Plushy Loki : другие произведения.

Тис

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  1.
  
  453 год, окрестности Дублина
  
  
  Ребенок выбрался из кустов, когда Гейрт уже расчесал волосы и собирался уходить. Он остановился, держась за ствол тиса и зачарованно глядя на Гейрта, - хотя тот не творил никакого колдовства.
  
  Ребенок был еще слишком мал, чтобы перед закатом бродить по холмам в одиночестве, - если Гейрт вообще что-нибудь понимал в человеческих детях. Он был белобрысый, со смешно торчащей челкой... и на нем вовсе не было железа. Ни булавки, которую прикалывает своему ребенку всякая разумная мать, ни гвоздя в кармане, ни даже перочинного ножичка, с которыми люди, кажется, рождаются. (Во всяком случае, Гейрт не видел еще ни одного мальчишки, у которого его не было бы.)
  
  Следом за ним из кустов вышла полосатая кошка с отвисшим животом: видно, брюхатая. Она уселась у ног ребенка, глядя на Гейрта немигающими зелеными глазами.
  
  - Что тебе, дитя? - спросил, наконец, Гейрт, убедившись, что ни ребенок, ни кошка не собираются удирать.
  
  Ребенок отпустил тис и шагнул вперед.
  
  - Ты сид, да? Ты живешь в холме?
  
  - Под холмом, - поправил Гейрт, улыбаясь. - В холме живут червяки и мыши.
  
  - Бетони сказала мне, что она видела, как вечером на холме один сид чешет волосы.
  
  - И что же? Ты пришел посмотреть на мои волосы?
  
  - Я пришел, чтобы ты забрал меня в холм, - ребенок подумал и уточнил: - Под холм. И Кейти тоже.
  
  - Это Кейти? - Гейрт кивнул на кошку.
  
  - Да. Но если по правде, то она Кейтлин.
  
  - А ты кто, если по правде?
  
  - Эоган.
  
  - Зачем тебе под холм, Эоган?
  
  Гейрт ожидал услышать что-нибудь вроде "чтобы у меня было много денег" или "чтобы я умел колдовать". Эоган насупился и сказал:
  
  - Чтобы отец не бил меня.
  
  Гейрт помолчал, разглядывая их обоих.
  
  - Твоя мать будет плакать о тебе.
  
  - Я вернусь к ней, когда вырасту.
  
  Гейрт сказал бы, что из-под холма не вернуться таким, как был, и даже если он и вспомнит о своей матери, он уже не будет ее сыном. Он уже не будет человеком, способным жить среди людей. Вместо этого он спросил:
  
  - Сколько тебе лет?
  
  - Шесть. Ты заберешь меня под холм? Бетони сказала, что все сиды забирают детей, если их встретить.
  
  Гейрт поднялся с земли. Трава, примятая его телом, распрямилась сразу же.
  
  - Пойдем. Возьми свою Кейти, она за нами не поспеет.
  
  Эоган наклонился и подхватил кошку на руки; она нервно мяукнула, но вырываться не стала. Гейрт видел, как беспокойно двигался ее хвост. Кажется, идея отправляться под холм ей не нравилась.
  
  - А под холмом есть кошки? - спросил Эоган, прижимая ее к себе.
  
  - Под холмом есть все, что тебе захочется. Дай руку.
  
  Эоган устроил Кейти ловчее и взялся за протянутую ладонь. Пальцы у него были сухие и горячие, цепкие, и Гейрт повел его сквозь расступающийся перед ними кустарник, в золотое сияние, которое лилось им навстречу из вечернего тумана у подножия холма.
  
  
  
  2.
  
  2017 год, Дублин
  
  
  
  
  Джейн из Лондона ждали, как наследную принцессу, - ее еще никто ни разу не видел с тех пор, как она приезжала на каникулы в одиннадцать лет. Все даже представить не могли, как она выросла. Все-таки, интернет - это совсем не то.
  
  ...в автобусе ее не оказалось. Оттуда вылезла группа старичков, бодро направившихся куда-то, громко переговариваясь, молодая пара с маленьким мальчиком, долговязая девица с крашеными в зеленый стрижеными волосами, рыжий мужчина, закинувший на плечо тощую спортивную сумку, и парень в цветной куртке.
  
  И никакой Джейн.
  
