ГАРИК

Игоря Головина я уже вспоминал, как котовладельца, в рассказе "В мире животных". Провели мы с ним, практически, целую жизнь - так что вспомнить есть что. Парень прекрасный, даже на редкость - но всевозможные безумные ситуации он притягивал, как янтарь пылинки.

Неприятности начались еще до его рождения. Когда начальник пришил Всеволода Мейерхольда, то осталась неоприходованной жена знаменитого режиссера актриса Зинаида Райх. Большевики вообще славны своей настойчивостью - так что прожила и она не очень долго. Довольно быстро ее убили при грабеже квартиры неопознанные уголовники. Вот тут возникло дело о грабеже, которое было в конце концов закрыто совсем уж изящным способом - виновными оказались два певца из Большого театра: баритон Дмитрий Данилович Головин (нар. артист РСФСР) и его брат тенор Макарий. Время объявления приговора (1944 г.) не шибко подходило, чтобы качать права - поехали братья в Караганду. Искупать ударным трудом. С другой стороны - статья не политическая, препятствий для свиданий нет. Так что жена Макария Даниловича Наталия Ивановна навещала мужа в Карлаге. Откуда и Игорь Макарьевич. Обоих братьев, конечно, потом реабилитировали - но уж здоровья не вернули, и во второй половине 50х их не стало.

Мы с Гариком познакомились и сдружились, когда оба работали во Всесоюзном НИИ по нефтепереработке. Он все жаловался, что его гнетут "три язвы - желудка, двенадцатиперстной кишки и Аллочка ". Он, действительно, побаливал, и мне приходилось не раз навещать его в больничке для научных тружеников в Петроверигском переулке. Он там, как завсегдатай, знал всё и всех и с гордостью показывал кресло, укрытое пальмой в тупичке, где, при везении, ему приводилось уединяться с дежурными сестричками. Разводился он с Аллой года три, так что за это время они успели зачать Танечку, по поводу которой мой сын много спустя мне сказал как-то: "Смотри-ка, папа, а ведь Татьяна очень красивая девочка, хотя и на Игоря Макарьевича похожа!"

Ну, это вообще-то несколько несправедливо. Игорь и сам был мужчина видный и издалека заметный. Внешность его ... Как бы вам объяснить?

Вот, судя по газетам и телевизору - а откуда еще мы с вами узнаем про жизнь? - так по этим источникам судя, представителей злого начала можно разделить на две группы: серийных убийц и сериальных злодеев. Серийные убийцы все больше походят на нас же с вами, тихих незаметных людей, в толпе не особо бросающихся в глаза. Иначе бы и серийных убийств никаких не было - засекли бы бдительные сограждане сразу после дебюта. Ну, много, если такое Чикатило чуть-чуть на артиста Виктора Павлова походит. Видим мы их лица уже после приговоров в телепередачах и газетных иллюстрациях и дивимся - откуда, мол, что берется?

Сериальный же злодей обыкновенно бывает мексиканского происхождения, в отдельных случаях он служит лицом кавказской национальности в отечественном детективе по произведениям Кивинова либо Доценко. Он обязан иметь черную бороду, такие же глаза и подозрительные манеры. Говорить он должен страстно и непонятно. Одно должно быть обязательно - злодейства свои он творит не из конкретной выгоды, а по тем же неясным генетическим причинам, по которым заполучил от предков усиленную дозу меланина. Прекрасным образцом такого негодяя является дон Педро Зурита в исполнении Михаила Козакова в бессмертном "Человеке-амфибии". В смысле реальной опасности он, как кажется, должен быть совершенно безобиден в связи с мгновенной идентифицируемостью. У Гарика все это было - сын же оперного певца - и черная бородка, и подозрительное выражение лица. Да еще по каким-то медицинским, не очень понятным для меня, причинам ногти он коротко не стриг, отпуская их почти на сантиметр. Таким образом, в своей внешности Игорек счастливо соединял упомянутого латиноса Зуриту с гринго Фредди Крюгером. Естественно, что на средний медперсонал это производило неизгладимое впечатление.

Единственное, что несколько не гармонировало с этой демонической внешностью - это простодушное и открытое выражение лица. И то, только до момента, когда он умозаключал, что нарушаются его - или еще чьи-то - гражданские права. Тут Игорь становился грозен и вел борьбу, как Че Гевара - до последнего патрона. Я иногда думал, что его очень спасает невеликий интерес к политике. Разумеется, мнение о Степаниде Власьевне у него было совершенно определенное - но ведь то же, что и у всех. А специально с режимом он не боролся - иначе быть бы ему одним из тех диссидентов, жертв синдрома Снежневского, о которых даже Андрей Дмитриевич Сахаров вынужден был признать, что кое-что имелось на самом деле.

