Как я ждал своего первого производственного отпуска! Буквально с первых дней моей работы на ССГОКе я бредил отпуском. Не нравилась мне работа и ничего вокруг не нравилось: ни наше ИТРовское общежитие, ни танцы по вечерам, девушки вокруг были сильно уж рабоче-крестьянского вида. Не нравилось мне сплошное в городе хулиганство зачастую с убийствами, не нравилось оголтелое вокруг строительство с котлованами под дома и с заборами, не нравилось мне ежедневно ужинать в кафе под бутылку портвейна или дома, в общежитии есть картошку с водкой и селёдкой. Нравились мне только мои новые товарищи, работяги-вагонники, нравилось то, что они меня приняли как своего и нравились мне, как ни странно , вагоны-думпкары, то есть вагоны- самосвалы, которые я поначалу ремонтировал, а потом обслуживал в экспоатации. Не нравилось мне быть мастером, когда меня мастером назначили - надо было чего-то командовать, а чего командовать я не знал и не умел. Отдушиной в моей жизни были ежедневные тренировки по фехтованию, когда в складе Соколовской школы с обнаружил завалы фехтовального инвентаря: сабли, рапиры, маски, нагрудники-кирассы и перчатки. Я собрал с улицы ребят и девочек, занимался с ними, учил тому, чего сам не умел, и это мне нравилось. Некоторые из моих товарищей по общкжитию наплевали на свой долг перед Родиной, которая их выучила, и уехали, бросив свои дипломы в отделе кадров комбината: Олег Сентряков с Сашкой Деевым убрались в свой Питер, Иркин Кусембаев - в Джамбул, Сенька Кулякин - в свой Канск, а я всё не решался нарушить свой долг перед Родиной, и ребят-фехтовальщиков оставлять было жалко.
Шли месяцы, прошла зима, много чего произошло за эту зиму, наступила весна, и весной много чего было, а потом июнь, июль, и 9-го августа строго по закону я оказался в отпуске.
Куда мне ехать? Да конечно же в аул Хабез Черкесской Автономной Области Ставропольского края, к папе, маме и к бабушке Марии Лаврентьевне. Сел я в кузов маршрутного такси и затрясло меня так по просёлку - 70 километров, что чуть я душу в этом Казахстане не оставил. Приехал я на станцию Тобол, влез в общий вагон, влез на верхнюю полку и поехал в поезде Павлодар-Днепропетровск на запад. В Оренбурге к нам в вагон села очень симпатичная девушка - этакая ктепкотелая блондинка. Она пробиралась по вагону, переступая через чемодоны, карзины и мешки, которые некуда людям было положить и, когда поравнялась с моей полкой, прошептала: "Ужас!". Я спрыгнул с полки и предложил девушке своё место, пристроил её чемодан куда-то и сам забрался к самому потолку рядом с трубой, пристегнул себя поясным ремнём к этой трубе, чтобы не свалиться и поехал дольше. Девушка где-то вышла, не поблагодарив меня за длставленное удовольствие, а я благополучно доехал до Днепропетровска, пересел в другой поезд и доехал до своего почти родного города Ростова-на-Дону. Здесь я жил и учился 5 лет в железнодорожном институте. Приехал я в Ростов ночью. Взял такси и поехал в свой РИИЖТ. Целый год меня в институте не было, а вахтёрша тётя Маша, увидев меня, произнесла:
- Что-то долго ты, Костя , по ночам шляешся! Ты в городе на практике?
Я не стал ей объяснять, откуда я прибыл и почему постучался в общежитие ночью.
Я постучался в первую попавшуюся дверь на первом этаже, вошёл и лёг спать на первую попавшуюся свободную кровать без матраса и подушки - летом в общежитии много свободных мест.
Переночевал.
