсы. Защитились мои аспирантки, летал на защиту. Написал штук 20 статей.

В Нью-Йорке живу уже 6 лет. И город этот мне нравится все больше. Все больше нравятся американцы, ландшафты Америки. Потрясающе красивая страна.

М.П.: Вы знаете, что Ваша подруга по походу Зина, живет сейчас в Екатеринбурге? Вот бы и ее найти, послушать и ее рассказ тоже!

И.Ф.: Это было бы волшебно. Вот только как ее разыскать? Фамилия может быть другая, а Зин в Екатеринбурге не мало. Впрочем, есть одна зацепка. Попробую. Очень бы хотелось найти ее.

Зина, вторая слева. Май, 1961 г.

М.П.: Игорь Владимирович, а что Вы сами думаете о том походе, считаете ли, что вам повезло, что не встретились с группой Дятлова в том походе, даже прошли не в том районе, заблудились из-за отсутствия карты... Я думаю, что неслучайно все так сложилось...

У Вас лично есть какие-то мысли по поводу гибели группы Игоря Дятлова?

И.Ф.: А вот это серьезные вопросы. Не потому, что остальные несерьезные, а потому, что очень трудно ответить. Попробую.

Я никогда не считал и не считаю, что нам повезло. Просто так карты легли. Могли лечь и по-другому. Тогда бы Дятлова искали, чтобы обо мне узнать хоть что-нибудь. А по поводу гибели группы у меня только догадка. Много говорили о "чистой бомбе". Думаю, может быть. Но я ничего не смыслю ни в физике вообще, ни в "чистой бомбе", в частности. Поэтому не знаю.

Классно Вы работаете. Дай Вам Бог удачи.

М.П.: Спасибо!

Постскриптум:

Пока наша переписка прервалась на неопределенный срок. Но как только будет найдены документы и фотографии, которые Игорь Владимирович обещал поискать, публикация будет дополнена. О чем всем обязательно сообщу.

(с) Майя Пискарева.

20 октября 2013 г.

* * *

ПРИЛОЖЕНИЕ 1.

Надо что-то среднее, да где ж его взять

Для тех, кто не знает, - это строчка из очень поучительной песенки.

1960-е годы совсем недалеко, хотя исторически это уже другая эпоха. Образовалось какое-то странное зрение: отсюда - туда, как через забор. И трудно понять: таким ли ты был тогда, как тебе кажется сегодня, или это только кажется, что ты был таким. Очень хочется поверить, что таким был не ты, а вообще время. Но все больше убеждаешься, что одно и то же время было для разных людей разным.

Наверное, история - это действительно результат разнонаправленных усилий. Когда-то я с удовольствием читал книгу Н. Перельмана "Занимательная физика". Там была картинка: впряженные в воз лебедь, который рвется в облака, рак, который пятится назад, и щука, тянущая в воду. Возле каждого персонажа стрелка, указывающая вектор направления силы. И популярно доказывалось, что разнонаправленность сил неизбежно приведет к движению воза.

Поэтому дальше - не о 60-х вообще, а о том, какими они были для меня (может быть, это и называется эго-история?) Теперь мне кажется, что я был с теми, кто рвался в облака, а уж кто пятился назад и тянул в воду - решать социологам.

Без всякой хронологии назову факты, которые остались в памяти. Ничего не буду ни проверять, ни комментировать, чтобы не навязывать себе вчерашнему себя сегодняшнего. Попробую лишь проструктурировать то, что мне кажется определяющим для моих 60-х годов, чтобы понять, куда были направлены усилия мои, куда усилия других, и что из этой круговерти для меня получалось.

Это был глоток свободы

Последний курс института. Сорвали собрание, посвященное выгону Пастернака из Советского Союза, заявив, что воздерживаемся от решения, потому что не читали роман. Вообще-то дело было не в Пастернаке: из всего курса его стихи знал только один человек, для которого в мире существовало два поэта: Б. Пастернак и Ю. Тувим. Приставал ко всем с их стихами, но его, говоря деликатно, не очень внимательно слушали. Дело было в другом: мы уже смутно догадывались, что не хотим быть 'колесиками и винтиками единого общепролетарского механизма', а они посягнули на нашу независимость.

