Подол кремового платья задирался, обнажая коленки, подобранные почти к груди. Чтобы ее пустили на детскую карусель, пришлось дать сильно больше, чем стоит билет. Ей было весело, но немалую роль в этом играло вино, выпитое раньше.
Вино было и правда хорошее, итальянское треббьяно, взятое из дома, легкое, с цветочным букетом. Гораздо дороже, чем все, что мы пили после него.
Сделав полсотни оборотов, железные самолетики остановились, и Даша сошла. Слегка покачиваясь, она вышла за ограждение, где мы с карусельщиком ждали, и в головокружении повисла на моем плече.
Будет неправдой сказать, что я ни разу не приглашал ее приехать ко мне, но она сделала это, по своей привычке, без предупреждения. Вместо меня у электрички ее дожидалась красная "десятка" с шашечками такси, пока я дописывал главу. К крыльцу моего дачного домика она явилась около четырех, ступая по проулку запылившимися бархатными туфлями, спасаясь от солнца черной широкополой шляпой. В руке с худым запястьем, на котором позвякивал браслет с шармами, она сжимала светлую сумочку скромных размеров. Это и был весь ее багаж.
Я поставил точку в конце предложения и вышел навстречу. В ее улыбке была некоторая неловкость.
- Я приехала.
Пока она пила на веранде мой остывший кофе и осматривалась, я переоделся в свежую рубашку, причесал взъерошенные волосы и, достав из шкафа бутылку белого вина, сунул за пазуху. Подумав немного, я взял и вторую, запихнув ее в боковой карман пиджака.
- Мы куда-то идем?
- Зачем сидеть дома в такую хорошую погоду?
- Может, ты хочешь еще поработать над книгой? Я пока посижу здесь, - она провела рукой по тахте, на которую присела. - А потом мы что-нибудь придумаем.
- Вряд ли у меня получится. И ты выбрала самый подходящий день, чтобы приехать. Сегодня в городе праздник.
- Правда? - Даша не была уверена, как ей следует реагировать.
Пока мы не вышли из проулка на асфальтовую дорогу, она неловко запиналась в своих красивых и дорогих туфлях, и на перекрестке я наклонился, чтобы смахнуть с них пыль.
Нам встречались двое или трое молодых людей, родители с детьми на плечах и люди в возрасте. Местные жители тянулись в парк за станцией, откуда доносился грохочущий шум, в эпицентре праздника превращающийся в музыку.
- Как думаешь - может, нам тоже держаться за руки?
- Если хочешь, - я взял ее ладонь в свою и почувствовал приятную прохладу в эту жару.
- Гораздо лучше! - она улыбнулась, слегка прищурившись.
Идти было не слишком далеко, но Даше путь по выщербленному асфальту давался нелегко. Однако она старалась не подавать вида.
- Может, мне лучше взять тебя под руку?
- Так тоже хорошо.
- Прости. Я жалею, что заставил тебя идти пешком. Вначале идея прогуляться казалась мне хорошей.
- Не говори глупостей, все замечательно!
- Я бы мог нести тебя на руках, если прикажешь.
- Возможно, позже я тебя об этом попрошу...
На железнодорожном переезде нас остановил опустившийся шлагбаум, а когда электричка со свистом проносилась мимо, Даша едва успела ухватить шляпу за край.
Шлагбаум поднялся, но мы продолжали стоять на месте.
Даша искала что-то в своей сумочке, а я думал, что мне бы тоже не помешала шляпа, мои светлые лоб и нос начали обгорать на солнце.
- Все в порядке?
- Да, - она пару секунд смотрела на свой телефон. - Муж звонит. Не буду отвечать.
В парке людей было уже довольно много, но сложно было понять, кого больше - гуляк или продавцов, к лоточкам которых детей манили болтающиеся в воздухе фольгованные шары в форме пони, принцесс и диснеевских героев. Тут же были шарики-попрыгунчики, страшненькие пластмассовые игрушки и кепки в цветах флага. Дети, которым уже все купили, или которым не купили ничего, и не купят, веселились у ряженых в поролоновые костюмы аниматоров, показывавших трюки с мыльными пузырями.
