В детстве, читая книгу о Сергее Лазо, я с ужасом представлял себе последние минуты жизни этого человека. Потом успокоился - ну, не пролезет же тело в паровозную топку! Потом опять расстроился за него - когда в кино несчастного японцы всё же заталкивали в огонь живым. Хотя и связанным. А оказалось - ничего страшного. Если, конечно, сразу умереть. А вот мне не повезло. Вертолётчица, стерва, своим криком, не дала дожечь. Нет, для обычного человека хватило бы с лихвой. А вот для меня.... А-а-а-у-у-у-у. Бо-о-о-ольно-о-у-у-у! Да, я хрипло выл и не выть не мог, хотя каждый глоток воздуха расплавленным свинцом, обжигал и горло, и лёгкие.
- Босс же сказал не кончать без его приказа.
- Мне такого приказа не передавали. Сама виновата. Да мы его, как видишь, и не кончили.
Удивительно, что я ещё слышал эти голоса. Видеть-то я уже ничего не видел.
- Убрать назад! Ну и вонища! Ещё и вой этот.... Заверните в брезент и туда же!
Брезент - это новая боль. Как и волочение по земле. Господи, но за что? Я же столько не нагрешил! Да отними же ты у меня разум, если не хочешь отнять жизнь!
Палачи скинули меня на лестницу, и скатывали, пиная ногами. А смерть всё не шла и не шла. И даже забвение. Каждая ступенька, каждый удар армейского ботинка взрывались в чёрном сознании новыми и новыми ярко - золотыми вспышками боли. Затем также ногами меня протолкали на шершавый пол. Где и оставили.
- Сдохни, тварь!
Я попытался влезть в его мозги с одной просьбой - дожечь. Нет, что - то нарушилось. Только недолгое гудение электромотора - и тишина. Если не считать хриплого, усиленного эхом воя. Ну, не герой я. Не могу молча терпеть такую боль. Ну, не по грехам же мукау-у-у-у-а!
.... А - у-у-у-у - а-а-а !!! - это стоит вой моих соплеменников. Мы держались долго. Бог ли, природа ли, но наделил нас кто-то исключительной живучестью и способностью к регенерации. И исключительной памятью. И... и много чем ещё. Но для их проявления нужна была и жизненная сила других. Другой разумной цивилизации. Да- да, кровь людей. Сколько её там надо было нашему народцу? И выбирали мы самых отъявленных мерзавцев. Поэтому и жили не тужили. Мы - в водной стихии, выходя на сушу лишь так, иногда, по некоторым делам, а другой вид разумных существ - на суше, тоже не особенно к нам заглядывая. И всё бы ничего. Только вот, прожгло. Ахнула сверхновая и выжгло всё. Мы последние. На суше-то уже давно пустыня. Но вот сейчас и наш черёд.
- Ты!
- Но почему?
- Ты! Молчи! И забирай всё! Мы не знаем, куда сможем послать твою матрицу. Не знаем, куда ты попадёшь - на другую планету, в другое измерение, в другую Вселенную.... Но ты, как вирус, попадешь в другое существо, когда в том угаснет разум. И ты продолжишь наш род.... Прощай.
- Но....
Мои соплеменники, уже погибая, уже завывая от боли, отдали и последние силы и добрые ласковые слова прощания. И объединили все свои способности, весь природный дар на мне. И я ещё увидел, как стала уменьшаться в размерах наша милая несчастная, когда-то голубая планета. И только стон боли умирающего народа не удалялся и не отпускал. И в этом ужасном безвременьи я тоже выл от горя и сострадания. Пока однажды, открыв глаза, не увидел странных людей, участливо склонившихся надо мной. " Как ты себя чувствуешь, сынок?" - спросил один из них. Сынок? Какой я ему сынок? Я приподнялся и вдруг увидел свои руки. Странные, пятипалые, неестественного светло-розового цвета. Словно у рыбы без чешуи. Брр! Даже наши сухопутные собратья были более пристойного вида.
- Ничего, - услышал я исходивший из моего рта голос. А затем провалился в долгое беспамятство. В прямом и переносном смысле. И только теперь, вот, с этим предсмертным воем вернулась и память. Нет, па, не возрожу я теперь наше племя. Зачем вообще всё это было? Умер бы я лучше вместе с вами!
