Мертвые души (Том 2 и 3)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Одна из последних глав.
Мёртвые души.
Содроганье невольно пробежало по всем лицам. Князь был спокоен. Ни гнева, ни возмущенья душевного не выражало его лицо. - Теперь тот самый, у которого в руках участь многих и которого никакие просьбы не в силах были умолить, тот самый бросается теперь к ногам вашим, вас всех просит. Все будет позабыто, изглажено, прощено, я буду сам ходатаем за всех, если исполните мою просьбу. Вот моя просьба. Знаю, что никакими средствами, никакими страхами, никакими наказаниями нельзя искоренить неправды: она слишком уже глубоко вкоренилась. Бесчестное дело брать взятки сделалось необходимостью и потребностью даже и для таких людей, которые и не рождены быть бесчестными. Знаю, что уже почти невозможно многим идти противу всеобщего теченья. Но я теперь должен, как в решительную и священную минуту, когда приходится спасать свое отечество, когда всякий гражданин несет все и жертвует всем, -- я должен сделать клич, хотя к тем, у которых еще есть в груди русское сердце и понятно сколько-нибудь слово<<благородство>>. Что тут говорить о том кто более из нас виноват! Я, может быть, больше всех виноват; Я, может быть, излишней подозрительностью я оттолкнул из вас тех, которые искренно, хотели мне быть полезными, хотя и я, со своей стороны, мог бы также сделать <им упрек>. Если они уже действительно любили справедливость и добро своей земли, не следовало бы им оскорбиться на надменность моего обращения, следовало бы им подавить в себе собственное честолюбие и пожертвовать своей личностью. Не может быть, чтобы я не заметил их самоотверженья и высокой любви к добру и не принял бы, наконец, от них полезных и умных советов. Все-таки скорей подчиненному следует применяться к нраву начальника, чем начальнику к нраву подчиненного. Это законней, по крайней мере, и легче, потому что у подчиненных один начальник, а у начальника сотни подчиненных. Но оставим теперь в сторону, кто больше виноват. Дело в том, что пришло нам спасать нашу землю; что гибнет уже земля наша не от нашествия двадцати иноплеменных языков, а от нас самих; что уже, мимо законного управленья, образовалось другое правленье, гораздо сильнейшее всякого законного. Установились свои условия; все оценено, и цены даже приведены во всеобщую известность. И никакой правитель, хотя бы он был мудрее всех законодателей исправителей, не в силах поправить зла, как <ни> ограничивай он в действиях дурных чиновников приставленьем в надзиратели других чиновников. Все будет безуспешно, покуда не почувствовал из нас всяк, что он так же, как в эпоху восстанья народ вооружался против<врагов>, так должен восстать против неправды. Как русский, как связанный с вами единокровным родством, одной и тою же кровью, я теперь обращаюсь <к> вам. Я обращаюсь к тем из вас, кто имеет понятье какое-нибудь о том, что такое благородство мыслей. Я приглашаю вспомнить долг, который на всяком месте предстоит человеку. Я приглашаю рассмотреть ближе свой долг и обязанность земной своей должности, потому что это уже нам всем темно представляется, и мы едва ли, выживем, в мерзости и неправде, нами же созданными. Ложь и зло возликовали. Мы на краю пропасти. Я обращаюсь к вашему благоразумию и благородству, если это у вас ещё есть. Как поступить? Как жить дальше? Пусть каждый из вас вспомнит прожитые годы, когда был сделан неверный шаг и потеряна дорога, ведущая к честному и беззаветному служению своему отечеству. Ведь все мы когда-то были молоды и мечтали достойно прожить свою жизнь на благо отечеству. Где теперь всё это? Где ваше мужество? Я жду от вас ответа! Князь замолчал. Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Пальцы его нервно барабанили по подоконнику. На улице снегом покрыло крыши домов, и ветки деревьев поникли вниз под его тяжестью. Дворники работали лопатами, очищали тротуары.
- Покрыло бы белым снегом всю эту грязь - с горечью подумал князь - чтобы этого мне больше не видеть. Он повернулся и оглядел свое войско. Взгляд его был холоден и бесстрастен. Всё стояло молча.
- Ни тени раскаяния - подумал генерал-губернатор - да в этом дремучем лесу и сам чёрт не пролезет, ноги переломает.
- Я отправляюсь в столицу - заговорил он снова - и намерен добиться встречи с высочайшей особой. Я изложу все обстоятельства дела и намерен добиться высочайшей протекции на расследование и пресечение военным судом. Холодная дрожь овладела многими.
- Я не вижу другой возможности и способов как распутать клубок изо лжи, взяточничества и попрания государственных законов и устоев нашего общества. - Видимо ошибается откупщик Муразов, уж он то бы со своею добротою и всех бы простил, да кого бы тогда и наказывать? Пойди, разберись, есть ли здесь хоть один достойный человек - думал князь.
- Сейчас каждый из вас должен заниматься своим делом, но до особого распоряжения - сказал генерал-губернатор. Князь всех отпустил, позвонил колокольчиком. Вошедшему посыльному он приказал вызвать чиновника по особым поручениям. Посыльный поклонился и вышел. Генерал-губернатор прошёл к столу, взял перо и бумагу, долго писал. В это время доложили, что прибыл посыльный, уже известный нам молодой человек. Князь велел ему подойти к столу, взял лист бумаги.
-Я надеюсь, что вам уже известны все обстоятельства дела и моё решение? Князь подал чиновнику бумагу.
- Мне всё известно и я всё исполню, что поручит мне ваше сиятельство - ответил чиновник по особым поручениям.
Как только карета нашего героя, скрипя полозьями, выехала за пределы злополучного города N, где Чичиков нежданно получил такое ужасное потрясение, едва не стоившее ему смены привычной жизни на Сибирь и каторгу, к дому полицмейстера съехались экипажи. Роскошные кареты с лакеями на подножках и лёгкие санки становились в два ряда у дома полицмейстера. Ярко горели фонари на столбах, кучера и лакеи прохаживались перед фасадом дома, поджидая своих хозяев. Снег неслышно падал на спины лошадей. В доме собрались ответственные и значимые лица города. Советники, асессоры, стряпчий Золотуха, неведомо каким путём, прокравшийся в прокурорское кресло. На плоском и рябом лице его уже появилась такая важность и напыщенность, какую можно увидеть лишь у столичных чиновников, оно казалось, кричало - Посмотрите на меня! Ведь и я теперь тоже значимое лицо города! Судья, вице-губернатор, губернатор, управляющие казёнными фабриками. Были чиновники города и генерал-губернаторские. За карточным столом вяло шла игра.
- Не понимаю господа - первым заговорил губернатор, - какая злая муха укусила князя? Какая каналья поставила на дыбы весь город? Кто строчит князю доносы? Нет, вы слышали - обратился он к полицмейстеру - какую сплетню пустили про меня по городу, будто - бы я с вашей помощью обираю купцов, беру с них непомерные взятки за право беспошлинной торговли вином? Какой-то пачкун написал князю, что я присвоил ассигнованную сумму на ремонт богоугодных заведений, а также заставляю купцов оплачивать ремонт мостовой, деньги же присваиваю. Так ведь они проклятые только и ездят одни без дела. Выдует орясина самовар чая, отвалит бородищу до пупа, и ну ты, пошёл колесить он по городу, визиты да контрвизиты, все дороги разбили своими пролётками! И ещё чёрт знает что, я волочусь за женой нашего уважаемого..., да не поймите меня превратно, господа, не могу назвать имя дамы, незаслуженно обиженной гнусным клеветником.
- Гм - подумал про себя Золотуха - да все в городе знают, что ты волочишься за женой почтмейстера.
-Да всё это вздор - сказал он губернатору - вот и на меня поклёп чистой воды, что я вымогаю, деньги с просителей и ещё покрываю расхитителей городской казны. Да в этой казне и медного гроша не заводилось никогда. У меня зять в казначействе, уж мне то всё известно, в какую сторону деньги уходят - неожиданно замолкает он, смешавшись.
- Да от чего пошёл такой шум? - заговорил он снова - да разве не у вас в канцелярии сидят Самосвистов, да Кислоедов? Свистуны, пачкуны проклятые, за копейку и мать родную продадут. Чуть запахло поживой, то они всех готовы в канаву свалить и грязью перемазать. Херсонский помещик попал в немилость князю, а нас так за компанию давай топить, чтобы всё спутать, да смазать, да так, чтобы все стали виноватые?
-Да-с господа! Но тут я полагаю, не обошлось без помощи юрисконсульта. Эта собака мало лает, да больно кусает! Много крови выпил он из нас, да будет и ему судный день. И вот ведь заведётся такая дрянь - на чужой беде состояние делать! И гадит и гадит, пачкун проклятый! А что же до благодарностей просителей - продолжал Золотуха - так ведь вам известно господа, что я человек совестливый и если кто и поднесёт когда в благодарность, то только от чистого сердца, из сострадания к тяжким трудам нашим. Ну и берём ведь только по божески, самую, что ни на есть малость, сущий пустяк, господа!
Бывший судья Бурмилов ходил как маятник по комнате, приглаживая, свои усы. При последних словах Золотухи, он остановился - Херсонский помещик, говорите. Да это не тот ли помещик, что приобрёл несколько сот крестьян на вывод в Херсонскую губернию?
- Он самый-с, Павел Иванович Чичиков - отвечал ему полицмейстер, вспомнивши, однако рассказ пьяного Ноздрёва о мёртвых душах, решил, что благоразумнее сделать вид, будто ему вообще ничего не известно о тёмных делах Чичикова.
- Да расскажите же нам - повернулся к прокурору, Бурмилов - что за дело такое с завещанием покойной вдовы Ханасаровой? Мы все в неведении. И какое отношение имеет к наследству покойной херсонский помещик? Золотуха развёл руками.
- А вот расскажу я вам господа, да-с, тут такое премерзейшее дело и так хорошо запутано, что я и сам до конца не разобрался. Покойная, да упокоится её душа, составила завещание за пять лет перед смертью. Половину имения старуха завещала монастырю, а другую половину своим воспитанницам пополам и всё, и никому больше. А состояние преагромнейшее, скажу я вам.
- Как же, да ведь и я сам был свидетелем, когда писалось завещание - заявил бывший совестной судья Бурмилов. - Так отчего же шум?
- Да в том то и дело-с, господа - продолжал Золотуха - что появилось вдруг ещё одно завещание, по которому всё отходит родственникам по прямой линии. И будто бы, это завещание смастерил Павел Иванович Чичиков. После этого ко мне столько просителей приходило! Все вдруг оказались самыми близкими к покойной, столько воронья налетело, такой крик подняли, что я и сам не смог до конца разобраться, кто из них родственник по прямой линии, а кто по кривой.
- Однако же ты ловок - подумал губернатор - да тебе это только на руку. Ты же со всех взял, уж я тебя знаю, никого не пропустил. И разве не ты подал совет Вишнепокромову, будучи ещё помощником, у прокурора, что последнее завещание может уничтожить первое, было бы всё правильно сделано?
- А что же господа - подал голос уже известный читателю полицмейстер Алексей Иванович. Он решил, всё-таки, рассказать всё, что он знает о Чичикове и его тёмных делах, показать всем, что его департамент не дремлет. - Кто же такой человек этот Чичиков и почему вы о нём ничего не знаете? Херсонский помещик говорите. - Хе-хе - усмехнулся он. - Недавно встретил в городе приятеля своего, помещика Собакевича. - Эх - хе! - Да тут такое гнусное дело - всех святых выноси! Собакевич меня просто сбил с толку. Говорит, что купленные Чичиковым крестьяне на вывод и вовсе не крестьяне, а мёртвые. То есть я хочу сказать, что их нет как живых, а они как бы и живые, но только на бумаге. На самом же деле они мёртвые-с, да господа, мёртвые-с.
- Да что вы говорите - в один голос воскликнули губернатор и судья Бурмилов - Как мёртвые? Почему мёртвые? Матерь божья - воскликнул Бурмилов - с нами крестная сила, да что же такое деется? Да как всё это понимать?
