Ведовские Истории. Я предсказала твою смерть

Я предсказала твою смерть

А если бы взять, да время обуздать,

И направить вспять, с целью что-то поменять,

Всё случится также - в миг до точки схода

Мы растаем оба, ни найти, ни потерять.

Каждый сдал экзамен гордости на пять,

Нам есть кого обнять, и нечего сказать.

Только каждой ночью, как бы между прочим,

Я стараюсь очень не забыть твои глаза.

Ясвена, "Точка"

Часть первая

Новое прошлое

Глава 1

Соседка снова резала цыплят.

Я проснулась от одной мне слышного кудахтанья да птичьих воплей и безуспешно попыталась спрятать голову под подушку. Звук, понятное дело, тише не стал, так что пришлось вставать. Часы показывали без пятнадцати шесть утра, и упущенных минут сна было жаль почти до слез.

Под босыми ногами что-то хрустнуло и неприятно кольнуло пятку. Я поморщилась: руки до уборки не доходили уже вторую неделю, и такими темпами мое жилище скоро превратится в форменный свинарник. Клятвенно пообещав себе вечером взяться за швабру и привести все в порядок, пошлепала на кухню. Примирить меня с утром могла только чашка крепкого, черного, как смола, кофе. Сварив себе бодрящего яда, вышла на маленький балкон, отыскала в россыпи зажигалок рабочую и закурила. Еще одна пакостная привычка, подхваченная за пять лет жизни в Ольшанке. Не первая и не самая худшая, стоит признать.

- Привет, - хрипловато поздоровались слева. Скосила глаза и кивнула, обозначая любезность. Лишанна тоже вышла за порцией утреннего дыма. - Мать тебя опять разбудила, да? Ты извини ее, она в последнее время совсем не в себе.

- Бывает, - я безразлично дернула плечом. Сочувствовать чужому горю с утра пораньше у меня не получалось и в лучшие годы. Хотя умом, конечно, я могу понять пожилую кикимору Шунью, вынужденную перебиваться слабыми отголосками птичьей смерти вместо привычного ей "рациона". И дочку ее, Лишанну, работающую в хосписе санитаркой, я тоже понимаю. Кикиморы зависимы от чужой боли, она нужна им, как вампиру - кровь, дриаде - деревья, а дракону - золото. У каждой избушки свои погремушки, и я готова это признавать. Но не тогда, когда это мешает мне спать.

На работу я собиралась все еще в полусне. Цикл помыться-позавтракать-собраться у меня отработан до автоматизма. Мысленная проверка списка "что брать с собой" - тоже. Каждое утро я проставляю в нем воображаемые галочки. Документы, кошелек, сигареты, зажигалка, черные очки, плеер и запасные батарейки. Вот и все, что мне действительно нужно для жизни.

Я вышла из подъезда, привычно отгораживаясь от мира тонким стеклом очков и тяжелой, вибрацией отдающейся во всем теле, музыкой. Безразличие - вот что подарила мне Ольшанка прежде всех иных пагубных привычек. Если этот райончик когда-нибудь сожгут дотла перепившие по случаю празднования Дня Середины лета шайтаны, я даже не всплакну. Если меня однажды зарежут в одной из темных подворотен, район тоже расстраиваться не будет. Наше безразличие взаимно.

Маршрутка ушла из-под носа, и пришлось садиться в трамвай, полупустой в этот ранний час. Махнув сонной гарпии-кондукторше льготным, я привычно уставилась в окно, провожая взглядом проплывающую мимо Ольшанку. К ветхим зданиям позапрошлого века здесь стыдливо жались более новые - странные, ни на какую иную архитектуру не похожие. Они будто изломаны болезнью, что иногда поражает дома и памятники работы скульпторов-авангардистов: резкие, нарочито выпяченные линии их казались выступающими ребрами умирающего от голода старика. Да и жизни в них, прямо скажем, немного. Узкие окна-бойницы заросли грязью, стены треснули, как скорлупка ореха, и их наскоро подперли деревянными сваями. "На первое время" - лет двадцать назад. Серый бетон давно сбросил хрупкую оболочку облицовки, а чудом уцелевшие ее кусочки иногда валятся на головы зазевавшимся прохожим. Но таких в Ольшанке мало, чужие сюда старались не забредать, а местные давно привыкли и всегда начеку. На всякий случай.

Около века назад, когда Приморский еще не успел разрастись до нынешних размеров, Ольшанка была выселками, гетто для бывших заключенных, отмотавших свой срок, но до уровня полноценных граждан так и не реабилитированных. Сейчас это спальный район - по крайней мере, на бумаге. А на деле контингент изменился не слишком. Шутка ли, добрая треть населения те времена прекрасно помнит. Я каждое утро надеюсь, что не вернусь сюда никогда. И каждый вечер еду обратно, с тоской понимая, что на жилье в другом районе моей смешной зарплаты и скудной государственной пенсии не хватит.

Дребезжащий трамвайчик, хрипя и кряхтя от усилий, пронесся до Шестой Линии и дальше покатил неспешно. Наверное, ему казалось, что за старым КПП картина изменится, но это лишь иллюзия, зыбкая и унылая, как серый речной туман. Там, за демонтированным шлагбаумом, ждала бесконечная узкая улица, ведущая к кладбищу, а затем вдоль старого парка с огромными дубами и темными, почти черными елями. Новые офисные здания, отгроханные ради отмывания денег, здесь неуместны. Это почти в центре города вздымались к небу огромные колоссы, сверкающие в лучах утреннего, но уже такого жаркого солнца.

На очередной остановке у меня появились попутчицы. До этого на галерке я ехала в гордом одиночестве, теперь же на меня с любопытством таращилась девчонка лет шести. Ее мать, совсем еще молодая, но издерганная дриада, лишь скользнула по мне взглядом и отвернулась. Умная. А может, и наученная горьким опытом, кто знает. Не хочу выяснять. А вот бесхитростное дитё уже тянуло мать за куцый рукавчик летней блузки. О чем она спрашивала, я не слышала - ревущий в наушниках трек как раз дошел до самого жесткого риффа. Но догадаться было несложно. Они всегда спрашивали об одном: почему на мне такие странные очки? В любую погоду, при любом освещении, на улице и в магазине, в темном полупустом пабе и в переполненном метро - везде мое племя прятало глаза. Я поморщилась и отвернулась. Девочка и ее мать не вызывали во мне ничего, кроме глухого недовольства из-за недосыпа.

Плеер каркнул напоследок простуженным голосом вокалиста и выключился - села батарейка. Пока я искала новую, волей-неволей пришлось послушать и стук колес, и шум машин, и скрип старенького трамвая. А уж как он хлопал дверьми на остановках! Будто кто-то ронял лист жести - резкий грохот мог бы напугать даже самого флегматичного полтергейста, но пассажиры уже не обращали на него внимания. Я же вздрогнула от хлопка, батарейка вывернулась из пальцев и упала на пол. Пока я, тихо поминая всех демонов бездны, искала закатившийся под сидение цилиндрик, дриада с дочкой успели выйти, и напротив сел другой пассажир. Взглянула на него мельком, всего на долю секунды - поверх очков. И тут же уткнулась взглядом в пол. Непослушными пальцами запихнула в гнездо наконец отловленную батарейку и закрыла глаза. Но все равно продолжала видеть.

