- Ты больной на голову, Федя, - зло буркнул Шимонов. Плечистый, красивый, с мужественной челюстью. Он вечно задирал всех в казарме, и всегда был обласкан сестричками в лазарете. Понятно, что они в нем находили: русоволосый богатырь. Простой, как две копейки. Надежный, как молот. И такой же умный. - Твое место за Уралом, в спецдурках.
Федор уже пожалел, что заговорил с ними о пузырях по Ту сторону. Но нервы шалили, и от страха хотелось болтать безумолку. Ведь он так долго ждал! И вот, наконец-то, отряд ликвидаторов (в который его приняли со скрипом) под покровом ночи двинулся в путь. Открыв новичку Федору Старцеву дорогу на поле мертвых.
Новичку, у которого был План.
Коренастый Зубков в залатанном бушлате покрутил грязным пальцем у виска, выплюнул окурок и прокомментировал:
- Пузыри управляют танками? Некроманты поют вокруг них песни?
- А почему нет? - неожиданно вступился за новичка Коля Москалев. Щуплый, веселый. Самый молодой в отряде (по возрасту, а не по опыту), и потому еще не обросший цинизмом и грубостью. - Ангелы сжирают все ракеты и самолеты, попавшие туда. Кто знает, что находится за грядой? Почему бы и не пузыри?!
Они все, как один, посмотрели на черную кромку леса, облупившего западную гряду. В чащу то и дело били бесшумные молнии, а огненные кляксы ангелов метались в небесах, словно взбесившиеся птицы.
Федор почувствовал на себе тяжелый, недобрый взгляд Игната. Командир сидел в окопе, поставив между ног винтовку, слушал разговор бойцов, но не вмешивался. Просто буравил взглядом новичка и жевал спичку. Он будто знал тайну Федора.
- Меньше знаешь - лучше спишь, Коля! - улыбнулся Шимонов и отвесил молодому Коле подзатыльник. С поля донесся скрежет металла, где-то гулко зазвенела сталь, будто забили в колокол. - Пузыри управляют танками, ха-ха-ха. Когда вернемся, покажись врачу, Коля. А то сдвинешься, как Федя.
Федор улыбнулся, будто его повеселила шутка Шимонова. Лучше улыбаться, так меньше подозрений. Хмурых людей не любят. Хмурых новичков вечно подозревают. Так что на лице должна быть добрая улыбка.
Потрескавшиеся губы ожгло болью, но Федя не показал ее товарищам.
- Зря тебя из лазарета выпустили, Псих. Ошибся насчет тебя Еникеев, - подытожил вдруг Игнат. Подался вперед, обрывая перекур ликвидаторов. Сморкнулся на землю, сплюнул и тихо приказал:
- Выдвигаемся. Шиманов, Зубков - вы первые.
Федор опустил взгляд. И только в этот момент перестал улыбаться. Ему вдруг стало очень тоскливо и грустно. И даже мысль о Плане не так грела сердце. Злые люди. Злые, недобрые люди. Другие. Совсем другие.
Отряд неторопливо вступил на землю мертвых. Ликвидаторы осторожно пробирались через завалы металла, осматривали каждый танк, опасаясь наткнуться на оживший. Но в черных смотровых щелях не горели гнилостные огни, и потому, машина за машиной, солдаты успешно двигались к центру танкового погоста.
В темноте то и дело что-то скрежетало. Это означало, что на поле они не одни. Что они не зря так осторожничают. Днем встретить мертвый танк - верная смерть. Ночью еще есть шансы спастись, а то и завалить полусонную тварь. Поэтому люди появлялись на поле боя только после сумерек, когда орудийная канонада уже стихла, уцелевшие танки живых оттянулись назад, в Малиновку, а мертвецы вернулись в свой стан.
Подчиняясь команде Пузыря!
Федор едва удержался от того, чтобы не хихикнуть. Они не верят в Пузыри. Они не знают правды. Глупцы. Наивные глупцы!
