Аннотация: Волходар: провинциальные истории о людях и оборотнях. Рассказ написан на конкурс СК-5 Стоптанные кирзачи: время экзотов.
Корни взаимной неприязни уходили в прошлое - люди и оборотни столкнулись, когда Империя возжелала получить выход к южному морю. Люди победили. Проложили дорогу серебром и огнем, оттеснили оборотней в горы. Волходар - главный военный форпост на кордонной линии - поначалу щетинился сторожевыми вышками, на которых сменялись лучники и волхи, охранял въездные ворота. Шли годы, исчезали рвы, окружавшие военный лагерь, ветшали засеки, волхи теряли огненную силу, дорожало серебро. Поселение обрело герб и получило звание города, продолжая безмятежно утопать в грязи после дождей.
Волходар от земли оборотней отделяла только река. Река, стреноженная мостами, населенная табунами водяных лошадей - выносливых, быстрых... не дававшихся людям в руки. Оборотни духов реки называли келпи, и взнуздывали без труда - заговоренными хвощовыми уздечками.
На конных ярмарках то дрались, то братались, за белого келпи платили полновесным золотом. Стоили они того: не было равных, таких же смелых, осторожных в езде по горным тропам, оберегавших седока. Конные ярмарки сменяли медовые, рыбные, рябиновые. Что люди, что оборотни ели хлеб одинаковый, дружно железную дорогу ругали - 'келпи распугала!' - рознь старались хоронить... так и сжились.
Шона родился в конце двадцатого века, когда взаимная вражда выливалась в драки на танцплощадках. Магия исчезала под натиском технического прогресса, а оставшаяся порой принимала такие уродливые формы, что лучше бы пропала. Келпи еще водились в горных реках, и бега на ипподроме собирали тысячи зрителей, только заговорить плетеную узду мало кто мог - скучно это молодым, зачем с хвощом возиться, если в городе огни и жизнь кипит.
Сыграла свою роль и обязательная вакцинация. После курса инъекций оборотень излечивался от влияния луны, обращался по желанию, без жажды крови и приступов ярости - разве что в полнолуние неудержимо выть хотелось. Одна оговорка была: излечивался, если не умирал. И волшба после вакцины с трудом давалась.
Шону ужасы не коснулись. Родители его не прятали, исправно водили в поликлинику, и учиться отдали в смешанную школу, где он человеческих девчонок за косы дергал, а в старших классах портфели им носил. Потом армия была, забрали по призыву. После обязательной службы Шона остался в армии на год, следом еще на год, а дальше подписывал уже пятилетние контракты. Он собирался служить до отставки по возрасту. И, скорей всего, дослужил бы - оборотня ни пуля, ни слабое заклятье не берет. И тут лиходейка-судьба подставила ножку. Шона - что редкость для оборотней - начал слепнуть. Зрение падало и плясало, и если человеческой форме еще можно водрузить на нос очки, то волку - никак. О линзах, само собой, не было и речи - это только глаза потерять при превращении.
Медкомиссия вынесла суровый, но справедливый приговор - Шону отправили в отставку по состоянию здоровья. Вот так - 'здрассти, приехали!' - на него свалилась свобода, за которую многие яростно боролись. Только Шоне она была не нужна.
Он вернулся в Волходар. Быстро заскучал без дела и начал подыскивать работу.
Судьба смилостивилась - не пришлось по биржам труда таскаться. Позвонил бывший сослуживец, расспросил про жизнь, про здоровье и позвал на непыльную службу.
Знакомец знакомца, богатый бизнесмен из шакальего рода, пытался пристроить к делу двух великовозрастных деток-лоботрясов. Шакалята не желали прозябать в серости будней и вынудили папочку открыть им частное сыскное агентство.
- Надо проследить за порядком. Ну... чтоб дитятки не вписались в разборки. Если в офис психи явятся, посылай на хрен. Если дитятки бухать в кабинетах начнут - пресекай. Такие вот простые задачи.
- А расследовать? - поинтересовался Шона. - Сыском заниматься кто будет? Дитятки?
- Да какой сыск! - хмыкнул сослуживец. - Они хотят таинственные происшествия раскрывать. Преступления, связанные с мистикой и волшбой. А откуда сейчас в городе волшба?