Опять гул мотора. Чьи-то шаги. Не вижу, не чувствую. Только вот опять - вспышка боли от прикосновения.
- Ну что, тварь, подыхаешь?
Рука очень неосторожно прикасается к моим обожжённым губам. Сейчас я ка-а-ак.... Нет! Голос женский. А так бы ещё одного урода с собой захватил. А женщину - зачем? Я отвернулся.
- Шеф поручил мне узнать кое-что. И я не оставлю тебя тварь, в покое, пока не узнаю.
И опять рука касается моего рта. Мягко, но настойчиво. Это ещё что за...? Нет! Не хочу. Незачем.
Тихий вздох - и пульсирующая струйка жизни на губах. Короткое освобождение от боли. Какое же это блаженство!
- Я буду каждый день приходить, пока не добьюсь своего. Ну, покажи, что ты можешь разговаривать, тварь!
- Что... тебе... надо...? - прогудел я. В принципе, мы неспособны разговаривать. Незачем, если можно передавать друг другу мысли. Но... если женщина просит.
- Вот и умница. На сегодня больше ничего.
Она отняла руку и ушла. Боль вернулась минут через десять. И как я был благодарен этой неизвестной за десять минут покоя! Кто она? Светлана? Но... я уже знал вкус ей крови. Не она. Эта ... вертолётчица? А ей на кой? И потом - откуда она узнала? Ну, узнать немудрено - хотя бы по ранкам у их погибших соратников. Или у Светланы выпытали. Ох, прости, Свет, вернул тебя в это дерьмо! Лучше бы бежали дальше по лесу, куда глаза глядят! Может, за это и мука? М у-у-у-у к-а-а-ау - нахлынула опять боль. Только вот, заметил я, что кроме боли, вернулось ещё и зрение - я вновь увидел падающие сверху шарики воды. Кое-как, перекатываясь, подобрался под этот миниатюрный водопадик и подставил под него потрескавшуюся кожу. Людям нельзя смачивать ожоги водой. Но это людям. И, наконец-то, блаженное забытье.
- Ну-ка, уродище, очнись! Продолжим!
Снова лёгкий вздох, и межу обожжённых губ - струйка жизни. Но на этот раз я уже могу читать мысли.
"Кто ты?"
" Ого! Я так не умею!"
" Тебе и не надо. Ты только думай"
" Тогда ты только отвечай. Там, за люком слушают и пишут".
- Ну, очнулся, зверюга? Будешь говорить?
- Да-а. Воды-ы.
- Ну вот и молодец. Пить тебе принесут, если будешь сотрудничать. Кто ты?
"А ты кто?"
" Плети что-нибудь! Пишут!"
- Я - последний из Могикан!
- Чего?
- Последний из племени дронов.
- Кто такие?
- Мы жили в океане, пока.... Ну, неважно. Теперь я - последний. А раньше мой народ....
" Кто ты?" - вновь задал я вопрос, "плетя" какую-то басню.
" Сейчас это неважно. Немедленно вызови шефа. Скажи, что можешь что-то рассказать по Ковчегу. Лично. Только тогда не изжарят. Он сможет прибыть через двое суток. Успеешь набраться сил? Бери, бери больше!"
- А потом, по неизвестной причине началась эпидемия.... Может, вирус, а может, те, кто "Ковчегом" занимаются.
- Чем- чем?
- Есть такой проект. Ковчег. Но о нём - только вашему шефу.
- Если ему это интересно.
- А ты передай.
- Ладно. Валяй пока дальше.
- Ну вот. И тогда немногим из нас удалось приспособиться к жизни на суше....
- Нехило приспособились!
- Это уж не от нас зависело. И потом - всё не так уж хорошо. Один я остался. Да и то, не дождусь я вашего шефа.
- Что тебе надо?
- Воды.
- А ещё? Поняла. Передам.
" Держись. Может, ещё сегодня приду".
" Да кто ты?"
" Потом"
Боль опять отступила. И, как я понял - надолго. Господи, сколько же эта незнакомка отдала мне своей крови? Я осторожно потрогал места ожогов. Заживают. Да, мне бы ещё сутки и.... Или суток трое без этого. Хотя бы воды! Услышав знакомое уже гудение, я забился в угол. Незачем им видеть, что дела у меня на поправку. Одни из моих тюремщиков, под охраной огнемёта другого принёс два ведра воды. Окатив меня из одного, он поставил возле меня другое и быстро рванулся к люку.