Тесный проход между танками расширился. Здесь легко могла проехать некрупная машина и потому идти стало попроще. Шимонов, шагающий впереди, расслабился, демонстративно забросил винтовку на плечо и обернулся, отыскивая глазами Игната. И тут темнота содрогнулась от лязга, а одна из застывших фигур вдруг подалась вперед. Федору показалось даже, что это было не движение. Что многотонная обугленная махина А-20 с разорванной кормой, просто выпрыгнула из темноты и обрушилась на Шимонова. Богатырь, попавший под трак, заорал от боли. В небо взмыли сонные вороны, где-то испуганно бросился наутек черный падальщик, с земли поднялся пепел, и отчетливо завоняло сгоревшей солярой. Федор не успел ничего сделать. Даже подумать не успел. Он просто стоял возле раскуроченного взрывами танкового остова, и с отстраненным видом наблюдал за происходящим. С треском, лязгом и скрипучим грохотом танк молол землю и плоть Шимонова траками. Вопль солдата утих, как только зачавкала плоть, и захрустели кости, вдавливаемые гусеницей в сырую землю. Зубков, шедший вторым номером, растерялся и вместо того чтобы броситься назад замер в испуге и неожиданно поднял руки, сдаваясь. Будто это могло что-то исправить.
- Зубков! Назад! Назад, идиот! - взревел Игнат.
Надо улыбаться. Так почему-то решил Федор, и губы вновь заболели, растянувшись в тонкой улыбке. Командир заметил ее, окрысился и нырнул за труп одного из танков.
- В укрытие! - заорал он оттуда.
Башня А-20 со скрежетом повернулась. Орудие застыло напротив головы Зубкова. Молодой Коля рванул гранаты, конечно, но когда он лишь размахивался - уже грохнул взрыв, превративший оторопевшего бойца в ошметки. На месте танка поднялось черное облако золы и пепла. Что-то теплое и склизкое плюхнулось Федору на щеку, и он нервно стряхнул с себя вязкую субстанцию.
В облако одна за другой улетело две драгоценные связки. Два взрыва слились в один, и над мертвым полем прокатился зловещий стон.
Федор понял, что до сих пор улыбается.
Едва все стихло, Игнат выбрался из укрытия, крадучись пробрался к стоящему столбом Федору и неожиданно съездил ему по лицу.
- Дебил, - процедил он. - Гребанный дебил!
Командир потянулся к кобуре, но возникший из темноты Коля повис у него на руках.
- Он стоял и лыбился, чертов псих! Отпусти меня, я его прикончу нахер!
- Игнат, - заканючил испуганный Коля. - Не надо! Успокойся, Игнат! Он же ничего не сделал! Он просто растерялся!
Федор с потерянным видом потирал щеку и молчал.
- Вот именно! Ничего не сделал! Стоял и лыбился! Стоял и лыбился, урод!
- Я... я не знал, я не хотел! - испуганно промямлил Старцев. Игнат рванулся еще раз, и вдруг успокоился. Выпрямился, жестом показал Коле, чтобы тот его отпустил. Глубоко вдохнул носом, не сводя с Феди бешеного взгляда.
- Продолжаем движение, - проскрипел он, наконец, одернул замызганную гимнастерку. - Коля, следи за этим психом, раз ты такой добрый. И забери у него винтовку!
- У нас потери, Игнат, - удивился Коля. Он надеялся, что отряд развернется, потеряв почти половину солдат. - Может, ну его? Может, вернемся?!
- Ты тоже идиот, Коля, - устало выдохнул командир ликвидаторов. - Двинулись дальше! Мы должны поймать этого говнюка сегодня, а не когда-нибудь.
Удивительно, но Федор прекрасно его понимал. Некромант приходил к Малиновке уже битую неделю, и каждый раз возвращался назад, на мертвую сторону, с добычей. Семь ночей подряд! Ликвидаторы с ног сбились, разыскивая мерзавца. Так что рвение Игната вполне оправдано. Чернокнижника необходимо поймать. Пусть даже в отряде ликвидаторов осталось лишь трое бойцов, и один из них - обезоруженный Псих.
Раньше, когда эпоха Ржавых только началась, в поле по ночам уходили целыми ротами. Но в такие дни никому не улыбалась удача. Некроманты словно чувствовали облавы и не появлялись на поле. А военная часть теряла солдат десятками. Там, под черным небом, творилось что-то совсем непонятное. Что-то жуткое. Люди просто исчезали в черных коридорах, образованных между рядами разбитой техники. Иногда, позже, их тела находили ликвидаторы, ночные охотники за танками или водители тягачей, под покровом тьмы выстраивающие из обгорелых остовов баррикады.
Пропавшие солдаты, нанизанные на обломанные танковые стволы, безвольно опустив руки, смотрели мертвыми глазами на еще живых соратников, а их рты до сих пор кривились в безумном крике боли.