Молодой мужчина напротив был чудо, как хорош. Фигура спортивная, но не перекачанная как у глупых человеческих мальчишек, тягающих железо в зале, а скорее как бывает она у чистопородных оборотней или у бойцов темного спецназа. Фигура воина, привыкшего быть всегда в движении. Плечи у таких широкие (ах, мама моя, какие плечи! За такими можно спрятаться и, кажется, даже битву богов переждать), и руки сильные, и взгляд уверенный, и... "Размечталась, - зло одернула я себя. Расклеилась без мужика, дубина стоеросовая". Конкретно этот мужик мне не светил. По правде, он уже никому не светил.

Мне не дано узнать, почему это произойдет. Что он сказал или сделал не так и не тогда, кому перебежал дорожку, и каковы были альтернативы. Я видела другое: четыре пули в грудь. Сегодня вечером. Приговор, не подлежащий обжалованию.

Я закусила губу, кажется, даже до крови, и заставила себя посмотреть на него просто так. Сквозь заклятый хрусталь очков стало заметно, что мужчина очень устал. Если точнее, то посерел и осунулся. Сколько суток кряду он не спит? Ведь и не спросишь же. И одежда на нем мятая и словно бы даже не по погоде - летом выйти в черной футболке и черных же штанах на манер армейских я бы не рискнула. А уж в ботинках и подавно, будь они хоть сто раз спецобувью с хитрыми мембранами. Разве что если ночью и где-то поближе к морю. Отправился как-то прогуляться по холодку и с тех пор блуждает?

На своей остановке я вывалилась из трамвая, только сейчас осознав, насколько в нем было душно, и на негнущихся ногах поползла в сторону работы. Солнце припекало, спина моментально вспотела, но под ребрами будто ворочался липкий ледяной ком, никак не желающий исчезать. Что мне за дело до случайного встречного, ни разу даже не взглянувшего на меня? И почему мне так плохо и тоскливо, хоть садись на тротуар и плачь? Я ведь и сделать ничего не могу: ни помочь, ни отвести беду, ни даже в полицию позвонить - имени его не знаю. Да и не стала бы спрашивать. Что бы ему сказала стоящего? Только испортила бы отведенное время жестоким предвидением. Наплевать бы и забыть, но почему-то не получалось.

В библиотеке было сумрачно и прохладно, после раскаленной улицы так даже зябко. Походя кивнула охраннику и шмыгнула к себе. До начала рабочего дня оставалось минут двадцать, и почти никого на работе еще не было, разве что начальницы отделов лениво точили лясы в крошечном закутке-курилке под лестницей. Лукиничне, моей непосредственной руководительнице, одного взгляда на меня хватило, чтобы перемениться в лице. Даром что человек без единой примеси волшебной крови, а окружающих видит насквозь. Даже не спросила ничего, отправила в отдел комплектования, за что я была искренне ей благодарна. Комплектование - это такая штука... медитативная, очень помогает отрешиться и не думать ни о чем. Монотонно перекладывать книжки, проставлять штампы да клеить конвертики для карточек с отметками - вот и все. Поначалу казалось, что это каторга, я почти физически ощущала, как привыкший оперировать тоннами информации мозг от такой работы костенеет. Но потом вроде привыкла, или, что вероятнее, таки отупела в достаточной степени, чтобы не страдать по этому поводу.

С работы уходила одной из последних, когда в глазах уже рябило от разноцветных корешков и однотипных конвертиков. Грохочущая в наушниках музыка отзывалась короткими уколами головной боли, но я была спокойна: удалось избавиться от пронзительного ощущения неизбежности чужой смерти. Мудра Лукинична, ох и мудра... Впрочем, чего еще ожидать от вышедшей на пенсию, но не утратившей ни остроты разума, ни бульдожьей хватки старой безопасницы? Библиотека-то у нас не простая, при каком-нибудь университете, а вполне себе при имперском Министерстве Внутренних Дел. Туда в штат абы кого с улицы не берут, даже чтобы просто стопки периодики в архиве перекладывать, не то что отделом командовать. То есть, простите, руководить.

Вывалившись на нужной остановке из пропахшей потом и бензином маршрутки, я забежала в магазин у дома за молоком и сигаретами. Многие считают такое сочетание вкусов неприятным, а мне, наоборот, всегда нравилось запивать горьковатый дым. Молока я могла напиться до икоты, до полного осоловения, и мне никогда не становилось от него плохо. Вот разве что разбавлять им кофе не любила, предпочитая эти напитки по отдельности.

Приняв душ, влезла в старенький, некогда любимый домашний сарафан, не без гордости отмечая, что он все еще мне впору. Просто вдруг захотелось чего-то уютного и родного, а под рукой оказалось только это. Ткань едва ощутимо пахла кисловатой затхлостью, как любая давно лежащая в шкафу вещь. Но неприятный запах быстро выветрился, капитулировав перед обволакивающим ароматом ветиверового масла, оставшимся на коже после геля для душа. Время приближалось к девяти, и летнее солнце разукрасило небосвод рыже-розовыми сполохами. Неопрятные крыши домов напротив по случаю необыкновенного заката казались нарядными и какими-то даже притягательными. Так и хотелось усесться на прогревшийся за день шифер и любоваться садящимся в море солнцем, пока последний лучик не погаснет в дрожащей над волнами дымке.

Пора было браться за уборку, раз уж обещала самой себе. Я недовольно поцокала языком, прикидывая фронт работ, даже достала щетку... и упала на колени, хватая воздух ртом. Удар под грудину был так силен, будто пулю вогнали в меня. Захотелось забиться куда-то в угол и спрятаться от всего мира, отрешиться, заставить себя не видеть и не чувствовать... но у боли сегодня были иные планы. Даже страх отступил, когда она раскаленным копьем прошила грудь, чудом минуя сердце. Я едва ли не на четвереньках рванула к серванту, дрожащей рукой схватила маслянисто поблескивающий каменный шар. Гагат показался ледяным и тяжелым, будто древнее пушечное ядро, хотя был немногим больше детского кулачка. Живущая в нем жадная пустота лизнула руку, в запястье будто бы ввинтился ржавый шуруп, но смерть и тьма отступили, потянулись к пьющему их камню. Он бы справился, но тут мой чужак поймал свою третью пулю. Умом я понимала, что не умираю, и все это не со мной, но терпеть больше не было сил.

И я закричала.

Пришла в себя от невообразимой вони.

- Девушка, вы меня слышите? - обеспокоенно спросил незнакомый голос. Кое-как разлепила слезящиеся глаза и увидела над собою мужчину в красном жилете фельдшера.

- Да, - просипела в ответ. Нашатырь из-под носа уже убрали, но мне казалось, что его запахом я пропиталась вся, до мельчайшей клеточки. - Что?..

- Соседи вызвали скорую, - пояснил врач, замеряя мне пульс и недовольно хмурясь. - Полежите пока, нужно закончить осмотр.