  Крашеная девица уселась на свой рюкзак и затыкала пальцем в экранчик телефона. Тетя Эмили тоже собиралась достать телефон и позвонить Джейн, спросить, как же так, но тот сам зазвенел у нее в руке.
  
  - Алло, Джейн!..
  
  - Тетя, - с упреком сказала девица голосом Джейн, - вы же обещали меня... ой!
  
  Она засмеялась, выключила телефон и, подхватив рюкзак, побежала к ним, громко стуча окованными металлом каблуками. Когда Джейн уезжала, она была пухлой белокурой малышкой в светло-желтом платьице, да и когда они говорили по скайпу еще на прошлой неделе, у нее были длинные русые волосы, и уж точно никакой яркой помады и военных ботинок. Тетя Эмили чуть дар речи не потеряла.
  
  Кристин, которая приехала вместе с ней, на кузину посмотрела с такой откровенной восхищенной завистью, что тетя Эмили поняла - и года не пройдет, как тоже начнет выпрашивать позволения выкрасить волосы. Джейн потрепала ее по макушке, обняла тетю, швырнула свой рюкзак на заднее сиденье машины - и плюхнулась туда же сама.
  
  Зеленые там волосы или не зеленые, но в остальном это была все та же их Джейн - жизнерадостная, любопытная и очень шустрая. Еще до вечера она слопала огромный кусок торта, который тетя сделала специально к ее приезду, вылезла на крышу через окно, обошла весь квартал, приняла душ, разобрала вещи, пошвыряла палку собаке и познакомилась с Дэвидом Хейвордом, по которому с ума сходили все девочки округи без исключения.
  
  Домой Джейн вернулась в темноте, поцеловала в щеку дядю, помогла тете накрыть на стол, а после, когда Кристин пробралась к ней в комнату, чтобы поболтать, показала ей татуировку на плече. Тетя Эмили бы не одобрила, но Кристин просто обомлела от вида трав, обвивающих руку кузины.
  
  - Я тоже себе такое сделаю! - пообещала она с восторгом.
  
  Джейн улыбнулась и сунула в рот пластинку жвачки.
  
  - Когда вырастешь - без проблем. Я тебя даже в салон свожу, если захочешь.
  
  - А что сказала твоя мама?
  
  - Моя мама сказала "Джейн, я знаю, что ты упрямая кобыла, поэтому сделай ее, по крайней мере, красивой и в приличном месте. И временную".
  
  Они рассмеялись вместе.
  
  - Так что она скоро сойдет... - Джейн потрогала татуировку ногтем. - Постоянную я сделаю, когда мне будет двадцать один, я уже решила.
  
  Джейн стащила через голову футболку, оставшись в одном спортивном бюстгальтере, и надела другую, домашнюю, длиной чуть ли не до колен.
  
  - Дэвид мне сегодня столько всего рассказал про Дублин!
  
  - Это какой Дэвид? - ревниво спросила Кристин, сидящая на краю ее кровати, болтая ногами.
  
  - Э... не помню, как его фамилия, - Джейн вынула из уха сережку. - А что?
  
  - Да ничего он не знает! Ни одной настоящей истории! Вот я знаю! - выпалила Кристин. - Хочешь, расскажу?
  
  - Хочу.
  
  Джейн бросила обе сережки на столик, сняла бюстгальтер, вытянув его через ворот футболки, и забралась под одеяло.
  
  - Ложись рядом, - она похлопала по подушке, - и рассказывай.
  
  Кристин мигом вытянулась рядом с ней и начала историю...
  
  
  
  3.
  
  ...о мести
  
  
  
  В первую ночь Самайна, когда за окном уже стало смеркаться, в дверь дома Арта Малли постучали. По-человечески, трижды. Он не отпер бы даже и после этого, но дура Кинна отодвинула засов прежде чем он успел ее остановить.
  
  Дверь распахнулась.
  
  Снаружи почти ничего нельзя было разглядеть из-за густого тумана, дом напротив и тот не видать.
  
  Тот, кто стоял на пороге, не был похож на духа. Ему было лет семнадцать самое большее, он зябко кутался в плащ, так что торчал только кончик острого носа, и застенчиво улыбнулся Кинне:
  
  - Хозяйка, пустите переночевать? Ночь такая, что на дороге нельзя остаться.
  
  Кинна обернулась на Арта, и тот спросил:
  
  - Деньги-то у тебя есть?
  
  - Конечно, - заторопился гость. - Я заплачу.
  
