Сборник рассказов лауреата премии "Золотая строка 2010", детского писателя Пономаренко Елены посвящён детям, пережившим войну, перестрадавшим её. Нет ничего священнее для нас, как память о былой войне. О переживаниях маленьких детей, о подростках во время войны, о потерях и испытаниях, которым они подверглись рассказывается в этой книге.
Основной нитью произведения проходит раскрытие характеров героев, желание помочь, своими действиями доказать способность бороться против врага, немецких оккупантов. Сборник рассказов - это не вымысел, все рассказы записаны со слов конкретных свидетелей: наших с вами земляков - Карагандинцев. Книга посвящена великой дате: 65- ти летию Победы нашего народа в Великой Отечественной войне. Адресована подросткам, молодому читателю. Может быть использована в школах при проведении "Уроков мужества", исторических экскурсов Караганды и Карагандинской области.
Остался за старшего
В этот день солнце светило так тепло, и даже совсем не верилось, что мой отец уходит на войну. Мама с папой думали, что мы ещё спим, а я лежал с сестрёнками и мы втроём тихо-тихо плакали.
Мы видели сквозь тюль, как папа долго целовал маму - целовал лицо, руки, и были удивлены тому, что он никогда её так крепко не целовал. Потом они вышли во двор, мама громко запричитала, повиснув у отца на шее. Тогда и мы выскочили, подбежали к отцу, обхватили его за колени. А он нас почему-то не успокаивал, только наклонился и обнимал всё крепче и крепче, прижимал к себе.
- Будет тебе, будет, Люба, - сказал отец немного нас, отстраняя от себя. - Детей напугаешь! Береги их! Постарайтесь выехать их Минска и, чем быстрее, тем лучше.
- Василь! - совсем по-взрослому обратился ко мне отец. - Ты остаёшься за старшего. Смотри, сын, когда вернусь, чтобы все были живы и здоровы. Матери во всём помогай, сестёр не смей обижать! Помни, ты теперь остаёшься за старшего, - повторил он мне.
- Годков бы ему поболее, - вытирая слёзы, сказала мама. - А то всего-то шесть...
- Уже шесть!! - поправил мать отец. - Мужчина растёт, защитник! - и отец ласково потрепал меня за волосы.
- Правильно я говорю, сын? - спросил он у меня, наклонившись. - И не плакать больше. Хватит, Люба, слёз. Мне надо идти. Ждите писем. Сын, проводи меня до поворота.
Мы шли с отцом и ни о чём не говорили, просто шли молча. Я старался успевать в такт его шагов, но получалось плохо: отставал от отца. У поворота он ещё раз прижал меня к себе.
- На, сын, сохрани! - отец снял с шеи на нитке крестик и передал его мне.
- Обязательно сохраню, папка, - ответил я ему.
Мы попрощались. Тогда я не представлял и даже, не думал, как нам будет трудно без него. Там, у поворота, я долго стоял и махал ему вслед.
... Сразу как-то опустел наш дом, а пёс Полкан встретил меня воем. Мама выскочила на крыльцо и запустила в него ботинком, а мне стало, его жаль. Я обнял собаку, прижался к его мохнатой голове и хотел, было заплакать, но вспомнил наставление отца: "Ты теперь старший, береги мать и сестёр..."
Мама собирала чемоданы, складывала в них самое необходимое. Нас должны были эвакуировать. Сёстры, пока, видимо не осознавали всего случившегося, мирно играли со своими тряпичными куклами Манькой и Санькой. Да и малы они были, чтобы осознать, что такое война.
Кате было три, а Ленке - четыре. Мама их называла "погодки". Это оттого, что разница у них была всего один год, так потом мне объяснила она значение нового для меня и мудрёного слова.
- Сынок, как же мы теперь будем? - тихо спросила меня мама.
- Мам, но мы ведь не одни такие! У Лёшки, Сёмки, у многих моих друзей ещё вчера папки и братья ушли на войну, - ответил я ей.
... Нас довезли до шоссе и машина почему-то, заглохла. Водитель - дядя Коля долго не мог её отремонтировать. Потом вдруг появились самолёты, они летели низко-низко. Сначала я подумал, что это "наши", и стал приветствовать их своей белой панамкой, крича: " Ура- ура!"
- Ложись! Ложись, малец! - услышал я голос шофёра - Это - фрицы! Отойдите все от машины! Он, ведь, гад не разбирает: женщины, дети, старики. Сейчас точно начнёт бомбить, а то того хуже, расстреливать из пулемёта.
Я схватил в охапку Катю и Ленку: девчонки оказались такие тяжёлые! Раньше я их только по одной поднимал.
- Больно, Василь! - запищала недовольно Ленка.
- Терпи! - грубо ответил я ей.
