Аннотация: Новая история про малоизвестного потомка моего доброго приятеля.
- Деда!
- М-м?
- Ну деда!
- Черти драные... Куда же они запропастились? - Дед едва ли слышал внука. Всё, что занимало сейчас его мысли, были болотные сапоги. Обычные старые резиновые сапоги - по пояс, на толстой подошве. Именно сейчас - не раньше, не позже - они нужны как воздух, и именно сейчас он никак не может их отыскать.
- Ну деда, ну деда!
- Хм. Может... Или здесь?
- Нудеда!. Нудеданудеданудеда! - мальчик, не переставая, дёргал старика за полу плаща. Он буквально повис на ней и волочился следом за дедушкой, упираясь и скользя ногами. Совсем как деревенская собачонка, которую хозяева впервые попытались затащить в лифт городской многоэтажки. - Ну деда же!
- Что, мой хороший? - дедушка наконец заметил мальчика. Озабоченность на лице сменилось надеждой: - Малыш, ты не помнишь, куда бабушка задевала мои сапоги?
- Неа... - В короткую паузу, вызванную обидой на пренебрежение со стороны дедушки, вместе с лаконичным ответом уместился и полный упрёка взгляд, и то ли вздох, то ли всхлип, также щедро пропитанный укоризной. После чего мальчик заныл с удвоенной силой: - Ну деда-а-а! - Достойное продолжение дедушкиного рода, он упрямо гнул свою линию.
- Ну что? Что, малыш? Что?!
- Ну куда ты в дождь? Посиди со мной, мне страшно!
- Вот чудной! Ты же мужик! Грозы испугался?
- Угу. Немножко. - Внук отвернулся, посопел носом. - Я бы не... она вот... она ка-а-ак...
- Эх ты! Не думал даже, что парень у нас из пугливых.
- Это же не я, деда, это гроза испугливая!
- Ну, дела! А кто, помнишь, обещал наловить мне сто штук молний?
- Так это ж когда ещё! Это когда я большой и смелый стану. В пятнадцать лет только.
- А ты думаешь, смелыми сразу становятся? Сразу - раз и всё? Нет, малыш, смелость да храбрость надо тоже - как мускулы - тренировать.
- А как тренируют храбрость, деда?
- Да очень просто! Вот, пока сиди у окошка и смотри, как дедушка молнию ловит. Потом потихоньку привыкнешь. Храбрость, она ведь не какое-то там что-то. Она ведь просто привычка. А я побегу. Июнь на носу, а у меня ещё ни одной майской молнии! Майские, малыш, они ведь самые ценные.
- Деда, так у тебя и других нет.
- Глупости! С чего ты взял?
- Бабушка говорила. А ещё говорила, что ты когда-нибудь доловишься, тебя шандарахнет как Ломоносова, ты облысеешь и мозги у тебя окончательно выбьет.
- Ха! Во-первых, не Ломоносов, а его друг, во-вторых, он не облысел, а просто умер, а в третьих - много она понимает, твоя бабушка! Она трусиха - смотреть боится, как и ты. Вон они, в чулане у меня сложены. Пойдём, посмотрим? Делов-то...
- Не-е-етушки!.. Хитренький! Бабушка говорит...
- Вот ты заладил, бабушка, бабушка! Ты что, родному деду не веришь? Ладно, ничего, скоро у тебя физика в школе начнётся, вам покажут, как самим молнии делать.
- Ух ты! Правда, деда?
- Ну конечно, малыш.
- Здорово! И я смогу бросаться молниями, как Зевс-громовержец в бабушкиной книжке?
- Ишь, чего захотел! Нет, малыш. Этого не может даже дедушка.
- У-у-у... Жалко. Ну, тогда я сделаю большую-большую молнию и поставлю в саду вместо фонаря.
- Дело говоришь. Но есть проблема, малыш. Гром. Куда мы денем гром? Эти молнии такие шумные! К тому же молнии в неволе не вырастают большими. Большие молнии водятся только в дикой природе. Чтобы такую поймать, надо охотиться за ними как дедушка. А охотиться можно только в грозу. А она вот-вот пройдёт. А ты хнычешь и мешаешь дедушке искать сапоги. А...
- Деда, ну я же не нарочно! Оно из меня само хнычется.
- А ты зажми волю в кулак и не хнычь.
- Деда...
- А?
- Деда, ты не сердись... Я не знаю, как зажимают волю.
- Тогда просто сожми кулаки. Сильно-сильно. Все мужчины так делают. Увидишь, сразу расхочется хныкать. Вот. Получается?
- Получилось, деда!.. Деда...
- А?
- А ты почему босиком не пойдёшь? Вот я так очень-очень босиком по лужам люблю.
- Нельзя, малыш, без резиновых сапог. Вот тот дяденька не надел сапоги - вот его молния и цапнула.
- А тебя цапала молния?
- Меня нет.
- Почему?
- Потому что я всегда в сапогах, садовая твоя голова!
- А дяденька почему не надел?
- Не успел, малыш.
- Почему?
- Резину ещё не изобрели. Ему бы лет на сто попозже за молниями гоняться... Эх! Говорили ему: поспешишь - людей насмешишь.
- Ага, деда, я знаю. Мне тоже бабушка так говорит, когда у меня на шнурках узелок получается. Но я же не нарочно!
