Трудовая книжка у меня завелась летом 1962 года, когда я вместо того, чтобы с одноклассниками пыхтеть на жаре у конвейера на заводе низковольтной аппаратуры на трудовой практике после 9-го класса, нанялся рабочим в геодезическую партию и провел лето хоть и недалеко от города, но ночевал в палатке, а днем таскался за бригадиром с нивелиром, теодолитом и мерной рейкой.

Ну, и тридцать с лишним лет я после этого ходил под чьим-нибудь начальством: два декана в ВУЗе, начальник цеха на заводе "Синтезспирт", командир части в Краснознаменном Дальневосточном военном округе, завлабы во ВНИИ по переработке нефти и Институте Органической Химии АН СССР в Москве, начальники Западно-Сибирского отдела краснодарской ВНИПИГазпереработки, ну, и директора упомянутого института тоже, но те хотя бы в трех тысячах километрах от меня. Потом был гендиректор нижневартовской же "Черногорнефти", но на этом и кончилось. Дальше я ушел по собственному, у меня стала своя семейная фирмочка, начальников больше не было, только заказчики. Это еще продолжалось и по ту сторону Атлантики до 2010 года, когда я ушел на пенсию.

Как вы понимаете, начальства у меня за это время сменился целый взвод. Естественно, у большинства из них была та общая черта, что в деле, которым они занимались, они ничего не понимали, могли только надувать щеки. То есть, это я теперь так считаю, что это естественно, по накопившемуся опыту. А исходно я глядел на своего отца, который тоже был не фрезеровщиком и не чабаном, а то директором или главным инженером большого нефтеперерабатывающего завода, потом начальником техуправления совнархоза, а потом директором НИИ по нефтепереработке, который он создал, вырастил и которому отдал большую часть своей жизни и души. Я было думал, что и все начальники должны быть такими: заботливыми учителями, фонтанирующими генераторами идей, настоящими знатоками своего дела. Оказалось, что так только в книжках, в жизни таких, как мой отец, очень немного. Больше "надувателей щек". Собственно, достаточно посмотреть на историю нашего Отечества за последние лет семьдесят, да и за трехсотлетие, чтобы прийти к этому выводу.

Однако, мне повезло. Из двух десятков начальников, пришедшихся на мою долю, было по крайней мере два, вызывавших в определенной мере уважение и, честно скажу, личную симпатию. Вот я сейчас и хочу рассказать об одном из них что запомнилось. А там, даст судьба, вспомним и о другом.

Собственно, познакомились мы в самом начале моей работы во ВНИПИГазпереработке. Я, когда приехал в Нижневартовск, по первому времени был не сильно загружен. Мне на выбор предложили три направления. Заняться собственно технологией газопереработки - а чем там заниматься? Вся технология: сжать, охладить, ну, еще посушить. Я разработкой гидрокрекинга мазута в трехфазном кипящем слое при 150 атмосферах и 500 градусов Цельсия занимался! А тут придется только на подхвате у приезжающих из Краснодара научных работников суетиться.

Еще вариант - заняться трубопроводным транспортом сырого газа с водой и углеводородным конденсатом от месторождения до завода. Но тут сфера личных интересов непосредственного начальника. Сейчас у нас с ним дружба, он-то меня и пригласил из Москвы, а по работе может возникнуть и конфликт. Лучше не надо. В итоге я занялся измерением горящих над месторождениями факелов, чем, собственно, больше никто в стране не занимался. Кончилось это большими скандалами, обнаружением в факелах лишних по сравнению с министерской отчетностью семи миллиардов кубометров газа в год и снятием некоторого количества начальников в Нижневартовске, Тюмени и Краснодаре.

Но до этого далеко, а пока у меня большой загрузки работой нет. А как раз в это время на Кубани наш головной институт празднует свое десятилетие. Надо нашему комплексному отделу вручать букет и поздравления материнской конторе. Вот меня и послали. Благо еще и фамилия в нефтяном мире известная.

