- Меня трясет и не могу сдвинуться с места, -скороговоркой проговорила Диметра ответившему на телефонный звонок Олегу.
- Ты только не волнуйся, - релаксирующе прозвучал его голос почти перед завершением звонка. - Я приеду за тобой.
Она стояла у бетонных ступеней, скованная беспричинным страхом настолько, что невозможно было сдвинуться с места. Прохладный весенний воздух проскальзывал по лицу, теряясь где-то у бетонно серых стен. Вскоре, на фоне непроглядной темноты, появилась энергетично мощная фигура Олега.
- Ну что ты? - Он подошел к ней и ощупал руки, ноги как родители ощупывают детей, после чего обнял, ощутив резкую дрожь ее тела. - Зай, с тобой все в порядке?
- Нет, - ели ответила она.
- Ладно, пойдем потихоньку, - успокаивал он. - Ну вот, пошли, мы уже не далеко от дома.
На протяжении всей дороги он не отпускал ее руки и дома, зашедши первым и раздевшись, он снял и с нее верхнюю одежду, после чего не выпускал ее из своих объятий часами. Чувствуя ее более-менее успокоенность он зачесал руками ей волосы назад и, направляясь к ящикам письменного стола, заключил:
- Ну вот, Милая, тебе уже лучше. Садись на диванчик.
Она покорно повинуясь села, кивнув головой.
- Смотри, что у нас есть! - Он достал с желтой этикеткой пузырек с каплями и сел рядом с ней.
Положив ногу на ногу на боковину дивана она легла на его колени, улыбнувшись в ответ открыла зубами пузырек капель и медленно инстиллировала их себе в нос: сначала в правую ноздрю, потом в левую. Разлившпяся по дыхательным путям и попавшая в рот горечь вещества дала незамедлительную реакцию. Ее напряженное тело сразу же обмякло, наполненные страхом мысли приобрели характер бессвязности при приливе, хотя это слово не очень уместно. Приливами она страдала: без причин ее в любое время прошибало потом, бледнело лицо и холодели руки. Часто после прилива мог наступить ни чем не мотивированный страх. А что, что происходило сейчас, было сродни волне, добро и заботливо укрывающей ее от всего ужаса реальности.
Теплыми и сильными пальцами Олег утонул в ее волосах. Он видел снижающуюся дрожь ее тела, становящиеся размером с копеечную монету зрачки и теряющий точку взор.
- Ц-ц-ц. Тихо, моя Радость, - гладил он ее по голове. Моя ты Милая, все пройдет. Все будет хорошо.
- Курица не мокрая? - Спросила она, сев чтобы не уснуть и протянув ему капли.
- Да я смотрю, тебя уже вставило, - засмеялся он. - Нет уж, спасибо. Я лучше пивка - не хочу в каждом незнакомом лице видеть твое.
На самом деле она спрашивала о том, не кончилось ли курево. При опьянении каплями речь становилась со стороны бредовой при том, что опьяненный человек чувствует что спросил правильно и если собеседник в той же стадии, то беседа становится полной веселья и радости, выглядящая со стороны как полностью бессмысленный разговор двух шизофреников. Олег имел в виду побочный эффект, который может держаться после приема капель две-три недели. Внезапно возникающие зрительные галлюцинации имели эффект шибки узнавания лиц - Олег или Диметра в моменты разлук часто видели в лицах прохожих друг друга или даже давно умерших людей, а слуховые галлюцинации имели еще боле курьезный характер. Например, однажды Диметра спускалась по эскалатору в метро и, слыша в динамиках объявление: "Состоится турнир по настольному теннису" , слышалось: "Состоится турнир по настольному пенису". Так же на штендерах виделись вовсе другие слова.
Отодвинувшись от него она проложила дорожку поцелуев по его теплой шее, плавно приближаясь к мочке его уха.
- Извини, зай, я не хочу сейчас. Знаешь, намотался так за день, сил нет.
- Ну вот, - немного отошла от опьянения она. - А расскажешь что-нибудь?
- Расскажу. Он наблюдал за спускающей трусики Диметрой. - Садись поудобней.
Угу, - села она рядом, обняла и прижалась к его сильному любящему телу, левую руку положив на свои гениталии.