- Да тот дяденька тоже не нарочно умер. Он молнию кочергой ловил, представляешь? Чудной, не знал будто, что молния через железо бьёт.
- А ты чем ловишь, дедушка?
- Бутылкой, конечно, чем же ещё! Видел в сарае такие пузатые? Бабушка всё грозится вино начать делать, да у неё, видишь ли, руки не доходят. Так я в них пока свою коллекцию храню, чтоб добро не пропадало. Тут, малыш, главное вовремя пробку резиновую заткнуть. Только молния в горлышко пролетела, а ты раз, и-и-и - попалась, голубушка. Никуда теперь не денешься.
- А гром?
- Что гром?
- Его разве через бутылку не слышно?
- Эх ты, чучело! Ты чем слушаешь, ухом или брюхом? Говорят тебе - пробку вовремя заткнуть. Гром-то, глянь, за молнией не поспевает. А я - опа - и готово, в бутылку не пускаю. Шалишь, говорю, брат - и без тебя голова болит. Иди, говорю, обратно в тучу, неча тут безобразить... Сердится, конечно, не без этого, ножонками топочет - а что уж поделать!..
- А-а-а... Деда, а молния? Она не убежит?
- Куда ей! Запомни, малыш, стекло и резину молнии нипочём не прогрызть. Стекло и резина электричество не проводят.
- Ну деда! Ну я думал ты взаправду, а ты опять выдумываешь! Электричество ведь в розетке! При чём тут молния?
- Глупенький! Электричество всюду. Правда, везде оно невидимое, его только пощупать можно. А молния - это такой светящийся кусочек электричества, понял?
- Понял.
- И ничего я не выдумываю! Вот, допустим, засунешь ты в розетку гвоздик. Тебя ка-а-ак тряханёт! Маму родную забудешь! А вот резинку или стёклышко если... или всё это вместе... м-м-м... ну вот, пипетку бабушкину хотя бы из аптечки возьми. Ты - раз её туда, а тебе хоть бы хны!.. Только ты, внучек, это...
- Что, деда?
- Ну-у, не говори бабушке, что это я научил.
- Замётано, дедуль! Только и ты бабушке не говори, ладно? Что я по лужам люблю бегать. Она меня ругает.
- Прям. Пусть лучше вспомнит, как сама в детстве по лужам шлындала. Ох, помню, мамка её однажды лупила! Отпускала, мол, пай-девочку на улицу, а воротилась чушка-чушкой.
- Та-а-ак! - Бабушка, руки в боки, стояла на пороге и побелевшими - от времени, а больше от возбуждения - глазами метала молнии, казалось, не менее яркие, чем вспыхивали за окном. Бабушка, так получалось, возникла из ниоткуда. Или, вернее, судя по огромному зонтику, была принесена из этого ниоткуда, как Мэри Поппинс, восточным ветром. - Я, значит, чушка?!
- Нну... это... как бы... фигурально. В порядке художественного образа. - От неожиданности дедушка вздрогнул, что очень некстати совпало с очередным раскатом грома на улице. Внук, неверно истолковав дедушкин демарш, не удержался - счёл за лучшее присесть на корточки и пискнуть: мамочка! Собранная было воля, сама собой просочившись сквозь пальцы, тут же сбежала из стиснутых кулачков прямёхонько в пятки.
- Ужин ты у меня тоже получишь в виде художественного образа, брехун старый. Заговорщики, надо же! Старый да малый! Надо же! Бабушке не говори! - Бабушка громыхала, перекрикивая стихию. А под зонтом в правой бабушкиной руке не спеша растекалась миролюбивая лужица в форме сердечка, словно намекая на бабушкину мягкую и отходчивую натуру. - Надо же! Сам ты!.. Да ты и не знал меня в те годы! Самого небось лупцевали как сидорову козу! И не мудрено - этакого-то вруна. Надо же... Надо же...
- Родная моя, а ты не видала ли мои сапоги? - кротко, но деловито, будто никакой вселенской катастрофы не произошло, вопросил дедушка, воспользовавшись бабушкиным секундным замешательством.
Искренность и вдохновение в его взгляде выдавали в нём завзятого романтика. Склонность к манёвру - изощрённого стратега. Но вовсе не ветреность или старческий маразм, как кому-то могло показаться.
Нельзя сказать, что дедушка нашёлся, не моргнув и глазом. Нет, даже такие опытные и умудрённые всяческими перипетиями ветераны (а дедушка был именно из таких) не сразу приходят в себя в сложной жизненной ситуации, и потому дедушка моргнуть глазом всё же успел. Но - надо отдать ему должное - пару раз, не более. Дедушка знал: если с самого начала упустить из рук инициативу - пиши пропало! - сей момент упустишь и счастье. В масштабах не абы каких вселенских, разумеется, а лишь сегодняшнего вечера. На большее бабушкиного недовольства, как притворного (обычно), так и (гораздо реже) вполне всамделишного, никогда не хватало. Но ведь и молния ждать до завтра нипочём несогласная - дедушка отлично это понимал. А потому елея в голос он лил без меры. Иначе беда. Иначе бабушка присядет на своего любимого конька. Иначе - будет костерить и самого дедушку, и фантазию его неуёмную, и язык без костей, и... Весь вечер. Будет обязательно - да на чем свет стоит, да до самого-самого ужина. А то и вправду - вместо ужина.