Журнал 'Юность' с графикой Красаускаса на обложке. Номера переходят из рук в руки. Ощущение свежести времени и литературы. 'Звездный билет' В. Аксенова.

В киевском журнале 'Всесвiт' опубликован Кафка по-украински. Еду из Академгородка, где мне дали журнал на два дня. Зима. Холод в автобусе собачий. Уселся, подложив под себя собственные ноги, чтоб не поморозиться. С торжественным вожделением открываю журнал. Действительно - Ф. Кафка. Читаю что-то вроде 'Якийсь молодий хлопець стояв на носе човна...'. Задумчиво закрываю. Главное, что вот он - Кафка, напечатан. Два отведенные дня показываю журнал, кому могу.

Поэтическое трио: А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Р. Рождественский. Говорят, в Москве они собирают стадионы. Никто этому не удивляется.

Б. Окуджава. Чуть позже - А. Галич. Фамилию 'Окуджава' впервые услышал по радиостанции 'Юность' зимой то ли 59, то ли 60 года в сибирской деревне, где мы работали в школе. Ведущий разъяснял, что в последнее время молодежь увлекается песнями Окуджавы (меня остановила непривычная фамилия), но этого делать не надо, потому что... Дальше следовало что-то невнятное, и я как человек, который поднаторел к этому времени в эзоповом языке, понял, что именно Окуджаву-то и надо искать и слушать. И очень скоро слушал в доме собкора 'Комсомолки': шипящая пленка крутилась на том самом магнитофоне системы 'Яуза', о котором спел позже Галич. Песни Окуджавы стали настолько личными, что не пошел на его официальный концерт. До сих пор не представляю, как его можно было слушать 'на публике'.

Тощают пачки поэтического самиздата: в библиотеке поэта выходят М. Цветаева, Б. Пастернак, И. Анненский, А. Белый... Все никак не выйдет О. Мандельштам (ходят слухи, что ЦК не устраивают авторы предисловия, Л.Я. Гинзбург не годится, нужен доверенный человек), но ведь все равно же его издадут.

Почти на час опоздал на заседание кафедры: топтался у книжно-газетного киоска гостиницы 'Москва', куда обязательно должны были привезти несколько экземпляров журнала с 'Мастером и Маргаритой'.

Театр на Таганке. Здесь работают наши бывшие студенты, поэтому ходим на все сдачи или премьеры. Ни на что не похоже. Известное (Б. Брехт, В. Маяковский, Дж. Рид) оборачивается неожиданным и потрясающим действом. Поэтические спектакли сворачивают мозги набекрень. З. Славина, В. Смехов, В. Золотухин, В. Высоцкий, А. Демидова - не просто актеры, они наши актеры. Публика и сцена единодушны. Они идеологические братья. Ходит фраза Любимова, якобы брошенная Высоцкому, что-то не совсем так сыгравшему: 'Я что, мало тебя по кремлям водил?' После сдачи на обсуждении спектакля о Маяковском с замиранием слушаем уже мифических Л.Ю. Брик, В.А. Катаняна, В.Б. Шкловского и легендарного в то время Э. Неизвестного.

Поляризация. Человек, у которого в руках журнал А. Твардовского 'Новый мир', - свой. Тот, у кого кочетовский 'Октябрь', - чужой. Один из моих друзей, экономист, никак не мог опубликовать принципиальную по тем временам статью. 'Новый мир' не взял. Его уговорили отнести статью в 'Октябрь': не важно, кто опубликует, важно, что мысли дойдут до читателя. Пошел в 'Октябрь'. Решал судьбу статьи сам В. Кочетов. При встрече сказал: 'Будем публиковать'. Спросил: 'В 'Новый мир' носили? - Да. - Ну что ж, отречемся от 'Нового мира''. Он забрал статью, так нигде ее и не опубликовав.

Самообразование. Первый семинар организовали втроем. Математик И.А. Полетаев, из-за письма которого разгорелся многолетний спор о физиках и лириках, Т.Г. Галенпольский, работавший тогда, если правильно помню, в консерватории, и я, преподававший всю литературу в театральном училище. Полетаев учил нас математике, Галенпольский языкам, а я неизвестно чему, называя это эстетикой. Все вместе искали точные и объективные критерии художественности. Они были жизненно необходимы как антипод идеологическим спекуляциям. Потом еще были разные домашние семинары, на которых доминировали философия (доморощенные переводы новых французов) и математика (строгость математической логики - это вам не идеологические спекуляции).

