Плесков Андрей : другие произведения.

Kasaken Patrouille

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    “Kasaken” - *вставная новелла* в *Мозговых Явлениях*, однако я вижу в ней и самостоятельную энтомологическую ценность. Неанглийские реалии альтернативно изменены в рамках реализации проекта *правда - это не то, что есть, а то как должно (было) быть*. *Производственная необходимость*, диктуемая идеологическими настроениями *Свирида*, в силах создать ненужное впечатление, что автор с недостаточным почтением относится к британской политической, военной и культурной традиции. Это в корне неверно. Английское - несомненно лучшее на Западе, английскому недостает лишь прусского военного шага, с не сгибанием ноги в колене. Apart from this, things British are perfect.

  Kasaken Patrouille
  Вся эта история знакомством с Драганом закончилась, а началось с того, что мы с Матвеем очень сильно напились. Было это во время оно, в те благословенные дни, когда по образному выражению одного из моих друзей, самым обязывающим обстоятельством жизни была сессия, все остальное же представлялось лишь потенциальными возможностями для извлечения удовольствий. В нашей среде тогда считалось хорошим тоном говорить на Ruslish, причудливой смеси русского и английского и обильно сдабривать речевой поток всякими крепкими словцами. Не из побуждений подросткового самоутверждения, а из филологического чувства - хотелось выразится точнее, а, порой иначе ведь и нельзя, если точно. Так приблизительно общался Толстой с Горьким в воспоминаниях последнего.
  
  Так вот, одним июньским днем мы с Матвеем напились до степени, что на ненормативном британском английском называется pissed as newts, кстати я не знаю причем здесь тритоны. Американцы называют это состояние loaded big time, а политкорректно принято говорить we did some serious drinking. Короче, напились в сиську. Я тут немного насорил англицизмами в виду последствий той процедуры. На каком-то этапе, несомненно важном, этого сугубо мужского мероприятия в головах у нас что-то щелкнуло и мы заговорили друг с другом исключительно стихотворными формами на потеху прочим и на свою собственную радость, разящую алкогольными парами на добрую морскую милю и еще пару кабельтовых. Я начал было пересказывать Руслан и Людмилу в собственном изложением с вариациями на тему матушки. И вот когда уже дошел до:
  
  Тридцать три богатыря
  Знать не зная нихуя
  В боевом порядке срать
  Все пошли, ёбтвоюмать
  
  Матвей вдруг встрепенулся словно услышал какую-то мантру и сказал:
  
  - Все, Андрейка, нам пора в Англию. Сколько же можно терпеть.
  
  Я запнулся.
  
  - Что, прямо сейчас?
  - Нет. Сейчас мы пьем. Выпьем, проспимся и поедем. Сейчас никак нельзя. Что о нас подумают господа парни. Это не по-русски, не по-людски. Не допьем, не за что не простят. И я бы не простил.
  - Ладно, Матвейка, быть по твоему вели.
  
  Ничего, прихватило, к утру рассосется, подумал я.
  
  - Пушкина любой сможет. А вот Бородино у тебя выйдет? - спросил белобрысый парень, залетный, верно из Москвы, уж очень характерно акал.
  - Ка-а-нешна, - ответил я ему в тон, плеснув в него еще больше нелюбви к себе. Он, верно, кроме себя других выскочек крепко не любит.
  
  В запале, помогая себе отчаянной жестикуляцией, словно махая сабелькой дохожу до:
  
  Гусары, бляди, кирасиры,
  Все держат, суки, ровный строй,
  Горят и рушатся сортиры,
  Как все же точен наш огонь!
  
  Как Матвей вступает вновь:
  
  - Нам с Андреем следует извинится перед вами, fellas. Все выпито, время позднее, а нам в Англию завтра с Андрейкой. Так что не серчайте, пойдем мы, - Матвей говорил и чувствовалось, что лазеек противоречить себе он не оставляет. Так читается вердикт. - Пошли, Андрей. Еще нужно соснуть, пусть и самую малость.
  
  И улыбнулся. Все оказалось очень серьезно.
  
  Мы давно уже собирались чухнуть в Англию. На нашем факультете поездка полагалась непременно туда, как так уж повелось да не вывелось. Ехать нужно экспромтом, без подготовки, с минимум денег, стремглав, и это считалась делом чести. Испытанием. Никто не неволил, но многие ехали. Люди, что с честью выдержали его, пользовались авторитетом в том смысле, что только и считались собственно достойными людьми. Прочие же полагались маменькиными сынками и мягкотелыми неженками. Наибольшим уважением пользовались те, у кого трудностей было больше. От барышень подобных подвигов не ожидалась, но будя какая юница таки выдержит эту программу выживания, ей негласно присваивался титул своего парня и был всяческий почет и приглашения в места и на действа доступ к которым прочим всяким был напрочь заказан. Мы с Матвеем все откладывали на потом, но второй курс, the sophomore year, уже минул, а на третьем уже следовало иметь какие - никакие шевроны и кресты. Чтоб уважали парни и вздыхали девушки. Мы всенепременно полагали себя людьми порядочными и даже потенциально героическими.
  
  Наши предки не только смогли сокрушить коммунизм Троцкого, но пойти все-таки на исторический шаг - союз с Германией. Все это сделало многое возможным. В частности то, что вот любым утром, с бодуна ли или просто так, садишься в самолет ли, поезд, и едешь куда хочешь в Европе, никто и визы не спросит. Покажешь только паспорт, посмотрит в лицо иммиграционным властям какой-нибудь Бельгии двухглавый, и проезжай. Еще может и по-русски власть что скажет. Двухглав орел, но ведь и зорок вдвойне. Может и хотелось бы что сказать и другое, обидное, но в Европе это сложно. Историческая память бывших врагов - крупнейший стратегический ресурс. Добавишь к нему авианосную группу в Западном Средиземноморье, и говорить будут, обдумывая слова. Нас в Европе любить не могут по определению. Скорее японцев. Сакура, сакэ, сэнсей, субару. Потому что совсем разные. А мы вроде бы и белые, и христиане, и колонны у нас греческие и право римское, но все же другое чуть, как насмешка и укор. Что можно и иначе жить, на свой лад и не заглядывать в рот. Кому же такое понравится, покушение на собственную исключительность. Поэтому мы как бы дикие для них, казаки, как любят называть русских на Западе. Поскребешь такого, татарина увидишь. А тут уже недалеко и до пренебрежительного отношения. А там и до войны с азиатской угрозой безграничных степных пространств, чтоб и ее ликвидировать, да и от дикой жизни отучить, чтоб правильно держали тупой десертный нож, наученные общечеловеческим манерам и всегда можно было бы приструнить. Что kazakh, что kazak, все едино. Казах, казак. Разница лишь в правописании, не в смысле общеевропейском. Поэтому у некоторых их нас при таких поездках была еще одна, как бы идеологическая составляющая. Демонстрация флага. Вот они мы, и мы все еще сильны. Недалеко казацкий разъезд. Kasaken Patroille. Бдите. Следите за речью. Есть такая штука - практика малых дел. Армия и флот это великие союзники тех, кто без суеты и буффонады просто четко является тем, чем есть, являясь примером одним, укором другим и назиданием третьим. А четвертым - предостережением.
  
  Пунктом сбора мы с Матвеем определили шинок на железнодорожном вокзале. Потому что пробираться по Европейскому Театру Военных Действий в Лондон - куда же еще - казаки должны с трудностями. Значит с пересадками и непременно с позиционными боями за каждый квартал. Это означало зажигать, крепко пить и участвовать по мере физических сил и таланта в жизни местных социумов. Разбили бивуак, грамм по двести на каждый фланговый форт, и устроили совет. Определили маршрут выдвижения основных сил и рокадные дороги для движения фуражиров. Решили брать оборонительные редуты по порядку их обозначения на карте. Есть у нас Пражская улица. Значит нам туда дорога. Как говорят продвинутые англосаксонские родители своим чадам - Have Fun With Your Life. Пейте, ребята, веселитесь. Потом колледж и карьера и Time Is Money Kiss Me Quickly. Еще говорят - Life Is A Bitch. And Then You Marry One.
  