Шона хотел возразить, напомнить о бронированных жабах, нет-нет, да выползавших из больничных канализаций; о мышином гриппе, превращавшем мирных лесных нетопырей в чудовищ, охочих до желудочного сока; о предсмертном проклятье волхов, которое унаследовали их потомки по крови... а потом закрыл рот и промолчал. Зачем спорить с тем, кто предлагает тебе работу?
- Ты, главное, психов всяких посылай, на такую вывеску психи наверняка повалят, - бывший сослуживец помолчал - видимо, вспомнил-таки о жабах - и обнадежил. - А расследовать... наймет папаня еще кого-нибудь, если припрет.
Частное сыскное агентство занимало три комнаты в новомодном бизнес-центре, башне из стекла и металла. В одной комнате, проходной, за стол усадили Шону. Два изолированных кабинета - по числу дитяток - украшали таблички 'Генеральный директор' и 'Коммерческий директор'. Первую неделю в агентство действительно забредали и звонили чуточку сбрендившие граждане, требовавшие изловить барабашек в перекрытиях пятиэтажки или усовестить повадившихся воровать варенье с балкона инопланетян. И Шона, и рыжие братцы Ногай и Нугай честно выслушивали посетителей и давали им от ворот поворот. На второй неделе потенциальные клиенты иссякли - объявление ушло с первых страниц сайтов и рекламных полос. Шона приспособился бить мух файлом с расценками. Генеральный и коммерческий директор заскучали и уехали пить рябиновку на море, позабыв обновить объявление.
Очередной посетитель явился в жаркий полдень, в зной, на который Волходар щедр в начале сентября. Шона не почувствовал в запахе человека гниловатой примеси безумия и с энтузиазмом предложил:
- Присаживайтесь, пожалуйста. Расскажите о своей проблеме.
Он поправил очки и насторожил уши, демонстрируя высшую степень внимания. Очки немедленно съехали на кончик носа. Посетитель достал из кармана визитку.
- Меня зовут Петр Ильич. Я - хозяин бара, в котором живет какая-то чертовщина.
Уши неконтролируемо шевельнулись - Шону разобрало любопытство. Он снял мешающие очки, и, прищурившись, попросил:
- Про чертовщину подробнее, пожалуйста.
Чтобы выяснить все детали, понадобились полчаса беседы и две бутылки прохладного нарзана. Петр Ильич был не первым - третьим хозяином круглосуточного бара, купившим злополучный подвал по дешевке. В первой ипостаси заведение называлось 'Хижина'. После пожара его переименовали в 'Холостяк', а теперь - волею Петра Ильича - в 'Хоровод'.
'И все на 'х'. Ну кто так делает? - постукивая карандашом по столу, удивился Шона. - Как корабль назовете, так и поплывет'.
Бары не плыли - тонули, утянутые на дно чередой несчастий. 'Хижина' закрылась после пожара: в санитарную ночь замкнуло старую проводку, зал выгорел чуть не дотла. 'Холостяк' продали после прорыва канализации - затопило по колено, пожитки в забродах выносили. Петр Ильич, не изменивший букве 'х', нанял рабочих, которые проложили новую электропроводку и изгнали канализационную вонь краской свежего ремонта. Огнетушители и кнопки пожарной сигнализации вписали в интерьер. Казалось бы - живи, да радуйся.
- Мы не пожарники, - на всякий случай предупредил Шона. - И не сантехники. Если у вас опять какие-то строительно-бытовые проблемы...
- С этим все в порядке, - отмахнулся Петр Ильич. - Дело в том, что... не знаю, как сформулировать. В стенах кто-то живет. Время от времени выходит, нападает на посетителей и снова прячется в стену. Три дня назад эта дрянь дернула за ногу посетителя, выходившего на улицу. Он поднимался по узкой винтовой лестнице. От рывка скатился вниз, трещины в двух ребрах, сломана рука.
- Выходил? Трезвый? Может быть, оступился?
- Камера зафиксировала... э-э-э... волосатую руку. Она высунулась из стены и схватила посетителя за щиколотку. Факт, - Петр Ильич утер лоб платком. - А началось с того, что девушка в туалете упала. Молодая, симпатичная. Головой об унитаз ударилась, слава Богу, без сотрясения обошлось. Тоже говорила - за ногу кто-то дернул. Это первый случай был, я тогда не поверил: туалет-то крохотный, негде спрятаться. Уборщицу уволил, думал, что лужу на кафеле оставила. Плитку сменил на шероховатую. А потом череда: на лестнице в спину толкнули, в курилке попытались мужчину в вентиляционную трубу затянуть, еле удалось вытащить. Бармен новый споткнулся на пустом месте, сбил стулья, еще двое посетителей по полу покатились, сверху огнетушитель упал, дамочке лодыжку сломал...