Трёпы. Кафе 'Под интегралом' в Академгородке. Сплошные 'физики'. 'Лириков' человек 5-6. Двое (трудно тогда было поверить!) с английского Би-Би-Си. Тема: искусство на телевидении. Нас (я тогда работал на телевидении) упрекают в том, что нет передач о С. Дали, В. Кандинском, П. Клее... Мы развертываем свою программу воспитания вкусов. Би-Би-Си'шники с нами солидарны. Вместе сражаемся со снобами 'физиками'. Единственное, чего не понимают англичане, почему мы упрекаем оппонентов в 'снобстве', а не 'снобизме'. Мы унижаемся до объяснения жаргонных вариантов. Дома в коммуналке у одного из 'физиков'. Во всю комнату медвежья шкура. Было ли ещё что-нибудь, не помню. Возлежим на шкуре, пьем сухое вино и жестко обсуждаем сборник прозы, изданной хозяином дома. Вокруг одни проблемы: что такое классика, какой должна быть проза и вообще - что такое 'художественность'. Самый страшный приговор на любом трёпе - уничижительно брошенное 'и все-то он(а) знает'.

Это было время конформизма

Опубликован 'Реализм без берегов' Р. Гароди. Но с грифом 'Для научных библиотек'.

Пишутся первые диссертации о Б. Пастернаке, И. Анненском, А. Белом, А. Платонове, И. Бабеле. А С. Бройтмана не приняли в аспирантуру из-за фамилии. Популярный анекдот этого времени. Заглядывает человек в отдел кадров. Спрашивает: 'Вы на 'ич' на работу принимаете? - Нет, на 'ич' не принимаем. - А на 'ко'? - На 'ко' принимаем. - Коган, заходи, тебя берут'.

Очередь на выставку авангарда. Сонеты на рубашках Г. Сапгира. Сама выставка почему-то на ВДНХ, да еще и в павильоне 'Пчеловодство'.

Передвижная выставка, посвященная юбилею то ли Советской власти, то ли революции. Меня как человека из редакции литературно-драматических передач обязывают организовать и провести репортаж. Намекают, что, если я достойно это сделаю, может быть, разрешат передачу о Цветаевой, которую пробиваем уже полгода. Прихожу на выставку, камеры уже расставлены. Режиссер объясняет свой головокружительный замысел, а я судорожно думаю, что можно сказать об этих эпохальных полотнах. В соседнем доме мастерские художников. Прибегаю к ним, молю о помощи. Один оказался мягкотелым. Приходим на выставку. Спрашивает, о каких работах нужно говорить. У каждой, не останавливаясь, монотонно произносит 'говно, тяни-толкай'. Действительно, почти везде что-то тянут или толкают. Хватаясь за соломинку, тычу в какую-то работу с удалой тройкой и с надеждой почти ору: 'Ну, а о технике что можно сказать?' Останавливается, задумчиво смотрит, говорит: 'Скажи, что техника тоже говно', - и уходит. Я виртуозно провожу репортаж, попадаю на 'красную доску', где отмечены лучшие передачи недели. Цветаеву так и не пустили в эфир.

Выпускают за рубеж. Собеседования в партийных инстанциях, ходить можно только всей группой, свободного (от группы) времени не больше полутора часов. Но выпускают же!

Сам- и тамиздат. Карманные издания 'Доктора Живаго' с не нашим шрифтом. Двуязычный 'Реквием' Ахматовой, завезенный из Германии. Фотокопия 'Котлована' А. Платонова: толстая пачка скручивающейся фотобумаги, зажатая фанерным переплетом и скрепленная шпагатом. 'Москва - Петушки' Вен. Ерофеева на папиросной бумаге. Если бумага папиросная, то 'Эрика' брала гораздо больше копий, чем четыре. Подкладывай под папиросную лист обычной бумаги, чтоб не просвечивала, и читай себе на здоровье. 'В круге первом' и 'Раковый корпус' А. Солженицина на обычной желтовато-сероватой бумаге. Но это, в основном, книги 'уцененные': могли выгнать с работы, но не сажали. 'Технология власти' Авторханова - дело другое. Пришлось расчленить и уничтожить три 'Эрики', на которых ее частями распечатывали.

