Вечер добрый, ребятушки! Рад, что вы опять меня навестили. Не забыли, значит, деда. Вспомнили. А то в прошлый раз такого стрекоча, отселяя, дали, что аж половицу в сенях проломили, неслись, как сущие кони...Чего хихикаете, сущих коней, что ли, никогда не видели, хе-хе. А чего ж вы так поспешно ретировались в прошлый раз? Неужто жены моей, покойницы, испужались? Ну, это вы зря, она ведь покойница безобидная, так только глазами в темноте посветит, костлявыми пальцами за нос потеребит - и пойдет себе восвояси. Правда, после вашего последнего визита глаза у ней совсем светиться перестали. И отчего с ней такая оказия приключилась, ума не приложу. Может фельдшеру мне ее показать, как вы мыслите? Пусть ей капли какие для глаз пропишет, авось они у ней опять разгорятся. Чего ты говоришь? Бензинчиком ей в глаза покапать. А что, дельная мыслишка, я как-то даже и не сообразил, надо будет попробовать, только бы избу не спалить.
Ну чего столпились в проходе, заходите, коль пришли. Надеюсь, не с пустыми руками пожаловали к деду Кондрату? Вижу, что не с пустыми, захватили, значит, бутылечек; знаете с какой стороны подъехать к старику болтливому, чтобы развязать ему язык. Ну, давай, вынимай свой бутыль из фуфайки и ставь вон туды, под лавку. Что, там под лавкой места нет? Что ж там может быть? А ну-ка глянь, а то отсель не вижу. Что, и тебе темно. Ну, так рукой пошуруй, ощупью проверь, может, я там мешок картошки оставил, да забыл по пьяной лавочке. Что ж ты так подпрыгнул, милок? Ну и что, что там череп лежит. Эка невидаль, нашел чего бояться. Да он уже три года там лежит и никого не пугает, а ты вона как струхнул, чуть бутыль не разбил. Ну, давай, выкатывай череп из под лавки, а то небось там запылился весь. Хоть пыль с него смету, раз нашелся. А я все думаю куда ж он подевался... Да чё ты ногой-то его выкатываешь! Совсем уже ничего святого нет, хоть бы ботинок еще чистый был. Рукой его выкатывай. Да не бойся ты, не укусит. Ну, вот, и делов-то. Давай его сюда. Фу, какой пыльный и в паутине весь, подай-ка веник, смахну с него паутину. Каков черепушка, а! Думал лаком его покрыть для блеску, да все как-то руки не доходят. Как ты говоришь "Бедный Йорик"? Нет, это не Бедный Йорик, это Жлобный Гарик! В прошлом знакомец мой. Мы здесь, одно время, на кладбище могилы разрывали, промышляли, значит, таким нехитрым образом. И вот один раз, значит, не поделили мы золотые часы покойника. Очень они Гарику приглянулись и никак он ими делиться не хотел. Чуть было дело до драки не дошло. Но смотрю, у него в руках лом, а у меня лопата. Думаю: "Э-э-э не-э-э, у него аргумент повесомей будет". Плюнул я тогда, махнул рукой и уступил ему часы, все равно, думаю, боком тебе твоя жадность вылезет. И не ошибся. Не прошло и недели, как отсохла у Жлобного Гарика рука, на которой он носил эти злосчастные часы. И нет, чтобы ему одуматься и скорее выкинуть эту проклятую штуковину, в которую, явно, какой-то нечистый вселился, так нет, не смог он перебороть своей жадности, нацепил он эти часы на вторую, здоровую руку. И в недолгом времени лишился и ее. Сами понимаете, с двумя отсохшими руками не то, что стакан сивухи, ложку ко рту не поднесешь. Вот так от голода и помер, а часов так и не снял, с ними и закопали. А несколько лет назад дождь размыл его могилу и ручей вынес вот эту его черепушку прямо к моему дому. Ну, я и подобрал ее, пусть, думаю, кот Васька с ним играет...