Сбоку невнятно бормотали и громко хрустели битым стеклом. С трудом повернула голову и увидела молоденького лешего в полицейской форме. Он отчаянно зеленел от смущения, но продолжал записывать показания едва не наваливающейся на него Лишанны. Соседка вела себя так, словно была вдрызг пьяной. Ее мать, совершенно в данный момент вменяемая, осторожно сметала в совочек оставшиеся от окна мелкие осколки. Распахнутая дверь в общий коридор щерилась на меня свежей щепой - замок выбили молодецким ударом ноги.

- Видимых повреждений нет, - наконец заключил врач, помогая мне сесть. - Как вы себя чувствуете?

Постаралась подобрать наиболее цензурный вариант, но это было сложно. Особенно когда увидела четыре расплывшихся кровавых пятна на светлой ткани сарафана. Его с меня сдернули для осмотра, и, хотя фельдшер поспешил набросить мне на плечи простынку, леший уже явно успел насмотреться. То-то он такого цвета насыщенного, а я-то думала, его кикимора смущает. Интересно, сколько же моей боли они с матерью забрали, если одна теперь полностью в сознании, а вторая пьяна, как дембель? И выжила бы я вообще, не будь за стенкой этих изголодавшихся теток? Надо будет им хоть тортик купить в благодарность...

На лежащие рядом осколки гагатового шара я старалась не смотреть. Никогда раньше не видела, чтобы камень взрывался. Наверное, темной энергии было слишком много, и он не смог поглотить ее всю. Ну или же я давно его не очищала и теперь виновата во всем сама. Уговорить себя, что просто плохо ухаживала за накопителем, было несложно, но я понимала, что это не так. А целенаправленно врать самой себе - это глупость.

- Все в порядке. Больше не о чем волноваться, все уже... случилось.

- В таком случае, отдыхайте. Думаю, можно обойтись без сильнодействующих препаратов, а нужные травы я вам сейчас выпишу, - для очистки совести сообщил мужчина, что-то черкая в листе вызова. Пришлось заверить, что ничего выписывать не надо, и необходимое у меня уже есть. Фельдшер покосился на меня недоверчиво, но уступил.

На самой верхней полке кухонного шкафчика действительно стояла банка с лекарственным сбором, помогавшим моему роду при энергетических срывах. Мне его выдала очень серьезная девушка-целитель еще в госпитале, велела пить по особой схеме и ходить на проверку каждые три месяца. С тех пор с врачами я имела дело лишь дважды. Первый раз когда Тишка, коллега из читального зала, упала со стремянки и сломала руку, второй - нынешним вечером. Хотя, кажется, состав я помнила до сих пор, и нравились мне в нем только мята и шалфей. Все остальное, вроде одуванчиков, полыни, горчатки и еще десятка травок с незнакомыми названиями вызывало здравые опасения. Наверно, это одна из причин, почему я так и не начала лечение. А еще я боялась.

Фельдшер уехал, почти сразу за ним ушла Шунья, крепко подхватив под локоть пьяную дочь. Лишанна уже и глазки строить не могла, только пошатывалась и норовила уснуть стоя.

- Переночевала бы ты у нас, - напоследок предложила старая кикимора, внимательно заглянув мне в глаза. И не боится ведь.

Я обвела хмурым взглядом квартиру, в которой не осталось ни одного целого стеклышка, дверь с выбитым замком и со вздохом отказалась. Сейчас Шунья в себе, но это не значит, что к утру она не захочет сделать мне немножко больно. Не со зла, просто у каждого из нас своя природа, и с этим приходится считаться.

Со мной остался только полицейский. Вид у него был решительный, хотя предательская зелень все еще заливала бледно-оливковые в нормальном состоянии щеки. Я, извинившись, скрылась в ванной, накинуть хоть что-то помимо простыни. Картина за дверью меня ждала нерадостная. Зеркало покрылось тонкой сеткой трещин и непонятно какими силами все еще держалось в раме. В аптечке за ним лопнул стеклянный пузырек с йодом, и теперь тот уныло капал прямо в растекшуюся кляксу крема. Никогда мне не нравился, слишком жидкий... Повезло еще, что сантехника сплошь из дешевого акрила, а то протекший унитаз меня бы, пожалуй, доконал.

Оперлась о край раковины, безразлично наблюдая, как мелко дрожат руки. В голове было пусто и звонко - ни единой мысли или желания. Тело действовало само: я говорила, ходила, отвечала на вопросы, но все это проходило практически мимо меня. Шок оказался куда милосерднее осознания произошедшего. Этого не могло быть. Но это было.

Набросив легкий халат в безвкусных, но милых подсолнухах, я вышла из ванной.

- Хотите чаю? - спросила у полицейского, разыскивая хоть одну целую чашку. Не думала, что моя постоянная лень может когда-либо принести пользу. Любой другой давно бы выбросил много лет неиспользуемую туристическую посуду, но вот поди ж ты, пригодилась! Целых две старых поцарапанных термокружки - это значительно лучше, чем множество красивых черепков.

- Спасибо, не стоит.

Судя по лицу, леший не отказался бы от чего покрепче, по крайней мере, на разлитый по столешнице бурбон он косился с легко различимой грустью.

- Расскажите, кого вы увидели, и что произошло?

Скрывать что-либо уже не имело смысла, поэтому кивнула и как могла подробно описала давешнего попутчика из трамвая. Сама удивилась, насколько хорошо его рассмотрела и запомнила: в памяти всплывали мельчайшие детали вроде едва заметной ранней седины в густых коротко стриженых волосах - черных, как деготь, и жестких даже на вид. Зачем мне знать, что у мертвеца были темно-зеленые с золотистыми искорками глаза и россыпь крошечных родинок на смуглой щеке? И уж точно это не нужно полицейскому. Но он слушал, и даже что-то черкал в своем блокноте, старательно не глядя на меня. Смешно, если бы его время пришло, я бы узнала об этом, несмотря на все ухищрения. Мое племя, баньши, не просто видят смерть. Мы слышим ее шаги, чуем ее запах сквозь любые благовония, ощущаем ее кожей, как постоянный легкий холодок. Она всегда где-то рядом, особенно в мегаполисе. Даже если я разом ослепну и оглохну, то все равно не перестану чувствовать неслышную поступь Холодной госпожи. Но молоденький полицейский все равно благодарно кивнул, когда я демонстративно отгородилась от него хрупкой преградой очков. Они единственные уцелели после моего срыва.

- Вы знаете, где именно это произошло? - напоследок спросил офицер, непроизвольно косясь в сторону окна. Сквозняк играл с занавеской, и та выгнулась горбом, трепеща по краю пожелтевшей от стирки бахромой. На улице громко пели что-то до изумления пьяными голосами, этажом выше соседи смотрели магобол и заливисто матерились, встречая очередной промах по воротам. В общем, нормальная жизнь Ольшанки ранней летней ночью. Напрягает только первые пару месяцев, а значит, леший на нашем участке недавно.

- Нет, - коротко бросила я. - Моих сил не хватает, чтобы назвать место. Извините.

- Если что-то вспомните, позвоните мне, - без особой надежды попросил он, оставляя карточку с номером. - И если еще увидите... тоже сообщите, пожалуйста.