Все-таки, Игорек не только по язвы свои лечил. Еще и работал, ездил в командировки, иногда довольно экзотические. Например, испытывая новую присадку их лаборатории к маслу для судовых дизелей, проплавал два месяца в Баренцевом море и Северной Атлантике на крейсере. Больше всего из романтического маршрута запомнилась ему история, которую он регулярно рассказывал за рюмкой. Будто бы отловили морячки от нечего делать осьминога, а боцман и вспомни, что Игорек что-то об этом звере интересное рассказывал. Наверное, тот книжку Акимушкина "Приматы моря" перед плаванием читал. Там, в этой книжке, в десяти главах рассказывается об осьминогах и прочих кальмарах, какие они смышленые и детолюбивые, а в одиннадцатой приводятся рецепты их приготовления.

Боцман и обратился к ученому пассажиру по этому вопросу. Тот коротко ответил, что для большей съедобности головоногих надо их перед готовкой отбивать. Ответил и забыл. А через полчаса вышел из своей лабораторийки на палубу и увидел жуткую картину. Боцман обутыми в сапоги 45 размера конечностями старался пнуть осьминога посильнее, а тот, в свою очередь, пытался отползти к фальшборту. Видно, надеялся все-таки избежать кулинарной обработки. Понял Игорь, что боцман не уяснил той подробности, что отбивать моллюска лучше посмертно.

Но и на суше Игорю никак не удавалось обойтись без приключений. Вот приехал он на Горьковский нефтеперерабатывающий завод, в поселок Кстово. День поработал - вечером пошел на телефонную станцию звонить маме, поскольку в номере межгорода нет. Заказал. Сидит на стуле, ждет Москву. Вдруг вбегает какой-то гражданин, хватает стул и бьет нашего друга по голове. Уже падая и теряя сознание, он слышит: "А черт, не тот попался!". Действительно, как потом показалось - ошибочка вышла. Вы скажете - анекдот. Вам - анекдот, а у Гарика сотрясение мозга, вместо командировочных пришлось больничные получать, да еще потом в качестве потерпевшего в Кстово на суд лишний раз приезжать. История, как соседка по коммуналке обвиняла его в изнасиловании на общей кухне, вообще не может быть здесь изложена, т.к. любой читатель после того примет этот рассказ за научно-фантастический.

На какое-то время жизнь нас развела, когда я ушел в целевую аспирантуру. Однако, выдержал я там не очень долго, и слинял на Севера. Приехал я в Москву в командировку невдолге, сильно довольный жизнью, в новом полушубке, унтах, с запахом водочки, романтическим рассказами о Самотлоре и веселым блеском в глазах. Игорь не устоял и через два месяца я встречал его на нижневартовском аэродроме. Поселился он в общежитии в одной комнате с еще двумя колоритными сотрудниками нашей конторы. Сообщество это носило неофициальное прозванье - "хохол и два диссидента". Действительно, проживали в этой комнатке два москвича, Игорь и Боря, а также приехавший после аспирантуры из Донецка щирый, хоть и глубоко русскоязычный, именно вот что хохол - Серега Чайка. Он любил жаловаться, что когда он вечером хочет смотреть программу "Время", сожители выключают телевизор и силой заставляют его слушать "вражий голос". Так что у него уже выработался условный павловский рефлекс и он даже в отсутствии соседей в девять ноль ноль включает телик, потом сразу выключает и включает "Спидолу" ...

Однажды с Гариком произошло в этой комнате странное событие. Началось с того, что паренек из соседней комнаты, тоже, кстати, донецкий, наш генпланщик Славка Шнайдер решил поболеть. С утра он зашел к соседям и попросил Гарика позвонить и вызвать врача на дом. И ушел спать дальше. Гарик наш, окрыленный ответственной ролью доброго самаритянина, позвонил, как просили, и дождался врача. Тот пришел, померил температуру, посмотрел Славкино горло - и отправил его на работу. Заодно он посмотрел на Игоря. Посмотрел, заинтересовался, поставил градусник, заглянул в гланды - и выписал ему бюллетень до конца недели.