А чего это вы там в руках вертите? Что это за штуковина у вас такая? Никак видеокамеру с собой прихватили. Что, решили снять кино про деда Кондрата? Ну, что ж, валяйте, снимайте, дайте только усы приглажу. Мне сниматься в фильмах не впервой. Приезжал тут как-то раз к нам в деревню известный режиссер. Он тут фильм про войну снимал и дали мне, значит, роль немца. Я просился в партизаны, но мне сказали, что возьмут меня в партизаны, если только каску немецкую с головы сниму. А на тот момент она у меня никак не снималась. Это все из-за того проклятого снаряда, что мы с соседом решили распилить. Я этот снаряд на военном полигоне за бутыль сивухи выменял. Хотели мы тротил оттудова выколупнуть, чтобы рыбу в озере глушить. Ну, вот, сели мы с соседом пилить снаряд, а самим-то боязно, а ну как думаем, рванет ненароком, мозги потом не соберешь. Вот мы и решили предохраниться... Да чего вы ржете, я не в том смысле, голову свою предохранить от взрывной волны. Потому что пилить снаряд с башкой незащищенной опасно для здоровья, Минздрав прямо так и предупреждает. Ну, вот, надели мы на голову каждый, что под-руку ему попалось, я немецкую каску напялил, а сосед ведро. И хорошо, что надели, потому что рванул наш ядреный снаряд, да так, что чудом живы остались. После взрыва мою каску так покорежило, что снять ее с головы не было никакой возможности. Даже фельдшер руками развел, мол, медицина тут бессильна. Мужики хотели было бензопилой ее взломать, но я не дался, вдруг, думаю, уши ненароком отрежут. И маслом мне голову поливали, а потом тянули с двух сторон, все думали, голова из каски выскользнет. И стучали по ней всякими тяжелыми предметами - все впустую. Вот так три года в каске этой немецкой и проходил. И спал в ней, и в баню ходил, пока слесарь заезжий по ней умело зубилом не постучал и не снял у меня ее с головы с добрым клоком волос. Так каска - это еще ничего, у соседа ведро на голове покорежило, ну, голова в ведре и застряла. Даже слесарь заезжий ничего поделать не смог, потому что наел сосед за эти три года ряху, будь здоров, что даже ведро распирать во все стороны стало. Ему там дырку в ведре просверлили, чтобы он есть мог, да только не с первого раза сверлом в рот попали, сперва в щеку засверлились. До сих пор так и ходит, бедолашный, с ведром на голове, зато на пасеке пчелы в голову не кусают, разве что в щеку, как раз там, где дырка. Правда, с ведром на голове, его коровы бояться стали. Хочется ему, скажем, молочка парного попить, а они от него шарахаются, пужаются, и не дают за титьки ухватиться, легают. Копытом по ведру брякнет, а ему хоть бы что, встанет - и опять к вымени... Наверное, так всю жизнь с ведром на голове и проходит, так и хоронить будем. Вот только гробовщику незадача, ему гроб нестандартный мастить придется. А он у нас мужик ленивый, лишний раз и пальцем не пошевелит. Не хочет он, стервец, специально под голову соседа гроб стругать. У него, говорит, один дизайн на всех. Во как! А что если, говорит, голову совсем с ведром открутить (у мертвого конечно) и похоронить ее рядом, отдельно, вот так в ведре как она есть. Но сосед на эту паскудную идею гробовщика ни в какую не соглашается, делай, говорит, сукин сын, гроб, чтобы голова с ведром в него поместилась - и баста.
А меня, как я вам уже говорил, благодаря немецкой каске, в фильме про войну сниматься взяли на роль фрица и слова немецкие мне дали, чтобы я их говорил. Это, значит, когда я по деревне со шмайсером и в каске шел, то должен был кричать селянкам: "Матка! Давай млеко, яйка, сала! Шнель!!!". Правда в ответ из окна вместо яйка летела в меня граната, бутафорская, разумеется, но все равно, мало приятная деталь, скажу я вам, потому что эта граната мне по голове всегда попадала, и если бы не моя каска - угрохали бы эти киношники деда Кондрата почем зря. Я даже стишки по этому случаю придумал:
"За глоточек млека,
убили человека!"
или еще:
"Будет тебе яйка,
в голове гайка!".
А наши бабы в селе частушки про меня сочинили:
"Как да в деда, да в Кондрата,
Из окна летит граната!
Вот такая у Кондрата
За кино теперь зарплата!"
Вот такой я был на селе киногерой. Сосед тоже просился, чтобы его в этот фильм взяли посниматься. Но режиссер никак не мог придумать, куда же его пристроить с ведром на голове. Ни немцы не хотели его к себе брать, ни партизаны. Жаль, что Махно в фильме не было, тот бы взял к себе и с ведром на голове, и с тазиком, хе-хе. Тогда режиссер пообещал взять соседа следующий раз, когда будет снимать фильм про немецких рыцарей, зимой на льду озера. Теперь сосед учится кататься на коньках...