Утром я поехал на улицу Вокзальную, там в доме Љ 1, жила Зина Якубова, моя знакомая по институтским годам. На этой улице Вокзальной был всего один дом - Љ 1, и была эта улица в противоположной от вокзала стороне, а дом Зины стоял прямо чуть ли не на железнодорожныз путях - проходившие поезда чуть ли не цеплялись за него.
Мне надо было узнать у Зины, где живёт Христя Хочкинаян - мой товарищ по Рудному, где мы вместе работали в ЖД-цехе. Зина нисколько не удивилась, увидев меня и нисколько не обрадовалась - а чего ей было радоваться, мы с ней были никакие. Она поставила на ралиолу пластинку с Петром Лещенко, быстро собралась, и мы с ней поехали в город к Хрис тофору, который, как оказалось, вчера женился, и сегодня у него была первая брачная ночь. Христя тоже мне не обрадовался, обрадовалась только его молодая жена, девица с обыкновенным ростовским лицом. Она была возбуждена, смеялась и резвилась. Мне стало скучно, я что-то соврав, вышел и ушёл. Ничего радостного у меня в Ростове не произошло, протолкавшись по городу до вечера, я сел в поезд и поехал в Невиномысск, от которого было и до дома рукой подать. И вот здесь, в Ростове, у меня возникла всё-таки радость: месяц пройдёт, отпуск кончится, и я снова вернусь в Рудный.
В Невиномысске, или в Невинке, как мы её называли, я неожиданно встретился с Викой Терешковой, которая в этом году окончила свой медицинский институт в Краснодаре, получила куда-то назначение и сейчас ехала домой в Черкесск на коникулы. Было время, когда я "стрелял" за Викой. Была она тоненькая, изящненькая, с огромными серыми глазами, с пышной пепельного цвета причёской. А позже, когда я Вику разлюбил, мы с ней остались очень доверительными друзьями - я знал её сердечные тайны, она знала всё про меня. В течение институтских лет мы с ней очень нерегулярно переписывались - она ни с того ни с сего мне писала письмо, а я через месяц-другой ей отвечал. И опять главной темой нашей переписки были сердечные дела. За 6 лет после школы Вика нисколько на мой взгляд не сзменилась - была такая же тонеькая, сероглазая и шустрая. Вика мне сказала, что в институте у них образовалась туристическая группа, которая собирается пройти по Кавказу, начиная с нашей Теберды, по нескольким перевалам , и заканчивая в Сухуми. Вика пригласила меня присоединиться к этой группе. Я согласился и должен бы такого-то числа утром придти
к ней и с ней вместе ехать в Теберду. Мне ещё надо было добраться до Хабеза к папе-маме и к бабушке. Мы с Викой поездом доехали до Черкесска, а дальше автобусом я добрался до Хабеза.
Сколько-то дней я пробыл около своей родни и после коротких сборов я отправился в поход. Мама собрала мне рюкзак так, как ей представлялось правилным, и, надо сказать, очень правильно собрала - всё было на месте и ничего лишнего: чашка-ложка-кружка, щётка-паста- мыло, всё, что надо для бритья, полотенце и необходимая одежда. И свитер был. Было у меня денег, сколько положено для входа в команду, и для себя лично.