Я только успел спрятать девчонок в кустах, когда, словно горошины, посыпались из самолёта бомбы. Вдруг мне показалось, что я увидел маму - она бежала к нам с чемоданами, но была ещё далеко от нас.
А бомбы свистели и падали, падали и свистели. Грохотало всё вокруг. Землёй засыпало меня и Ленку. Катя рядом сильно кричала и плакала. Она с детства боялась грозы, и думала, наверное, что это гром. Я зажмуривал глаза и закрывал ладонями уши, но даже в таком грохоте слышен был её испуганный крик.
- Ленка, откапывайся, откапывайся! - кричал я сестре. Мне, казалось, она так всё медленно делает.
- Чего ты копаешься, Ленка? Быстрее, быстрее надо! - отбросив с её платья землю, понял, что её просто оглушило. Она была вся как ватная, похожая на свою куклу Маньку.
- Мамочка, где ты? - и я что есть, силы закричал. - Что мне с ними делать?
Но голоса мамы в ответ не услышал, отчего мне стало ещё страшней.
Откопав, наконец, Ленку и усадив ей на руки Катю, я окинул взглядом всё поле, но мамы нигде не было видно. Машина, в которой мы ехали, горела у дороги и дядя Коля, никуда не убегал, как мы, а лежал возле машины, широко раскинув руки.
- Дядя Коля, дядя Коля! - закричал я, но он не шевелился и не откликался...
- Надо обязательно к нему пробраться и, может быть, там найду и маму. Я, видимо, не так сильно кричу, как бы хотелось. Он просто меня не слышит.
- Ленка, Катя! Я пойду за мамой! А вы никого не бойтесь, сидите тихо-тихо! - стал шёпотом я уговаривать сестёр. Но эти противные девчонки, трусихи, вцепились в мою рубашку и не отпускали.
- Мы без тебя не останемся, Василь! Страшно! Тебе папка что сказал: нас не бросать, а заботиться, а ты? - с укором ответила мне Ленка и умоляюще посмотрела на меня.
- Тихо, сам знаю! Разнылась! Отпустите меня, девочки! Я быстро: только туда и обратно, хорошо? - пытался уговорить их. - С каким удовольствием тебя сейчас треснул бы, Ленка!
И девочки послушно разжали кулачки, высвободив меня от плена. Я ползком пробрался до первой воронки. Она была самая глубокая. Когда ближе подполз и заглянул туда, увидел наш чемодан. Я узнал бы его из тысячи: зелёную ручку мы с папкой вместе прикручивали, тогда ещё он мне поранил палец и было очень больно.
- Мама! - оглянулся и позвал я ещё раз. - Мамочка! - Если нашёл чемодан, то сейчас найду и маму, - подумал я.
Самолёты отбомбили и стали разворачиваться. Рядом со мной пули просвистели свою песню:
- Фив, фив, фив!
- Вот, гад, когда ты только улетишь? Папка мой вас всех перебьёт! Он знаешь, какой сильный?! - прокричал я самолёту вслед, показывая кулак.
... Маму я увидел совсем неожиданно. Она лежала вниз лицом, платье её задралось, отчего были видны чулки на резиночках.
- Мама, Мамочка! - бросился я к ней. Наконец-то я тебя нашёл! Сейчас, сейчас тебе помогу! Ты только потерпи!
Перевернув её, я испугался открытых, смотрящих не на меня глаз, совсем не добрых маминых, а глаз, измученных болью и тревогой. На груди её платья расплылось большое красное пятно. Приложив к нему руку, я сразу понял, что это была кровь. Её было так много, этой крови. Совсем не столько, когда я падал с горки: кровь тонкой струйкой бежала тогда по колену, а я терпел и не плакал.
- Мама, ты слышишь меня? Ты знаешь, Ленка тоже меня не слышит! Её оглушило. Я её с Катей оставил в кустах. Мамочка! - я попытался приподнять её голову, но она упала на траву, когда прикоснулся губами к щеке - она была ещё тёплая.
- Мама, вставай! Хватит лежать! Самолёт уже улетел, - закричал я, как только мог.
Но мамочка смотрела на меня и ничего не отвечала мне, ничего...
- Василь! - от этого голоса я вздрогнул. Когда повернулся, увидел тётку Марусю, нашу соседку.
- Ленку и Катю я в кустах спрятал, а сам пошёл маму искать... Вот и нашёл..., - тихо ответил ей Василь, показывая рукой на мать. Ответил, так будто боялся разбудить её, только что уснувшую, а не умершую.
Тётка Маруся причитая и плача, обняла меня. Я уткнулся ей в кофту, расплакался...
По дороге в сторону Слуцка проезжала военная машина. Солдаты быстро стали оказывать всем помощь: кого перевязывали, кого успокаивали.