Слава уехал попутным автобусом на службу - остался Гарик болеть один. "Дай, - думает, - хоть хорошее дело сделаю. К приходу ребят с работы рыбку пожарю". Он, вообще, хозяйственный. В одиночку проживая, капусту в эмалированной кастрюле квасил. Рыбку солил и грибы мариновал под закусь. Пошел он за рыбкой. А из их комнаты выход на балкон. С одной стороны - головная боль. В смысле дверь утеплять, чтобы вода в графине на столе не замерзала. Все-таки не совсем субтропики. Вот мы с тем же Игорьком у меня уж дома как-то выставили водку на балкон - охладиться. Пока ужин готовили, пока что - спохватились, а водка в бутылке уже наполовину заледенела. Это значит, где-то около -50 по Цельсию за бортом. С другой стороны, балкон по зиме, это как дополнительный холодильник на пару тонн вместимостью. Вот у Игоря, Сережи и Бори там продукт и хранится в виде камня. В том числе - поленница налимов, штук десять. Смерзлись. Начал Игорь пару рыбок отдирать. То ли действительно из-за болезни ослабел, то ли извечная его везуха сработала, но не рассчитал силы, налим вырвался из рук - и по стеклу с размаху. Балкон-то застекленный, иначе совсем бы их выморозило. Пробивает рыбина остекление - и вместе с кусманом стекла падает вниз с восьмого этажа. А в ответ снизу доносится дикий крик.

Что, как - Игорь выяснять не стал. Юркнул обратно в комнату, забился, как потом Серега излагал, под кровать. И ждал - не то сожителей с работы, не то милиции. Полагал, что вот-вот его должны арестовать за убийство или хоть повреждение человека на улице. Пока второй из сокамерников, Боря не убедил его, что пострадавший, наверное, отделался испугом и утешился, подобрав налима.

Сначала он работал у меня под началом. Но для полевой работы Игорь не был создан, как я не создан для работы с лабораторным стеклом. То есть - энтузиазма у него было навалом, а умения и изначальной приспособленности - не очень много. Начальник нижневартовского цеха подготовки нефти Каусар Карамеевич Багаутдинов вообще-то меня очень уважал за умение произнести его полное имя без ошибок. При том, что природные татары - и те сбивались. Но сравнения с Игорем я у него не выдерживал.
"Разве Сергей Александрович это ушёный? -говорил он, - Приезжает, как простой оператор в валенках, в полушубке в рукавицах и давай свои замеры делать. Вот Игорь Макарович - это ушёный! В нейлоновых носочках по сугробам лазиет!"

- Гарик, почему я такие вещи должен от эксплуатационника слушать? Почему ты не оделся как следует?
- Ты понимаешь, я так торопился!
- Что значит - торопился? А если в следующий раз ты обморозишься? Не говоря о технике безопасности - что я Наталии Ивановне скажу?

В общем, когда в соседнем заведении понадобился научный сотрудник по аналитическому контролю содержания реагентов - я рекомендовал Гарика и там он работал не в пример успешнее, чем у меня на промысловом эксперименте. Ну, так и школа была - во ВНИИ НП таким вещам учили хорошо. Он еще в бытность там объяснял друзьям под легкой мухой проблемы своей диссертационной работы: "Вы же понимаете, работа комплексная - тут и анализ, и синтез". - Он имел, ввиду, конечно, химанализ и таковой же синтез, и был не на шутку обижен, когда я ему сказал: "Нечего задаваться - это вообще путь всякого познания. Читай Гегеля". Перешел он на новую работу в ЦНИЛ - Центральную Научно-Исследовательскую Лабораторию объединения "Нижневартовскнефтегаз", но компанию сохранил старую. Да и вообще все люди, имеющие какое-то отношение к научной работе, жили в городе в те годы достаточно дружно.

Быт, конечно, был немного безумным - ну, так у кого в стране бытовых проблем не было? Надо сказать, что именно в тот момент, когда приехал я, зимой 1976 года, кое-что в магазинах в смысле еды еще было. То есть, свежих молочных продуктов просто неоткуда взять (я об этом ужe писал в рассказике "Крым", в связи с визитом с А.Н.Косыгина на Севера). С пивом, как справедливо заметил поэт Евтушенко в поэме "Северная надбавка", пока неурожай, потому что до изобретения баночного советская наука еще не дошла, а ближайший пивзавод в Cургуте, а жэдэ работает не совсем регулярно. Полгода назад в город пришел под фанфары и съемки кинохроники первый паровоз и теперь ожидается второй. Вареная колбаса - предмет завоза в рюкзаках из Москвы, вместе с майонезом, заменяющим сметану в борще. Со свежими фруктами тоже напряженка. Но сухого молока навалом, копченой колбасы тоже. В мясных отделах бывает оленина (очень рекомендую) и постная югославская свинина. Какой-то странный консервированный сыр в банках вроде шпротных. Картошка есть, лук тоже. Болгарские и венгерские банки с маринадами и соками. Водка в жутком дефиците, да и то кошмарная, как говорили "импортная, из Камня-на-Оби" . Но в наличии недорогой и вполне приличный югославский бренди под названием "Виньяк". Если учесть, что большая часть северян приехала не с Бульварного кольца и не с Невского - то дома, на Большой Земле, в Сызранях и Омсках они такое посчитали бы за построенный Коммунизм. Да, и еще навалом всесоюзного дефицита "Индийского" чая "cо слонами".

