Мы сидели у Женьки дома, я жаловалась подруге на собственного мужа, она понимающе кивала, наполняла рюмки и подкладывала в тарелки салаты, на которые была великая выдумщица.
- Представляешь, садимся ужинать, он включает телевизор, а сыну разрешает только спиной к нему сидеть - воспитывай волю, говорит. Сам смотрит, комментирует, ржёт, как конь, а ребёнку даже голову повернуть нельзя - одним глазком нельзя посмотреть! И меня всё время дрессирует. Каждые выходные на дачу к свекрухе ездим - от рюкзака уже плечи болят! - перечисляла я, трогая ключицы и заодно поправляя подплечники на новом кардигане.
- А сам что - налегке идёт?
- Сам тоже - каждый раз бревно тащит.
- Какое бревно? - Женька закурила и, прищурив глаз, попыталась выпустить дым кольцами, но поперхнулась и закашлялась.
- Сосенки в парке прореживает. По вечерам, когда гуляет с собакой, выбирает не очень толстую, спиливает ножовкой, обрубает ветки, а ствол запихивает в чехол для лыж - и волочит домой, а в субботу - на электричку. Люди смотрят, как на придурков: лето на дворе, а мы с лыжами ездим! - Я тоже закурила, демонстрируя ровные красивые колечки.
- Вишь - какой хозяйственный! Повезло тебе! - подруга пыталась меня подбодрить, заодно высказать и свое наболевшее: - А моему артисту - ничего не надо! Сыном не занимается, на дачу не ездит. Кран на кухне потёк - не до крана ему! Горячий завтрак, свеженькая рубашечка, галстучек и... только под утро заявляется, благоухая чужими бабами.
- А что ты? Принимаешь его - с этим... запахом? - брезгливо поморщилась я.
- Ну, а как - иначе? Я его люблю. - Женька помолчала, потом добавила с горькой усмешкой: - Он меня своими флюидами крепко держит!
- Чем-чем держит? - переспросила я.
- Флюидами. Биополе любви! Не слышала о таком? Так что жду его, у окна всю ночь, плачу, жалею себя, а придёт - будто солнышко взошло! В ванну усажу, промою с гелем, до красноты мочалкой отшоркаю... Он только смеётся... А потом скажет ласково: иди ко мне, булочка с корицей! С корицей - потому что укоряю его! И всю... понадкусывает, изжамкает... - Женька быстро взглянула на меня, я увидела, что она покраснела, потом сделала глубокую затяжку и продолжала: - Снова и снова прощаю. Недавно смокинг ему подарила. Он говорит, смокинг без классического бантика - как невеста без жениха... И бабочку купила, и кушак атласный... А, все мужики сволочи! - неожиданно махнула рукой Женька, делая банальный и понятный всему женскому полу вывод, потушила сигарету и снова подлила водки. - Давай выпьем, Ленка, - за нас, девочек! Вот этот салат ещё попробуй...
- О! Похож на "Цезарь", только... не пойму, чем ты его заправила.
- Ну да, вместо майонеза... - и Женька подробно перечислила ингридиенты новой заправки.
- А мой, - продолжала откровенничать я после изрядной порции салата, - совершенствует свое спортивное тело в любую свободную минуту. На унитазе сидит не как все нормальные люди, а на корточках. Вцепится в края пальцами ног - говорит, так тренируются мышцы и вестибулярный аппарат...
- О, господи! - прыснула Женька, но спохватилась, взглянула на часы и заметалась по комнате: бросилась собирать посуду со стола, потом побежала в спальню и тут же выскочила оттуда полуголая, присела на краешек кресла и принялась натягивать тонкие гридеперлевые чулки.
- Что с тобой? Идти куда-то собираешься? - спросила я, сожалея, что нашим душевным посиделкам подходит конец.
Идти домой не хотелось, я снова закурила, наблюдая за Женькой. Изящные чашечки бюстгальтера и крошечные кружевные трусики цвета пряничной глазури едва сдерживали готовую вырваться наружу пышную красоту её тела. И, правда - сдобная булка!
- Сегодня обещал прийти вовремя, иначе... не знаю!.. Я ему ультимативно заявила... Мне нужно сегодня выглядеть, - оправдывалась Женька и многозначительно пояснила: - Мириться будем! Глянь, Лен, шов сзади ровный?
- Ровный. Только дырочка вон там маленькая, петля поползла, - сочувственно сказала я, поднимаясь. - Пойду я, Жень...
Но уйти не успела. На пороге возник высокий блондин в белой рубашке, бабочке и тёмно-синем смокинге - любимый муж подруги.
- О! У нас гости! - радостно воскликнул Виктор, подсаживаясь к столу. - По какому поводу банкет, девчонки?
- Пятница, - ответили хором.