- Ну и вонища! Как только Алка терпит? - сообщил он напарнику, ныряя в люк.
- Шеф прикажет, и ты будешь терпеть.
- Да ну его на.... Сожгу, потом скажу - бросился. Ты подтвердишь.
Лаз опять закрылся.
Куда в меня вместилась эта вода? Ну, ведро - не ведро, а половину я выдул точно. Потом я медленно, блаженствуя, вылил на кожу оставшуюся. И теперь боль ушла совсем. А слабость, эти раны и ожоги - дело наживное. Я был уверен - выцарапаюсь. Если этот шеф суток через трое доберётся, я буду готов с ним поговорить. Что за "Ковчег" его так интересует? Потом. Дайте отдохнуть. Как всё-таки вымучивает боль! Ни о чём теперь и думать не хочется. Спать! Вот, под свой водопадик лягу - и спать!
Гул движка пробудил меня от крепкого сна выздоравливающего. Опять она. Алка, как назвал её мой тюремщик.
- Ну, шеф поручил продолжить переговоры мне. Условия такие. Ты выкладываешь мне всё о Ковчеге, а тебя сплавляют в любую, указанную тобой лужу. А там ты уже своим ходом. Ну, думай быстренько.
" Шеф не приедет. Узнал о смерти Мюллера, замандражил".
" Ты смотри! Почти угадал! Он больше на Гиммлера похож был".
"Это - фантазии шефа. Насмотрелся в детстве сериала про Штирлица"
" А ты при нём - Ева Браун?"
" Не твоё дело! Хотя... скорее, Ханна Райс. Была такая лётчица. Давай, отвечай скорее. Торгуйся! Выигрывай время. И пей. Да пей же!"
- Нет!
- Что "нет"? Почему?
- Только шефу.
- Он уполномочил сказать, что наши парни умеют языки развязывать даже немым.
" Почему нет? Пей же!"
" Нет! Столько нельзя. Опасно". Я лизнул руку, и ранка закрылась.
- Какие гарантии? - продолжал я спектакль для слушателей.
- Никаких гарантий.
- Передай шефу. Меня доставляют до любого моря - океана, я остаюсь наедине, ну, к примеру, с тобой, выдаю информацию, и мы расстаёмся.
- Передам. Подожди. Дай подумать.
" Шеф не согласится. Он очень осторожен и подозрителен. И вообще он тебя не выпустит".
" Протяни время".
- Интересно. Значит, мы остаёмся с тобой на пустынном берегу, и ты мне что-то шепчешь на ушко? Бр-р. А потом, как наших ребят?
- Да что я уже смогу в таком состоянии. Я просто умереть хочу, как весь мой народ!
- Ладно, передам.
" А как ты на самом деле? Тебе лучше?"
" Спасибо. Намного. Иди".
"Ханна" ушла, а я начал исследовать ту самую щель, в которую уходила вода. Это был край круглой плиты. Наверняка опускается вниз. Если приналечь.... Нет. Пока ещё нет. Шеф струсил. Значит, вместо переговоров скоро начнутся пытки. Что ещё они могут придумать? Ах, если бы какую хитрость. Типа прикончить, там, на берегу моря, когда всё расскажу.
Раздумывая, я продолжал толкать плиту и вдруг почувствовал, что она чуть-чуть, буквально на капелюшечку, но поддалась. Это придало мне сил и надежды.
Моя переговорщица пришла, когда плита сдвинулась довольно ощутимо.
- У шефа свои условия. Ты всё рассказываешь мне, и тебя вывозят на берег ближайшего озера - хотя бы того самого, где ты угрохал наших ребят. И ты спокойно, как весь твой народ, отдаешь концы.
- А если нет?
- Ты сдохнешь здесь, в этой яме.
- Шахте.
- Что? Пусть в шахте. Только вначале всё равно расскажешь. Время тебе на раздумье час. Ты или колешься, или... ребята уже готовятся.
- Что или? Что? Я и так - сплошной ожог.
- Тем более. Если к примеру, солью....
" Это не я удумала. Это - слова шефа. скажи, что надо подумать"
- Надо подумать!
- У тебя пять минут. Я жду.
