Киплинг Джозеф Р. : другие произведения.

Рикки-Тикки-Тави

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ибо долой путаницу с полом персонажей! Ну и вообще, вайбынот


Джозеф Редъярд Киплинг

Рикки-Тикки-Тави

  
   У норы, куда заполз
   Из Чешуйчатых один,
   Крошка Алый Глаз воззвал:
   "Выдь, станцуй со смертью, Наг!"
  
   Лоб ко лбу, глаза в глаза,
   (Мерь движенья, Наг.)
   Лишь один уйдёт живым.
   (Как угодно, Наг.)
   Боком, кругом, кувырком
   (Лучше скройся, Наг.)
   Мимо, в-капюшоне-Смерть!
   (Встреть погибель, Наг!)
  
   Этот рассказ -- о великой войне, которую вёл в одиночку Рикки-Тикки-Тави в ванных комнатах большого дома-бунгало, что в кантонменте Сегаули1. Дарзи, птица-портной, помогал ему, а Чучундра, тот, который никогда не выходит на середину комнаты, а только пробирается вдоль стен, подал ему совет; но дрался Рикки-Тикки один.

   [1 Кантонмент -- колониальный центр, совмещавший военную базу, учреждения и поселение для живущих в Индии британцев. Сегаули (Сагаули) -- городок в индийском штате Бихар, близ границы с Непалом. -- прим. пер].

   Он был мангуст, зверёк с шерстью и хвостом как у кошки, но головой и повадками похожий больше на горностая. Глазки и кончик беспокойного носа у него были розовые; он мог почесаться где угодно и любой лапкой, передней или задней, по своей прихоти; хвост он мог распушить наподобие бутылочной щётки, а когда он мчался сквозь высокую траву, то клич его был: "Рик-тик-тикки-тикки-чк!"

   Однажды летом ливневый поток смыл его из норы, где он жил с отцом и матерью, и унёс, пока он бился и отфыркивался, вниз по придорожной канаве. Наконец он уцепился за клочок травы и держался, пока не потерял сознание. Очнулся он на садовой дорожке под жарким солнцем, весь в грязи, и услышал голос какого-то мальчика:

   -- Тут мёртвый мангуст! Давайте устроим похороны.

   -- Нет, -- ответила мать мальчика, -- возьмём его в дом, пусть он обсохнет. Может быть, он ещё жив.

   Его принесли в дом. Большой человек поднял его двумя пальцами за шкирку и сообщил, что он не мёртв, а только сильно захлебнулся. Его завернули в вату и обогрели, и тогда он открыл глаза и чихнул.

   -- Теперь не пугайте его, -- сказал большой человек (а это был англичанин, который только что поселился в том бунгало), -- посмотрим, что он станет делать.

   Пугать мангуста -- дело безнадёжное, ведь его с головы до ног снедает любопытство. "Беги и посмотри, что там" -- вот девиз всего мангустова рода, а Рикки-Тикки был истинный мангуст. Он осмотрел вату, решил, что съедобной она не выглядит, обежал весь стол, сел на задние лапки и привёл в порядок мех, затем почесался и вспрыгнул на плечо мальчику.

   -- Не бойся, Тедди, -- сказал отец, -- он хочет с тобой подружиться.

   -- Он щекочет мне шею! -- ойкнул Тедди.

   Рикки-Тикки заглянул мальчику под воротник, понюхал его ухо, соскочил вниз и сел на полу, потирая нос.

   -- Боже милостивый, -- воскликнула мать Тедди, -- вот вам и дикое животное! Думаю, он потому такой ручной, что мы были с ним добры.

   -- Все мангусты такие, -- заметил её муж. -- Если Тедди не будет таскать его за хвост или сажать в клетку, он будет весь день бегать здесь как у себя дома. Давайте его покормим.

   Рикки-Тикки дали кусочек сырого мяса, которое ему чрезвычайно понравилось. Доев, он отправился на веранду, сел там на солнышке и распушил мех, чтобы тот основательно просох. Ему стало хорошо.

   "В этом доме, должно быть, ещё полно интересного, -- сказал он себе, -- нашей семье столько в жизни не повидать! Надо остаться здесь и всё выяснить".