- И ничего не загоралось? - памятуя о пожаре, уточнил Шона.
- Нет-нет! Ничего! Говорю же - только огнетушитель на ногу упал. Дамочка чуть в стороне сидела, жаловалась, что из-под нее стул кто-то выдернул.
- У прежних хозяев были похожие проблемы?
- Не знаю, - пожал плечами Петр Ильич. - Они ни о чем подобном не упоминали.
- А как бы мне осмотреть место происшествия? - Шону начал разбирать азарт. Если собеседник не врет... получается, наклевывается настоящее дело.
- Пройти пять кварталов. Бар тут недалеко. Знаете сквер через кубик? Вот мы там, на углу, рядом с перекрестком.
К бару Шона мчался, заставляя Петра Ильича молить о пощаде. На последнем квартале рванул-таки вперед, сразу и внимательно осмотрел здание. Старое, два этажа, наверху конторы, внизу - бар и магазины. Ничего удивительного, таких столетних домов с облупленным фасадом, прикрытым вывесками, в центре города хоть пруд пруди.
- Вот! - Петр Ильич потянул Шону к кирпичному входу-тамбуру. - Только спускайтесь осторожно. Именно тут мужчина упал.
- Скажите, - Шона понял, что упустил важный момент - ну не следователь он, не следователь. - Пострадавшие - люди? Или и люди, и оборотни?
- Только люди.
- Ага...
Внутри 'Хоровод' напоминал школьную столовую, принаряженную пластмассовыми подсолнуховыми венками и огнетушителями. На отдельном столике громоздилась пирамида из тыкв, артистично декорированная колосками.
- Мило у вас тут, - Шона не удержался, ковырнул - да, тыквы настоящие.
- К празднику урожая украсили, - похвалился Петр Ильич. - Пообедаете? Пива? У нас пиво живое, свежее, и раки из питомника - чистые лангусты!
- Чаю, если можно. Рано еще обедать.
К делу Шона приступил, не дожидаясь чая. Просмотрел запись с камеры: да, действительно, рука. Волосатая рука, высовывается из плинтуса и хватает мужчину за щиколотку. Прямо как в фантастическом боевике! Надивившись, Шона излазил все уголки, принюхался к стенам. Вынес вердикт:
- Ничего из ряда вон выходящего. Подвал как подвал.
Петр Ильич сразу потускнел. Пришлось обнадежить:
- Волком пройтись надо. Волк сразу почует.
- А когда вы проверите?
- Да хоть сейчас. Покажите, где можно раздеться, вещи сложить и перекинуться, я и посмотрю.
Прямого закона, запрещавшего гулять по улицам и заходить в бары и магазины в волчьей форме, не было. Шона всего лишь нарушал приличия - с согласия владельца заведения.
Комната для персонала одновременно служила складом моющих и чистящих веществ. Волк расчихался от едкого запаха, вышел в зал, недовольно мотая головой. Две пигалицы, цедившие молочные коктейли, захихикали, начали исподтишка фотографировать Шону телефонами. Бармен побледнел и шарахнулся. Что и говорить - люди в большинстве своем странные и нервные. Оборотни проще.
Шона обошел зал, просовывая морду между столиками и стульями, поближе к плинтусам. Запах - незнакомый, чуть приглушенный химией - поднимал дыбом шерсть на загривке. Волк сразу унюхал нежить. Перло магией, это мог сказать любой, кто сталкивался со выползнями и больничными жабами. И не только магией - застарелой, засохшей кровью и каким-то металлом. Не серебром. Не опасно.
Волк чуял лазы в стенах. Пару раз боднул лбом колонны и дверные проемы - нет, вглубь хода нет. Так же глухо на лестнице. Монолитная на вид и на ощупь стена. Только запах нежити сильнее, острее, словно у нее здесь лежка. Расстроенный Шона побрел наверх - обнюхать тамбур, фасад дома. Наверху поморщился от городского шума. Машины сигналили - свадьба, что ли на перекрестке остановилась?