Прилетел я рано-рано утром, доехал до автостанции, сел там, как меня научили еще в Сибири, в полупустой автобус до поселка Афипский в 20 километрах от города. От остановки до корпусов, скорей бараков, где пока, до окончания строительства десятиэтажного здания института на главной краснодарской улице Красной, находится большая часть нашей конторы. Трудовой день еще не начался. Помню, как иду мимо болотца, откуда звучит громкий лягушачий хор. Дошел до места, двери не на запоре, обнаружил явный конференц-зал и там прилег на часок на стулья до прихода трудящихся.

Почти сразу обнаружилось, что ученым секретарем там служит мой еще уфимский знакомый, он раньше был у моего отца в институте тоже ученым секретарем, по имени Исаак Моисеевич. Вот он меня со всеми и знакомил. Институт у нас комплексный, что и по названию видно: научно-исследовательский и проектный. С завлабами из науки я сразу перезнакомился - нам же еще вместе работать, внедрения-то у них будут в Западной Сибири, где же еще.

А из проектировщиков я запомнил только главного инженера. И то более не по внешности, а по резко выраженному "кавказскому" акценту. Это я уж потом узнал, что грозненские чеченцы и ингуши обычно говорят по-русски без особого местного выговора. А вот у русских и армянских горожан акцент довольно частая вещь. Но общее впечатление было симпатичное. Да и кто я такой, чтобы выносить суждения?

Мне, на новенького, сообщили некоторые детали из биографии главного инженера. Что молодым парнем он сделал быструю карьеру в грозненском проектном институте по нефтепереработке. В тридцать лет стал главным инженером, самым молодым в отрасли. Ну, он действительно работяга и притом с развитой технической фантазией. Кабинет, стол, в предбаннике секретарша. Секретарша молодая, главинж молодой, рядом они находятся 8-10 часов в день. Ну, и произошло то, что иногда бывает в такой ситуации. А законная жена сделала то, что и может сделать передовая советская женщина - пошла в партком.

В общем, из главных его поперли, партвыговор со строгим предупреждением. Пришлось ему из института уходить, квартиру оставить законной выдре, а самому с Таней отправляться в дорогу. Без работы он, конечно, не остался, по отрасли знали его уровень и вскоре он оказался в краснодарской ВНИПИГазпереработке начальником отдела ТЭО (технико-экономических обоснований), а когда первый вал обсуждения скандальной ситуации схлынул, то и главным инженером. Ну, надо сказать, что тамошнему директору Марку Берлину вообще везло на кадры.

К слову, я уже в первый день командировки оказался за ужином у упомянутого Исаака Моисеевича и по простой душе спросил его - как же он от такой большой нефти и уровня работы в Уфе и потом Казани приехал сюда. Место приятное, но ведь на нефтяной карте захолустье. Он ответил мне вполне понятно, показав на стол, покрытый зеленью и шикарными кубанскими овощами да фруктами: "Ну, а что я видел в Уфе, кроме картошки и мяса?"

Вручил я цветочки, сказал о том, как мы в Нижневартовске любим, уважаем и берем себе в пример головную организацию, посидел на банкете, отметил командировку, купил на Сенном рынке по сезону кубанских фруктов и улетел в Москву, где и пробыл с женой и сыном выходные, а потом в Домодедово на самолет до Нижневартовска.

Время идет, постепенно осваиваюсь в Нижневартовске и в своей новой работе, завожу знакомых в головной конторе, в тюменском СибНИИ НП, в куйбышевской Гипровостокнефти. Выяснилось, что ВНИПИГазпереработка регулярно проводит координационные совещания по ресурсам и переработке нефтяного газа на своей черноморской базе отдыха в бухте Инал. Туда съезжаются представители со всех нефтяных районов Союза. Мне там очень понравилось. То есть, комфорт там был не чрезмерным. Избушки на курьих ножках по склону, тюфяки на дощатых лежанках в "коттеджах", кое-где еще и столы со стульями, временная полевая столовая на время конференции, крупногалечный неширокий пляж. Но народу не слишком много, потому что в этой бухте только базы отдыха нескольких краснодарских организаций, есть открытый как бы конференц-зал со столом и длинными скамьями. Ну, и то, что недалеко от входа есть в наличии киоск, торгующий разливным сухим вином, ну, а закуску все прихватили из Краснодара. Так что вечером происходит, можно сказать, "неформальное продолжение" конференции с установлением рабочих и просто дружеских контактов.