Раньше Федор считал такие истории байками, но с тех пор многое изменилось. Теперь Федору была доступна истина. Теперь он слышал голоса. С каждым его шагом по мертвому полю, они звучали все отчетливее, но пока еще недостаточно для понимания. Он стоял, чувствуя холодную сырость в промокших ногах, вглядывался в душную темноту и ловил себя на мысли, что хочет закурить. Так будет проще думать. Голоса, несомненно, что-то хотели сказать ему, но слова смешивались в неразборчивую, ноздреватую кашу. Хлопались с сочными шлепками и ворочались, как перезревшая биомасса. Однако теперь в них объявился какой-то смысл. Тот, которого не было, пока Федор лежал в лазарете.
На их фоне царил главный Голос. Заунывный, зловещий, знакомый. Тот, что звучал в его голове уже много дней. Тот, что стал частью его Плана. Тот, что доступен лишь побывавшим на Той стороне. Тот, что отправил в психушки за Уралом множество уцелевших танкистов, потерявших свое Я.
Федор стоит между двумя искореженными телами, касаясь ладонью вспоротого брюха "КВ". Он чувствует память обшивки, за которой в муках погиб экипаж поверженного танка. Эти ощущения пугают его. Ему хочется кричать, хочется отшатнуться, но тогда он выдаст себя. Тогда он покажет ИМ, что он изменился. Что старого Федора Старцева больше нет. Что у него есть План.
Боль заряжающего, заживо сгорающего в адовом пекле, щекочет пальцы, а истошные крики радиста навсегда останутся на волне и будут то и дело прорываться сквозь помехи, стараясь предупредить тех, кому повезло.
Тех, кто завтра снова выйдет на поле.
По низкому небу плывут рваные облака, смешанные с дымом далекого пожара. Среди клочьев видны мечущиеся тени, то вспыхивающие, то угасающие за серой пеленой. Неслышимые простому уху крики огненных ангелов рвут перепонки Старцева на части, их мука и отчаянье переполняют сердце Федора, но не способны заглушить собой Голос.
Федору холодно. Осенняя прохлада оседает на коже пленкой промозглой сырости и обжигает ее. С прикрытыми глазами он слушает голоса убитых танков, разыскивая среди них тот самый. Тот, за которым он идет уже не первую ночь. Тот, который...
Снова над полями несется тоскливый стон.
- Тихо, - сипит Игнат. Клочковатая борода и заплывшие от постоянного пьянства глаза в жутком свете кажутся уродливой маской демона. Щетинистые щеки свисают, словно у бульдога, и синюшный нос кажется прилепленной к лицу сливой. В руках командира винтовка Мосина, и ее острый ствол смотрит Федору где-то между двенадцатым и тринадцатым позвонком. Старцев не уверен в том, что ликвидатор делает это не со зла. Он почти физически ощущает, как борется с собою командир.
Коля испуганно косится по сторонам. Он увешан связками гранат, как рождественская елка разноцветными шишками. В руках у него винтовка Федора, и этот груз тяготит молодого ликвидатора.
- Он рядом, - наконец, говорит Игнат и смотрит на Старцева. Командир не знает, что в изуродованной башне метрах в ста от этого места уже шевелятся обожженные руки, а тела-головешки загораются изнутри болезненным гнилостным свечением. Если сейчас приложить к голове наушники, то можно расслышать в треске помех сдавленный стон нового воина Ржавых. Федор уже чувствует близость демона. Но он не скажет о нем. Нет-нет. Потому что (он пока не понимает его, но чувствует!) Голос этого не хочет. А еще, потому что Игнат считает Федора сумасшедшим. И, значит, второго шанса выйти на поле у Старцева уже не будет.
- Колька, - Игнат смотрит на молодого. - Гляди в оба!
Над полем брани проносится тягучий стон металла, и ему вторит усталый вой далеких болот. Огненные ангелы завывают в небесах, и Колька действительно глядит в оба. То на них, то на зловещие тени, крадущиеся в темноте меж убитых танков. Его губы трясутся, по спине течет пот, а палец подрагивает на спусковом крючке. Хотя где-то в глубине души Колька понимает - сегодня старый добрый свинец патрулю не поможет. Федор чувствует, как меняется ночь. Как в ней пробуждается нечто еще более жуткое, чем тени в рваном небе и гнилостные огни оживших танков.
Федор слышит Голос. Федор начинает его понимать.
- Ходу! Ходу! - орет командир. - Справа Т-50! Славик, ради Бога, разворачивай! Да твою ж мать, быстрее, пока он за холм не ушел!
