Аннотация: знаю, никуда не годится по всем пунктам. но мне все равно нравится
Некоторое время Ина не думает ничего. Она сидит у койки, равнодушно уставясь в экран кардиографа и вслушиваясь в неспешный ритм его мерного пиканья. Девушке устало и комфортно - ее совсем не беспокоит недружелюбная и прохладная атмосфера полузаброшенного госпиталя, слишком живо еще в рецепторах подхваченное от лейтенанта ощущение победы. Полчаса назад - она бесстрастно вспоминает и вновь вдыхает глубже, погружаясь в раскаленную, до сверхъестественного напряженную атмосферу операционной. Стол, залитый глянцево блестящей в искусственном свете кровью; ставшее неожиданно беспорядочным пиканье, которое превращается после в сплошной надрывный электронный вой; доктор, растрепанный, утомленный и злой, облаченный в черное; лицо его в алых, темнеющих пятнах; нарастающий визг дефибриллятора. Разряд! - раз за разом рычит Нон, и Ина, уподобляясь машине, автоматически следит за зарядкой устройства - первые два раза по двести джоулей, далее по триста шестьдесят джоулей. С каждым повтором лежащего на столе подбрасывает вслед за утюжками, но истерический пик на кардиографе вновь упрямо сменяется ровной линией.
Пятая минута, и сердце его стоит, пульса нет, нет дыхания, и Нон, не желая сдаваться, коротко приказывает Агате - дыши его. Ина, выпадая в отстраненность, без лишних слов кладет руки на худую, нежную грудную клетку, жмет - раз, два, три.
- Один эпинефрина в двухкубовый, ноль-три атропина в двухкубовый, - рявкает лейтенант, и Нина, наготове стоящая у ящика с медикаментами, недоуменно оборачивается.
- Но..
- Выполняй! - перебивает он, и она поспешно лезет, шуршит упаковкой шприцев, не смеет возражать.
"Мы его теряем". Ина уходит в механический процесс - следит за ритмом, избранным Агатой, жмет - раз, два, три. С пластиковым клацаньем, рывком перетягивая правую руку майора больничным жгутом, лейтенант выхватывает у Нины обе машины и склоняется над столом в судорожных поисках контроля.
- Сьебаться вздумал, - полушепотом. Никогда прежде не видела Ина его в таком бешенстве. Паузами реагирует кардиограф на движения ее рук; чертова Белоснежка стынет под пальцами, все более и более бледнея, до искусственного, неживого зимнего цвета. Не прерывая процесса, девушка поднимает взгляд - холодно наблюдает, как ее начальник вводит в найденную вену миллиграмм адреналина и, не вынимая иглы, меняет шприц на ней - посылает вдогонку эпинефрину три точки атропина. - Не дождешься, ссука, - громче, хрипло и со странным блеском в глазах продолжает доктор. Обходит стол, скрываясь на секунду в тени, царящей за кругом единственного хирургического светильника, и теснит Ину локтем. Девушка без слов отходит - ничего не чувствуя, наблюдает, как белый-белый лейтенант занимает ее место, раз за разом нажимает с отчаянной агрессией, не щадит грудной клетки пациента. На секунду ей кажется, что оба однополчанина лишь страстно инсценируют - уж слишком запредельными кажутся в холодном свете старой лампы. ЭКГ за Иныной спиной под натиском Нона затыкается чаще и ритмичнее - размеренно он делает паузы, поднимает взгляд на экран и возобновляет реанимацию. Впадая в катарсис, не замечает доктор, как Агата выпрямляется и глядит недоверчиво, как встает рядом с Иной взволнованная Нина - не замечает более ничего, заново жмет и отпускает, чтобы снова нажать. - Не посмеешь, чертов сукин сын, - выдыхает он, уставясь Райдеру в лицо. - Блядский эмобой, холера тебя забери.
Он устает, но занятия своего не прекращает. Этот балаган - оо, как всегда, приступ дурашливой веселости искажает вдруг Иныно лицо кривой ухмылкой помимо ее воли.
- Так не бывает, - по-детски оскорбленно заявляет Нон и качает головой, нажимает и отпускает. - Предательство ебучее, - нажимает и отпускает. - Уж от кого..
Он замолкает, не договорив - лишь нажимает и отпускает. Ина, по-прежнему глупо и широко улыбаясь, поднимает к глазам левую руку, глядит на часы. Двенадцать минут - она долго изучает стрелки, пытаясь скоординировать время - судя по всему, майор наконец-то преуспел в излюбленном своем эмоначинании. Она не чувствует ничего - и, забывая о ходе операции, увлекается наблюдением за отсчетом мгновений на собственном запястьи.