А! Не свадьба. Келпи.
Две водяные лошади - каурая и белая - цокали копытами по зебре пешеходного перехода, всадницы переговаривались, посмеивались. Кто-то из водителей-людей засвистел, позвал: 'Ко мне садись, я прокачу!' Вторя приглашению, переливчато и задорно взвыл оборотень. Шона, щурясь, присмотрелся - у келпи бабки заговоренным полотном перетянуты, и от ярких лент в гриве магией пахнет на полквартала. Лошадки-каталки, которых сдают в часовую аренду.
В последние годы мода на келпи вернулась, накрыла город, как приливная волна. Келпи запрягали в свадебные кареты, увозившие от ЗАГСа новобрачных. Нарядные экипажи возили курсировали по набережной - это было развлечение для тех, кто не решался сесть в седло. Смельчаков - особенно по выходным - набиралось достаточно. Так и доживали свой век списанные с ипподрома келпи - катали желающих за умеренную плату новым хозяевам. Дополнительные заклятья не позволяли им уронить неумелого наездника, за то забава и ценилась.
Келпи перешли через дорогу, приблизились. Подслеповатый Шона понял - на спинах хозяйки. Молодые девицы, увешанные оберегами. Одна - человек, другая - оборотень, волчица, испещренная серыми пятнами. И келпи, и всадницы отнеслись к волку с умеренным интересом. Шона прижался к тамбуру, чтоб не зацепили копытом, махнул хвостом, приветствуя волчицу, и вернулся к осмотру и обнюхиванию фасада.
Через час уставший волк убедился - нет дыры в стене, которая вела бы к логову нежити.
- И что теперь делать? - спросил Петр Ильич, собственноручно поставив на стол свежий чай.
Перекинувшийся и одевшийся Шона предложил:
- Устроить засаду. Когда-нибудь нечисть проголодается или заскучает... интересно, за чем она охотится? Не кусала никого?
- Нет.
- Кровь не пила?
- Нет-нет, что вы!
- Странно...
Детали засады утрясли быстро. Петр Ильич пообещал освободить волку место под столиком с тыквами, проинструктировать персонал и лично разбираться с недовольными посетителями. От заключения договора Шона ловко увильнул. Сослался на отсутствие коммерческого директора.
- Пока никаких расходов нет, - объяснил он. - Вечером-ночью осмотрюсь, а утром о договоре подумаем.
Ему хотелось обойтись без рыжих братьев. Понятно - позвонишь, те сразу с моря примчатся. И испортят отличную охоту. Нет уж... пусть Петр Ильич по итогам рассчитывается.
Из бара в жару Шона вышел, вооруженный адресом уволенной уборщицы. Судя по номеру, жила она рядом, в соседнем здании.
'Есть шанс, что давняя обида подтолкнет ее на интересный рассказ. От дома к дому рукой подать. Все происшествия на виду и на слуху. Нежить на пустом месте не заводится. Только беда, беда с каплей магии может такое породить. Хорошо бы собрать сплетни, а еще лучше - найти в них зерно истины. Петр Ильич говорил, что до баров подвал много лет использовали как овощехранилище. Овощами от нежити не пахнет. Значит, позже что-то произошло'.
Шона свернул в узкий проход между домами и попал во двор, где нашлась лавочка, а на лавочке - две старушки. Путь к квартире уборщицы они указали, предупредив, что ее сейчас нет - 'Сидоровна на дачу уехала, может, к ночи, а может, утром будет'. Разговаривали скупо: на нечисть и нежить не жаловались, страшных историй о подвале не помнили. Или не хотели вспоминать. Шона покрутился, бесполезно позвонил в двадцать пятую квартиру и отбыл, оставив Сидоровне записку. К записке с просьбой о беседе он приложил одну из новеньких визиток, где под его именем мелкими буквами красовалось: 'Сотрудник частного охранного агентства'.
Вторую визитку Шона спрятал в карман и тут же вынул на улице. Келпи возвращались в сквер. Всадницы выслушали Шону благосклоннее старушек, жаль, ничего нового о баре не рассказали.
- Мы только мимо проезжаем, - объяснила симпатичная волчица Тара. - Никто не выбегал, под копыта не кидался. Келпи никогда не волновались. Зла не чуют.