В рации слышатся мужские рыдания. Им вторит чей-то истеричный смех, пробивающийся сквозь треск помех. Федор, мокрый от пота, ловит во всеобщем хаосе связи хоть какие-нибудь указания от командира отряда. Их неповоротливый КВ-3 застрял у входа в болото и теперь неуклюже месит траками вонючий мох, пытаясь перехватить легкого разведчика. Наводчик с бешеным видом крутит рукоятью наводки. В душном чреве приземистого танка пахнет солярой, потом и давно немытыми телами. Сквозь щели тянет тиной и сыростью. Федор знает, что рядом с ними бодается с противником могучий ИС, но уже несколько долгих минут он не слышит выстрелов соратника. Их же команда действует как единое целое. Крики Павла Петренко это лишь звуки. Все понимают друг друга без слов. Они неделимы. И никто из них никогда не забывает про седьмого члена Экипажа, того самого, что вращает башней и перебирает лапами-траками, стараясь выбраться из болота.
Федора тошнит, но он как заведенный пытается выйти на связь, слыша лишь голос ефрейтора Селиванова, запихнутого в утробу СУ-8 где-то там, по ту сторону топей.
- Нужен "свет"! Дайте "свет"! - монотонно, устало повторяет артиллерист. Ему никто не отвечает.
Тишина на командной частоте стоит уже минут пять. С того самого момента как вражеская артиллерия накрыла залпом долинку за западным холмом. Федор знает, что это значит. А еще он знает, что будет дальше.
БАХ! От отдачи Федор ударяется головой, в глазах на миг мутнеет, но сквозь дымку слышит ликующий вопль командира.
- Попал! Ай, Васятка! Ай, молодец! Слава, ХОДУ!
Скрежет. Лязг. Огненное одеяло, накинутое из пустоты. Трубный вой демонов и темнота.
В ночи слышны голоса. Десятки, сотни голосов. Плач, проклятья, смех и яростный рев - все смешалось в одну симфонию и впиталось в мертвую землю. Федора замутило от этого гвалта. Ноющая боль в глазах стала еще сильнее, а во рту поселился холодный привкус металла.
- Ржавая тварь рядом, - сказал спутникам Игнат. - Не вспугните!
- Он один? - прошептал Колька.
Командир зло поморщился, посмотрев на Федора, потом взглянул на Николая и пожал плечами.
Федор знал, что некромант не один. И что порождение Ада уже затянуло монотонную молитву, наполняющую тела убитых танков потусторонней силой. Той, что завтра выйдет на поле близ Малиновки и поползет через пашни к далекой деревне, за которую вновь начнется нешуточный бой. Один из череды многих. Три километра бесполезной, изрытой воронками земли, что день ото дня штурмует бесконечная армия мертвых танков. Федор облизнулся, чувствуя Голос и вожделея его. Тот знал о Пузырях. Тот верил Пузырям!
Старцев замотал головой, прогоняя наваждение. Отчего-то вспомнилась стройная Иринка из санчасти, с ногами от ушей, высокой грудью и похабным взглядом. Ох, как бы он сейчас с ней покувыркался. Внизу живота забурлило неуместное желание. Федор украдкой посмотрел на товарищей и с облегчением выдохнул. Не заметили. Вышел бы знатный конфуз. Добавилась бы еще одна тема, над которой можно будет поржать в казарме, бросая недобрые взгляды в сторону его койки. Впрочем, не в этот раз. В его План такой поворот событий не входит. После странного поступка Игната - Федор боится улыбаться и оттого растерян. Как же еще можно отвести от себя подозрения? Как же еще показаться им нормальным?
- Не залипаем, - промолвил Игнат. Он сдавленно кашлянул, прогоняя прочь собственный страх, а затем решительно обошел Федора. - Скоро полночь. Нам надо успеть.
Федору хотелось сказать, что бородачу некуда торопиться. Что все уже предопределено. Что он не увидит рассвета.
Но кому из живых хочется знать будущее? Истинное будущее. Неумолимое. Подкрадывающееся из самых темных уголков сырой реальности. Определенное кем-то другим. Кем-то, кого ты давно считаешь мерзавцем и распространяешь свою веру на окружающих. Даже не задумываясь, прав или нет.
Федор улыбнулся, и, тут же с испугом стер улыбку с лица.
- Стой, - шепотом одернул его Коля. Парень, украдкой обернувшись на командира, сунул Старцеву пистолет. - Лучше хоть что-то...