- А что мы пьём? - он деловито осмотрел стол. - Водку? Уважаю! Где твоя рюмочка, Лен?
- Да я, собственно, ухожу, - пробормотала я, искоса взглянув на Женьку.
Та уже умудрилась надеть платье - кстати, чуть узковатое ей в талии - и, не глядя на меня, протягивала мужу чистую тарелку.
- Куда это ты пойдёшь, Леночка?! Разве мы тебя отпустим? Лучшая подруга жены - это и моя... лучшая подруга! - Виктор жонглировал лёгкими, словно пух одуванчика, улыбками и, накидав их на меня целый ворох, пригвоздил к дивану, засыпал с ног до головы, замотал тонкой паутинкой флюидов - так вот они какие! - и завязал изящным бантиком. Поставил рюмку на локоть, торжественно провозгласил: - За вас, красавицы! - Тряхнув пепельной шевелюрой, выпил до дна, как настоящий гусар...
Я растаяла даже от половины внимания, которое он честно распределял между мной и женой, от проникновенных взглядов, сопровождавших тосты. А когда Виктор взял в руки гитару - просто сомлела, ощутив себя "очарованной, околдованной" и "ах, какой женщиной". Бархатный голос обволакивал и убаюкивал. Песня за песней, и все - будто обо мне. Именно я сижу в белом пушистом свитере "у костра, обнимая колени руками, средь берёз, что макушками в небо росли, слышу звон долгожданной гитары..."
- Это Витя сам сочинил, для меня, - некстати прервала сладкие грёзы Женька.
Парк дышал сиреневым маем. Я шла домой по старым дорожкам, слегка пошатываясь и стараясь не наступать на пробивающиеся в трещинках хрупкие травинки. С завтрашнего дня начну новую жизнь. У Женьки - праздник! У Женьки - флюиды! Я тоже хочу праздника! Я не рабыня Изаура какая-нибудь!
- Мама, где ты зависла?.. - встретил на пороге сын.
- Папа пришёл с работы? - вопросом на вопрос ответила я.
- Да, уроки уже проверил, - сынок закатил глаза, показывая, насколько суров педагогический процесс, если им занимается отец. - Они с Эри гуляют. Предупредил, что вернутся голодные!
Ну, об этой "новости" предупреждать излишне! И муж, и тем более - беременная ризеншнауцериха - отсутствием аппетита никогда не страдали! Сейчас начнётся: тарелка горячего борща перед телевизором - хозяину, полкастрюли густой "сбалансированной" каши - собаке! И попробуй замешкаться с котлетами...
Будет вам - и второе, и третье! Но сначала мне нужно принять душ. Не могу же я предстать пред светлые очи в таком виде? Я прошмыгнула в ванную.
Вот чёрт! Как я могла забыть? Ещё утром замочила постельное бельё - благоверный любит белоснежно-крахмальные простыни - теперь они мокли тут, в мутноватом растворе стирального порошка. И что прикажете делать?
Слегка отжав и отодвинув бельё в сторону, встала в ванну, взглянула в зеркало. А талия-то у меня потоньше Женькиной будет! Я включила душ, но поскользнулась, простыни радостно чавкнули и жадно прилипли к телу. Ну и пусть - полежу так, чего уж теперь - зато на мяконьком! Направляла на лицо струйки тёплого душа, и думала: "Везёт Женьке!" Её "сволочь" разительно отличалась от моей! "Мне б такую...", - крутился в голове липучий мотивчик.
Чуть не уснула. Очнулась оттого, что заскребла когтями в дверь Эри - пора мыть лапы после прогулки. Выбралась из ванны, накинула халат, протёрла все четыре собачьи ноги и пол в прихожей, накрыла на стол и ушла в спальню.
Утро выдалось отвратительным: я не могла поднять с подушки голову. Вот она, непривлекательная изнанка праздника - похмелье! Сыну срочно понадобились деньги - опять собирают в школе на какую-то экскурсию - дала и снова рухнула. Муж с собакой вернулся, - оба энергичные, в боевой готовности перед трудностями нового дня, а тут, в кровати, - ванька-встанька, у которого сменился центр тяжести. Ванька-невстанька. Виктор рассвирепел, глаза белые, - оттого, что посуда с вечера не мыта, да ещё и яйца самому жарить пришлось. Ну и пусть! Я отвернулась к стене. Чем хуже - тем лучше!
Наконец, все разошлись, я осталась одна, не считая собаки. На работу позвонила, что подхватила вирусную инфекцию. Да, Лена, жизнь дала крена. Лена - тонкая штучка - напилась словно... Эри. Нет, собаки не пьют. И не болтают лишнего. К головной боли добавились угрызения совести. Чего я так запала на Женькиного Витьку? У меня и свой такой же! Почти. Все кости им перемыли! Неужели, наши мужья тоже - в сугубо мужской компании - так откровенничают о своих половинках? Это же - по сути - предательство!