Маму и всех, кто попал под бомбёжку, похоронили в одной большой воронке. Я вернулся к Ленке и Кате, вытирая слёзы по дороге, помня, что плакать мне теперь нельзя, так просил отец, оставляя меня "за старшего". Ленка тихо плакала от страха, размазывая по грязному лицу слёзы, а Катя, долго не могла прийти в себя.
...Нас сдала в детский дом тётка Маруся - на станции Нежеть.
- Где мама, где наша мама? Когда она придёт? Когда выздоровеет? Почему её забрали дяденьки солдаты? - задавала мне нескончаемые вопросы Ленка.
А я не знал, что ей ответить... Как сказать им правду? Как?? Как сказать, что маму убили?!
Трудовая биография
Моя сестрёнка Олеся родилась двадцать первого июня...
Мы с отцом купили большой букет цветов, и пошли проведать маму и мою сестрёнку.
- Почему не брат? - сокрушался я. - Зачем, скажи, зачем нам с тобой, девчонка, папка? И какая от неё будет польза? Так хотелось брата!!!
- Сестра тоже неплохо! - успокаивал меня по дороге отец. - Ты её теперь будешь защищать, не давать своим друзьям в обиду. Когда она подрастёт, непременно будет пришивать тебе пуговицы, обеды научится вкусные готовить, да и по дому будет помощница. Так, что сестра - это не так плохо сын! - обнял меня отец.
- Как представлю, что вы её теперь больше любить будете - обидно становится, - не унимался я.
- О, да ты не простой, фрукт! Ревнуешь? - и отец любя потрепал меня за волосы.
- Не ревную, а предупреждаю! Любить не забывайте!
- Не волнуйся, брат, не забудем! - рассмеялся отец.
... Мы увидели маму в окне, в руках она держала небольшой свёрток, а в нём, как мне пояснил отец, и была моя сестра. Мама что-то говорила и показывала, улыбаясь на этот сверток-сестру, но, что она показывала? Первое впечатление от сестры у меня осталось совсем нерадостное, и кому из нас я так и не разобрал, что-то кричала и показывала наша мама?
- Это когда она научится пришивать мои пуговицы? - размышлял я, совсем не веря тому, что сказал мне отец.
Отца срочно утром вызвали на завод и он попросил меня сходить к маме и сестре, передать им яблоки, молоко.
- Только я никак не мог понять, как моя маленькая сестра сможет раскусить и съесть эти большие зеленые яблоки.
- Думаю, она не обидится, если поделится со мной яблоком, - решил я и откусил самое сочное и зеленое яблоко. Настроение немного улучшилось. Подойдя к больнице, с мудрёным названием: "Роддом N1", я увидел суетящихся людей в белых халатах. Одна тетенька чуть не сбила меня, проговорив:
- Не мешайся, мальчик, не мешайся! Уходи домой!
- Я к маме, - ответил я ей. И к Олесе, сестре моей, пришёл, она вчера только родилась. Меня отец прислал.
Женщина остановилась и вдруг прижала меня к себе, говоря:
- Господи, он же ещё ничего не знает! - потом отстранила меня и, глядя в глаза, спросила:
- Ты разве не знаешь, что война началась? Беги домой. Роддом мы уже эвакуировали. Беги, дитятко, беги! Нет здесь уже никого!
- А мама? - я крепко ухватился за её халат. Куда вы дели мою маму? - и я заплакал, почему-то, почувствовав, что уже никогда не увижу её.
- Алексей Андреевич, грузите последних! - командовал человек, одетый в военную форму. - Скорее, скорее! Поторапливайтесь! Времени нет, должны успеть проскочить, через час будет уже поздно! - отчего-то кричал этот военный человек.
- А мама моя, где? - плача я подошёл к нему.
Он посмотрел на меня, потом задумался и сказал, потирая лоб:
- Что же мне с тобой делать? Ты совсем один остался, малыш? - и он наклонился ко мне, вытирая мне слёзы.
- Нет, что вы, у меня папка есть. Он на заводе работает, - ответил я ему.
- Тогда беги домой, беги, сынок, скорей! Никого здесь не ищи! А отцу своему передай: всех женщин и детей сегодня утром эвакуировали ещё в десять часов утра. Всё понял? - переспросил у меня военный.
- Понять- то я понял, но как мы теперь найдём маму и сестру мою Олеську? - опять задал я ему вопрос.
- Мальчик, уходи! Всё что я знал, уже сказал тебе, - ответил уже сердито военный.
Но я опять преградил ему путь:
- Она такая красивая, у неё светлые волосы, голубые глаза. А Олеську я и не видел ещё... Может быть, вы видели их, когда была ваша эта эвакуация! - и я с трудом выговорил мудрёное слово.
Военный вдруг улыбнулся, но мне так же строго ответил:
- Нет, не видел такую женщину.