А чего это вы заерзали? Чего испужались? Сам слышу, что в лесу поет кто-то, не глухой. Эка невидаль. В полнолуние всегда кто-то в лесу поет или воет, это кому как чудится. Но сейчас точно поют, да еще хором! Конечно, я знаю кто это поет. Это утопленицы хоровод у озера водят, вот и поют, чтобы веселей было. А я почем знаю, почему у них голос такой сиплый, по мне так для утоплениц нормальный голос, посмотрел бы я на тебя, как бы ты запел наглотавшись воды по самое горло. А они еще молодцы, поют довольно сносно, почти без бульканья. И хороводы исправно водят. Ты спрашиваешь, как водят, натурально, кругами. А-а-а, вон ты в каком смысле, ну разумеется без одежды водят, а вы как думали. Зачем же утопленницам одежда, они и голые не мерзнут, хотя и посиневшие все. Вам интересно, откуда я это все знаю? Да уж кому, как не мне об этом знать. Я почти каждое полнолуние хожу к озеру на них глазеть. А чего вы смеетесь, они девицы хоть и синие, но все при них есть. Тем более, что меня они не стесняются, привыкли уже. Бывает даже ждут, когда я приду, и как увидят, что кусты у пруда зашевелились, уже знают, что это дед Кондрат подползает. Тогда они, шельмы, начинают дразнить меня всякими соблазнительными телодвижениями. Как какими, разными. Ну как я вам тут покажу, какими. Посмеяться хотите над дедом. Ну, ладно, покажу, раз просите. Можете на камеру свою заснять, если пленки не жалко. Поворачиваются они ко мне спиной, вот так как я к вам, нагибаются и начинают задницей вертеть, туда-сюда, туда-сюда. Чего ржете, сукины дети, сами же просили показать. Вот как смог, так и показал, уж не взыщите. Что, и вам захотелось посмотреть на них? Хотите на свою камеру ихние ночные оргии заснять? Что заухмылялись, думаете, не знаю на что вы деда подбиваете, порнушку хотите снять. Что глаза-то отводите, раскусил я вас. Деда Кондрата не проведешь. У меня на такие дела теперь нюх. Спрашиваете, откуда он взялся, да вот оттуда и взялся...
Приезжали тут ко мне одни проходимцы порнушку снимать на фоне могилок. Пейзаж им, значит, кладбищенский, пришелся по вкусу. Главный ихний мне и говорит, а есть ли у тебя, дед, коза какая-нибудь, или козел, на худой конец? Говорит, а сам так подозрительно ухмыляется. Не понял я тогда, к чему он клонит. Я отвечаю ему: " Как же не быть, конечно есть коза, Марсельезой звать". А сам думаю, видать мужикам молочка козьего парного испить захотелось. Ну и без задней мысли веду им козу свою Марсельезу. А они потрепали ее за бороду, за хвост, осмотрели со всех сторон, берут ее и суют мне в руку червонец и говорят мне, что коза им подходит и хотят они мол мою козу в своем фильме снять. Ну я, конечно, возражать против такой пропозиции не стал, думаю, пусть снимают мою козу, может прославится. Только попросил, чтобы ее имя обязательно в титрах прописали. Главный пообещал и по плечу еще меня так похлопал, мол, дед, не беспокойся, пропишем твою козу как надо, с именем-отчеством. Только, говорю, охрипшая она у меня, блеет плохо, если хотите, я вам за пять рублев буду за нее блеять, как надо, без хрипоты. Главный и говорит: "Ну, что ж, дед, блей за козу, только, говорит, нужно возбужденно блеять, со стонами и охами, если сумеешь - еще трояк сверху накину". Я сперва невразумел, о чем он толкует, но, думаю, жаль трояк-то упускать, какие-никакие, а все же деньги. Махнул ему головой, мол, получите вы возбужденное блеянье, со стонами. А сам про себя думаю, что же это за блеянье такое странное, может они хотят изобразить мою козу больной? А она, бедолашная, и не подозревала, какая беда на нее надвигалась, какой позор и стыд претерпеть ей придется. В общем, взяли у меня эти порнушники козу и поставили перед камерой. Три здоровенных жлоба подходят к бедолашной скотине, которая спокойно жует себе траву, блеет с хрипотцой и ничего плохого не ожидает. А ее эти жлобы хватают за рога, за титьки и грязно хотят над ней надругаться, а главный снимает весь этот Садом и Гоморру на камеру и еще мне кричит: " Давай, дед, блей да со стоном!" А я просто обомлел от увиденого и глазам своим поверить не могу. А коза моя поняла, что ее собираются лишить невинности и осрамить на всю округу и стала что есть силы вырываться из ихних поганых ручищ. Ну, тут и я в себя пришел, что же вы, ироды, ору, вытворяете, она же еще не тронута ни одним похотливым козлом, а вы хотите ее чести лишить! Не выдержал такого гнусного поругания, схватил оглоблю, да как звездану ей по башке того жлоба, что пытался к моей козе сзади пристроится. Он от удара язык свой поганый и прикусил, которым пытался козе в ухо залезть. А главный орет: "Давайте, мужики, и деда вместе с козой загните, будет знатная групповушка!" Один из жлобов хватает меня за штанину, и как раз ухватил за головку чеснока, что всегда я ношу с собой в кармане. Вижу глаза у него становятся круглыми ну как у моей козы и читаю в них уважение...