  Мы приехали на вокзал, пражские Hlavni Nadrazhi. Периодически раздавались всякие информации по системе общего оповещения. Потом мы увидели объявление для публики, сложили все вместе, и наконец-то поняли что от нас хотят совсем не того, что мы вначале думали. На объявлении было:
  Prosim Pozoru
  
  Просили внимания. Мы знали про совершенно чудное заведение в Праге, особо милое для русского уха - U Pijduha, У Пиждюха. Там и встретили одного немца. Мы приглянулись друг другу и решили провести вместе время до Франкфурта. Сели в поезд и я предложил немедленно приступить к сдаче ирландского экзамена Kiss Me I"m Irish. Четыре литра пива за четыре часа. Идея понравилась. Мы разговорились с немчурой. Немчура оказалась не по-немецки говорлива и мила. Разговор шел, естественно, по-английски.
  
  - Ну так откуда ты, Манфред?
  - О, я из прекрасного города Любека.
  - Чем же прекрасен город Любек, Манфред?
  - Город Любек всем прекрасен, майне руссише фройндэ Андреас унт Матвеус. Он древен и красив. Это сердце Ганзы. И еще он прекрасен тем что в нем живут майне фатер унт мутер.
  - Фатер унт мутер поехали на хутер, - глядя на меня сказал Матвей. От него сильно разило пивом. Irish test подходил к концу. Дальше начинались показательные выступления. Где-то в рюкзаке у меня была клубничная жевательная резинка. Нужно бы достать. Я, наверное, пахну также. Пикантно это, верно, смесь аромата клубники и многовыпитого пива. Впрочем, какой к лешему запах. If everyone eats garlic, no one eats garlic.
  - Что сказал Маттеус?
  - Маттеус сказал, что это очень хорошо когда фаттер унт мутер еще живы, Манфред, - немецкая манера произносить слово vatter, очень веселить англичан. Им всегда слышится farter, пардон, пердун. - Известно ли моему немецкому другу, что я родился в страрорусском городе Пскове, что впервые упоминается в Chronicle of Bygone Years в 903 году и который так же являлся членом Ганзы, только ассоциированным?
  - Мне не было известно, что мой русский фройнде родился в этом славном городе, я сожалею об этом, но йа, йа, натюрлих, я знаю что он действительно был городом Ганзейского Союза. Что больше, я знаю и еще кое-что.
  - И я смогу это услышать?
  - Конечно. У нас в городе Любеке есть такая, beer pub. Называется Клуб Капитанов. Если вы друзья окажете мне честь своим визитом мы несомненно отправимся в это отличное место. Любезный хозяин заведения вам непременно укажет на те столы где сидели капитаны судов из Новгорода и Пскова и обсуждали рыночный коньюктур.
  
  Здрасьте, гости-господа, долго ль ехали, куда, вспомнилось мне и я уже хотел было сложить какой-нибудь сальный лимерик, но удержался, так как вспомнил, что это всегда приводит к неожиданным предложениям Матвея и решил погодить от греха подальше.
  
  - Кстати, друзья мои, ду ю инджой данцинг унт зингинг? Мы несомненно хорошо проведем время в Любеке. Непременно приезжайте, - и Манфред икнул.
  - Яволь,- сказал я и тоже икнул.
  
  Сны пришли к нам под стук колес. Проснулись уже перед прибытием. В купе стоял угарный постпивной чад. В нем не было ничего клубничного, ничуть. Поезд из Праги прибывал во Франкфурт по расписанию в 6.08 утра. В 6.05 раздался писк тормозных колодок. В 6.07. вагон остановился недвижим. Я выглянул в окно. За окном раскинулся Великий Бундес. Мы выбрались из поезда. The Time Has Come To Go. Пришло время прощаться. Мне захотелось сделать что-то приятное Манфреду. После прощальных рукопожатий и слов я прокашлялся и затянул церковнохоровым басом:
  
  Дойчланд, Дойчланд, юба алес,
  Юба алес ин дер вельт
  
  Манфред растрогался и еле удержался чтобы меня не обнять. Потом все же не удержался, прильнул и уже на ушко шепнул, чтобы я непременно все таки приехал в Любек, лучше один, и что если честно он все же думал о русских иначе. Хуже. Потом поцеловал в щеку. Мой чуй почувствовал недоброе. Я решил не портить впечатления от дороги, даже если оказалось, что иные ненатуралы умеют таки хорошо маскироваться. Сдержался. Манфред направился к выходу, обернулся и помахал нам рукой. Бывай и ты, Оскар Уайльд, хренов.
  
  Мы порядком устали в походе и решили дальше просто развивать стратегическую инициативу и двигаться вперед, занимая новые плацдармы и оставляя прочие большие города в тылу, поручив дальнейшие неистовства частям арьергарда. То что таковые имеются мы совсем не сомневались. Традиция была не только у нас. Сели в автобус у поехали в Остенде. В Европе стояла невыносимая жара. Ничего в сущности не ели, но на каждой остановке пополняли свой запас всяких жидкостей. В основном пива и sodas. И вот автобус въезжает в огромное чрево парома. С автобусной палубы поднимаемся на пассажирскую и прямиком в бар. Жажда пива и приключений. Паром был бельгийским и это здорово чувствовалось. Какие-то небритые члены команды, бармены с лицом проженных gigalo и официанты-сутенеры. На английских-то P&Q все чинно. Ко всему, везде какие-то панки и агрессивного вида ребята, наверное футбольные болельщики. Хулиганы. Веселая публика. Из нормальных - два семейства английских индусов. В углу беседуют старшие дочери. Одна толстушка, в нарядах еще хранящих формы страны предков, что вот сидят и о чем-то беседуют, характерно покачивая в сторону головами. Наверное еще пахнут madras curry или какой chat или tank masala. Вторая - стройная, холеная, стремительно европеизирующаяся. Как говорится as we speak. Вот она-то и говорит своей подружке
  
  - А я ему и сказала, kiss my arse.
  
  Толстушка смущается под строгим взглядом отца. Тот смотрит на главу другой семьи. Во взгляде читается ну и как же ты, Rahul Balendra, позволяешь дочери так себя вести, мы же не англичане какие-нибудь, понятие о кастовости имеем.
  
  Нам стало жарко. Вышли на палубу. Сначала свежо, затем зябко. За бортом куда не кинешь взгляд плавает всякий мусор. Видны огни прочих судов. Идем полчаса. Осталось еще четыре.
  
  - Соснуть бы, - говорит Матвей, - На месте может не скоро сможем.
  - Ну, пошли, - говорю я.
  
  Мы садимся в кресла и засыпаем. Очнулся от того, что Матвей толкает меня в плечо.
  
  - Смотри, светает уже. Скоро Довер.
  
  Мы подходим к фронтальному большому окну и видим сюрреалистические темно желтые скалы в свете раннего солнца. Они медленно движутся на нас. Вот на берегу уже видны портовые строения. Скоро на берег. Вернее сначала опять на в автобус, потом уже на берег. А через часа два-три уже и Лондон. И начнется у нас совсем другая жизнь. И вернемся мы выдержавшие испытания. Непременно в ботинках Doctor Matins, со штанами, заправленными в носки, выглядывающие из ботинок. И будем еще месяца два курить самокрутки с каким-нибудь табаком. Old Holborn, например, вкусно пахнущий черносливом, или Drum, Zware Shaag. Скручивать будем непременно вручную. Машинки - для эстетов и маменькиных сынков, что жизни не видели и хотят примазаться к славе героев. Так делали все настоящие парни на закрытых для прочих всяких мужских собраниях. Wherever Special People Congregate.
  
  В Лондоне мы прибыли на Victoria Coach Station. Еще в Союзе мы познакомились, а потом долго дружили со хорошим английским парнем. Он все приглашал погостить, уважить. Причем принимая в учет совместно изведанное и выпитое мы справедливо полагали, что приглашения эти не пустопорожние.
  