- Дуралей, - гораздо мягче сказала бабушка. 'Так-то лучше'. - внутренне удовлетворился качеством своего стратегического елея дедушка. И потёр руки - тоже внутренне.
- Я их специально спрятала подальше.
- Но зачем же? - изумился дедушка наружно, но вполне натурально.
- Подальше, - с нажимом подтвердила бабушка. Ей показалось, что именно это слово ускользнуло от внимания дедушки, а ведь по глубокому убеждению бабушки как раз оно и должно было открыть дедушке глаза.
Дедушкины глаза, наверное, открылись слишком широко. Недопустимо широко. В крайнем их округлении бабушка с испугом заподозрила грядущее безумие. Поэтому поспешила поделиться сокровенным:
- Потому что ты когда-нибудь доловишься, тебя шандарахнет как Ломоносова, ты облысеешь и мозги у тебя окончательно выбьет.
Бабушка не подозревала, что в словах этих уже нет необходимости. В порыве заговорщического братства малыш - слово в слово - открыл бабушкины заботливые страхи не далее как пятью минутами раньше. Впрочем, выпалив сокровенное, бабушка от себя и будто бы с облегчением добавила: - Уфф... - Что, согласимся, внесло в сказанное свежие нотки и, заодно, сняло с бабушкиной души камень.
Логика в её словах, казалось бы, отсутствовала. О чем и не преминул заикнуться дедушка.
Но тут же поймал на себе взгляд, как бы испытующий: так ты, драный ты валенок, хочешь...
Нет-нет, что ты, родная! Не хочу... - так же мысленно замахал дедушка руками и покорно направился в детскую, подталкивая перед собой внука. Трудно постижимая доселе женская логика впервые в жизни приоткрыла перед ним свои пуленепробиваемые створки и предстала с простецкой, как нагое тело в кружевной прозрачной ночнушке, очевидностью. Невысказанная логическая цепочка была коротка и, по сути, состояла всего из двух звеньев: либо ты, дуралей, в кои-то веки занимаешься с внуком, либо я занимаюсь тобой.
'Занятие' бабушкино дедушка моментально представил в красках. Впрочем, на этом мы останавливаться не будем: все дедушки, долго и трудно женатые на бабушках, отлично знают, о каких-таких мужниных 'достоинствах' способны часами бурчать уязвлённые бабушки. Инструменты, которыми бабушки сверлят, пилят, выдалбливают и выскабливают дедушкин мозг, время от времени меняются, но мы-то с вами, конечно, знаем, что бабушки извлекают их только из двух профессиональных чемоданчиков. На одном написано: 'загубленная молодость'. На другом - 'испорченная жизнь'. Мы не будем про это говорить. Умолчим, дабы ничем не омрачать наше настроение. Скажем только, что дедушка забыл про сапоги (как отрезало!) и предпочёл занятие с внуком.
Но всё же (шёпотом) не забудем поблагодарить бабушку за столь благоприятный для нас поворот. Не случись он, мы так и не услышали бы удивительную дедушкину историю.
Давайте только не будем кичиться тем, что нам удалось её подслушать. Подслушивать, как мы помним, нехорошо. История предназначалась мальчику, и давайте же сохраним её в тайне, пока он сам не решит кому-нибудь её пересказать.
Что же касается самого мальчика, то он даже не пытался понять бабушкину логику. Возможно, он был слишком мал. Возможно - не знал, что такое логика. Но он, как и мы с вами, тоже благодарил бабушку. Мысленно, не вслух, держа на всякий случай пальцы крестиком, чтобы не обижать деда. 'Почаще бы бабушка сердилась на дедушку. Как ловко она всё разрулила!' - приговаривал про себя внук, распахивая дверь детской. Нет, он конечно переживал за дедушку, болел за него и любил. Любил и бабушку, и не хотел, чтобы бабушка с дедушкой ссорились. Почему же уживался в голове мальчонки такой парадокс? - поинтересуемся мы. Он ответит. Ответит по-детски, эгоистично, но беззлобно и искренне: просто я люблю дедушкины истории. И не люблю грозу.
И мы согласимся, что это именно тот ответ, который всё объясняет.
Впрочем, мы отвлеклись...
Бабушка выразительно хлопнула дверью кухни. Это означало, что разговор окончен, и возражения не принимаются.
Дверь детской отозвалась не менее экспрессивно. Что подразумевалось на этот раз, мы озвучить не берёмся. Зато точно знаем, какие слова произнёс дедушка вслух.
- Старая калоша! Чёртова перечница! Грымза! - вот что сказал дедушка, едва дубовые филёнки отделили его от бабушкиных ушей. В голосе неизлечимо и обречённо сквозила любовь.
- Что? - не расслышал внук.
- Плохо дело, - поделился опасениями дедушка.
Он пояснил, что бабушке попала под хвост вожжа, она закусила удила и её понесло. (Мы, впрочем, не склонны безраздельно доверять этим утверждениям, а привели их лишь для воссоздания исторической правды, ибо именно таковы были первые слова дедушки, когда за парочкой товарищей по несчастью захлопнулась дверь детской).