Он побежал к машине и на ходу взобрался в кузов, потом на повороте я увидел, как он машет мне рукой. Только не понятно было: звал ли он меня к себе, либо так прощался...
Дома меня ждал отец. С порога так хотелось рассказать ему о том, что видел и слышал, но отец многозначительно взглянул на меня. По его взгляду было всё понятно: он уже всё знает.
- Как же папка нам маму отыскать? - спросил я у отца, надеясь получить исчерпывающий ответ.
- Не знаю, сын!!! Завтра будут эвакуировать завод, а значит, мы поедем с тобой в город Свердловск.
- А если мама вернётся? Мы разве можем так с тобой уехать? Нет, ты как хочешь, а я буду ждать маму здесь,- совсем по- взрослому ответил я отцу.
Отец обнял меня и тихо сказал, смотря мне в глаза:
- Сынок, я обещаю тебе, что обязательно мы их найдём! А ехать просто необходимо: на войне, понимаешь, нужны самолёты, танки и патроны. Попробуем найти их через тех, кто сегодня проводил эвакуацию...
- Всё больничное погрузил на машины военный, да и где мы его найдём - он тоже при мне уехал? Я сам это видел, папка! А мы их победим? - вдруг спросил я у отца. И он понял, о ком я говорил.
- Даже не сомневайся! Сынок, и маму с Олеськой обязательно найдём, в это просто надо верить и набраться терпения... Нам сейчас ничего не остаётся делать, как ждать и верить в победу.
- А если мама нам будет письма писать на наш адрес? И почтальон тётя Поля их непременно принесёт только сюда? Тогда как? А мы не сможем ей ответить. Она точно подумает, что нас с тобой убили, или мы умерли? - спросил я и заплакал.
- Поплачь, сынок! Это меня тоже тревожит. Не стесняйся... Как хочется, чтобы это были твои последние слёзы... Мне надо на завод, а ты собирай вещи в наш большой кожаный чемодан.
... Только через год мы получили письмо от мамы. Моя сестра и мама в дороге сильно переболели и их пришлось оставить на какой-то станции. Потом долго-долго лечили в больнице. А я к тому времени работал уже на заводе, правда ростом был меньше всех и мне всегда подставляли стульчик к станку...
Так началась моя трудовая биография: опалённая войной, несчастиями и страданиями. С нами обращались как с взрослыми, советовались тоже как с взрослыми, и карточку мы получали "взрослую" - рабочую.
Девочка с разными бантами
Каждое лето нас родители отправляли в пионерский лагерь. В этот год нам не пришлось отдохнуть: началась война...
Утром всех собрали, и директор лагеря объявил, что будет эвакуация. А наша воспитатель Ольга Петровна, собирая нас, почему-то всё время повторяла:
- Надо успеть уехать, надо успеть!!!
Нам объяснили, что те самолёты, которых мы видели утром, вовсе были не "наши", не советские. От них было всё небо чёрное, так их было много.
- Только почему их тогда не сбивали? И кто их пропустил на наше небо? - хотелось такой вопрос, задать мне и Пашке было, но всем сейчас было не до нас.
Ольга Петровна, увидев эти самолёты, всё время шептала одно и тоже:
- Как же мне вас сохранить, дети? Как же мне вас вывезти?
Нас всех разделили по десять человек и в этой уже поделённой группе, мы оказались с Пашкой самыми старшими. Малышне было по шесть - семь лет, а нам с Пашкой целых восемь... Поэтому мы смотрели на них свысока.
- Мальчики, помогите, пожалуйста, мне связать вещи, - попросила нас Ольга Петровна.
Какая гордость охватила нас, и мы наперегонки бросились выполнять боевой приказ.
Наш воспитатель складывала в большую наволочку какие-то кофточки и свитера.
- Ольга Петровна, кому нужны сейчас летом, эти тёплые вещи? Эти кофты и чулки? - спросили мы её удивлённо.
- Путь у нас неблизкий. Неизвестно, что нас с вами ждёт впереди, складывайте всё в наволочку. Ещё малышей в дорогу нужно собрать. Я очень надеюсь на вашу помощь, мальчики! - и с улыбкой смотря на нас, добавила: - Мужички вы, мои!
- Ольга Петровна, а как же родители? Они к нам в субботу должны были приехать, отец обещал билеты в цирк купить...
Она взглянула на нас, задумалась и, наконец, ответила:
- Серёжа, прости, но я ответить на этот вопрос никак не могу, потому что ничего не знаю. К кому приедут, а к кому и нет. Началась война...
- И мы тоже будем воевать? - радостно выкрикнул мой друг Пашка.
- Воюют только взрослые, а нам велено собрать в дорогу малышей, понятно!
- Можно выполнять? - и мы с Пашкой приложили руки к головам.