Я закрыла дверь за смущенным лешим (выбил замок он, больше некому, но вряд ли городская полиция возместит мне убытки), подперла створку тяжеленькой тумбой и таки пошла заваривать себе травы. Сбор оказался ожидаемо горьким, хотя, возможно, просто истек срок годности. Никуда я звонить не буду, ни по этому делу, ни впредь. И даже не нарушу этим ни единого имперского закона. У каждого обреченного есть право на спокойную смерть, а не на муторное ее ожидание. Все равно предотвратить печальный исход не получится. Баньши никогда не ошибаются, по крайней мере, слабые, что видят не дальше одного дня.

Я была не просто слабой, а, пожалуй, слабейшей.

Я выгорела пять лет назад.

Обернувшись, оглядела квартиру, прикидывая, с чего бы начать уборку. Глаза разбежались, везде черепки да щепки. И хорошо. Уборка, это незамысловатое размеренное занятие, позволяла не думать, не копаться в себе. На это я сейчас была неспособна - слишком устала. Так недолго додуматься до чего-то совсем уж паскудного.

К утру осколки были собраны и свалены в огромное ведро от краски, неведомо зачем валявшееся в кладовке еще со времен ремонта. Разбилось все, включая древнюю фарфоровую супницу, презентованную мне кем-то из тетушек под видом семейной реликвии. Лежавшие в ней монетки раскатились, и я вдумчиво собирала их, заодно выбирая мелкие кусочки стекол, запутавшиеся в ковре. Когда наглый солнечный луч, еще по-утреннему невинно-розовый, но уже жаркий заглянул в мое разбитое окно, я успела упахаться, как каторжник.

Часы показывали девять утра. Нужно было позвонить на работу, порадовать начальство, что я задержусь из-за предстоящего небольшого ремонта: необходимо было заменить оконные стекла и пострадавший от молодецкой удали участкового дверной замок. Переступив через горку собранного на вынос мусора, добралась до телефона и положила на тумбочку очки, все это время служившие обручем от норовящих попасть в глаза волос. Переживший мой вечерний срыв хрусталь неожиданно хрупнул и осыпался на полированную поверхность мелким крошевом. Мне захотелось швырнуть демонов артефакт о стену, но удалось сдержаться - только уничтожу сложную, сплетенную из каменных нитей оправу, а ведь большая часть магии вложена именно в нее. Да и на душе вряд ли полегчает. Зато стало понятно, что отпрашиваться придется на весь день.

Трубку сняли сразу же, будто Лукинична дежурила у телефона.

- Я уже оформила тебе отпуск, - буднично сообщила начальница. - Потом подпишешь задним числом заявление, а в ближайший месяц чтоб я тебя не видела. Давай, Мори, отдохни так, чтобы всему отделу было завидно.

- Спасибо, - промямлила я и положила трубку. Нет, подобной осведомленности начальницы я и не думала удивляться. Куда важнее был вопрос: как пережить этот месяц? В отпуск я не хотела. Последние годы я старалась загрузить себя работой так, чтобы не оставалось возможности думать о чем-то помимо этой самой работы. Чтобы не ездить к родственникам, не ловить на себе сочувствующие взгляды и не слышать шепотков за спиной.

Говорят, что время должно лечить, сглаживать боль потери. Мне же казалось, что оно превратилось в янтарь, а я как муха влипла в него всеми лапками и законсервировалась. Но теперь придется проверить, так ли это. Внезапно свалившийся на меня месяц сомнительной свободы нужно было как-то провести, а ничего умнее поездки к матери я не придумала. Хотя, возможно, стоит повременить? Как давно я не была на пляже? Подумать только, живу ведь в приморском городе, а море в последний раз видела... когда? Кажется, зимой, когда проводили библиотечную выставку в зале Трех Адмиралов, что рядом со старым военным портом. И то лишь взглянула издалека, пока выбегала покурить с коллегами. Зимой на пляж не тянет даже вечно голодных чаек...

Так толком ничего и не придумав, принялась названивать в ремонтную компанию. Если окна мне поменяли довольно быстро, то слесаря ждать пришлось почти до обеда. В конце концов в многострадальную дверь забарабанили, и передо мною явился... он. Огромный, с явной примесью крови оборотней-медведей, пропахший потом и, кажется, солидолом, слесарь больше походил на погромщика, чем на ремонтника. Я сглотнула и постаралась как можно вежливее и внятнее описать проблему. Мужик покосился на вывороченный замок налитым кровью глазом, хмыкнул и приступил к работе. Мне все время казалось, что сейчас он просто вынесет дверную раму и скажет, что так лучше, но все прошло неожиданно гладко. Замок он заменил, вывороченный косяк как по волшебству оказался целым, и даже давно поскрипывавшие петли теперь поворачивались бесшумно. Правда, денег мой персональный волшебник взял, как за новую дверь, но я не жадничала - с таким не поспоришь при всем желании.

Закрыв дверь, еще раз осмотрела квартиру, словно надеялась найти что-то новое. Все же уборка позволяла отсрочить необходимость выйти из дома. Больше всего хотелось плюнуть на все и откупорить бутылку чего-нибудь спиртного. Да вот беда, все бутылки вчера превратились в осколки. Так что хочешь-не хочешь, а все равно придется выбираться из своей раковины. Пить бурду, что продавалась в магазинчике под домом, не стала бы ни за какие коврижки. Так или иначе, но мне еще нужно было съездить в центр города. Подумав, я бросила в рюкзак приснопамятную туристическую кружку - мало ли, вдруг пригодится? Студенческая готовность к спонтанному злоупотреблению у меня, вроде бы, уже успела выветриться, но мало ли...

Послеполуденная улица живо иллюстрировала, как должна выглядеть огненная бездна. Солнце этим летом, кажется, решило отомстить империи за все ведомые и неведомые прегрешения и палило без всякой жалости. Духота сводила с ума, и близость моря не спасала, наоборот, удушающая влажность выматывала даже сильнее жары. Едва не прикипев к сидению, устроилась в уголке маршрутки. В непривычно светлом, почти ранящем меня своей яркостью мире было слишком много людей. В каком-то смысле мне еще повезло, что сейчас сиеста. Но все равно и водитель, и с аппетитом уплетающая мороженое пожилая женщина, и едущая на пляж шумная компания студентов против воли заставляли меня напрягаться и старательно отворачиваться. Без очков я самой себе казалась голой и беззащитной, а окружающие - хрупкими, будто засохшие коробочки физалиса. С виду штука вполне надежная, а чуть сожми пальцы, и осядет невесомой пылью.

Но ничего не случилось. Никто из попутчиков на тот свет не собирался, и я наконец немного расслабилась. Так и до очередного нервного срыва недалеко. Может, на самом деле пора отдохнуть? Сделав погромче музыку, прикрыла глаза, наслаждаясь переливчатым звучанием электрогитары. Сквозь открытую форточку время от времени прорывался горячий воздух и трепал длинную челку. Но зато хоть какое-то движение воздуха.

