Аннотация: Когда двое одержимы безумной идеей, то вагонные споры могут превратить всю их жизнь в чернильную дату, которую сотрут при первой же уборке.
18 08 14 (Путь в никуда)
Из цикла "Билеты встреч и разлук"
Опубликовано в книге "Живая вода времени", Москва, "Газоил пресс", 2009
Когда двое одержимы безумной идеей, то вагонные споры могут превратить всю их жизнь в чернильную дату, которую сотрут при первой же уборке.
Простите, почтеннейшие. Этот необузданный, сумбурный случай связан с циферками. Сейчас они, знамо дело, стерлись, а лет 90 назад весьма жирно пучились со стенки в левом от окна изголовье. Малость пониже красовалась примечательная роспись с оборванной закорючкой... Я навсегда запомнил те 6 цифр. Мой первый рейс. Первая порча. Первая встреча с вандалами - с парой чудовищ.
"Ой... Вишь, каков срамец, накарябал тут... Я стереть было, а тут вы... Неловко даже, подумаете чего про меня, чего доброго... недоброго сиречь... Нет? Вне подозрений я! Благодетель вы мой, спасибо. Располагайтесь, милсударь, путь-то, я чай, не близкий? А мне до Киева, а там... еще крюк кой-какой"...
Не успел в купе войти, как на меня настороженно воззрился молодой человек, угрем извернувшийся от подушки. Хитроватый, в чиновничьем мундире. В руке химический карандаш, на нижней губе иссиня-черный следок. Офицерская бородка, куцеватость с рыжинкой, легонькая картавость.
"...Вы по надобности какой, по личной? Служебной... Так-так, а я и так и так, и сяк и так, и свое, шкурное, и по чину надобность. Засурков моя фамилия, слыхали, может. Пихтюк-Засурков. По адвокатской линии. Защитник народный. Не гнушаюсь нигде. И по городам, и по весям. О, как вам идет без верхнего, господин... ага, понял, господин штабс-капитан. У меня к военным отношение о-го-го, особенное отношение, авантаж...
Я вот... извольте не пренебречь, карточку вам... я с военными всяки имел дела. Сейчас себя обслуживаю. Защищаться буду, сударь мой, от, к слову, вашего коллеги. Званием подполковник, граф опять же. Ж-го уезда. Тамошний предводитель дворянства. Полагаю, засажу я его. Нет-нет, оговорился, засужу. И поделом. Человек-то он, может, и почтенный, и ордена заслужил за дело. Только разве барское это дело людей убивать? Что с того, что человек сословием попроще? Не тот нынче век. Потому и не ерихонься, а то живо на ж... ссадим.
Благодарствую, не пьем-с... Водочку-с. Мы наливочку уважить любим. А вы? Не? Запах не тот? Ну, мы прибережем наливочку до дому. Пихтюк-Засурков, он, барин, в поездах строжайшим образом уваживает бургонское Шамбертен ? 38 три дробь четыре. Не иначе. Иначе только рейнское Шлос-Иоганисборг. Как в книжке одной старой. Слюноточивая мечта захудалого, вечно голодного студента Моси. Еще тому лет восемь пивал бедный Мосик разбавленное столовое, на худой край - пиво в дешевом трактире. Но пристально мечтал о Шамбертене. При этом. Притом, что как видите, добился, и довольно скоро"...
Сосед по купе не опрокидывает рюмку, а, будто нырок, протягивает к ней губы, по-утиному всасывает, и плавно удвигает голову назад. Ни рюмка, ни борода при этом, не срезались даже на градус.
"...Я вот с чего с ним, с подполковником, схватился?
Раз, два, пять, да, почитай, уж полгода, как я дочке его распрекрасной Наденьке курс по праву давал, на дому-с. По юриспруденции, гляньте-ка, пташка устремлёна. Лапотный люд защищать собиралась. Мося месяцы на нее угробил, от трех громких дел отбоярился. Не за идею, это уж само собой. Только ведь и гонорар господин полковник тоже положил не так, чтоб с Морганом чаи гонять. Так что ж у нас в причинном остатке? Да просто: запала она мне, запала Надька, Надюха, Надюшенька. Хороша, ни слов, ни метафор сродных...
Ничего, что еще себе дозволю? Ух, Буль-буль, чертята да по веночкам! Кха!!!"...
Вот он становится ближе, вернее, ближе его лицо, подавшееся ко мне через столик. И там, в лице, два отточенных грифеля из вздутой радужки, безумно тонущей в палтусной мясистости белков. Грифеля не кололи, а шпынями на самом острие отталкивали, не подпускали: ты чужой, ты не мой, ты... ой!
"...Вы офицер. И крыться перед вами не пристало. Чего ж, распахиваюсь, как на духу, примите в свой штаб. Погусарил, сохальничал я. Совратил дочурку предводителеву. Сцедил ягодку пасленовую. Ладна, смачна, да вот беда - неуклюжая, воробышек в таких делах. Чего так глядите? Она, право слово, вполовину сама далась. Волокититься не собиралась, папаше жалиться того пуще. Куда? Она его пуще моего боялась. Я, собственно, и не уверен, что обрюхатил, что я... Недоказуемо. Все ведь потом, много позже открылось. А она в тех делах была того - тычинка без пестика. Оттого ничего и скрыть не смогла, ни даже меня вовремя упредить. А открылось все с подачи гувернантки. По этой части ушлая бестия, подкованная. Я к ней ни-ни, да она и не смотрела на таких. А Надюху на первом же позыве, в семечку расколупала. И тут уж, ой!