Ну, они тоже хороши! - нашла я себе оправдание. Интересно, имена у мужиков одинаковые: и мой, и Женькин - Викторы. Но до чего же они разные! Женькин - артист, человек-радость, а мой - не сможет успокоиться, если кто-то превосходит его ребёнка в учебе, а жену - в стройности, в выносливости и в кулинарных талантах. Изведёт придирками. Всё у всех в нашей семье должно быть только на пятёрку. С плюсом. Фельдфебель, а не муж...
Когда я поднялась, Эри кинулась было навстречу, но почему-то стыдливо спрятала морду и поджала купированный хвостик.
- Чего натворила, собаченция? - я постаралась придать голосу строгость.
Ризеншнауцериха, прекрасно понимая, что лучше сдаться мне, чем хозяину, который муштрует её похлеще нас с сыном, привела меня к журнальному столику в гостиной. На нём стояла вазочка из-под варенья - чистенькая, словно только что вымытая. Только по краям налипли чёрные курчавые волосинки.
- Собаченции сладенького захотелось? А разве можно без спросу? - я погрозила пальцем. - Ладно, не дрожи, не скажем ему. Только ты больше так не делай!
Эри благодарно лизнула мою коленку.
Я нашарила в шифоньере спрятанные под одеждой сигареты и вышла на балкон. Муж до сих пор не знал, что я курю. Дома я позволяла себе это не часто. Но что это? Хорошо помню: в пачке оставалось больше половины, а теперь всего пять штук! Кто-то тырил сигареты из тайника, и этот кто-то - точно не Виктор! И сказать ведь ничего не могу - коль у самой рыльце в пушку!
Вечером я расстаралась: приготовила курицу в фольге, картофельное пюре и даже салат "Цезарь" по Женькиному рецепту. Виктор демонстративно молчал, уставившись в телевизор, и тщательно пережёвывал каждый кусочек - никак не меньше пятидесяти раз. Когда сын поблагодарил за ужин и скрылся в своей комнате, решила поговорить.
- Может, съездим куда-нибудь завтра - все вместе?
Муж удивлённо взглянул на меня:
- Конечно, съездим - завтра же суббота - мама на даче ждёт! Велела рассаду привезти.
Когда мыла посуду, в кухню влетел сын, посмотрел заговорщицки и не выдержал, расхохотался.
- Ловко ты меня обломила, мамуля! - развернул листок, который я засунула в пачку вместо сигарет.
Мне и самой понравилось, как здорово получился нарисованный фломастером кукиш!
- Т-сс! - приложила палец к губам.
Сынуля понимающе кивнул и, продолжая хихикать, убежал к себе.
Ночью в постели предприняла ещё одну попытку приблизить постную супружескую жизнь к празднику:
- Почему ты меня никак не называешь - только по имени?
- А чем тебе твое имя не нравится?
- Муж и жена должны иметь собственные слова друг для друга, особенные. Иначе... слишком всё пусто! Вот Женьку муж, например, булочкой называет...
- Мне бы твои проблемы! Спи, Лен, завтра рано вставать, - и, отвернувшись к стене, Виктор тут же уснул.
В электричке у Эри начались роды.
- Расступитесь, видите, собака щенится! - муж пытался сдержать натиск пассажиров.
- А куды ж ты её в таком состоянии прёшь?! Вот звери-люди!
- Да рано ей ещё, через неделю только должна была... - огрызался он.
- Все вам чего-то должны! Кровопийцы! - потрясла сухоньким кулачком какая-то старуха в нелепой розовой шляпке.
Когда вышли на нашей станции, Виктор скомандовал:
- Домой, Эри! Беги к бабушке!
Ризеншнауцериха жалостно заскулила, но ослушаться не посмела, потрусила по тропинке, роняя на неё алые капли.
Мы бежали, как могли, старались не отставать. Но разве это возможно с такой ношей: Витька тащил бревно в чехле для лыж, сын - коробку с помидорной рассадой, а я - рюкзак с провизией и двух завёрнутых в кофту новорождённых кутят.
На крыльце дачного домика вытирала слёзы свекровь. Несчастная собака смотрела на нас укоризненно, а сама все лизала, пытаясь оживить мертвого щенка.
***
Со своими одноимёнными мужьями я и Женька всё-таки развелись. Между собой мы общались часто. Я шла через парк к любимой подруге и любовалась яркими красками осени. Солнце медлило, оттягивало заход, цеплялось за грозди рябины, за полупрозрачные золотистые кроны берёзок, тонуло в лужах. На моей душе было спокойно и радостно. Скоро свадьба сына. Невестка мне нравилась. Приедут все родственники. Пообщаемся. Да и вообще люблю праздники!
Женька заставила стол чистыми банками и раскладывала в них пунцовые помидоры, пересыпая слоями чеснока, хрена и специй. На плите исходил укропным ароматом рассол.
