С лёгкой руки моих школьных подружек Тамары Лисовой и Нины Хромовой познакомились мы со студентками Пятигорского фармацевтического института. Девушек было 5 или 6 - ну такие некрасивые, что даже удивительно. И не то, чтобы именно некрасивые, а не было у них того шарма и лоска, которым обладали ростовчанки. В Ростове тоже был фармацевтический институт и девушки были похуже, чем в меде, в университете, в строительном. В педагогическом тоже были простушки, но вот на ин.язе были уже всё-таки... А эти приехали - ну кулёмы и всё тут! Ну раз уж познакомились (они приехали в Ростов на практику), то решили отпраздновать Новый Год вместе. - наша комната и они. Потихоньку разобрались, кто чья и так получилось, что "моей" оказалась Воля со смешной фамилией Тёткина, у Ивана была Тая (фамилии не знаю), а остальные никому не принадлежали. Как-то так получилось, что Валя и Тая остались в нашей комнатк для нас с Иваном, а парни куда-то разбрелись. После ночи, проведённай вместе, мы с Иваном некоторое время чувствовали себя чем-то этим девушкам обязанными, и после того, как они уехали обратно в свой Пятигорск, мы переписывались. Рука не поднималась написать в конце письма "целую".
Но всё-таки на 1-е Мая мы с Иваном решили поехать к ним в Пятигорск. И ехать-то не сильно хотелось, но раз наобещали чорт-тн чего, надо было ехать. 29-го апреля мы поехали. Иван купил себе билет до мин.Вод, а я - только до Крыловской в порядке экономии денежных средств. Думал я, что мне бы только в вагон войти. Но не тут-то было: добросовестная проводница в Крыловской меня выпроводила. Деваться некуда - оказался я на перроне.
А поезда в те давние времена формировались так: все вагоны в поезде современные, цельномераллические, а хвостовой был обязательно старой деревянной конструкции с подвесными подножками у тамбура. Делалось это в целях пущей безопасности, а этот вагон даже билетов не продавали, ехал в нём только проводник и могли ехать всякие там железнодорожники. И милиция могла ехать. Я пошёл в хвост поезда в надежде на такой подножке прокатиться до Мин. Вод. Однажды я уже имел такую практику - ехал от Еревана до Баку, когда меня не приняли по состоянию здоровья в Ереванское лётное училище. Подошёл я к хвосту поезда, отошёл маленько подальше и стал ждасть отправления. Было уже темно, было прохладно, а я был в одной только белой рубашке. Поезд тихонько тронулся, я быстро его догнал и вскочил на заднюю подножку. И тут же сразу сзади вскочил кто-то и ещё кто-то, меня протолкали к самой двери.
- Лезь дальше! - крикнули мне.
- Куда дальше?
- Ну ты полезешь что ли? Да скиньте вы его к чортрврй матери! Лезь давай!
- А куда?
- На крышу - вот куда!
- Ты что - первый раз что ли? А ну лезь!
Я понял, что надо лезть на ерышу вагона. Стоя на своей верхней ступеньке и держась за поручень правой рукой, я стал левой нашаривать на торцевой стене вагона что-нибудь, за что можно ухватиться. Нашарил - это была лестница, о существовании которой я и не подозревал. Ухватился я за неё. Затем стал нашаривать левой ногой , на что же такое можно встать. Нашарил - это был буферный стакан. Встал на него левой ногой, а потом . оттолкнувшись от поручня, встал на него обеими ногами и за лестницу ухватился обеими руками. Мне не думалось в это время, что поезд мчится с положенной ему скоростью и что разбиться я мог вдребезги, если бы сорвался. По лестнице я взобрался на крышу, и тут я ощутил, что поезд мчится и что хвостовой вагон мотает и качает так, что на крыше удержаться нет никакой возможности. И ветер страшный, и холодно, и держаться не за что! Я распластался на крыше, прижавшись грудью к холодной жести. Догадался всё-таки подползти к трубе и обнять её, как родную обеими руками. Мимо меня рысью пробежали двое или трое, которые за мной тоже влезли на крышу. Долго я эту ситуацию выдержать не мог: холодно и сверху и снизу, качает так, что ноги мои волочатся из стороны в сторону - я стал отползать назад, к лестнице и по лестнице благополучно добрался до своих подножек. Здесь я устроился, сел на верхнюю ступеньку - не холодно и комфортно. Поехали!