Все это одно за другим исчезло из обращения за полгода. Кто-то наверху справедливо решил, что деваться северянам все равно некуда, а на всех не запасешься - так что корм им можно завозить по общесоюзной норме. Два, скажем, кило мясоколбасных изделий в месяц по талонам. И двести граммов сливочного масла. Буровикам дополнительно по килограмму колбасы за тяжелые условия работы. А в утешение по всему городу расставили фанерные щиты с лозунгом "Всё, что совершается в этом суровом краю - это настоящий подвиг!" и подписью - Л.И.Брежнев.

Мне, вообще-то, объяснения нынешних "новых красных" о вражеской пропаганде, оболванившей советских людей и настроившей их против социалистического рая, кажутся несколько академическими. Но до осени этого года еще что-то в продаже есть. Заходим мы, скажем с моим новым приятелем и старым северянином Виктором в магазин "Тайга". Продают краковскую полукопченую. "Дай, - думаем, - и мы купим к ужину". Отстояли не очень большую очередь, я и говорю продавщице: "Мне триста граммов" - Она не расслышалa и говорит мне: "Гражданин, мы больше, чем по пять кило не взвешиваем" . Я ей снова про триста граммов - она мне опять про пять кило. Тут Витя прервал нас и говорит: " Ты кончай свои московские штучки и бери как все - пять кило! Девушка, взвешивайте, всё в порядке" .

Гарика перебоями советского снабжения не напугаешь - недаром он много по стране в командировках мотался. Он, как человек опытный, и на Север работать приехал с маленьким чемоданом одежды и большим рюкзаком апельсинов - "на взятки". Да и вообще он был не нытик, при всех своих злоключениях. Относился к жизни со спасительной долей юмора. Жена вспоминает, как несет она из молочного десяток бутылок удачно купленного кефира в двух авоськах и боится поскользнуться и разбить на гололеде. А навстречу ей Гарик. Она радуется: "Посмотри, - мол, - Игорек, чего я добыла!"

Он ей: "Ну скажи, вот вернешься ты в Москву - ведь половину жизненной радости потеряешь? Там кефира навалом - никакого удовольствия от покупки". Донести помог - он вообще друг верный, помочь всегда и во всем готов.

Жена тут вспоминала, как за успехи в соцсоревновании местком выделил мне палас синтетический гэдээровский ярко-рыжего цвета. А как забирать - я в командировке. Так друг Гарик нес четыре километра эту свернутую трубу трехметровой длины на плече в жуткий ветер, и его время от времени порывами разворачивало через фордевинд, как яхту. Тоже моя жена вспоминает, как собирается она лететь в отпуск, сменять меня на вахте с дитём в Пярну. Отпуска-то северные, по шесть недель, как раз парню все лето на море обеспечено. Оказалось за два дня до отъезда, что у нее в доме шаром покати - только и есть, что хлеб и банка какого-то болгарского салата. В столовую ходить неохота, в магазине в очереди стоять - тоже. Она и пожалуйся Головину, они тогда вместе работали. Пожаловалась и забыла. Глубоко вечером звонок. Кто? Игорь. Пришел и полиэтиленовый пакетик протягивает, а в нем десяток яиц, что в городе большой дефицит. При этом непонятно как дошел, хоть и на дворе ночь совсем белая, потому что лыка не вяжет. То есть, как бы не наотмечался - о друзьях и их нуждах забыть не в силах. Очень для него типичная история.

Вот передо мной фотография двадцатипятилетней давности. Встреча Нового, 1977 года в одном из бараков-"деревяшек" Нижневартовска. Но фото все мы достаточно молоды: и я, и мой герой, Игорь Головин, и хозяйка комнаты, наша сослуживица красавица Лида, в которую Гарик тогда же платонически, бесповоротно и безответно влюбился на весь двадцатилетний остаток своей жизни. Он вообще для меня - образец верности: друзьям, привычкам, маме своей, которую он любил и почитал безгранично, хотя и пытался иногда бунтовать. Ну, например, уехать на Север. Все-таки через четыре года он вернулся в Москву, потому что Наталия Ивановна стало часто болеть, а сестре он присмотр за мамой не доверял.