  Он полез в карман и, пока он копался там, капюшон съехал с его волос. С плеча упала тяжелая, отливающая серебром коса. Насквозь ее оплетал побег плюща, усыпанного мелкими белыми цветами, венок из него был у гостя на голове. Кинна ахнула, вскрикнула в глубине дома Бетони.
  
  - Закрой дверь, быстро! - рявкнул Арт. - А ты ступай прочь, отродье! Иди, откуда пришло!
  
  Сид взглянул на него поверх плеча Кинны. Лицо его перестало быть застенчивым и простодушным, оно даже юным быть перестало - потому что те, кто выходят из-под холмов, времени не знают. Это было лицо с монеты, вычеканенной на века, и в веках не меняющейся.
  
  Он отстранил Кинну со своего пути, как человек отгоняет в сторону кошку, и шагнул в дом. Над его головой порхнула в дом сорока, сбросила с притолоки рябиновую ветку; сид перешагнул ее, входя.
  
  С грохотом сорвалась с двери железная подкова, краснеющая и оплывающая. Пол под ней задымился, и почти сразу ее затянуло полосой тумана, льющегося из распахнутых дверей вслед за сидом. В воздухе пахло горячим металлом, горящим деревом, но больше всего - холодным свежим запахом травы и снега.
  
  Бетони шарахнулась с пути сида к дальней стене, и перед ним остался только Арт, схвативший со стола нож.
  
  - Ты не узнал меня, отец, - сказал сид. - Я Эоган.
  
  - Ты не мой сын, - огрызнулся Арт. - Эоган удрал из дома, туда ему и дорога!
  
  - Я не твой сын, правда. Ее.
  
  Он, не глядя, безошибочно указал на мать.
  
  - Ну так забирай ее и иди прочь! Иначе...
  
  - Что? - Эоган улыбнулся. - Ударишь меня снова? Как прежде?
  
  Арт удобней перехватил нож.
  
  - Сам не уберешься, я и теперь тебя прирежу, сколько бы ты с собой птиц не натащил.
  
  - Я думал, будет крыса, - невпопад ответил Эоган. - Они наглые, но трусливые, если пугнуть. Но, видно, волк. Псам...
  
  Арт ударил его ножом, но лезвие вспыхнуло у него в руке, и он закричал. Это был страшный громкий вопль, все не прекращающийся, не стихающий, переходящий в звериный вой, и в какое-то мгновение он грянулся на четвереньки, не прекращая выть. Его голос все меньше походил на человеческий, и настал момент, когда перед Эоганом оказался крупный волк.
  
  - Пошел вон, - бросил Эоган, и волк проскочил мимо его ноги и вынесся в туман мимо обомлевшей Кинны.
  
  Снаружи раздался восторженный собачий лай. Гон начался.
  
  - Бетони, - позвал Эоган.
  
  - А? - осторожно спросила она.
  
  - Ты рассказала мне о холме, на котором сид расчесывает волосы, когда мы были детьми, - Эоган улыбнулся. - Помнишь?
  
  Бетони молча кивнула.
  
  - Я пришел к сиду и попросил забрать меня под холм, - он хихикнул, будто вспомнив нечто забавное, - и он забрал, как ты и сказала. Спасибо тебе. Теперь слушай: я пришел, чтобы отдать долги. Один уже уплачен. Ты сделала меня тем, что я есть, и я сделаю для тебя то, что вы, люди, назвали бы добрым делом. В сумерках накануне дня своей свадьбы ты придешь на холм, о котором рассказала мне...
  
  Прямо под окном высоко пронзительно пропел охотничий рожок, и Эоган обернулся на дверь.
  
  - Меня ждут. Ты придешь на холм и позовешь меня по имени, слышишь? Бетони, ты сделаешь?
  
  Она кивнула еще раз, и Эоган сделал шаг к двери, глядя на нее.
  
  - Хорошо. И ты уберешь все здесь, рябину и все это железо, - торопливо добавил он. - Чтобы люди не знали, что...
  
  Рожок пропел снова, нетерпеливо, и Эоган бросился к двери. Возле Кинны он остановился, помедлил и поцеловал ее в лоб перед тем, как выйти.
  
  - Прощай, мама, - сказал он почти нежно и вышел.
  
  Никто не окликнул его, никто не попытался остановить. Туман хлынул за ним, как река, и он утонул в реке.
  