- Спасибо, - с ноткой удивления ответил ему Федор. Коля кивнул и торопливо скрылся в темноте, превратившись в едва видный силуэт.
Над полями вновь поплыл стон. Справа, меж двух изломанных снарядами корпусов что-то мелькнуло, будто сгорбленный человек прошмыгнул мимо. Колька дернулся и едва не нажал на курок, но падальщик исчез, оставив после себя пересохший от волнения рот и бешеный стук сердца.
- Сука, - подытожил Колька. Твари, пожирающие металл окончательно погибших танков, появились вскоре после восстания Ржавых. Черные адепты мертвой революции. Для людей не опасны, но нервишки при ночных встречах расшатывают.
Темнота лязгнула и завизжала. Нечто прыгнуло прочь, ломая прогнившую броню. Со скрежетом склонилось к земле покрытое мхом орудие. Одно из многих. Откуда-то с запада донесся треск ползущего по кладбищу мертвого танка. Сегодня все иначе. Все не так как обычно. Хорошо, что Игнат не повернул назад. Еще один день наедине с Голосом Федор бы перенести не смог. А сейчас источник близко. Очень близко.
Рядом, буквально в трех-четырех метрах раздался дикий, нечеловеческий вопль, в котором смешался дикий ужас и отчаянная боль.
- Матерь божья, - выдохнул посеревший лицом Колька. Игнат с винтовкой наизготовку плюхнулся на одно колено, выглядывая через прицел неприятеля. - Матерь божья, спаси и сохрани. Спаси и сохрани! - повторял молодой парень.
Удаляющийся хруст древнего металла, чавканья гнилой земли и зловещий вой ночного "нечто" смешался с тягучим стоном топей. И Голосом...
"Иди ко мне. Иди ко мне. Иди. Ко. Мне."
- Иду... - прошептал Федор. - Я иду...
Колька с опаской посмотрел на улыбающегося товарища и прибавил ходу, стараясь держаться поближе к командиру.
- Мы рядом, гаденыш! - прошипел Игнат. Облака в небе проносились мимо луны, и на короткое время поле мертвых остовов залил молочный свет. - Не уйдет, паскуда!
Федор, перехватив поудобнее винтовку, поспешил за синеносым.
"Иди ко мне"
Вчера к Малиновке пришел еще один эшелон с новыми танками. Зачехленные в брезент титаны величественно возвышаются на железных платформах, и, глядя на них, Федор не может отречься от мысли, что вскоре кто-то из этих красавцев, окутавшись зеленоватым свечением, поползет обратно. Могучие "тяжи", брутальные "средняки", почти игрушечные "светляки". Три СУ-14, настоящая радость для потерявших свои машины артиллеристов, спивающихся на окраине. Теперь со стороны Москвы везут только танки, снаряды и водку. И каждая из этих посылок действительно важна воинской части, окопавшейся близ Малиновки.
- Я буду без обиняков, Федя. Обычно мы отправляем таких как ты назад в тыл, - говорит политрук Еникеев. Они стоят под развесистым кленом, у скамеечки, и смотрят на вокзал. Пахнет гарью. Здесь всегда теперь пахнет гарью.
Еникееву хорошо за пятьдесят, у него красное лицо, сиплое дыхание и вечная испарина на лбу. Форменная фуражка продавила на коже белый след, волосы взмокли. Он устал, это видно.
Федор молчит, курит папироску и наслаждается теплом солнечных лучей.
- Но Вяземцев говорит, что ты в порядке. Все тесты прошел на отлично. Я не верю в чудеса, но я верю Вяземцеву. В экипаж тебя назначить не могу, сам понимаешь, не та ситуация. Отправлять в Москву... Ты знаешь, чем для тебя это кончится. Мы же не первый год знакомы?
Грязный носовой платок касается лба. Еникеев шумно вздыхает, а Федор затягивается, слыша, как трещит плохо забитый табак. Они оба стараются смотреть на станцию и ни в коем случае не оборачиваться.
- Но к ликвидаторам тебя определить я могу. Вот только слух уже прошел, Федя. Все уже знают, что твой танк уполз на сторону Ржавых. Ты уверен, что хочешь остаться?
Федор кивает, крепко затягивается. Он за всю свою жизнь никогда не был так уверен, как сейчас. Жизнь до Плана кажется ему нелепой.
Над миром царит непривычная тишина. Войска Коалиции давно уже не лезут в бой первыми. Линия фронта проходит через черное поле, усеянное обгоревшими остовами, но сражение всегда начинают мертвецы. И сегодня они даруют людям день покоя. Такова воля Пузырей. Федор едва сдерживается от таинственной, всепонимающей усмешки. Еникеев не поймет. Никто не поймет.