   Весь день он шнырял по дому. Чуть не утонул в ванне, сунул нос в чернильницу, а потом обжёг его о кончик сигары, когда влез на колени большому человеку, чтобы посмотреть, как тот пишет. Когда стемнело, он прибежал в детскую к Тедди, чтобы посмотреть, как зажигают керосиновые лампы, а когда Тедди лёг в постель, то забрался туда же. Правда, он был беспокойный сосед, ведь он был обязан в любое время ночи, заслышав малейший шум, вскочить, прислушаться и найти источник. Перед сном в комнату зашли родители Тедди, чтобы проведать сына, и нашли Рикки-Тикки бодрствующим прямо на подушке.

   -- Не нравится мне это, -- сказала мать. -- Он может укусить ребёнка.

   -- Ничего подобного он не сделает, -- возразил отец. -- С этим зверьком Тедди в большей безопасности, чем с верной собакой. Если в детскую заберётся змея...

   Но мать и думать не желала о таких ужасных вещах.

   Рано утром Рикки-Тикки прибыл на завтрак, восседая на плече у Тедди. Его угостили бананом и варёным яйцом, а он посидел у всех по очереди на коленях. Каждый хорошо воспитанный мангуст надеется когда-нибудь стать домовым мангустом и вволю резвиться в комнатах, а мама Рикки-Тикки, жившая когда-то в генеральском доме, хорошенько рассказывала ему, что делать при встрече с белыми людьми.

   После завтрака Рикки-Тикки отправился исследовать сад. Сад был обширный, но лишь наполовину возделанный, с огромными, как беседки, кустами роз "маршал Ньель", с лаймовыми и апельсиновыми деревьями, с зарослями бамбука и высокой травы. Рикки-Тикки облизнулся. Превосходные охотничьи угодья, подумал он, и от этой мысли его хвост распушился щёткой, а ноги сами помчали его из одного уголка сада в другой. Обнюхивая тут и там, он вдруг услышал в терновнике печальные голоса.

   Голоса принадлежали Дарзи, птичке-портному, и его супруге, жившим в прекрасном гнёздышке, сделанном из пары сшитых волокнами больших листьев и устланном хлопком и нежным пухом. Гнездо качалось туда-сюда, а они сидели на краешке и горько рыдали.

   -- В чём тут дело? -- спросил Рикки-Тикки.

   -- Горе нам! -- ответил Дарзи. -- Вчера у нас из гнезда выпал один из птенцов, и Наг съел его.

   -- Хм! -- сказал Рикки-Тикки. -- Ужасно печально; но я здесь недавно и никого не знаю. Кто такой Наг?

   Но Дарзи с женой лишь спрятались в гнездо поглубже, потому что в этот момент из густой травы под терновником послышалось тихое шипение -- холодный жуткий звук, от которого Рикки-Тикки отскочил назад на добрых два фута. Дюйм за дюймом из травы поднялись голова и расправленный капюшон Нага, большой чёрной кобры, пяти футов от носа до хвоста. Поднявшись от земли на треть своей длины, он покачивался, как одуванчик на ветру, и смотрел на Рикки-Тикки злыми змеиными глазами, которые не движутся и не меняют выражения, о чём бы змея ни думала.

   -- Кто такой Наг? -- молвил он. -- Наг -- это я. Великий бог Брахма поставил свою метку на весь наш народ, когда первая кобра своим капюшоном накрыла его, спящего, от солнца. Смотри же и бойся!

   И он расправил капюшон ещё шире, и Рикки-Тикки увидел эту метку, похожую на очки или на петлю застёжки-крючка. На миг он испугался, но мангусты не умеют бояться сколько-нибудь долго. К тому же он никогда раньше не видел живую кобру, зато мама часто кормила его мёртвыми, и он знал, что главное дело жизни взрослого мангуста -- убивать и поедать змей. Наг тоже это знал, и в глубине его холодного сердца таился страх.

   -- Ладно, -- сказал Рикки-Тикки, вновь распушая хвост, -- метки метками, но разве это правильно -- поедать птенцов только что из гнезда?

   А Наг раздумывал, следя за чуть заметным движением в траве позади Рикки-Тикки. Он знал, что мангуст в саду -- это смерть ему и всей его семье, раньше или позже, и он решил ослабить бдительность Рикки-Тикки. Поэтому он слегка опустил голову и наклонил её набок.

   -- Давай рассмотрим, -- предложил он. -- Ты ведь ешь яйца. Так почему бы мне не есть птиц?

   -- Сзади! Оглянись! -- пропел Дарзи.