Бесплатная государственная клиника располагалась в старом центре, недалеко от порта и прилегающего к нему огромного рынка. Здесь в любое время дня толпился народ, и потому от остановки до нужного переулка я на всякий случай шла, не поднимая головы. На территории клиники, наоборот, было безлюдно и очень тихо. Заклятые два века назад стены до сих пор не пропускали в разросшийся больничный парк посторонние звуки. Только звонко пели в листве крошечные пичуги, да шелестел листьями старых платанов прохладный ветерок с едва ощутимым ароматом соли. У этого места всегда была своя магия, дикая и малопонятная, но врачевавшая душу и тело не хуже дипломированного целителя. Когда-то мне было здесь легко и радостно, сейчас же стало зябко и тошно, просто так, без всякой причины. Но похожая хандра приходила каждую осень, и я уже умела от нее отмахиваться. Поэтому ко входу в нужное здание я подходила уже собранной и спокойной.

Вахтерша, седая и сморщенная, как печеное яблочко, кивнула мне будто старой знакомой. В каком-то смысле так оно и было. С моего прошлого визита несколько лет назад Бабушка Йоли, кажется, даже с места не сдвинулась. Все так же сидела, высчитывая клеточки в канве для будущей вышивки с неизменными котятками. Разве что головой неодобрительно покачала при виде меня и тут же сунула одноразовые очки из тонкой, как фольга, черной пластмассы. Такие стоит снять, как они сразу утратят с трудом вложенную в них силу. Но пересидеть под кабинетом времени хватит.

К счастью, очередь была небольшая. Я с удовольствием прислонилась к прохладной стене и обвела взглядом помещение. Посетители меня не интересовали. Зачем гадать, какая напасть привела их в эти стены? А вот информационные плакаты я разглядывала с интересом - помогало скоротать время. Но реклама недолго занимала меня. Так что открыла карточку на последней странице. Там на диво разборчивым почерком врача было нацарапано направление к психотерапевту. К нему я тогда закономерно не пошла. Нечего было непонятно кому ковыряться в моей душе и потрошить бережно хранимые воспоминания.

Во мне всколыхнулось привычное раздражение, и я, не долго думая, выдернула из тетради злополучный лист, скомкала его и сунула в карман. Сидящая напротив женщина наградила меня удивленно-возмущенным взглядом, но мнение незнакомки заботило мало.

Наконец сонной улиткой ползущая очередь дошла и до меня. Врач, молодой ведьмак с типичными для его вида непроницаемо-черными глазами без белков, приветливо улыбнулся. И даже не стал спрашивать, на что жалуюсь: одного короткого взгляда хватило.

- Я так понимаю, нужны новые очки, - утвердительно покивал он, что-то быстро записывая в небесно-голубом бланке. - И вы даже оправу с собой принесли? Очень, очень хорошо, сегодня должны все успеть, мастер-волшебник как раз на месте.

Ведьмаки - существа странные. Мысли они, вроде бы, не читают, по крайней мере, не так, как менталисты, но видят тебя насквозь. Одни считывают эмоции, другие - потаенные желания, а некоторые могут разглядеть затаившуюся в организме болезнь раньше любого ультрасовременного диагностического магприбора.

- Вы к психологу не ходили? - внезапно строго поинтересовался доктор. Отрицательно покачала головой, чувствуя, как буквально жжет сквозь карман шортов злополучный листик. - Будете и дальше так наплевательски относиться к предписаниям врачей, последствия вам не понравятся. И назначенные травы пейте, как минимум, перед сном. Давайте сюда карточку, ваши данные перепишу, - недовольно закончил эскулап.

Я поймала себя на том, что киваю, как заведенная. Хотя по закону врачеватели не имеют такого права, но порой с кого-то особо увлекшегося станется "подсобить" пациенту и наложить на него какое-нибудь простенькое проклятие. Не выполнишь предписание - получишь, например, фурункул на мягкое место. Как ни сядешь - сразу вспомнишь, что таблеточку не выпил.

- По коридору до конца, вниз по лестнице и направо, третья дверь. Вас там уже ждут, - напутствовал меня ведьмак, возвращая карточку.

В прошлый раз очки я заказывала заранее, и прямо к мастерам меня не отправляли, так что прогуляться в святая святых клиники было даже любопытно. Правда, увиденное меня слегка... напрягло. Нижний этаж (или лучше сказать, подвал) освещался из рук вон плохо, лампы моргали, да и горели в лучшем случае одна через три. В тупичке справа от лестницы громоздились штабелем старые поломанные кровати. Сверху на них, как знамя на господствующую высоту, водрузили рассохшийся трехногий стул, на котором что-то подозрительно шуршало. Я поспешила пройти мимо, пока вся инсталляция не рухнула прямо на меня.

Нужная дверь, выкрашенная в жизнеутверждающий черный цвет, со скрипом отворилась передо мной, не успела я даже до ручки дотронуться.

- Можно? - неуверенно спросила, чувствуя, что по спине пробегают мурашки.

- Да, заходите, - от стола, залитого светом настольной лампы, повернулся высокий светловолосый мужчина приблизительно моего возраста. - Давайте оправу и карточку, посмотрю, что вам нужно. Даже усиленные стекла не выдержали? - удивленно произнес он вскоре, поднимая взгляд от записей ведьмака. Смотрел он прямо, без страха и сомнений, что обычно читались во взглядах людей, узнавших, что я баньши.

- Обычные тоже должны подойти... теперь, - ну очень мне не хотелось обходиться без привычной защиты, пусть даже всего сутки.

- Не переживайте, у меня найдется все необходимое, - улыбнулся мастер. - Посидите здесь, много времени это не займет.

Он не соврал, уже через двадцать минут вернувшись из подсобки с готовыми очками.

- Примерьте, вдруг нужно будет отрегулировать оправу.

Не знаю, почему так случилось, но надевая их, я бросила взгляд поверх очков и встретилась с волшебником глазами. Время на мгновение остановилось, рождая знание. Он был болен, знал об этом и уже даже смирился... Хотя нет, он принял неизбежное, но смирения в нем не было ни на грош. Мастер не хотел медленно угасать на больничной койке, измотанный болезнью. Лучше было самому выбрать время, место и способ. И вот с этим он пока еще не определился.

Я судорожно вздохнула, а мужчина неожиданно улыбнулся, словно с облегчением. Сделал ли он это нарочно? Я затруднялась с ответом. Что сказать сейчас, тоже не знала. Неловко поблагодарила и, водрузив на нос привычную тяжесть оправы, выскочила из комнаты едва ли не бегом.

Ближайший к лестнице выход был служебным, но меня и такой устраивал. На крылечке курил давешний ведьмак, задумчиво выпуская в небо идеальные дымные кольца. Остановилась рядом, кивком поблагодарила за протянутую зажигалку.

- Уже скоро, - констатировал врач, не глядя на меня. Жаркий летний день внезапно показался пасмурным и промозглым. Не зная, что сделать, я лишь скороговоркой пробормотала что-то о сожалении и быстро пошла прочь.

- Не разбейте очки снова, - донеслось мне в спину хлесткое, резкое, как удар. Без злости, с одной лишь горечью. И не надо было быть ясновидящей или ведьмачкой, чтобы понять бессильную ярость врача и что он на самом деле имел ввиду. Не разбейте очки, ведь скоро не будет мастера, способного вам их починить.