Мы с Викой договорились, что я приду к ней в 10 утра, а автобус только в 10 прибывал в Хабез, и автобусом никак было не добраться. До Черкесска было 36 километров - их надо было преодолеть пешком. Вышел я из дома в 5 утра, шёл легко и быстро, рюкзак был не тяжёлый, а мне было всего 24 года. Дошёл до аула Зеюко (это уже 10 километров), прошёл через Зеюко, прошёл по мосту через Инджиж, и тут меня догнала лошадь с телегой и с кучером. Кучер предложил мне подсесть к нему, я подсел, и мы поехали. Доехали до конзавода (ещё 6 км), дальше надо было в гору по серпантину 10 км добираться до плато, откуда до Черкесска 10 км. Я решил срезать эти серпантины и вылезти на плато прямо от конзавода почти вертикально вверх. Я полез в гору, лезть было не трудно, мне было 24 года. Я лез, хватаясь за кусты и подтягиваясь. Перебрался через один виток серпантина, через второй и выбрался на крошечную полянку, которая притаилась среди кустов. На полянке лежал человек в полувоенной одежде серо-голубого цвета. В такой одежде обычно ходят административные сельские деятели: председатели колхозов, председатели сельсоветов и сошка помельче. Тут же к кусту была привязана лошадь под седлом. А возле мужчины валялась полевая сумка. Я узнал этого человека - это был кассир конзавода, а в сумке наверняка были деньги, зарплата для людей. Кассир, конечно был пьян, я остерёгся его разбудить - чорт знает, что можно ожидать от пьяного здоровенного черкеса. Я быстренько промелькнул через полянку и полез дальше в гору. Миновав ещё 3 или 4 серпантинных витка, я выбрался на самый верх, на плато и подороге пошёл в Черкесск. Теперь я шёл всё время с небольшим уклоном вниз - это плато было водоразделом междку Кубанью и Инджижом. 10 километров до г орода я преодолел чуть больше, чем за час , и к Вике прибыл на час раньше условленного времени. Она была уже готова к путешествию, мы с ней отправились на автостанцию и поехали в Теберду. Рюкзак у Вики был огромный и тяжёлый, и мы с ней рюкзаками поменялись.
Я много раз ездил по этой дороге из Черкесска до Теберды, и мне эта дорога нравилась - во-первых потому, что вообще эта местность красивая, по которой мы проезжаем, и во-вторых едешь с радостным ожиданием предстоящих удовольствий и неожиданностей. И сейчас я ехал в состоянии некоей эйфории. Проехали с маленькой остановкой в Клухори, это маленький грузинский городок, который грузинским стал после того, как Советская власть выселила из этих мест карачаевцев, которых большевики обвинили в государственной измене. А потом карачаевцев помиловали и реабилитировали, и город переименовали в Карачаевск. Добрались до Теберды - всего от Черкесска проехали 75 километров. Теберда это небольшой посёлок на грузинской территории, где расположена туристическая база со всеми туристическими атрибутами, это была начальная точка многих туристических маршрутов. Здесь делали остановку туристы для продолжениясвоих путешествий в разные стороны, здесь некоторое время проживали туристы со всего Советского Союза в своих палатках. Мы с Викой быстро нашли свою группу, их было пятеро в 2-х палатках. За то короткое время, что мы с Викой общались, она мне успела, если не охарактеризивать всех членов группы, то хотя бы обрисовать их внешность. В группе было 2 девочки и 3 особи мужского пола. Вот эти особи:
1. Славка Страшко, третьекурсник их медицинского инститыта, весёлый, остроумный, красивенький, брюнетистый, свой малый.
2. Славка Плахин, 30 лет, выпускник их института, высокий, здоровенный, с брюнетной шевелюрой, хороший парень, он с тарший в этой группе.
3. Юра Мелодиев, 36 лет, состоявщийся врач, пренебрежительный, циничный, но хороший товарищ. Опытный турист.
И две девочки: обе с 3-го курса, Ира Харлова - коротенькая, толстенькая, курносенькая, приятненькая, весёленькая, черновалосая и Лена Чистова - блондинка, крепенькая телосложением, весёлая и смешливая.
Нас встретили хорошо - накрыли "стол", налили по стопарю, мы поели, побренчали на гитаре и разлеглись спать: 4 мужчины в одной палатке, 3 женщины в другой.
Наутро надо было уже идти в поход. Сложили палатки и разную бытовую рухлядь в рюкзаки с таким расчётом, чтобы мужские рюкзаки были тяжелее женских. И пошли. Планировалось вдоль речки Муху по ущелью пройти мимо сырзавода, перебраться через Мухинскиё перевал, переночевать как-нибудь, а дальше через Бадукский перевал спуститься к Бадукским озёрам и, сделав по горам и перевалам петлю килиметров 25-30, вернуться в Теберду. А дальше, уже из Дамбая, пройти через Клухорский перевал, дойти до Южного Приюта, а оттуда с пуститься в Сухуми.
