Каким образом сформировались все эти воспоминания, откуда они появились, я объяснять не буду. Этого я сделать не в силах. Никакие самые глубокие оккультные и эзотерические знания в таком деле не помогут. Не смогут помочь! Но, как бы то ни было, я помню все свои "прошлые жизни". Не знаю, почему именно мне досталась такая необычная память. Как каждому человеку свойственно помнить о том, каким он был в детстве, юности и на пороге зрелых годов, так и я помню все свои воплощения в минувших веках. Думается, моя физическая смерть едва ли станет окончанием длинной цепочки жизней существ и личностей, в настоящее время ограничивающейся мною. Я помню жизни людей, которыми я был. Я вижу различных существ и ещё не совсем людей, которыми я тоже когда-то был. Моя память не ограничивается временем существования человечества -- моё знание о былом не ограничивается этим. Оно готово вести меня в бездну прошлого, к временам столь давним и пугающим, что не каждому можно было бы предложить последовать следом за моей памятью в бездонную глубину миллионов лет.
Усилием воли я часто пытаюсь удержать, зафиксировать свою память на рубеже времени, когда животное в своём развитии начинает вплотную приближаться к человеческому облику, становится тем, кого уже можно назвать человеком. Но как провести чёткую границу, где кончается одно и начинается другое?
В своих воспоминаниях я вижу сумерки дремучего первобытного леса, где никогда не ступала нога человека. Солнца, стоящего в зените, практически не видно -- его лучи не могут пробиться вниз через переплетённые между собой высоко-высоко вверху ветви крон исполинских деревьев. Между стволов зелёных гигантов медленно и неуклюже переваливаясь из стороны в сторону, передвигается, шагая во весь рост, крупное волосатое существо. Изредка оно опускается на все четыре конечности и отдыхает. Маленькие, прижатые к голове уши животного находятся в непрерывном движении, пытаясь уловить звуки возможной опасности. Вдруг существо издаёт глухой рык, поднимает голову, и я вижу его оскаленные жёлтые зубы. Это примитивный звероподобный обезьяночеловек, ничего более, но, тем не менее, в этот момент приходит понимание, что он -- это я, что мы -- одно целое. Мне требуются всего лишь мгновения, для того, чтобы ощутить и понять зачатки человеческих мыслей, начинающих шевелиться в его маленьком недоразвитом мозгу. Пусть этот мозг незрел и слаб, но в нём уже начинают просыпаться первые человеческие мечты и желания. Они хаотичны и мимолётны, но именно им суждено стать первоосновой того изощрённого разума, которым люди обладают в настоящее время. Разума, подошедшего в своём развитии весьма близко к барьеру, который когда-то уже "перешагивали" древние, нечеловеческие цивилизации, исчезнувшие с лица нашей планеты миллионы лет назад. Цивилизации, уничтожившие друг друга в жестокой и бессмысленной войне в ту эпоху, когда первый прапредок вида Homo делал первые робкие и неуклюжие шаги по доисторическому лесу. Война эта, казалось, длилась вечно и выглядела не как единый многолетний военный конфликт, а являлась бесконечной чередой беспощадных войн "на уничтожение", перемежавшимися короткими непрочными перемириями. Каждый новый виток противостояния не только сильно сокращал количество представителей обеих рас, но и значительно понижал уровень технической оснащённости средств для убийства. Одно оставалось неизменным -- безграничная, всепоглощающая ненависть к врагам. Я, Ингвар Христофоров, знаю о чём говорю, ибо принимал участие в одном из последних отголосков этой войны...
.....
...Я медленно выплываю из небытия в пелену кровавого тумана. Вначале пришло ощущение слепоты и полное непонимание, кто я, и где я. Потом появилось тягучее смутное осознание собственного бытия. Инстинктивно ощупываю своё лицо. Лицо? Лицо, если так можно назвать широкую, сильно вытянутую морду волка. Или -- собаки? Нижняя челюсть, нос, застарелый шрам, пересекающий широкий лоб, короткая шерсть у правого уха насквозь пропиталась кровью... РГХ-Р-Р-Р! Скачкообразно нахлынула БОЛЬ и "подстегнула" память...
.....
-- АВ-АР-АУУУ! -- тревожный вой достиг моего слуха одновременно с мыслепередачей одного из сторожевых...
Они навалились на нас со всех сторон -- более четырёх сотен на дюжину. Мы подожгли фитиль из сухой травы, уходящий наверх, сбились в широкий круг "спина к спине" вокруг высокого столба с площадкой для сигнального дыма, прикрылись щитами из толстой кожи и выставили вперёд свои копья с бронзовыми наконечниками. Вскоре наконечники наших копий окрасились в "ядовитый" жёлто-зелёный цвет. Цвет крови этих тварей. У нас было единственное преимущество -- мы были хорошо вооружены, они -- почти безоружны. Их оружие -- копья с кремневыми наконечниками, каменные ножи и дубины. Слабое вооружение! Но эти полунагие змееголовые уроды навалились на нас с таким остервенением, словно не ведали страха. Скоротечная резня, жёлто-зелёная осклизлая кровь на наших копьях, несколько трупов этих тварей...
Вот они отхлынули и закружились вокруг нас, постепенно сужая круг. Низкорослые волосатые существа с длинными руками, свалявшиеся космы падают на покатые лбы приплюснутых массивных голов, непропорционально больших для их приземистых тел. Глубоко посаженые и раскосые глаза блестят словно у змей, а безгубые рты напоминают резаные раны...