У меня уже много знакомых из Москвы, Краснодара, Куйбышева, Тюмени, Уфы, Альметьевска, а теперь заводятся еще и знакомства в Гурьеве, Ташкенте, Душанбе, Ивано-Франковске и прочих ранее лично неизвестных местах. В общем, получается "симпозиум" в древнегреческом значении этого слова, то есть "философская беседа с участием вина и девочек". Вот тут я познакомился с нашим главным инженером несколько ближе. Оказалось, что он может и высказывать иногда сильно неожиданные, но очень разумные суждения, и звякнуть вечером стаканами под достаточно острый анекдот.

Однако, он сумел меня, да и других и напугать. После веселой вечерней беседы на пляже "под сухарик" с ребятами из Тюмени и Куйбышева я забрался в свою избушку и было заснул. Но тут меня разбудил громкий крик: "Вас расстрелять надо!". Я высунулся наружу и обнаружил что это наш главинж Кислый беседует с людьми, приехавшими из Подольска, из Центрального конструкторского бюро нефтеаппаратуры, и вот так несколько резко выражает свое мнение о каком-то из их аппаратов. Я в этом разбираюсь плохо, готов ему поверить на слово. Но не в два же часа ночи!

Слава Богу, ситуацию разрулил проснувшийся вместе с другими наш зам по науке Евгений Максимович. Он дружески приобнял главинжа за плечи, сказал ему что-то примиряющее и, к общему облегчению, увел его в коттедж, чтобы уложить в койку.

Я тогда вспомнил анекдот, рассказанный мне про Кислого. Дескать, идут по коридору в здании на Красной иностранцы, не то японцы, не то французы. И слышат крик. Они встрепенулись. Им объясняют: "Это наш главный инженер мистер Кислый разговаривает с Нижневартовском" - "А что, он не мог воспользоваться телефоном?" эта байкадовольно хорошо отражала манеру Эдуарда Борисовича при телефонных разговорах.

Разъехались. Я иногда встречаюсь с героем моего рассказа, когда приезжаю в Краснодар на ученый совет. Впечатление от него устойчиво положительное, а еще я как-то, заехав в Уфу, поговорил о нем со своим отцом и услышал очень уважительное мнение. Но надо честно сказать, что любые подробности в проектной части нашего института меня интересовали мало. Так как-то сложилось в жизни, что меня работа проектировщика не привлекала. Интересно то, что вот мой сын категорически не хотел заниматься наукой, хотя его уговаривали еще в ВУЗе, а стал в итоге программистом, чья работа, на мой взгляд, очень походит на проектную.

Честно сказать, так та работа проектировщиков, которую я мог видеть у нас в конторе в Нижневартовске, сводилась по большей части к тому, что брался типовой проект узла и ставился на него наш штамп, позволяющий использование. Непонятно, зачем тут нужен вузовский диплом. Но вот однажды я убедился, что это работает не всегда. Лечу я в Москву, проверить на опытных стендах одну версию насчет механизма "канавочной коррозии" в наших газовых трубах. А вместе со мной летит наш ГИП - главный инженер проекта Иосиф. Я его спрашиваю: "А ты в Москве куда?" - "В Ленинскую библиотеку". Ничего себе! Зачем проектировщику книжки, у него СНИП (Строительные нормы и правила) есть! А он объясняет, что появился новый метод расчета фундаментов, так надо почитать. Да, думаю, не всегда я прав, наверное ... .

Ну, а однажды я оказался в головном институте, когда туда приехал с визитом новоназначенный начальник Союзнефтегазпереработки Алексей Ильич. Я-то его знал хорошо, он до того был гендиректором у нас в нижневартовской Сибнефтегазпереработке. Было время, когда он меня терпеть не мог. Ну, был эпизод, когда объединение обнаружило, что у него не хватает автобензина. Ничего удивительного тут нет. Я, когда сам ездил на автомобиле мерять факела на других месторождениях, так привык, что зимой водитель мотор на ночь не глушит, разве что ночью разок проснется, сходит к машине посмотреть - как там. Так оно всю ночь и тарахтит. А то ведь не заведешь утром.