  Подошли к ближайшему телефонному автомату и принялись звонить. Джим сказал, что разумеется все в силе, просто ему нужно срочно уехать и если мы не успеем добраться к нему за час, тогда, ребята извините, тогда только вечером, у меня job interview и еще неотложные things to do. Так что торопитесь ехать на Mile End. Быстренько давайте в метро, а там на поезде Central Line еще может и успеете.
  
  Легко сказать. Мы купили карту метро и уже на платформе стали ее напряженно изучать ибо было что. Через станцию Victoria проходили четыре разноцветные линии, причем красная - обозначавшая Central Line - в направлении влево от Victoria ветвилась как рога оленей Йолопукки, поезда разбредались по разным направлениям уже внутри самой линии. Время же шло. Тикало нервом в брюшной полости.
  
  - Piss off, майт, - сказал здоровенный детина, что волок какие-то тюки. Видно мешал я ему. Я весь в размышлениях не понимал, что он от меня хочет. - Hey, are you deaf or what? Can"t you understand English?
  - But of course, - с ехидцей сказал я. По-русски это типа, ну разумеется, как же еще, и разгородил ему дорогу.
  - Fuck you very much, yank, - услышал я в ответ. Меня не сразу выкупают как русского. Иногда принимают за североамериканца.
  
  Хороший город. Душевный. Похож на Одессу. Поладим.
  
  Наконец приняли решение и через сорок минут высадились на Mile End. Справочник A-Z купили еще на пароме, и все время в метро изучали как нам добраться к Джиму Робинсону. Добрались. Успели.
  
  - Значит так парни, мне нужно бежать. Вот тут моя комната, располагайтесь. Если кто придет, скажите, что я буду позже. Пока разрешается все кроме секса. У меня строгий landlord, вечером - посмотрим.
  - Спасибо, Джим. Секс неактуален. Нам бы чего попить.
  - Проверьте холодильник. Пейте все кроме клюквенного сока и кленового сиропа. Это штуки Марши. Она из Канады, - Джиму явно не нравилась либо сама Марша, или Канада или просто волновался перед собеседованием.
  - Keep your fingers crossed for me, okay.
  - We most definitely will, Jim. Не пуха.
  - В каком смысле?
  - Беги. Вечером разъясним.
  
  Зачем человек едет в практиковаться в языке в другую страну, чтобы потом все забыть?
  
  Если вводить процентные соотношения, то думаю процентов пятьдесят Londoners, не меньше, живут в том, что в условиях северного коммунизма получило обозначение коммуналка. Люди снимают комнаты в двухэтажных домах. Подчас landlord, хозяин, живет вместе с жильцами, и не всегда в самой лучшей комнате. Жильцы пользуются общей кухней и facilities, туалетами и ванной или душевой. Квартиру снимать дорого. То, что мы привыкли называть однокомнатной не существует. Английская studio flat, где маленькая кухня переходит собственно в комнату стоит больших денег, если квартира расположена где-нибудь в приделах 1, 2 или 3 зоны общественного транспорта, там где меньше негров, продуктов их жизнедеятельности, наркотиков и собачьего кала. Если снимать, то обойдется в аккурат сколько скажем клерк получает в неделю. Для того, чтобы получить mortgage, ипотечную ссуду, сначала нужно установить так называемый credit rating, иначе говоря начать покупать в кредит, чтобы банк видел, что вам доверяют и вы платежеспособны. Затем вы обращаетесь собственно в банк или организацию по специализированней и попроще - building society - и выбираете mortgage plan - график внесения платежей. Длинною в жизнь. Шучу. Как правило выбирают двадцатипятилетний. Долго, но не так напряженно. К старости вы становитесь счастливым обладателем дома, хотя понятие старости субъективно. Если у вас не случилась какая беда и вы не смогли вовремя выплачивать. На rainy day, черный день есть механизм отсрочки, но он непродолжительного действия - года два. Потом дом отнимут и вам прямиком дорога в Office of Social Security. Работает эта система хоть и хорошо, но пятно неудачника уже не смоешь. Если все нормально, то в итоге вы выплачиваете стоимость дома плюс еще 100 процентов сверху - interest, процент.
  
  В кухне стоит счетчик. Его нужно кормить золотистыми кругляшками с изображением, например, чертополоха на одной из сторон - монетками достоинством в один фунт. Счетчик весьма прожорлив. Системы district heating, центрального отопления нет - везде индивидуальные нагревательные бойлеры. Уровень воды в ванной от этого - только чтоб покрыть срам в этой луже. Это если живете небогато. Ванна вообще не популярна. Горячей воды в бойлере хватает чтоб на скорую руку помыться двоим, потом жди пока бойлер снова нагреется.
  
  В холодный период года начинается зимняя сказка. В большинстве домов тепло включается часов на пять в день - экономят энергию. Матвей однажды проснулся у себя в комнате на первом этаже с стеклянными дверьми в backyard, а на покрывале, у ног лежал иней. Возмутился. Ему предложили выбор - или бутылку с горячей водой или жениться. С женой теплее. К тому же у вас в Сибири тоже холодно. И нефти больше, и газа. Понаехало. Если температура зимой опускается ниже нуля, то это уже катастрофа. Промозглая сырость проникает везде. Аборигены победнее и с соответствующими могут обращаться в органы социальной защиты за вспомоществованием.
  
  Тогда мы многого еще не знали, в частности не знали кто может оказаться дома у человека кроме родственников и друзей, и рассевшись на чем попало в комнате Джима уже решили отдохнуть как в дверь постучались. Come on in, дружно крикнули мы. Дверь отворилась и к нам вошел парень. Несколько прыщавый, хрупкой конституции. Мы подумали, что это друг Джима и коль скоро все что не запрещено, разрешено решили пообщаться. Запрещен был только секс, но мы не по этим делам.
  
  - А чего бы нам ребята не перейти на кухню? - спросил Ричард.
  - А давай, - сказал Матвей, - У нас есть бутылка Смирновской Љ26.
  - А вы что русские, чтобы водку пить в обед?
  - Они и есть. Sure.
  - Странно, - озабоченно и все еще не веря сказал Роберт, - вы не выглядите как русские и не звучите даже.
  - We are language students, and besides, we are terribly nice guys. Let"s cut the bullshit, pal, let"s start having fun. It"s party time. The show is about to begin. Will you, gentlemen, please proceed to the fridge area and avail yourself, - меня понесло. Нужно было как-то снять усталость с дороги. До вечера - далеко и хватит ли у Джима сил веселиться я не знал.
  
  Ричард оказался не другом Джима, просто жил в коммуналке с ним вместе. Ничего, сойдет. Главное выпив не проговорится. Я всегда чувствовал себя очень неуверенно общаясь с людьми по имени Ричард. На каком-то этапе наступает момент когда нужно переходить на уменьшительные, а в этом случае человека приходится называть одним из трех слов, обозначающих по-английски половой член. Dick.
  
  Разговорились. Ричард оказался из Уэльса, Wales, из города с типически кельтским названием - Llanfrekfa. When you think of whales, - вспомнил я из шоу Ali G, - you think about the fish with the biggest dick in the ocean. Удержался. Промолчал. После второй рюмки Ричард зарделся и совсем осмелел. Признался что он тоже language student,и, между прочим, тоже изучает русский язык. Он понизил голос и по-заговорщистски сказал:
  - А я знаю как по-русски будет плохое слово.
  - Говори.
  - Piska.
  
  Мы дружно рассмеялись. Было какое-то жуткое несоответствие между его именем и физическими формами. Ричард. Richard The Lion Hearted. У нас этому соответствовало бы если бы такой вот паренек носил имя Лев. С лицом завсегдатая сайта Дрочилла. Я называл таких людей CAWard. Слово образовалось само из семантических частей разных смыслов. Coward - трус, wizard - волшебник, и придуманной мною аббревиатуры CAW, по аналогии с CAD - Computer Aided Design. Computer Aided Wanking.
  