  ...- Стало легче? - спросил Гейрт.
  
  Эоган стоял рядом с ним, измазанный кровью кого-то из тех, кого они загнали этой ночью, на его руке сидел ястреб, волосы почти расплелись, и он выглядел дико. Не как сид - как человек.
  
  - Нет, - он погладил птицу по спине, и та любовно ухватила его за палец.
  
  Гейрт знал, что ему, должно быть, больно - птица была приучена к сидам, чьи тела повредить трудно, - как больно и от когтей, впивающихся в кожу сквозь тонкую ткань. Но по лицу Эогана продолжала бродить рассеянная улыбка.
  
  - Стало хуже, - добавил он. - Я думал, когда я его убью, что-то изменится. А теперь мне пусто. Я помню, ты говорил, что мне не стоит туда идти.
  
  - Ты еще слишком человек. Несколько веков, и...
  
  Они рассмеялись одновременно.
  
  - ...и сок трав войдет в мои жилы вместо человеческой крови, и лунный свет наполнит мои кости, и дела людей станут мне безразличны, и я стану сидом, который делает только то, что его забавляет, и не знает печали, - продекламировал Эоган, поднял на него глаза. - Я помню, Гейрт. Но мне еще нет нескольких веков.
  
  Гейрт положил ладонь ему на лопатки, подталкивая вперед, и Эоган бок о бок с ним двинулся через болото ко входу под холм, ступая по черной, затянутой ряской воде. От шагов Эогана вода колебалась, и ряска проминалась под каблуками его сапог.
  
  
  
  ...о свадьбе
  
  
  
  Перед своей свадьбой Бетони Малли плакала больше, чем плачет обычная девушка в такой день. Идти к сиду (называть его братом она не могла и не хотела) было страшно, нарушить обещание - еще страшнее. Ей и спросить совета-то было не у кого - мама умерла еще в прошлом году, к кому еще пойдешь с этаким.
  
  Бетони изсморкала весь огромный платок, вырезанный из куска старой простыни, подрубленного по краям, раскраснелась и начала икать под вечер дня накануне свадьбы. Когда начало смеркаться, она тоскливо окинула комнату взглядом, поплескала в лицо холодной водой, потуже переплела растрепавшуюся косу и вышла из дома.
  
  К холму она тащилась, озираясь на черные деревья вокруг, которые казались хищными зверями, наблюдающими за ней, а ведь Бетони никогда прежде не боялась темноты. Она медленно пересекла луг и поднялась на холм сквозь рощу. Поворачиваться спиной к деревьям наверху ей не хотелось, но поляну они окружали со всех сторон.
  
  Бетони стала на самом краю тропы, глубоко вздохнула и позвала:
  
  - Эоган!
  
  Она надеялась, что он не появится, и можно будет просто уйти домой. Она ведь сделала, как он хотел.
  
  В воздухе запахло цветами так, словно на дворе было начало лета. Цветами - и снегом, Бетони содрогнулась. Она помнила этот запах с того дня, как сид вошел в ее дом.
  
  Вокруг ее щиколотки, как змея, обвилась полоса тумана, и Бетони брезгливо дернула ногой, отпихивая ее в сторону.
  
  - Он не сделает тебе ничего дурного.
  
  Бетони не заметила, в какое именно мгновение появился сид. Он стоял у дерева рядом, глядя на нее, и теперь даже не пытался прикидываться человеком. Он был - не то лунный свет, не то статуя литого серебра. Выше самого высокого человека, которого она видела, с косой до самых колен. Прекрасный - и все же Бетони больше хотелось с криком кинуться вниз по склону, чем прикоснуться к нему.
  
  - Спасибо тебе, - сказал сид. - Ты сдержала слово. Я тоже сдержу. Вот, возьми.
  
  Он протянул ей туго набитый узел, но Бетони не спешила прикасаться к нему.
  
  - Что это?
  
  - Змеи и жабы, - сид улыбнулся.
  
  Наверное, она изменилась в лице, потому что он тут же добавил:
  
  - Я пошутил, Бетони. Это для твоей свадьбы, всякие девичьи штуки. У нашего отца ведь много что могло быть в сундуках, он не был бедным человеком. Ну, бери же.
  
  Сид в это мгновение почти походил на человека, и потому Бетони протянула руку и взяла узел, оттянувший ее своей тяжестью. Он был удивительно тяжелый даже для нее, привычной к работе, но, по крайней мере, и правда не шевелился.
  