   Рикки-Тикки был не настолько глуп, чтобы тратить время на взгляды. Он просто подпрыгнул как можно выше, и тут же прямо под ним промелькнула голова Нагайны, коварной жены Нага. Пока Рикки разговаривал, она подобралась к нему сзади, чтобы прикончить его, и теперь разъярённо шипела, промахнувшись. Он же приземлился прямо ей на спину, и будь он взрослым мангустом, мог бы перекусить ей хребет в один приём, однако он слишком опасался обратного броска. Всё же он укусил, но неглубоко, и тут же отскочил подальше от мечущегося хвоста, оставив Нагайну раненой и разозлённой.

   -- Скверный, скверный Дарзи! -- произнёс Наг, вытягиваясь как можно выше, но не мог достать гнездо на ветке терновника. Дарзи устроил его вне досягаемости змей, так что оно лишь качалось из стороны в сторону.

   Рикки-Тикки почувствовал, как его глаза становятся алыми, будто раскалённые угли, а когда глаза у мангуста алеют, это значит, что он сердится. Он сел на задние лапки, как маленький кенгуру, и огляделся, дрожа от ярости. Но Наг и Нагайна уже исчезли в траве. Когда змея промахивается, то ничего не говорит и никогда не даёт понять, что будет делать дальше. Рикки-Тикки, не решившись преследовать двух змей сразу, перебежал на усыпанную гравием дорожку перед домом и присел подумать. Дело было серьёзное.

   Если вы откроете старую книгу по естественной истории, то прочитаете, что когда мангуста в бою кусает змея, он убегает и съедает некое растение, которое и излечивает его. Это неверно. Победа зависит только от быстроты глаз и быстроты ног -- бросок змеи против прыжка мангуста. А так как никакие глаза не уследят за головой атакующей змеи, то всё выходит ещё удивительнее, чем с волшебным растением. Рикки-Тикки знал, что ещё совсем молод, и тем приятнее ему было сознавать, что он сумел избежать нападения сзади. Это придавало ему уверенности в себе. Увидев бегущего по дорожке Тедди, он приготовился, чтобы его приласкали.

   Но когда Тедди уже нагнулся, в пыли что-то вздрогнуло, и послышался тонкий голосок:

   -- Берегись, я -- смерть!

   То был Крайт, пыльно-бурая змейка. Он лежит на такой же пыльной земле, и его укус так же опасен, как укус кобры. Но он так мал, что на него никто не обращает внимания, и тем больше от него вреда людям.

   Глаза Рикки-Тикки снова заалели, и он затанцевал к Крайту той причудливой качающейся походкой, которую унаследовал от родителей. Выглядит она презабавно, но зато позволяет прыгнуть под любым нужным углом, а в бою со змеями без этого трудно обойтись. Если бы Рикки-Тикки знал, что биться с Крайтом куда опаснее, чем с Нагом! Ведь Крайт так мал, гибок и проворен, что если не схватить его зубами у самой головы, то он успеет повернуться и укусить в губу или в глаз. Но Рикки-Тикки не знал этого, глаза его были красны, и он подавался то вперёд, то назад, высматривая, где лучше схватить врага. Крайт сделал выпад. Рикки отскочил в сторону и в свою очередь попытался напасть, но злобная пыльно-серая головка хлестнула у самого его плеча, так что ему пришлось подскочить в воздух, а головка преследовала его по пятам.

   Тедди закричал в сторону дома:

   -- Смотрите! Наш мангуст убивает змею!

   Послышался вскрик матери, а отец выбежал из дома с палкой, но за это время Крайт сделал слишком глубокий выпад, и Рикки-Тикки бросился ему на спину, просунул голову между передними лапками, укусил как можно выше и откатился в сторону. Укус обездвижил Крайта, и Рикки-Тикки уже собирался съесть его целиком, начав с хвоста по обычаю своей семьи, когда вспомнил, что сытный обед делает мангуста медлительным и что если он хочет держать себя в боевой готовности, то не должен объедаться.

   Поэтому он отошёл поваляться в пыли под клещевиной и оттуда наблюдал, как отец Тедди бьёт палкой мёртвого Крайта. "Зачем это он? -- подумал Рикки-Тикки. -- Я ведь уже всё уладил". И тут мать Тедди подняла его из пыли и прижала к себе, со слезами благодаря за спасение Тедди от смерти, а отец сказал, что Рикки-Тикки послан им свыше, а сам Тедди лишь глядел большими испуганными глазами. Рикки вся эта суета только забавляла, да он, конечно, и не понимал людей. С тем же успехом мать могла бы приласкать Тедди за возню в пыли. Рикки наслаждался собой.