- А вот как господа, да-с - продолжал полицмейстер - Собакевич говорит, что Чичиков этот совершенный мошенник. Херсонский помещик! Никакой он не помещик, а плут и казнокрад! И нет у него никакой земли в Херсонской губернии и речки и пруда тоже нет. И крестьян у него нет, все мёртвые да беглые. Жулик он, да-с господа, жулик!
- Да объясните же вы, наконец - губернатор даже присел от волнения - не томите нас, что вы о нём знаете?
- Да, да господа! Плут и казнокрад - продолжал полицмейстер - крестьян он покупает тех, что уже умерли, но ещё не поданы были в последнюю ревизскую сказку и потому есть как бы живые, а также беглых крепостных.
- Да какая же в том корысть - спросил бывший судья Бурмилов.
- Есть, есть и корысть. А как же без неё родимой? - продолжал полицмейстер - Чичиков закладывает купленных крестьян, то есть как бы ещё живых, в опекунском совете. Недавно он оформил купчие крепости на сто тысяч рублей и всё законно, нигде не придерёшься. Председатель палаты, Иван Григорьевич, смутился на секунду - Да всё так господа. И купчие есть и свидетелей предостаточно и запрещений никаких. Всё совершенно законно. Да кто же знал, что всё это вот так вот выйдет? Каков молодец! Хе-хе! И река там у него есть и пруд в херсонской губернии и земли предостаточно! А я то думал - какой напористый молодой человек! Отчего бы и не помочь ему?
- Со ста то тысяч и благодарность тебе приличная вышла, уж такого хапугу, как ты и во всей губернии не сыскать - подумал губернатор.
- Господа! Да этот Чичиков, прямо и не человек получается, а антихрист какой то - подал голос судья Бурмилов.
- Куда он хватил, да какой там к чертям антихрист - в сердцах махнул рукой полицмейстер - Человек он. Такой же, как и мы! Просто очень ловкий малый! Прямо мистицизм какой-то! Ночью приснилось мне, будто сам чёрт на балу со мной мазурку отплясывал! И такой противный! Не к добру, ой не к добру! Прошу вас господа к столу, отведать осетра. Этот Чичиков уже мне в печенку залез! Многие, из присутствующих здесь господ были слегка заражены болезнью мистицизма, гуляющей по всей России, и с облегчением двинулись вслед за полицмейстером.
- Авось всё и пронесёт - продолжал полицмейстер - господь не выдаст, свинья не съест!
- Какая тут к чертям осетрина - с горечью произнёс инспектор врачебной управы, отвалив себе на блюдо, однако, огромный кусок осетра, так, что подошедшему было, прокурору, остались только голова да хвост рыбины - того и гляди, завтра самого возьмут за жабры вместо осетра.
- Князь в столицу покатил, топором всем грозит, судырь ты мой - вторил ему почтмейстер.
- Да пусть ему - отвечал губернатор - грози он, сколько хочет, чай дорога длинна, до государя далеко. И не так просто пробиться к нему, хоть ты и князь, авось за дорогу утрясётся и добрее станет. И чего мы раньше времени сами себе заупокойную запели? Нас топором не испугаешь, мы в эту землю прочно вросли, ты попробуй, вырви! И мы ещё посмотрим, на чьей стороне сила, а до пачкунов этих я ещё доберусь, так отделаю, что служба головкой сахара не покажется! Значимое лицо бывшего стряпчего Золотухи согласно кивало. Страх уже взялся за него: голос губернатора воспринимался обрывками, но он всё равно кивал головой, соглашаясь со всем.
- Хоть бы этот Чичиков поскорее убрался из города, одни неприятности из-за него пошли, ещё и комиссия свалится нам на головы. А ведь как было тихо до него - думал Золотуха - а меня сейчас любая комиссия зарезать может: на одной ноге стою! Вот лихо то! И принесли же его черти в этот город!
Глава 6.
А тем временем кибитка Чичикова неслась по заснеженным дорогам губернии, оставивши далеко позади негостеприимный город. Полозья кибитки с шумом ударялись о выбоины, комья снега стучали о передок повозки. Стоял лёгкий морозец, какой любит русский человек, воздух пьянил чистотой и свежестью. Лёгкий ветерок задувал через открытое оконце в лицо Чичикову. Дорога шла, то через заснеженное поле, мимо хлебных кладей, изредка подходя к деревне, то петляла лесом, где Чичиков поставил хорошую шишку у себя на голове.
- Что гусь? Ты как меня везёшь? Убить меня надумал - спросил он у Селифана.
- Потрафим, ваше благородие. Извиняйте за беспокойство - отвечал Селифан. Попадались небольшие деревеньки с низкими избами. Глинобитные дома, с камышовыми крышами, а иногда крытые дерном, с побелёнными белой глиной стенами, то вытягивались в линию, образуя улицу, то дома стояли там, где понравилось место хозяину, и дорога здесь не имела направлений. Селифан что-то сердито сказал, когда он дважды подвёз к одному и тому же месту. Чичиков не останавливался, настроение у него после пережитого в городе было скверным.
- Эй, ты, какого чёрта, вы, что там уснули оба - крикнул он Селифану - долго ещё кружить будешь? Чичиков хотел заехать по пути к дому к одному помещику: с ним настоятельно рекомендовал познакомиться Костанжогло. На окраине Чичиков увидел мужика, видимо хозяина низкого, построенного из толстых брёвен дома. Мужик был изрядно пьян, шапку его, ворча, носил в зубах вислоухий щенок.
- Селифан, видишь вон тот плетень, давай правь к нему. Подойдите с Петрушкой к мужику и расспросите хорошенько дорогу до деревни помещика Воскресенского.
- Как прикажете барин - сказал Селифан, привязал лошадей к плетню и пошёл к дому. Сзади, спотыкаясь, то и дело, семенил Петрушка. Пьяный мужик пытался открыть двери, но его не впускали.
- Матрёна открой, не то ушибу - орал мужик. Отворилась дверь, появилась сама хозяйка - сажень в плечах и руки в бока. Подхватила шапку со снега, мужика за ворот и сразу сник воевода, подгоняемый сзади тумаками, скрылся в избе. Дорога шла по кромке леса, и Чичиков видел, как сновали в кустах вспугнутые зайцы, хорошо отъевшиеся за лето. Глухари с шумом взлетали со своих укромных мест в снегу, сбивая иней с кустов. Как капельки крови алели на сверкающем снегу снегири. Селифан с Петрушкой были в хорошем настроении, они наконец-то покинули неприветливый город и теперь о чём-то оживлённо переговаривались. По случаю своего освобождения, Чичиков обещал им дать на водку по прибытии в имение, приобретённое им у Хлобуева. Чичиков решил пожить в имении до весны. Отложить на время все дела, связанные с приобретением мёртвых душ, наладить, насколько это будет возможным дела в хозяйстве, в чём он очень надеялся на помощь Костанжогло.
- Как хорошо, что я познакомился с таким умным помещиком, как Костанжогло и он теперь у меня в соседях - думал Чичиков. Соседство с таким человеком, как Костанжогло ему показалось несомненной удачей, так как в деревенском хозяйстве Чичиков мало смыслил. Все хозяйственные дела ему казались легко выполнимыми.
- Надо только мне строже быть к мужикам и заставлять их всё делать во время - думал он. По приезду в имение нужно обязательно посетить Костанжогло, посоветоваться с ним на предмет; где найти хорошего приказчика, не вороватого, да чтобы не закладывал с утра пораньше за воротник, покладистого и хозяйственного и пойдут у меня дела в гору - думал Чичиков. Его не смущало то обстоятельство, что сам он в деревенском хозяйстве очень мало понимал и дела в его хозяйстве, будут полностью зависеть от расторопности и сметливости приказчика, умения того ладить с мужиками.
- Русский человек из всякого затруднительного положения непременно найдёт выход, и я найду такого приказчика - думал Чичиков. Поначалу Чичикова не покидали мрачные мысли о происшедшем с ним в городе, перед лицом иногда вставали промозглые стены чулана, в который он угодил, гневное лицо князя.
- Нет, это всё было не со мной, это был не я - отмахивался он от мрачных мыслей - гнусное стечение обстоятельств и только - думал он. Поживу в своей деревне, дела отвлекут от наступающей хандры, всё наладится. И право слово, зачем мне так казниться? В такой бурной жизни как у меня всякое может случиться. Надо быть всегда готовым к неожиданным поворотам судьбы. - Зацепил - поволок, а сорвалось, так не спрашивай - так думал Чичиков, глядя на посеребрённый инеем лес. Он ещё не знал, что князь уехал в столицу и дамоклов меч незримо висит над головой нашего героя, готовый в любую минуту свершить правосудие. Чичиков с удовольствием прикинул, сколько он получит за только что заложенных крестьян. Он перебрал в уме всех помещиков, где ему удалось поживиться, руки коллежского советника потянулись к заветной шкатулке. Ему захотелось немедленно пересчитать всех купленных крестьян, но тут его повозка так качнулась на дороге, что у него мгновенно пропала к этому охота. Правда его на миг смутило то обстоятельство, при котором он лишится части денег: а именно долг Костанжогло, а также долг за услуги юрисконсульту-философу с товарищами. Надо сказать, что Чичиков всегда с большой неохотой выдвигал маленький потайной ящичек, вмонтированный в заветную шкатулку, когда требовалось отдавать долги. И не потому, что он был по природе своей скупым, ведь он даже раздавал мелочь нищим у церкви, и в душе у него всегда находилось место для сострадания, когда это требовалось, конечно, но страсть, страсть складывать копейку за копейкой делала своё дело. Он сам начинал походить на ту фарфоровую кошечку, копилку, что подарил ему родитель в далёком детстве. Ближе к вечеру по небу заходили низкие тучи - верный признак, что погода испортится. Подул лёгкий ветер, Чичиков выглянул в окно.
- Селифан, долго ли ещё ехать?
- Скоро приедем, затемно должны успеть, однако пурга будет, барин.
- А ты чаще работай кнутом, не то не поспеем.
- Чего изволите барин?
- Погоняй, говорю, дурак! Не видишь, у тебя чубарый совсем обнаглел, скоро сам ко мне в кибитку проситься начнёт.
- Как прикажете, барин! Селифан с удовольствием вытянул чубарого кнутом - У-у, Бонапарт проклятый, всё хитришь, ну хитри, хитри, меня всё равно не перехитришь! Я вашего брата всегда насквозь вижу, я можно сказать нутром чую твой дрянной карахтер! Вот Заседатель - конь с пониманием, степенный конь, и гнедой тоже хорош, не то, что ты, на тебя никак нельзя положиться - отчитывал чубарого Селифан. Лошади пошли резвее, комья снега застучали о передок.
Усадьба помещика Воскресенского, бывшего столичного чиновника, по словам Костанжогло, была недалеко от имения Чичикова.
- Обязательно нужно вам с ним познакомиться, Павел Иванович - наставлял Чичикова перед отъездом Костанжогло - весьма интересная личность, у него многому можно научиться в плане ведения хозяйства. Особенно многое он может посоветовать по земледелию. Я к нему езжу довольно часто, мы с ним очень дружны и без него я думаю, жизнь моя была бы скучней. Между тем погода быстро ухудшалась. Вначале посыпала мелкая снежная крупа, затем после небольшого перерыва повалили крупные снежные хлопья.
- Плохо дело, темнеет - подумал Чичиков. Кибитка стала часто съезжать с дороги, её то и дело качало, резкие порывы ветра задували в кибитку снег. Снегопад усиливался, тёмная стена леса, однако кончилась, ветер же разошёлся не на шутку. Стало совсем темно, повозка наклонилась резко, и Чичиков ударился головой. Лошади встали. Чичиков выглянул из окна
- Какого чёрта ты остановился, где дорога?
- Так ведь не видать не зги, барин. Такая сейчас потьма, куда же ехать?
- Да ведь ты же спрашивал дорогу у того мужика в деревне?