'Визитку взяла, и хорошо, - подумал Шона, шагая за лошадиными хвостами. - Захочет - позвонит. Я бы с ней уздечку переплел...'
Оставшееся до ночной засады время он провел с пользой. Вернулся в офис, пару часов бороздил сеть, читая любительские дополнения к официальному перечню нежити, поискал и не нашел упоминание о несчастных случаях или преступлениях в подвале. Даже про пожар в баре ничего не отыскалось - всё тишком, всё молчком. Устав от чтения - не столько от чтения, сколько от сползающих с носа очков - Шона провел вечер в прогулочной зоне. Подсластил волку предстоящее бдение среди музыки, бестолковых гражданских людей и тошнотворной смеси запахов - перекинулся, вдоволь повалялся на траве под соснами.
В 'Хоровод' Шона явился по темноте. Спустился по лестнице, крепко держась за перила и прислушиваясь к ощущениям - не ухватят ли за ногу? Нет, не тронули. Жаль...
У двери подсобного помещения для персонала его поймал Петр Ильич. Смущаясь, спросил:
- А вы точно сможете проконтролировать волка? Я имею в виду... тут же и яркие огни, и кричат иногда... драки бывают. Он ни на кого не кинется, разнервничавшись?
Объяснение отлетело от зубов.
- Петр Ильич, вы же контролируете свою правую руку? Берете ей все, что надо. Прячете в карман, чтобы она случайно не хлопнула по заду приглянувшуюся молодую девицу. Да, иногда рука может задрожать против вашей воли. Но она никогда и никого не задушит, если вы этого не захотите. Точно так же я обуздываю волка. Не беспокойтесь. Жертв среди мирного населения не будет.
Волк пробрался сквозь толпу - в баре было довольно людно - спрятался под столик с тыквами, замер, фильтруя звуки и запахи. На зрение Шона не рассчитывал, от светомузыки сразу глаза заслезились. Два десятка людей и трое оборотней сновали от столов к барной стойке, временами танцевали на свободных пятачках, смеялись, ругались, пили коктейли и рябиновую настойку. Оборотни Шоне не понравились. Слишком молодые, слишком пьяные. От таких подмоги не жди, только помешают.
К утру - бар работал 'до последнего клиента' - стало ясно: подмога не нужна, не заснуть бы от скуки. Шона провожал посетителей, проверяя опасный участок на лестнице, обходил зал, принюхиваясь к плинтусам. И все без толку. Нежить не показывалась. То ли боялась высовываться при волке, то ли сладко спала, не желая шевелиться.
'Днем надо посчитать, привязать ее появления к лунному циклу, - думал Шона. - Что еще может влиять? Затмения вычеркиваем, слишком редко. Восход и закат не подходят - слишком часто. Интервалы между нападениями разные. То два месяца тишины, то пара случаев в неделю'.
Кругом тупик. Непонятны причины нападений. Что-то же должно объединять жертв. Да, все люди. На этом общность и заканчивалась. Те, о ком знал Шона, были разного пола и возраста. Не совпадали в профессии и достатке - это припомнил Петр Ильич, общавшийся с пострадавшими.
'Что-то я упускаю... что-то простое и явное', - признал Шона, сопровождая к лестнице смеющуюся нетрезвую парочку.
Парень с девушкой останавливались поцеловаться на каждой ступеньке. Шона скучал, пережидая страстные лобзанья, и едва не пропустил нападение. Из стены высунулась волосатая рука, коснулась босоножка девицы. Волк прыгнул, как распрямившаяся пружина, вцепился в запястье и глухо зарычал: зубы встретились с металлом - ни прокусить толком, ни кость сломать. Сместиться, поискать уязвимую точку, Шона не смог. Завизжала и шарахнулась дева, которой не понравилось, что волк сунулся к ней под юбку, а рука, воспользовавшись секундным замешательством, скрылась в стене. Вырвалась из зубов, роняя на ступеньки клочки бурой шерсти.
Суматоха быстро закончилась. Парочка погрузилась в такси, задние фонари мигнули и растаяли в предрассветной дымке. Шона превратился в человека. Изучил запись с камеры, краем уха прислушиваясь к бунту персонала. Новая смена забастовала, дружно положила на стол заявления об увольнении - 'останемся, только если уничтожите погань'. Стонущий Петр Ильич заявления об увольнении порвал и объявил санитарный день. Шона воспользовался случаем, снова обратился, проводил каждого сотрудника к двери. Волосато-металлическая нежить никак себя не проявляла. Волк чуть коготь не сорвал, пытаясь проскрести дырку в стене - бесполезно.