Муху это неширокая быстрая река, можно сказать речушка, журчала слева от нашей тропы, за речкой сразу начинался лес, а справа была скальная стена, ущелье было узкое, и тропинка, по которой мы шли, была узкая. Шли гуськом - впереди шёл Плахин, как это и положено, за ним шли мы с Викой, а сзади шли остальные, и группу замыкал Юра Мелодиев. Тропа вела всё время в гору, шли мы потихоньку, и было совсем нетрудно, особенно Вике, т.к. я всё время поддержива сзади её рюкзак - она этого не замечала. Шли уже довольно долго с пятнадцатиминутными привалами. Сделалось прохладно, а потом стало холодно, мы надели свитера. Подошли к сырзаводу. На небольшой поляне стояло большое серое здание, ничем не огороженное. Этот сырзавод производил творог и брынзу из молока небольшого стада коров, для которых были построены сараи. Где-то эти коровы паслись - не поймёшь где. На подходе к заводу на нас бросилась огромная свора собак - кавказских овчарок. Нас уже проинструктировали, как себя надо вести с собаками - надо сесть или лечь, и собаки вас не тронут. Так мы и сделали. Собаки ходили вокруг нас, тыкались носами в нас и в наши рюкзаки, вели себя спокойно, мы с ними начали заговаривать, а собаки хвостами не виляли. Пришёл высокий чернобородый карачаевец с палкой и собак отогнал. Этот карачаевец сказал нам, что надвигается непогода, и нам не следовало бы идти дальше, а надо было бы сделать остановку на их сырзаводе, но мы не послушались и двинулись дальше в надежде, что до непогоды мы пройдём Мухинский перевал. От сырзавода тропа пошла в гору всё круче, через пару километров спустился густейший туман и пошёл снег. Нас быстро облепило снегом, вокруг ничего видно не было, и Юра Мелодиев надавил на Плахина, чтобы мы вернулись на сырзавод. Мы вернулись. Нас снова атаковали собаки, нас снова защитили, и мы вошли на территорию сырзавода. Нам предоставили большую пустующую комнату, мы разложились на полу, на наших палатках, но хозяева решили создать нам максимум удобств и сказали, что двое из нас могут ночевать в палатке, которая была у них на берегу речки в полукилометре от здания сырзавода.
Я так и не понял, сколько человек было занято на этом сырзаводе - были 2 или 3 женщины и столько же мужчин. Быстро выяснилось, что одна из женщин сильно беременна, и Вика разобралась, что родимть ей надо вот-вот.
После скромненького ужина мы с Юрой отправились искать в темноте палатку, которую нам предложили. Мы палатку нашли и отлично в ней устроились, у Юры был фанарик, который он пристегнул к потолку, в палатке оказались матрасы и овчинные полушубки. Мы быстро уснули. Ночью нас разбудили крики и стрельба - оказывается женщина с помощью Вики родила мальчика, и счастливый отец орал на всю округу и палил куда ни попадя из ружья. Мы снова уснули.
Утром почистили зубы возле речки Муху, позавтракали и отправились дальше. А перед этим видели, как счастливый отец купал своего новорождённого сына в ледяной воде речки, а рядом стояла и смеялась счастливая мать. Вика чуть с ума не сошла от возмущения:
-Это же двухстороннее воспаление можно схватить! Дикари!!