- Так ведь он был пьян, Павел Иванович, Петрушка с ним говорил - отвечал Селифан.
- Ах ты, дурачина, сколько раз тебе говорить, на Петрушку не полагаться, Петрушка бревно! - начал закипать Чичиков.
- Петрушка говорит, как только проехавши лес, да поворотивши потом лево, и вот тебе и деревня.
- Лево, лево - передразнил Чичиков - бревно ты неотёсанное, заморозить нас хочешь, сукин ты сын, а? И куда же ты поворотил, коли и дороги теперь нет, а?
- Да ить, потьма такая уже, да и дорога чай не столбовая, всегда так, идёт, идёт, смотришь, а её уж и нет - оправдывался Селифан.
- А мне то до этого, какое дело а, мошенник ты этакий, вот прикажу тебя высечь вместе с Петрушкой!
- Чу, барин, вроде дымом пахнуло, да точно дымом пахнет, деревня то совсем близко, барин! На ветер, на ветер надо ехать, барин!
- Так чего же ты стоишь? Поворачивай каналья! И смотри у меня - пригрозил Чичиков.
- Как прикажете барин. Селифан повернул, кибитка начала подминать мелкий кустарник, утопала в глубоком снегу, потом кусты кончились, видимо они ехали каким то лугом. Стояла высокая осока, ещё не засыпанная местами совсем снегом. - Ещё и в болото завезёт, бревно - подумал Чичиков, он велел Петрушке слезть с козел и идти впереди коней, смотреть дорогу. Стало совсем темно, ветер крутился и злобно выл, и будто злые бесы летали вокруг повозки и лупили её своими мётлами. Снег проникал и в кибитку, Чичиков заметил, что шинель его покрылась снежной пылью.
- Кажется, мы окончательно заблудились - Чичиков хотел, было выглянуть, но тут лошади остановились. Впереди возникла огромная стена, это было, несомненно, какое то строение, ветер же сразу стих, пронося снежные вихри, где-то в вышине. Похоже, что это был амбар, да действительно, они подъехали к деревне; послышался глухой собачий лай. Едва Чичиков открыл дверцу кибитки, как огромный пёс, злобно рыча, кинулся к нему. Вокруг повозки появились люди, два здоровенных мужика схватили коней за уздцы, четверо с вилами окружили экипаж. Один из них был с ружьём. Держа фонарь перед лицом Чичикова, он строго спросил
- Кто вы такие и зачем приехали сюда?
- Дворянин, коллежский советник, еду по делам к помещику Воскресенскому - отвечал Чичиков.
- Пожалуйте барин, это и есть имение помещика Воскресенского - отвечал мужик с фонарём. Он велел отогнать собак, повернулся к Чичикову
- Следуйте за мной, ваше благородие, я вас провожу, тут совсем близко. И верно, пройдя вдоль высокого забора, затем через две небольших поляны, разделённых мостиком, видимо это был занесённый снегом пруд, Чичиков увидел огни господского дома. Дом был обнесён железной оградой, выкованной довольно искусно, чувствовалась рука умелого кузнеца. Мужик отворил калитку, пропустил Чичикова вперёд, и они оказались у парадного входа. На высоких колоннах крыльца по два фонаря, имеющих формы ландыша, ярко освещали фасад дома. Чичиков отметил, что кузнец этой деревни и здесь потрудился на славу. И карнизы дома, и само крыльцо и входные двери, затейливые железные и медные узоры, казалось, были везде. Они вошли в дом, им навстречу, по длинному коридору бежали две гончие собаки. Собаки дружно прыгнули мужику на грудь
- Фу, ну вас, пошли красавицы! Мужик впустил гончих в комнату и запер за ними дверь.
- Сейчас позову хозяина - промолвил мужик, но отворилась дверь гостиной, и вышел сам хозяин.
- Что случилось, Петруша? - спросил он мужика.
- Всё хорошо, барин! К вам гости пожаловали! В это время Чичиков разглядывал помещика. Коллежский советник поразился исполинской мощи помещика. Широкая и чёрная, как смоль, борода прикрывала крупные угловатые черты лица. Стройная фигура, широкая и мощная грудь и руки человека, привычные скорее к тяжёлой работе, чем к безделью. Это Чичиков сразу понял, когда помещик, шагнув к нему навстречу, протянул ему руку. Рука Чичикова утонула в руке исполина, и Чичиков даже привстал от крепкого рукопожатия.
- Воскресенский Александр Николаевич, надворный советник в отставке - представился он. Чичиков немного смутился от такого простого обращения, он больше привык к чопорности помещиков из глубинки, в которых манеры городского светского чиновника переплелись с простотой деревенского мужика. Карие глаза помещика казалось, смеялись - Вот я каков! От исполина так и несло здоровьем.
- Чичиков Павел Иванович, коллежский советник - представился Чичиков, изобразив на лице приятную улыбку и склонив голову немного набок.
- Эк его, как он вымахал, что та колонна у крыльца - подумал он.
- Ваш новый сосед и ваш покорный слуга - продолжал Чичиков - Приобрёл не так давно имение помещика Хлобуева. Ездил вот по неотложным делам в город, да на обратном пути решил засвидетельствовать вам моё почтение.
- Помещик Хлобуев - улыбнулся Воскресенский - Как же, да я его хорошо знаю. Мой дальний родственник. Совершенно запутался человек, он и у меня часто брал в долг и не рассчитался ещё, ну да я ему долг прощаю. Человек он надо сказать, не пропащий, да ветер у него в голове, живёт одним днём. Соблазны появляются у него чаще, чем деньги, вот и промотался.
- Так кто же ему виноват - сказал Чичиков - живи в меру потребностей своих, ан нет, надо ему везде фору давать. Кругом у него долги, а он и балы не пропускает и шампанское у него не выводится. Я так думаю, что гордыня ему везде помеха, из кожи вон лезет, только бы от других не отстать, вот и довёл своё хозяйство до развала. Воскресенский отпустил мужика, сам помог Чичикову снять шинель, затем отворил двустворчатую дверь гостиной - Прошу вас, Павел Иванович и будьте как дома, у меня всё просто и без всяких чинопочитаний. Они прошли в довольно просторную гостиную, Воскресенский указал Чичикову на кресло.
- Я, Павел Иванович, человек простой, за годы службы в Петербурге так и не привык к чинопочитанию, за что не раз выслушивал всякие недовольства от начальства и мелкие подковырки от сослуживцев.
- Прошу простить за столь поздний визит, думал, приеду засветло, да пурга застала, и сбились с дороги, насилу набрели на деревню - сказал Чичиков. Мне о вас много рассказывал Костанжогло.
- Константин Фёдорович? Да он у меня был два дни назад и о вас говорил с похвалой и спасибо что заехали, я признаться всегда рад гостям, тем более образованному человеку, в нашей глуши и общаться то мало с кем приходится, только всё заботы да дела. У меня были друзья по службе в Петербурге, да они все там остались, и я надеюсь, что мы с вами подружимся, Павел Иванович? Чичиков одобрительно склонил голову
- Я смотрю Александр Николаевич, у вас дома столько много везде кузнечной работы, эти медные узоры на мебели и на дверях, хорошего мастера держите? Воскресенский улыбнулся - Я ведь Павел Иванович, потомок крепостного кузнеца, мой прадед был знаменитым человеком при дворе его императорского величества. Даже во дворцах плоды его труда имеются, за что пожалован, был дворянским званием. В нашем роду это ремесло не умирает, мы хоть и дворяне, а труда не чураемся и я сам не прочь иногда молотком поработать.
- Вы? - удивился Чичиков.
- Да, ваш покорный слуга - ответил Воскресенский. - Вот, только батюшка мой всё противился моим увлечениям. С этой целью меня определил на службу в Петербург.
- В каком департаменте вы служили, Александр Николаевич - спросил Чичиков.
- Ну, кузнечное ремесло, это у меня для души - продолжал Воскресенский, настоящий же интерес появился у меня к земледелию. Я и служил в комитете агротехнического земледелия министерства государственных имуществ под началом его высокопревосходительства господина Киселёва. Какой замечательный человек, умный, добрый! Какие сложные времена, а он упрямо двигал свои реформы, а ведь любое новшество встречалось в штыки откровенным противлением. Он упорядочил, привел к более разумному управлению государственными крестьянами. Он говорил, что крепостное право есть зло, которое тормозит развитие государства.
- И вы его поддерживаете? - удивился Чичиков.
- Да как вам сказать Павел Иванович - отвечал Воскресенский - Я не поддерживаю крепостное право, но в данный момент против его отмены. Крепостные крестьяне - продолжал он, видя немой вопрос в глазах Чичикова - они же привыкли жить, так как они живут сейчас и смена образа жизни может стать для многих из них просто губительной при нашей то российской нищете. Я думаю, что ещё они не созрели к подобной перемене жизни, однако же, и помещики, то есть мы, не все готовы оказать им посильную помощь, в случае, если крепостное право отменить повсеместно. Я полагаю, что нужно вначале создать специальные комитеты в государстве, которые бы занимались их расселением в те места, где много свободной земли, организовать государственное кредитование, так как, крестьяне в большинстве своём малоимущие.
- Кажется моё предприятие здесь не найдёт понимания. Вот и купи у такого хоть одну мёртвую душу, такой правильный оказался, чёрти бы его унесли - досадовал Чичиков, слушая помещика, однако не без интереса.
-Земледельческие орудия и рабочий скот в основном принадлежат помещикам - продолжал Воскресенский - А ведь основная масса помещиков против отмены крепостного права.
- Вот заладила сорока, да всё про одного Якова, послал же бог собеседника, прямо якобинец какой-то - с досадой подумал Чичиков.
- Скажите, а у вас много крепостных крестьян? - спросил он помещика, Чичикову хотелось сменить тему разговора и в то же время, желая не обидеть хозяина, добавил - Меня очень интересуют так сказать хозяйственные вопросы, ведь я совершенно недавно стал хозяином имения и честно признаться был бы рад любому доброму совету.
- Да около трёх сотен крестьян - немного смутившись, сказал хозяин. Очень даже прилично, да отбери у тебя такое богатство, как бы ты стал об этом рассуждать? - подумал Чичиков.
- Как же вам удаётся управляться с таким огромным хозяйством? Вы меня ознакомьте с таким делом, мне всё в этом незнакомо, страшновато, не знаю с чего и начинать, за что приниматься. Воскресенский нахмурил лоб, задумавшись
- Я вижу, вы всерьёз намерены заняться хозяйством - отвечал он - Можете полностью располагать мною и один ум хорошо, а два лучше, не правда ли Павел Иванович? И Павел Иванович, не пора ли нам перейти на простой язык: я сторонник простого, человеческого обращения? Что вы думаете об этом, если мы будем называть друг друга ты? Чичиков с улыбкой наклонил голову.
- Ты Павел Иванович, на государственной службе или же в отставке? - спросил Воскресенский.
- Коллежский советник - отвечал ему Чичиков. - Жизнь моя, Александр Николаевич подобна судну среди бушующих волн, гонимому злыми ветрами. И бьёт меня и снег, и дождь и злоба людская и зависть. Претерпел я гонения и несправедливость по службе, оклеветанный врагами, вот ищу пристанище в глуши и надеюсь здесь осесть до конца дней своих. Ищу отдыха, отдыха для души израненной своей. Тихой гавани для своего корабля, ищу я и надеюсь, что сельцо моё этой гаванью мне станет. В это время отворилась дверь гостиной и вошла женщина, в белом вечернем платье, что удивительным образом подходило к белокурой хозяйке.
- Александр, ну как же тебе не совестно, я только сейчас узнала от горничной, что у нас гости! Чичиков проворно соскочил с кресла и с приятной улыбкой, несколько наклонивши голову вперёд и набок, подойдя к хозяйке, поцеловал ей руку.
- Павел Иванович Чичиков, ваш новый сосед и ваш покорный слуга - представился он.
