которые всегда поддерживают мои писательские попытки.
1.
Василий спал на животе, поджав под себя согнутые руки, безнадежно затекшие к утру. Голова его тонула в высокой подушке, плотно обтянутой наволочкой цвета грязного песка, от которой тянуло затхлостью слежавшихся перьев.
Секундная стрелка изо всех сил стремилась совершить полный оборот, задыхаясь от частого тиканья, чтобы уступить место новому часу. Стоило ей достичь двенадцатичасовой отметки, как почти неслышно щелкнул механизм звонка, и комнатенку Василия от пола до потолка затопил острый и отрывистый металлический звук.
Мужчина сердито пробурчал что-то в подушку, хлопнул трясущейся ладонью по будильнику и натянул было на себя пыльное шерстяное одеяло - такие остались, наверное, лишь в больницах да детских садах - но вдруг отбросил его с головы, открыл глаза и поморгал, глядя в окно. Солнце смотрело сквозь облака, а на стройке, что по другую сторону улицы, с ритмичным грохотом заколачивали сваи. Настойчивый звук сирены "скорой помощи" приблизился к нему почти вплотную, а потом оборвался, не успев снова развернуться до самой громкой точки, почти непереносимой для слуха - Василий вскользь подумал, что это явно не к добру, но почему так, он сам себе не мог ответить.
Сел в кровати. Долго смотрел на противоположную стену, резко вдохнул и спустил ноги на облупленные старые доски. Ступни мгновенно замерзли: по полу играли в догонялки сквозняки, и он поспешно засунул ноги в растоптанные тапки, отороченные по краю черным искусственным мехом - это был последний подарок матери, поэтому он не мог с ними расстаться, хотя подошва давно начала отставать, да и мех местами вылез.
Василий в который раз проспал и больше не собирался придумывать причину, по которой он не явился вовремя - занятие ненужное и бессмысленное, уже много месяцев никто даже не пытался притворяться, будто верит ему, и не слушал тихих обрывистых слов.
2.
Тяжелое небо сердито цеплялось за верхушки деревьев, ветер гнал пыль и выброшенные трамвайные билеты, цифры на которых не складывались в счастливую последовательность. Люди на трамвайной остановке тревожно посматривали на небо, а некоторые, словно примериваясь, открывали зонты и снова прятали в сумки. На поворот проспекта с лязгом выползал трамвай.
Василий ритмичными движениями водил метлой по асфальту - женщина морщилась от этого звука и неприязненно косилась на замызганный оранжевый жилет. Старуха, шатко стоявшая у ограждения, вцепилась суставчатыми пальцами в вытертую кожаную сумку. Много лет назад сломавшаяся молния была стянута посередине огромной неподатливой булавкой, внутри яркие упаковки лекарств соседствовали с коричневым клетчатым носовым платком, советским еще кошельком для монет и полиэтиленовым пакетом, набитом бахилами. Она поджала сухие губы, когда дворник с легкой улыбкой попросил ее отойти на шаг. Презрительно хмыкнула что-то о неучах и алкоголиках и не сдвинулась с места. Василий лишь пожал плечами и вернулся к своему монотонному труду.
В стороне сидела компания студентов. Абсолютно разные, словно объединенные случаем незнакомцы в книге о приключениях, они разместились на скамейке, сомкнув головы над тетрадью. Жирно чернели на листе грубые, полностью вымаранные строчки. Между строгими формулами и затейливыми графиками рассыпались легкие штрихи исправлений, и небрежно застыли мазки корректора. Ребята спорили, азартно указывали то на одну, то на другую строчку, перебивали друг друга. Когда один из них путался в умозаключениях, другой принимал эстафету и пытался вывести друга из логического тупика. Они передавали по кругу стремительно пустеющую пачку сигарет, бросая окурки прямо на асфальт - Василий периодически подходил к ним, подметал, а парни, даже не глядя на него, поднимали ноги.
3.
Резко заскрипели тормоза трамвая, и в тот же момент с неба рухнул ливень. Люди сгрудились у открывшихся дверей, подгоняя друг друга; старуха некстати раскрыла свой древний зонт, и тот ткнул в спину человека. Мужчина в пиджаке громко возмутился, и зонт, хрустнув, словно сломанная ветка, сложился.
Василий посмотрел в окно трамвая и увидел женщину, окруженную детьми. Он не мог слышать их разговора, но решил, что дети рассказывают матери о прошедшем дне. Когда трамвай со скрипом тронулся, он успел увидеть, как девочка скорчила смешную рожицу, и вдруг с теплотой подумал об этой женщине: сколько в ней силы, любви и терпения - хватит, чтобы вместить в сердце всё человечество, и никто не останется одиноким.
Он сел на скамейку и натянул капюшон. Погруженный в свои мысли, устало переводил взгляд то на очередную обертку от шоколадного батончика, сиротливо валяющуюся под ногами, то на мокрые серые полосы рельсов... краем глаза заметил забытую тетрадь. Несмело протянул тонкую руку, зачем-то осмотрелся, вгляделся в формулы и понял, что это - полностью исписанный (даже на обложке громоздились строчки) черновик расчетов. Уголки губ его поползли вверх. Василий тихо посмеялся и сказал себе под нос:
- Эх, ребятишки! Не учли вы в формуле спин электрона. А вот экспонента рассчитана верно...
Затем он аккуратно свернул тетрадь в трубочку и положил в карман. Рабочий день подходил к концу, и Василий ждал, когда же он повернет ключ в замке, не снимая куртки, сядет за шаткий стол. Воодушевленный спором студентов, пододвинет к себе стопку исписанных листов и снова проверит собственные расчеты - от первой убористой строчки до последней, размашистой и уверенной.