- Ч-черт побери, - неожиданно яростно-радостный возглас альбиноса заставляет девушку вздрогнуть; внезапно пойманная волна чужого торжества настолько мощна, что Ина разом выходит из оцепенения и поднимает взгляд. Секунду или две все три реаниматора, застыв и затаив дыхание, завороженно следят за экраном кардиографа, где линия лениво и редко вычерчивает в упорной прямой недлинное вверх-вниз. И, моментально входя в резонанс со своим начальником, рыжая бросается к дефибриллятору прежде, чем он успевает скомандовать - заряжа-ай.
Еще один раз - двести джоулей. Глухо стучит разряд в утюжках, выгибая майора между лопаток и вновь возвращая на холодную хромированную столешницу. Нон глядит на ЭКГ уверенно - и удовлетворяется результатом. Ритм возвращается к ним - слабее и реже, чем обычно, но яркие зубцы на темно-бутылочной глади допотопного аппарата рисуются размеренно и глубоко. Агата, повернувшись, смотрит на доктора пораженно - перехватив ее взгляд, Нон незамедлительно отдает новый приказ:
- Ищи пропофол. Пентотал ищи. Кетамин ищи, в конце концов, не стой, черт тебя дери, - механически, как кукла, блондинка отшатывается к медикаментозному ящику, а лейтенант, еще раз для верности взглянув на кардиограф, возвращается к пристальному изучению Райдера.
Ина, автоматически размышляя над последним приказом - что за адскую смесь препаратов решил устроить доктор в крови майора - стерто пьянится странной его радостью, неожиданно понимает - все это время ей не хватало сил, чтобы полноценно вдохнуть. Усилием воли она заставляет легкие работать на полную и кладет руку на край стола, головокружась гипервентиляцией. Девушка, заново очнувшись, рассматривает Нона, блистательного и неповторимого, опускает взгляд на его руки и задерживает на лице Белоснежки. Нечто удивительное - в тот момент, когда Агата, выкрикнув победно и лукаво - пентота-ал! - подает лейтенанту готовый пятикубовый без иглы, длинные ресницы пациента вздрагивают и поднимаются. Широко раскрыв глаза наперекор ослепительно яркому светильнику, он, с алеющей в боку раной, после четвертьчасовой клинической смерти, вполне приходит в себя и глядит на доктора, который глядит на него.
- Не съебешься, - на лице альбиноса расцветает широкая, хищническая, истинно каннибальская ухмылка. Нагнувшись, он вставляет шприц в по-прежнему торчащую из центряка майора иглу и медленно, совсем не торопясь, вводит четыре куба.
Пуля была извлечена еще до прибытия в госпиталь - всего и делов с самой операцией, что промыть и зашить. Отправив Райдера в наркоз, доктор обретает прежнее хирургическое хладнокровие, распоряжается самозваными ассистентками с краткостью киборга. Ина, как обычно, ловит волну, профессионально задумываясь - совместим ли пентотал с эпинефрином, совместим ли эпинефрин с атропином, что за безумные действия и есть ли в этом чертовом здании хоть одна кислородная маска. Одержан ли верх - мысленно вопрошает автоматически. Нон заканчивает шить; осторожно бинтует. Окончание операции в воспоминаниях девушки смято - момент выхода из полутранса и смешанные ощущения, которыми фонят все присутствующие, сбили ее обычную восприимчивость. Одержан ли верх - доктор, самостоятельно откопавший среди медикаментов все необходимое, готовит коктейль из глюкозы, физраствора и витаминов, прилаживает капельницу к ржавому, скрипучему и старому штативу, присоединив катетер к той же игле. Нина удаляется из операционной в поисках каталки - возвращается с допотопным, адски скрежещущим передвижным устройством, которое настроением более напоминает гроб на колесах, но выбора нет. В полном молчании, не в силах избавиться от напряжения, все трое перекладывают пациента на каталку и везут в реанимационную палату - ближайшую к операционной. Граничащая с коридором стена помещения состоит из синих стеклоблоков - свет искусственной лампы преобразуется сквозь них, падая на кафельный пол палаты волшебным перваншем. С каталки на койку; у последней занимает отведенное место грозный штатив капельницы. Агата носится из операционной в палату, перемещая единственный ЭКГ - Нон все так же молча распределяет провода, подключает к розетке и закрепляет на груди майора электроды. Умолкнувшее на время настойчивое мерное пиканье покорно возобновляется.