Об его похождениях романы можно писать, но в этом маленьком рассказе достаточно еще одного, зато красочного, эпизода, а там еще, Бог даст, вернусь. Я Гарика, очень любил, хоть и подкусывал постоянно, и сейчас мне и другим Игоревым друзьями его сильно недостает. Про мать-то, сестру и дочь Таню уж и разговора нету. Пропал он пять лет назад. Расстался с приятелем на "Библиотеке имени Ленина", чтобы ехать к себе на "Алексеевскую". И с концами. И с милицией его искали, и с экстрасенсами, и на частного сыщика скидывались. Нет ни результатов, ни надежды. Два с половиной года назад, когда я в госпитале Маунт Синай после операции неделю под наркозом провел, было у меня несколько навязчивых ситуаций. Одна из них - мы с Гариком беседуем, и я у него все выясняю - куда ж он задевался? А он отвечает, как всегда : подробно, взволнованно и не по существу. Так что уж встретимся только в будущей жизни. И то, если она есть, что маловероятно.

Да, так давайте вспомним смешной эпизод, чтоб о плохом не думать. В ноябре, наверное, семьдесят шестого идем мы с работы пешком. Я, Гарик, Витя вышеупомянутый, еще один наш близкий приятель Валера, и Алла, та самая, которая меня от кота-людоеда спасает в последнем эпизоде "В мире животных". Прошли промзону - вошли в жилые районы. Снежок идет, не так холодно. Типа, как здесь говорят, "Белого Рождества". Прелесть. Зашли в булочную. Мы все по буханочке купили, Игорь задержался, так что мы вчетвером присели на большом низком подоконнике возле входной двери - на Гарика смотрим. А он с кассиршей склочничает. Она ему вместо сдачи пытается пачку индийского чая подсунуть, а он не соглашается, требует, чтобы монетками отдали. То ли ему эта мелочь для чего-то нужна - то ли решил, что тут его гражданские права ущемляют. Разговор на повышенные тона перешел, уже слова "Жалобная книга" прозвучали.

А самая эта книга висит на задней стенке возле двери в подсобные помещения. Белая общая тетрадь, в белом картонном кармашке, на белой стенке возле двери, крашенной белилами. И вот эта дверь немножко приоткрывается, из-за нее высовывается рука в белом халате и берет эту тетрадь. Мистика - в смысле, триллер. Валера на весь магазин, а что там - магазин, одна не очень даже большая комната и всё, заявляет: "Смотри, Головин, твою Жалостную Книгу крадут!" Гарик, как горный орел, одним прыжком всю комнату перелетел и эту таинственную руку ухватил. Не отдал Жалостную книгу!

Тут задняя дверь распахивается и набегает куча торгового народу. Крики, шум, милицию надо вызывать! Он на Марью Иванну напал! За руку схватил! Избил! Изнасиловал!

Что такое, думаю, что же в нем, бедняге, такого есть от сексуального маньяка, что опять такие обвинения. "Хорош веселиться, - говорю, - ребята! Надо Головина выручать". Встали мы, подошли к виджилянтам и начали им вопросы задавать, из которых они быстро поняли, что есть нежелательные свидетели и милицию вызывать, может быть, смысла и нет. Не настолько, я думаю, прикормлена. Не винный магазин-то и не мясной. Но тут им было подмога пришла. Объявилась роскошная дама в лисьей шубке, которая лично видела, как этот тип избивал женщину, и готова дать показания милиции. Но ее мы быстро нейтрализовали. Алла спрашивает:
- А Вы, собственно, мадам, кто такая?
Та сходу:
- Я? Я - простой покупатель!
Ну тут уж я:
- А если Вы - простой покупатель, то откуда у Вас полная авоська ТВЕРДОКОПЧЕНОЙ КОЛБАСЫ? У простых покупателей такого не бывает!

Дама как-то сразу исчезла. Вот, на самом деле, понятно, отчего москвичей и ленинградцев народ недолюбливает. Алла с Проспекта Ветеранов, я с Тверского бульвара.

Подхватили мы Игоря от греха и пошли все вместе к Валере домой чай пить. К слову сказать, индийский чай уже через месяц стал в городе жутким дефицитом.

Как и обещал, об Игоре Головине, милом и смешном моем друге, я еще буду писать, конечно. Но на этот раз хватит.