" Слушай, ты при оружии?"
" Ты всё ешё не видишь?"
" Нет. На это... времени не хватило".
" Да. Вот. А что толку?"
" Стань спиной к люку. Вот так. Дай сюда. Теперь зови на помощь".
Одновременно с криком девушки, я направил ствол пистолета в сторону розового света из люка и несколько раз выстрелил.
"Всё, падай вот так! И замри!"
Я набросил на лежащую девушку свои лохмотья, а сам метнулся на шаг в сторону. Обманка у меня, наверное, удалась, потому что, вновь включив фонарь, охранники направили свет на меня и довольно долго таращились на голое женское тело.
- Ты что-нибудь сечёшь?
- Он набросился на неё.
- Сожгу падлу!
- Постой, бля! Её заденем.
Я тонко, по-женски застонал.
- Живая! А он?
- Не шевелится. Она стреляла. Может, попала?
- Угу. Чуть нас не угрохала.
- Может, рикошет?
- Могёт быть. Ты мне зубы не заговаривай! Давай быстренько за ней. - Не. Я в такие игры....
- Быстро! Шеф голову оторвёт!
- Лучше пусть шеф.
- Лучше? Знаешь что такое дыба. Нет? Узнаешь. Пошёл, говорю! Я прикрою.
Значит, второго я не вытащу. Не приманю ни на какой манок. Жаль. Но что есть, то надо и есть. Когда бандит нагнулся возле меня, я повалил его рядом, прикрываясь от возможной огненной струи. Он дико закричал от неожиданности и ужаса, тут же закричал и второй. Но, к счастью, не пальнул, а, пятясь от среза люка, включил электромотор двери. Я тут же припал к так необходимому мне источнику возрождения.
- Ну, как ты теперь?
- "Спасибо. Теперь нормально. Уже почти всё".
- Теперь уходи.
- "Как"?
- Ты что, всё-всё забыл?
Девушка вскочила и вдруг вошла в стену. Только её одежда осталась лежать на полу.
- Этого рядом нет. Помчался докладывать. Связь вот у этого осталась - кивнула она на бездыханное тело, вновь появившись и быстро одеваясь. Даже в инфракрасных лучах её фигурка была очень - очень ничего.
- Отвернись! И давай, дуй отсюда!
- "Но я так не могу".
- Можешь. И давай быстрее. Они вот - вот появятся.
- "Нет. Помоги лучше вот эту штуку... хотя, я, лучше сам".
Теперь у меня было достаточно сил сдвинуть вниз давно замеченную мною плиту - люк.
- "Лучше вот здесь. Там, по той лестнице - встретят".
- Как хочешь. Только быстрее.
- "А ты?"
- Я остаюсь.
- " Ты с ума сошла"!
- Мне нужен шеф и его тайна.
- "Ковчег"? Да кто же ты?"
- Да-а. Здорово тебя изгорбатило. И в прямом, и в переносном. Мне тоже тогда память крепко отбило. Но это потом. Беги же.... Уууух ты-ы-ы !!! Знаешь, впечатляет! А так ничего парниша. Хотя, тот мне ... милее.
Это она прокомментировала мой возврат в человеческий образ.
- Загадками говоришь. Кто ты?
- Если не вспомнил, значит, пока рано. Давай, беги. Что делать собираешься?
- Мне нужна моя одежда. Да нет, ерунда. Мне нужна пачка моих сигарет. Там - важная информация. Нет, чёрт, о чём я? Надо Светлану вытащить. Ну, и информацию, конечно.
- С утра прибудет другой вертолёт. Потом я на нём - в аэропорт. Возвращайся на ту же поляну, там заберу.
- А девушка? А информация? А эти уроды?
- Что смогу, сделаю. Давай, дуй быстрее... как тебя сейчас кличут?
- Эээ - растерялся я от такого странного вопроса. - Сейчас? Виталий.
- Давай-давай. Я их ещё задержу. И... найди себе какую одежду.
- Это - непременно, - заверил я её, выскальзывая в люк.