Ну, а поставки бензина и дизельки с Большой Земли на такое не рассчитаны. Вот и дефицит. Мы с моим первым на Северах шефом оба исходно нефтепереработчики, так сразу посмотрели - нельзя ли газовый стабильный бензин, который на газоперерабатывающем заводе можно получить, применить к этому делу. Не получается. Слишком низкое октановое число, будет двигатель "стучать" от детонации газобензиновой смеси в двигателе и быстро выходить из строя. Я пробовал считать, что будет, если брать бензин очень легкий, там октановое число повыше, но карбюратор работать не будет. Жаль, но ... .

А тут прислали нового гендиректора в объединение. Вот он собирает совещание, позвали и нас с Сергеем Анатольевичем. Собственно, мы заранее знали, что Алексей Ильич исходно недолюбливает моего шефа, что, очевидно, связано с тем, что тот начал на Северах как главный инженер начинающегося объединения "Сибнефтегазпереработка". Отчасти, может, и потому, что мой босс кандидат наук, сын известного нефтепереработчика, главного инженера Новокуйбышевского НПЗ, а не выходец из глухой мордовской деревни. Ко мне он еще пока никак. Начинает новый начальник с того, что, оказывается (!), бензина не хватает. И вот, пока наука жует сопли и не дает необходимых рекомендаций, то они, производственники, своим крестьянским умом додумались добавлять в топливо газовый бензин с собственного завода. И всё! Проблема решена!

Я говорю своему шефу: "Давайте лучше я попробую объяснить". И начал рассказывать, что есть-де такое октановое число, что оно зависит от того, насколько разветвлен углеводородный скелет или какие добавлены присадки. Что для повышения этого числа на нефтеперерабатывающих заводах есть установки платформинга, но, к сожалению, на месте, в Нижневартовске мы этого сделать не можем. А если подать в двигатели наш газовый бензин, то начнется детонация, взрыв газобензиновой смеси не вовремя, которая быстро выведет моторы из строя. Что, может быть, можно договориться, например, с Омским комбинатом, об отправке к нам неразделенного платформата-сырца, чтобы его смешивать с газовым бензином, но согласятся ли в Омске? Да и в любом случае тут надо проверять пригодность такой смеси на специальных установках, а не на работающих автомашинах.

Меня, конечно, сразу же поставили на место, объяснили, что дело науки одобрять решения начальства, а не заниматься рассуждениями. Ну, решение принято. Начали кормить машины объединенческой АТК, автотранспортной конторы газовым бензином с Нижневартовского ГПЗ. Зажили, себя не стесняя. Через полтора месяца новое техсовещание. Оказалось, что у половины автомобилей двигатели вышли из строя. Что делать?

Признаюсь честно, что я не удержался. Довольно громко произнес: "Кто бы мог подумать!" Ну, сами понимаете, что любви ко мне у генерального директора это не вызвало. Убедиться в этом я смог хотя бы по тому, что гарантированную мне при приезде квартиру я ждал не обещанные полгода, а почти полтора. Наша-то контора сама домов не строила, мы получали жилье только от объединения. Но тут могло влиять и то, что мои измерения факелов на Самотлоре все время зачеркивали цифры по степени использования газа, которыми отчитывались Наверх и "Сибнефегазпереработка", и "Нижневартовскнефтегаз", и наша собственная головная контора. Отношения с Алексеем Ильичом потом все же наладились, но много, много позже.

Но вернемся на встречу в Краснодаре. Докладывают тамошние ученые о своей работе в присутствии нового московского начальника, а тот высказывает то или иное руководящее мнение об их работе. Доходит дело до темы о разработке системы машинного проектирования объектов газопереработки. В принципе, дело понятное и в моде на то время. Я, скажем, так и думал, что дело людей - разработка технического задания на проектирование, а дальше надо дело перекладывать на компьютеры, как это тогда называли - на ЭВМ. Что это могут сделать те люди, которые работают на улице Красной - тут могли быть сомнения, но в принципе ... .