   Вечером, за ужином, прогуливаясь по столу между бокалами, он мог бы трижды набить себе живот лакомствами. Но ему вспоминались Наг с Нагайной, и хотя было очень приятно то сидеть на плече у Тедди, то нежиться под рукой его матери, глаза его то и дело поблёскивали красным, а с губ срывался воинственный клич: "Рик-тик-тикки-тикки-чк!"

   Тедди взял его с собой в постель и уложил у себя под подбородком. Рикки-Тикки был слишком хорошо воспитан, чтобы кусаться или царапаться, но как только Тедди уснул, он выскользнул и отправился в ночной обход дома. Там, в темноте, ему повстречался Чучундра из породы мускусных крыс2, пробиравшийся вдоль стены. Чучундра -- несчастное существо: всю ночь он пищит и хнычет, собираясь с духом, чтобы выйти на середину комнаты, но никогда на это не решается.

   [2 На самом деле зверёк с описанным здесь поведением, которого в Индии называют chuchunder, относится к землеройкам. -- прим. пер.]

   -- Не убивай меня! -- взмолился Чучундра, чуть не плача. -- Не убивай меня, Рикки-Тикки!

   -- Не думаешь ли ты, что убийца змей станет убивать мускусных крыс? -- презрительно спросил тот.

   -- Убивающие змей когда-нибудь сами становятся их жертвами, -- ответил Чучундра удручённо. -- А могу ли я быть уверен, что Наг не примет меня за тебя тёмной ночью?

   -- Вряд ли, -- сказал Рикки-Тикки. -- Наг живёт в саду, а ты там не бываешь.

   -- Слышал я от своего кузена, крысы Чуа... -- начал Чучундра и осёкся.

   -- Что слышал?

   -- Тс-с! Наг повсюду, Рикки-Тикки. Тебе следовало бы поговорить в саду с Чуа.

   -- Я с ним не говорил, так что сам объяснишь. Говори скорей, Чучундра, не то укушу!

   Но Чучундра лишь сел на пол и зарыдал, и слёзы катились по его усам.

   -- Бедный я, несчастный, -- всхлипывал он, -- и никогда у меня не хватает духу выйти на середину комнаты. Тс-с! Я не могу тебе ничего сказать. Разве ты не слышишь, Рикки-Тикки?

   Рикки-Тикки прислушался. Дом лежал в глубокой тишине, но на пределе чувств он различил легчайший шорох, неуловимый, как шаги осы по оконному стеклу -- сухой шорох змеиной чешуи по кирпичной кладке.

   "Это Наг или Нагайна, -- сказал себе Рикки, -- пробирается в ванную через слив. Ты прав, Чучундра, надо было поговорить с твоим Чуа".

   Он осторожно прокрался в ванную комнату Тедди, но там никого не было, и он перебрался в ванную его матери. Там в гладко оштукатуренной стене у самого пола был вынут один кирпич, чтобы дать выход воде, и, забравшись под основание ванны, Рикки-Тикки услышал, как снаружи в лунном свете шепчутся друг с другом Наг и Нагайна.

   -- Когда дом будет очищен от людей, -- говорила Нагайна мужу, -- ему тоже придётся уйти, и тогда сад снова будет нашим. Входи тихо и помни, что большого человека, убившего Крайта, нужно укусить первым. Затем возвращайся сюда, и мы вместе поохотимся на Рикки-Тикки.

   -- Но уверена ли ты, что от убийства людей будет выгода? -- спросил Наг.

   -- Огромная. Когда в бунгало не жили люди, были ли у нас мангусты в саду? Пока бунгало пусто, здесь будем царить мы с тобой. И не забывай, что когда из яиц, спрятанных на дынной грядке, вылупятся наши дети -- а это может случиться хоть завтра -- им потребуется тишина и много места.

   -- Да, об этом я не подумал, -- заметил Наг. -- Я пойду, но нам незачем потом охотиться на Рикки-Тикки. Я постараюсь убить большого человека, его жену и ребёнка, а затем тихо уйду. Дом будет пуст, и Рикки-Тикки уйдёт сам.

   У Рикки-Тикки звенело в ушах от ярости и ненависти, а тем временем через сливное отверстие проплыла голова Нага и все пять футов его холодного тела. Какая бы злость ни охватывала Рикки-Тикки, размеры кобры внушали страх. Наг свернулся в спираль, поднял голову и выглянул в ванную комнату. Глаза его тускло блеснули во тьме.