Так мы ехали, а потом те, которые так усердно рвались на крышу, тоже стали спускаться вниз. Оказалось, что их четверо. На остановке у какого-то разъезда все вдруг соскочили на землю и рванули к голове поезда. Забыл я сказать, что в те давние времена при формировании пассажирского поезжа кроме того, что в хвосте был деревянный пасс. вагон, в голову поезда ставили грузавой крытый вагон с переходной площадкой, так сказать, с открытым тамбуром. Вот к этому вагону и побежали все. И я с ними. Добежали, залезли в тамбур, поехали. Весь ветер теперь бил прямо в этот тамбур (мы находились прямо непосредственно за тендером паровоза ), кроме того вся гарь из паровозной трубы летела нам на головы. Я немедленно замёрз и дрожал так, что аж подскакивал. Мы все пятеро сидели на полу тамбура, прислонившись к деревянной стенке вагона. Справа от меня сидел человек с горбатым носом и с хищным профилем, а слева уж не помню, кто.
- Слышь, Сека, - заговорил горбоносый - укрой парня своей половиной куртки с той стороны, а я - с этой. А то мы его живого не довезём. Парень, тот, что был слева от меня , сбросил с одной руки свою куртку и, прижавшись ко мне своим горячим телом, укрыл меня курткой. То же справа сделал горбоносый. Я сидел как в горячей печке, тепло было и захотелось спать.
- Ксива есть? - спросил меня горбоносый.
- Что? - не понял я.
- Документ какой-нибудь, паспорт или ещё что! - разъяснил парень.
Изловчившись в тесноте, я вынул из кармана брюк паспорт и студенческий билет. Присветив горящей спичкой, парень ознакомился с моей "ксивой" и вернул мне:
- На, забери - нам такое не потребуется. Закурить хочешь?
- Я не курю.
- На, привыкай!
Я действительно в то время не курил, т.к. был спортсменом, но курить я умел, и иногда в институте ребята угощали меня "Севером" или "Прибоем". А здесь парень сунул мне измятую "беломорину". Я закурил и совсем стало хорошо - всё так бы ехал и ехал с этими добрыми парнями.
Мы подъезжали к станции Тихорецкая.
- В Тихорецкой шмон будет. - проговорил горбоносый. - Готовьтесь!
Замелькали станционные огни, застучал наш вагон на стрелках - мы пибыли на Тихорецкую.
- Вот они наши красноголовики - произнёс кто-то, Сигай, робя!
Действительно на перроне недалеко друг от друга стояла милиция в фуражках с красным верхом. Вмиг все куда-то попрыгали и разбежались, прыгнул и я. Я чувствовал,что спрыгнув с поезда, мне надо рвануть подальше от него, хотя было за мной только то, что ехал я без билета. Но всё равно объясняться с милицией мне не хотелось. Рядом стоял наливной состав, и у цистерны, под которую я нырнул, видимо, сливной клапан плохо держал, и нефть своей струйкой сделала на моей белой рубахе чёрную полоску от шеи до самых штанов. Кроме того рельсы были все в мазуте и, когда я выпрыгивал из-прд цистерны, схватившись руками за рельс, все лодони я измазал. А потом я этими руками отбросил волосы назад - замазал лоб. Обойдя поезд с головы, я, такой замазанный вышел на перрон, полагая, что человек в белой рубахе не должен быть подозрительным (предупреждённая милиция лрвила беглых в тюремных бушлатах). Милиционер с интересом посмотрел на меня, когда я проходил мимо, но ничего мне не сказал и не сделал. Я подошёл к хвостовому вагону, но на подножке стоял милиционер, я обошёл с другой стороны - милиционер тоже через тамбур перешёл на другую сторону и выглядывал из двери (силуэт его головы в фуражке был отчётливо втден на фоне светлого неба). Я отошёл от вагона метров на 20. Милиционер что-то крикнул. Я встал за какую-то будку и всё время смотрел на светофор - он горел красным, ми лиционеру, видимо, надоело выглядывать из тамбура, его голова скрылась из поля моего зрения. На светофоре вспыхнули зелёные огни, сейчас поезд тронется, я приготовился его догнать и вспрыгнуть на подножку. Поезд тронулся, я выскочил из-за будки, быстро догнал поезд, и вот я на подножке. Открывается дверь, и сильная жёсткая рука хватает меня за ворот моей рубахи, так сказать - за шиворот и тащит вверх в тамбур. Это был молодой милиционер - сержант.