Перед тем, как сесть в маршрутку, я зашла в магазин и купила бутылку портвейна. Утром хотелось дорогого вина, чтобы посмаковать, расслабиться. Теперь же цель была иная. Спустя полчаса, я вышла на безлюдный каменистый пляж за городом и, устроившись на большом и гладком, словно стол, валуне, откупорила спиртное. Вот и помятая жестяная кружка в очередной раз пригодилась. Солнце как раз начало клониться к закату, расписывая небо и морскую гладь золотисто-розовыми мазками. Сделала глоток, и напиток с непривычки обжег горло. После всех домашних хлопот успела сама себя успокоить, а теперь не получалось. Я смотрела на закат и ничего не видела из-за застилающих глаза слез. Последние два дня оказались слишком... насыщенными. Чужая, против воли пойманная боль будто бы сломала ту хлипкую преграду, за которой я пряталась от мира все эти годы. Меня снова бросало, как щепку, от одной смерти к другой, и я ничего не могла с этим поделать. Как же я надеялась, что это не вернется! Я выгорела и хотела, чтобы все так и осталось. Потому и не ходила к докторам, не пила лекарства, чтобы сила не вернулась, а с ней и видения. Мне не нужна была чужая боль, у меня была своя.

После случая с парнем из трамвая я уговаривала себя, что видение было случайным. Сила накопилась за эти годы - и вот результат. Как слабенький конденсат по капле может собраться в лужицу на подоконнике... А шар лопнул потому, что я не чистила его еще со времен работы на службу безопасности. Случайности, которые стали закономерностью. Но сегодняшнее происшествие камня на камне не оставило от моей старательно выстроенной теории. Я не могла, не должна была видеть намерения мастера, ведь они еще не стали неизбежностью. Не могла, но ощущала их каждой клеточкой кожи, как и болезнь, разрушающую его тело. Слабенькой, выгоревшей почти до нуля баньши такие видения не по плечу. И это могло означать лишь одно: мой дар возвращается ко мне, вполне возможно, что во всей своей мощи. От одной только мысли об этом хотелось разбить голову о ближайший валун, но я предпочла снова приложиться к портвейну.

А еще я боялась. Боялась новых привязанностей и новых потерь. А с силой баньши это неизбежно. И когда я ее лишилась, то зародилась робкая надежда обрести обычное, незамысловатое человеческое счастье. Не сразу, а когда-нибудь, когда вместо душевных ран останутся только рубцы. Еще недавно это могло стать реальностью. Но, похоже, все мои надежды и желания - это песчаные замки, которые неизбежно слизнет очередной волной. Я опять отхлебнула из бутылки и закашлялась, когда алкоголь попал не в то горло.

Слезы кончились быстрее портвейна, и я пошла вдоль полосы прибоя. Босые ноги то и дело захлестывала пена от накатывающих ленивых волн. По неширокой литорали чинно шествовали раскормленные чайки и маленькие, в пол моей ладошки, черные крабы. На душе было тревожно, но уже не так погано, как полбутылки назад. В какой-то момент я просто запретила себе думать о том, что будет дальше. И сожалеть об упущенном - тоже. Может, завтра тоска снова возьмет меня за горло, и я взвою, но на сегодня с меня достаточно. Так что все неприятности могут убираться в бездну, до утра как минимум.

Каменистая часть берега заканчивалась у старого оползня. Здесь огромный валун, похожий на увеличенное в сотню раз метательное ядро, откололся от скалы и почти достигал моря. Со стороны обрыва его подпирали камни помельче, по которым было довольно удобно перелазить, а дальше начинался уже более цивилизованный пляж с мелким желтым песком. Метрах в восьмистах мигала огнями старая турбаза, на которой я когда-то отдыхала вместе с мамой и сестрами. А еще дальше был виден город. Он выгибался вместе с береговой линией гигантской сияющей подковой, манил мерцанием золотистых фонариков, похожих на искры светлячков, звал неясным обещанием тайны. Я пьяненько хихикнула и облизала соленые от слез и морского ветра губы. Посмотрев на бутылку в руке, перевернула ее горлышком вниз, и темно-розовый портвейн смешался с волнами. Пустую тару и ценную кружечку запихнула в рюкзак и направилась в сторону автострады ловить маршрутку. Хватит с меня приключений.

Удобней всего подняться к дороге можно было через турбазу, и я направилась туда. У входа распивали пиво лодочники, они же владельцы нехитрого аттракциона в виде двух водных мотоциклов и надувного "банана". Чуть дальше, на скамейке под самым ярким фонарем тихонько мурлыкала под гитару девушка с забавными рыжими косами. Рядом сидел рослый светловолосый парень, загорелый досмугла и, кажется, слегка пьяный. Он слушал ее, затаив дыхание, а может и не слышал даже слов. Я улыбнулась и незамеченной скользнула мимо, держась тени - хотя, по правде, двое видели лишь друг друга. Не хотелось испортить им момент, такой редкий и драгоценный. Ведь скоро приморская сырость расстроит гитару, и озябнут голые плечи девушки, и юноша вспомнит, как дышать... Но я к тому времени буду далеко, и это, пожалуй, хорошо.

Турбаза еще не спала, на слабо освещенных улочках мне то и дело встречались отдыхающие. Кто-то шел в гости, кто-то в кафе, иные же просто затеяли вечерний променад. Одна неудачливая мамашка пыталась в потемках отловить излишне активное и потому еще бодрствующее чадо. На лавочках вдоль центральной аллеи в меру культурно и тихо отдыхали студенты. Все было привычно и понятно, так всегда бывает в курортном городе в разгар сезона.

Спустя еще минут десять я вышла к остановке. Прочитав расписание и сверившись с часами, поняла, что ближайший час придется коротать на парковой скамейке в компании голодных комаров. Хотя был и другой вариант. Неподалеку кто-то предприимчивый построил ресторанчик с дискотечным танцполом на открытой террасе. Недолго думая, я направилась ко входу.

Внутри громко играла какая-то попса, ультрафиолетовые лампы и блики светомузыки придавали в общем-то затрапезному заведению сюрреалистичный вид. Зато здесь оказался приветливый бармен, давно и безнадежно уставший от вечно пьяных курортников, а потому нормальной и почти уже трезвой мне обрадовавшийся, как давно потерянной сестренке. Через пять минут я стала обладательницей потрясающе вкусного кофе с тертым шоколадом и вороха наблюдений по поводу ночных автобусов и расписания оных. Как водится, с написанным на информационном щите графиком реальное положение дел имело крайне мало общего. Договорившись с барменом, что он мне на всякий случай маякнет, если увидит приближающуюся маршрутку, я неспешно смаковала ароматный напиток. Легкий алкогольный дурман уже полностью выветрился, прихватив с собой и волчью тоску по несбывшимся мечтам. Осталась только усталость. Стоило воспользоваться внезапным отпуском и восстановить душевное равновесие. А уж потом придет время разбираться со своей неожиданно проснувшейся силой.

Я уже настроилась на длительное ожидание, как меня окликнул разговорчивый бармен, указав на дорогу. Отыскав в кармане соответствующую купюру, расплатилась за кофе и начала поспешно пробираться к выходу, то и дело сталкиваясь плечами с толпящимися на танцполе людьми. Уже у самого выхода на моем пути оказался какой-то плечистый детина. Попыталась его обогнуть, но тут меня толкнули - сзади какой-то мужик как раз совершал незамысловатое па в стиле "три шага назад, туц-туц", и попутно двинул меня локтем. Я пошатнулась, почти потеряла равновесие и в лучших традициях бульварных романчиков ткнулась носом в чужую грудь. Детина оказался не просто рослым, а высоченным - далеко не маленькая я доставала ему в лучшем случае до подбородка. Бормоча извинения, подняла глаза и замерла в полнейшем шоке, забыв и об автобусе, и о шумной толчее вокруг.