  - Этот мужчина, за которого ты выходишь замуж... - сид запнулся. - Он хороший человек? Ты его любишь?
  
  - Да.
  
  - Хорошо. Я не хочу, чтобы с тобой было, как с нашей матерью. Как она живет теперь?
  
  - Она умерла в прошлом году.
  
  Сид кивнул. Кажется, этого ответа он и ждал.
  
  - Послушай, Бетони, если он будет жесток с тобой... твой муж... помни, что у тебя есть брат. И что я еще знаю, как быть человеком. Ты можешь прийти и позвать меня снова. Обещаешь? Если будет плохо?
  
  Бетони кивнула, хотя знала, что никогда к нему не придет, и он улыбнулся.
  
  - Вот и хорошо... вот и хорошо. Теперь иди домой. Хочешь, я тебя провожу? Немножко?
  
  - Нет! - испугалась Бетони, и тут же торопливо объяснила: - Вдруг кто увидит тебя?
  
  - Твоя правда. Ну, ступай тогда.
  
  Бетони прошла мимо него, глядя под ноги. Вниз по склону она почти бежала и, когда у самого подножья остановилась перевести дух и обернулась, то увидела, что сид по-прежнему стоит у начала тропы, глядя ей вслед.
  
  Он поднял руку, махнул ей, и Бетони неловко махнула в ответ, а потом поспешила дальше, через луг, к дому.
  
  Когда она вошла в двери, снаружи было уже совсем темно. Она положила узел на стол и разожгла свечу. С ней в руке Бетони приблизилась к узлу и осторожно развязала его.
  
  Золото хлынуло на стол сияющей рекой, она ахнула и почти сразу зажала сама себе рот, глядя на переливающиеся, жарко горящие даже в тусклом свете украшения. Здесь были гребни и браслеты, ожерелья, и полный свадебный убор - так едва ли оделась бы сама королева, не то что она, Бетони.
  
  Это было ее.
  
  "Всякие девичьи штуки", сказал сид, и Бетони засмеялась, стоя над столом, заваленным золотом. Девичьи штуки.
  
  С края стола свисал угол скатерти, в который сид завернул ее убор, и Бетони разгладила его ладонью, глядя на вышитые травы, которые, казалось, трепетали от ветра. Ей почудился тихий звук флейты - но только почудился, конечно.
  
  
  
  ...о болезни
  
  
  
  Старшая дочь Бетони, Ула, заболела за три дня до того, как ей должно было исполниться десять лет.
  
  - Мама, - сказала она, - очень болит голова, я даже ничего не вижу. Можно, я лягу?
  
  Ула, живая и веселая, никогда не желала оставаться в постели и минуты лишней, и Бетони встревожилась сразу же.
  
  У нее горели щеки, Ула всю ночь жаловалась, что у нее все болит, она и лежать-то не могла толком - сидела, прислонившись спиной к подушке, так, чтобы не касаться ее затылком.
  
  На следующий день стало только хуже, а к утру третьего дня было ясно - Ула умирает, и с этим никто и ничего сделать не может.
  
  Бетони выскользнула из дома перед рассветом, когда дети крепко спали, и даже сама Ула прикрыла глаза (Бетони боялась, что больше она их не откроет).
  
  - Куда ты? - окликнул ее муж, когда она уже прикрывала дверь.
  
  - На двор. Я сейчас приду.
  
  Бетони выскочила наружу прежде, чем он успел ее остановить. Она пробежала через луг, вымочив в росе подол юбки, и на одном дыхании взлетела на холм.
  
  - Эоган! - закричала она так, что у самой зазвенело в ушах. - Эоган! Эоган!
  
  - Я здесь, - выдохнул, казалось, весь холм разом.
  
  А потом она его увидела.
  
  Бетони и прежде не могла называть его братом, теперь же то, что стояло перед ней, не напоминало и человека. Кожа его сияла, сквозь нее проросли цветы - это было зрелище жуткое и притягательное разом. Волосы - бледная паутина - падали до самых пят, а лицо было подобно отражению в воде - колеблющееся, почти не имеющее черт, готовое измениться в любое мгновение.
  
  Бетони судорожно всхлипнула, глядя на него.
  
  - Не бойся, - сказало создание. - Я меняюсь. Скоро я снова буду почти как ты. Это кокон.
  