Чего бегаешь? Документы есть?
Я показал ему свои документы.
- Студент? Чего бегаешь?
- В Пятигорск надо. Денег на билет нету.
- Без билета не положено. В Армавире тебя высажу. Документы побудут у меня.
Он ушёл в вагон, я остался в тамбуре последнего хвостового вагона и через окно смотрел на рельсы, по которым только что пролетели колёса нашено вагона. Светало. Уже видны были лесополосы с обеих сторон пути, промелькнула будка путевого обходчика с коровой во дворе, промчались по какому-то мосту. На душе было чуточку тревожно. Армавир, за ним через 2 часа Невинка, а ещё через полтора - Мин.Воды. Получается, что я почти приехал.
В Армавире милиционер отдал мне документы и выпроводил из вагона:
- Надо бы тебя в отделение отвести, но ты тогда ло Мин.Вод уже точно не доберёшся.
Поезд стоял 20 минут, я брёл по перрону, соображая как бы мне проникнуть в вагон. Никак не получалось - у каждого вагона стояла бдительная проводница. Загорелся зелёный. По перрону бежала пожилая женщина с огромной корзиной и с чемоданом, она причитала:
- Ой, божечки ты мой, ой опоздала, ой, поезд-то уйдёт, я же к дочке - двойню она родила, ой, да как же это....!
Я выхватил у неё чемодан и корзину и бросился к первому попавшему вагону. Проводница уже подняла фартук подножки - по ступенькам нам не забраться. Я вбросил вещи в тамбур, поднял в охапку женщину и вставил её в тамбур, затем впрыгнул сам.
- А билеты, билеты! - взывала проводница.
- Потом, потом... - лепетала женщина - есть билеты, вот они у меня.
Что там дальше происходило, я не знаю, т.к. я быстренько прошёл в вагон. Не знаю, узнала ли меня проводница,но я её узнал - на моё счастье это был тот же вагон, из которого меня выставили в Крыловской, в ктором где-то спал Иван. Я быстро его нашёл, растолкал. Он удивился, но освободил мне свою полку, я залез и накрылся с головой простынёй, измазав её своими мазутными руками. Я уснул и проснулся только когда мы подъезжали к Мин. Водам. Три с половиной часа я спал, а Иван прятался по тамбурам и туалетам.
Как ни болела - померла: приехали. Проводница с некоторым удивлением и даже с уважением и восхищнием смотрела на меня, открыв рот.
Сели в электричку и поехали в Пятигорск. Видок у меня был - ёлки-палки! Надо было приводить себя в прядок. Кое-как привели на берегу какой-то речушки - вроде бы Подкумок, а может я ошибаюсь или подзабыл. Теперь надо было идти к девчатам.
Это было 30-е апреля, завтра - Первое Мая. В институте был вечер, девушки нас туда привели. Потанцевали. Ночевали мы у ребят-фармацевтов, девушки с ними договрились. Трущёбы, где жили эти фармацевты, были ещё те: сгнившие заьоры, полуразвалившиеся избёнки, в одной из них на железном матрасе, брошенном на земляной пол, я ночевал. А Иван спал вообще на полу без матраса.