Вы что не пьете-то, выпятился как столб соли содомский. Ни - свое, ни - нашенскую... Разволновался я что-то, все как бы вчера содеялось! Да. Подполковник меня нещадно тузил, кулаками, подошвами. Мало, стрелял из кольта. 4 пули во мне. Как я их заимел, и не почуял в горячке. Одно понимал: все-все, сейчас кончит, упаси и пронеси, а потому на коленях ему одно жарил: "Родимец, кормилец, милостивец, отец, никому не скажу, только не добивай, а то пойдешь за убийство". В горячке всю подноготную ему, как вот вам: дескать, да-да и нет-нет, благодетель, что, мол, грех брал: мальчиков драл, а баб нет, нет на мне греха. Я тогда на себя готов был все грехи взять, хоть содомские, хоть... Только б дуло отвести, от дочки его свой срам унести. А Надька, умница, молчит, не сдает. А тут уж и этот бешеный полковник, как в сердце зашел, так и вышел, сдулся, да и поник... А мне чего? Уцелел в живых и ладно. Чуток опосля предводитель сам знахаря из деревни справил - отхаживали неделю. Сейчас, поправясь, еду подавать...
Ну, еще по одной, то бишь одну. Вы чего это не уважаете это дело? Не офицерский маневр, сиречь манер... Брр... Чего-то мучусь, мучаюсь... На чем мы там? А, в суд сейчас вот еду подавать, в Ж-ий. А что? В наше время даже жиды выигрывают. Дела вон, не в пример, какие громкие: Дрейфус, Бейлис. Пихтюку-Засуркову что ль не дано? Мосий Фомич Рахис ли не вправе? Рахис - это я по батюшке. А Засурков по тетеньке, ха-ха. Ненавижу! Засужу! Столбовые дворяне выискались - прям те пушкинские! Видали и не таких, приценились и переварили. Им, значит, всё: привилегии все, грамоты и милости жалованные все, все школы, все университеты, все дороги в жизни! Для них и Рассея вдоль, и Европа в распор. Им гувернеры и доктора, приказчики и извозчики, половые и городовые: "Чего изволите, барин? - А шустовского мне, братец, под севрюжинку с хренком! Геть отсель, нет, эй, стой, полотенчика мне, человек, ах ты ж, морда татарская, быдло немытое, чернь посконная, холуй нечесаный, чухно чумазое"... А Мосий, Фомы-фотографа отпрыск шестый, за всё про всё один, всего сам достигши. Убитое детство, нищая семья, бедная хата, с лука на чеснок, с щуки на горох. Азбуки и той не имел. Так нате выкусите: в пять лет полная гимназия, экстерном Киевский университет... А через три года, всего-то через три годочка, знатный юрист. Связи, знакомства, заказы... Дела! Одно громкое дело, а следующее - того громче - дело. Ибо главное: дело начать. Вот и на полковника заведу, а там, при фартовом стечении, и замну, сорву вот, - кажет ноготок, - лишь откупного с озорника. Ишь мне тут, пугачевщина. Бабахать из револьвера, людей пулями нзить! Дело сие хватное, наперед знаю. И выгода не в один слой. Вот вам по пальцам: опозорится старый бурбон на всю империю - раз, нервы поистреплет - два, в накладе при этом останется - три. А я что? Живым из кипятка вынырнул - раз, с дочурки его сласть подлизнул - два, после этого всего невинен - три, да еще и жертва - четыре, а, глядишь, произведут в социальные герои - тогда уж вся пять. К ужину герой в полном выигрыше и удовлетворении: моральном, материальном, именном и профессиональном - на чай, как говорится.
А быстро теперь смеркается. Вы, гляжу, упрямец, а я пиянец - хлоп стопочку, и в полном праве. У-у-а... брр... пфу... Что ж тут, стошнило. С кем не бывает? А скатерку сменят. На то и первый класс, чтоб с удобствами. За мной выгорит, не сомневайся, штабс-... шнапс-... капитан. Наш штабс брезгует шнапс. Не бывалое на Руси дело. Дело... Дело Бейлиса - вот он мой университет. Как, как? Мосий Фомич мое имя. На карточке же прописан... Пихтюк-Засурков. А то бы не слышали! Хо-хо, то я пресловутое убиение Ющинского под орех разделал. Не я один, знамо дело, там вся демократическая Россия персток приложила. У нас, разумеется, не Франция. Своих Зола где наскрести? Тута нема! Так, всё мелкие корольки-королёнки, шабес-штабес-пристегаи. Эй, чего, чего... Чего удумал? Вы же русский офицер. А-а"...
Силой меня бог не обидел, а вот терпением обделил. Приглушив его разок по загривку, я донизу рванул окно, сгреб щуплое, мокрое тело и рывком перебросил на улицу. Высунулся - уже далеко и успело скатиться. Недвижимо. Теперь же и подумал: зачем, надо ли? Теперь поздно, впрочем...Если теперь он все еще дышит, то, верно, терзаем предсмертным вопросом: за что они нас так? И будет прав в своем недоумении. По-своему, по-ненашему...Но надеюсь, не дышит, и я, стало быть, укора избегну.
Фу ты, черт, а если он все наврал под пьяную гармонику? А я его...Но это еще тоже не факт...
Бывает же. Вот был ведь... адвокат. А осталось скомканное место, и еще иероглифы над подушкой. Он их выводил аккурат в момент моего прихода?
Я нагнулся. Там были цифры и начало подписи. Вот так: "18 08 14 Рах___"...
Я посмотрел на часы. Это уже вчера. На ближней станции я сошел...
Вот до чего может довести людей племенная непримиримость. Две смертельных опухоли на оконечниках национальной идеи. Путь обоих - из Мира в Никуда...А поезд идет.