В общем, не дался я им и козу свою Марсельезу не дал им на поругание. Зато оглобля моя побывала во многих ихних грязных местах, так что отменная получилась порнушка, скажу я вам. Режиссеру, как я потом слышал, приз даже дали за этот паскудный фильм, фиолетового коня! Что это за номинация такая, ума не приложу. После чего у них конь стал фиолетовым - и не спрашивайте, видимо от стыда.
Вот в такой мне пришлось побывать передряге. А вы думали, дед Кондрат отсталый, думали, он ничего в этом не кумекает. Ошибаетесь. Много я перевидал на своем веку. Всего и не упомнишь.
Ладно, уважу я вас, покажу я вам, где голые утопленицы танцуют, снимайте их сколько влезет на свою камеру, только близко к ним не приближайтесь. А то закрутят вас в своем чертовом хороводе и утащат в самую трясину. Меня чуть так было один раз не погубили, окаянные. Поддался на их зов, соблазнился пышными формами, протянул руку и неосторожно притронулся к груди утопленицы, да так, что рука сразу намертво к груди и прилипла. Хочу руку освободить, а не могу, не отлипает, будто вмерзла намертво. Холодный пот окатил меня с ног до головы, а утопленица все тянет меня и тянет за собой в болото, как привязаного. Ну, думаю, вот она погибель моя, пропаду сейчас ни за что. И не обидно было бы умирать, если бы успел какие-нибудь развратные действия над ней совершить, а то даже грудь ее толком, и ту не ощупал. Тогда собрался я с последними силами и дернул прилипшую руку, что было мочи. Грудь у утопленницы и оторвалась. А она как зовопит истошно, то ли от боли, толи от досады - не знаю, но я не оглядываясь, опрометью кинулся прочь. Так и пришел домой с прилипшей к руке грудью. Тогда еще была жива моя покойная супруга, и поэтому пришлось мне руку с прилипшей грудью от нее в кармане прятать. Сами понимаете, улика против меня была серьезная. Это вам не с губной помадой на фуфайке домой придти. Тут не сбрешешь, что об крашеный забор вымазался. Сразу догадается, что по бабам бегал. А какие то бабы, утопленые или не утопленые она разбираться не станет. Для нее главное сам факт измены. Вот я этот факт сперва умело от нее в кармане и прятал, но за столом забылся, потянулся за ложкой и тут она увидела оторванную грудь в моей руке... Я, конечно, попробовал было выкрутиться, мол это гриб такой мне попался сегодня в лесу, подберезовик, с соском на шляпке, но не купилась она на эту утку. Сразу поняла, что я по бабам бегал. Ох и устроила же она мне тогда головомойку. Всю спину мою скалкой отделала. Спина была синей чем у утопленицы. А грудь потом с трудом от руки отодрал. И жалко было расставаться, привык я к ней, но под натиском супруги пришлось все же отшкребсти ее от ладони.
Вам, наверное, интересно увидим ли мы сегодня ту самую утопленицу без груди? Все может быть. Только чего нам на нее безгрудую глазеть, когда там и других двугрудых будет предостаточно. Вот на тех и поглазеем, хе-хе.