Он выглянул на улицу, услышав знакомый стук копыт. Тара покачивалась в седле. Поприветствовала:
- Как дела, охотник?
Шона переливисто заскулил, жалуясь на неудачу. Тара шевельнула ушами, ободрила:
- Домой? - сдвинула брови Тара. - Или в агентство? Если на работу, могу отвезти. Я сегодня рано выехала. Марина только через час будет, одной скучно возле фонтана стоять.
Шона с визгом кинулся вниз по лестнице. Петр Ильич сообразил, что от него требуют, сложил вещи в пакет. Сам вынес, отдал Таре, прежде чем запирать дверь. Шона примерился, вспрыгнул на холку келпи. Чуть не съехал вниз, Тара помогла удержаться, ухватила за шиворот. Келпи всхрапнула, встряхнулась, но покорно понесла двух оборотней - не ей бояться волка.
Они притягивали взгляды. Келпи в Волходаре никого не удивишь, а вот симпатичную пятнистую девицу-оборотня, которая придерживает сползающего с лошадиной холки волка, показывают не каждый день. Прохожие улыбались, ворчали, смеялись, посылали вслед отрывистые проклятья, смеялись, фотографировали телефонами. Шона гордо взирал на людей, прикладывая усилия, чтобы не сверзиться оземь. Тара заехала во двор бинес-центра, остановилась на парковке, отпустила Шону, бросила ему пакет с вещами.
- Удачного дня, охотник!
Он отрывисто рыкнул, благодарствуя и отдаривая удачей, подхватил пакет зубами и помчался к лифту. Молодой оборотень в костюме нажал ему кнопку шестого этажа, а секретарь юридической фирмы, пожилая волчица, любезно вынула ключи из пакета и отперла дверь офиса. Шона затащил вещи в кабинет, обратился, проорал в щель: 'Спасибо!' и завалился подремать на казенный диван.
Выспаться как следует ему не позволили. Шона не сразу понял, кто ему звонит - незнакомый номер, незнакомый женский голос... потом очнулся, сообразил: 'Да это же уборщица Сидоровна! С дачи вернулась'.
Встречу назначили в чебуречной. Шона решил совместить беседу и завтрак-обед - от голода уже живот подвело. Сидоровну обшарпанные стены и оборотни за столиками не испугали. От чебуреков она отказалась, согласилась выпить чашку растворимого кофе, а увидев купюру, которую Шона подсунул ей под ладонь 'за беспокойство', повеселела и разговорилась.
Оказалось, что волосатая тварь виновна и в пожаре, и в прорыве канализации. Сидоровна работала в барах при всех трех названиях, подробности происшествий знала и таить не собиралась.
- Поначалу тихо было... ну, ногу кто подвернет на лестнице, так вроде пьяный. Падает на ровном месте - и тоже заметно, что глаза залил. Жаловались, что золотишко пропадает, пока поднимешься. Волосня эта браслеты скусывала, может, слизывала... пропадали, в общем... хозяин начал на нас грешить, и тут жахнуло. Олеся Петровна, бухгалтерша колбасного цеха, юбилей свой справляла. К утру нарезались все в дымину, но плясали... падали и плясали. Волосня на Олесю из стены выпрыгнула, хвать за шею, за цепочки - а цепочек там вязка была - и давай душить. Олеся орет-хрипит, муж ее пузырь со стола схватил и давай волосню по башке колотить. Разбил стекло, залил... как его? зеленым этим... абсентом. Волосня Олесю отпустила, шарахнулась. А муж взял и зажигалкой чиркнул. Погань забегала, об столы заколотилась. Потом в черный ход рванула и там в стену полезла, прямо рядом со щитком. Тот и загорелся. Олесин муж в щиток для верности бутылку водки метнул, жену сгреб в охапку и был таков. А гостечки еще раньше сбежали. И мы на улицу выскочили - помирать-то никому неохота. В пожарку позвонили, само собой. Те пока доехали, разгорелось вовсю. Хозяин потом пытался Олесиному мужу претензию выставить, да нашла коса на камень. Так и написали, что ночью загорелось, пока бар на выходной был закрыт.