- Лизанька, извини, мы с Павлом Ивановичем просто заговорились и забыли обо всём на свете. Вот Павел Иванович наш сосед, он приобрёл имение Хлобуева, заехал с нами познакомиться. Знакомьтесь - Елизавета Петровна, моя супруга - представил жену Воскресенский.
- Очень приятно - ещё раз поклонился Чичиков. А она очень даже мила - подумал Чичиков.
- Александр, веди гостя к столу - сказала она и ушла. От неё повеяло, каким то особым домашним уютом, по которому всегда тоскует холостяк в долгие зимние вечера. Чичикову вдруг на мгновенье пригрезился лёгкий, изящный стан золотоволосой блондинки, с которой у нашего героя была мимолётная встреча на дороге, когда дядя Миняй с дядей Митяем тщетно пытались развести в разные стороны экипажи. - Кажется, холостяцкая жизнь начинает давать трещину - подумал он.
- И то, правда, Павел Иванович, идём к столу, вишнёвой наливочкой угощу. Они встали и вслед за хозяйкой прошли в гостиную, где уже был накрыт стол. Вишнёвая наливка и впрямь была хороша. Хозяин вежливо, но очень настойчиво стал угощать Чичикова, сам подливал ему настойки и себя не забывал. Чичиков изрядно проголодался за дорогу и после вишнёвой наливки разошёлся не на шутку. Подали бараний бок, он прибрал бок, не отказался и от большого куска няни с кашей, потом пошёл в ход и пирог с рыбой, подмял и рыбий пирог, подали холодной телятины, так он и тут не отказался; из вежливости съел ещё пару расстегаев. Наконец подали чай.
- Я страсть как люблю гостей, Павел Иванович, скучно одному в такие долгие вечера сидеть, а я люблю мужскую компанию. Ко мне Константин Фёдорович приезжает часто, да ещё помещик Бобров навещает меня - сказал Воскресенский.
- А что в округе, много ли богатых помещиков - спросил Чичиков.
- Есть и богатые есть и разорившиеся и не очень богатые - отвечал Воскресенский. Вы ехали по кромке бора, так по другую сторону бора, в семи верстах от меня, живёт помещик Потапов Иван Терентьевич, ну, очень богат. Я с ним не знаюсь: разные мы с ним люди. Воскресенский нахмурился, думая о чём-то своём.
- Дурная слава о нём сюда часто доходит.
- Да что же он суров или же знаться ни с кем не желает - спросил Чичиков. - Не хочется судить о другом, да уж коли тебе так знать интересно - Воскресенский посмотрел на гостя вопросительно.
- Да ведь я осесть здесь желаю и как же не интересно - ответил Чичиков.
- Ну, так слушай! Живёт он свинья свиньёй. Сам ни к кому не ездит, гостей не жалует. Крестьян своих он держит на манер рабов, обирает всех как липу. С виду глянешь - дворы у крестьян не бедные и постройки крепкие, да сам он просто зверь! На конюшне плеть так и свистит, говорят, что он и сам большой охотник плетью помахать, а при виде крови так просто звереет. Не дай бог ему под плеть попасть - забьёт до смерти! Работы у него и днем и ночью идут, перерыва он никому не делает. Приказчик у него не уступит ни в чём самому хозяину: у этого подушный налог в городе не заработаешь - дома замордует. Да господь не Микишка, как даст, так сразу шишка! Тут третьи дни наведались к Потапову разбойники, да так они его лихо разделали, насилу он ноги с приказчиком унёс. Повезло ему, что жечь его не стали, быстро пришли, и также быстро растворились в наших лесах, и метель им была хорошей подмогой.
- Это что же, разбойники здесь завелись? - спросил Чичиков.
- Да вот ты уж извини меня за моих мужиков, что так неласково тебя встретили. У меня мужики дружные, один к одному, дежурят по ночам, я им даже ружьё своё дал. Завелись, завелись, пакостничают по деревням. И так они всё чисто сделали - продолжал рассказывать Воскресенский - Все тайники Потаповские нашли, все драгоценности с собой унесли, обчистили его семейство основательно. Убили только живодёра, что сёк крестьян и с ними ушли около тридцати человек, в леса и кто куда. Если бы Воскресенский был немного повнимательнее, то наверно бы он заметил, что при последних словах его, глаза Чичикова разгорелись как раскалённые уголья!
- Мои мужики заготавливали дрова в лесу и виделись с егерем Потапова; Потапов большой любитель поохотиться с собаками - продолжал рассказ Воскресенский - так вот он рассказывал, будто бы поселился у них не то немец, не то француз. Исполнял казённые подряды, прожил три дня и уехал. А как съехал он, тут и разбойники объявились, лошадей увели, перевернули всё в доме и скрылись. Как видно гость, что был у Потапова, с дворовой челядью был в сговоре, уж больно быстро разбойники управились. И в прошлом году лошадей уводили, а вот так чтобы разбойничать это уж слишком.
- А что за мужики ушли от Потапова, мастеровые или как - спросил Чичиков. - Работящие мужики, да семейные с разбойниками не пошли - продолжал Воскресенский. Ну, посуди сам, Павел Иванович, разве хороший мужик бросит родную свою семью и пойдёт разбойничать? Сказывают, что главарь у разбойников очень умный и просвещённый человек и связи в городе имеет. В городе у него свои люди, а разбойничают в шайке в основном пьянь да рвань. Сделают своё чёрное дело и растворяются кто в городе, кто в лесах. Все они имеют вид на жительство, их не так то просто поймать. Капитан-исправник однажды поймал мальчишку с этой шайки, да не успел довести того до участка, как он утёк, при этом укусил ещё исправника за палец. У Потапова и раньше крестьяне сбегали: сил нет отрабатывать барщину такому живоглоту, а тут ещё и разбойники помогли.
- А много ли у Потапова умирает крестьян? - спросил Чичиков.
- Да как же тебе сказать? Ну, как ты думаешь, ведь он на них день и ночь ездит и с хребта не слазит. Умный и хитрый человек, если видит, что мужик работящий и хозяйственный, то поддержит такого, поможет даже обзавестись скотом, да уж потом три шкуры сдерёт за всё. А от хозяйства мужик уж не сбежит, прочно связан.
- Случались ли в этих краях эпидемии, болезни? - спросил Чичиков.
- Не дай бог, такой напасти, я своим крестьянам не разрешаю ходить в другие сёла, если услышу про болезни. Осторожность никогда не помешает, да и лекарь теперь у меня свой имеется, такой сметливый парень оказался на эту науку. Сын моего кузнеца. Возил я его в город учиться. Вольную ему дал, чтобы легче ему учиться было. Теперь вот всех лечит. Я считаю, Павел Иванович, что с крепостными крестьянами лучше всегда по-хорошему обращаться, они за это сторицей отплатят - Воскресенский вопросительно посмотрел на Чичикова.
- Да у такого не только крестьяне, а даже и мухи не мрут, всякая тут живая тварь о себе заботу имеет - подумал Чичиков.
- Да ты, Павел Иванович, наверное, знаком с полковником Кошкарёвым - спросил Воскресенский. Чичиков кивнул в ответ головой.
- Ведь он тоже старается жить в ногу со временем, да только так, что со смеху можно лопнуть. Вот дурачина! Увидел я как-то его, так вообрази, чего он у меня попросил? Ты говорит, отпусти своего писаря на работы ко мне, у него, видишь ли, совсем запарка получается, канцелярии не успевают переписывать постановления. А у самого скирды стоят, не обмолочены: совершенно некому стало хлебопашеством заниматься. Ещё и упрёк мне сделал: ты говорит, не понимаешь, сколь важны такие дела, надо чтобы каждый крестьянин видел движенье дел не только в хозяйстве, но и на бумаге в отчётах разных. Когда кругом всё записывается и учитывается, легче распознать бездельника от работящего крестьянина, путём сравнивания отчётов. Чёртов дурак! Он ведь своих крестьян совсем от земли отучил, у него брось камень в небо, то обязательно он упадёт на голову писаря или председателя. По мне, что всё лишнее, то долой! Если ты писарь, то должен работать с пользой, а не проедать мирской хлеб. Я совсем не против просвещения среди крестьян, скорее даже, наоборот. У меня вот мальчонка есть, ну истинно Рембрандт какой. Коня иль мужика нарисует углём, ну как они живые. А сам, ну легче воробья. Ну, какой с него пахарь будет, да и бог его другим талантом наделил? Увёз я его в Петербург, определил в школу художеств, пусть рисует. А так, как Кошкарёв, выдумывать глупые затеи, от коих совершенно один вред, так не по мне. Ты поезжай в поле, ближе к земле будь. Ты у людей спрашивай, коли, сам не разумеешь, как сделать, чтобы на земле росла пшеница, а не бурьян, ты там своё просвещение используй. Тогда и ты богат, будешь и мужики твои. По мне, так ты умничай, коли, начитался европейских книг, да знай, всё, что немцу хорошо, то русскому совершенно дрянь. Тут отворилась, дверь и вошла жена Воскресенского, ведя за руку маленькую девочку. Словно маленький солнечный комочек вкатился в комнату, озарив, всё вокруг и казалось, даже ветер перестал выть и свистать в печной трубе.
- А это ещё что такое, а почему мы не спим? Воскресенский сделал страшное лицо, нахмурив лоб.
- Вот Павел Иванович, вот свет в нашем окне, вот человечек, которого мы с женой любим безумно! Наташа, дочь моя, живёт в Петербурге. Актриса театра и надо мне признать, не без таланта. Семейная жизнь у неё не заладилась, но мы с женой и не в обиде большой на жизнь, Оленька, моя внучка, теперь всё время с нами живёт. Внучка тут же забралась деду на колени и с любопытством стала смотреть на Чичикова.
- Саша, гостю пора отдыхать, с дороги ведь он - сказала жена Воскресенского.
- Верно, кажется, я совсем замучил гостя своими разговорами, прошу меня извинить покорно - сказал Воскресенский, видя, что у Чичикова закрываются глаза, и он начал уже клевать носом. - А завтра, коли, не будет сильной пурги, покажу тебе я своё хозяйство, чай тебе всё интересно будет, раз задумал осесть в деревне. Чичиков кивнул в ответ, глаза у него действительно сами закрывались. Он поблагодарил хозяйку дома за обильный ужин и покорно побрел за Воскресенским к спальне. Он лёг и с удовольствием вытянул ноги; он действительно устал с дороги.
- Ну вот, опять как полковой барабан, ну хоть орехи на нём коли и городничему негде будет здесь поместиться - подумал он, ощупывая свой живот, и уснул, будто провалившись в глубокую яму, без сновидений. Лишь, проснувшись среди ночи, он услышал такой мощный храп хозяина за стенкой, что подумал сквозь сон - Чёртов кузнец, горн он, что ли раздувает свой - и заснул вновь и уже не просыпался до глубокого утра.
Глава 7.
В первые дни пребывания в своей деревне, душа Чичикова ликовала, как бывает с человеком, когда он купит очень сильно полюбившуюся вещь, доставшуюся ему очень дорого и невероятно трудно. И так наш герой вдруг наяву ощутил гордость за себя. Это было похоже на праздник души.
- Я приобрёл, я сумел, и я теперь хозяин целой деревни, а не бездомный скиталец! Даже зверь в минуту опасности бежит к своему логову, надеясь на защиту в стенах его. А жизнь Чичикова, полная всяческих напастей и приключений, требовала иметь пристанище, где он мог бы отсидеться, отлежаться, набираясь сил для новой вылазки в свет. В первое же утро, проснувшись, он позвал Петрушку.
- Ты вот что братец, ты найди кухарку и позови её ко мне. И ещё, расспроси, кто был приказчиком у Хлобуева, найди и его, скажи, барин к себе требует. Петрушка слушал Чичикова, отвесив нижнюю губу
- Хорошо барин, сполню.