Ишь ты, деловая. "Что смогу - сделаю". А что не сможет? Хотя, по фокусу со стеной, может она много. Всё она намекала, что меня знает, а мне память отшибло. Если бы в свете дня разглядеть.... Ай, если бы помнил, то и так узнал бы. Куда эта лестница ведёт? Всё ниже и ниже. Может, это и к лучшему? Вот и эта развилка к лучшему. На случай погони. Но всё равно надо наверх. Вот эта лестничка, похоже - туда, к свету. Нет уж. Мы лучше вот сюда. В эту щелочку. А вот этот люк закроем. И завинтим с этой стороны.
Узкий коммуникационный лаз, в который я протиснулся, привёл меня не к свету, а на какой-то заброшенный командный пункт, скрытый в поросшей елями сопке. В одну из узких смотровых щелей была видна и центральная площадка - маскировочные сети сейчас были сняты. Уж и не знаю почему, но, кажется, спалил их упавший вертолёт. Поздний вечер. Видимо моя уловка удалась - погоня решила, что я рванулся по той лестнице, и уже где-то в лесу. Поскольку уже знакомый мне командир, ну, который дал приказ меня спалить, сейчас накручивал хвоста подчинённым. Вертолётчица стояла рядом и что-то кричала на них же, а командир время от времени успокоительно клал руку на её плечо. Затем команда, разделившись на четыре группы, бегом кинулась во все стороны света. Ну что же, это к лучшему. Меньше возни будет здесь. Вы сами понимаете, что предстоящую ночь я не собирался отсиживаться в кустах, ожидая вертолёта со спасительницей. "Что смогу - сделаю". Ишь ты! Я тоже сделаю, что смогу. У меня даже фора есть - скачанная у "Гиммлера" память. Порывшись в ней, я убедился, что об этом КП не знал и он. Удачно. Зато обитаемая сейчас часть этой ракетной точки мне стала известна досконально. А Светлану скоты опять поместили в "приёмный покой" - место, куда доставляли несчастных доноров. Не разгромил я тога здесь всё до основания. Теперь только ждали новую команду и дезинфицировали операционную. Оплёванный мной в буквальном смысле медперсонал содержится в отдельном бункере - шеф приказал понаблюдать. Сам "Гиммлер" туда не ходил - боялся заразиться, да и жутковатое зрелище. О моей одежде он, конечно, ничего не знал. Отлично, значит, ничего не нашли. Доложили бы. План коммуникаций он видел, но специально не запоминал. Ну, специально и не надо. В памяти человеческой остаётся всё, хоть когда-нибудь, хоть мельком увиденное. Главное - уметь извлечь. А я, оказывается, умел. Я мысленно прошёлся по плану, пытаясь дополнить недостающую часть плана тем, что увидел сам. Кажется, удалось. Тогда вперёд. К медперсоналу. Узнаю про одежду. Потом - к Светлане. Потом... всё. Хватит. Дальше - по обстановке.
Лазы (их трудновато назвать тоннелями) были очень узкими, предназначались для проверки и замены каких-то проводов и кабелей, уже давно были заселены крысиным народцем, который встречал меня возмущённым писком. Правда, эти твари боялись меня и где-то растворялись при моём приближении. Вот и лючок в бункер. А ведь зря, зря они здесь разместили этот изолятор. Да, на отшибе бункерок. А почему? Надо, ох надо было вот так полазить, как я. Этот вот провод не зря красный. Где-то именно в этом бункере и красная кнопка. Было это все на плане у " Гиммлера"? Наверное, нет. Такие вещи не доверяют и самым приближённым. Молодец, шеф! Предусмотрительный. Но это - на потом.
Люк оказался возле бывшего поста связи, этаком "предбаннике" главного помещения бункера. Сейчас здесь было пусто, а какие-то пульты покрыты пылью. Нет, "красной кнопки" здесь нет, - на всякий случай полюбопытствовал я. Ладно. Пойдём, возьмём интервью у великого хирурга. Как-то мы расстались, не договорив о самом главном.