Они снова набросились на нас толпой.
-- АВ-АВ-АВВУУУУ! -- в двенадцать глоток яростно взвыли мы и приготовились к смерти...
Выпад! Очередной змееголов, поражённый моим копьём в шею, валится как подкошенный на ставшую скользкой от жёлто-зелёной слизи траву. Закрываюсь щитом от брошенного с близкого расстояния копья. Выпад! Остриё копья входит в глаз очередной твари и застревает у неё в черепе. Не могу выдернуть! Толкаю древко от себя и выпускаю его из руки. Выхватываю из ножен свой бронзовый клинок...
В висках "заломило" от предсмертной мыслепередачи одного из сторожевых...
Змееголовые твари напирают. Пригнувшись, один из них старается достать снизу сторожевого справа -- предупреждаю его короткой мыслепередачей. Миг замешательства едва не становится роковым -- лицом к лицу со мной оказывается тварь с топором из голубого металла, и его смрадное звериное дыхание ударяет мне в ноздри. Топор из голубого металла? Синее золото? Откуда у дикарей оружие "древних"? В последний момент успеваю пригнуться и пропускаю со свистом разрезающее воздух лезвие топора справа от себя -- парировать бесполезно -- синее золото разрубит всё! Ободом щита достаю потерявшую равновесие тварь по рёбрам -- змееголовый откатывается в скопление атакующих...
Наша безудержная ярость достигла предельного накала. Мы стоим насмерть, нерушимо, словно высеченные из гранита, -- исчезло всё: сигнальный столб, редкий перелесок, время... Мы превратились в зверей, отчаянно дерущихся за свою жизнь. Мы растеряли в этой схватке и разум, и душу. Взмах! Удар! Взмах! Удар! Скрежет бронзы по кремню. Внезапно возникнувшая морда рептилии. Удар! Морда твари исчезает, появляется другая, такая же безобразная...
Запаздываю увернуться от удара дубины справа. Успеваю подставить клинок под удар, смягчая и немного отклоняя его. Недостаточно быстро. Боль! Проваливаюсь в небытие...
.....
...РГХ-Р-Р-Р! Скачкообразно вернулась БОЛЬ и "подстегнула" память. Пелена тумана перед глазами рассеялась, и я полностью пришёл в себя. Вовремя! Битва закончилась со смертью последнего сторожевого. Поляна вокруг сигнального столба напоминает бойню -- трупы тварей, наваленные кучами. Трупы, трупы, трупы... Сколько длилась схватка? Бросаю взгляд вверх, на площадку для сигнального костра, венчающую столб -- тонкие шесты с охапками травы над костром ещё не прогорели -- дыма нет, только пламя. Осматриваюсь. Толпа тварей собралась вокруг страшно изувеченных четырех тел сторожевых, павших последними у сигнального столба, и оживлённо общаются между собой на отвратительном, шипящем языке рептилий, таком же мерзостном, как и они сами. Мимо меня ковыляет, держащийся за правый бок змееголовый. В руке -- топор из золота с отблеском синевы. Остался жив, гадёныш, мерзкая тварь! Молнией бросаюсь на него и хватаю урода за горло голыми руками...
С трудом выкручиваю из скрюченной в агонии руки твари топор и бросаю взгляд туда, на сигнальный столб, по которому уже карабкается вверх длиннорукая змееголовая гадина. Подхватываю с земли копьё мёртвого змееголова и бегу прямо на толпу уже начинающих поворачиваться в мою сторону тварей. Бросок! "На выдохе", с "досылом" кистью в конце броска. Копьё с "чавкающим" звуком пробивает спину карабкающегося вверх змееголова, и тот, широко раскинув свои длинные руки, падает со столба в скопище тварей, издающих звуки, похожие на многократно повторяющееся на разные лады шипение клубка больших змей. УРР-ХРР! Свирепо зарычал я, сжал покрепче свой топор и врубился в самую гущу рептилий.
Не знаю, скольких я убил. Знаю только, что они облепили меня извивающейся, корчащейся в ядовитой злобе массой, а я крушил черепа, разбрызгивая мозги и кровь, разрубал мышцы, дробил кости, -- рубил, рубил, рубил...
Истекающий кровью от полусотни ран, почти ослепший от удара, хлестнувшего по глазам, я вдруг почувствовал, как мне под рёбра вошел кремневый нож и провернулся в ране. Я упал на колени, но тут же, шатаясь, поднялся, едва различая сквозь багровый туман множество злобных косоглазых морд. Но слух ещё не изменил мне. Я услышал тихий треск ломающихся шестов и шорох падающей в ревущее пламя сигнального костра травы. Пусть я больше не в состоянии был видеть своих врагов, но точно знал, что они кишат вокруг меня. Я пошире расставил ноги, обеими руками обхватил рукоять топора, поднял его над головой из последних сил и обрушил вниз в последнем сокрушительном ударе. Теперь, когда я достиг желаемого, я хотел умереть гордо стоя на ногах. До самого конца у меня не возникло ощущения падения, и последним чувством, посетившим меня, было удовлетворение от того, что я убил ещё одну мерзостную тварь. Череп твари треснул под моим топором, а ко мне пришли темнота и забвение...