- И ещё, ты бы брат, в баню сходил бы, а? На тебе словно клопы святки справляют, чешешься ты как кобель. И несёт от тебя какой то дрянью; луку поменьше трескай, воздух от тебя такой тяжёлый, что дышать рядом с тобой становится нечем. Спать будете с Селифаном в одной комнате, а столоваться со всей дворней. И смотри у меня, будешь напиваться с Селифаном без меры - высеку! И не вздумайте без спроса отлучаться куда. Да скажи Селифану, чтобы занимался с лошадями, перетянул бы бричку, всё поразбил, каналья. Петрушка, выслушав наставления Чичикова, пошёл всё "сполнять". Жизнь для него и Селифана поворачивалась новой, ещё не изведанной стороной. Надо признать, в отличие от Селифана, имеющего большую страсть к лошадям, Петрушка в своей жизни ни к чему не стремился и ничего не умел. Даже почистить сапоги хозяина он не мог так, чтобы не получить очередную взбучку от хозяина. Если бы в голове у Чичикова появилась бы вдруг сумасбродная мысль дать Петрушке вольную и отпустить его на все четыре стороны, то это было бы подобно смертному приговору последнему. Петрушку никогда и ни к чему не тянуло, кроме как к пеннику. Он не задумывался ни о дне вчерашнем, ни о дальнейшей своей жизни, ничуть не волновало его и продолжение своего рода, впрочем, о происхождении своего рода Петрушка не знал ничего, кроме того, что до пятнадцатилетнего возраста он воспитывался у сапожника с городской окраины. Мастерству сапожника Петрушка так и не выучился.
- Совершенно глуп, как пробка! - таково было заключение опекуна. Но, здесь, с ним можно было поспорить: Петрушка, как мы уже знаем, умел читать! Правда, больших познаний он от этого не приобрёл. Опекун только качал головой, когда Петрушка с усердием, сопя, прицеплял одну букву к другой. Буквы у Петрушки имели своё, собственное, название и значение, способное на время даже его расстроить или же обрадовать. Букву о, Петрушка с удовольствием читал с разным выражением лица: то восторга, то умиления. Несколько лет назад опекун отправил Петрушку с обозом купцов в другой город, к своей тётке: погостить, на всё лето, где Петрушка и приобрёл, как говорил ему Селифан, учёность. В дороге Петрушку хорошо угощали разными сладостями купцы, и теперь буква о заняла у Петрушки самое достойное место, потому что с неё начиналось слово обоз. Буква ж походила на ужасного паука, спустившегося с потолка Петрушке на нос, когда он спал у тётки на её полатях, поэтому при виде этой буквы, Петрушка сердито приговаривал
- Всех твоих собратьев я истреблю в доме, всё паучье ваше племя! При виде буквы г Петрушка начинал нервничать, сердиться и с опаской поглядывать на маленькую комнату, похожую на собачью конуру, где тачал сапоги его опекун. Буква эта удивительным образом походила на железную кочергу, которой Петрушку отходил опекун за испорченные головки лаковых сапог. Неописуемый ужас наводила на Петрушку буква, имевшая, по мнению Петрушки, тайный знак антихриста, а именно; две точки над ней были причиной, чтобы Петрушка таращил глаза и истово крестился, торопливо закрыв книгу.
- Вишь ты, ведь дурак дураком, а тоже себе, в прохвессоры метит! - думал сапожник. За какое дело Петрушка ни брался, то редко доводил его до конца. То он забудет сапожную щётку в сапоге у хозяина а, почистив иной раз грязные сапоги, то этой же щёткой начинал чистить и фрак, за что однажды получил от Чичикова хорошую взбучку.
Ему никогда не приходила такая мысль в голову, как взять, да попросить хозяина, чтобы он его женил на какой-нибудь вдове солдатке, что впрочем, для неё оказалось бы большой обузой. Про таких обычно говорят: ни рыба, ни мясо, не украсть и не выпросить. Но думаю, что читателю вряд ли интересно знать о человеке совершенно пустом, да уж таким его бог создал, и видимо у него на это были тому причины. Обратим же свой взор на нашего героя. Лёжа на диване Чичиков обдумывал план своей дальнейшей жизни. В этот день голова у нашего героя была похожа на растревоженный улей. Сначала он с удовольствием похвалил себя за то, что уговорил Хлобуева не вывозить мебель из дома, доставшуюся ему теперь за сущий пустяк. Хлобуев к тому же не горел желанием всё перевозить в город, поэтому сильно не упрямился.
- С этим делом хлопот будет мне меньше - с удовольствием подумал Чичиков. Потом мысли его перекинулись в другое направление - Как же я назову свою деревню? Так-с, Чичиковка, наверное - подумал он. - Да, бес её, как-то длинно получается слишком, ни то ни сё. Семь раз язык прокусишь, пока выговоришь. Нет, не пойдёт. Чичонка, нет? Похоже на насмешку. Вот родитель, наградил фамилией, век будешь думать и не придумаешь! Павлово, вот как я тебя назову, решено, Павлово! Тут вошла кухарка и с этой минуты на нашего героя дружным косяком пошли деревенские заботы.
- И как же тебя звать - спросил Чичиков.
- Прасковья Петровна - ответила женщина, средних лет.
- Очень хорошо, Прасковья Петровна, я теперь твой хозяин. Будешь готовить пищу мне, работы же у тебя убавится, так как я без семейства. Однако же смотри у меня в оба, Прасковья Петровна, чтобы всё было вкусно и везде было чисто, я не потерплю такого, вроде роя мух на твоей кухне. Да чтобы всё было во время, а не тогда, когда тебе вдруг взбредёт в голову. Кухарка молча кланялась: в семье Хлобуева она была кроткой и послушной женщиной.
- И каждый вечер, ты будешь спрашивать у меня, что варить мне и когда - продолжал делать наставления кухарке Чичиков: о своём желудке наш герой всегда заботился с особой тщательностью.
- И не забывай о свежести продуктов, я не потерплю на твоей кухне мясо или рыбу с душком, смотри у меня! Всё что тебе будет нужно из продуктов, ты должна вовремя говорить приказчику, а не мне. Чичиков велел подать ему завтрак и найти ключника. Кухарка ушла. Погода как нельзя, кстати, установилась, и Чичиков решил после завтрака начать осмотр своих владений. Он с удовольствием отведал бараний бок с кашей, запил это вишнёвой наливкой, её прямо насильно впихнул Воскресенский ему на прощание в кибитку, потом принялся за рыбный пирог.
- Где же это бревно ходит - подумал он о Петрушке - и почему до сих пор нет приказчика? Он уж было, хотел позвать кухарку, чтобы та послала свою девчонку за приказчиком, но тут отворилась дверь столовой, и вошёл... Чичиков опешил - Ты - ключник - заключил он.
- Извиняйте, барин - ответил вошедший - вы же меня звали?
- А ты кто? - спросил Чичиков.
- Ваш приказчик, барин - отвечал он Чичикову.
- Приказчик? - тут Чичиков даже привстал за столом, удивление и разочарование его было подобно тому, какое он испытал ещё в далёком детстве, когда родитель, вместо обещанной красивой сабли, привёз ему из города старый, ободранный барабан. И было чему удивляться! Перед Чичиковым стоял мужичонка, в не то тёмных, не то несколько лет не стиранных, залоснившихся, плисовых штанах, в шинели, видимо с барского плеча, одна пола которой была прожжена. Пуговицы на шинели заменял сыромятный ремень. В этой шинели, Хлобуев вероятно в двенадцатом году ходил в атаку и брал артиллерийские редуты Наполеона. Юфтевые сапоги приказчика давно просили щётку, подошвы сапог оскалились на белый свет гвоздями, подобно выброшенной на берег щуке. И всё это пугало сверху было прикрыто старым картузом с половинкой козырька. Лицо его, ах дорогой читатель, что же можно сказать о лице человека, если на нём пьяные черти ночью свадьбу справляли!
- Так ты голубчик, так вот сказать - начал Чичиков - Ты, стало быть, приказчик? Мой приказчик? - добавил Чичиков.
- Желаю вам здравствовать, барин - отвечал приказчик - А мы вот вас, ожидаючи то, все глаза проглядели!
- По твоей опухшей роже мне видно, что ты глядел больше на ковшик с пенником - подумал Чичиков.
- Ты вот что, голубчик, надо сегодня сделать, такое дело. Сейчас пойдём по деревне, и ты мне будешь всё показывать, где, что, и как, всё моё хозяйство. И я звал ключника, где же он?
- Ожидает в передней, велите ему взойтить, барин - спросил приказчик.
- Не надо, сей же час, идём - отвечал Чичиков. Они вышли в переднюю. Ключник оказался довольно, молодым разбитным малым, чем несказанно удивил Чичикова.
- Однако престранный человек, этот Хлобуев - думал Чичиков. - Приказчик у него, видимо последняя пьянь, ключнику же надо не кладовые стеречь, а снопы молотить, да в поле за плугом ходить. Приказчик шёл первым, за ним Чичиков. Шёл приказчик по-утиному, вразвалку, широко раздвигая носки сапог.
- Да он и за день не обойдёт эту деревню - думал Чичиков - Приказчика надо определённо менять. Но для этого его надо ещё найти и в своей деревне вряд ли сыщется умный и хозяйственный. Надо бы посоветоваться с Костанжогло об этом деле. Чичиков велел отпереть кладовую, где хранились продукты для хозяйского стола. На земляном полу лежали мешки, наваленные друг на друга, мыши источили их. Крупа сыпалась вперемежку с белой мукой, всё это было перегажено мышиным племенем. Бочонки стояли в ряд, на поверку оказавшиеся пустыми и с гнилым дном. Полки в кладовой давно не видели никаких запасов, слой пыли, как серое покрывало, лежал на всём.
- Ключник лоботряс и бездельник - ключника в шею - заключил Чичиков. Отряхивая пыль с шинели, Чичиков вышел с кладовой. Пошли по улице. Дома крестьян представляли жалкое зрелище. Глинобитные, за редким исключением белели известью и были покрыты дранью, а то крытые дерном или камышом. Курился дымок над крышами домов, затянутые пузырём окна подслеповато глядели на улицу. У многих домов не было оград - заходи с любой стороны.
- А что же мужики дома не строят деревянные - спросил Чичиков приказчика - что же, плотника нет во всей округе?
- Да плотники то найдутся, да лесу теперь своего не стало, Павел Иванович - отвечал приказчик.
- А как же раньше управлялись, где дрова брали - спросил Чичиков.
- Так был лес, да помещик Потапов, что живёт от нас по ту сторону леса, оттягал у нашего барина за долги полоску леса, теперь вот мучаемся. И не велика полоска была, а всё же хватало, вон он стоит - показал приказчик на синевший за пашней лес.
- Надо съездить к этому жидомору и попытаться договориться с ним: необходимо откупить лес обратно - решил Чичиков. Подошли к крайней избе.
- Кто здесь живёт - спросил Чичиков.
- Вдовица - отвечал приказчик - перед Пасхой прибрался хозяин. У Потапова долги барина отрабатывали, лес валили. Придавило деревом сердешного, одна живёт с двумя малыми детьми. Приказчик прошёл по едва видной тропинке и вошёл в дом. Потом он выглянул, отворивши двери
- Пожалуйте взойтить, барин. Чичиков занёс ногу, приказчик замешкался в дверях и наш герой, запнувшись через какую-то рваную дерюгу, коей хозяйка прикрывала дыру в двери, уподобился пушечному ядру, выпущенному неумелым канониром в тёмную ночь, неизвестно куда и неизвестно зачем! Пролетев два сажня, Чичиков растянулся во всю свою длину, при этом, воткнувшись головой почти по самые плечи в какую-то мерзкую кучу. Приподнявшись на четвереньки, Чичиков поначалу ничего не увидел. Было темно. Дым ел глаза. Но вот глаза начали привыкать к темноте, и Павел Иванович увидел внутреннюю убогость избы. Чичикову в детстве доводилось видеть людскую нищету, но то, что он сейчас увидел, сразило его наповал. Середь избы лежала огромная куча сухого коровьего кизяка, в который он нечаянно и влетел своей головой. Полуразвалившаяся глиняная печь нещадно дымила, давая при этом ничтожно мало тепла. Маленькое и единственное окно, затянутое рыбьим пузырём едва пропускало дневной свет. У печи, на холодном земляном полу сидел посиневший от холода ребёнок и играл хозяйскими сапогами. Другого ребёнка, отчаянно ревущего, пыталась успокоить молодая хозяйка. Медный закопчённый котёл видимо был единственной металлической посудой в этом доме, долблёные деревянные ложки и чашки лежали на широком и не струганном столе. Ребёнок наконец-то успокоился, хозяйка поклонилась Чичикову.