- Следи, - тычет пальцем в экран доктор, обращаясь к Ине, и она, как автомат, подтаскивает к кровати старый, рассохшийся деревянный стул. Опустившись на шаткое сиденье, рыжая уставляется в кардиограф и замирает, выполняя приказ. Девушка не обращает даже внимания, когда сослуживцы ее на время покидают палату, чтобы нервно перекурить в коридоре, тихо и вяло перекидываясь впечатлениями - интенсивная усталость накатывает на всех сразу, умаляя желание обсуждать. Одержан ли верх, навязчивой идеей вертится в голове у рыжей. Одержан ли.
По прошествии назначенного времени выясняется, что нет. Ина не удивляется - проклятая Белоснежка вряд ли сразу простит подобную настойчивость со стороны лейтенанта. Майор не приходит в сознание; Нон мрачнеет и закуривает новую прямо в палате.
- ..Много крови.. - вслух додумывает Нина избитое клише. Альбинос оборачивается на нее с утомленной злостью.
- Много крови? - переспрашивает он риторически. Агата молчит; дотягиваясь до выключателя, щелкает рычажком и озаряет полутемную палату йодистым матовым светильником у двери. Смешиваясь с лучами, проходящими сквозь стеклоблоки с коридора, этот свет лишь добавляет обстановке галлюцинаторной покинутой нереальности. - Много крови, - повторяет лейтенант зло. - Эта злоебучая полковая проститутка состоит из крови, вот что я тебе скажу, если судить по тем объемам, которые он сегодня потерял - и остался при этом в живых. Поверь мне, Нина, - он тычет пальцем в ее покрытое мелкими бледными веснушками лицо, по привычке изливая раздражение на первого подвернувшегося под руку. - Ты бы давно уже отдала концы, залей ты кровью пол-чертова берега, всю блядскую лодку и операционную впридачу.
А, да, блядская лодка - вспоминает Ина, неотрывно следя за узором ЭКГ. Блядская омуляжившаяся моторная лодка, в которой они каким-то чудом умудрились прибыть к госпиталю по вязкой, недвижимой и безжизненной нефтяной реке. Волков и Винтовский гребли веслами, пока доктор занимался извлечением пули из майорова подреберья. Это все, что удалось экстрагировать рыжей из сбивчивого, щедро пересыпанного обычной КАШЕЙ рассказа старлея. Что происходило с этими четырьмя до попадания в лодку и кто стрелял - осталось для троих девушек тайной в разведшейся суматохе и поспешной доставке бессознательного Райдера в операционную.
Лейтенант докуривает; бросает бычок на пол, гневно наступая пыльным ботинком. Окидывает взглядом помещение, цыкает и, пройдя пару шагов до койки, неожиданно с размаху отвешивает майору звонкую пощечину.
- Не надо! - не выдерживает Нина и, хватая доктора за плечо, тянет его прочь от пациента. Ина лишь слабо усмехается. - Не надо еще и здесь это ваше садомазо устраивать, довольно уже..
- Пшла вон, - с холодной яростью отзывается Нон. Ина оборачивается и награждает его задумчивым взглядом. Он смотрит ей в глаза - молча. Немало солдат ими перешито и реанимировано, и, хоть эта операция и не отвечает никаким правилам, он по-прежнему полагается на интуицию самой верной своей ассистентки. Сообразив, что от нее ждут каких-либо замечаний по теме, Ина слабо жмет плечом.
- Потише, пожалуйста, - она не узнает собственного голоса, равнодушного, с отчетливыми металлическими нотками. В голову девушке приходит, что подобный ступор с ее стороны вызван скорее отсутствием поблизости брата, нежели чрезвычайной ситуацией. Инк - да. Интереснее всего ей то, что с ним и где конкретно он находится. Ина некоторое время молчит, не встречая никаких возражений на свое индиффирентное замечание, а после, покосившись на еще более беспристрастного, полуживого Райдера слева от себя, добавляет. - Шли бы вы отсюда.
В части Нон не вынес бы подобного совета - да ей и не пришло бы в голову его давать, будь они в части. Ангедония - страна особой уличной магии, и никто не возьмется этого отрицать. Так и выходит, что в полном молчании ее соратники покидают палату, оставляя рыжую наедине с размеренным мерцанием экрана и высоким ритмичным пиканьем динамика, с коктейлем, лениво перетекающим из капельницы в майорову вену, с самим Райдером, в припадке явного бесшабашного упрямства не желающим возвращаться обратно в тело, и неверной игрой света на полу, на стенах, на потолке.