Я видела уже эти темно-зеленые с золотистыми искрами глаза и россыпь крошечных родинок на смуглой щеке. Я чувствовала его смерть, когда в моих руках лопнул гагатовый шар-накопитель. Но я также ощущала тепло его кожи под своими пальцами сейчас. Он был жив и вполне здоров.

Близнец. Эта мысль позволила мне собраться и, коротко извинившись, выбраться на улицу. Но до маршрутки так и не добралась. Стоило лишь отойти от освещенного входа в ресторанчик, как меня с силой дернули в темноту. Ударилась спиной о массивный ствол разлапистого платана, даже дыхание сбилось. А вдохнуть уже не смогла - на мое горло легла мужская рука, перекрывая доступ кислороду.

- Кто тебя послал? - зло зарычали мне в лицо. Я захрипела, пытаясь разжать стальные пальцы, но куда там. В глазах начало темнеть.

- Я спрашиваю, на кого ты работаешь? - сменил тактику бугай, чуть ослабляя хватку, но зато встряхивая меня, как борзая зайца. Мне было больно и страшно, и хотелось или закричать, или хотя бы нахамить, но воздуха хватило только на короткое, сиплое:

- Ни на кого.

Он почти отшвырнул меня, и я ударилась сначала спиной о дерево, а потом и коленями об острый гравий. С кофе и портвейном удалось не расстаться только чудом, тошнота подкатывала к горлу волнами. Зато вот прокашлялась от души, на ближайшие лет десять хватит. Вся трагичность и даже легкая романтичность образа этого мужика рассеялась для меня, как дым. Сейчас я сама с огромным удовольствием всадила бы в него четыре пули. Еще бы и притопила для надежности!

Пока я заново училась дышать, этот гад потрошил мой рюкзак. Но, видимо, ничего интересного для себя не нашел. Наоборот, ругнулся, аккуратно сложил все обратно, бросил рюкзак мне и, пробормотав что-то среднее между "Извини, был не прав" и "Чтоб я тебя больше не видел", растворился в ночных тенях. Еще и кивнул на прощание. Урод!

- Эй, с вами все в порядке? - через несколько секунд окликнул меня какой-то парень, одетый в темные брюки и светлую тенниску. Я все еще сидела на земле, привалившись к злополучному дереву, и обалдело хлопала глазами.

- Да, все нормально, - отмахнулась от доброхота. - Дышу свежим воздухом.

Парень хмыкнул, но отстал. А я, еще немного посидев на улице, вернулась в ресторанчик, ждать следующую маршрутку. Да, поначалу мне казалось, что я готова хоть пешком по дороге сбежать из этого места, где меня чуть не удушили. Но это была дурь и, вполне возможно, куда более опасная, чем продолжать сидеть в том же баре. Вряд ли этот странный недоубитый параноик сюда вернется. А вот что на трассе меня могут встретить приверженцы жесткой... гм, любви - так это будьте спокойны. Примут за ночную бабочку и привет, слушать мои протесты никто не станет. Так что лучше было сидеть на попе ровно и не дергаться. Вот придет еще через часок другая маршрутка, отвезет меня на городской вокзал, а там и автобус в родимую Ольшанку ходит. Потихоньку, помаленьку, а доберусь...

Я отдавала себе отчет, что мои мысли похожи на брюзжание полубезумной бабульки, но уж что поделать? Встреча с чернявым мудаком стала даже не вишенкой на "торте" двух последних дней, а самым длинным гвоздем в крышку гробика моего самообладания. Из последних сил сдерживалась, чтобы не впасть в истерику, да такую, что вчерашний срыв цветочками бы показался. Понятливый лапушка-бармен подливал мне ром, и даже денег взял как-то подозрительно мало. Еще и в маршрутку едва ли не сам подсаживал. А может, и подсаживал, или попросил кого-то, не помню.

Но к концу поездки в голове опять прояснилось, врывающийся в открытое окно ночной ветер помог протрезветь. В центре города наконец купила пачку сигарет и с удовольствием надышалась никотином, сидя на автобусной остановке. Невдалеке переругивались таксисты, под соседним фонарем целовалась парочка, а я не могла думать ни о чем другом, кроме как о поездке к маме. Последние два дня оказались настолько безумными, что хотелось вновь оказаться в месте, где все спокойно и по-старому, и не приходится вздрагивать от ожидания неприятностей всякий раз, когда мимо проезжает машина или проходит незнакомец. Решено, собираю вещи и первым же автобусом еду. Там тоже есть море, правда, песок там не желтый, как деревенское масло, а скорее серый. И вода холоднее. Но чайки такие же наглые и крикливые, и ветер такой же горький и пахнущий йодом. И, главное, там меня любят и всегда ждут.

Автобус мой приехал, когда часовая стрелка подползала к трем. К тому времени парочка давно уже отчалила в более уединенное место, а таксисты косились на меня с сочувствием и даже предлагали сделать скидку. Я только отмахивалась. Загрузившись в почти пустой салон, расплатилась с водителем и с удовольствием плюхнулась на сиденье. Ехать мне было долго, минут сорок, все же Ольшанка - это почти что пригород. В плеере как раз заиграл относительно спокойный трек, глубокий голос певицы выплетал грустную историю о влюбленной ундине, и я не заметила, как задремала.

Водитель разбудил меня на конечной - в самом глухом углу нашего района. Ругаясь про себя, на чем свет стоит, и поминутно зевая, выбралась на улицу. Теперь предстояло пешком возвращаться, поскольку свою остановку я безнадежно проспала. Пускай идти каких-то минут двадцать медленным шагом, но предутренняя Ольшанка не то место, где хочется прогуливаться. Так что я покрепче вцепилась в лямки рюкзака и бодро пошла в сторону дома. Бежать тоже было нельзя - ночных хищников старого города это спровоцирует надежней, чем быка развевающаяся тряпка.

Фонари уже начали тускнеть, а над крышами ночь медленно уступала свои права предрассветным сумеркам. Было тихо, в такое время даже самые отъявленные гуляки расползаются по домам досыпать. Мои шаги гулким эхом отражались от стен дремлющих домов.

Удача изменила почти у самого порога. Я как раз свернула в арку, ведущую к дому, когда меня догнали двое мужчин. Без особых прелюдий и традиционного "детка, бла-бла-бла, давай развлечемся", без похабных воплей - молчаливые мои преследователи оказались рядом аккурат посреди перехода. Усталый мозг фиксировал все странными урывками, будто мгновенные стопкадры, вырываемые из темноты вспышками стробоскопа. Короткий толчок, и вот меня уже прижали к грязной, немного влажной стене. В подворотне воняло, где-то рядом громко пищали дерущиеся крысы - полноправные ночные властители любого крупного города. Держащий меня мужчина даже не напрягался, хоть я и сопротивлялась изо всех сил. Глаза стоящего за его плечом второго едва заметно светились холодным синим - верный признак того, что у него в роду были сильфы. Эти глаза да пара угрожающих силуэтов - вот и все, что я видела в густой тьме подворотни. Но мне хватало и этого. Вдоль позвоночника будто провели кусочком льда - смерть стояла так близко, что я почти чувствовала ее дыхание на щеке. И понимала, что, кажется, это оно и есть... И что из этой арки я выйду разве что вперед ногами.