- Как же ты живёшь в таком дыму и холоде - спросил её Чичиков.
- Вот так и живём, барин - отвечала вдовица.
- Жив был кормилец, то терпимо ещё было, а дальше одному только богу известно, что с нами будет. И даже у такого человека, как Чичиков, у которого в груди вместо сердца был грубый каблук от стоптанного солдатского сапога, не имеющего сострадания к ближнему своему по крови, шевельнулось что-то. Что-то, вроде жалости, жалости не к этому, посиневшему от холода ребёнку, а к себе самому. Он вдруг представил, что это он маленький, голодный и холодный, сидит на земляном полу и играет хозяйскими сапогами. Произошло какое-то волнение души, смешенье чувств. Он поднялся, положил на скамью медные деньги и вышел вон. И далее на протяжении всей половины, дня Чичиков не отважился более зайти в какую- либо крестьянскую избу. Осмотрели и конюшню, хотя смотреть можно было только разве лишь на покосившиеся стены, заваленные снаружи и внутри назьмом почти до половины своей и потому не упавшие. Внутри конюшни намело порядочно снегу через огромные дыры в крыше. Одна половина дверей видимо была утащена мужиками на свои нужды, другая висела на одной петле, противно скрипя на ветру. Изгрызенные лошадями перегородки завершали весь печальный вид. И вокруг ни даже подобия какой-либо изгороди. Отсутствие леса и хозяина заставляло крестьян тащить всё, что плохо прибито или плохо лежит.
- Где же Хлобуев держал своих лошадей - спросил Чичиков приказчика.
- А во дворах у крестьян - отвечал он. Как ему надо куда выезжать, то ему их приводят, а впрочем, он был домосед, и на его конях катали детвору, чтобы не застаивались кони.
И до какой же степени надо облениться человеку, чтобы дойти до черты, за которой может наступить голодная смерть? Сидеть на своей собственной земле, иметь крестьян, способных работать, но давно отвыкших от работы, благодаря бездарному хозяину.
- Да ведь ты просто подлец - думал о Хлобуеве Чичиков. Разорить всё вокруг, отвадить крестьянина от его вечного предназначенья пахать и сеять на этой земле и остаться ни с чем. Хорошо, что хоть землю не промотал и как это Потапов, его сосед проморгал, не отнял землю за долги.
-Подлец, совершенный подлец - сокрушался Чичиков. Оглядели и мельницу, совершенно обветшавшую, без приводного колеса. Крестьянская детвора собиралась здесь на свои игрища, кругом дыра смотрела на дыру. Два хозяйских амбара стыдливо спрятали прорехи своих боков в густых зарослях кустарника. У Чичикова вдруг потемнело в глазах.
- Да тут все мои деньги уйдут только на восстановленье всего разрушенного - с ужасом подумал он. Дремавшая в нём и никогда не просыпавшаяся за ненадобностью лютая ярость вдруг проснулась, как медведь в берлоге, разбуженного среди зимы рогатиной охотника, проснулась, голодная и злая и полностью овладела разумом своего хозяина.
- Так это ты! Ты что же, дрянь ты этакая, а? Ты что же дармоед, бездельник, ты так хозяйские работы справляешь, а? И тебе хорошо ходить среди всей этой разрухи, а? Сивушищей провонял!!! Да я тебя - вдруг завизжал Чичиков. Он схватил приказчика за ворот шинели, приказчик упал на колени и чуть не выпал из своей шинели, при этом, повалив Чичикова в снег.
- Ах ты дрянь, свиное твоё рыло, да я с тебя шкуру спущу, и велю ею эти прорехи зашивать - от бешенства у Чичикова округлились глаза.
- Батюшка, Павел Иванович, не губи! Всё исправлю! - ползал по снегу приказчик, пытаясь схватить барина за руку.
- Ах ты сучий твой потрох! Барский хлеб жрёшь, а как до дела, так не разумеешь - не унимался Чичиков. С завтрашнего дни, пойдёшь конюшню чистить, ты теперь не приказчик и смотри у меня, каналья, если работать не будешь, то так кнутом отделаю - до смерти меня помнить будешь! Чичиков в сердцах пнул ногой приказчика и пошёл к дому.
- Убил, убил, без ножа зарезал, собака! И в глазах темно стало, словно только что из преисподней вырвался - Чичиков был совершенно расстроен.
- Всё разорено, крестьяне обленились совершенно, вор на воре катается. А он ещё шампанское пьёт, просвещённым себя считает, планы, безумней один другого выдумывает, как ему стать богатым, а сам и малого у себя под носом не желает сделать - ругал он Хлобуева. Вот и разорился и поделом тебе! Танцеванию он хочет в городе детей своих научить, чёртов байбак! Дома Чичиков метался по кабинету, словно зверь в клетке. В нём клокотала злоба.
- Высечь, высечь, высечь! - бешено колотилось у него в голове. Только вот кого высечь? Обленившихся крестьян? Бездельника ключника? Пьяницу и дармоеда приказчика? А может мне самого себя высечь? Купил, кота в мешке купил, одни прорехи, а не хозяйство! Чичиков лёг на кровать, в руках появилась мелкая дрожь.
- Вот ещё наваждение, совсем разволновался - подумал он. А впрочем, чего я так убиваюсь, я это и раньше всё здесь видел, да что ж тут поделать, не каждый день я такие деревни покупаю, не привык видно - посмеялся Чичиков над собой. А ведь прав Костанжогло - земли то здесь всё поёмные, а что строенья дрянь, то всё ещё наладится, работать я всех заставлю. Чичиков позвал кухарку, велел ей подавать на стол.
- У тебя, я видел на кухне, девчонка крутится, такая вот шустрая такая - Чичиков крутнул пальцами - кто она тебе?
- Старшая моя дочка, Аннушка - отвечала кухарка.
- Ага, Анюта, значит, будет у меня ключницей, не велик труд - пустые кладовые стеречь. И она будет при деле, и ты ведь ей поможешь, коли что? Верно?
- Спасибо Павел Иванович, за заботу о сироте - отвечала кухарка, кланяясь.
-Так она, без отца? - спросил Чичиков. Кухарка кивнула головой
- Она у меня огонь девка, куда ни пошлю, быстрее птицы летит.
- Это хорошо - кивнул головой Чичиков - это славно, ступай и позови ко мне кучера моего, Селифана. Кухарка вышла. Только Чичиков управился с обедом, как пришёл Селифан.
- Звали, Павел Иванович? Растрёпанный вид и всклокоченная борода выдавала Селифана с головой: пока Чичиков был занят осмотром своего хозяйства, Селифан весело проводил время. Он быстро нашёл себе друга в лице бывшего конюха у Хлобуева. Конюх оказался добрым малым, любил лошадей и мужскую компанию, и с Селифаном они оказались, что называется два сапога- пара. Дружба была скреплена доброй бутылью пенника.
- Что, опять без просыпу? Несёт от тебя сивушищей, я тебе говорил, что высеку, а? - начал Чичиков.
- Что, рожа, повозку перетянул, как велено, а? Селифан растерянно молчал.
-Ну, чего молчишь, от пенника чай язык опух, не поворачивается?
- И повозка, и вся упряжь в порядке, Павел Иванович и лошади хорошо отдохнули, да хоть бы и сейчас в дорогу. А коли....
- Смотри у меня, завтра с рассветом мы едем в имение к Костанжогло, скажи Петрушке, чтобы быть готовым. Селифан откланялся и вышел. Проводив Селифана, Чичиков занялся списком купленных им крестьян. Первым делом он переписал всех умерших, но не поданных в последнюю ревизскую сказку, а также, тех крестьян, что ушли в город на заработки и не вернулись по неизвестным причинам. Налицо оказалось сорок пять душ, остальные из ста, числящихся по ревизии были либо умершими, либо в бегах. - Этих надо заложить - подумал он. Доставши шкатулку, он, прищурив глаз, пересмотрел все свои бумаги, положил в неё список. Затем Чичиков позвал кухарку и велел ей приготовить на следующий день пораньше завтрак и горячих калачей в дорогу. Он решил после посещения Костанжогло заехать на обратном пути к помещику Потапову. Необходимо было вернуть обратно полоску леса, и в этом Чичиков надеялся на помощь Костанжогло. Он почувствовал тягу к хозяйственным делам.
- Подниму продуктивность полей, разведу скот и поднимется имение из разрухи - думал он. Заработает мельница, начну сбивать масло, а там и казёнными подрядами можно будет заняться. Мысль о казённых подрядах пришла ему в голову весьма кстати. Можно ведь скупать за бесценок у таких помещиков, как Манилов или Коробочка, разные хозяйственные продукты, а затем поставлять в казну по более высокой цене. И уж не будет выглядеть столь подозрительно и странно разговор о мёртвых душах, ежели предметом посещения будет в первую очередь исполнение казённых подрядов. Об этом предприятии он, в дальнейшем, задумается с полной серьёзностью. Надо отдать должное нашему герою, в том, чтобы придумать выгодное дело он был большой мастер, и голова у него в этом направлении работала очень даже недурно. Ещё не взошло солнце, как Чичиков был уже на ногах. Он потребовал завтрак и в ожидании его, занялся своим туалетом. Затем велел девчонке найти Селифана и передать ему, чтобы тот начинал закладывать экипаж. Настроение у Чичикова было хорошее, он плотно и с охотой позавтракал. Вытерши губы салфеткой, подошёл к зеркалу. События последних дел, и все эти жизненные неурядицы отразились на его лице. В зеркале на него глядел уж не тот, полный сил и довольный сам собою человек: усталость была в его глазах. Чичиков почистил зубы, затем достал банку с одеколоном, с удовольствием обтёрся влажной губкой, вспрыснул себя одеколоном и начал одеваться. Тем временем Петрушка сносил всё в экипаж, не забывши горячих калачей, что всегда брал в дорогу хозяин. При этом он успел стянуть половину вчерашнего рыбьего пирога с кухни, воспользовавшись тем, что кухарка была занята разговором с девчонкой. Наконец все приготовления к дороге были закончены, Чичиков уселся в экипаже, при этом он подумал, что он впервые выезжает со своей деревни. Пора думать и о семействе, дом без хозяйки словно и не жилой. А как бы хорошо по утрам вставать от весёлого ребячьего смеха, пить с женой чай и давать наставления своим чадам. Вечерами на балконе читать домашним книгу: кстати, неплохо бы было прочитать им " Герцогиню Лавальер". Чтобы, уезжая, из этого дома тебя в дороге грела мысль о том, что тебя ждут и о тебе спрашивают свою мать малые дети, и молодая красивая женщина часто подходит к окну, выходящему на длинный и заснеженный сад, за которым виднеется дорога. Смотрит печально на дорогу и ждёт. И какое же это счастье, быть не бесприютным путником, ищущим всякий раз, где бы найти ночлег и отдых уставшим членам своим. Так думал Чичиков, покачиваясь в кибитке, забота о потомстве своём, ещё существующем только в его воображении, приятно волновала ему сердце. Они проехали по уже знакомым полям и уже, ближе к вечеру, показался молодой лес, потом опять пошли поля. Начали встречаться хлебные клади и скотные дворы, показалась задымленная деревня. Трое мужиков стояли, опершись на изгородь, курили самосад и лениво переговаривались меж собой. Рыжая собачонка облаяла Заседателя и отстала. Кибитка подъехала к барскому дому, навстречу им бежал Ярб.