Мало-помалу она расслабляется на стуле, позволяя хирургической недвижимости проникнуть в сознание, принюхивается - воздух здесь пахнет стерильными бинтами, слабо - спиртом, и наиболее отчетливо - свежеразведенной шпатлевкой. Тянет курить, но коматозное оцепенение, навалившись на плечи с прежней силой, мешает встать со стула и покинуть пост. Незатейливый рисунок ЭКГ гипнотизирует ее; сутулясь все больше и больше, подавляя промозглый озноб, она уходит было в попытки усилием воли подключиться к сознанию брата и выяснить хотя бы, в порядке ли он, но сбой в пиканье возвращает к пограничной ситуации, вышибая из размышлений. Ина фокусирует взгляд на исчезающей справа ломаной линии - да, точно, снова перебой. Это существо всегда раздражало ее в первую очередь непоколебимым своим упрямством. Жаль, нету здесь рыжего - помимо редкой крови четвертой группы с отрицательным резусом, которую Рэд мог бы в случае экстренной необходимости предоставить, он немало помог бы обычным для себя метафизическим вмешательством. Но местонахождение его неизвестно - вероятно, это означает, что ей нужно вмешиваться самостоятельно.
Вяло, сонно раздражаясь, Ина приказывает себе встать - выпрямляется и поднимается медленно, будто вместе с холодом по вентиляции в этом здании распространяется трупное окоченение. Поведя плечом, девушка некоторое время раздумывает, затем протягивает руку и выключает кардиограф - прерывистый писк обрывается, сразу погружая палату в мертвую тишину. Рыжая тихо вздыхает, после чего шагает влево и опускается на койку рядом с Райдером.
Ине приходится сделать над собой усилие для того, чтобы глядеть на него без выражения недружелюбного неодобрения - за время совместной службы она к этой гримасе в его адрес привыкла. Девушка изучает майора не спеша и вдумчиво - даже при смешанном невнятном освещении видно, что он бледен смертельно, даже губы его - обыкновенно вызывающе алые - будто выцвели в слабый розовый. Круги под глазами такие обширные и заметные, что ему позавидовал бы, пожалуй, любой гот. Безмятежная, безжизненная отстраненность; чтобы заметить, что он дышит, приходится присмотреться. Рыжая убирает с его лица за ухо прядь угольно-черных при искусственном свете волос и невольно вспоминает обычного Райдера. Сперва то томное существо непонятного на вид пола, с густой стрижкой от Амели, с которым ее знакомили; после - хладнокровного исполненного автоматизма ухмыляющегося садиста, в которого томное существо мало-помалу переродилось на знаменитой должности оружейника в сорок четвертом полку и начальника чрезвычайной комиссии Королевской Армии, и наконец - этого адского, истошного, делинквентного и нервного готического принца, в которого майор мутировал под давлением неожиданного всплеска полковничьей доминации и повсеместного омуляжения. Да, ошейник - ошейник Нон снял, повозился также со штангой в языке пациента, очень разумно поступил, учитывая волшебное использование дефибриллятора. Вспоминая о первоначальном своем желании снять с него электроды, Ина осторожно берет больничное одеяло за край и тянет вниз, к талии. Чуть медлит, после обнажает однополчанина до пропитанного кровью пояса джинс и снова замирает, немного украдкой поначалу осмотрев открывшуюся ей анорексическую его хрупкость. Она никогда не могла толком понять - нравится ли ей майор, или же бесит ее сильнее, убивая всякие зачатки симпатии. Пожалуй, нравится - когда не швыряется предметами, не заливается хохотом, не падает с грохотом со стульев, не катается по полу, не таращится, не дергается и не ругается трехэтажным на ровном месте, не выебывается и не проявляет это свое отчаянное упорство под лозунгом "другого выхода нет". Ине надоедает над майором размышлять; она решительно отцепляет бесполезные теперь электроды и оглядывает его вторично, посмелее и повнимательнее, задерживаясь на частично скрытом под перевязью странно соблазнительном его впалом животе, который просматривается благодаря привычно застрявшим ниже подвздошных джинсам полностью; на отчетливо выступающих под кожей ребрах; впадинке между резко очерченных ключиц; наконец, на едва заметной вене на шее. В последнюю очередь она отмечает исполосованные разной глубины и свежести продольными