Почему же, - спросите вы с видом прожжённого скептика, - все наши герои, не сговариваясь, были заранее уверены, что времяпрепровождение с внуком это обязательно дедушкина история? Чудаки, - ответствуем мы, как истинные знатоки человеческой природы, - а вот же ж дождь! Как же! Чем ещё прикажете заняться в такую погоду! Когда небо тёплыми мокрыми пальцами щекочет крышу над головой, а та отзывается лёгким шёпотом, словно подсказывая нужные слова. Когда вокруг сказка. Когда полумрак, полутишь, полусон. Только обняться, тесно прижавшись друг к другу, и говорить, говорить, говорить. И внимать, широко распахнув глаза и чуть дыша...
- А знаешь ли ты, малыш, как я получил первый орден? - сказал дедушка, привычно быстро нащупав на зыбкой тропинке бытия душевное равновесие. - Вот послушай...
Были тогда непростые времена. Сильные мира сего делили мир, а слабые делили краюху хлеба.
Сильные били друг друга санкциями, а от того слабым доставалось по голове, но совсем не оставалось чего делить. Оказалось, бедность сушит мозги не хуже, чем достаток. Слабые меняли сытую жизнь на патриотизм, как индейцы Колумбии - золото на сломанные ружья. И так же как дикари - жгли священные костры во славу сильных.
Но нам, молодым, было на всех плевать. Молодым принадлежит весь мир, не взирая на границы, вражду и санкции. Молодость безрассудна и опрометчива. Ты не веришь, что дедушка был молодым? Эх, малыш! Мы показывали злым дядям кукиш, а девушкам дарили звёзды. Тогда было легче дарить звёзды, малыш, ведь космические корабли пока не могли долететь ни до одной из них. Мы могли только мечтать. И твой дедушка тоже мечтал, когда был безусым юнцом.
Вот, допустим, Луна. Какая она? Это сейчас, малыш, она облазана вдоль и поперёк, и заплёвана, будто дешёвые пляжи Антарктиды. А тогда Луна была загадкой. Ведь она какой-то непостижимой силой всегда повёрнута к Земле лишь одной стороной. Словно привязана, словно её кто-то держит. Никто не знал, какие тайны скрываются за её горизонтом.
Мы собирались компанией и спорили до хрипоты, что же находится с обратной стороны. Один говорил: Луна такая же круглая, как и спереди. Другой кричал: позвольте! Отчего вы решили, что Луна - шар? Над ним смеялись: неужели диск? Ты разве не видишь форму терминатора, когда Солнце освещает Луну сбоку? Так может освещаться только шар!
Глупцы! - был ответ. - Кто говорит про диск? Но вдруг и не шар? Вдруг только его половинка?! - И 'умник' доставал из кармана апельсин и резал пополам, демонстрируя плоскость Луны с обратной стороны. И всегда находился другой хитрец, готовый сожрать апельсин на дармовщинку. Впрочем, он оправдывался целями научного эксперимента. Он подходил, аккуратно выгрызал мякоть и, демонстрируя пустую кожуру от половинки апельсина, подтрунивал над первым: а вдруг Луна такая? Тогда третий заполнял оранжевую полусферу пивом и хохотал: а если такая? И тут мы срывались с тормозов. Мы прихлёбывали пиво и выдвигали гипотезы одна другой краше. Луна могла быть большой колонной или трубой, уходящей в глубины вселенной. Высоту колонны (или трубы?) мы определить не могли, ведь для этого надо посмотреть на Луну сбоку. Самый трезвый урезонивал: колонна (или труба!) не может быть слишком высока, иначе она когда-нибудь заденет Марс либо, не дай бог, само Солнце. Что, безусловно, докажет наличие колонны - или трубы - на той стороне Луны, но вызовет планетарный коллапс, от которого всем станет тошно. Кто-то говорил, что с обратной стороны инопланетные хулиганы написали нехорошее слово и потому культурные их собратья не позволяют Луне поворачиваться. Потому что, сказал кто-то, инопланетянам стыдно. Все зашикали и сказали, что это бред. Инопланетяне, мол, не могут знать земного языка.
По ту сторону Луны могли располагаться вулканы и океаны, горы и пустыни, мегаполис с казино, пальмы в кадках, пирамида лунного Хеопса, межгалактическая ядерная пушка и секретный публичный дом. Могла быть дырка от бублика или даже две. Мог стоять трактор, у которого заглох мотор, и потому он не сумел доехать до 'нашей' стороны Луны. А то бы непременно вылез из трактора собрат по разуму, смахнул испарину со лба промасленной ветошью, закурил устало и помахал нам рукой. Или чем-нибудь ещё помахал бы. Наконец, как предположила одна грустная девушка, которую недавно бросил парень, там могла сидеть лохматая бездомная дворняга и выть на ещё одну луну, поменьше, которую мы со своей стороны тоже не видим. Или котёнок - такой милый, но промокший и тоже бездомный. На этом все вдруг успокоились и разошлись, потому что на Земле наступило утро.
А я не успокоился. Я думал дальше. И думал я, конечно, что это неправильно; что так быть не должно; что в любом споре должна родиться истина. Иначе к чему вообще нужны все споры!
Решение пришло с первыми петухами. И оказалось оно задорным и смелым, как кукареку:
Надо! Просто! Посмотреть!
Только и всего: взглянуть на 'потустороннюю' Луну хоть одним глазком. И все сразу встанет на место. Ты улыбаешься, мой мальчик? Тебе легко смеяться: да - в пору, когда мама на каникулах возит тебя в круиз по кольцам Сатурна, наши споры кажутся нелепыми.