- Когда я был еще очень-очень молод и жил далеко отсюда с матерью и братом, - тоном чтеца начал он, - Тогда и не знал точных терминов и того, что я не один такие же люди, как я, не просто есть, а их очень много. Стесняясь собственных желаний я одевал перед зеркалом рубашку брата, как можно быстрее старясь с себя снять весь купленный мне матерью ужас.
- А потом? - медленно ласкала она себя.
- А потом в его широких штанах и кедах выбегал погоняться с мальчишками, побаловаться футболом. Это только потом, на первом курсе, появились деньги, не большие, но их можно было накопить и шататься по магазинам, зависать в примерочных и одевать толстовки, мерить строгие костюмы. Знаешь, как было страшно? Долго выбирал себе семейники и, подойдя к кассе, боялся не знаю чего. В итоге продавщица сказала "Спасибо за покупку, молодой человек" и упаковала мне их.
Диметра слушала, временами проваливаясь в сон и боясь забыть слова Олега. Она это называла эффектом забытого вечера, повторявшимся раз за разом при приеме капель. Заключался он в следующем. Если глубокой ночью принять капли мастурбируя дома или катясь по метро на улице, то перед последним провалом (характеризующим наступление глубокого сна) последние два-три часа не запечатлевались в памяти. Проснувшись она могла долго искать очки и находить их в странных местах, не помня куда их положила. Она долго могла искать вещи и, так же, находить их в неожиданных местах. При этом минуты перед сном не запоминались - как белый лист.
Неожиданно для Олега она открыла глаза, вернувшись из мира сна и продолжала слушать его голос, потеряв нить рассказа:
- В школьные годы я легко знакомился с новенькими, приходящими в наш класс. Все обычно спрашивали, мальчик я или девочка. Смешно было.
Диметра снова улетела в сон. В этот момент Олег аккуратно снял ее замершую на гениталиях руку и, отнеся ее в сторону, положил свою. Он начал с плавных поглаживаний ее эрогенной зоны, а после - к более настойчивым. Он резко и в то же время бережно ласкал ее. Помимо прочих препарат имел эффект потери ощущения конечностей. Не чувствуя ни рук, ни ног она вернулась в мир снова, открыв глаза и постепенно обретая чувствительность рук Диметра сначала продумала что ласкает себя сама, но позже увидела вовсе не свои руки, а настойчивые, сильные, чьи пальцы с ломаными и стрижены до мяса ногтями прикасались к ней. Повернув голову она увидела самое важное - его направленные в никуда огромные зрачки и ласкающую себя руку. И это было экстатично-психотропным единением души, духа, уводящим от вечно травмирующей и постоянно надоедающей своим однообразием реальности в поразительно удивительный мир необычайной красоты, добра, взаимных чувств, обоюдного экстаза, совместного полета души, возвышающего над собственным телом, миром, пространством, временем, расстояниями и границами между реальностью и иллюзией, полом и ориентацией, домом в городе и вселенной, ксенофобией и пониманием, фоном и цветом, контуром и фигурой, плотью и кожей. Только в этом полете приходит истинное понимание смысла сладкой горечи - поцелуя с ним вкуса капель и их больничного запаха.
- Видишь, я тоже решил полетать с тобой...
Дальше его голос терял смысл равно так, как границы комнаты теряли очертания, контроль пространственно-временных границ. Капли обладали еще одним важным свойством, действующим как на нее, так и на Олега. Если заснуть, приняв на обе ноздри целый пузырек (сон, как правило, накатывал всегда), то по пробуждении практически не возможно восстановить в памяти час-два перед снов - эти моменты абсолютно не запечатляются в памяти. Поутру можно обнаружить себе и свои вещи где угодно. Так случилось и тогда. Она проснулась на плече Олгеа, чувствуя что он тоже не спит.
- Я, прикинь, какой сон видел, - начал Олег , прорывая тишину и смотря на Диметру. - Будто я в космосе и могу без скафандра дышать и повсюду бесконечность.
- По твоему космос бесконечен? - зевая спросила она.
- Да. Дальше космоса только создатель.
- Создатель - метакосмическая величина - тот, кто выше космоса, - но нас учат с детства, что космос бесконечен.
- Ты думаешь, по-другому? - Он смахнул прядь волос с ее лба.
- Да. - Она поймала его руку и проделала дорожку поцелуев от его запястья до локтя.