Мухинский перевал мы преодолели, таким же манером переползли и через Бадукский и к обеду второго дня спустились к Бадукским озёрам. Бодукские озёра это цепь из трёх озёр, которую создал тающий Бадукский ледник - непосредственно возле ледника образовалось Первое озеро, которое сбрасывало свою воду на ярус ниже и образовывало Второе озеро, а дальше так же образовывалось и Третье озеро. Никакой живности в этих озёрах нет, т.к. темперотура воды в них ноль градусов или чуть-чуть выше. Вокруг скалы торчат и горы, покрытые лесом. Все сразу вздумали искупаться (кроме меня), парни разделись до трусов, а девочки, куда-то сбегав, натянули купальники. Ничего из их купанья не вышло - сунувшись в воду, каждый, отчаянно завизжав, выпрыгивал обратно, только Плахин проплыл маленько туда и обратно и дольше всех стучал зубами. Здесь нам встретилась группа из Воронежского сельхоз института. Группа была отлично экипирована: на всех были брезентовые штурмовки, у всех одинаковые форменные штаны, у всех, и у парней и у девушек, головы были завязаны одинаковыми форменными косынками, но..... девушки воронежские были все исключительно некрасивые и гитары с ними не было. А у нас была! Я-то бывал в Воронеже и симпатичную девушку встретил только одну. А наши девчата были из Краснодара - город южный, не хуже Ростова. И причёски у наших девчат были на виду, не то что какие-то косынки. Встретили нас воронежцы несколько пренебрежительно:
- Рано, рано вы отдыхать надумали. - сказала одна некрасавица.
- Смотря какая рана! - парировал ей Славик Страшко.
На озёрах решили не задерживаться и пустились дальше в Теберду. Дорога теперь была всё время вниз, иногда даже крутовато вниз, поэтому оставшиеся километров 20 до вечера мы приодолели и в Теберду прибыли ещё и темно не было. Вечер провели в компании с ребятами из Днепропетровского железнодорожного института. У них тоже не было гитары. Зато они с азартом пели песни, и мы вместе с ними:
- Все студенты влюблены в кукурузу,
- Собирают качаны кукурузы.
- Очень вкусная она - кукуруза.
- Кашу съели мы до дна - Хрущуруза!
А вот другая песня:
- Зачем оставил я щтормовку. .
- зачем палатку я не взял
- Попал я бедненький в холодную ночёвку
- И холод косточки мои сковал.
- Передо мной пик Алакая
- Торчит в небесной вышине,
- А струйки мутные так медленно стекают
- За воротник и по спине.
Делать в Теберде было особенно нечего, но мы решили на один денёк задержаться, отдохнуть. Искупались в пруду, сходили в кино и в баню.
На следующий день мы отправились в Дамбай. Сначала шли пешком, потом нас подхватила попутка (конечно, за деньги), и по асфальтовой дороге, всё время в гору мы приехали в Дамбай-раздолбай. По дороге мы обогнали несколько групп, который решили на попутки не подсаживаться, а вкусить туризм полной ложкой.
Дамбай это легендарная туристическая Мекка, где считают за честь побывать все корифеи-туристы, а за ними тянутся и такие как мы - неповоротливые новички. Это большая поляна, по которой пробегает речка Дамбай, есть какой-то посёлок, в посёлке всё есть для нормальных людей и для туристов. Вся территория поляны заставлена палатками самых невероятных цетов - просто цветник. Палатки сгарбузовались в улицы, переулки и даже в кварталы. За расселением туристов, видимо, кто-то следит, потому что порядок прослеживается. Между палатками бродят жители этих палаток - в основном молодёжь, дымят костры, слышатся гитарные аккорды. Здесь, в Дамбае, накапливаются группы для перехода через Клухорский перевал. Мы прибыли, когда народ уже почти собрался, и на послезавтра был назначен выход из Дамбая на перевал. А назавтра Плахин назначил звёздный выход на водопад - была здесь такая достопримечательность.