Мальчик мой! Мы не могли просто взять и полететь. Наши ракеты, которые было прорубили окно во вселенную, вдруг разучились летать. Сильным было не до космических далей. Они делили наше и умножали своё. Рубашка должна быть ближе к телу, полагали они, а дали на то и дали, чтобы думать о них издали. Под шумок они стянули рубашку и с рабочего, который собирал ракеты. Но, как выяснилось, голый рабочий забывает, в какую сторону крутить гайку. А шурупы, забитые, как встарь, молотком, имеют свойство вносить погрешность в работу двигателей. Ракеты летели куда угодно, только не в космос.
И тут, малыш, являюсь я. Как Моисей перед евреями. Нет, малыш, я не думал о наградах, небесной манне и обетованной земле. И у меня не было сорока лет в запасе. Жизнь так стремительна и скоротечна, думал я тогда. Поэтому я принёс не семь хлебов. Я сразу принёс счастье.
Я сказал: если гора не идёт к Магомету, то... и нам не стоит туда идти.
Зачем ходить? Ведь можно посмотреть издалека. Все мы бывали у стоматолога и лечили зуб мудрости. А мудрость наша будет в том, что мы, как на дырку в зубе, посмотрим на Луну в зеркало. Мы поднесём его с обратной стороны. Закинем на орбиту как рыбак удочку и станем наблюдать.
В зеркало! - сказал я, и все заплакали. Кто-то от радости. Кто-то от зависти. Провидцы и прочие шарлатаны из оппозиции рыдали с досады.
Не плакали только военные.
Я посмотрел на их высеченные из скал лица и... не буду кривить душой, тогда скупая слезинка повисла и на моих ресницах: значит, враг не пройдёт. В тот же миг меня осенило: ясен пень - у кого же просить! Ведь только у военных остались ракеты с прежних времён, когда они ещё умели летать. Не беда, что в военной ракете нет пассажирских кресел и они лишены элементарных удобств. Зеркало - не принцесса на горошине - авось долетит и без удобств.
Но... - Шиш! - сказали военные. - Мы учили ракеты летать за океан, а Луна нам до лампочки. А если мы профукаем стратегический запас на чёрти что, то нечем станет договориться об отмене санкций. А если не отменить санкции, то мы умрём с голоду.
Но если не увидим изнанку Луны - умрём от любопытства, - решил я и засел за чертежи. Сами с усами - показал я язык военным.
Ракету я нарисовал быстро. Оставалось решить, как отправить её в космос. Не вопрос, если есть миллионы. Но мне не дали ни копейки. Банкиры, как и военные, начисто лишены любознательности.
Я не ел и не спал - думал. Оказалось - всё зря. Гении не должны много думать. Решение - будто молния - озаряет гениев само. Надо только подставить голову и дожидаться вспышки. Решение и гений, малыш - одно целое. Как Архимед и ванна, как яблоко и Ньютон, понимаешь?
Ты знаешь Незнайку? Он получил волшебную палочку, лишь когда перестал думать о ней. А помнишь, как он летал на Луну? Нет? Он поднёс якобы лунный камень к магниту и получил невесомость. И его ракете не понадобилась уйма дорогущего топлива, чтобы преодолеть земное притяжение. Гениально! Представляешь, малыш, у меня всё получилось точно так же!
Нет, лунный камень и магнит - это, конечно, сказки. Я перепробовал тысячи камней, чтоб раз навсегда развенчать эти бредни. Но всё же решение было где-то рядом. Я ходил и думал. Сидел и думал. Глядел на Луну и думал. Ехал на велосипеде и всё думал, думал, думал... Так задумался, что не заметил яму на мосту. Трах, бах! - я лечу через руль. Через перила и - в пропасть. И что ты думаешь? Я перестал думать! В голове, забитой сплошным ужасом, оказалось, нет места для мыслей. Сколько я летел до реки? Мгновение или вечность? Я не знаю. Но твёрдо знаю - из воды я вынырнул уже озарённый. Улавливаешь связь, малыш? Я - словно падающее яблоко, река - это ванна. Всё сходится. Так я впервые осознал свою гениальность.
Я понял как получить невесомость. Более того, я давно это знал, но никак не мог вспомнить. Я же не случайно ощущал незримое соседство этого знания! Я видел в кино как тренируют космонавтов. Невесомость! Невесомость - это падение. Каждый из нас испытывает нечто подобное на американских горках. Когда желудок подступает к горлу, а в животе остаётся пустота. Это она и есть - невесомость. Я её создал в своём животе, падая с моста. А для будущих космонавтов невесомость создают в пикирующем самолёте. Самолёт падает с небес, будто с отвесной американской горки, и в его брюхе потешными головастиками барахтаются космонавты. Как просто: вместо космонавтов мы запихнём в самолёт ракету с зеркалом. Только наш самолёт помчится не вниз, а вверх. Ведь невесомость, малыш, нам нужна по направлению к Луне.
Главный вопрос был решён. Дело оставалось за малым. Зеркало.
Ты скажешь, малыш, зеркало это какой-то пустяк? Но посуди сам: в маленькое зеркало много не разглядишь. Большое - не влезет в ракету. Можно, казалось, нарезать тысячи зеркальных кусочков и собрать их уже за Луной, как шкаф из магазина. Но кто будет орудовать отвёрткой на орбите? Не знаешь? То-то!