Кроме детского крика и воздушных шаров над парком летал приятный на запах дымок.
- Я ужасно голодная, - сказала Даша, слегка подергивая меня за руку.
- Это мы сейчас исправим. Пойдем.
Пробравшись глубже в парк, я остановил взгляд на мангальщике, лицо которого вызывало некоторое доверие. Цена была не по-христиански высокой, но отступать и скупиться в глазах Даши я не собирался. Впрочем, мангальщик христианином и не был.
С тарелочкой шашлыка мы разместились на лавке, стоявшей дальше всех от сцены, с которой молодежный ансамбль исполнял песни тридцатилетней давности, и я предъявил солнечному свету первую бутылку вина. Вино я благоразумно откупорил дома, заткнув потом поплотнее пробку обратно.
- Думаешь, стоит пить у всех на виду? Да еще из бутылки?
- Не вижу ничего такого.
- Ты не будешь шашлык?
- Нет. Я позавтракал хорошо. А ты ешь. С вином будет замечательно.
- Попробуй хоть кусочек.
- Хорошо.
- Ты какой-то хмурый сегодня, - она оценивающе глянула на меня, а потом сделала небольшой глоток из бутылки. - Последний раз в Москве ты был таким же. А потом пропал надолго.
- Я не пропадал, ты меня просто не искала.
- Раньше тебя не нужно было искать.
- Меня и сейчас не обязательно искать.
- Почему ты такой? Ты не рад, что я приехала?
- Прости. Твой приезд не имеет к этому никакого отношения.
- Тогда не говори со мной так, что я чувствую себя виноватой.
Я постарался вздохнуть как можно более выразительно.
- У меня плохо идет работа над романом. Но ты в этом не виновата.
- Тогда выпей вина, и, если хочешь, расскажи мне.
- Не хочу. Рассказывать не хочу, а вина выпью с удовольствием.
Ее колени казались такой правильной формы, четко очерченными, слегка заостренные книзу, и отсутствие колготок делало их еще более привлекательными, поэтому я не мог удержаться. Она задумчиво слушала бодрую самодеятельность на сцене, прижавшись щекой к мягкому плечу моего пиджака, а я аккуратно, но уверенно, поглаживал шелковую кожу ее ноги, отодвигая платье все выше. На третьей или четвертой песне моя рука, очевидно, поднялась за пределы дозволенного, и Даша меня остановила.
Она чуть приподняла голову и задала вопрос, который было удивительно услышать.
- Когда ты пишешь - это сложно?
- Иногда это чертовски сложно.
- Иногда?
- Почти всегда. Но пишу я ради тех моментов, когда становится легко. Если тебе легко - можно написать очень много. И ты пишешь, не отрываясь, чтобы успеть больше, пока не стало опять тяжело.
- А сейчас тебе тяжело?
- Тебе правда это интересно?
- Зачем бы я спрашивала? О чем ты писал, пока тебе не стало тяжело?
- О людях, которые говорят друг с другом так, словно играют в игру.
- Как мы с тобой?
- Не знаю. А в какую игру мы с тобой играем?
- Мне кажется, мы просто пытаемся добиться друг от друга определенных слов.
- Каких, например?
- Может, я хочу услышать "я тебя люблю". А каких слов ждешь ты - не знаю.
- Как насчет слов "ты меня любишь?".
- Ну нет, думай лучше, - она легонько шлепнула меня по колену. - К тому же, ты ведь мне все равно этого не скажешь.
- Не скажу. Да ты и не нуждаешься в таких признаниях.
Даша убрала голову с моего плеча и выпрямилась.
- Глупый ты. Пойдем и выпьем чего-нибудь еще, иначе я воспринимаю твои слова слишком серьезно. Только сначала я хочу прокатиться на той карусели!