Утром позавтракали и, когда я после завтрака пошёл к речке помыть посуду, Плахин возмутился и заставил заниматься всеми кухонными делами девчёнок. Я тогда немного курил, уменя были сигареты "Памир" и спички, и когда мы тронулись с места и немного отошли от нащих палаток, я вспомнил, что оставил сигареты в палатке. Я быстро вернулся, прибежал на то место, откуда я вернулся - никого из наших здесь не было, зато тропинок было две: прямо по этой стороне речки и налево через мостик на ту сторону. Посовещавшись с самим собой, я побежал налево, бежал быстро и долго, никого я не догнал, тропинка кончилась, и я понял, что пошёл не туда и что группу свою я потерял. Что мне было делать? И я решил, что, если я уж оказался в самостоятельном положении, должен я обследовать эту местность, куда я попал. И тянет же этих туристов в гору! И я полез в гору. Гора была настоящщая, камни, скалы, деревья, кусты и бурьян. Я всё лез и лез, и не знал, куда я лезу и где будет моя остановка. Силы было мнрго, мне было всего 24 глда, я всё лез и лез. Всё когда-нибудь кончается , подошёл конец и моей дурости - я остановился, огляделся и ничего примечательного не заметил. Я прилёг под большим хвойным деревом - так приятно быть хозяином самого себя: хочу лезу, хочу лежу. Закурил. В это время белка прибежала по стволу дерева откуда-то сверху ко мне. Она подобралась ко мне на расстояние метра полтора и с интересом рассматривала меня, а я смотрел на неё. Я даже её глазки-бусинки разглядел. Я дохнул на неё сигаретным дымом - белка чхнула и задрожала лапкой, будто бы угрожая мне. Обгоревшая от прикуривания спичка оставалась в моей руке, я щёлкнул спичкой в белку и чуть-чуть не попал. Белка убежала, а я остался лежать. Так было хорошо! Всё когда-нибудь кончается - я встал и пошёл вниз, но не в том направлении, как я взбирался сюда, а немного в сторону. Недолго я прошёл, деревья расступились, и оказался я на краю обрыва - невысокого обрыва, но всё-таки обрыва. А прямо под обрывом каскадами падала вода - это была та же речка Дамбай. Но самое интересное, что на берегу речки сидела девушка, белая-белая блондинка и в белом купальнике. Рискуя сломать ноги, спрыгивая с камня на камень, я спустился вниз, девушка смотрела на меня и беличьим любопытством. Я поздоровался, девушка ответила: Гутн даг! Я поздоровался ещё раз - она сказала "Гутн таг" и засмеялась. Ист ду дойч? ("ты немка" - если по-русски сказать). Она засмеялась и согласно закивала головой: я, я ! В школе я очень прилично для школьника владел немецким, меня учил отец и бепощадный учитель Николай Николаевич Рязанцев. На выпускном экзамене в школе и на вступительном экзамене в институте я ни слова не сказал по-русски - только на немецком. Худо-бедно мы с девушкой объяснились - здесь, в Дамбае, ожидала отправки через перевал большая группа туристов из ГДР. Она как-то отбилась от группы, потерялась и здесь, на берегу бурной речки, ожидала, когда её найдут. Звали девушку Лиза Кох. Я предложил ей проводить её до лагеря, но она отказалась и сказала, что пусть её найдёт муж Виктор Кох. Я не стал настаивать и ушёл. Пошёл по правому берегу речки, всё время вниз, дошёл до мостика, перешёл мостик и пришёл в лагерь. Наши были уже на месте.
- Где ты шляешся? - набросилась на меня Вика. - Тут Ира весь аппетит потеряла, всё требовала от нас идти тебя искать и спасать - вдруг тебя чеченцы украли или волки покусали!
Я рассказал, где я ходил и что со мной было. Мы разогрели на костре 3 банки консервированной свинины, выпили по стопарю, поели и стало темно.
- Иди вон туда. - сказал мне Плахин. - Ирка там тебя ждёт, вся, видно, уже приготовилась, истосковалась бедная.
Я никуда не пошёл тем более, что это получалось, что я должен идти на свидание с девушкой, которая мне ни грамма не нравилась. Мне вообще из всех троих девушек, что были с нами, больше всех нравилась Вика, которая мне нравилась ещё со школьных лет - я даже один раз её лупил. Сейчас мне было 24 года, а Вике 25.