А дедушка твой и тут не сплоховал. Мы сделали маленькое зеркало - огромным. При желании мы могли бы упрятать под ним Америку. Мы раскатали блестящую фольгу тонким слоем - тоньше, чем бабушка раскатывает тесто. Долго, конечно, примерялись: так да сяк. Пришлось мне даже изобрести новую науку - нанотехнологию, но дело, поверь, того стоило, да и не заняло, признаться, много времени. Кое-где толщина зеркала достигала всего одной молекулы, и нам приходилось склеивать соседние молекулы клеем - для прочности, чтобы зеркало не треснуло в самый ответственный момент. А чтобы не ослепить нечаянно соседей по вселенной солнечным зайчиком - с обратной стороны зеркало выкрасили чёрной краской. Тонкое зеркало стало лёгким и мягким как шёлковая скатерть. Нам осталось лишь аккуратно сложить его в ракету.
Я читаю вопрос в твоих глазах, малыш. Кто расстелет эту скатерть над Луной - да? Гордись своим дедом, внучок! Я придумал сделать нашу скатерть самобранкой. Это ли не сказка, малыш?! О металлах с памятью формы ты конечно же слышал. Я взял для зеркала именно такой сплав. Словно чаинке в кипятке зеркалу предназначалось самому расправить крылья в стуже открытого космоса.
Ура. Я чистил парадные ботинки и готовился махнуть рукой: поехали!
Подвох подкрался откуда не ждали. Чёртиком из табакерки выскочил лётчик и заявил, что не сможет заставить самолёт падать вверх. Представь, каков прохвост! Всё, разумеется, было шито белыми нитками и ясно как божий день. Мне так и шепнули: это интриги, старик. Лётчик - казачок засланный. Оппозиция не желает нашего триумфа и саботирует научный прогресс.
Но невесомость, тем не менее, накрылась медным тазом.
Ты знаешь, мальчик, дедушка не умеет унывать. Если нам хотят помешать - значит, мы на правильном пути. Вот то единственное, что я понял. Ещё древние говорили, что дорога к звёздам усеяна терниями. Главное, не опускать руки.
И я не опустил. Я хлопнул ими по лбу. И - словно щёлкнул выключатель. Идеи брызнули, будто тараканы из залитой светом кухни.
Фантастические я отмёл сразу. Мало того, что они несбыточны, так ещё и чрезвычайно дороги. Какое там 'из пушки на Луну'?! Кто-нибудь подсчитывал, во сколько обойдётся порох? Только военные могут позволить себе пульнуть в космос бюджетом Малайзии. Но военные, ты помнишь, врубили заднюю.
Моё орудие не будет огнестрельным, решил я.
Я взвесил варианты. Первый был суров как правда жизни и прям как стрела. Второй изящен и не без нотки ностальгии. Я расскажу про оба, чтоб ты осознал, малыш, насколько непросто дался мне выбор.
Всё, что требовалось для первого варианта - камень. Никакой не лунный, но... Незнайка был прав в одном: камень - вот самый подходящий двигатель, когда хочешь уложиться в скромный бюджет. Ты бросал когда-нибудь камень в колодец, малыш? Тогда ты меня понимаешь. Мы найдём гигантский валун, решил я, и скинем его в колодец. Зачем? Объясню. Если прокопать колодец достаточно глубоко, он превратится в тоннель, малыш, и выйдет с другой стороны Земли. Мы бросаем туда камень, он разгоняется и, как поршень в пневматическом ружье, гонит перед собой воздух. Воздух сжимается и под огромным давлением выталкивает... - нет, не пулю, малыш. С другого конца тоннеля мы положим нашу ракету. Ты понял, мой мальчик?! Самое гениальное то, что нам даже не нужно тащить камень к тоннелю. Достаточно прокопать тоннель рядом с камнем, а затем легонько подтолкнуть камень пальцем. Конечно, как только камень пройдёт половину пути, сила тяжести перестанет его разгонять и будет, наоборот, тормозить. Но своё дело он уже сделает: сжатый воздух вытолкнет нашу ракету к Луне. Дело за малым - подогнать диаметр тоннеля к размеру камня да хорошенько прицелиться в Луну. Работа же не будет стоить нам ни копейки! Помню, давным-давно мы продали японцам всего-то лишь наши свалки. И что ж ты думаешь, малыш: через каких-то пять лет они насыпали из наших отходов новый остров, а на деньги от продажи драгоценных металлов, извлечённых из мусора, выстроили на острове самый современный город Земли. Дураку понятно: нам требовалось лишь посулить японцам всё, что они выкопают из тоннеля и - дело в шляпе. Дёшево и сердито! Поверь мне, малыш, это был самый экономичный вариант. Именно поэтому я назвал его первым.
Второй способ был так же умопомрачительно прост, хотя и требовал небольших вложений. Я подсмотрел его в одном историческом фильме. И, по удивительному совпадению, секрет тоже заключался в камне. Древний воин метал булыжник во врага из пращи, раскручивая над головой.
На этот раз камнем послужит сама наша ракета. И мы метнём её в Луну. Я прыгал до потолка, когда оценил изящество своего решения. Само собой, мускульной силы будет недостаточно. Мы закажем мощный и быстрый электромотор, он хорошенько раскрутит нашу пращу и - здравствуй, космос! Надо лишь вовремя нажать на кнопку, а остальное доделает центробежная сила. Чтобы сэкономить, крутить всю эту карусель затеяли на Эвересте. С его вершины, как тебе, малыш, наверняка известно, ближе всего к небесам.