Надругой день мы побывали на пятигорской демонстрации, а затем поехали с девушками в Кисловодск. Там мы шиканули в ресторане, пили шампанское и заедали апельсинами (девчата апельсинные корки сложили себе в сумочки) - и то и другое было мне сильно не вкусно. Погуляли по знаменитому кисловодскому парку. Настроение было дрянь. Во-первых за истекшие 4 месяца девушки красивее нисколько не стали, а во-вторых грызла меня мысль - как без билета добираться обратно до Рострва. Этого допустить было никак нельзя. Где достать 42 рубля на билет? Не у девок же просить взаймы! И я пошёл на крайние меры. Пошёл я к Анне Гавриловне и попросил у неё 50 рублей. Анна Гавриловна дала.
Анна Гавриловна была тётей Володи Комаристова, мастера спорта по стрельбе - пулевой стандарт. Пару лет назад я не попал вместе со всеми на практику, т.к. был в Киеве на сборах, а потом в Ленинграде на соревнованиях ГУУЗ-а ( Главное Управление Учебных Заведений) при МПС. По возвращении в институт я договорился в деканате, что смогу пройти практику в свои каникулы в Минеральных Водах. Был в Мин. Волах ВЧ (вагонный усастоу, в который входили пассажирское экипировосное депо (ВЧД-1), вагоноремонтное депо пассажирских вагонов, резерв проводников и пункты технического осмотра (ПТО) в Невиномысске, в Черкесске, в Усть-Джегуте и по-моему даже в Курсавке. Кроме того в ВЧ входили крошечные ПТО в Пятигорске и в Кисловодске, обслуживающие вагоны электричек. Вот в этот ВЧ я прибыл проходить практику. Начальник Мальцев Евгений Емельянович встретил меня радушно, познакомил с начальником техотдела Глуховой Надей (отчества у неё вроде бы и не было) и сказал, что мой отчёт о практике он должен обязательно подписать.
Сильно я себя практикой не изнурял - взял у Нади схемы цехов с привязкой к тракционным путям обоих депо и всех ПТО, взял все данные от плана ремонта до численности трудящихся по профессиям и начали мы с Володей гулять по Пятигорску, Кисловодску и Железноводску, ели мороженое, пили пиво и вино. Три ночи я ночевал у Володи дома, т.е. в коммуналке, где жили они втроём: Анна Гавриловна,бабуля (как зовут не знаю) и сам Володя. Утром мы завтракали и уходили развлекаться.
Я уехал в свой Черкесск и засел за отчёт. Я быстренько всё сделал, приехал снова в Мин. Воды, Мальцев мне отчёт подписал, снова мы с Володей гульнули и снова я уехал в Черкесск. Вот к этой Анне Гавриловне я и пришёл с протянутой рукой. Деньги она мне дала и сказала, чтобы долг я ей не высылал, а отдал бы деньги Вовке Комаристову.
Купили мы с Иваном билеты, девушки нас проводили, и с лёгкой душёй поехали мы в Ростов. Поезд приходил в Ростов в 3 часа дня 3-го мая.
Проходя по вагону я услышал сзади:
- Эй, студент! По билету едешь? Где деньги нашёл? Или украл? - Я вгляделся и узнал его - это был тот горбоносый беглец, который укрывал меня курткой, угощал папиросой и убегал в тихорецкой от милиции. Одет он был шикарно: светлый костюм, малиновая рубашка с белым галстуком, туфли на "манной каше", набриолиненная причёска, во рту сверкал золотой зуб.
- Идём со мной, идём к нам. Мы тут с корешами до Ростова-Батеньки подались. Тех-то тогда всех переловили, а меня добрые люди подобрали, приодели, баблом наделили и до Ростов наладили. Заходи сюда, здесь все свои.
"Своих" было трое, сам он был четвёртый.
- Стержень, зачем ты приволок этого желторотика? Пустой же он как мышиная нора.
- Вместе дорогу ломали! - сказал горбоносый. " Стержень", видимо была его блатная кличка.
- Играть будешь? - спросил меня пожилой больного вида спутник Стержня. Он перебирал в руках колоду сильно побитых карт.