суицидальными шрамами предплечья - задумчиво провожает взглядом катетер капельницы до самого штатива. Помимо обескровленной, гипертрофированной бледности сама его кожа оттенка почти такого же белого, как свежий бинт у него на талии. Непрямой массаж сердца помог определить, что и на ощупь он приятно, шелковисто нежный, нежнее многих девушек - тянет трогать. И это все обычно называется, сынок - Ина фыркает, кладет правую ладонь на его глотку и находит слабый пульс, решая подменить кардиограф собой. Ей делается отвлеченно-интересно, задумывался ли этот больной бесконечной защитой человек над тем, что всякий раз, попадая в бессознательность, он остается в беззащитности куда большей, нежели его знакомые, которые отдыхают посредством обычного сна. Давясь неожиданно накрывшим злорадством, рыжая более не раздумывает и опускает левую руку ему на живот, между перевязью и поясом, в самый низ, на прикосновения к которому остро реагировали все Иныны партнеры. Она прислушивается - пульс его остается слабо-ровным, также как и едва заметные вдохи-выдохи. Раздвинув пальцы - так что большой приходится на край бинта, а мизинец ныряет под джинсовую ткань - она осторожно проводит от одного бока до другого; приподнимая ладонь над перевязью, кладет ее вновь на его солнечное сплетение. Едва касается, медленно гладит вверх, щупает ребра и задевает кончиками пальцев маленький темный сосок - старший по званию знакомый Инын никак не реагирует на прикосновения, сердце бьется так же лениво и тихо.
- Упрямая сволочь, - вслух насмешливо замечает Ина, слегка вжимая подушечку указательного во впадинку между ключиц и продолжая гладить выше, по шее, пока не добирается до самого уха. Для того, чтобы дотянуться до затылка, ей приходится подвинуться чуть ближе к изголовью и опереться на локоть, склонившись над Райдером. Щупая его ясно проступающие под кожей шейные позвонки, рыжая снимает правую ладонь с сонной артерии майора и, после недолгой паузы, легко дотрагивается до его рта, носа, проводит пальцем под опущенными ресницами и по брови. Никакой реакции; так не притворяются. - Ну да, да, - неизвестно с чем соглашаясь, она праздно ласкает правой рукой его левое ухо и вглядывается ему в лицо. Потом, призадумавшись, снова фыркает и добавляет погромче. - Кожа, белая как снег, губы, алые как кровь, и волосы черные, как вороново крыло, - торопливо и значительно, как заклинание. Не помогает. Ина снова вздыхает и задумывается глубже, поднимая взгляд от майоровой бессознательной безучастности к железной спинке больничной койки. Отчаянно, задействуя все то актерское мастерство, на которое она способна, девушка заставляет себя отождествиться с неким туманным образом прекрасного принца, который по старинке героически приходит к бесполезным гномам выводить Белоснежку из комы, которой та беспечно предается, лежа в хрустальном гробу. Для максимального отождествления она даже закрывает глаза и застывает - до тех пор, пока не чувствует прилив крайнего благородства и романтической оторванности - и тогда, склонясь к Райдеру, страстно целует в сомкнутые губы.
Разжмуриваясь и незамедлительно натыкаясь на взгляд его широко открытых ярких глаз, она, резко отпрянув от неожиданности, убирает руки и принимает прежнее сидячее положение. Некоторое время она смотрит прямо перед собой - образ принца-спасателя еще не до конца слетел, и оттого щеки ее разгораются, а решимости хватает лишь на то, чтобы на Райдера покоситься. Майор некоторое время глядит на нее изучающе, явно идентифицируя, а после, когда с узнаванием покончено, озаряется широкой своей ухмылкой психопата.
- Чем это ты тут занимаешься, - не медля, тихо любопытствует он с изрядной долей несерьезности. Ина отворачивается и смущенно облизывается, машинально фиксируя на губах непонятный, приятный сладкий привкус. Извечно повторяющаяся история с майоровыми вопросами, на большинство которых неясно, что отвечать, заставляет девушку чувствовать себя не в своей тарелке; но, как ни странно, на данный момент Райдер ответа не требует. Некоторое время он осматривает потолок, кусок штатива с капельницей, который попадает в его поле зрения, после чего с усталым раздражением тянет лишь. - Оп-пя-ать, ебануться к хуям.