Представь себе, малыш, моё состояние, когда не сработали оба варианта. Я был на волосок от отчаяния. Наш первый камень, воспользовавшись кромешной тьмой и чьим-то ротозейством, на глубине двух километров сожрала большая зелёная камнеедка. А для раскрутки второго на горе Эверест не оказалось электричества. Мы обшарили все закоулки, заглянули за каждый выступ, в каждую трещинку. Не было даже намёка на розетку. И это в век технического прогресса! Что это: обычная бюрократия или мерзкий чиновничий беспредел? А может, просто не дотумкали коммунальщики? Исключать козни оппозиции или даже происки мировой закулисы тоже, впрочем, было бы неразумно. Как бы то ни было, мы прикинули, во сколько обойдётся постройка электростанции на этакой высотище, вывернули карманы, переглянулись и - отказались от нашей затеи.
Я как в воду глядел: нанотехнологии опять мне пригодились. И, конечно, неунывающая светлая голова. Моя, само собой, чья же ещё! В ней снова забрезжил рассвет. А что, если - задумалась моя голова - ракету выпихнет на орбиту исполинская пружина?
Я припустил в Осколково. Туда частенько сметали осколки всяческих наук и там, стало быть, жила моя последняя надежда. Не вопрос, ответили мне корифеи. Запасов железа в нашей стране никто не считал, но, надеемся, хватит. А если исхитриться и втюхать использованную пружину тем же японцам на металлолом, получим даже немаленькую прибыль. Вопрос в другом: кто такую махину сожмёт? Это ж бог знает какая силища! Мы, дескать, рады подсобить, да мы ели мало каши. А если привлечь гастарбайтеров, то они вытопчут сельхозугодья на сто километров окрест, что не лучшим образом отразится на импортозамещении.
Это ж надо! - присвистнул я. - Учёные, казалось бы, граждане! И не от мира сего! А найдись среди вас хоть один опытный автомобилист, он бы тотчас вспомнил про сухозаряженный аккумулятор. Почему? Идиоты! Его не надо заряжать. В него ещё на заводе напихивают сразу те, нужные, вещества, которые тут же делают его готовым к работе. Суёшь ключ зажигания и поехал! А мы изготовим 'сухозаряженную' пружину. Поняли? Пружину, которая заранее будет сжата. От вас требуется самая малость: вырастить железные кристаллы с загодя напряжённой кристаллической решёткой. Мы словно сплетём большую пружину из миллионов маленьких взведённых пружин. Как веник из прутьев, что легко сломать по одному, но - попробуй переломить их все вместе!
Так мы и сделали. Вырастили пружину - и она уже в сжатом состоянии превосходила размерами небоскрёб, сверху поставили нашу ракету, в нужный момент я дёрнул за верёвочку. Всё - вуаля! Ракета свистнула и... сгорела в плотных слоях атмосферы. Будто специально кто-то подстроил, чтобы эти злосчастные слои собрались над головой именно в момент моего, казалось, неминуемого триумфа! Подкупили синоптиков или нет, знать не могу, а врать не буду, но я своими ушами слышал: прогноз обещал чистое небо. Такое вот трагическое нелепое совпадение, малыш. Пришлось начинать сначала.
Вторая ракета получилась ещё просторнее, зеркало - шире, пружина - сильнее. Но главное, я придумал как сделать, чтобы ракета не тёрлась об атмосферу. Проклятое трение - от него вечно всё горит! А потери второй ракеты я бы так просто не пережил.
Впрочем, ответ лежал, как обычно, на поверхности. Надо убрать атмосферу - только и всего! Ведь атмосфера - всего лишь обычный воздух, а обычный воздух легко отсосать обычным пылесосом. Нам даже не нужен большой пылесос. Смешно - ведь мы не собираемся отсасывать всё небо! Достаточно только на самую малость расчистить коридор для ракеты. Вот почему я сделал ракету побольше: в передний отсек засунули пылесос. Пораскинув мозгами, я впихнул туда же и шланг с разными насадками. Мало ли что: вдруг пылесос пригодится когда-нибудь на Луне по прямому назначению. Вдруг по Луне, думал я, и шагу не ступить от космической пыли? Тогда будущие лунные колонисты должны оценить мой подарок по достоинству.
Запуск прошёл как по маслу. Ракета проткнула небо и без запинки помчалась к Луне. Я едва успел поужинать и прилип к телескопу. То же самое сделали тысячи астрономов по всей Земле. Никто пока не знал, что лишь голодные обмороки заставят меня и астрономов оторваться от окуляров. Развернувшейся перед нами драмы не сумел бы предугадать сам Шекспир.
Сначала всё шло по графику. В нужной точке ракета остановилась и выгрузила свёрнутое зеркало. Зеркало вспомнило заданную нами форму и принялось разворачиваться. Я ликовал и накручивал телескопу резкость, предвкушая лунные пейзажи. Как вдруг...
Ты же слышал о солнечном ветре, малыш? О, то был не ветер. Фурия - вот подходящее имя для той напасти! Откуда ни возьмись налетел настоящий солнечный вихрь - нет, солнечный смерч, солнечный тайфун, солнечный ураган! Рванул и - вздувшимся парусом понёс наше едва оперившееся зеркало прочь. Ни полувзглядом, ни даже полунамёком не приоткрыв нам оборотную сущность. Правда о Луне снова отвернула от нас лицо.