Тени в парке стали длиннее, и солнце приобрело оранжевый оттенок оттого, что стало клониться к закату и скоро оно встретится с горизонтом. Деревья были покрыты фальшивым золотом. Люди были покрыты фальшивым золотом. Уже знакомый мангальщик, заговорщицки улыбавшийся мне, тоже был покрыт этим фальшивым солнечным золотом, но нас было сложно обмануть. Откуда-то из-под прилавка он налил нам в пластиковые пивные стаканы жидкость цвета граната, которая пахла как паркетный лак.
- Мне кажется, что это гораздо романтичнее, чем пить пино-нуар на веранде дорогого ресторана. Именно дешевый алкоголь дает почувствовать близость, родство душ. Почувствовать сопричастность, - Даша попробовала сделать большой глоток, но поморщилась.
- В тебе говорит излишняя любовь к Ремарку. Хотя, нужно отдать ему должное - он не дурак был смешать ром с портвейном.
- Ты знаешь, я, пожалуй, больше не буду, - сдалась Даша после второй попытки проглотить вино и протянула мне свой стакан.
- Даже я вряд ли его осилю.
Мы окропили урну красной жидкостью, словно принесли жертву Вакху. Сделали мы это без всякого сожаления.
Я накинул Даше на плечи свой пиджак с грубо зашитой подкладкой и пятном краски на рукаве, и самому мне стало чертовски зябко в этот августовский вечер. Мы решили, что непременно нужно выпить еще, поэтому вышли из парка и направились через площадь к продуктовому магазину. Я бы с большим удовольствием взял бутылку коньяка, но это было бы негуманно по отношению к Даше. Тем не менее, мы не прогадали - вишневая настойка оказалась почти такой же вкусной, как ее губы, но, наверняка, не шла ни в какое сравнение с тем, что притаилось внизу.
Мы выпили настойку прямо там, на облупившемся крыльце магазина, а потом вернулись в праздник. На этот раз я потащил ее в дальний угол парка, чтобы расположиться поближе к альтернативной сцене - зарешеченной асфальтовой площадке - откуда доносилась фальшивая мелодия "Фиолетово-черного". Несколько сорокалетних длинноволосых мужчин в тертых джинсах и растянутых футболках, с символами старого рока на них, старательно зажигали аудиторию, которую составляли с десяток таких же потертых граждан. Я соблазнился здесь стаканом холодного пива и на несколько минут оставил Дашу.
Когда я вернулся, она неловко отбивалась от зажавшего ее в углу, задравшего в воздух руки любителя музыки, основательно набравшегося алкоголем. К ее счастью, ничего плохого он не замышлял. Товарищ просто искал выход пьяной энергии, и с моим появлением без вопросов отошел ближе к центру площадки, где продолжил размахивать руками.
- Уйдем отсюда? - умоляюще посмотрела на меня Даша.
В сумерках, сгущавшихся над нами, постепенно пустеющий парк стал преображаться, теряя балаганный вид. Чем темнее делалось вокруг, тем красивее становился он. То же можно сказать и о здании начала двадцатого века, возле которого мы с Дашей остановились. Своими треугольным фронтоном, колоннадой под ним и облупившейся штукатуркой оно старалось казаться старше, чем есть на самом деле. Город тоже казался древнее и мудрее, хотя всего сорок лет назад он был рабочим поселком. Под прикрытием сумерек ему можно было легко поверить. Под прикрытием сумерек легко поверить многому, этим они и опасны.
Даша слегка скользнула ладонью по моей щеке, прижалась губами. Я крепко обнял ее. Она прислонилась спиной к стене, пиджак на ее плечах тут же испачкался известью. Следующий поцелуй был настолько сильным, что Дашиным губам почти наверняка стало больно. В ответ она впилась ногтями в мой затылок.
Одновременно с тем, как я продолжал целовать Дашу, опускаясь ниже по шее, рука моя скользила вверх по ее ноге, под платье. Мне показалось, что я запутался в подоле, в его бесконечных складках, но затем вновь ощутил прохладу кожи.
Рука забралась слишком высоко, под моей ладонью оказалось острое бедро Даши, и я стал нетерпеливо опускаться в поисках тончайшего кружева.