   "Если я убью его здесь, Нагайна услышит, -- подумал Рикки-Тикки-Тави, -- но если сразиться с ним на открытом полу, преимущество будет на его стороне. Как же быть?"

   Наг покачался туда-сюда, а затем напился воды из большого кувшина, из которого наполняли ванну.

   -- Неплохо, -- прошептал он. -- Так вот, когда большой человек пришёл убить Крайта, у него была палка. Может быть, она и сейчас при нём, но когда утром он придёт сюда искупаться, то не возьмёт её с собой. Поэтому я подожду его здесь. Слышишь, Нагайна? Я подожду до утра здесь, в холодке.

   Ответа не было, и Рикки-Тикки понял, что Нагайна уползла. Наг кольцо за кольцом свернулся вокруг основания кувшина, а Рикки-Тикки был неподвижен как смерть. Через час он начал медленно, мышца за мышцей, продвигаться к кувшину. Наг спал. Рикки-Тикки посмотрел на его широкую спину, примериваясь. "Если я не перекушу ему хребет с первого прыжка, -- подумал Рикки-Тикки, -- он сможет драться. А если он будет драться -- о Рикки!" Шея под капюшоном слишком толстая, оценил он. А укус ближе к хвосту только разъярит Нага.

   "В голову, -- решил он наконец. -- В голову над капюшоном. Схватить и ни за что не отпускать".

   Тогда он прыгнул. Голова Нага лежала чуть в стороне от кувшина, под его изгибом, и, сомкнув зубы, Рикки упёрся спиной в обожжённую глину. Это дало ему лишнюю секунду, и он использовал её сполна. А потом его швырнуло в одну сторону и в другую, как крысу в зубах у собаки, ударило о пол, мотало вверх, вниз, по кругу, но глаза его были красны и зубы сжаты, и тело хлестало по полу, как плеть, сбило оловянный ковш, и мыльницу, и мочалку, и колотилось о лужёную стенку ванны. Он же лишь сжимал челюсти крепче и крепче, уверенный, что его разобьют в лепёшку, и желавший ради семейной чести, чтобы его нашли с сомкнутыми зубами. Голова его кружилась, тело будто разломали на куски, но вдруг рядом раздался гром, шерсть опалило алое пламя, и жаркое дуновение лишило Рикки-Тикки чувств. Это большой человек проснулся от шума, пришёл и выстрелил в Нага из обоих стволов дробового ружья.

   Рикки-Тикки, уверенный, что умер, лежал с закрытыми глазами, вцепившись в неподвижную голову Нага. Большой человек приподнял его и объявил:

   -- Снова наш мангуст, Алиса! Теперь он спас жизнь нам.

   Вошла мать Тедди с белым как снег лицом и увидела то, что осталось от Нага. А Рикки-Тикки проковылял в спальню Тедди и остаток ночи провёл осторожно встряхиваясь, чтобы проверить, действительно ли его разодрало на сорок кусочков, как он мог судить по ощущениям.

   Утром он проснулся весь разбитый, но чрезвычайно довольный собой. "Осталось разделаться с Нагайной, -- сказал он себе, -- а это будет похуже пяти Нагов. К тому же неизвестно, когда вылупятся эти её яйца. Однако! Надо повидать Дарзи".

   Не дожидаясь завтрака, Рикки-Тикки поспешил к кустам терновника, где Дарзи изо всех сил распевал победную песню. Весть о смерти Нага уже разнеслась по всему саду, ведь уборщик выбросил его труп в мусорную кучу.

   -- Ах ты безмозглый пучок перьев! -- сердито крикнул Рикки-Тикки. -- Разве же сейчас время для песен?

   -- Наг мёртв, мёртв, мёртв! -- пропел в ответ Дарзи. -- Отважный Рикки-Тикки схватил его за голову и крепко держал. Большой человек принёс гром-палку, и Нага разорвало надвое! Больше он не будет пожирать моих деток!

   -- Всё это верно, но где Нагайна? -- спросил Рикки-Тикки, внимательно оглядываясь по сторонам.

   -- Нагайна звала Нага у сливного отверстия, -- продолжал Дарзи. -- А Нага вынесли на кончике палки. Пришёл уборщик и подцепил его кончиком палки, и бросил его на мусорную кучу. Воспоём же великого алоглазого Рикки-Тикки! -- и, переведя дыхание, Дарзи пел дальше.