Был скандал. Букмекерским конторам пришлось вернуть людям все ставки. Ведь никто так и не узнал, что выиграло - колонна или труба. Или, быть может, дрожащий мокрый котёнок.
А зеркало улетало вдаль. Если бы не подвернувшийся на его пути Марс, кто знает, какие неприятности причинило бы оно мирозданию, загони его ветер куда-нибудь не туда. Зацепится, глядишь, за важную шестерёнку и - привет всей небесной механике. Или - как в городе, бывает, забивает осенними листьями люки - засорит межгалактический канал, отчего Млечный Путь выйдет из берегов. Не всякому, скажем прямо, по вкусу всемирный потоп, пускай даже из отменного молока.
Но случилось то, что случилось. Зеркало укутало добрую треть Марса вместе с его полярными льдами. Ты не представляешь, малыш, насколько моё сравнение со скатертью-самобранкой оказалось пророческим. Впрочем, пока Марс не подёрнулся голубой дымкой, никто ни о чём даже не догадывался. О зеркале почти забыли, и чёрная заплатка на поверхности соседней планеты воспринималась как нечто естественное и само собой разумеющееся.
Что же происходило на самом деле, потом опишут во всех учебниках истории.
Чёрная сторона нагревалась солнечными лучами, а зеркальная - внутренняя - не выпускала тепло наружу. Как в гигантском парнике, льды под зеркалом таяли и орошали почву. Из почвы один за другим полезли зелёные листочки.
Осталось невыясненным, почему это оказались именно огурцы. То ли на Марсе когда-то разбился инопланетный сухогруз какой-то агрофирмы, то ли семена принесла одна из бесчисленных комет, то ли от погибшей марсианской цивилизации чудом сохранился сельскохозяйственный склад. Хотя, конечно, не кажется лишённой смысла и гипотеза о некоем просчёте северокорейских секретных селекционеров. С каждым сезоном урожай становился богаче, огуречные плети разрастались всё шире, но на Земле по-прежнему не замечали странностей.
Странности, между тем, начались. Сперва зеркало приподнялось. Слегка. Затем больше. Потом, вздутое выдыхаемым листьями кислородом, стало напоминать огромный волдырь на марсианской 'коже'. Тут уже не заметить перемен мог разве что слепой. Зрячие, напротив, один за другим покупали телескопы. А когда воздуху под зеркалом стало тесно и весь Марс начал обрастать атмосферой, к телескопам прильнуло всё прогрессивное человечество. Кому не хватило телескопов - вооружились театральными биноклями.
Тем временем из-под зеркальной плёнки, не выдержав тесноты, полезли первые побеги. Витые усики оплетали окрестные камни и подтягивали за собой стебли потолще. Камни обрастали резными листьями. А мы вглядывались до рези в глазах.
Огурцы! - выдохнули наконец земляне единым махом и бросились бежать. Но куда, поди ж ты, бежать? Ракеты давно не летают. Билетов на Марс не продают. Людей, конечно, можно понять: огромный дармовой урожай мог бы навсегда решить проблемы голодного кризиса. Только, казалось бы, протяни руку да набей мешок. Ан нет - руки коротки! А есть охота - спасу нет. Хоть ложись да помирай.
Народ роптал и взывал к благоразумию властей. Пришлось мне, мой мальчик, пойти на хитрость. А что ещё оставалось? Все ведь знают, что нуждами слабаков сильных не разжалобить, а от благоразумия власти чахнут и прячутся в кабинет. Поэтому я надавил на национальную идею.
Когда дело касается престижа, мы выпрыгиваем из штанов. Так и случилось. Начальство вылезло из штанов и одело в них рабочего. Рабочий тут же вспомнил как крутить гайку. Гайку довернули на нужный угол и ракета полетела куда следует. Мы высадили десант загорелых парней и собрали весь урожай. Полки магазинов заломились от дешёвых деликатесов. Народ вволю поел, а начальство наконец-то утёрло нос Америке. И тут все, малыш, зажили счастливо...
- Какой же ты, деда, у меня придумщик! - не выдержал внук.
Полчаса уже он не смел пошевелиться. Не решаясь переспрашивать и даже почти благоговея от непонятных новых слов. Словно опасался спугнуть дедушкино вдохновение. Однако, почувствовав близящуюся развязку, поспешил вставить едкую реплику:
- Я же, деда, читал учебник истории. Чего-то не было там ни слова ни про зеркало, ни про огурцы, ни про ракету с орденом.
- Ишь, выискался! Мал ты ещё, оголец, деду перечить! - улыбнулся одними усами дедушка и легонько шлёпнул мальчика по макушке. - Доживи сначала до седин - узнаешь, как часто учебники истории переписывают!..
- Остыньте, спорщики! - в дверях снова стояла бабушка, но не сердитая, а весёлая, ароматная и румяная. - Марш руки мыть. Ни за что не догадаетесь, какое объедение я вам на ужин приготовила.
- Огурцы? - не сговариваясь, хором засмеялись дед с внуком и наперегонки бросились на кухню.
Почему огурцы? - про себя удивилась бабушка. - Эк, фантазёры... Хотя... - и ноги сами понесли её в чулан прихватить баночку прошлогодних солений.