- Ох, ничего себе! - Шона, пока слушал, жевать забывал. - А дальше что случилось? В 'Холостяке'?
- Та же песня, - махнула рукой Сидоровна. - Тишина, потом падать начали, все чаще и чаще, и насчет золотишка предъявляли. Хозяин беду уже знал, нас не обвинял... хотел найти кого-нибудь, чтоб волосню выследили. Экстрасенса приводил. Не знаю, что тот сказал, не докладывали. Денька три спустя, ночью, в мужском туалете, волосня какого-то крутого братка на пол свалила, цепь с шеи сгрызла и нырнула с унитаз. Или не в унитаз, никто точно не знает. Браток осерчал - цепь та памятная была, с какого-то другана-покойника. Решил, раз не вернуть, так пусть волосня подавится, и гранату в туалет швырнул. Разворотило - мама не горюй. Я прямо утром заявление хозяину и положила.
- Ничего себе... - растерянно повторил Шона, позабыв о чебуреках.
Сидоровна заверила его, что браток был 'любезный', всех предупредил, прежде чем гранату кидать.
- Не пострадал никто. На том 'Холостяк' и закончился. А про 'Хижину' рассказать ничего не могу. Уволили меня почти сразу.
Расстались довольные друг другом. Шона похвалил себя, что не поскупился на купюру - братцы-шакалы потом возместят - вежливо попрощался и тут же отвлекся на телефон. Звонил Ногай. Легок на помине.
- Приезжайте, срочно, - подумав, потребовал Шона. - Веду расследование. Вычислил объект, сегодня попробую приманить и уничтожить. Надо заключить договор. А то мало ли как обернется... впаяют потом убытки.
От новости братцы взбудоражились, выехали в город срочно, по дороге перезванивали каждые пять минут, выпытывали подробности. Шона не скупился - хвалил себя, рассуждал вслух:
- Я у сегодняшней девицы на щиколотке золотую цепочку видел. Получается, к этой цепочке погань лапу и потянула. Теперь понятно, почему она только на людей нападает. Мы-то...
Оборотни не носили металлических украшений. Ни зеленеющей меди, ни железа, ни золота. Только плетенки-обереги, на длинных шнурках, чтобы не удавиться при превращении.
Ногай - или Нугай? - завопил с порога:
- Мы тоже кое-что узнали!
- Ну?
- Мы бате позвонили. Он репу почесал, напряг знакомых, и вот что через это вышло. Ты говорил, в подвале сначала овощехранилище было, а потом бары?
- Ну?
- Гну! - торжествующе заплясал Ногай. - Овощехранилище в девяностых один мужик выкупил, решил в этом подвале устроить ювелирный магазин. Стены толстые, окон, которые разбить могут - нет. Он ремонт сделал, сейфы и витрины поставил. Еще продавцов не нанял, а товар уже завез. Левак какой-то урвал... через что и помер. Положили в подвале и его, и охрану, и родича, который коробки с рыжьем из машины носил. Трое людей, двое оборотней. Пять трупов. Двое суток в подвале с остатками золотишка пролежали, пока вдова тревогу забила. Дело потом замяли... лихие были года.
- Ты-то что о тех годах помнишь? - рыкнул Шона. - Я помалкиваю, ничего не вякаю. Сопляком был, в школу ходил.
- Тихо-тихо... - Ногай прижал уши. - Не нервничай. Это я батины слова повторяю. К чему веду? Вот откуда нежить наросла. Могли домовому заодно серебряной пулей первую смерть подарить. А если он в чужой крови вылежался... как говорится, спасибо, что людей не жрет.
- Оно то ли жрет, то ли коллекционирует золото. Златожорка, - нарек волосатую нежить Шона.
- Я, пока ехали, подумал, - вклинился в разговор Нугай. - Если бы ей любое золото по вкусу было, она бы каждый день шорох наводила. Похоже, ей самое нажористое порченое или с кровью. Тот браток, что гранаты в унитаз швырял, цепь носил с покойника. Так?
- Вроде так.
- Лучше бы и про остальных поузнавать.
- Предлагаю попробовать наобум, - Шону обуял охотничий азарт. - Возьмем какую-нибудь цацку, смочим кровью - нашей и человеческой - на кого-то из вас наденем и устроим засаду.