В первый раз он услышалГолос, когда еще лежал на больничной койке. Как ему удалось уцелеть? Скорее всего, их танк накрыло прямым попаданием удачливого артиллериста мертвых, после таких "чемоданов" выжить невозможно. Один фугасный заряд, и все те, кого Федор когда либо любил на этой чертовой войне - перестали существовать. А он остался. Чудом, проклятьем, но остался.И теперь пробудившемуся Голосу удалось разбудить в нем тоску по боевым товарищам. Пустота в душе отозвалась на призыв, словно влюбленная девушка на песнь красавца-ухажера. С техпор голос зовет его каждую ночь туда, на поле. В нем смешивается тоска и любовь. Желание целостности. Плач разбитого сердца. Боль всаженной занозы, которую можно вытащить только там.
Федор знает, что это значит. И потому приложил все силы, чтобы доктор Вяземцев ничего не заподозрил. Постарался обмануть всех, кого знал. Всех, кто видел его жизнь "до" Плана. Ему никто не должен помешать. Вдоль линии фронта часто ходили слухи о тех танкистах, чьи танки ушли на Ржавую сторону. Далеко за Уралом психушки переполнены такими вояками. Федору не хочется составлять им компанию.
- Эта война проиграна, Федя, - устало говорит политрук. Он смотрит ему прямо в глаза, и Федор понимает - это не проверка. Еникеев действительно так считает. Подполковник не боится уже ничего. Ни карателей, не вежливых особистов с холодными глазами. За их спинами бурлит в дыме пожарищ истинное зло, и человеческому фактору в нем не место. - Мы все просрали, Федя.
Федор кивает, бросает окурок в траву и припечатывает его каблуком. А затем оборачивается. Черные тучи, за которыми то и дело пробегают огненные всполохи, упираются в лезвие голубого неба, олицетворяющего линию фронта. Там, по ту сторону поля, уже совсем другой мир. Там сверкают ослепительно яркие молнии, пожирающие мертвую землю Ржавых, там всегда что-то горит.
Там прорвался наружу Ад.
Игнат забрался на обугленный остов танка и осторожно огляделся, изучая стальные лабиринты. Федор прикрыл глаза, чувствуя странное тепло и близость Голоса. От нетерпения ему хотелось притоптывать ногами, словно взбудораженному жеребцу. Старший ликвидатор торопливо спустился вниз, прошептал:
- Рядом! Вижу огонь.
От Коли пахло страхом. Он затрясся, как осиновый лист на ветру. Игнат бросил на него внимательный взгляд.
- Ты в порядке, Коля? Сдюжишь.
Парень вымученно кивнул, хотя даже на расстоянии метра было слышно, как стучат его зубы.
На опять улыбающегося Федора Игнат посмотрел с плохо сдерживаемой яростью. Кое-кто в лагере говорил, что этот "танкист" бросил свой экипаж в огне, хотя мог помочь им выбраться. Врут, не врут - какая разница? Он здесь, а его машина служит Ржавым.
Лучше бы парень сгорел вместе со своими товарищами. Всем было бы легче.
Надо будет сдать его душеправам, думал Игнат.
Федор же думал о Пузырях.
Ликвидаторы стояли между двух Т-34, в посмертии уставившихся друг на друга стволами. Сорванные гусеницы растеклись по земле, и все пространство вокруг было изрыто воронками от разрывов. Скорее всего, убитые танки застыли тут с тех времен, когда артиллерию еще щедро снабжали снарядами, и та могла себе позволить после боя отутюжить поле битвы фугасами и усложнить работу некромантам.
Сейчас ситуация изменилась. Боеприпасы стали экономить. Ничто не вечно, кроме армии мертвых.
- Я иду первым. За мною Коля. Федор - замыкаешь. Следи за тылом и если что - зови. Но не дай бог вспугнешь! Смотрим под ноги, молчим в тряпочку! Коля, связку приготовь.
Пригнувшись, Игнат осторожно двинулся к своей смерти.
"Я рядом" - сказал Федору голос, и сразу захотелось отбросить оружие и броситься к Нему. Броситься со счастливым смехом, отталкивая с пути этих мягкотелых, теплокровных, пустых людей. Людей, которые никогда не будут единым целым. Которым, не дано понять, что такое Экипаж. Что такое Команда. Что такое быть созданием с общим разумом. Созданием с общими чувствами. Литым организмом.