Первым делом они распотрошили мой рюкзак. Я слышала, как об асфальт звякнули выпавшие ключи. Мелькнула злорадная мыслишка, что поживиться этим гадам все равно не светит. Хотя для меня это станет уже слабым утешением.

- О чем вы говорили? - неожиданно спросил тот, что меня держал.

- С кем? - удивилась я, никак не ожидая, что ночные тати решат пообщаться.

Меня тряхнули, приложив головой о кирпичную кладку стены, и вновь повторили:

- Отвечай!

Сегодня я разговаривала много с кем. С мастерами, менявшими окна, и громилоподобным слесарем, и врачом, и барменом, но сомнений, о ком именно меня спрашивают, не возникло ни на миг. О недобитом трамвайном мудаке, вот о ком! В жизни больше в трамвай не сяду! Если у меня, конечно, еще осталась эта жизнь...

- Ни о чем, - тихо застонала в ответ, уже не удивляясь истеричному звучанию голоса.

Я судорожно старалась придумать, что бы такое соврать достоверное, когда меня еще раз встряхнули. Неловко дернулась, чтобы не впечататься в стену многострадальным затылком. Получилось неудачно - удар пришелся на дужку очков прямо за ухом, от чего они с меня слетели. Пожалеть наверняка разбившийся артефакт не успела - меня захлестнули видения чужой смерти. Это было странно, словно я смотрела один и тот же фильм на двух экранах одновременно. Мое видение наложилось на происходящее в реальности и уже сложно было сказать, где граница между магией и явью.

Сначала досталось синеглазому, который вроде как должен был стоять на стреме. Еще одна темная фигура возникла в подворотне незамеченной, а через короткое мгновение потомок сильфов хрипел и булькал, неправдоподобно медленно оседая на землю. Нападающий ударил один раз. От страшной силы удара нож прошил шею сильфа насквозь, и теперь темное от крови острие торчало над ключицами, как жуткое украшение. Я не должна была этого видеть, не должна, здесь слишком темно! Второй отшатнулся от меня, тоже схватился за оружие - в его руке холодно блеснуло что-то острое. Завязалась драка, короткая и страшная, без показушных киношных трюков. Так дерутся в войсках спецназначения, без единого лишнего движения, когда все тело подчиняется одной лишь цели: убить врага. И новый противник оказался куда более умелым. Напавший на меня успел сделать целых полтора выпада, после чего тихо умер от собственного ножа. У него его отобрали, как игрушку у младенца, и тут же пустили в ход, безо всякой жалости вбив бывшему владельцу между ребер.

Близость смерти и теплые вязкие капли чужой крови на моем лице сделали свое дело. Не удержала... Пронзительный крик баньши отразился от стен арки, и тут же его подхватили сигнализации автомобилей и испуганный собачий вой. Я даже отчетливо слышала звон разбившегося стекла.

Мужская ладонь зажала мне рот, и прикосновение другого человека словно вывело из транса. Ноги меня держали плохо, а старый знакомый из трамвая - я откуда-то знала, что это именно он - не стремился меня поддержать. Я сползла по стене, переводя дыхание и с опаской наблюдая, как нежданный спаситель обыскивает трупы. Трясущимися руками начала шарить по асфальту в поисках очков. Первой находкой оказался маленький фонарик-брелок. Обрадовавшись ему, как родному, я включила свет и быстро отыскала очки, с облегчением обнаружив, что целыми остались и стекла, и оправа. Свет мазнул по лицу покойника, и я поняла, что этого мужчину я тоже сегодня уже встречала. Это он интересовался моим самочувствием у ресторанчика на турбазе. Вот вам и доброхот...

- Фонарь потуши, - раздраженно бросил мой персональный гад, роясь в карманах сильфа.

Послушно выключила свет, запихнула белок с ключами поглубже в карман и уже в потемках продолжила быстро собирать рюкзак. Мысли о том, чтобы сбежать или хотя бы позвать на помощь даже не возникло. Во-первых, он убьет меня быстрее, чем я успею пикнуть. Во-вторых, ни один житель Ольшанки не рискнет бросаться кому-то на выручку сразу после фирменных воплей баньши. Самоубийцы у нас не живут, повывелись естественным путем. А вот позвонить в полицию соседи могут, ради "мокрухи" под собственными окнами пересилив даже потомственную ненависть к органам правопорядка. А мне совсем не улыбалось быть пойманной над двумя еще тепленькими трупами.

- Там есть подвал, - просипела я, махнуву рукой. Потом поняла, что он моего жеста мог в потемках и не разглядеть. - За углом направо.

Мужчина ничего не ответил, только коротко хмыкнул. Как мне показалось - одобрительно. Чтобы ускорить дело, мне пришлось помогать: сначала проверить, чтобы дверь в подвал не оказалась запертой на замок, затем - перенести тела.

Надо же, а еще днем мне целым испытанием казалась поездка в транспорте без очков...

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Мы тут думали-думали, и наконец придумали съехать с СамИздата. Причин тому много, но не будем о грустном. Старые тексты отсюда никуда не денутся.

Теперь о приятном. Мы переносим тексты сразу на 2 ресурса.

Что переезд дает нам? Какую-никакую защиту от пиратов, возможность удобной навигации по циклам произведений, а заодно и по главам, адекватную статистику (действительно адекватную, потому что 1 аккаунт голосует за книгу 1 раз, а не играет в долбаное пианино каждый месяц, пока не надоест). И никаких невнятных, нигде не прописанных правил, помноженных на амнистер!!!111разраз

Что это дает читателям? Больше возможностей пообщаться с авторами, возможность следить за всеми выкладками всех интересных авторов, не шастая по трем десяткам страниц, а получая уведомления в свой профиль и прочие плюшки.

Итак, первый ресурс - ЛитЭра. К сожалению, он привязан к аккаунтам соцсетей, регистрироваться на нем можно только через вк, фейсбук или одноклассников. Зато регистрация в 1 клик.

Сейчас потихоньку перевозим туда книги.

Ссылка тудыть

Знаю, что не все любят соцсети, потому второй ресурс - ПродаМан, не требует привязки к ним. И тоже позволяет следить за творчеством кучи народа с одного аккаунта, а не бегая как савраска по десятку беседок в поисках проды.

Ссылка тудыть

Теперь о еще более приятном.

"Я предсказала твою смерть" - это очень важная и сложная для нас вещь, так что фидбек будет очень и очень нужен. За всеми новостями можно следить на наших новых страницах или же в нашей группе ВК

Заходите к нам на новые страницы, оставляйте комментарии и оценки, расскажите о нас друзьям - ваша поддержка вселяет в авторов веру у собственные силы и желание творить дальше несмотря ни на что.

Всех люблю!

Ведовские Истории : другие произведения.

Я предсказала твою смерть