- Да вы на деньги, наверное, играете, а у меня нет ничего.
- А ты на бумажки играть будешь. - все захохотали.
- Садись, сыграем! - сказал Стержень. - На бумажки не страшно.
Стали играть. Играли в "буру". Я знал эту игру ещё с детдома. Сначала я проиграл 2 круга, и мне на лоб прилепили слюнями две обыкновенные газетные бумажки. Потом я три круга подряд выиграл и собрал около сотни рублей.
- Это не выигрыш! - возмутился больной бандит. - Он за вход не платил.
- Тогда на лоб получай! - парировал Стержень.
- Ладно, пускай забирает. - согласился мой противник. Я неожиданно сделался богатый.
- Сходим в кабак, обмоем встречу и удачу. - предложил Стержень.
- Товарищ тут у меня, мы вместе едем - неудобно....
- А где тот товарищ был, когда мы с тобой по вагонам скакали?! Подождёт твой товарищ. Пошли!
В ресторане я от выпивки отказался, а вот пообедать "нахаляву" - это мне повезло.
- Давай мознакомимся с тобой толком: Стержень это кликуха у меня такая, ты сам понимаешь. А зовут меня Радский Родион Самуилович. Из жидов мы. Евреи, значит. Ростовские мы. Отец, мать, сестра - все у меня есть. Не живу я с ними. Живу - сам себе хозяин. А знаешь - тяжело жить шпаной и всё время со шпаной. И никого рядом нет - одна шпана: и бабы и мужики. А родня у меня нормальная - вот такие же люди как ты. Мокрухи за мной нет, а натворил я на 3 жизни: магазины, сберкассы, банк один взяли. А мокрого за мной нет, так - разве что пацпнам в детстве носы разбивал.
После выпитого коньяка Стержень разговорился: А везёт же тебе в карты....
В Ростове на перроне простились, рука у него была холодная и железная:
- Может стакнемся ещё с тобой. По нраву ты мне, а почему - не знаю. Пока.
Я отдал Володе Комаристову деньги, которые взял в долг у его тётки. С девушками мы больше не общались и они с нами тоже. Разошлись приятно.
Мы перешли на 5-й курс, впереди были военные лагеря, потом преддипломная практика, дипломирование, защита. И мы выходили из инсттута инженерами путей сообщения.
Однажды, уже зимой, меня снова окликнул стержень. После занятий мы выходили из здания нашего факультета, нас была толпа, в этой толпе он меня разглядел и окликнул. Он сидел на скамье, которых было несколько вдоль нашей институтской аллеи.
- Вот говорят, что евреи самый умный народ - это правда. Придумал-таки я как мне укрыться от всяких там "своих" и чужих - проводи меня в ваше общежитие, та меня искать точно никто не будет, я где-нибудь укроюсь и пережду какое-то время. Уезжать из Ростова я не должен. Когда всё образуется, мне надо закончить кое-какие дела. Только я пустой.
Я был тоже пустой, но что-то мне говорило, что ему надо помогать.
- Пошли - сейчас народу много, пройти самое время.
Мы с ним свободно прошли по корридору первого жтажа, и он будто знал , где вход в подвал - нырнул туда.
- Не ходи за мной, я сам устроюсь. - проговорил он.
В подвале у нас была прачечная, душевые, технические помещения и туалет.
Через час я спустился в подвал. Тускло горели 2-3 лампочки, воздух был сырой - вилимо, только что разгрузили стиральные машины. Я бродил туда-сюда, искал его и найти не мог.
- Эй! Здесь я. Устроился отлично - ни одна собака не найдёт.
В бойлерную он стащил какие-то стаоые матрасы - здесь было его лежбище. Мы оба старательно обходили вопрос - как же он будет питаться? Я понимал, что разрешить этот вопрос надлежит мне. Я получал стипендию, мне присылала мать, у меня с прошлого года, когда мы заработали на кирпичном заводе, были деньги, но я по доброте душевной дал в долг костелянше Зине. Сейчас у меня не было ничего. Надо было занимать. Рита Зауэр в прошлые годы пару раз предлагала мне деньги в долг с тем, чтобы я по окончании института ей долг вернул. Я тогда отказался, а сейчас некуда было податься, и я пришёл к ней.