  Ее едва не стошнило от одного этого. У него и голос был высокий, стрекочущий. Как у кузнечика, подумала она. Но это все на самом деле не имело значения.
  
  - Моя дочь умирает, - сказала Бетони сухим, надтреснутым голосом - и из этой трещины хлынул поток бессвязных жалоб и рыданий.
  
  Бетони захлебывалась, задыхалась от слез, и ей казалось, что она не прекратит плакать никогда. Но слезы кончились, как кончается все, и она поняла, что стоит в кольце рук сида, припадая к его плечу, стиснув его до боли. Сид гладил ее по волосам, и Бетони коротко всхлипнула.
  
  - Она не умрет, - сказал сид. - Нет, нет, не умрет, ну, не плачь же, невозможно смотреть. Ты и так вот сколько наплакала.
  
  Он указал вниз, и Бетони глянула на траву. Вокруг их ног раскинулся круг из сияющих белых цветов-колокольчиков.
  
  - Это я?
  
  - Ты.
  
  Сид склонился и сорвал один из цветков.
  
  - Возьми и положи дочери под подушку. Она поправится к вечеру.
  
  Бетони забрала цветок, коснувшись его пальцев, и они были теплыми. Сияние уходило из них, стебли, проросшие его руки насквозь, ползли под кожу, и Бетони подняла голову, глядя ему в лицо.
  
  Почти человеческое.
  
  - Что? - сердито спросил Эоган. - Что смотришь? Я вспомнил тебя, вот и вышло скверно, видишь? Придется теперь снова ждать, покуда я перестану быть человеком.
  
  Бетони улыбнулась сквозь слезы.
  
  - Прости.
  
  - Пустое, - он дернул плечом. - Ради тебя, и твоей дочери, и дочери ее дочери, если понадобится, я вспомню снова. Буду вспоминать каждый раз. И не плачь больше, когда можешь прийти ко мне и сказать, что я тебе нужен. Вот выдумала. Да иди же домой, тебя ждут!
  
  Бетони поднялась на носки и поцеловала его в щеку перед тем, как опрометью кинуться вниз по тропе.
  
  Когда она вошла в дом, то на пороге столкнулась с мужем.
  
  - Я хотел искать тебя, - шепотом сказал он.
  
  - Я только дошла до луга и вернулась обратно.
  
  Бетони проскользнула мимо него, остановилась у постели Улы. На мгновение ее рука скользнула под подушку, словно поправляя. Ула глубоко вздохнула во сне, и Бетони так и осталась сидеть на полу, глядя на ее лицо.
  
  К полудню жар спал.
  
  
  
  ...и о том, что было после
  
  
  
  - Из тебя не выйдет настоящего сида.
  
  Гейрт соткался из бледного, уже тающего тумана, скрестил на груди руки.
  
  - Ни теперь, ни через двадцать лет, ни через два века. Ты слишком увлекаешься возней с людьми. Ты должен был спать, и эта плоть истлела бы и превратилась в прелые листья, чтобы листья вновь стали...
  
  Эоган, сидящий на стволе упавшего дерева, рассматривая свои ладони, поднял голову, молча ему улыбнулся.
  
  Гейрт вздохнул, шагнул к нему и уселся рядом.
  
  - Не имеет значения, - сказал он. - Так даже забавней. В каком еще холме есть человек, который сам к нам пришел?
  
  - В северном Кроннахе.
  
  Гейрт, не глядя, хлопнул его по затылку, как кошка хлопает лапой котенка. Эоган хихикнул и привалился к нему плечом.
  
  - Пойдем домой. Солнце взошло. Кейти хочет спать, я тоже, и только ты вздумал вдруг бродить днем, как человек. Может, ты хочешь вернуться к людям?
  
  Эоган фыркнул и поднялся первым.
  
  - Почему бы мне этого хотеть? Идем, Гейрт.
  
  ...Сиды любят молоко, это всякому известно. Бетони и прежде порой оставляла чашку за дверью перед сумерками Самайна, оставляли и другие женщины. В этом году она вышла из дома, когда уже стемнело, - нарочно спохватилась, забыла, мол.
  
  Когда она ступила за порог с чашкой молока в руках, небо уже сделалось темно-синим, как глазурь на мисках, которые продавали на прошлой ярмарке, и ветви деревьев раскололи его узором трещин.
  