- Исполняйте! Разрешаю! - ответила нам в тон заданного вопроса Ольга Петровна.
...Какие всё же противные девчонки! В этом я убеждался неоднократно! Бантики, косички, платьица... То не так застегнул, то на левую сторону одел, то косичку заплёл неправильно, то бантик надо не красный, а синий! Честно сказать, процедура эта нас с Пашкой утомила. У Пашки получалось всё лучше, чем у меня, отчего я расстроился. Оно и понятно: у Пашки была младшая сестра - Катюня, и поэтому он быстрее меня одел всех своих четырёх девочек, а потом только стал помогать мне. Но к приходу Ольги Петровны все были одеты.
- Молодцы, ребята! - похвалила она нас, - Благодарность вам от лица командования в виде конфет. И она протянула нам по коробочке "Монпансье", от чего настроение моё сразу улучшилось.
Ещё она принесла два рюкзака с продовольствием и назвала их странным словом - " сухой паёк".
- А что такое "сухой паёк"? - сразу же переспросили мы её.
- Так положено, чтобы с голоду в дороге не умереть, одним словом - это продукты.
Машина, которая нас должна была вывозить, почему-то не приехала, и было решено добираться до города пешком.
Пересчитав малышню, мы взялись за руки, предварительно закинув на плечи рюкзаки с "сухим пайком" и пошли. Они оказались не такими уж лёгкими эти, рюкзаки, но мы с Пашкой даже виду не показали, что нам тяжело!
Когда вышли к дороге, увидели очень много людей. Все они, как и мы, шли, куда- то с баулами, чемоданами. И лица у всех были одинаковые: грустные- прегрустные.
Девчонки наши всю дорогу канючили! Одно слово "нюни"! Самую маленькую из них Оксану Прозерчук пришлось Ольге Петровне нести на руках, но почему-то её Ольга Петровна совсем не ругала, а только успокаивала:
- Девочка моя хорошая.
А надо было сказать так:
- Девочка моя противная, - подумали мы с Пашкой и зло посмотрели на Оксанку.
Так совсем незаметно мы все влились в поток и стали называться "беженцами".
Наконец Ольге Петровне удалось усадить нас на подводу, к какому-то проезжающему мимо вознице. Но пока нас рассаживала всех, среди нас не оказалось Оксаны.
- Мальчишки, дорогие мои! Вы её не видели?
- Нет. Ольга Петровна! - ответили мы, посмотрев друг на друга. - Она же всё время рядом была.
- Господи, куда она могла деться? - озираясь, испуганно спросила у нас Ольга Петровна. - Ребята, давайте покричим дружно: три, четыре.
И мы все заорали:
- Оксана! Оксана!
Но девочка не откликнулась. Мы с Пашкой заорали во всю силу, потом ещё и ещё. Всё впустую. Нам никто не ответил.
- Что, потеряли кого? - участливо спросил нас возница.
- Девочку, самую маленькую! Она совсем маленькая, у неё светлые волосы, глаза голубые, в синем сарафанчике. У неё ещё один бантик красный, а другой голубой! - со слабой надеждой продолжил я.
- Так у вас, почитай, у всех белые головы да голубые глаза, - ответил мне дядька. - Немного подожду и надо ехать. А вы давайте ищите, не стойте! От самой Польши текаем. Нашу деревню сожгли, - и дядька устало провёл рукой по лицу.
- Мальчишки, родненькие, давайте её поищем! Ты, Серёжа, вперёд пробеги, а Паша со мной пусть здесь посмотрит, да немножко назад возвратится, - совсем удручённо попросила нас Ольга Петровна.
Мы с Пашкой побежали в разные стороны, выполняя приказ нашего командира.
Пробежав довольно далеко вперёд и всё время крича, я понял, что впереди девчонки быть не должно. Я стал возвращаться к своей телеге. По пути я постоянно спрашивал у шедших людей про Оксану, описывал её как мог.
Но встречающиеся люди, отрицательно качали головой, либо проходили мимо, совсем не глядя на меня.
- Куда же она могла деться? Пропасть ведь не могла? Девчонка - это же не иголка. Кто-то должен был её увидеть.
И я ещё раз закричал:
- Оксана! Оксана! Оксана!
- Сестру потерял или мамку, мальчик? - остановилась возле меня женщина.
- Девочку! Она мне никто, но её просто необходимо найти! Мы все шли вместе, и вот потеряли только её... - ответил я женщине, вытирая предательски выкатившуюся слезу.
- Не мудрено потеряться! Смотри, сколько люду идёт? Какая она, твоя пропавшая девочка?
И я в который раз стал подробно объяснять, во что была одета Оксана, и что она была самая маленькая среди нас.