А Большой Начальник из Москвы говорит: "Ну, и вот этим вы занимаетесь уже пять лет и списываете деньги?" Поворачивается к главному инженеру: "Скажи, Эдуард, вот мы с тобой были в Далласе. Так там нет никаких научных работ, а нажимают кнопку - и начинает машина рисовать чертежи и печатать текст проекта". Кислый ему в ответ: "Только ты забыл, что перед этим как раз такую систему и разработали. И стоила она пять миллионов долларов. А уж после этого нажимают кнопку".

Ну, вроде, слава Богу, закрыли тему. У меня, конечно, его, Кислого, как нынче говорят, рейтинг после этой беседы сильно повысился. Да тут еще стала известна еще одна история.

Дело было так, что в что время начиналось обустройство Тенгизского месторождения в Западном Казахстане. Говорили о нем в отрасли много. Там на разведочной скважине произошел пожар. Газ и нефть горели так, что факел доставал до Луны. Из Астрахани было видно. Долго маялись, пытались это пламя погасить. В конце концов привезли из США управляемого по проводу робота и смогли сделать внутренний взрыв в стволе. В общем, насилу перекрыли. Горело до этого год и еще неделю. Потом померяли давление на устье. Оказалось такое же, как в самом начале. Сколько ж там всего есть углеводородов?!

Ну, одним словом, начали обустраивать. Генеральным проектировщиком формально числилась ВНИПИГазпереработка. На самом деле, проектирование делалось в Англии, время от времени в Краснодар приходили ящики толстого картона весом, наверное, около полутонны. Их вскрывали, доставали чертежи, ставили на них штамп института и отправляли строителям в Тенгиз. А что поделаешь? В газе на этом месторождении 25% сероводорода. У нас в СССР такого процесса и такого оборудования не было, пришлось все, и проект, и оборудование, покупать за валюту.

Но все-таки наш главный инженер прилетел на Тенгиз посмотреть площадку. Походил, походил и спрашивает строителей - где тут у них будет факел. Те показали. А какая тут у вас "роза ветров"? Нашли и развернули. Выходит, что большую часть года ветер дует от факела как раз на будущий поселок эксплуатационников. Как это так получается? Оказалось, что дело в том, что на советских чертежах генпланов север в верхней части чертежа, как на школьных картах. А как может быть иначе? А на британских наоборот - снизу. И у них тоже сомнений нет и быть не может. И никому никогда не пришло в голову проверить. Слава Богу, строительство только начинается, почти ничего переделывать не надо. Но вот если бы не интуиция Эдуарда Кислого ... .

Где-то примерно в это время он приезжал к нам в Нижневартовск. Дело было летом и в субботу, мы - Кислый, еще тогдашний наш начальник отдела, ГИП - руководитель нашей проектной части, секретарь парторганизации Ванечка Шулик и я поехали на как бы пикник на берегу Оби. Ваня у нас такой деловой кубанский кулачок, всегда главный при любых заготовках: и за картошкой в русскую деревню Вата, и по осени за капустой, которую у нас покупают для засолки мешками, и по зиме за яйцами в томский городок Стрежевой. Он и тут сразу съездил до "песка", речного стана рыбколхоза, сменял спирт на рыбку, так что уха будет достойная. Развели заранее, чтобы остыло, и даже, по моей идее, настояли на сушеной лимонной корке.

Сели на берегу, подстелив брезент, день теплый, мошку сдувает ветерком с реки. Благодать! Разожгли костер, варим уху, ну а на закуску пока мой зеленый лучок и Ванина малосольная ряпушка. Эдуард Борисович начал говорить тост за совместную работу, за то, чтобы были успехи. В конце он сказал: "Чтобы вообще надолго не расставаться!" И исчез.