  Вокруг было тихо, и Бетони остановилась на крыльце, глядя вокруг. Она стояла так довольно долго, ожидая сама не зная чего.
  
  - Бет! - крикнул из дома муж. Она отозвалась:
  
  - Уже иду!
  
  Бетони поставила чашку и сказала вполголоса, обращаясь ко всему миру вокруг:
  
  - Это не вам, это Эогану. Это моему брату! - она запнулась, но продолжила. - И если ты хочешь... и слышишь... ты можешь войти в мой дом во всякий день, не только нынче ночью! Я разрешаю.
  
  Где-то вдали пропел охотничий рог; его высокий чистый звук повис в воздухе, как оклик по имени. Бетани улыбнулась и вернулась в дом.
  
  Наутро она нашла чашку пустой, а на дне ее - золотое кольцо.
  
  
  
  ...и о том, как шло время
  
  
  
  В ночь Самайна бабушка всякий раз выставляла за дверь чашку молока, что-то приговаривала. Все уже привыкли, не мешали ей. Только Маргарет, бывало, посылали увести ее с улицы, если она слишком уж долго там торчала. Ночь-то, поди-ка, не та, чтобы оставаться под открытым небом. Бабушка всегда шла спокойно, не спорила.
  
  В этом году она слегла. Не поднималась уже несколько дней, не поднялась и вечером. Маргарет спросила, не хочет ли бабушка, чтобы на крыльцо вынесли молоко, но та только головой помотала.
  
  - Поздно уж, - невпопад сказала она. - Устала я.
  
  ...Дверь скрипнула глубокой ночью, когда все уснули. Маргарет открыла глаза, прислушиваясь, но никого не было. И ни звука.
  
  - Я стала совсем старая, - тихо вздохнула бабушка в темноте, и Маргарет поднялась на локте.
  
  - Ну что ты... - начала она, но бабушка не слушала.
  
  - А ты не меняешься, - сказала она.
  
  Наступила тишина. Бабушка словно ждала ответа, хотя рядом с ней никого не было. Она вдруг рассмеялась, покачала головой.
  
  - Да, и верно.
  
  - Бабушка? - позвала Маргарет.
  
  Наступила тишина. Бабушка молчала долго, и Маргарет подумала уже, что она говорит во сне.
  
  - Я умираю, - сказала вдруг бабушка. - Не ври, ты и раньше врать не умел, и теперь не научился, хоть и сид. Умираю. Ты можешь забрать меня?
  
  Она вздохнула снова.
  
  - Жаль.
  
  Маргарет торопливо нащупала платье, висящее в ногах, и отстегнула железную булавку. Она подняла ее к глазам и, стоило ей взглянуть сквозь нее, как дом озарился светом. Сияли одежды, сияли волосы, сияла кожа того, кто сидел на краю бабушкиной постели, и Маргарет чуть не вскрикнула. Сид обернулся к ней и без того, почуяв ее взгляд.
  
  - Это твоя внучка?
  
  - Да, - бабушка тоже посмотрела туда. Она была совсем спокойная, улыбалась.
  
  - Умница какая. Не бойся, - сказал он ласково. - Я сейчас уйду... и, должно быть, не приду больше. Дай, я тебя поцелую, Бет.
  
  Он наклонился и поцеловал бабушку в лоб перед тем, как подняться. Сид прошел мимо Маргарет и провел на ходу по ее волосам прохладной рукой, под которой она втянула голову в плечи. Булавку она не выпускала, пока не увидела, что сид вышел, по-настоящему вышел, не остался в доме.
  
  Под окном заржала лошадь, и Маргарет разжала стиснутые пальцы. Булавка упала на одеяло, потом на простыню, когда Маргарет выбралась из-под него и подошла к постели бабушки, шлепая босыми ногами по полу.
  
  Бабушка молча указала ей на край кровати, туда, где сидел сид. В воздухе пахло цветами, пахло сырой землей, пахло снегом. Простыня была совсем холодная, когда Маргарет туда уселась.
  
  Бабушка заговорила.
  
  ...Год спустя, когда стемнело, Маргарет вынесла полную чашку молока.
  
  - Это Эогану, - сказала она. - Брату нашей бабушки. Выпей, пожалуйста, если хочешь.
  
  Она хотела уже поставить ее и забежать обратно в дом, но остановилась, держась за ручку двери. Туман заливал улицу, поднимался все выше и выше, укрывал ее с головой, отгораживая от домов вокруг. Маргарет видела такой впервые, и ей показалось, что она одна в целом мире.
  