Кончиками пальцев я почувствовал ее волосы, и тут же остановился.
Меня будто окатило ледяной водой, и на несколько секунд я протрезвел. Даша выскользнула из моих объятий.
- Прости, - прошептал я.
Она одернула платье, стала поправлять растрепавшиеся волосы. Огляделась и растерянно сказала:
- Я только сейчас поняла, что оставила где-то свою шляпу.
- Пойдем, куплю тебе чего-нибудь вкусного! - я взял ее за руку и постарался улыбнуться.
- Только не вина!
- Хорошо.
Пока Даша неловко обкусывала с яблока красную глазурь, цыган отсчитывал мне пульки. Даже если бы я был трезв и предельно собран, у меня не было бы никаких шансов, потому что духовушка была пристреляна так, чтобы попасть из нее в цель можно было только по счастливой случайности. Что со мной и произошло. Дважды. По этой же счастливой случайности одна из пулек срикошетила ему в ухо, после чего он вручил мне за старания сиреневый резиновый браслетик, который удачно дополнил шармы на Дашиной руке.
Мы шли мимо станции. Уже стало почти совсем темно, и людей вокруг не было. Даша вытащила из сумочки небольшую фляжку, сделала глоток и протянула мне. Не ожидал, что "дамским напитком" окажется чистый, не разбавленный ром.
- Чуть про него не забыла. Купила не выбирая. Он не очень хорош, но для того, чтобы расслабиться, подходит.
- И часто ты так расслабляешься?
- Ты же не думаешь мне сейчас читать нотации по поводу женского алкоголизма?
- Даже в мыслях не было.
- Правильно, потому что нотации - это последнее, что я хочу от тебя слышать.
- А что ты хочешь слышать?
- Ты знаешь!
- Прости, я сейчас, - терпеть дольше было сложно, и я отошел в сторону от дороги. Кажется, ее повеселило, как я изобразил походку Микки Рурка из фильма "Пьянь".
Когда я вышел из кустов, она уже лежала на скамейке возле автобусной остановки. Ее сумочка стояла в пыли.
- Ты не думал, почему я приехала к тебе?
- Я решил, что ты скажешь, если захочешь.
- Возможно, ты решишь, что я - блядь...
- Не нужно этого говорить.
Она приподнялась, постаравшись сесть.
- Не перебивай, пожалуйста! Дай объяснить. Я ужасно устала от однообразия. Я просто уже не могу так. Я заебалась. Кажется, я не так как-то живу. Все время одно и то же - работа, дом, работа. По кругу. С тобой мне было интересно. Иногда я жалею, что познакомилась с тобой, а иногда жалею, что познакомилась с тобой так поздно, - ее мысли и слова стали путаться. - Ты прости меня, если я какую-то хуйню несу, тебе мои проблемы совсем не интересны должны быть, но почему ты тогда со мной весь день таскаешься? Я тебе нравлюсь? Или ты просто хочешь меня вы... вы..
Она была очень пьяна. Я сам был не сильно лучше. Даша подняла на меня глаза и спросила: "Я поживу у тебя немного?"
- Не стоит. Ни к чему хорошему это не приведет. Завтра тебе лучше вернуться к мужу.
У всех у нас есть свои обязательства. У нее есть семья, у меня - неоконченный роман. К сентябрю мне нужно закончить книгу, а с Дашей рядом будет очень трудно сосредоточиться. Сегодня мне не удалось написать столько, сколько планировал, и завтрашний день будет насмарку. Да и она не может просто так исчезнуть на несколько дней.
Даша сидела, с отстраненным видом обхватив колени.
- Я знаю, что ты мне никогда не скажешь, что любишь. Но про себя я теперь тоже поняла одну вещь. Мне кажется, я тебя не люблю.
День подходил к концу. Я запрокинул голову, и к салюту в ночном небе добавился фейерверк мерцающих точек. Похоже, Дашу рядом рвало, но из-за грохота салюта я не расслышал.