Женщина вдруг остановила меня, перебивая:
- Подожди, подожди! Видела я такую девочку! Её, плачущую, взяла на руки проходящая мимо женщина. Ты узнаешь её по ярко- зелёной шали. Но она давно обогнала меня и, видимо, с ней идёт впереди нас. Беги, может, догонишь?
- Спасибо, тётенька! - крикнул я ей уже на бегу.
- Удачи! - услышал я в ответ.
Пробежав приличное расстояние, успевая смотреть на всех попадающихся мне женщин с детьми и без детей, я с прискорбием отметил для себя, что не смог увидеть, именно такую женщину. Не было её, как будто совсем исчезла...
Как мне захотелось вернуться назад, к своим, потому что боялся теперь и их потерять, отстать и более никогда не увидеть ни Ольги Петровны, ни моего закадычного друга Пашку.
И всё-таки я повернул назад, считая, что поиски мои становились бесполезны.
- Куда могла пропасть эта женщина? Куда она могла деться? - в который раз я задавал себе один и тот же вопрос.
Вдруг взгляд мой остановился на молодой женщине, она несла на руках спящую девочку, завёрнутую в ярко- зелёную шаль. До боли знакомые, страшно мною заплетённые косички, разные бантики: один синий, другой красный...
- Оксана! - заорал я. Совсем не помню, как очутился возле женщины, чуть не сбил её, затем обхватил голову Оксаны руками, притянув к себе.
Женщина остановилась, а Оксанка проснулась и начала плакать.
- Что с тобой, мальчик? - спросила меня женщина. Но я её нисколечко не слушал. Смотрел на Оксану и слёзы сами покатились у меня из глаз.
- Плачь, плачь! Реви! - кричал я Оксане. - Понимаешь, я нашёл тебя, нашёл! И ты теперь никогда не потеряешься! Ты слышишь меня, или нет? - всё это я выпалил сразу, ни на минуту не останавливаясь, целуя её в пухленькие щёчки.
Женщина ещё более удивлённо смотрела на меня, а потом и вовсе отстранила от плачущей Оксаны.
- Мальчик, чего тебе? Эта девочка - твоя сестра? - спросила женщина, пытаясь хоть как-то успокоить Оксану. - Тише, тише!
- Нет не сестра, но я её вам тётенька не отдам! Она не ваша, а только потерялась! Мы все долго-долго ищем её: и я, и друг Пашка, и Ольга Петровна!!
- Она шла одна по дороге и плакала, звала маму. Я подобрала её, точно зная, что ребёнок потерялся, - оправдывалась передо мной женщина.
- Спасибо! От нас всех спасибо! Вы даже не представляете, как будет счастлива Ольга Петровна? Давайте мне Оксану!
- Нет уж! Пойдём вместе! - ответила мне категорично женщина.
- Вы что мне не доверяете? - спросил я её обиженно.
- Доверяю, но так мне будет спокойнее. Меня тётей Лизой звать. Так, где же ваша Ольга Петровна? - поглядывая на меня, спросила женщина.
И мы двинулись с ней в обратную сторону.
- Далеко ты оставил своих-то? - с подозрением спросила меня тётя Лиза.
- Теперь не помню! Знаю только, что их всех посадил на подводу какой-то дядёнька, а нас: меня и моего друга Пашку послала искать эту противную девчонку Ольга Петровна, - и я смело указал пальцем на Оксану.
Вернулись назад. Но почему-то ни Пашки, ни Ольги Петровны, ни подводы не встретили.
- Что будем делать? - спросила меня, как взрослого, тётя Лиза.
- Получается, теперь я потерялся? И всё из-за этой дурочки! - сказал я, показывая пальцем на Оксану.
- Получается, так... - вздохнув глубоко, ответила на мой вопрос тётя Лиза.
- Но вы ведь нас не бросите? Не оставите? Скажите, честно, не оставите? Хоть до города давайте вместе дойдём! - попросил я её, умоляюще.
Так мы дошли до города. Тётя Лиза мне чем-то напоминала мамину сестру: такая же высокая и кареглазая. По дороге Оксана больше спала, уже не плакала. И мне почему-то стало спокойно, как будто и не было войны, эвакуации, и всего того ужаса, который я пережил, пока искал Оксану.
Ольгу Петровну я увидел в отделении милиции на вокзале, куда меня и Оксану привела тётя Лиза.
Она минут пять целовала нас, обнимала и, конечно, сильно плакала. Плакала с нами вместе и наша спасительница - тётя Лиза...
Чужаки
Горел Минск и его округа... Третьи сутки слышались разрывы бомб и снарядов. Казалось, что небо сравнялось с землёй. Мирные жители спешно покидали деревни и города. И наша семья была не исключением, она тоже покидала свою деревню: соседнюю уже заняли немцы.
Бабушка полила хорошенько цветы на подоконниках, плотно закрыла окна и двери. Я как мог, отказывался ехать, пытаясь мотивировать свой отказ.