- Сколько тебе надо? - спросила Рита
- Ну, рублей 50-60э Вот мать пришлёт - отдам.
- Я дам тебе 400. Получишь стипендию и отдашь сразу всё.
Теперь я мог нормально кормить Стержня. Я покупал в буфете лимонад, курабье, недоргую колбасу, венигрет, приносил кипяток в бутылке и конфеты-подушечки. Приносил я еду один раз в день, специально сбегал с занятий и, пока в общежитии было пусто, приходил в плдвал. Парни из моей комнаты ничего не знали. Но потом узнали - проследили за мной и вместе со мной спустились в подвал. Я стал отпираться, что-то врал, но Стержень объявился сам. Он слышал нашу перепалку и практически пришёл мне на помощь:
- Робя, кончайте базар! Этот студент помогает мне спрятаться от моих подельников и от милиции. Не знаю, где он деньги берёт, чтобы кормить меня (а кормит он меня уже 3 недели). Ничем я пригрозить вам не могу, можете меня сдать сейчас, а парня не губите - не честно это ьудет . Я-то сейчас уйду, не буду ждать, когда вы меня заложите. А то, что заложите, по рожам вашим вижу.
Иван со Славкой, молча, повернулись и ушли.
- Как думаешь - сказал Стержень - заложат они нас с тобой?
- Думаю - нет.
- Ну, не сегодня, так потом заложат - я людей нутром своим чую. Где ты хоть деньги брал, чтобы меня кормить?
- Занял у Ритки.
- Баба что ли твоя?
- Нет, так - подружка....
- Ну, ладно рассчитпемся. Уйду я сейчас. Сам уйду. Ты иди, иди к себе. Увидимся!
Когда я вернулся в комнату, парни произвели своё дознание.
- Где ты надыбал этого бандюгу? Чего ты его кормишь?
- Когда ты вагоне на полке спал - сказал я Ивану, - этот бандюга, сбежавший из своего заведения, укрывал меня от холода половиной своего тюремного бушлата .
- И чем же ты его кормил?
- Что сам ел, тем и кормил.
- И дорого он тебе обошёлся?
- Бабушка мне давно говорила, что добро, которое ты людям делаешь, ни салом, ни картошкой, ни деньгами не измеряется. Добро ничего не стоит - просто добро и всё.
- Жалостливый ты....
Мы съездили в Воронеж на преддипломную практику и сели за дипломирование. Я рассчитал в деталях все параметры грузового вагонного депо от площадей и оборудования до количества очков в туалете. Руководствовался прежде всего грузонапряжённостью путевого околотка и планом ремонты. Узлом моего проекта был механический цех, с которым я был хорошо знаком, т.к. работал в нём в первые свои в Воронеж приезды. Деталью была модернизация фрезерного станка - со всеми делами я отлично справился. Рите долг я вернул ещё зимой.
Со Стержнем я встретился как вегда неожданно-негаданно. Такой дерзости трудно было ожидать от нормального человека : вечером без стука он вошёл в нашу комнату.
- Здорово, ребята! - проговорил он - значит здесь ты проживаешь, студент? А мне некогда тебя на улице ловить, пришлось заявиться прямо.
Он бросил передо мной солидную пачку сторублёвок:
- Ребят угости, приоденься, в Ялту съезди - погуляешь. До Пятигоска можно по билету доехать. Пошёл я. Не скучай, студент. Увидимся!
Он вышел стремительно, как и появился. Я ошалело держал в руках толстую пачку денег.
Увидел я его через 2 недели перед самой защитой: он лежал в нашем сквере в изорванной тельняшке, весь изрезанный, исколотый, почти без голвы, с выколотыми глазами. Нашли его утром в росистой траве. Вокруг собрались любопытные, я узнал его по горбоносому хищному профилю, это был он - Радский Родион, по кличке Стержень.