- Прекрати, зай, я то я возбужусь сейчас.
- И что? Утренний секс самый лучший, энергия на весь день.
- Ах ты хулиганка! Значит, энергия на весь день, да? - Он играючи сдернул с нее одеяло, навис над ней, чуть спустился и поцеловал, чувствуя как на его спине смыкаются руки Диметры.
Они с легкостью перевернулись на бок, не отрывая губ друг от друга. Олег лег на спину.
- И где мои очки? - осмотрелась она.
- Да вон, на тумбочке лежат.
- Ооо, спасибо. - Она их одела, после чего контуры обрели четкость, а черты его лица - разборчивость.
- Коридор, - отрешенно сказала она, положив голову на низ его живота.
- Что-о? - Усмехнувшись, удивленно спросил он.
- Мало кто понимает цепочку познания космоса и метакосмоса. Через любовь к человеку мы познаем окружающий мир. Через окружающий мир мы познаем любовь к создателю. Через любовь к создателю мы познаем сущность бытия, - смотрела в потолок она. - Если бы меня попросили изобразить создателя, то я бы нарисовала коридор зеркал, похожий на гадальный, где лежащая на боку восьмерка - портрет создателя, а бесконечность - его имя.
- Угу, - согласился он. - А главное - ни во что не верить, кроме вложенных создателем истин.
Олег сел, потянувшись за стоящим на тумбочке стаканом воды.
- Истины - это и есть создатель. Ведь так? - Она поудобнее устроила голову на его коленях.
- Да. Именно так.
- А идеальная истина - любимый.
- Или любимая.
- Зай, слушай, а давай еще по капелькам, м?
- Ну я от тебя балдею! - Воскликнул он, гладя ее по голове. - Вчера два пузырька угрохала, а утром еще просит.
- Всего чуть-чуть.
- Ты пойми, - грубо и настойчиво начал он. - Мне не жалко капель - тебя жалко, твое здоровье. И вообще, это забава для подростков. Давай лучше пойдем прогуляемся, купим пива по дороге, будем пить, обсуждать извечные проблемы мироздания, шатаясь по парку моего детства?
- Давай, - охотно согласилась она, кивнув. - Только я думала, клей - это забава для подростков.
- И клей тоже. Нас один раз родители застукали, когда мы с другом в подъезде клеем дышали. Крика было ты не представляешь столько. Сейчас покурим и пойдем.
- Ты клей нюхал?!
- Ну да. Давай тут, прямо в спальне покурим.
- Давай, - достала она тонкую сигарету с ментолом из пачки и, щелкнув зажигалкой, затянулась дымом. - Ловлю себя на мысли о том, как хорошо что мы живем одни без родителей. Это такое счастье - спокойная жизнь.
- Да уж. Моя мать точно бы разоралась, видя нас, курящих в спальне. - Он потянулся к лежащей на тумбочке зажигалке и за открытой дверцей увидел лежащие на полочке ампула. - Во! Хочешь, Дим, почувствовать сея лучше?
- В смысле? - удивилась она.
- Я введу тебе вот это, - показал он ей ампулу с маслянистой жидкостью внутри.
- Что это? Я улечу?
- Нет. Ты молодая еще, ни разу по-настоящему не летала.
- Ой-ой, от кого я слышу!
- А что?! Я почти что до сорока лет дожил - столько всего попробовал!
Он взял две ампулы из одной пачки, вторую из другой, положил их в низкий стеклянный стакан и пошел на кухню. Из-за любопытства Диметра за ним.
- Подогреть надо, зай. Раствор-то масляный, иначе расходиться в тканях плохо будет, - держал под струей горячей воды он стакан.
- Мне чем дальше, тем интереснее.
- Ну вот, готово, - вернулся в спальню он, распаковал одноразовый шприц, открывая отломил ампулу и заполнил ее содержимым шприц: сначала одной, потом второй, наполнился двухкубовый шприц.
- Снимай трусики, Милая.
Олег обработал спиртом ее правую ягодицу, мастерски ввел иглу и густая жидкость растворенного в оливковом масле для инъекций эфира плавно и медленно проникала в ее ткани.
- А это для меня. - Он проделал то же самое, но с другой ампулой и столь же мастерски сделал укол себе. - А теперь пошли гулять! - внезапно огрубевшим голосом воскликнул он.