   -- Добраться бы мне до твоего гнезда, выкинул бы оттуда всех твоих драгоценных деток! -- сказал Рикки-Тикки. -- Не знаешь ты, когда надо говорить, а когда действовать. Тебе в гнезде безопасно, а у меня здесь, внизу, идёт война. Прекрати петь хоть на минуту, Дарзи!

   -- Для великого и прекрасного Рикки-Тикки я прекращу, -- промолвил Дарзи. -- В чём дело, о Убивший Жуткого Нага?

   -- Где Нагайна, в третий раз тебя спрашиваю?

   -- На мусорной куче, у конюшни, оплакивает она Нага. Велик белозубый Рикки-Тикки!

   -- Плевать на мои белые зубы! Не слышал ли ты, где она прячет свои яйца?

   -- На дынной грядке, у ограды, где солнце палит весь день. Она зарыла их там ещё несколько недель назад.

   -- И тебе в голову не пришло рассказать мне! У ограды, говоришь?

   -- Рикки-Тикки, ты ведь не хочешь съесть её яйца?

   -- Нет, не то чтобы съесть... Слушай, Дарзи, если в твоей голове есть хоть зерно разума, лети к конюшне и притворись, что у тебя сломано крыло, дай Нагайне погнаться за тобой до этих кустов. Иначе она меня увидит, а я должен попасть на ту грядку.

   Головка у Дарзи была набита пухом, и он не мог удержать в ней больше одной мысли. Поэтому он, зная, что дети Нагайны рождались из яиц, как и его собственные, считал несправедливым их убивать. Однако его жена была здравомыслящей птицей, она-то знала, что из яиц кобры выводятся новые кобры. Она слетела с гнезда, оставив Дарзи греть птенцов и воспевать гибель Нага. В некотором смысле Дарзи был очень похож на человека.

   А его жена спорхнула на землю перед Нагайной, у мусорной кучи, и застонала:

   -- Ох, крыло у меня сломано! Мальчишка из этого дома швырнул в меня камнем и сломал мне крыло, -- и она отчаянно забилась на земле.

   Нагайна приподняла голову.

   -- Ведь это ты предупредила Рикки-Тикки, когда я собиралась его прикончить. Поистине и вправду, ты выбрала не то место, где стоит показывать своё увечье! -- И она заскользила к птице по пыльной земле.

   -- Мальчишка попал в меня камнем! -- взвизгнула та.

   -- Что ж! Может быть, тебе послужит утешением, что убив тебя, я сведу счёты и с мальчишкой. Мой супруг теперь лежит на мусорной куче, но не успеет настать вечер, как и мальчишка ляжет недвижим. Зачем же ты бежишь от меня? Я всё равно тебя поймаю. Посмотри на меня, глупышка!

   Жена Дарзи была не так глупа, ведь посмотри она в змеиные глаза, её бы приковало к месту от испуга. Она лишь ковыляла по земле, жалобно попискивая, а Нагайна ползла всё быстрее.

   Рикки-Тикки, видя, что они удаляются от конюшни, помчался к дынной грядке, к тому концу, что у ограды. Там, в хорошенько спрятанном под дынями тёплом гнезде, он нашёл двадцать пять яиц, размером как у бентамки3, но покрытых белёсой кожей вместо скорлупы.

   [3Бентамки -- общее название ряда карликовых пород кур. -- прим. пер.]

   "Ещё день, и я бы опоздал", -- подумал он, ведь через кожицу были хорошо видны свёрнутые кольцами крошечные кобры, и он знал, что как только они вылупятся, то смогут одним укусом убить человека или мангуста. Быстро, как только мог, он надкусывал яйца, так, чтобы прихватывать и детёнышей, и тщательно ворошил гнездо, проверяя, не упустил ли хоть одно. А когда осталось всего три штуки и он уже начал посмеиваться про себя, послышался крик жены Дарзи:

   -- Рикки-Тикки! Я привела Нагайну к дому, и она уже на веранде. Скорее сюда, у неё на уме убийство!

   Раздавив два яйца и зажав в зубах третье, Рикки-Тикки со всех ног кинулся к веранде. Тедди и его родители сидели белые и окаменевшие, и их завтрак стоял нетронутым. На циновке у стула Тедди, рядом с его голой ногой, свернулась кольцами Нагайна и, раскачиваясь из стороны в сторону, пела победную песню:

   -- Сын большого человека, убившего Нага, -- шипела она, -- не трогайся с места. Я ещё не готова. Подожди немного. Ни малейшего движения, все трое! Пошевелитесь, и я ударю; не шевелитесь, и я всё равно ударю. О глупые люди, убившие моего Нага!