  Когда мы уже допивали Смирновскую в дверь настойчиво позвонили. Пришли две барышни - Лиз и Рэйчел, а также смазливый парень с прекрасным именем Art. Вот уж где не было несоответствия. Эти уже точно были друзьями Джима, ибо начали с уточнения его whereabouts, координат. Мы объяснили, что у того job interview и он будет к вечеру, то есть уже скоро.
  
  - Where do you come from, lads? You sound as if you are from the US but you don"t look like yanks? - спросила Лиз
  - We come from Russia, lady.
  - No way. You don"t look like Russians.
  - Я сейчас принесу шашку и бурку, достану из рюкзака, - сказал я по-русски.
  - What Andre is saying?
  - He"s saying that you better trust people. It"s good. It"s good for your eyes, - Матвей всегда говорил что все позитивное хорошо для глаз.
  - What eyes?
  - Big and beautiful. Just like yours, - сказал Матвей.
  
  Вскоре пришел Джим. Предложил перейти к нему в комнату. Девушки сами вызвались готовить закуски. Запекли в фольге гигантского вида картофелины. Разрезали надвое и положили внутрь по большому куску маргарина. Все это пахло чем-то искусственным. Овечкой Долли.
  
  Джим отвел в сторону Ричарда и долго с ним говорил. Потом подошел ко мне и сказал:
  
  - Don"t you talk to this guy. He is a problem child. He does not belong to our party. And besides. He is a wanker, you know.
  
  Верной дорогой пошли товарищ Плесков, влет ставите диагноз. Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас. Руки у нас золотые. Мастеровые, натруженные руки.
  
  - Я еду в ASDу, ребята, вам чего-нибудь купить? - сказал Ричард, спешно засобиравшись куда-то после разговора с Джимом.
  - Ta, love. We are okay, - отозвалась Лиз.
  - What is ASDA?
  - National chain of supermarkets. Like Yelisseyevsky Torgovy Rjad.
  
  Мы подумали, что одного картофеля маловато будет. Барышни опять вызвались готовить. И это называется феминизмом, подумал я? Что-то здесь не так. Может они у Джима в наложницах? Девушки в Англии вам никогда не простят если подадите руку при выходе из автобуса. "Я тебе предложу в следующий раз", скажет такая и посмотрит так, что возникает местная анастезия в паху. У нас идешь по улице и всякая встречная на тебя хоть раз да глянет. Если приглянулся - то и не раз. Здесь же девушки идут демонстративно не смотря на самцов. Одеты как докеры в порту и так же независимы как они же в портовом баре где-нибудь в Гамбурге. Всегда готовы подраться за свои права. Из принципа. Важно-неважно, не суть.
  
  Лиз и Рэйчел ушли на кухню. Мужчины числом три занимали друг друга светской беседой. Джим, между делом, достал приличный брикет иссиня черного гашиша и стал ножом отскабливать от него частички. Арт крутил самокрутки.
  
  - Помнишь мы с тобой говорили об Империи, Andre, еще в Союзе? - спросил меня Джим.
  - Как не помнить.
  - Так вот все. Совсем все кончилось. Была Империя и вся вышла. Нас подменяют. Паки держат все маленькие магазины. Лица белого не увидишь. Черные, знаешь, едут там на Grand Cherokee, золотыми цепями обвешаны, все знают что торгуют хашем. В каждом пабе - пушера.
  - Ну, ты я вижу тоже не samosad куришь.
  - Ну так пусть белые и торгуют. Арабы везде, ходят девки их в этих намордниках, словно не в Лондоне а в Бейруте.
  - В Бейруте христиане-униаты, мирониты.
  - Don"t be a smart arse, okay?
  - Okay.
  - Я уже не могу арабом его назвать. Не-полит-коррек-тно, понимаешь. Говорят, зови меня Asian. Какой он, for the fuck sake, asian. Здесь родился, здесь помрет. Вот будет заварушка как в Brixton, и помрет. Хорошо тогда подучили. Смирные ходили потом. Ты считаешь меня расистом?
  - Я полагаю, что ты называешь вещи своими именами. Иначе невозможно ориентироваться в пространстве если не употреблять точные значения слов. Политкорректность как по мне - это отсрочка платежей. Острое в хроническое. А ведь все равно придется платить. А расизм не в словах, расизм он в действиях и в мыслях. По мне, что политкорректность, что расизм - все едино. Первая только ведь призывает людей на публике не выражаться, отношение же не изменяет. Расизм, думаю, честнее в итоге выходит, он тоже людей не меняет, зато не фарисействует. Просто ты кому-то говоришь, ты мне не нравишься и я отношусь к тебе так-то. Если это не нравится тебе, заедь мне по уху. Посмотрим чья возьмет. Все равно ведь с политкорректностью или без возьмет та чья сильнее.
  - А чья думаешь возьмет? Ладно, не отвечай. И за что нам это?
  - Эта расплата за колониальную империю, я так думаю. Наша-то не колониальная. У нас русских в правительстве zhouk chihnul.
  - У вас все русские, the Russians. Мы же тут не различаем кто у вас russkiy, а кто rossiyanets, так что все - Russians. Как у нас раньше все были британцы. А теперь британцев не осталось. Сестра жила в Эдинбурге. Так что ты думаешь, сидит в библиотеке никого не трогает, тут к ней присаживается какая-то indian и начинает ей рассказывать, заметь по-английски, хорошо по-английски, о том, какие мы сволочи и что теперь век наш должны каяться и голову прилюдно сыпать пеплом. Но это ладно. Но шотландцы, как это правильно по-русски звучит, скоты, the Scots, устраивают там англичанам травлю. Вы сволочи, такие-этакие. Что думаешь, многие англичане уезжают, а те что остаются, перекрашиваются типа в местных, кильты носят, англичан ругают пуще лоулендеров. Противно. Святее Папы Римского. Смотри, не допускай такого в Mother Russia, пожалеете потом обо всем.
  - Переехала сестра?
  - Да, сейчас в Лондоне. Так и здесь уже начинается тоже самое. Хоть казаков зови. Знаешь, Pristley, писатель, когда служил в нашей разведывательной миссии в Сербии во время Большой Балканской Войны, как посмотрел на все дела, усташи там знаешь всякие, четники, так сказал, что я превращаюсь в русского империалиста. Все это дерьмо нужно держать внутри. Уйдет сила сверху и начнется равенство и братство. Как это по-русски Andre, братская могила?
  
  Закуски не готовы, но парни управились со своим нехитрым делом. В средине обсуждения красот Западного побережья Франции, откуда Джим и Арт только что вернулись, поступает предложение раскурить косяк. Вообще hash у английской молодежи что-то вроде пива. Собрались вместе, устроились и косячок по кругу. У английской молодежи развлечения свои. Делается это часто и отражается серьезно. Реакции становятся заторможенными. Говоришь там, эй, Джим! Джим выдерживает паузу и потом уже медленно разворачивается с неизменным - А-а?
  
  - Ну что, Андрейка, пыхнем? - Спрашивает Матвей. По глазам видно, что он уже давно и вожделенно ждет. Мартын и дома любил это дело. Я вот не любил. Я традиционалист-почвенник. Употребляю дедовское, все больше беленькую. Матвей же во всем оригинал. Во всем у него какой-то средний путь, псевдобуддистский. Когда я тогда уехал из Англии, он взял дома academic suspension, как бы отпуск по учебе, и остался там. Какое-то время мы переписывались. Он спутался с Церковью Сайентологии, стал быстро расти, дослужился до тамошнего аудитора, а потом, как говорят американцы исчез с моего радара. Матвей умел копаться в чужих страхах.
  - Давай. Умаялся я в Европах.
  