- Ага, и братец здесь - подумал Чичиков, разминая затёкшие ноги, и угадал. Не успел он сойти, как рядом остановились, лёгкие санки и Чичиков увидел, Костанжогло с братом.
- А мы с братом увидели тебя, когда ты проезжал мимо дворов и тут же следом за тобой - сказал Костанжогло. Они обнялись, как старые знакомые. Костанжогло был весь в снегу,
- И ни зимой, ни летом нет покоя - начал он. С утра пораньше и до темноты на ногах и везде глаз нужен. Давненько мы с тобой не виделись, как уехал в город, так о тебе ни слуху. Случилось что?
- Да всё, слава богу - сказал Чичиков и струсил от мысли, что и в эту глухомань могла дойти новость о его аресте. Но всё обошлось. Платонов начал расспрашивать Чичикова, в каких местах он успел побывать и каков новый генерал-губернатор и про то, как встретили мужики Чичикова в его деревне. Чичиков отвечал и иногда рассеянно невпопад. Ярб по своему обыкновению начал прыгать всем на грудь. Лизнул бороду хозяина, затем в щёку Чичикова, едва не столкнувши его в снег. Прыгнул на грудь и Селифану, но отошёл, виновато виляя своим хвостом, видимо учуял запах сивухи. Затем хозяин повёл всех в свой дом. Платонов сам принял шинель у Чичикова, и, пройдя в гостиную, они уселись в кресла.
- Вот какие обстоятельства привели меня к вам, дорогой Константин Фёдорович - начал Чичиков. Хозяйство Хлобуева, как вы знаете, досталось мне совершенно расстроенным. Прежний приказчик оказался пьяницей, и пришлось мне от него отказаться. А другого человека на эту должность в моей деревне не сыскать. Зная вас как человека хозяйственного и умного во всех отношениях, осмелюсь просить вашей помощи в решении вот такого деликатного вопроса.
- Гм - задумался Костанжогло - есть у меня человек, молодой, но очень расторопный в хозяйственных делах и грамоте обучен. Из государственных крестьян. Я его нанимал на один год, да так он у меня и остался. Надо мне признать, что это очень толковый мужик, да согласится ли он к тебе совсем, вот вопрос? Ты вот что, Павел Иванович, я с ним поговорю, да с тем условием, что он у тебя послужит временно. Живёшь ты от меня не так далеко, а о цене ты с ним сам договаривайся, а там уж как бог даст, авось и останется у тебя совсем. Думаю, что он согласится. Но это всё завтра, ведь ты не уедешь от меня в ночь? И не думай, Павел Иванович - не дал он возразить Чичикову - И на дорогах стало не совсем покойно, разбойники вот завелись - пошаливают мужички! Твоего соседа вот, Потапова, что в верстах десяти отсюда, так лихо обчистили, да поделом ему собаке! Успел с приказчиком ноги унести, да они обещали сызнова наведаться. Сказали, пока приказчика не возьмут с собой, покоя пусть не ждут. Напакостил видать приказчик хорошо, коли за его душой такая охота открылась. Потапов исправника привёз, тот теперь у него живёт, да ведь разбойники могут и исправнику по шапке ударить. Костанжогло с видимым удовольствием начал выливать желчь на Потапова, но Чичиков решил ничего не говорить Костанжогло, что он хочет заехать в имение к Потапову, видя личную неприязнь Костанжогло к Потапову. Он лишь осторожно поинтересовался, как живётся крестьянам у этого помещика, может быть, он морит их голодом, раз они бегут от помещика. Много ли крестьян умирает у Потапова, и быть может, у него в деревне были болезни, эпидемии? На что Костанжогло отвечал так - Мор?! Да какой там у него мор, ежели он сам живодёр! От тяжёлой и непосильной работы, от его побоев и бегут крестьяне. Не люблю я таких вот людишек, с гнилой душой и загребущими руками. К мужику надо относиться с пониманием, и если видишь стремиться он к делу, но не получается, то помоги. Мужик в лепёшку расшибётся, а тебе всё сторицей вернётся! И я не с мешком денег родился, умом и старанием хозяйство своё поднимал. Ну а вольную, так её тоже надо заработать! Лодыря ведь не один хозяин не захочет купить. Завели вот ещё моду в город на заработки проситься. Ты на земле здесь родился, паши эту землю, да хлеб сей. Земля тебя прокормит, а коли, другим ремеслом заняться хочется, так разве я против этого? Занимайся и ремеслом, коли, к этому есть стремление. Я считаю, те помещики, что своих крестьян без нужды в город на заработки отпускают или притесняют их, те сами себе вредят. Вошла жена Костанжогло, пригласила всех к столу. За столом Платонов начал рассказывать, как он съездил в гости к двоюродной сестре, нагостившись порядочно, собрался, уж было в дорогу. Да вдруг перед самым отъездом сестра познакомила его со своей подругой, дочерью полковника Васнецова в отставке. Очень милой, и в отличие от Платонова, совершенно не знающей, что такое хандра и прочая житейская ипохондрия. Платонов просто был в восторге от неё, и когда она уезжала домой, то сестра, женщина не глупая, сказала Платонову, что стрела Купидона попала туда, куда ей и следовало попасть. Платонов понял намёк и вот уже третьи дни, как брат подшучивает над ним
- Не пора, ли нам брат, закладывать экипаж, пока железо горячо, да дорогу не замело? Да к весне привести в дом молодую жену, авось и покинет тебя навсегда твоя хандра?
- А что - встрепенулся тут Чичиков - готов стать посаженным отцом! Право слово, если так стала люба, отчего и не жениться? А что полковник, как богат, имеет ли земли, или....
- Да не беден - перебил его Платонов - от покойного батюшки, досталось ему имение в отличном состоянии и двести с лишним душ крестьян.
- Вот видишь, Павел Иванович - заговорил Костанжогло - хорошая партия, и медлить вовсе ни к чему. Дочь полковника Васнецова я хорошо знаю, бывал у него в гостях и не раз. Сам он строговат, и немного не в меру, ну да он человек военный, привычный к строгости. А уж дочь такая бойкая и весёлая, брат от хандры враз избавится! Посмеявшись ещё над братом, Костанжогло повёл Чичикова в свою библиотеку, показать ему новые книги по земледелию и вообще по ведению хозяйства, недавно привезёнными ему из Петербурга, вместе с кипой журналов и старых газет.
- Вот рекомендую выписывать, Павел Иванович, где что не ясно по земледелию и вообще по ведению хозяйства, какой совет, в книге можно многое открыть для себя. Книга, это кладезь знаний многих поколений! При условии, если конечно написана она умным человеком. Если начнёт писать мой сосед, полковник Кошкарёв, то уж он такого наворочает! Любой здравомыслящий человек, просто растеряется от обилия прожектов, предложений и постановлений, исходящих из его головы. Они сели в кресла. Костанжогло задумался, сердито наморщив лоб. Вошёл Платонов и предложил Чичикову сыграть с ним партию в шашки. За игрой, Чичиков рассказал им о разрухе в его имении, на что Костанжогло махнул рукой
- Знаю, знаю, вот ещё один доигрался, да ты Павел Иванович не отчаивайся, помогу тебе отсеяться и семенами и тяглом, в беде один не останешься. Чичиков обратил внимание, что Костанжогло давно говорит ему ты.
- Премного благодарен, Константин Фёдорович, за обещанную поддержку, крайняя нужда заставляет меня беспокоить вас - сказал Чичиков. Костанжогло о чём-то задумался, потом сказал
- Ну, полно, Павел Иванович, как не помочь, ведь и я почти с этого начинал, и мне помогали. Трудом и только трудом можно всё поправить. Утром пришёл мужичок, коего прочил в приказчики Костанжогло Чичикову и после не долгих разговоров дал согласие приехать к нему на неделе. О цене решили договариваться на месте, после осмотра им хозяйства. Лошади уже были поданы и после чая, Чичиков попрощался с братьями. Всполошив деревенских собак, кони вынесли его за деревню. Селифан говорил Петрушке что-то о собаках, наверно был недоволен, тем как принял его Ярб. Да что поделаешь, и собаки не любят, когда от человека несёт непристойно. Чичиков был в отличном настроении.
- С такими помещиками, как Костанжогло и Воскресенский нельзя хитрить и строить какие-либо мерзкие планы, вроде покупки мёртвых душ. Это враз отпугнёт их, и помощи от них уже не дождёшься - думал он. Тут надо быть обходительным и внимательным и польза от таких знакомств будет очень весомой. А разве мы, не обделываем свои дела подобным образом? Разве проходим спокойно мимо доброты человеческой, не имея при этом никакого желания воспользоваться этим для своей выгоды? Разве не поступаем так: встретив хорошего человека, начинаем жаловаться тому на суровость жизни, на бездушие начальников, на злых и завистливых сослуживцев. Пожалуемся на всякий случай и на нездоровье своё и на нездоровье чад своих. И смотришь, кто-то уже говорил с начальником вашим и он уже начинает вам намекать на то, что вы долго и хорошо отработали на месте своём и кто знает, может случиться и продвижение по службе вашей. А то, вдруг передадут жене вашей пакет с целебными травами и совет как подлечить детей ваших. Да мало ли чего, хорошего может принести вам общение с хорошим человеком? И уж вовсе мы начинаем думать, что остатки совести становятся нам настоящей обузой, когда на жизненном пути нашем мы встречаем человека, доброго во всех отношениях, но с обидным прозвищем простофили. Тут уж - прочь сомненья, бедолаге мы не дадим спуску! Будем же и мы снисходительны к делам и поступкам нашего героя. Ведь он живёт среди нас, говорит на нашем языке, смотрит на дела и поступки наши и никогда не желает нам ничего плохого. Ему и самому иной раз не сладко приходится, несмотря на его природную изворотливость. И судно его так беспомощно и беззащитно среди свирепых волн океана жизни, что завидовать Павлу Ивановичу может только человек не испытавший всех лишений дорожного скитальца. Но вернемся же к нашему герою. Чичиков сладко дремал, сидя в своей повозке, горячие калачи, крендели, рыбий пирог и ещё, бог знает, что там натолкал ему в дорогу Костанжогло, приятно согрели ему бок. Он только закидывал голову назад, она же, не слушаясь своего хозяина, падала ему на грудь после очередной выбоины на дороге. Селифан затянул заунывную песню ямщика. Всё переплелось в песне той. И красотка дочь у станционного смотрителя и чудо кони, что несли его по заснеженной степи и горячая кровь ямщика! Ах, чудо тройка! В морозной тишине заливаются серебряным звоном твои колокольчики, тёмным пятном мелькнёт экипаж на белой степной глади, и уж нет его, и только долго слышны зовущие вдаль звуки. Между тем вдали показались крылья ветряной мельницы и большие амбары рядом, верный признак, что наш герой приближается к ещё одной русской деревне и кто знает, может и к новым, неожиданным приключениям, к которым так щедра беспокойная жизнь Чичикова.
Глава 8.