   Тедди цеплялся глазами за отца, а тот только и мог, что шептать ему: "Сиди тихо, Тедди. Только не шевелись. Сиди спокойно".

   Тогда Рикки-Тикки вышел и закричал:

   -- Повернись, Нагайна, повернись и сразись со мной!

   -- Всему своё время, -- ответила та, не двигаясь. -- Вскоре я улажу счёты и с тобой. Взгляни на своих друзей, Рикки-Тикки, как они бледны и неподвижны от страха. Они не смеют шевельнуться, а если ты сделаешь ещё шаг, я ударю.

   -- А ты посмотри на свои яйца, -- сказал Рикки-Тикки, -- там, на грядке у ограды. Поди посмотри, Нагайна!

   Змея обернулась и увидела яйцо на полу веранды.

   -- Отдай его мне! -- ахнула она.

   Но Рикки-Тикки поставил передние лапы по сторонам яйца, и глаза его были красны как кровь.

   -- Какова цена за змеиное яйцо? За маленькую кобру, маленькую царственную кобру? Она -- последняя, самая последняя из кладки. Всех остальных там, на грядке, уже едят муравьи.

   Нагайна крутнулась к нему, забыв обо всём, кроме своего последнего яйца. Отец Тедди вытянул руку, схватил сына за плечо и подтащил прямо через чайный столик к себе, подальше от Нагайны.

   -- Попалась! Попалась! Попалась! Рик-чк-чк! -- захихикал Рикки-Тикки. -- Мальчик теперь в безопасности, и это я, я, я нынче ночью поймал Нага за капюшон! -- Тут он запрыгал вверх-вниз, но голову держал у пола. -- Он швырял меня туда и сюда, но не мог стряхнуть, и он был мёртв ещё до того, как большой человек раздробил его на части. Это сделал я, рикки-тикки-чк-чк! Так иди же сюда, Нагайна, иди и сразись со мной. Тебе недолго оставаться вдовой!

   Видя, что Тедди больше не достать, а яйцо лежит между лап у Рикки-Тикки, Нагайна приспустила капюшон и сказала:

   -- Отдай мне яйцо, Рикки-Тикки. Отдай моё последнее яйцо, и тогда я уйду и никогда не вернусь.

   -- Да, уйдёшь и не вернёшься, отправишься на мусорную кучу вместе со своим Нагом. Сражайся, вдова! Большой человек уже пошёл за ружьём. Сражайся!

   Рикки-Тикки запрыгал вокруг Нагайны, держась чуть за пределами её досягаемости, и его глазки были как раскалённые угольки. Нагайна вся подобралась и бросилась на него, но он отскочил вверх и назад. Она бросалась ещё и ещё, и каждый раз её голова хлопалась о циновку, и она тут же скручивалась, как часовая пружина. Рикки-Тикки стал, двигаясь по кругу, пробовать зайти к ней сзади, а она крутилась, держась с ним голова к голове, и хвост её шуршал по циновке, как сухие листья на ветру.

   Он совсем забыл о яйце. Яйцо по-прежнему лежало на веранде, и Нагайна подбиралась к нему всё ближе; и вот, когда Рикки-Тикки остановился перевести дыхание, она схватила яйцо в зубы, соскользнула со ступеней веранды и стрелой понеслась по тропинке, а Рикки-Тикки за ней. Когда кобра спасает свою жизнь, то летит как кнут, бьющий по конской шее.

   Рикки-Тикки понимал, что если не поймать Нагайну сейчас, то все беды начнутся снова. Она направлялась к зарослям высокой травы у терновника, где Дарзи всё ещё пел свою глупую победную песенку. Супруга его была куда умнее, она слетела с гнезда и захлопала крыльями прямо над головой Нагайны. Помоги ей Дарзи, они бы могли заставить её свернуть, а так Нагайна лишь прижала капюшон и помчалась дальше. И всё же секундная задержка позволила Рикки-Тикки нагнать её, и когда она нырнула в крысиную нору, где они с Нагом жили, его белые зубы были сомкнуты на её хвосте. Мало какой мангуст, даже старый и опытный, осмелится последовать за коброй в её нору! Там было темно, и в любой момент у Нагайны могло появиться пространство, чтобы развернуться и нанести удар. Рикки лишь яростно цеплялся за неё и изо всех сил упирался лапками в горячую влажную почву.