  Очередь дошла до меня три раза пока я почувствовал неладное. Затягивался жадно, на голодный желудок, не избалованный калориями в Европе потому что жара. Тошнить что ли начало. Я извинился перед парнями и направился в туалетную комнату. Каждый шаг давался с трудом, и хоть каждый шаг был несомненно вперед, силы мои убывали рывками, с каждым новым поступательным движением. Перед дверью в туалетную и ванную комнату я рухнул на плитку пола. Хватило сил дотянуться до двери, открыть ее, вползти внутрь, закрыть и тут силы иссякли. Я устремился вниз выбрасывая руки вперед. Ухватился за что-то и крепко обнял, стабилизируя свое положение в пространстве и напрочь теряя ощущение времени. Что-то оказалось в последствии унитазом. Это был последний объект материально мира который был определен моим ускользающим сознанием как таковой. Биологические часы сбились и время перестало иметь смысл. Я почувствовал что выхожу из того тела что распласталось на плиточном полу, держась обеими руками за унитаз как за якорь в этом мире. Hash, как я потом узнал, оказался отменным, афганским. Сколько потом Матвей не пытался найти подобное у пушеров все было вотще.
  
  Вдруг я увидел что смотрю на себя, прижавшегося к унитазу, откуда-то сверху. На время замер и вдруг такой слабый толчок, поползновение малое, и я полетел. Чувствую что вверх. Пьянящий полет и вот я уже в каком-то звездном пространстве. Лечу. Долго лечу. Думаю про себя, оставшегося там. Вот войди сейчас кто злой, враждебный, вгони в меня шашку и ведь не шевельнусь чтобы избежать. Лечу. Вдруг хочется курить. Но как закурить в этом состоянии и главное где взять сигареты? Впереди показалось какое-то белое пятно. Оно приближалось и уже стали различимы детали. Пятном были две человеческие фигуры. В белом. Не думаю, что ангелы, как-то иначе выглядят. Вот они поравнялись со мной. Смотрят. Ни добро, ни зло, просто смотрят на меня. Оценивают что ли. Правильные черты лица без каких либо этнических особенностей. Пауза затянулась.
  
  - Парни, - говорю, - курить хочу просто погибаю. Не найдется сигареты?
  
  Молчат. Но по глазам вижу, что молчать будут не всегда. Тут один из них говорит. Говорит в голове у меня, хотя голова у меня сейчас должна чувствовать лишь боль от ушиба и холод фаянса.
  
  - Не погибаешь. Но здесь ты зря. У нас только красное Marlboro.
  - Согласен.
  - Бери.
  
  И тут я прихожу в себя. Игры сознания. Было ли или все приснилось? Все нормально с координацией движений, все как должно быть. Болит ушиб. В ушибленном месте чувствую огонь синяка и холод фаянса сверху. Пытаюсь пошевелится. Выходит. Пытаюсь еще. Все системы работают нормально. С трудом, но поднимаюсь. Открываю дверь и иду в комнату Джима. Там никого нет. Сколько же я...проспал. За окном - часов семь вечера. Солнце скоро садится. Дела. Отравляюсь на поиски друзей. Вижу что открыта дверь в court yard. Там слышаться веселые голоса. Им хорошо. Выхожу в сад. Меня приветствуют. Говорят где был, тошнило ли. Отвечаю что нет. Не верят. Обидно. Хорошо, думаю, раз вы так не расскажу вам что у меня был за experience. Вот вам. Лиз дает мне тарелку с лечо. Съедаю две ложки и чувствую что вновь накатывает тошнота. "Не погибаешь". Обратно все равно не хочется. Боязно. Никогда больше не буду курить гашиш. Все таки лучше водка. Извиняюсь, говорю что нездоровится, пойду. Захожу в комнату Джима, сажусь в кресло и засыпаю. Просыпаюсь от того, что Мартын теребит меня за плечо:
  
  - Андрейка, просыпайся, нам спать пора, час ночи уже.
  - В каком смысле? - спрашиваю и думаю, что за сюрреализм такой в его словах, нет больше никогда гашиш, с водкой все по-свойски, без Кастанеды и множества смыслов в одной реальности, что шашлык.
  - В прямом. Вон Джимка уже и кровать стелит.
  
  Джим действительно из всяких покрывал соорудил на полу некое подобие лежбища. Братского. Человека четыре ляжет. Кто-то уже лежит у окна. Нет, двое. Значит я, Матвей, Джим и Лиз, да, точно, Лиз, упадем здесь, а Арт и Рэйчэл там. До вечера никакого секса. Какой там секс. Мне бы поспать. Валюсь и засыпаю.
  
  Утром мы устроили совет, что делать дальше. Я сказал, что нужно искать работу и жилье.
  
  - C"mon, guys. Have fun with your life. Успеется, тут одна девушка знакомая уехала, я пока вас к ней определю, развлечемся еще, а потом уж и начнете, - предложил Джим.
  
  Мы согласились. Через четыре дня девушка вернулась, нам нужно было уходить. На двоих у нас осталось 20 фунтов. Мы поблагодарили Джима за радушие, попрощались с его друзьями и уже изготовились быть таковы, как Матвей спросил, что Джим может порекомендовать недорогое чтобы пока перекантоваться.
  
  - Знаете, на Holland Park есть такой Youth Hostel. Говорят что дешево и неплохо, по соотношению цена/качество. Best value for money.
  
  Значит нам туда дорога.
  
  Станция метро Holland Park нас весьма удивила. Для подъема наверх там были не эскалаторы, а лифты, в которые набивалось человек десять-пятнадцать, какой-то совсем неновой конструкции, и они тарабанили свой груз на гора. Мы выбрались наружу словно шахтеры из штольни, изучили уже в который раз свой A-Z - тогда еще не было картографических систем, грузящихся на palmtop,- и пошли. На одном из перекрестков Holland Park Road, мы остановились как вкопанные. Перед нами стоял памятник Святому Равноапостольному Князю Владимиру. С католическим крестом и гуцульскими чертами лица. На постаменте надпись
  
  St. Volodymir
  The Ruler of Ukraine
  988-1015
  
  Сильный ход. Bingo! Гуцул. Матушка из Пскова, варяжка, Ольга - женская форма от Хельга - вождь и колдун, батюшка Рюрикович, а сын гуцул. Замену Русь на Ukraine мы тоже оценили. В окрест пахнет галицким духом. Нужно будет проверить что здесь да как. Пока же в общежитие, в hostel.
  
  Hostel нас удивил пуще прежнего. За ночь здесь требовали 5 фунтов с человека, а предлагали место на двухярусной койке числом 5 в комнате. Итого 10 человек в одной. Нет, так дела не делаются. Близилось время обеда. Как водится хотелось пить. Мы спустились вниз к памятнику и принялись искать прочие признаки галицкого владычества. Ukrainian Catholic University нас совсем не прельстил, а вот в Ukrainian Community Centre мы решили зайти. Заодно и пива попить.
  
  Я общался с людьми из галицкой канадской диаспоры и поэтому используя свое знание малороссийского и впрыснув в него побольше североамериканского акцента могу исполнить пару-другую арий заокеанского гостя не особо себя выдавая.
  
  Я подошел бартендеру и спросил пару пива. По-украински. Он поинтересовался не хочу ли я еще мармаляды с шоколядою. Видать что-то учуял. Я ответил, что нет, не хочу.
  
  Мы с Матвеем расположились за столиком. Перед нами сидели двое и оживленно беседовали. Особенно один. Явно ненатуральной наружности. Что же это такое, подумал я, что же это за метафизика сознания. Почему они все время притягиваются моей жизнью. Может я сам латентный гомосексуалист какой? Чур меня, яростно погнал от себя мысль. Второй был точно наш, из Союза. По говору - полтавчанин. Характерная мягкая среднеевропейская эль, от шведов она у них что ли?
  
  Хоть я и был погружен в свои мысли, это не мешало мне выхватывать и чужие, из разговора наших соседей.
  
  - Отож я й сдецiдував насамкiнець репрезентувати свою опiнiю щодо цього. Й вiдверто сказав що я тут є першiй український гей-хлопець.
  
  Как всегда и безошибочно. Что и требовалось доказать. Пиво было холодным и пшеничным. Всячески располагало к себе. Я не противился, поэтому лишь иногда концентрировался на звуках окружающей действительности.
  
  - Я йому сказав, Федiр, я не мiг прийти, бо блядував цiлу нiч. - Лицо у полтавчанина напряглось. Его собеседник понял что не ясно выразился и уточнил: - В мене носом усю нiч шов бляд.
  