- А я-то думала, это полет.
- Это другое! Сама заметишь: сиськи становятся больше, а голос - выше. Мимо моей старой работы пойдем - может получится что.
Он одел широкие джинсы, большие черные кроссовки, накинул кожаную куртку и ждал ее, наносящую на губы бесцветный блеск. Весенний воздух улицы ударил в нос прохладной свежестью пасмурного дня. Шли они молча, взявшись за руки. Круглосуточный магазин не радовал разнообразием: трое пьяных возле на лавке горлопанили едва разборчивые песни, дверь отторгала запахом разлившегося вина из разбитой бутылки. Олег вошел первым, попросил две бутылки пива и, к удивлению Диметры, две чекушки.
- А водку зачем?
- Увидишь, - хитро ответил он блеснув глазами.
Лента асфальта по бокам была украшена деревьями с голыми ветками.
- Вон, видишь корпуса больницы? - Он указал на здания с лева. - Я тут в хирургии раньше работал.
За забором все напоминало хитросплетение лабиринта корпусов, в котором разобраться было трудно.
- Здарова, Михалыч! - поздоровался и протянул руку он стоящему возле двери мирно курящему медбрату в зеленой медицинской одежде.
- Привет! - пожал ему руку тот. - Ты тут мимо проходил или по делу?
- Конечно мимо! - Он протянул ему две стограммовых бутылочки с водкой.
- Да вы как нельзя кстати! Представляешь, у нас же тут не выпьешь теперь!
- Что так?
- Да главная намешала спирт с хлоргексидином. А моя последнее из карманов вытащила. ****ец вообще! - Он выпил одну практически залпом, не запьянев. - Ну ладно, парочку ампул я вам спишу. На большее не рассчитывайте.
- Да нам и этих волшебных ампул хватит хватит!
- А Вы, дама, ничего, - бросил он на Диметру вожделенный взгляд.
- Моя - гордо обнял ее Олег.
Спустя некоторое время он, шатаясь, вернулся и дал ему две ампулы. Попрощавшись он и она медленно пошли вдоль аллеи по направлении к прудам, находящимся внутри огромного благоустроенного парка. Внутри, за огромной черной оградой парк начинался с детской площадки и тройки скамеек, на одну из которых они сели.
- Смотри-ка, свежий и пятипроцентный раствор, - смотрел на свет ампулу он.
- Настоящий полет?
- А то!
- Я всегда думала: и почему мы вынуждены искать окольные пути вместо того, чтобы просто купить в аптеке необходимый препарат? - Она положила голову на его плечо.
- Потому, что это мы такие, - медленно и тихо начал он. - А ты подростков представь. Общество настолько омерзительно, что направлено исключительно на порабощение человека, исключительно на стирание его личности, способностей к творчество. Общество топчет, ломает, душит, бьет, кусает и подростку не остается ничего кроме изменения состояния своего сознания. - Он пронзительным взглядом смотрел на неподвижные воды пруда. - И теперь представь: ни кем не понятые личности в бесполезной жизни будут снова и снова злоупотреблять препаратами если их легализуют.
- Ах, вот оно как.
- Угу. Но конечно есть одно НО, как я думаю. Вот имеет человек душевные проблемы, так ему обязаны дать доступ абсолютно ко всем препаратам списка А.
- Правильно, согласилась она. - Список А - это ведь прямое нарушение прав человека на свободу выбора!
- Это из-за наркоманов. Я вот готов поспорить: кинь я наш препаратик в воду - ты бы даже и не расстроилась.
- Конечно! Ведь есть ты и это самое важное. Вопрос отсутствия веры. Любимый - это истина в последней инстанции и доверять больше не следует никому.
- Молодец! Ну что, давай выпьем? - Он достал из пакета пиво и дал ей.
- За нас!
- Хорошо-то как, - сделал глоток он. - Всю жизнь так бы просидел.
- И я... Здесь... С тобой...
Холодно что-то. Давай пересядем? - предложил он, садясь на спинку скамейки и ставя ноги на само сидение. - Так теплее.
- Давай, - повторила за ним она. - Тоже замерзла. И домой хочется.
- А пошли! - Он спрыгнул и подал ей руку.
Пасмурный день не проявлял ни солнца, ни ветра, а они шли навстречу полету, таящемуся в кармане Олега.