Мы захлопали глазами, не понимая - куда делся приезжий начальник и наш сотрапезник. Но тут он нашелся. Оказалось, что за ним была яма. Поднимая тост, он откинулся назад и кувыркнулся туда. Но, что характерно, при падении кружку удержал, не опрокинул и даже не расплескал. Так что за его пожелания мы все же выпили. Все же, если человек талантлив, так уж во всем.

Ну, а где-то месяца через три до нас доходят слухи, что Кислого с должности снимают. Дело оказалось так, что советская делегация была в командировке на "Крезо-Луар" во Франции. Известно ведь, что за нашу нефть мы покупаем ихнее оборудование, в том числе и компрессора. Фирма, конечно, постаралась блеснуть. Рассказали они и том, какой компрессор собираются выпустить в будущем году для сжатия нефтяного газа, то есть, для газоперерабатывающих заводов. Когда были названы ожидаемые показатели, то советский гость месье Кислый громко воскликнул: "Ну, если у вас на самом деле будут такие характеристики, я готов вас в попочку целовать!" Немного посмеялись, потом перешли к следующему вопросу программы обсуждения.

Закончили совещание, разошлись, потом наши вернулись в Москву. Сами понимаете, что в составе делегации были специально обученные люди. Да и прочие не могли не стукнуть. И вот в Министерстве нефтяной промышленности СССР и соответственном отделе ЦК КПСС появляется информация, что член КПСС Эдуард Борисович Кислый открыто заявлял в зарубежной поездке, что готов целовать филейную часть представителям французской капиталистической фирмы. То есть, больше им заняться нечем. Эту информацию приняли всерьез и фигуранта отстранили от выездов за рубеж. Не ездить к зарубежным партнерам главный инженер ВНИПИГазпереработки не может - сняли его с занимаемой должности.

Надо его куда-нибудь пристраивать. И вот вспомнили, что в Нижневартовске есть Западно-Сибирский комплексный отдел - можно его туда сунуть начальником. Ну и хорошо! А то у нас после ухода первого начальника все его преемники были - ни рыба ни мясо. Действительно, через пару месяцев бывший главный инженер института приехал к нам в Нижневартовск начальником комплексного отдела. Представлять его не было нужно - и так все знают.

Я в момент его приезда был в Сургуте, проводил там обследование Федоровского месторождения. Вернулся - оказалось, что мы соседи. Он пока живет в гостинице для иностранцев в соседнем со мной подъезде. Кислый - не из тех людей, которые работают по восемь часов от звонка до звонка пять дней в неделю. И к нему в номер постоянно приходят те или другие люди из нашей конторы, он с ними обсуждает свои планы на будущее. Ну, а я вообще под рукой. Задумал он по краснодарскому историческому образцу сделать из нашего комплексного отдела сначала филиал, а потом и отдельный Сибирский научно-исследовательский и проектный институт по газопереработке. Наша конторская публика, конечно, в восторге - такие открываются перспективы по карьере.

Диссидентом тут оказался только я. Потому, что много думал об этом и раньше. Я полагал, что здесь, на Северах надо делать только то, что невозможно делать на Кубани. К примеру, мои измерения расхода газа на факелах на Большую Землю не перенесешь. Анализы газа, работу на газопроводах. Еще надо иметь несколько человек, которые помогают лабораториям головного института при внедрении их разработок на сибирских ГПЗ. Всё! Получается по максимуму человек пятнадцать-двадцать. Что уже и имеется.

В проектных делах я не очень понимаю, но понятно, что на месте, там, где строят, надо иметь авторский надзор. Ну, может быть, несколько квалифицированных проектировщиков, чтобы быстро что-то лепить по "хотелкам" заказчика. Наверное, должны быть и изыскатели, чтобы быстро делать съемку местности при авариях, когда надо срочно делать обходы на трубопроводе или ставить новый аппарат.

Нет, он хочет здесь в Нижневартовске, разрабатывать процессы, конструировать новые аппараты. Все это, конечно, надо делать, но почему именно здесь за северные надбавки? Сиди себе, на Большой Земле, там, где фрукты и овощи, проводи эксперименты, разрабатывай новые процессы. А Эдуард задумал четыре(!) лаборатории, хочет, чтобы я у него стал замдиректора по научной работе. Чтобы здесь разрабатывали и проектировали установку для повышения октанового числа у газового бензина, к примеру. Или тут на месте делали автоматическую систему проектирования.