Наутро Плахин дал нам с Викой задание добыть хлеба - хотя бы булок 5. Сначала мы пошли в магазин, где была толпа туристов, а хлеба не было. Нам сказали, что хлеб сейчас печётся, и привезут его часа через 2. Вика отошла в сторону и поманила меня пальцем:
- Пошли в пекарню и купим хлеб прямо там.
Мы полошли к пекарне,Вика пошла внутрь,сказав мне при этом:
- Будь внимателен и слушай - если пекарь будет ко мне приставать, и это мне не понравится, я буду орать - ты меня выручай. Ладно? - я пообещал её выручать. Мы добыли мешок хлеба, Вика не орала, а пекарь, пожилой усатый дядя, смотрел на меня укоризненно и качал головой.
Туристов для перехода чкрез Клухорский перевал собралось человек больше ста, с проводниками и в сопровождении милиции мы отправились. Пошли в гору по серпантину гуськом. Когда первые дошли уже до середины горы, последние только выходили из логеря. С проводниками были 2 лошади, на которые по желанию туристов за какую-то плату уложили их рюкзаки. Проводников было четверо и милиционеров было четверо. По 2 проводника и по 2 милиционера шли в голове и в хвосте этой огромной группы. Очень быстро дошли до линии снегов и пошли по насту по слегка наклонной к горизонту прямой. Наша команда шла в середине всей группы. Вдруг впереди послышались крики, какая-то суета, и мы увидели, как вниз к Чёрному озеру скользит, падает и катится лошадь , навьюченная рюкзаками. За ней, держа её за узду, бежит проводник по имени Арсен. Он старается удержать лошадь от падения в озеро, поднимает ей уздой голову, но вода уже близко, он лошадь не удержал, и она рухнула в воду. Некоторое время голова лошади была над поверхностью воды, затем она с ржанием утонула. Это зрелище потрясло всю группу, стало страшно за лошадь и за с ебя. Проводники кричали, чтобы люди не останавливались и продолжали бы идти. Наворачивались мысли: а что будет, если кто-то из туристов сорвётся и полетит по склону вниз!? Настроение было тревожное. Шли уже около 3-х часов. Было заметно, как мы забирались всё выше. Стало трудно дышатЬ, И вот сплошной снежник кончился, мы вышли на широкую тропу, идущую вдоль скальной стены уже без подъёма или спуска, прямо по гориэонтали. Слева была скальная стена, а справа снежник такой же как над озером, но только справа. Здесь меня угораздило поцарапаться левой рукой о скалу. Царапинка была пустяковая, но кровь вытекала из неё постоянно и обильно (это потому, что атмосфера была сильно разрежена) Мне завязали руку бинтом, а сверху ещё каким-то платком, но всё это сразу намокло и набухло кровью. Пришлось снова останавливаться, перевязывать и делать жгут. Со стены постоянно сбегала вода. Она перетекала через тропу и уходила под снег. Вода промыла сразу за тропой промоину в снегу шириной где метр, а где и полтора. Дошли до какого-то места, где надо было с тропы через эту промоину перебираться на снег. Здесь проводники сами стояли на снегу и, подавая руку туристам, помогали им перебраться через промоину. Одна девушка воспротивилась, чтобы ей помогали: - Не надо, не надо! - пищала она и отталкивала руку, которую ей протягивал проводник . Она прыгнула с тропы на снег, не удержалась, упала на колени, рюкзак её перевалил через голову, и девчёнка покатилась вниз по снежному склону. И сейчас стоит в ушах её отчаянный визг. Арсен бросился за ней в своих альпинистских ботинках, догнал и обогнал этот визжащий комок ужаса, упал на снег, воткнув перед собой ледоруб и поймал эту девчёнку. Та была уже без сознания. Ей бы катиться е щё метров 50, и она попала бы в провал, а под провалом речка. Вот ужас-то!