- Почему на кого-то из нас? - удивился Ногай.
- Не на меня же! Я охотиться буду.
- А если... давай человека наймем?
- Никто из людей все равно не согласится. Да и... вдруг его нежить вместе с золотом сожрет, что тогда? Мы уж как-нибудь отобьемся.
Братья поломались для приличия - видно было, тоже почуяли добычу - и развили бурную деятельность. Час спустя ошеломленный Петр Ильич, подписавший договор, отпер замок, снял с двери бара табличку 'Санитарный день' и пробормотал:
- Прошу вас, проходите.
Ногай поблагодарил - цветисто и витиевато - и отправил Петра Ильича переживать в машину:
- Вам нельзя здесь оставаться. Это опасно.
Шона и Нугай быстро разделись, перекинулись. Разошлись по разным углам зала, застыли в темноте. Ногай открыл коробку с золотой цепью в каплях крови, с шумным вздохом обмотал сомнительное украшение вокруг запястья.
Скучали около часа. Златожорка не появлялась, хотя ходила кругами - запах крепчал, перебивал алкоголь и химию. Волк и шакал ждали терпеливо, как и положено хищникам. Не шевелились, не переговаривались. Дождались: спрыгнула внезапно, с потолка, сначала показалось - светильник рухнул.
Проинструктированный Ногай вырвался, побежал к выходу. Шона углядел слабое свечение - на лопатке у златожорки проглядывал магический узел - и вцепился в волосатую спину. Надорвал самую малость: зубы снова встретились с металлом, как будто броня под шкурой. На этот раз за наглость последовала расплата. Златожорка извернулась и ударила его кулаком в лоб. Шона распластался на полу - как кувалдой врезали, честное слово!
Нугай решился, прыгнул, перехватывая запястье, и с визгом улетел в угол. Ногай заметался, кинулся к брату, тут же отступил на лестницу - помнил еще, о чем просили. Шона собрался с силами, присмотрел пульсирующий узел на бедре и провел вторую атаку. Удачно. Под зубами что-то хлюпнуло, златожорка скорчилась, заскрежетала. В этот момент полумрак лестницы прорезал яркий, ширящийся луч света. Кто-то открыл дверь в тамбур.
- Закрыто! - обернувшись, крикнул Ногай. - Закрыто, воды нет!
Златожорка встряхнулась, провалилась сквозь пол и вынырнула возле его ног. Побежали все разом: Ногай - наверх, к свету, златожорка - следом, а за ними едва поспевали Шона и хромающий Нугай. Лестница кончилась быстро. Драка, которую оборотни позорно проигрывали, переместилась на тротуар. Солнце слепило глаза, кричали люди, сигналили машины. Шона повалил златожорку на асфальт, рвал, не видя магических узлов, только надеясь не сломать зубы.
Он услышал крик: 'Поберегись!', зарычал, чуть не укусил Ногая, оттащившего его от раненой добычи. Тут же преисполнился благодарности - Тара дала волю келпи, которая оглушила нежить ударом копыта. И Шону бы заодно пришибла, без сомнений.
На помощь Таре подоспела Марина. Две воительницы позволили келпи затоптать шевелящееся бурое существо. Из-под копыт летели клочья шерсти, капли едко воняющей жидкости, обрывки золотых цепей. Причитали женщины, матерились мужчины. Петр Ильич одной рукой обнимал фонарный столб, второй - мелко крестился.
Шона зафиксировал момент развоплощения без экспертизы. Келпи Тары ударила по главному магическому узлу. Узел лопнул. Вязь нитей расплелась, мех потускнел, покрылся затхлой плесенью. Золотые цепи рассыпались на звенья. Лошади отошли прочь от неопрятной кучи мусора, затрясли головами, зафыркали.
На обочине, возле фонарного столба, остановилась машина патрульно-постовой службы. Петр Ильич перестал креститься и заговорил с полицейскими. Шона покосился на растрепанного Ногая и жмущегося к его ногам шакала, и решил, что переговоры с властями прекрасно проведут без него.
Он примерился, запрыгнул на холку келпи. Тара привычно подхватила его сначала за шиворот, потом под бок. Лошадь коротко заржала и пошла к перекрестку. Шона поерзал, устроился поудобнее и показал язык автомобилям.