Столица ошеломила князя своей небывалой роскошью. Князь давно не бывал в столице и теперь из окна своей кареты дивился обилию роскошных особняков, принадлежащих местной чиновничьей знати, купцам, владельцам роскошных магазинов и прочему богатому люду. По булыжной мостовой, дробно стуча, проносились лакированные, с мягкими английскими рессорами экипажи, с двумя лакеями сзади, в золочёных ливреях. Множество ресторанов с кричащими и зазывающими вывесками чередовались с роскошными витринами магазинов. Несметные богатства лежали под стёклами ювелирных мастерских и магазинов. На улицах города было очень людно. Все спешили. Кто на службу, в церковь, или же по делам неотложным. Вот стайкой выпорхнули гимназисты, в длинных, не по росту шинелях. Спешат на учёбу, оживлённо болтая на ходу. Город чист и ухожен, золочёная игла Адмиралтейства мелькнула на миг и пропала. Над Петропавловской крепостью висела туманная дымка. На следующий день князь был в приёмной Зимнего дворца. Князя вежливо расспросили о цели встречи с государём и после необходимых объяснений сообщили, что в ближайшие два дни государь не может принять его сиятельство, так как его величество находится в инспекционной поездке и ближайшие дни расписаны по минутам. Князь вежливо, но настойчиво объяснил чиновнику о неотложности дела. После выслушивания длинной и скользкой речи придворного крючкотвора о том, что государь у нас де один, а желающих отнять у него время предостаточно, и что для того де и существует приёмная канцелярия его величества, чтобы не допускать до его величества людей праздных. Чиновник сообщил, что он весьма сожалеет, но его величество вряд ли примет его сиятельство в течение всей недели. Однако, увидев, как похолодели суровые глаза князя, поспешно сообщил, что могут возникнуть и изменения в списке уважаемых господ, добивающихся встречи с государём, то тогда он уж непременно сообщит его сиятельству. Князь назвал номер гостиницы, где он остановился и отбыл. Два дня были потрачены князем на посещение нужных по делам губернии различных министерств и комитетов. Обилие всяческих министерств и ведомств поначалу поставило князя в тупик. Первым делом князь посетил Управление коннозаводства: необходимо было подписать контракт на поставку лошадей для армии. Войдя в длинную и узкую комнату, уставленную столами, князь окинул взглядом всю пишущую братию
- Батюшки святы! Сколько же вас здесь понапичкано! - воскликнул про себя князь.
- Мне необходимо разговаривать с председателем управления, покажите мне его кабинет. Шум перьев прекратился на миг, все с любопытством уставились на князя. Один из них указал пальцем куда-то в угол. Молодой человек с озабоченным лицом, оторвал перо от бумаги и, приставши в полупоклоне, протёртый до дыр на рукавах его сюртук натянулся так, что едва не лопнул
- Кто вы и по какой надобности к господину председателю? По личному ли делу или же казённому? Ежели по личному делу, то вот Павел Пафнутьевич вас примет, а ежели вы....
- По казённой надобности и без промедления - сурово произнёс князь, не давши договорить чиновнику. Князь представился. Услышав, волшебное слово "генерал- губернатор", в конце комнаты у дверей председателя, проворно, не смотря на внушительную округлость своего тела, выкатился на середину комнаты чиновник, с деревянной улыбкой Головлёва на круглом лице
- Пожалуйте сюда, ваше сиятельство, вот кабинет председателя, сейчас вас позовут. Скрывшись в кабинете председателя, он через мгновение уже стоял за своим столом, согнувшись в поклоне. Войдя в кабинет, князь ещё раз представился председателю, объяснив при этом суть дела. Взяв бумаги князя, председатель уткнулся в них. Двойной подбородок его приобрёл очертания тройного.
- Ваше сиятельство - сказал председатель, прочитав бумаги князя - ваше дело у нас не может решиться. Это, кажется, может решиться в Министерстве государственных имуществ. Сейчас ваше дело будет изучено в нашей канцелярии и если не будет никаких запрещений с нашей стороны, то вам, ваше сиятельство, выпишут направление с моей подписью и можете добиваться разрешения вашего вопроса в означенном министерстве. И в министерстве повторилось то же самое: князю кланялись, говорили весьма значимые и ответственные слова и по данному делу и совсем не по делу, а воз упрямо стоял на месте. Протолкавшись ещё в двух ведомствах и каком-то комитете по поставкам лошадей и продовольствия для армии и так и ничего, не решив, князь с ужасом понял, что день прошёл совершенно впустую. Наконец-то ему удалось выяснить, что его дело могут решить, вероятно, только в Государственном Совете.
- Как, помилуйте - взмолился наш князь - дело, в общем, то и не так важно; может разрешиться обыкновенным чиновником средней руки. На что князю вежливо дали понять о существовании инструкции, исходя из которой даже пустяковое, на первый взгляд, дело, должно пройти все инстанции. И на другой день князь изрядно потрепал свои нервы, но к вечеру дело со скрипом пошло и князь вздохнул с облегчением. Были и ещё дела, не менее важные но, памятуя об инструкциях, князь в отчаянии махнул рукой и посулил чиновникам всех чертей. На третий день своего пребывания в столице, князь стоял перед чиновником в приёмной канцелярии государя и придворный служка опять вежливо объяснил князю, что сегодня государь будет занят очень важным разговором с его сиятельством, графом Бенкендорфом. И на следующий день всё повторилось: у его сиятельства, графа, был неотложный разговор и поэтому его величество принять князя никак не мог. Лишь, спустя день, в номер гостиницы, где остановился князь, прибыл посыльный с уведомлением. Князь едва сумел прочитать написанное на бумаге. Слова лезли и вкривь и вкось, словно пытались сбежать с бумаги. Но внимательнее приглядевшись, князь прочёл
- Его сиятельству, генерал - губернатору губернии N. В завтрашние дни вам надлежит быть готовым. Вам назначена аудиенция с его императорским величеством, императором Николаем 1. Подробности в приёмной канцелярии его императорского величества. На утро, князь, отсидевши в приёмной ещё два часа, был подробно проинструктирован о том, как нужно вести себя во время аудиенции, что говорить и что не говорить, а если говорить, то каким тоном говорить. Вошедший флигель-адъютант, объявил
- Государь ждёт вас, прошу! В сопровождении флигель-адъютанта, князь шёл по длинным коридорам, затем они следовали по огромнейшему залу, залитому светом и далее снова, был длинный коридор. У каждой двери стояли по два лакея, в расшитых золотом камзолах и белых как снег париках, не шелохнувшись, словно неживые. Далее следовал зал, с необычайно огромными люстрами с несметным числом хрусталя и золочёных светильников. Словно гигантский зверь, из огня, хрусталя и золочёного железа, завис над удивительным и порой беззащитным перед судьбой и обстоятельствами созданием, с гордым именем человек!
- Я человек! - кричала душа его, сопротивляясь незримой и страшной силе чудовища.
- Я человек! - и гулко и страшно неслось эхо по огромным залам и коридорам.
- Я человек! - и дрожал и звенел хрусталь перед живым творением природы, одарённым величайшей душевной силой и разумом. Но немы дворцовые стены и не слышат человеческого крика слуги Александрийского столпа. Подойдя к высоким, двустворчатым дверям, чёрного дерева, флигель-адъютант попросил князя подождать и скрылся за дверью. Минуту спустя он вышел
- Прошу вас, ваше сиятельство! Император ждёт вас! Князь вошёл. Это был рабочий кабинет всесильного императора, Николая 1. Навстречу князю из-за дубового стола, заваленного деловыми бумагами, поднялся царь. Император был в чёрном мундире с эполетами. На левой стороне груди Николая 1 висели кресты и ордена. Поклонившись, князь представился. Николай 1 подошёл и протянул князю руку
- Мне докладывали о вас князь, как о настойчивом человеке. Настойчивость - не плохое качество, особенно если она на благое дело! Князь, поклонившись, слегка пожал протянутую руку. Длинные пальцы императора были холодны
- Очень рад вас видеть, ваша милость! Надеюсь, что я не отниму у вашего величества много времени - сказал князь. - Я проделал долгий и трудный путь. Неотложные, трудноразрешимые дела и обстоятельства, ставшие выше моей компетенции, заставили меня добиваться встречи с первым лицом государства.
-Я весь в вашей власти, князь - шутливо улыбнулся царь. Он держался без всякой натянутости и смущения и в тоже время, соблюдая приличность. Князь никогда не видел императора так близко, кроме, как только во время военных парадов, но тогда это был совершенно другой человек. Император был на пол головы выше князя. Лоб уходящий назад, нижняя челюсть, хорошо развитая, выдавала огромную волю. Манеры его были приличны, но одна особенность лица поразила князя: какое-то беспокойство сквозило в нём. Когда он шутил, то взгляд его становился почти добрым, но только на мгновение мелькнувшая доброта взгляда сменялась холодным зимним блеском. Люди, хорошо знавшие его вспыльчивый характер, боялись смотреть ему в глаза: суровый взгляд властелина действовал как гипноз, подавляя всякую волю. Строгие черты и свежесть лица, говорили о том, что юность императора прошла без особых излишеств и отмечена трезвостью и умеренностью во всём, что также показывало статность фигуры и железное здоровье. Впервые увидевший государя человек так близко, как сейчас, непременно отметит военную выправку. Царь был красив, даже дьявольски красив. Но это была холодная, как зимняя стужа, красота. Женщины, вероятно, влюблялись в него безумно, впрочем, без всякой надежды на взаимную и трепетную любовь. В нём было гораздо больше жёсткости и жестокости ко всякой человеческой натуре, чтобы при таких качествах любить женщину. Насколько знал князь, у императора была связь с фрейлиной Варварой Нелидовой и эта связь изрядно расстроила внутренний мир императора, но была ли любовь тогда, ради которой можно пойти на всё, этого никто не стал бы утверждать. Слишком мало теплоты и чувственности было в этом человеке. Связь с фрейлиной, однако, закончилась созданием второй семьи.
- Итак, князь, что же привело вас ко мне - заговорил царь - я весь внимание. Кстати князь, мы, кажется, впервые встречаемся с вами наедине, не так ли?
- Совершенно верно, ваше императорское величество. Осмелюсь просить вашу милость выслушать меня. Император склонил голову.
- Сравнительно недавно, я был назначен генерал-губернатором Nской губернии - начал князь. И в небольшой срок я обнаружил ужасные злоупотребления подчинённых мне высоких должностных лиц, а также и среди остального чиновного сословия. Император подошёл к столу и стал с интересом слушать речь князя. Немного помедлив, князь продолжал
- Коррупция, расхищение государственной казны, стали узаконенными. Узаконены и нормы взяток, кому и сколько давать. Во главу угла поставлена только нажива, алчность возведена в степень благородства. Государственные интересы попраны и растоптаны, расточительство казённых денег идёт с небывалым размахом. Сложилась жизнеспособная система, при которой всё давно перероднилось и перекумилось, система, позволяющая безнаказанно воровать из казны и наживаться на взятках. За взятки можно уйти от ответственности за любое преступление, казалось самое немыслимое и бесчестное. Нет возможности производить дело гражданским образом, при попытке же исчезают важные свидетели, и двери сейфов раскрываются перед преступниками, исчезают важные бумаги, компрометирующие их. Завязалось дело: совершенно бесчестное и соблазнительное для многих. Поправ все нормы приличия и христианские устои, найдя лазейку для обогащения в гражданском законодательстве, используя при этом подкуп многих должностных лиц, некто Чичиков, коллежский советник, занялся поистине вопиющим и безнравственным делом. Он скупал у помещиков в подвластной мне губернии крепостных крестьян, уже умерших при различных обстоятельствах, но ещё не поданных помещиками в последнюю ревизскую сказку. Князь увидел, как дрогнули, приоткрылись глаза Николая 1, и при последних словах князя, он спросил
- Скупать мёртвых? Да зачем же он это делает?
- Ваше величество - продолжал князь - этот Чичиков, закладывает купленные якобы живые крепостные души в опекунском совете, для получения крупной суммы денег. Ведь никто, ваше величество, кроме самих помещиков, разумеется, не знает, что крестьян как таковых и нет. Закладывает он их как живых, якобы на вывод на необжитые земли Таврической или Херсонской губерний, придавая этому делу вполне законные формы, при свидетелях, коими являются сами же помещики, продавшие Чичикову мёртвые души. Таким образом, создаётся порочный преступный круг. Но тайное становится явным. И вот уже прокурор и полицмейстер имеют полное представление об этом, но молчит закон, и нет возможности провести полное расследование дела. Малейшая попытка с моей стороны запутывалась изначально и довольно искусно.
- Что же вы хотите от меня, князь? - спросил император.
- Милости, ваше величество - отвечал князь. Я припадаю к вашей милости. Суда. Суда скорого, неподкупного, прошу я. И полного расследования всех преступлений, дабы очистить от скверны вверенную мне губернию. Также пересмотра части законов в гражданском законодательстве, где преступники нашли лазейку для обогащения. Царь резко спросил