Земля под ногами тихо чавкала от прошедшего вчера ливня. Федор пребольно ударился носком о металлический обломок, покачнулся. Схватился за прогоревшую сталь мертвого танка и, порезавшись, зашипел. Под его рукой захрустела старая броня, и идущий впереди Игнат на миг обернулся, зыркнул гневно.
Два танка перед ним смяли хлипкий корпус какой-то французской машины, и чтобы пробраться мимо них, нужно было взобраться на ощетинившийся зубьями металл. Игнат, конечно же, пополз наверх самым первым. В ночи что-то тарахтело, гудело, трещало, и Федору вдруг стало жутковато. Он почувствовал, что сейчас что-то случится. Нервно сглотнул, чувствуя, как царапает горло пересохший язык. Несмотря на то, что Игнат ему никогда не нравился - Федору вдруг захотелось остановить его. Окликнуть.
Тот же, забросив винтовку за спину, уже вскарабкался на труп "лягушатника". Остановился, повернулся к соратникам и махнул рукой.
- Ой... - прошептал Коля. Федор застыл, глядя как один из танков, сжимающих тушку француза, повел дулом. Одно короткое, неожиданно стремительное движение. Несколько сантиметров вниз, и черный зев оказался прямо у затылка ликвидатора.
- Прыгай! - заорал Коля, и Игнат пригнулся, уходя от мертвого танка. Разгорающийся гнилым свечением монстр качнулся вперед, толкнув раздавленный танк-гармошку, и командир отряда с криком сверзился вниз, на землю. Бородач плюхнулся в грязь, застонал от боли и пополз прочь. За ним оживший КВ-3 вминал тушку француза в навеки утихнувший остов ИС-4.
На лобовой броне ожившего танка улыбалась голая девица, грубо намалеванная белой краской. Федор похолодел, узнавая.
Коля тем временем схватился за связку гранат.
- Не надо, - вырвалось из груди Федора. Молодой парень как-то услышал его слова в визге сминаемого металла и в шоке обернулся на соратника. Бурлящий болотным цветом КВ-3 остановился, заскрипела башня, и Коля, опомнившись, вскинул руку.
"Нет! Не дай ему!" - сказал Голос, и Федор неожиданно для себя поднял подаренный Колей пистолет. Рука будто покорилась танку. Стала его продолжением. Его частью. В Голосе проскользнули знакомые интонации.
Все как раньше. Все как тогда!
Палец сам нажал на курок, и грянул выстрел.
Пуля с чавканьем вошла Коле между лопаток и сила удара швырнула парня на землю, гранаты плюхнулись в грязь неподалеку от Игната.
- Ты... Я знал! Я знал! - заорал отползающий от КВ-3 по грязи бородач.
Не понимая, что делает, Федор подошел к нему. Наступил на винтовку, утопив ее в грязи. Посмотрел на танк, словно ожидая похвалы. Ему показалось, будто свет в смотровой щели благодарно мигнул, и от этого на душе стало так тепло, словно он увидел улыбку покойной матери.
Из-за КВ-3, прихрамывая, вышел долговязый некромант в черном тряпье. На голове у чернокнижника красовался кожаный шлем с пухлыми валиками, на одном из ушей болталась посеревшая, когда-то белая ленточка. У Федора был такой же... Когда-то давно. Когда-то в прошлой жизни.
Он облизнул пересохшие губы, глядя на повелителя мертвых танков. Все шло по Плану.
- Сучка, - прошипел Игнат, извернувшись змеей пополз по грязи к связке гранат, оброненной Колькой. - Ты сучка!
Ржавый что-то буркнул. Дернул рукой, и бородач захрипел, схватившись себе за горло. Некромант забормотал, покачиваясь, а Федор с изумлением увидел, как волшебным образом тело Игната поднялось в воздух и зависло над острым дулом раздавленного Тертрарха.
Бородач рвался из невидимых пут, шипел и кряхтел. Один сапог сорвался с его ноги и плюхнулся в грязь неподалеку от Федора. Мертвое лицо некроманта в старом шлеме ни на миг не изменило своего отсутствующего выражения.
"Да... Да!" - сказал голос.
Тело Игната рухнуло вниз, и ствол Тетрарха с чавканьем вырос из груди бородача. Взвыв, как раненый пес, ликвидатор заскреб руками по ржавому металлу.