  Они выехали из тумана вдвоем, совершенно бесшумно - словно их лошади не стучали копытами. Одного Маргарет знала, и он удивился, увидев ее.
  
  - Что случилось? - спросил он.
  
  - Я принесла тебе молока. Вот, - Маргарет подняла чашку выше.
  
  - Но чего ты хочешь попросить?
  
  - Ничего. Бабушка умерла, и я подумала... что ты, наверное, хочешь, чтобы кто-то приносил тебе молоко?
  
  - Это становится невыносимо, Эоган, - со смехом сказал второй. - Отпустят ли тебя твои люди когда-нибудь?
  
  - Нет, - ответила за него Маргарет.
  
  Тот, незнакомый, рассмеялся снова, но Эоган протянул руку и взял у нее чашку.
  
  Так случилось и на следующий год, и год спустя, и еще через год. Так случалось, когда на крыльцо выходил сын Маргарет, и его сын, и дочь его сына. Над ними прошла черная смерть, над ними прошел голод и война - и ничто не задело их.
  
  
  
  4.
  
  - Круто, - сказала Джейн. - А тетя Эмили тоже выносит сидам молоко?
  
  - Нее, - Кристин перекатилась на спину и сунула палец в рот, отгрызая заусенец. - Мама говорит, это перевод продукта на сказки. Если бог создавал сидов, то про них должно быть в Библии, а там нет.
  
  - О как. Не грызи ногти, - Джейн шлепнула ее по руке. - А то будет некрасиво.
  
  Кристин послушно вынула палец изо рта. Несколько мгновений они лежали молча.
  
  - Зараза, почему сейчас не Самайн? - буркнула Джейн.
  
  Они полежали молча еще немного.
  
  - Короче, - Джейн резко села. - Пошли.
  
  - Куда?
  
  - Возьмем молоко и проверим. Вампиры ж приходят, если их позвать. Может, и у сидов ваших та же система.
  
  Кристин мигом вскочила с кровати.
  
  - А если он правда придет?!
  
  - То у меня будет лучший в классе доклад по истории Ирландии, - усмехнулась Джейн, натягивая шорты.
  
  Они тихонько спустились в кухню, и Джейн распахнула дверцу холодильника и вынула бутылку молока.
  
  - У нас нет большой чаши, - сказала Кристин у нее за спиной. - Можно, мы возьмем мою кружку?
  
  Джейн обернулась и глянула на кружку с рыжим котом на боку.
  
  - Давай возьмем, - она пожала плечами. - Думаю, сиду без разницы. Пошли.
  
  Они вышли на улицу через заднюю дверь, и Джейн зябко поежилась. Ночь выдалась прохладная, ветви деревьев колебал ветер, и листья шелестели, как сотня переговаривающихся шепотом голосов.
  
  - Держи кружку, - велела Джейн и открутила крышку бутылки. Чтобы разглядеть, сколько молока наливается, ей пришлось наклониться совсем низко, почти носом уткнуться в кружку.
  
  - Можно проверять пальцем, - предложила Кристин.
  
  - Ну щас! Если бы в мое молоко кто-то совал пальцы, я б его пить не стала. А сид тебе что, дурак, что ли?
  
  В конце концов, кружка наполнилась.
  
  - В какой тут стороне этот ваш холм нужный?
  
  - Там.
  
  - Отлично.
  
  Джейн взяла кружку, развернувшись лицом в ту сторону.
  
  - Значит, так. Эоган, - она подумала и уточнила: - Который сид вот с того холма, а не какой-нибудь другой Эоган. И который наш прапрапра... много раз, короче, прадедушка. Мы тут принесли тебе молоко, не в Самайн, правда, но ты уж извини, я же тут на каникулах, кто меня сюда осенью отпустит. Так что, если ты вдруг хочешь, ты приходи. Мы рады будем. Да, Крис?
  
  - Да.
  
  - Теперь ждем.
  
  Они замолчали и молчали долго. В соседнем доме гавкнула собака, на улице проехал автомобиль, и ничего не менялось. Было ночное небо, был ветер, было молоко в кружке, за которым никто не пришел.
  
  - Ладно, - с досадой сказала Джейн. - Пошли в...
   Вдали вспыхнул золотой свет.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"