Обсуждалось это все зачастую за стаканом разведенного. Иногда у меня в квартире, чаще у него в номере, потому что разговор часто переходил на повышенные тона, пугая мою Лину.

Ну, вот к примеру:

- Что у тебя с приемом новых работников?

Это он поставил мне задачу увеличить численность моей лаборатории пока что в два раза. А у меня и задач для них нет, да и не идут. Потому что у нас районный коэффициент зарплаты полтора, а у производственников один и семь. Были бы хорошие работники - я и сам бы их взял, такие себе задачу сами определят, я должен только подтолкнуть.

- Так нету людей, которых стоило бы взять ...

- С улицы будешь брать!

- С улицы ты будешь брать своих замов, а мне нужны работники! Кто работу умеет делать, а не щеки надувать!

Он заходит с другого конца.

- Но ведь нужно Сибирь заселять!

- Совершенно не уверен. Надо осваивать. Может быть - заселением. А может быть - вахтой. Просто это другая должна быть вахта. Такая, как у амеров на Аляске, у канадцев, у чилийцев на Огненной земле. А мы везем людей, у которых вообще нет жилья на Большой Земле. Конечно, они оседают постоянно, заводятся детки, становятся нужны детские сады, школы, детские больницы. А там поднимается красный флаг над сельсоветом и начинают продавать водку. А нужно не жилые дома и бытовой комплекс строить, а комфортабельные гостиницы!

- Но ты вспомни, кто Москву от Гудериана спас. Сибирские полки!

- Но они же не из младших научных сотрудников были набраны!

Ну, не только об этом говорили, конечно. Рассказывал он о всяких эпизодах из своей инженерной биографии, скажем, о том, как сразу после Дагестанского землетрясения 1970 года он добыл в Чечено-Ингушском КГБ нужную бумагу, усадил в свой УАЗик главных специалистов по промышленно-гражданскому строительству из их грозненского института и отправился в Дагестан - смотреть, что происходит при 9-балльном землетрясении и что устояло, а что нет. Среди прочего - как они увидели, что рассыпались все глиняные дувалы в аулах и из них выкатились скрытые обсадные трубы для скважин. Стало понятно, почему именно в "Дагнефти" самый большой расход таких труб при бурении.

Еще он очень любил рассказывать о каком-то их грозненском Кулибине с какими-то фантастическими приспособлениями для самых разных вещей. К примеру, этот самый изобретатель придумал как насыпать плотину для Асуанской ГЭС в Египте. Идея была такая, что грунт для насыпки загружается в самоходную баржу, в которой с одного из бортов есть пустой отсек. Баржу радиоуправлением выводят в нужное место, там также по радио открывают кингстон, вода заливается, посудина теряет равновесие и переворачивается. Грунт высыпался, после этого баржу можно отвести назад и грузить снова. Рассказывал он очень эмоционально, руками показывая, как переворачивается и подпрыгивает над водой объект. В сочетании с его грозненским произношением это становилось эстрадным номером.

В общем-то, понадобилось месяца два, пока он понял, что я категорически против раздувания конторы и в замы по науке к нему не гожусь. При этом личные отношения и взаимное уважение у нас остались по-прежнему. Приехали еще три человека с Большой Земли, которых он и определил в завлабы. Один - программист Володя из головного института, с которым у нас и раньше были приятельские отношения. Он начал создавать лабораторию вычислительных работ. Слабым местом тут было то, что ЭВМ у нас в ту пору не было, так что пришлось арендовать время у одного из соседей.