Некромант отвернулся от Федора и похромал по проходу между танками прочь, даже не посмотрев на человека. Одна часть бывшего радиста молила о том, чтобы тело подняло пистолет и вогнало смертоносный свинец в спину чудовищу, но вторая не позволяла стронуться с места и манила Федора к ожившему КВ-3, на лобовой броне которого красовался последний "шедевр" Славика, их механика-водителя.
- Я пришел...
Ствол танка с гулом повернулось к нему, и Федор уставился в черное ничто, в глубине которого загорался изумрудный свет.
Вспышка ослепила его. Охватило сознание, и он повалился на колени, скованный с нутром родного танка зеленой ветвью, проросшей через ствол. Ветвь пульсировала, и по телу Федора расползались волны блаженства.
- Аааах... - простонал он, чувствуя, как расцветают перед глазами алые маки, и как с каждым мигом становится тяжелее гимнастерка.
Свет заполнил его сознание до конца. Расширился до границ вселенной, и резким толчком бросил изнемогающего Федора на спину. Уже падая, он понял, что просто вываливается из сырой, обвисшей одежды.
КВ-3 пожирал его плоть, но это не пугало радиста. Потому что он становился единым целым со своим пропавшим экипажем. Потому что он становился частью большего.
Потому что все шло по Плану.
Теперь я/они/он видит то, что недоступно простым взглядам. То, чего не довелось видеть никому/им/нам/всем. Их/наш/мой танк стоит на гребне холма по Ту сторону, под черным, вечно громыхающим небом, и они/я/мы/он видит, как лавина мертвых машин ползет через поле в сторону Малиновки. Слева и справа от ожившего КВ-3, частью которого он/они/я/Федор/Слава всегда были, плюются чудовищным огнем мертвые артиллеристские расчеты. Там, впереди, взмывают в небо фонтанчики земли, вспыхивают пламенем легкие танки. Тяжелые монстры продавливают выстроенные ночью баррикады, сходятся друг с другом в клинче, и месят гусеницами грязь, силясь продавить врага назад. Из-за дальних домов Малиновки то высовываются, то прячутся дальнобойные мастера, поражая очередную ползущую через поле цель.
Я/Федор/он/они находятся в резерве Ржавых. Он/я/они так решили. Потому что они/он/мы стали целым. Стали целее, чем многие из тех, кто жив, и кто нет. Союз мертвого и немертвого. Альянс души и недуши. Он/Федор/они рады. Счастливы.
Одобрили План.
За их/его/моей спиной пульсирует зловещий шар, вокруг которого видны долговязые фигурки некромантов. Тощие руки вздымаются к небу, над миром несется стон-песня, и я/мы/они слышат странные голоса. Но мы/Федор/они одобряют. Слава/мы/командир/они знают, что делать.
Мертвая лавина продавливает хлипкую цепь живых защитников. Несколько подраненных "китайцев" кружат вокруг неповоротливого Мауса, погибшего недели две назад. Сбивают ему гусеницы, но неповоротливый монстр еще водит гигантской башней, выцеливая ловких и юрких противников. Из дальнего леса вздымаются следы трассеров, и он/Федор/мы видят, как адское пламя обрушивается сразу на два оживших Хуммеля. Теперь эти САУ окончательно мертвы.
В прицеле появляется шар некромантов. Он/Федор/они знают, что будет дальше. Двигатель чихает, кашляет, но сдвигает тушу танка с места, и КВ-3 с голой женщиной на лобовой броне спускается вниз, двигаясь к заключительной стадии его/Федора/их плана.
Как только мы/он/они понимают что время пришло, раздается их/его/наш первый выстрел. Взрыв косит Ржавых, сияние шара меняется, по его тошнотворной поверхности проносится рябь.
Плюясь огнем, КВ-3 неумолимо спускается в долину, не видя того, как на поле у Малиновки замирает сражение, и десятки мертвых танков останавливаются, пытаются развернуться, чтобы остановить неизбежное. Их безжалостно расстреливают бывшие соратники Федора/их/нас, благодаря небеса за дарованную удачу.
С каждым выстрелом долговязых повелителей становится все меньше. Они/Федор/мы/все чувствуют попытки темного волшебства остановить непокорный танк. Но это уже невозможно.
И когда КВ-3 врезается в пульсирующий шар - над полями Малиновки проносится нечеловеческий вопль. В небо взмывают десятки, сотни изумрудных молний, и чернота наконец-то уходит, уступая место голубому небу. Одной из этих молний становятся они/мы/Федор. Даже в посмертии оставшиеся Экипажем.