Половинкина Татьяна


***
Крепнет воздух, голову дурманя,
И повсюду, взор куда ни кинь,
Над землёю всходит, будто пламя,
Врубельская огненная синь.

Всё к зиме в душе моей готово:
Мысли безотчётные чисты,
И гляжу смирённо и сурово
На оледенённые мосты.

Первой вьюги холостые зёрна
Пронеслись, вдоль тополей блеснув.
Надо мною хрупко и узорно
Выдул небо холод-стеклодув.

В мире, пустотою обновлённом,
Мне спокойно без любви земной.
И, как прежде, эхом отдалённым
Ты почти не говоришь со мной. 

***

В который раз сменяется грозой
Души недолгий штиль, и год от года
Во мне ясней и яростней природа
По травле стосковавшейся борзой.

- О, ветреная прелесть вдоль виска!
Когда рождаешь бурю ты в тихоне,
Ей кажется судьба сплошной погоней
За целью, что пронзительно близка!

Пусть всё обман: что есть, что впереди,
Пусть мне не по зубам моя добыча -
Горланит рог, и свора гончих кличет,
И сладостное бешенство в груди.

И БУДЕТ бег. Как римскую свечу,
Не погасить огня в калёных жилах,
Пока молчу о том, что достижимых
Я в этой жизни целей не хочу.


Вдова
Я шла сквозь осенние сумерки к дому,
Сгребали листву в палисаде.
- Графиня... - сказал собиратель другому,
На светскую шаль мою глядя.

Древесную горечь вдыхая всей грудью,
Я вдруг улыбнулась украдкой:
Графиня?.. как, право, мечтательны люди,
И как их прельщает загадка...


              * * *

Всё верней я примечаю осень
В мнимой бездревесности московской,
Где грачей ансамбль сиплоголосый,
Где студёный ковшик звёзд расплёскан.

Словно жалость, росы после ночи.
Росточь сердца хочет заполненья,
И внимательней и одиноче 
Зоркой осени глаза оленьи.

Росчерк ветра явственно-небросок. 
Но ревнивой не избыть тревоги:
Кто-то шепчет из-под гулких досок
И гремит жестянкой у дороги.

Это памяти трамвай последний -
Козлорогий, плавный, как громада, 
Будто Фавн, уводит в мир осенний
Дней моих скудеющее стадо. 

Во сне
Северен воздух. Стволы облепихи 
Ранним больны янтарём.
Там, за голбцами, неспешный и тихий, 
Кто-то прошёл с фонарём. 
Не угадать в голубом полумраке 
И не упомнить примет.
Сеет забвения сонные маки
Веющий анахорет.

Ямы задумчиво широкороты,
Поле в рассветном дыму.
Милый, чужой и таинственный кто-то,
С чем ты пришёл и к кому?
Путник усталый со светочем бледным,
Вышедший из ковылей, 
Перекрестился и молча помедлил
Возле могилы моей.

Утро
Дождь отшумел. Через сон
Гроз холостые раскаты.
Лень отогнав и накинув халат, ты
Вышла босой на балкон.

Подчинена сквозняку,
В мирном течении штора.
Между темнеющих реек забора
Синюю видно Оку.

Свет очень слаб. В лопухах
Тихо мигает росинка.
Свежая мята намокла в корзинке,
Мятою воздух пропах.

Гладок от влаги тандем,
Хром рулевого звоночка,
Тусклый ручной умывальник с цепочкой;
Холоден дачный Эдем.

Сердца не трогает гонг
Капли, звенящей о блюдце.
Воля одна: потеплей обернуться
Пледом, забравшись в шезлонг.

И до восторга пуста
Мысль перед флюгером робким...
С шорохом, словно пошиты из хлопка,
Падают розы с куста.

Осень в городе
День придёт по-осеннему ясен, и
В переулках засмотримся мы,
Как красуются рясами ясени,
Под иконами окон прямы.
 
Мы нырнём в листопада утопию,
В нисходящем огне замерев...
Преисполнится грусти надлобие
Зоркой церкви в просвете дерев.
 
Известят неземными клаксонами
Нас, бескрылых, о гнёздах пустых,
И ладони мои невесомые
Усмирятся в ладонях твоих.