Началось. Ина сдерживает утомленное недоброе хихиканье, по-прежнему глядя в сторону, и гадает - скажет ли он "дай курить, ебало блядское", или же, может быть, "дай сигарету, мудила грешная". А может быть - "дай, пожалуйста, к ебеням сигарету." Непонятное глухое облегчение по поводу возвращения майора Райдера в строй не мешает этим размышлениям развлекать ее, так что в конце концов она разражается издевательским хохотом.
- Теперь она будет ржать, - Ина давно уже убедилась, что, замечая что-либо о ком-либо в третьем лице, и Райдер, и Волков, по-видимому, призывают в свидетели никого иного как Ватари. Майор приподнимает от подушки голову, некоторое время, хмурясь, изучает уходящий в его вену катетер, после чего левой рукой щупает бинт и вспоминает очередную причину своего попадания в госпиталь. - А, ну да.
- Не вздумай избавляться от капельницы, пожалуйста, и тем более вставать, - поднимаясь с койки, говорит Ина. Без пауз продолжает, не давая ему шанса лишний раз по этому поводу ебануться к хуям либо же помянуть канонические ебеня. - Курить, ебало блядское?
- Конечно, треклятая ты рыжая, - тут же отвечает Райдер и ухмыляется, вновь откидываясь на подушку, шире. Ина проходит к столику у двери и, залезая одной рукой в задний карман джинс за зажигалкой, другой берет с хирургически блестящей столешницы пачку мальборо; вынимает две сигареты и возвращается к койке. Дает пациенту огня; он курит, держа сигарету левой рукой, и по-прежнему с явным неодобрением изучая потолок. Потом вновь обращает на девушку пристальный взгляд. - А знаешь, сначала я подумал, что это не ты, а твой аутистический близнец.
- Да, конечно, - с ироническим фатализмом отзывается Ина. - Будет Инк выводить тебя из эмо-комы поцелуями.
- Нну-у, кто ж тебе виноват, что ты выглядишь точно как твой братец, - не задумываясь, отвечает майор. Какой-то он положительный, приходит девушке в голову. Эпинефрином прется, что ли, или зарядился от дефибриллятора по самое не могу. Она коротко хихикает; молча забирает протянутый ей окурок, бросает на пол и гасит ботинком. Еще разок затянувшись, проделывает то же самое со своей сигаретой. После вновь смотрит на него, и, снова спотыкаясь взглядом о маняще обнаженный живот, незаметно для себя интересуется:
- Не холодно?
- Ага, еще "поговори со мной" скажи, ебучее сХе тут разведи, - раздраженно советует Райдер; совершенно не координируясь с избранным тоном, дотягивается левой рукой до ее лица и осторожно проводит кончиками пальцев по щеке. Рыжая на секунду замирает, прислушиваясь к растекающемуся по ее телу от его прикосновения зомбирующему теплу; после ловит хрупкое запястье и порывисто лижет тыльную сторону узкой кисти. Да, черт возьми - он непонятно сладкий на вкус, аутентично и ни на что не похоже, но не метафорически, а совершенно физически сладкий. Майор тянет ее на себя; они целуются. Язык у него горячий, мокрый и длинный, все это в комплекте на поверку оказывается куда приятнее, чем представлялось Ине в теории. Предугадав попытку ее обнять, она успевает ухватить его правое предплечье и прижать обратно к кровати прежде, чем ему удается вырвать из вены плохо закрепленную на старом пластыре иглу.
- Не смей шевелиться, - выдыхая ему в ухо, вполголоса говорит Ина и, не удержавшись, проводит языком под скулой. - Не дергайся - я не хочу потом получать от лейтенанта пиздюлей за то, что у тебя швы разошлись.
Он отзывается хмыканьем. Незаметно для себя, увлекаясь, целуя в шею, и в ключицы, и в плечи, она ловит левую руку Райдера и прижимает ее к кровати вслед за правой; он, как ни странно, не возражает, заводится быстро - она обнаруживает, осторожно взобравшись на кровать, оседлав его колени, чтобы он с-о-в-с-е-м не дергался. Зубами Ина расстегивает пуговицу на его джинсах, ширинку, и отвлеченно наслаждается его порностонами, когда, приятно удивленная предоставляемыми в ее распоряжение габаритами, приступает к основной части. В рыжую голову ее забредает слабая, забавная и тихая идея - интересно, думал ли когда-нибудь принц о том, что лучше бы не целовать Белоснежку вовсе, а таскать ее за собой в хрустальном гробу, пугая заодно немецких детишек.
Думал, скорее всего.