- Не могу я бабушка ехать, просто не могу! Без Люськи не поеду! Как она нас найдёт? Кто скажет ей, куда мы делись?
- Уймись, не тараторь! Без тебя тошно! - оборвал меня дядька Иван.
... Котёнком - белым и пушистым комочком принёс я Люську домой, выловив с пацанами в реке. Помню, тогда мне бабушка сказала:
- Не мучайся, внучек, всё равно сдохнет, видать воды нахлебалась вдоволь... Худющая - то какая.
Но молока ей налила, а мне бросила тёплую свою шаль.
- На- ко, вот, укутай, замёрзла вся, трусится. Прижми к себе пошибче, согреть надо.
Котёнок выжил, и с ним я теперь не расставался: она спала со мной, по утрам будила, до школы провожала, благодарно урчала и тёрлась о мои ноги. Друг она была хоть и молчаливый, но верный!
- Внучек, мы оставим ей открытую форточку, и, поверь, она зайдёт, когда ей надо, - уговаривала меня бабушка.
- Да, что вы нянькаетесь с пацаном? Невидаль, кошка! Спасаться надо пока не поздно! - взглянув на меня, проговорил наш сосед дядька Иван. - Другую себе возьмёшь! Слава богу, кошкина мать не перевелась!
- Да как вы не понимаете, что не нужна мне другая! - продолжал сопротивляться я.
- Собирайся, внучек! - спокойно сказала бабушка. - А ты, Иван, не ори на дитя! Трудно сейчас всем, и большим и малым...
Она обняла меня и заплакала, вытирая фартуком глаза.
- Бабушка, а мы вернёмся?
Она взглянула на меня. Немного помолчала, затем, как бы взвешивая каждое слово, ответила:
- Вернёмся, внучек! Обязательно вернёмся! Как же мы без дома- то своего,без нашего родного дома?
Скрипнула калитка, и во двор вошла соседка. Она несла на руках свою внучку Катюшку.
- Акулина, беда у меня! Посмотри, что с ней? С ночи горит! Ничем не могу сбить температуру: уже и травами отпаивала, мёдом растирала, уксусное обёртывание делала - ничего не помогает. Сгорает просто от температуры девчонка! - и бабушка Агаша стала разворачивать одеяло.
Все у нас в семье, да и в деревне знали, что бабушка Агаша ей и за мать и за отца. Ровно год назад случилось это несчастье. Катюшкины родители попали в городе под грузовик, её успели отбросить, а сами уберечься не смогли...
Тогда всем селом переживали эту трагедию и дети и взрослые.
- Пойдем в дом! - испуганно взглянув на усталое и встревоженное лицо соседки, сказала моя бабушка. - Давно бы пришла, чего тянула?
- Ночью не хотела вас беспокоить. Да и думала, сама справлюсь. А на деле видишь, как, оказалось? - удручённо проговорила бабушка Агаша.
Они прошли в дом, а мы остались ждать на улице. Всё ближе и ближе были слышны взрывы. Что-то ухало и ахало в соседней деревне, слышались стрельба из автоматов и одиночные выстрелы...
- Уходить надо, в лес уходить! В деревни, я думаю, опасно будет заходить... - то ли себе, то ли нам с дедом сказал дядька Иван, выкуривая цыгарку. - Что же они там так долго?
Наконец бабушка вышла из дому, ещё больше встревоженная.
- Мы остаемся с Агашей. У девочки по- видимому корь. Тепло и тепло нужно, если повезем, обречём на смерть... Вся мечется бедняжка в бреду, температура почти сорок, - взволнованно проговорила моя бабушка. И тут же обратилась к моему деду:
- А вы уходите, нельзя оставаться, да и Лёня может заразиться... - посмотрев на меня, сказала бабушка.
- Вот беда, так беда! Мама, что же делать? Стреляют вокруг. Но как мы вас оставим? Сердце разорвётся от тревоги. Мама, мы останемся! - пыталась убедить бабушку моя мама.
- Нет, мой сказ! Уходите, уходите в лес. Лёньку береги, Анна! А теперь идите!
... Но уйти мы не успели. Все чётко услышали, как на окраине нашего села послышались выстрелы, кричали на непонятном мне языке люди, гудели машины.
Я посмотрел на деда и тот ещё крепче сжал двустволку в руках.
- Иван! Выходит, здесь воевать будем, коли уже немец в нашем селе.
- Акулина! Хуже ей! Совсем сознание потеряла. Господи, помоги! Помогите, люди добрые!
Моя бабушка и мама сразу побежали на крик, а весь наш скарб дед с дядькой Иваном поспешно стали прятать в сарай.