Вражеские голоса: 'Свобода', 'Би-Би-Си', 'Голос Америки'. Глушилки. Мы особенно ценили 'Би-Би-Си' за объективную информацию.

Дело А. Синявского и Ю. Даниеля, потом М. Галанскова и А. Гинзбурга. Письма протеста подписывались полным титулом: фамилия, имя, отчество, место работы (учебы), адрес. Сейчас это, наверное, напоминает припев песенки про зайцев: 'А нам все равно'. Тогда было по-другому.

Встретились с отцом в Москве. Не виделись долго. Идем мимо Новодевичьего кладбища. Он говорит о Чехословакии, о социализме с человеческим лицом и заканчивает вопросом, который задают друг другу все: 'Как думаешь, чем дело кончится?' Я не думаю: 'Введем танки, тем и кончится'. Это был июнь 1968 г. А в августе ввели танки. До сих пор мне кажется: не ляпни я такое, может быть, все было бы как-то иначе.

В августе 68-го только 6 человек вышли на Красную площадь. Остальные выплескивались в кухонных дискуссиях, как и после кровавых событий в Новочеркасске.

Говорили, что на юбилее 'Нового мира' уже не трезвый В.П. Некрасов грохал по столу кулаком, приговаривая: 'Я эту вашу сучью Советскую власть...'. А.Т. Твардовский успокаивал его: 'Витя, Вы не совсем правы...'.

Была надежда на "общественный договор".

Один из анекдотов. Наш турист отстал от группы в какой-то экзотической стране. Сел на веранду кафе, судорожно ждет группу. Подходит официант. '- Что Вам принести?' '- Чашку кофе и коммунистическую газету'. Официант возвращается: 'Вот Ваш кофе, а коммунистическую газету принести не могу - у нас нет коммунистической партии'. Кофе выпит, снова подходит официант. 'Вам еще что-нибудь принести?' ' - Чашку кофе и коммунистическую газету'. Официант возвращается: 'Вот Ваш кофе, а коммунистическую газету принести не могу - у нас нет коммунистической партии'. Выпита вторая чашка. Опять подходит официант. 'Вам еще что-нибудь принести?' '- Чашку кофе и коммунистическую газету'. Официант не выдерживает: 'Кофе я Вам принесу, а коммунистической газеты у нас нет, потому что, повторяю...' '- А Вы повторяйте, повторяйте!'

Внутренняя убежденность: партия и Советская власть если и не вечны, то бесконечны в своем существовании. Но с ними возможен общественный договор. Так, в частности, считал Б. Слуцкий, голосуя за исключение Пастернака. Это - тактика. У нас была стратегия: вернуться к чистоте помыслов первых большевиков, к утерянным ленинским нормам. 'Уберите Ленина с денег. Он для сердца и для знамен'. Не нравится Вознесенский? Вот безупречный в помыслах и стихах Окуджава: 'Я все равно паду на той, На той единственной гражданской, И комиссары в пыльных шлемах Склонятся молча надо мной'.

Меня темпераментно зовут в партию. Аргумент один: 'Выгоним из партии всю сволочь и будем налаживать жизнь'.

Мой друг приехал в короткий отпуск из 'наладки': в закрытых городках они налаживали и запускали что-то жутко секретное и военно-космическое. Свобода слова и мысли там была почти такая же, как в лагерях. Пьем. Говорим о жизни. И вдруг слышу: 'Ты что, не понимаешь, что фашизм и коммунизм это две стороны одного и того же?' Я ответил, что если еще хоть раз услышу такое, не только ему не налью, но и пить с ним не буду.

Наверное, мы были наивными. Но мы не были циниками.

Надо б что-то среднее, да где ж его взять.

(с) Игорь Фоменко

---

Комментарии: 204, последний от 17/05/2017. © Copyright Maria Размещен: 02/10/2013, изменен: 17/02/2015. 66k. Статистика. Рассказ: Публицистика

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"