Говорить, правда, никто из них уже не мог. Зрелище было не для слабонервных. Конечно, по грехам и мука, но это.... Та зелёная... скажем так " пена", которой я их тогда.... Она... в общем..., ну, как кислота. Только не сразу, а медленно, но неотвратимо разъедает плоть. А сейчас уже прошло время. И они... лежали сейчас уже без глаз, без волос... да каких там волос - вообще без кожи. Как они не истекали кровью - не знаю. Между открытых от щёк зубов вывалились жутко распухшие языки, а сквозь дыры в плоти уже были видны внутренности. От ужасного зрелища и зловония я выскочил назад. Перевёл дух. Это... подожди, это и там в тюрьме такое? Не зря Бычёк не захотел за столом рассказывать. И... и тем пацанам? Ну, которые тогда нас с Тамарой.... Нет, зечарам так и надо. А... а наркоту тому, дураку зелёному, Женьке? Надо будет позвонить Томке, узнать всё-таки.... А этим, здешним.... Я вспомнил, что они собирались сделать с девушкой, что наверняка уже не раз сделали с неизвестными мне людьми, с тем же, успокаивавшим нас Михаилом, и решительно вернулся назад. Их лежало шестеро из персонала (если можно так их назвать), обеспечивавшего тогда операцию и сохранность органов, а также трое их охранников. Хирурга я узнал с трудом. - Вот и свиделись. Здравствовать не желаю. Последний пациент ваш, Леонидович.
- Убей! - прохрипел он.
- Где моя одежда?
- Убей!
- Где моя одежда, чемодан, вещи?
- Убей!
К сожалению, в человеческой ипостаси я не мог считывать мысли, а запугать его я уже не мог ничем.
- Хорошо. Обещаю. Если найду свои вещи.
- Жанна... раздевала. Всё... всегда... в контейнер.
- Какой?
- Жанна.
- Кто такая Жанна? Где найти?
- Ассистентка. Здесь. Рядом.
Это была та самая врачиха, возжелавшая меня на ночь перед самой операцией. И её я узнал теперь с трудом, в основном - по росту, точнее, теперь - по длине.
- Жанна! Слушайте. Вспоминайте. Где контейнер, куда вы бросали одежду вновь прибывших.
- По... по....
- Что?
- По... мо... - жалобно застонала она.
- Помочь?
- По ... мо... лись... за... ме-еня.
На миг стало жаль, пронзительно жаль этих людей. Но только на миг. Потом я вспомнил безнадёжный плач Светланы, когда её привезли "снимать лицо" и смакующие предстоящее событие комментарии изувера. Теперь подыхайте вот так - в боли, гнили и собственных испражнениях!
- Хорошо, помолюсь. Где контейнер, куда складывали одежду?
- Ко-омна-ата у ... вхо-ода.
Я вспомнил план, сориентировался, кинулся назад к лючку.
- У-у-у - бе-ей, - взвыл доктор, услышав, что я ухожу.
- Обязательно. Только попозже.
"Оплёванные" мною помещения так и стояли брошенными, словно при срочной эвакуации. Нет, какой там эвакуации - паническом бегстве. Даже лампы всё ещё горели. Видимо, наблюдая за медперсоналом, никто пока не рискнул приняться за дезакцивацию или, там, дегазацию, пока не установят, что произошло. Выбравшись из "подполья", я кинулся в названную комнату. Да, вон там в углу контейнер. Да, и моя одежда. Слава Богу, сколько же голым болтаться! Я сунул руку в карман. Есть! И пачка сигарет и информационное сокровище Бычка в ней. Ну вот. Теперь - за Светланой. Потом где-нибудь дождёмся прилёта вертушки и устроим маленькую разборочку.
"Приёмный покой" - отдельный каземат, направо от вот этой комнаты и по длинному коридору, с отдельным входом, совсем рядом с вертолётной площадкой. Это, чтобы жертв меньше народу видело. Дверь, естественно, заперта. Ладно, полезем опять к крысам в гости. Где люк? Мне вот что интересно. Об этих лазах знают же! И ничего не заперто, не заглушено, не завалено, не зарешочено. Почему? Не ожидали чужаков, а свои хорошо выдрессированы? Но вот Светлана. Могла бы и сама по этому ходу....
Не могла. Она, как и тогда, в самом начале нашего знакомства, лежала, прикованная наручниками к железной койке. Сейчас на кровать через узкое оконце падал лунный лучик, в свете которого лицо несчастной спящей девушки казалось призрачно-нежным и до слёз трогательным в своём безнадёжном покое. Правда, услышав звук звякнувшего лючка, девушка тотчас проснулась, повернула голову, но видеть меня пока не смогла. Лишь когда я подошёл, наши взгляды встретились. Бледные сейчас губки Лисёнка сначала улыбнулись, затем сложились в несчастную гримаску.