  Еще глоток. И еще. Словно погружаюсь в пивную пучину. Хорошо. Теперь, назад, выныриваю обратно в клюб.
  
  - А я йому й кажу, що ми є найбiльшi шаровики цiєї кумпанiї, розумiєш, Сашко? - Сашко был совсем плох. Растерянность на лице уже из острой стала хронической. Я решил, что пора освободить парня от страданий и тем выручить соотечественника.
  - Шаровики, Сашко, - сказал я подходя к их столику, - це вiд англiйського слова shares - акцiї, тобто цiннi папери, - У меня уже был подобный лингвистический конфуз, - тому й шаровики. А вам, пане перший український гей хлопець, я ще й додам, що те що ви зараз сказали шановному пановi Сашку англiйською перекладається як freeloader, тобто халявщик як такий. От русского слова шара - дармовщинка, халява.
  
  На лицах у собеседников застыла растерянность. Сменялась она на этих лицах разными чувствами. Гневом у гея и приятным удивлением у полтавчанина.
  
  - А тебе, москалику нiхто й не питає. Будеш у себе у Москвi поради давати.
  - Я не москаль. Я кацап. Это разные вещи. Помни об этом. Всегда. Всего вам доброго. Пойдем, Матвей, нам нет места на этих игрищах курения хлебных вин.
  
  Матвей не возражал. Наскоро допил пиво. Выходя я лукаво подмигнул бартенедру. Он мигнул мне в ответ своим карим глазом и сказал:
  
  - Заходьте ще. Ми завжди щиро радi га-а-стям з Ра-а-сеї, завсегда ждем-с, шоб побазiкати гарно. - Утрируя московский акцент как я недавно выговор белобрысого сказал он.
  - Бувайте, шановний, - сказал я, и уже в гомон Holland Road тихо бросил, - Ты мне еще за свои слова ответишь.
  
  Уже на улице нас догнал Сашко.
  
  - Стривайте-но, хлопцi, зачекайте. Я з вами пiду. Вже занудьгувався тут, - сказал он и начал перестраиваться на русский, но с характерным мягким фрикативным г, расслабляющим и делающим жизнь менее напряженной. - Квелые они все тут, вроде и балакают по-украински, но не поймешь. Вроде издеваются. Нерусские какие-то.
  
  Правильно сказал. Когда вроде бы все также, но все же немного не так, кажется, что издеваются, перекривить хотят. С теми кто со всем другой все и так ясно. У нас цвет траура черный, у них - белый, мы хороним - они сжигают. Все понятно. Вот так и будет у нас с Европой всегда. Да, мы ее часть, специфическая, но ее, не Китая же. Но как можно любить пересмешника? Да никак нельзя.
  
  Сашко оказался для нас подарком судьбы. Он, оказывается, жил здесь, как он выразился недалече если навпростэць, если напрямую, в доме, где дешево сдавали комнаты. Причем жить в такой комнате можно было по сколько угодно, снижая тем самым себестоимость затрат. Сашко как раз и искал таких room mates, нужно было двое, затем и пришел в клюб, ну и конечно чтобы посмотреть тоже.
  
  Там мы и стали жить, на Bethnel Green, в зоне действия Hammerthsmith and City Line, мы уже свыклись определять местоположение в Лондоне по близости к станциям метро и линиям Underground. Сашко же нам подсказал и как работу найти, хоть и предупредил, чтобы мы готовились по сути к каторжным условиям.
  
  Дело в том, что хотя гражданам Российского Союза и можно беспрепятственно разъезжать по Европе, работать там без особых на то разрешений, work permits, нельзя - Европа совершенно справедливо печется о своих рынках труда. Уже на иммиграционном пункте в Довере в наши паспорта шлеплули штамп:
  
  Paid Or Unpaid Employment Prohibited
  
  Это, промеж прочего означало, что будя вас найдут работающими без вознаграждения на какую-то charity, благотворительную организацию типа Salvation Army, Армию Спасения, грозит вам непременно казенный дом и дальняя дорога. Казенный дом это изолятор иммиграционной службы в районе станции Paddington, где учинят дознание и предложат подписать соответствующие документы где вы самолично признаетесь в том, что нарушили законы Соединенного Королевства и тем лишаетесь права посещать Великобританию в ближайшие 5 лет. Станете упорствовать вас определят в нейтральную зону, хоть и в Heathrow, уже не Англия, но еще и не самолет Аэрофлота. Станут оказывать воздействие, не давать есть, пить, ходить в туалет, так что будьте уверены, что подпишите все что нужно. Арсенал gimmicks and gadgets, примочек и уловок, велик. Если взяли на работе, депортируют в том, в чем стоишь. Или сидишь, это уж как придется. Был случай с одним поляком, что совсем не понимал по-английски. Стоял парень на лестнице стремянке, что-то красил. Идет мимо полицейский
  
  - Hi, mate, how are you?
  - Good morning, - отвечает ему майт.
  - So, what are you doing here, painting?
  - Good morning.
  - Yes, but still?
  - Good morning.
  - May I see your papers please?
  - Good morning.
  
  Поляка в чем был отвезли на Paddington. Хотя обычно полиция не занимается депортацией самочинно. Лишь в качестве muscle, мускула, судебных приставов, для людей из Home Office, которые выезжают по получению соответствующей информации. У входа в полицейский участок весят плакаты с просьбой информировать власти что да как. Есть программа Neighbourhood Watch, когда соседи информируют полицию о подозрительном в их районе. Стучите и вам ответят. Частенько так сводят счеты. В том числе и работающее в Англии нелегально. Сашко сказал, что видел телевизионное интервью одного высокого полицейского чина с участка на Sheperd"s Bush. Он сказал, что у него просто нет времени самостоятельно заниматься выслеживанием нелегалов и если заниматься этим, то на остальное сил не хватит - их у него чуть ли не треть района таких. А ведь ничего не действует более умиротворяюще на публику, чем пару bobby, желательно он и она, патрулирующих в проходку ваш neighborhood, you know?
  
  Сашко нам также сказал, что работы иначе как за cash, наличные у для нас нет. Потому что иначе, если чеком, то на твой банковский счет начинают поступать периодические платежи. Соответствующие органы это отслеживают и тебя могут взять прямо в банке. Есть еще одна штука - National Insurance Number - номер в системе социального страхования. Даже если и нашел работу, задурил мозги, что у тебя есть work permit, представившись гражданином страны, с которой у Ю-Кей есть договор о взаимной процедуре предоставления права на работу гражданам, если деньги и поступают на счет английского друга, то все равно остается проблема NIS. Впрочем, и ее можно решить. Существует так называемый временный NIS, что присваивается как раз вот таким-то гражданам с режимом наибольшего благоприятствования. Просто говоришь при устройстве на работу, что твой Temporary Number is - и называешь комбинацию цифр из дня, месяца и года рождения и одной литеры - M for male, мужеского полу, F for female, женскаго.
  
  Сашко работал в одном из сети sandwich bars с названием Benjy"s. Сеть справедливо говорила о себе как о предприятии общепита, что предлагает the cheapest food in town. Это было так и частично достигалось низкой удельной частью трудозатрат в себестоимости продукции. Это в свою очередь объяснялось потогонной системой. Матвея он устроил в своем шопе, мне же порекомендовал пойти искать нелегкого трудового счастья на Moorgate.
  
  Собеседование у меня было с Марией. Мария оказалась итальянкой. Она отнюдь не принадлежала к категории владельцев бизнеса, которых я условно отношу к gentleman farmer, то есть тех кто работает ради удовольствия и когда хочет, подряжая для собственно выполнения работ всякий люд, а над ними ставит наемных менеджеров. Здесь все было не так. На работу она приходила в 3.30 утра, или, если угодно, ночи, тогда когда вообще не ложащиеся спать булочники привозят в sandwich bar свои изделия, круглые булочки - buns, продолговатые - white and brown rolls, распластанные большие с формами раздавшейся восьмерки individual jiabattas и прочую мелочь. Домой уходила часов в семь вечера, после того, как заведение убрано, помыто и готово уже к следующему трудовому дню. И так 6 дней в неделю, круглый год. Иногда, как правило на Рождество, она и члены семьи уезжали куда-нибудь на серьезный курорт, например во Флориду. Надевали все свои бриллианты, набивали карманы наличными долларами и в пять дней компенсировали всю свою усталость и обреченность этой жизни.
  