Ну, пошли мы дальше. Дальше, за этим снежником, был второй. Здесь мы без особых хлопот на "пятой точке" скатились до самого низа - метров 150 катились с ветерком!
Шли ещё около часа и пришли в Южный Приют. Никакого приюта здесь не было - была только обширная поляна, вокруг лес и кусты и накрапывал дождь. Мы быстро разбили палатки, отметили наше благополучное прибытие стопарем, поели чего-то и разбрелись по палаткам спать. Мне не спалось. Вдруг оба Славки, Плахин и Страшко, тихонько поднялись и выползли из палатки под дождь. А вместо них забралась в палатку Лена Чистова. Она улеглась рядом с Юрой Мелодиевым. "Он спит?" - шёпотом прошептала она. "Да конечно спит." - шёпотом прошептал он. Они, конечно, имели в виду меня. Послышались в темноте соответствующие звуки: поцелуи, вздохи и стоны. Такого пренебрежения к своему присутствию я вынести не мог - я высунул руку за палатку, нащупал колышек, за который палатка была привязана, раскачал его и выдернул! Мокрая палатка рухнула! Любовная сцена была прервана. Лена убежала, а мы с Юрой стали восстанавливать палатку.
Утром всё было как всегда, только Плахин с тихим ржанием посматривал на Мелодиева, да Ленка была необычайно задумчива. А Мелодиев смотрел на меня с подозрением. А я чувствовал себя виноватым.
Забыл я сказать, что по дороге через Клухорский перевал была у нас перед снежником ночёвка в Северном Приюте. Я с трудом собрал немного дров для костра, почва была скальная - палатки никак не установишь, и мы ночевали в спальных мешках.
Из Южного Приюта мы благополучно спустились в Сухуми.
Здесь мы расположились на турбазе, на которой было тьма-тьмущая палаток таких же как мы бедолаг-туристов. Было жарко, душно и влажно от находящегося рядом Чёрного моря. Начали мы купаться. Во время купанья я обнаружил, что Ира внимательно смотрела на мои плавки, она смотрела мне на промежность. Посмотрела-посмотрела, и носик её пренебрежительно-презрительно скривился - что-то ей не понравилось в моих плавках. Мы погуляли по городу, посетили обезьянний питомник, а больше в Сухуми и смотреть было нечего. Отношения в нашей группе явно охладели - старшие товарищи вместе с младшими девушками куда-то отвалили, а мы - Славка Страшко, Вика и я бродили, не зная, куда себя деть, пришли на танцы, где блистали две великовозрастные матроны. С одной из них я познакомился и после танцев гулял с ней по городу. Болтали всякую чепуху. Звали её Софья Аркадьевна Питерман. Профиль её был армянско-еврейский - как у артиста Мкртчана.
На другой день мы собрались, сели на теплоход "Ленсовет" и отправились в Туапсе. В Туапсе мы с Викой пришли на ж.д. вокзал и с пересадкой в Армавире прибыли в Невиномысск, а потом и в Черкесск. Наш турпоход закончился. Настроение было грустное, печальное, не хотелось вспоминать, как и что с нами было. Жалко было, что дружба в нашей группе разладилась. Но,оказывается, дружба не разладилась: Юра Мелодиев и Лена Чистова поженились, Славка Страшко с Ирой Харловой тоже поженились и уехали на Сахалин. Через пару лет Вика вышла замуж за нейтохирурга Панфилова и родила двоих прекрасных детей. А этот Панфилов оперировал позвоночник самой Ирине Родниной. (Так они мне сказали). Но это было потом.
Я же после турпохода и по окончании отпуска самолётом перелетел из Мин. Вод в Кустанай, там взял такси, не имея ни капейки в кармане, примчался в Рудный, прибежал в общежитие, взял у ребят деньги и расплатился с шофёром. Вот такой был у меня турпоход.