Второй - из Волгограда, тоже Володя. Не в обиду ему будь сказано, мне его манеры все время напоминали гайдаровского Мишку Квакина. Но так - тоже парень неплохой. Предполагалось, что он будет заведующим лаборатории по технологии газопереработки. Он по большей части рассчитывал на "цеоформинг". Это, значит, в новосибирском Институте Катализа в ту пору разрабатывали процесс по превращению парафиновых углеводородов на цеолитном катализаторе в ароматические и разветвленные, "изопарафиновые", у которых октановое число значительно выше. Получался такой аналог платформинга, но без платины и способный работать в небольших объемах. То есть, должен был получаться, но, по моим сведениям, до реализации там было еще очень далеко. Там, в Институте Катализа Сиботделения АН, были очень толковые ребята, но у них была очень сомнительная общая идея о том, что промышленный процесс можно и нужно разрабатывать прямо "после пробирки", не проходя стадий опытных и полупромышленных установок. Смоделировать на ЭВМ - и вперед! Сейчас этот цеоформинг вроде вполне работает, но тогда до этого было еще далеко.

Кислый продолжал со мной советоваться, но уже по тем вопросам, которыми я занимался в ту пору и в которых понимал. Его "раздувание" конторы проходило уже без меня. Ну, и слава Богу! Временами, конечно, встречались и за стаканом, уже не в соседнем со мной подъезде, а в его новой квартире в "московского проекта" доме недалеко от берега Оби. Таня его приехала и с ней у меня сложились вполне приличные отношения. А Лина моя была с ней почти незнакома.

В общем, дела шли. И тут его хватанул инфаркт. Ну, что тут скажешь! Работал он, прямо скажем, не щадя себя. Тут можно вспомнить моего отца, который был очень недоволен стихотворением Евтушенко "Наследники Сталина". Особенно его возмущали слова: "Наследников Сталина видно сегодня не зря хватают инфаркты". Он говорил, что право на инфаркт нужно еще заработать. Если так смотреть, то Эдик, безусловно, заработал.

Но вот дальше пошло то, что мне, безусловно, не нравилось. Кислый был еще в больнице, но и оттуда продолжал руководить нашим отделом и его превращением в филиал и далее в независимый институт. Замы его были, на мой взгляд, абсолютно пустым местом и по любому поводу бегали к нему в палату - решать вопросы. Я его навестил пару раз с апельсинами, на вопросы по работе ответил, что у меня сейчас нет ничего, что требовало бы его вмешательства, и пытался его уговорить отдохнуть от руководства и спокойно выздоравливать. Не подействовало.

Так прошло месяца два. Прихожу я утром в контору и узнаю, что Эдуард Борисович Кислый умер. Второй инфаркт. Меня как дубинкой по голове стукнули. И то, что жалко очень хорошего человека, действительно незаменимого работника. И то, что я его уже воспринимал как друга, а это не со всеми коллегами бывало. И что же теперь будет с нашим отделом?! Пришлют какого-нибудь из Краснодара, как уже не раз присылали.

Хоронили его после чего-то вроде панихиды. Дело было летом, выстроились мы всем отделом перед зданием, пришли люди из управления "Сибнефтегазпереработка", увидел я и нашего первого начальника, Сергея Анатольевича. Главную речь говорил главный инженер "СНГП" Шарков. Когда он произнес об "исключительных научно-технических познаниях" покойного я, при всей печальности ситуации, еле удержал улыбочку. Да не было у Эдика никаких особых "исключительных научно-технических познаний"! Он был безумно талантливый человек, в первую очередь как инженер. На этом и работал.

Но как же нам жить дальше? Пока не разошлись, я подошел к Сергею Анатольевичу. В ту пору отношения у нас с ним были не очень. Я даже предполагаю, что он меня полагал в какой-то степени своим врагом. Я все же сказал ему, что считаю, что он был бы лучшим директором нашей фирмы, я не сомневаюсь, что те люди, на которых держится наш в ту пору уже филиал, меня поддержат. В конце концов, ведь он же нашу контору и придумал в 1974 году! А теперь это уже почти готовый институт. Я сказал: "Может быть, Вы не захотите, чтобы я у Вас работал. Скажите, я уйду. Работу в Нижневартовске я себе всяко найду".

Он выслушал, сразу мне не ответил, а в итоге не захотел. Жаль, но что тут поделаешь. Похоронили мы Эдуарда и пошла жизнь дальше. Но уж больше у нас таких ярких людей во главе фирмы не было.