  - Work hard, Mr. Breadcutter, - говорила она мне, - and maybe one day you will have your own shop in Russia.
  
  Ну вот уж дудки, думал я про себя. Про себя у меня были другие планы. В слух же всегда говорил:
  
  - Yes, ma"am, I will most definitely do so.
  
  Нравоучения Марии развернули меня к новому восприятию некоторых сторон жизни. Из позитива я усвоил лишь концепцию customer orientation. И сейчас, когда меня спрашивают какой я ориентации гомо или гетеросексуальной я, как та американка, что на вопрос в графе sex ответила - occasionally, - отвечаю - I am customer oriented. Когда я не выскребывал буквально весь маргарин из огромных, catering size, контейнеров для того чтобы тонко размазать из по булке, Мария все говорила мне
  
  - Take everything. It"s all money at the end of the year.
  
  Вот с тех-то пор я ненавижу слово экономия. Она скукоживает человека, делает его мелочным, подчиняет всю его жизнь прагматическому просчитыванию всего, даже той экономии времени и шагов, которого вы достигаете рассчитав в каком вагоне метро вам нужно ехать, чтобы в нужный момент времени оказаться в точке перехода между станциями, что обеспечивает вам временные преимущества в толпе. Сэкономить можно сто рублей, но поразмыслив креативно, определив возможности можно нанести сильный динамический удар и образно говоря отхватить тысячу. Нужно не экономить, нужно просто больше зарабатывать. Think Big Or Your Mind Will Shrink. А еще мой друг настойчиво требует, чтобы его сын не злоупотреблял пассивными конструкциями типа меня вчера. Всегда лучше сказать я вчера. Внутренне формирует настрой. Главное не заиграться в игру winner, но для этого нужно просто учится являть милосердие.
  
  На моем job interview мне разъяснили мои задачи. К таковым относилось непременно быть в шопе не позднее 4 часов поутру. Оттарабанить лотки с булками наверх и сразу же не останавливаясь потом два часа резать и намазывать булки. У нас был как бы конвейер. Я режу и намазываю, парни у окна готовят fillings, засовывают их в rolls, потом другой парень запаковывает их в слюду, а следующий тащит все это вниз и раскладывает по полкам. Если я замешкаюсь станет все. Мешкать нельзя, но не мешкая получается много крови по началу. В буквальном смысле. Roll нужно разрезать так чтобы он свободно открывался как книжка, но не в коем случае не распадался бы на две части и намазать обе странички маргарином или маслом. На все это должно уходить не больше трех секунд, потом следующий roll и так часа два кряду - конвейер требует продукта. Нож для резки длинный и необычайно острый как сказочный меч зинг-зонг. Первой время часто вместо плоти булки резалась собственная. Зажимаешь большим пальцем кровоточащий в это утро и орешь, чтобы кто-нибудь принес йод и пластырь и ускоряешь работу пуще прежнего, чтоб было время перевязать. Помню однажды Мария нашла каплю крови густой в одной булке. Поднялся невообразимы лай, она сказала что из-за меня и СПИДа ее могут напрочь закрыть. Улеглось. Я еще на интервью сказал было что то, что мне предлагают делать находится вне пределов человеческих сил, на что был получен ответ, что, в общем-то, здесь никто и никого не неволит, и работу можно поискать и в другом месте. На момент инцидента я приобрел не только опыт, но и авторитет. Справлялся хорошо, мне даже стали поручать мелкие административные задания, как переговоры по накладным с поставщиками булок по утрам. Я был даже награжден и по великому монаршему соизволению мог на обед брать булки не так как все, стоимостью до 60 пенсов, но и больше, исключая те, что с красной рыбой и икрой. А потом случилось вообще невозможное. Мне было позволено пить не кофе и не чай внизу, а брать из холодильника холодную банку Pepsi Cola. Еще я был русским, а это в условиях работы тоже кое-что значило.
  
  Так случилось, что хоть Benjy"s Moorgate и находился в лондонском City, в самом что ни на есть бастионе и средоточии британской финансовой мощи, практически все разговоры там велись по-русски. По-английски, с акцентом говорила лишь Мария, ее заместитель португалец Пабло и бразилец Альфредо, что служил внизу, на раздаче, и появлялся на нашем втором этаже только для того, чтобы уже забрать выпотрошенные и загруженные всякой снедью булки к себе. Верхи говорили преимущественно по-русски, хотя я был там единственный из Союза. Остальные были поляками. Был еще один парнишка, с убийственным для пребывания в Англии именем Toshita. Он был с Цейлона, но в свое время учился у нас в Тифлисе потому и говорил хоть и по-русски, однако с грузинским акцентом. Часто опаздывал на работу, поэтому мы привыкли слышать его имя в сочетании - Fucking Toshita. На день рождения ему таки подарили будильник. Идеи Витте о том, чтобы остановить свою экспансию в естественных пределах Империи и не лезть больше в Польшу победили, однако экономически сильный и самодостаточный Российский Союз обладал силой экономической же гравитации для многих окрестных стран. Чтобы увеличить возможности для своего населения правительство Польши ввело в школах обязательное изучение двух иностранных языков. Английский изучали все, а вот второй иностранный предлагался на выбор - немецкий или русский. Мои польские сотрудники были из восточных регионов этой страны, поэтому владели русским лучше чем английским, хотя и говорили на нем очень своеобразно. Поляков в Европе не любят. Нас тоже, но нас ведь еще и боятся. Их же просто считают несвоими, хотя и многое прощают ибо рассматривают как своего рода прокладку - кто знает может и сгодится на что. Мария, как и многие в Европе, после этапа некоторой боязливости перешла к открытому предпочтению к русскому духу, как тяжеловесному, но определенному и надежному. Меня никогда нельзя было застать с куском ветчины во рту за worktop, рабочим столом, я мелко не подворовывал и тем снискал уважение. Не скажу, что это справедливо ко всем гражданам Союза, но в моем случае было так. Она разуверилась в своей способности правильно произносить мое имя и после всяческих Андреас и откровенно женских Андреа я попросил ее просто называть меня Breadcutter. Есть в этом что-то монументальное, архитипное, Режущий Хлеб, как масонский титул. Мастер Режущий Хлеб Ложи Великий Восток.
  
  Среди поляков был один польский украинец - Анжей. Мы очень хорошо с ним ладили. Бывало уже закончим работу, сядем и он скажет мне
  
  - Andrjej, dlja cego jestem kurva taki zjebany.
  - Odnak jestes taki fainy facet a nje warjat jak Pedro, отвечу я ему.
  - Poljacy tak nje mowia, - скажет Лешек услышав слов zjebany. В слове mowia - носовой звук как в английском morning - поляки сохранили эти носовые дифтонги, может поэтому так кичаться своей европейскостью. Впрочем и от Лешека я слышал как он посылал Збышека себе в пах, упоминая фаллический орган в русаком звучании, только ударение ставил он на последнем слоге.
  