   Когда трава у входа в нору успокоилась, Дарзи произнёс:

   -- Кончено с Рикки-Тикки! Должно спеть песню о его смерти. Отважный Рикки-Тикки погиб! Ибо там, под землёй, не отбиться ему от Нагайны.

   И он запел чрезвычайно скорбную песню, которую тут же и сочинил, а когда дошёл до самого трогательного места, трава вновь закачалась, и Рикки-Тикки, весь в грязи, медленно выбрался из норы, облизывая усы. Дарзи только ахнул, а Рикки-Тикки встряхнулся и чихнул.

   -- Всё кончено, -- сказал он, -- вдова оттуда больше не выйдет.

   И рыжие муравьи, что живут между стеблями травы, гуськом направились туда, вниз, чтобы убедиться в его словах. А он свернулся клубочком прямо в траве и уснул, и проспал почти до вечера, потому что сделанная им работа стоила целого трудного дня.

   -- Теперь, -- сказал он, проснувшись, -- можно возвращаться в дом. Скажи Меднику, Дарзи, пусть он передаст всему саду, что Нагайны больше нет.

   Медник -- это птица, голос которой в точности похож на звон молоточка по медному котелку, а пользуется он этим голосом для того, чтобы разносить новости всем, кто желает слушать, и услышать его можно в каждом саду Индии. Поднимаясь по тропинке, Рикки-Тикки услышал, как Медник призывает к вниманию звуками вроде крошечного обеденного гонга, а затем послышалось твёрдое: "Динь-дон-ток! Наг мёртв -- дон! Нагайна мертва -- динь-дон-ток!" В ответ в саду запели все птицы и заквакали все лягушки, ведь Наг с Нагайной пожирали и лягушек, и птиц.

   Когда Рикки прибыл в дом, его встретили и Тедди, и мать, всё ещё бледная после обморока, и отец, и чуть не плакали над ним. В этот вечер он ел всё, чем его угощали, пока в него хоть что-то помещалось, а спать отправился у Тедди на плече.

   -- Он спас нам жизни, и Тедди тоже, -- сказала женщина своему мужу, когда они пришли проведать сына перед сном. -- Подумать только, он спас нас всех!

   Рикки-Тикки проснулся и слегка подскочил -- мангусты спят очень чутко.

   -- А, это вы! -- сказал он. -- О чём вы беспокоитесь? Кобры все мертвы, а если бы и появилась какая-нибудь, я ведь здесь.

   Рикки-Тикки имел полное право гордиться собой. Но он не позволял себе гордиться сверх меры и держал сад под присмотром так, как подобает мангусту -- клыком и прыжком, финтом и укусом, и больше никакая кобра не осмеливалась показать нос в пределах ограды.

  

* * *

Песнь Дарзи

(Спета во славу Рикки-Тикки-Тави)

   Я и певец, и портной:
   Соединеньем я горд.
   Трелью, что льёт в небеса,
   Домом, что сам себе шью.
   Выше и ниже, я тку свою песню -- как дом, тот, что сам себе шью.
  
   Спой же птенцам своим, мать,
   Голову выше воздень!
   Зла, нас терзавшего, нет,
   Смерть-в-саду мёртвой лежит.
   Ужас, таившийся в розах, бессилен - мёртвым в навозе лежит!
  
   Кто же избавил нас, кто?
   Имя скажите и род.
   Рикки, отважный герой,
   Тикки, глаза из огня.
   Рик-Тикки-Тикки, клыки -- кость слоновья, охотник -- глаза из огня!
  
   Кланяйтесь, птицы, ему,
   Перья расправив в хвостах!
   Вспойте его, соловьи --
   Нет, я вспою его сам.
   Славу спою пышнохвостому Рикки, алым глазам похвалу!

   (На этом месте Рикки прервал исполнение песни, поэтому остаток её утерян.)

* * *

Приложение от переводчика. Примерная видовая принадлежность персонажей



   Рикки-Тикки-Тави -- Herpestes edwardsii, индийский серый мунго.
   Наг и Нагайна -- Naja naja, индийская кобра.
   Крайт -- Bungarus caeruleus, индийский крайт.
   Чучундра -- Suncus murinus, гигантская белозубка.
   Дарзи и его жена -- Orthotomus sutorius, краснолобая славка-портниха.
   Медник -- Megalaima haemacephala, красноголовый бородастик.

  

  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"