У дядьки Ивана, как мне объясняла бабушка, с рождения была только одна рука, но он от этого увечья не страдал. Научился хорошо владеть и одной рукой. Сейчас глядя на него, я ещё раз убедился в этом, а на ум пришли слова, сказанные моей бабушкой: " Ко всему человек привыкает, внучек. И к увечью тоже".
- Лёнька, чего задумался? Помогай, сынок! После будешь мечтать, - окликнул меня дед.
И я стал стаскивать мешки и баулы в сарай.
- А теперь, малой, спрячься! И не вздумай высовываться! Я к Акулине! - сказал мне и Ивану дед.
После того как он ушёл, мне стало страшно.
- Дядька Иван, а дядька Иван, - позвал я его. - Тебе страшно?
- Отчего ж, малец, ты думаешь, что мне не страшно? - подумав, продолжил. - Война, браток, всем и всегда страшно! Эх, жаль, что не успеем спрятаться в лесу... Там то всё равно понадёжнее было бы. Мы с твоим дедом все тропочки в округе знаем. До глухой пади надо дойти, а там у нас и избушка для охотников специальная и провиант кое-какой припасён. Не пропали бы... А тут девчонка со своей бедой. Уж больно жалко мне вас, когда болеете! Своих- то бог не дал, так к чужим всем сердцем прикипаю! - объяснял он мне. - Ты не обижайся на меня, крикнул давеча я на тебя! Так это не со зла, вырвалось.
- Да уже всё забыто... Ну, подумаешь, крикнул? Так и что? На меня по сто раз в день кричат, воспитывают мама и бабушка. И от деда достаётся!
Дверь распахнулась, и мы увидели в проёме моего деда.
- Дохтора надо! - сказал дед с горечью. - Погибает совсем девчонка! Иван, я в Ольховку. С ними останешься... Покуда я не вернусь,- и он, взглянув на дядьку Ивана, поспешно вышел. Затем вновь вернулся и передал свою двустволку Ивану. - Сам на рожон не лезь. Всё, пошёл я. Дверь сарая тихо закрылась за ним.
Иван почувствовал моё настроение, стал меня успокаивать: "Не робей, брат! Прорвёмся! Думаю, что до Ольховки они не успели дойти... Правильно дед решил: в Ольховке докторица хорошая - все к ней за пятьдесят вёрст ходят лечиться, Ниной Ивановной кличут. Дед её лесом и выведет к нам. Не переживай! В лес они не сунутся, просто побоятся! Местные в наших лесах блуждают, а уж чужакам туда ходу нет.
Одновременно с его последними сказанными словами я услышал, как у нашего дома остановилось какая - то машина, послышались те же чужие голоса.
- Дядька Иван! Смотри, чужаки! - и я показал на щель, в которую можно было рассмотреть, что делалось во дворе нашего дома.
- Спрячься, Лёнька! Слышал, что дед наказал! Спрячься от греха подальше! Не высовывайся! Тише, малец!! Тише!
Я спрятался за баулы, а дядька Иван приник к той же щели, просматривая двор.
"Чужаки" вошли в дом. Слышно было, как протопали сапоги по нашему крыльцу, затем хлопнула входная дверь.
Вытолкнули на порог бабушку Агашу и мою бабушку, затем маму. Бабушка Агаша крепко прижимала к себе внучку.
- Не троньте, дитя! Больное оно! Темтературит! Слышите, не троньте! - кричали моя бабушка и бабушка Агаша с мамой.
Катюшке закрывали голову одеялом.
" Чужак" сорвал одеяло, грубо оттолкнул бабушку Агашу и мою маму. Мама споткнулась о ступеньки и упала. "Чужаков" было двое.
- Ещё раз прошу, не троньте дитя! Люди вы или кто? Болеет ребёнок! - просила бабушка Агаша, закрывая собой Катюшку.
" Чужак" вдруг выхватил из рук ребёнка, и, держа её за волосы, перебросил через перила нашего крыльца. Катюшка сильно заплакала.
- Да что же ты делаешь, ирод? Дитё ведь неразумное! Что оно тебе сделало? - кричала моя мама, поднимая девочку.
"Чужак" теперь у мамы выхватил Катюшку и так же бросил её на землю. Девочка зашлась криком...
Он улыбался и эта процедура, видимо, доставляла ему огромное удовольствие.
Все женщины плакали, кричали, истошно орала Катюшка. Немец всё продолжал и продолжал подкидывать Катюшку за волосы, и так же бросал её о землю.
- Сволочи! Как же так можно? - сказал дядька Иван, и двинулся к двери сарая.
Я было за ним, но он с силой отбросил меня.
- Сидеть я сказал!
Он распахнул дверь и выстрелил сначала в одного немца, потом в другого. Они повалились, как снопы, и понятно было одно: дядька Иван убил их. Потом помог подняться бабушке Акулине и бабушке Агаше, маму поднял, она закрывала собой Катюшку.