  Братья поляки все укоряли меня Суворовым и казаками, затем территориальными претензиями - Польска От Можа До Можа. Вопрос польских обид - это наше домашнее дело. Обычное. В нашу первую Смуту банды польских мародеров доходили аж до сибирских владений Строгановых, есть на этот случай документ с описанием 123 предметов, что братья-поляцы умыкнули из тамошней церкви. Потом наши окрепли, утвердили свою правду и под недоумевающие взгляды из Европы Минин с Пожарским посадили на трон Романовых, федеральных царей, ибо как обеспечить выживание огромной страны у которой столько охотников до ее тела, при помощи Конгресса. Поляки увлеклись демократией. Магнаты начали гонять короля по сейму как зайца, все переругались, и страна на 300 лет исчезла с карты Европы как самостоятельное государство. Доперестраивались. Русские тоже, правда, оказались порядочными людьми, спору нет. Но Костюшко и Пилсудского, бравшего поезда на гоп-стоп никто как предводителей сипаев к пушкам не привязывал. Привилегии были им дадены такие, что о таких русский народ слыхом не слыхивал. Все неймется. И никогда не кончится. Не смогут они нам простить, что мы смогли, а они нет. Просто одни могут, друге - нет и не по-мужски это кивать на то что нам кто-то там не давал. Все всех давят и выживает тот, что покрепче. К счастью до этого не дошло, чего об этом досуже судачить. Врангель и Скоропадский вернули Романовых на трон, правда после существенного секвестра властных полномочий. Кабинеты сменяют один одного, поливают грязью предшественников словно и не бывает в политике достойных людей, а Царь есть, вот он - символ порядочности и богоизбранности власти. А вокруг него моральные авторитеты и новые дворяне, что получают свои титулы за заслуги перед Отечеством и без всякого имущественного от этого прибытка. Ладно, пусть будет по-вашему, почти без прибытка. Нет своего Царя, так и не стоит завидовать, братушки. Вам вместо Царя - Совет Европы. Как говорит Сашко: - Бачили очi що купували. Тепер їжте хуч повилазьте.
  
  Мы жили втроем в одной комнате, Сашко, Матвей и я. Спать я ложился в семь часов вечера, чтобы проснуться в два ночи и потом еще два часа добираться до City с пересадкой на Trafalgar Square на перекладных ночных автобусах, ни за что не тормозившись если зазевался и опоздал к остановке на минутку. Парням нужно было быть у себя на рабочем месте в семь утра, они ложились позже и у них была ночь. У меня был лишь частичный отдых в ночной период. Звучит также мерзко и на коммунистическом новоязе, как прием пищи, вместо домашнего плотно покушать. Не ропщу, впрочем, за этим и ехал. Работа была тяжелой. И вот однажды я наконец понял почему в Англии в таком почете всякая левизна. Посмотрел на барышню в открытом Ferrari за окном и все как-то враз понял. И вспомнились мне строки из наследия одного поэта серебряного века:
  
  Белый, ест ананас спелый
  Черный - гнилью моченый
  Белую работу делает белый
  Черную - черный
  
  Матвей говорил что у себе в подвале заведения видел еще большей радикальности надпись:
  СЛАВА КПСС!
  
  Во мне было много молодой энергии и поэтому я совершал много ненужных движений на рабочем месте. Однажды, наблюдая за мной Педро сказал:
  
  - Andreas, do not dance. You get tired for nothing.
  
  For nothing, подумал я. Бывают такие слова, что начинают светится каким-то озарением в голове. Зачем я все это делаю. Зачем я перестал have fun with my life? Поколения что придут в Benjy"s после меня разнесут и подтвердят славу, что я снискал здесь. Достаточную, чтобы меня считали как бы героем. Надобно бы сменить курс.
  
  Курс сменился сам.
  
  Как-то раз я задержался в центре гораздо больше обычного и возвращался домой под вечер. На дальних подступах меня перехватил озадаченный Матвей.
  
  - Стой, Андрейка. Домой не ходи. Там архаровцев понаехало. Ловят нелегалов. Пока схорониться нужно. Видно кто-то стукнул.
  - Почем знаешь?
  - Сашко сказал. Он уже близко к дому подошел. Видит машины стоят, людей выводят, разговоры характерные. Марек все говорит I tourist. I look London, а они ему, ты себе под ногти посмотри, tourist. Они оказываются первым делом на руки смотрят. Если на стройке работаешь, всегда грязь под ногтями.
  - А я-то думаю, чего это Вацлав все время как с работы придет первым делом тщательно вымывает руки.
  - Да вот поэтому. Что делать будем?
  - Выждем, думаю. Потом уходить надо. Может не сразу, но особо не откладывая. Взяли наш домик на карандаш. Сашко где?
  - Вышел в магазин. Ты же знаешь, он когда нервничает много ест.
  
  Дома в довесок к уже изведанным радостям нас ждали и другие, более изощренные удовольствия. Нас постигла скоропостижная и тяжелая утрата. Наши накопленные за две недели непомерным трудом кровные авуары прекратили существование. Хорошо поискав денег наших мы не обнаружили. То ли кто из будущих депортантов решил прихватить с собой кусочек чужого нелегального счастья, то ли что еще нехорошее с ними приключилось, но реальность оказалось таковой, что остались мы лишь с тем, что было у нас в карманах на момент акции изъятия illegal aliens из свободного обращения. Сашко сказал, что с него хватит. Умаялся он уже бороться с этим бусурманским режимом. Мы скинулись ему на обратный билет на автобус к родным вишенкам и остались с двумя фунтами на каждого остающегося. Распрощались с Сашко и поблагодарили его за все. Дружно сказали, что совместно пережитое не забывается и что будем держать связь. Я потом пару раз видел Сашка. Он стал крупным землевладельцем и очень удачным фермером. Ukrainian gentleman farmer.
  
  На следующий день была пятница. Мы решили пойти на вечернюю службу в большой собор Сербской Православной Церкви, расположенный недалеко от дома, и после нее уже задастся с Матвеем русским вопросом что делать? Мне надоело резать булки и я принялся искать новую работу. Когда выходил ни соло нахлебавши из ресторана Garfunkel в районе Soho встретил знакомую, которой однажды отказал во взаимности. Потому что считал, что хорошей фигуры и смазливого лица все же не вполне достаточно, чтобы принять ее условия наших отношений. Потом, уже на Marble Arch случилась и другая история, со второй барышней. Два совпадения в один день. Как в плохой литературе или в жизни.
  
  К началу службы я уже стоял у храма и изучал объявление, начинавшееся словами:
  
  Драги Срби
  
  За этим занятием меня и застал Матвей. Мы перекинулись парой фраз и он пошел внутрь собора. Я вернулся к изучению объявления. Вдруг кто-то тронул меня за плечо:
  
  - Ты из Союза, товарищ мальчик?
  
  Я ответил что да. Причем по-русски, как обращались. Передо мной стоял лет тридцати пяти парень, с внешностью типичной для сербов в окладе черной бороды. Разговорились. Уже по-английски. Парень назвался Драгоном Буяничем. Живет здесь в Лондоне. Работает юристом. Свой дом. Что у вас с другом за проблемы? Не нужна ли помощь? Да, нужна. Так в чем дело, пошли ко мне, там все и обсудим, только вот на службе постоим и пошли. Спасибо, мы обязательно.
  
  Вскоре мы уже были у Драгана. Сидели на заднем дворе. В дальнем углу back yard дымился мангал и распространял слюноотделительные запахи скорого шашлыка. Пили сливянку, беседовали о жизни. Драган сказал, что мы хоть сегодня можем перебираться к нему. Может сдать нам комнату, недорого. С оплатой подождет сколько нужно. Я сказал ему что он очень радушный хозяин и отличный парень. Драган ответил:
  
  - Знаешь, Андрей, свои всегда и везде должны помогать друг другу. Только так мы и можем выжить. Ты свой, русский. У Сербии же вообще есть только два защитника - Бог на небе и Россия на земле.
  
  В первый и единственный раз мне захотелось прослезиться из-за политики. Вот такие незаслуженные авансы, просто за то, что ты есть тот, кто ты есть. Я навсегда запомнил эту фразу. Чтобы никогда не забывать, всегда и без предварительных условий помогая своим. И принимая помощь, если нужно без долгих слов благодарности и расшаркивания. Мы свои. Мы это делаем для себя, чтобы быть сильными. И вообще - быть. Ведь так много охотников вокруг нас переделать. Чтобы мы их не передразнивали.
  
  
  Я вспоминал всю эту историю по пути в Acton. Совсем не думая о том, что же я все-таки конкретно скажу Драгану. Инстинктивно мне все еще хотелось побыть где-то вне свалившихся на меня проблем. Это хорошо достигается воспоминаниями. А Драгану я что-нибудь сумею сказать завтра. Свои ведь люди, уж поймем друг друга, не впервой.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"