- Ничего себе, сколько заготовок! - Бодро сказала я. - Ты в своем амплуа!..
- Ты знаешь, у меня последнее время какая-то фобия... Не выношу даже вида пустых банок. Солю и мариную. Солю и мариную. А кто всё это есть будет? Сыну ещё год служить...
Я понимающе кивнула. Бывает, мы иногда ошибаемся. Ошибки совершать можно. Кроме одной: той, которая разрушает. И тогда нужно поторопиться исправить её!
Когда я осознала, как разрушителен для меня брак, я подала на развод. И начала, наконец, ощущать каждый новый день - радостным праздником!
А вот Женьку, похоже, разрушала совсем другая ошибка.
- Встретила недавно Виктора.
- Ну... - я заинтересованно подалась вперёд.
- А он говорит: зря мы расстались, Жень. Чуть-чуть надо было перетерпеть. Перебесился б, и жили...
- Так может, не поздно ещё? Что он ещё сказал?
- Поздно. Ты же знаешь, у него жена, ребёнок. Дочке три года уже. Он с ней и гулял. Хорошая девочка - как куколка с бантиком... Эх! - Женька шмякнула об стол помидорину, она разлетелась по кухне смачными брызгами. А я... я ведь тоже хотела дочку ему родить! Мне он всегда говорил, что хватит нам и одного... Зря слушалась, в рот смотрела...
- Ладно, не горюй! Найдешь другого мужчину, полюбишь.
- Дура я, дура! - в сердцах воскликнула Женька, не желая слушать ни о каком другом. - Ну, зачем так было любить? Я же растворилась в нём. А он, знаешь, что ещё сказал? Не надо было растворяться! Что ему было любить во мне - собственное отражение? Так и сказал, Лен: друг друга отражают зеркала, взаимно искажая отраженья. Красиво-то как! Даже больно! - Женька прижала ладонь к левой груди.
- Хватит, Жень, не накручивай себя, - я постаралась перевести разговор. - Приходи на свадьбу. Оторвёмся с тобой по полной - попляшем, попоём песни. Ты же мне как сестра... Обещай, что будешь веселиться!
За столом Женька сидела от меня наискосок, смеялась и выглядела оживлённой. Меня сильно увлекали сценарные перипетии - я ведь играла роль старшей женщины клана: мать жениха, хозяйка.
Кстати, его отец тоже пришёл. И даже сидел рядом. Посмотрели друг на друга, перекинулись парой слов - и ничто души не потревожило... Виктор тщательно жевал, уставясь в одну точку. Спросила у него из вежливости:
- Как мама? - и более заинтересованно: - А Эри?
- Обе умерли, - бесцветно сказал бывший муж и оживился: - Дача теперь моя - новый дом там строю... Приезжай!..
Я встряхнула головой. Не надо мне ничего: старой ваты воспоминаний, торчащей клочьями из потрёпанного матраса - не надо! У меня теперь другой способ передвижения по жизни, своя маленькая лодочка. И просто плыть по течению - вовсе не так уж плохо!
Свадьба между тем миновала все фазы чинного знакомства с новой роднёй, и бурлила единым весёлым потоком. Женька лихо отплясывала цыганочку, игриво поводя плечами и выстукивая каблуками задорные дробушечки. Какой-то низенький мужичонка - видимо, из родни невестки - увивался за подругой, семенил ножками в маленьких ботиночках, смешно надувал щёчки. Ну, этому ничего не светит. Куда ему до Виктора с флюидами! Когда вышли с Женькой на крылечко покурить, она пренебрежительно бросила:
-Мужичок-пустячок!
Потом меня отвлекли обязанности хозяйки, а когда я снова увидела Женьку, она стояла на столе. Ярко-красный костюм: узкая юбка-карандаш, приталенный пиджак с баской, чулки любимого жемчужно-серого цвета, туфли на шпильке и отстранённый взгляд.
- Да, я институтка, я фея из бара... - нетрезвым голосом выводила подруга.
- Королева! - восхитился "пустячок" и едва успел подхватить сильно качнувшуюся Женьку. Обнимал её за колени и преданно смотрел снизу вверх.
Потом странная парочка исчезла. На второй день свадьбы появились - Женька, немного виноватая, но какая-то обновлено-красивая - и Федя, родственник со стороны невесты - сияющий, как медный таз.
Странные повороты делает иногда река под названием "жизнь"! И совершенно непонятно, куда она вынесет твою лодку, или плот. И даже большой пароход, на который тебе посчастливилось купить однажды билет, не гарантирует благополучного или интересного путешествия. Ты проплываешь мимо людей на берегу и думаешь, как хорошо им на этой зелёной лужайке, а они провожают взглядом тебя и мечтают оказаться на палубе...