В кабаке "На чучеле единорога" было сегодня душно, смрадно и... Чадило, в общем, а перегар, похоже, заменял воздух. Впрочем, так было вчера, позавчера, и наверняка - всегда.
Обер первой марки отряда наёмников "Братство Лиса" сидел за перекошенным столом и, от нечего делать, вспоминал историю основания этого заведения. По легендам, или - по слухам (часто это одно и то же), кабак этот так назвала, Цыря Фальконе, в память о неких Герульде и Женивьер. Вся сложность заключалась в том, что вышеозначенные были - соответственно - ведьманом и магичкой. Обера Носферата всегда поражала какая-то - наглость, что ли, подобных баек. Как и побасёнок про любовь шута и королевны или девочки и мальчика из воюющих кланов, или про добрых палачей.
А делать оберу было совсем нечего. Действительно, ну что делать человеку (да хоть нежити), когда ему предсказывают незамедлительную смерть? Появляются, понимаешь ли, тёмные человекоподобные фигуры, появляются из сплетённой ночными тенями тьмы, из-за угла, и вещают: "Осталось тебе, человече, не боле трёх дней небо коптить; умрёшь ты, - когда поймёшь, что - умер..." И прочие завывания. Так бы и рубанул, да рука, почему-то, не поднялась.
Вот Носферат и предавался ничегонеделанию, размышляя о неограниченной и сверхъестественной тупости человеческой мысли. Вскоре, это ему надоело, и он, оторвав взгляд от полупустой кружки, осмотрелся вокруг.
Вид, открывающийся взору, был поистине живописным. В отвратительной комнате, которую все упорно называли залом, стояли, - что естественно - грубо сколоченные столы. За ними, конечно, сидели, и сидели, скажем так, - некие фигуры. Назвать их людьми было сложно, даже принимая во внимание их совершенно определённую принадлежность к той или иной расе. Во-первых, потому что большинство из них не по-людски - по-свински, по-гномьи, да что там - по-драконьи были пьяны, ну вдрызг прямо-таки. Во-вторых, потому, что в основном они все были наёмниками, а их за людей держать - как-то не принято. В любом уголке обширной империи Фарфаланг.
А теперь представьте. Представьте себе это земное воплощение пекла. Грязная, отвратительная, воняющая как испуганный болотник комната-"зал", сплошь набитая сплошь пьяными наёмниками.
Например, рядом с Носфератом, на столике (почти - под), лежал молодой гном Шутъенбух. - "Лишь бы его не вывернуло, - мысленно опасался обер, - а то ведь на его счету множество заведений - как "Зелёный пони", "Слепой василиск", "Мандарин", "Трюмильер", "Гарцующий дракон" и многие другие..."
Поодаль находился столик, за которым сидели два капитана: отряда "Дрэты" - Хельгард, и отряда "Братство Лиса" - Калач.
Хельгард, как всегда что-то рассказывал, перемежая повороты сюжета своего повествования выражением "Каролингом по хлебалу!!" или - "Каролингом по забралу!!!", что, по правде говоря, ни меняло сути рассказываемого, ни вносило в него разнообразия.
Калач же, судя по всему, особого наслаждения от этих россказней не испытывал, но следуя какому-то морально-этическому кодексу терпел. Пил пиво из пижонского бокала, заливал содержимым свою бородку и время от времени кивал.
Справа от них, подальше, сидел отрядный, местами - боевой маг Гоблинф. Любитель магических клинков из стеклодувного хрусталя (или фольги) и вычурно-показушной батальной волшбы. Был он из славного рода орочьих майаров. Впрочем, всё это, по мнению Носферата, не мешало ему быть хорошим собутыльником и стихотворцем. Правда, большинству окружающих от песен Гоблинфа хотелось спать, но это были, как говорил Калач, их "личные половые трудности".
Вот и сейчас, находясь в компании со своим верным товарищем, искусным лучником Леовульфом, Гоблинф напевал примерно такое:
Капли слёз на ковёр мостовой:
Разбиваясь - становятся льдом,
Это - плачут в раю шуты,
Их оркестр - архангел с трубой.
Я вернулся, конечно, в дом,
Я прошёл, начертав, - пути,
Я немного так, втайне, рад,
Что не нужным мне стало "прости".
Только дом - чужой и пустой,
Как - балаганный наряд,
И слеза - обречённой звездой, -
Я не помню, какая подряд;
Я питаюсь холодной тоской,
Завывающий волк - это брат;
Отдохну, встану тут на постой,
Уходить, не прощаясь - талант...
Выходило неплохо. Леовульф подпевал и подливал.
В стороне, в отдалении, обособившись от людей, наёмников, всего окружающего и Вселенной, сидели представители второй марки "Братства Лиса": тёмный эльф, обер Волчарек, его брат - Дизраэль, тёмный эльф Кариэл, и не-понятно-кто Кирхат Де Эм по прозвищу Драный Мешок.
Уточняя, нужно сказать, что Волчарек был - тёмным полуэльфом, но его это нисколько не портило. Скорее, наоборот, улучшало - ведь он, благодаря такой "половинчатости" был избавлен от распространения давящей ауры пошлых шуток, которая (если судить по Кариэлу) была издавна, с самой Седой Старины, отличительной чертой всех тёмных эльфов. Вообще, Волчарек был парень ничего, отчаянный рубака; бесстрашный, как молодой дракон.
Правда, один недостаток у него всё-таки был. По пьяни, когда между первой и двадцать второй грошового вина уже - не один час, он любил, по-иному не скажешь, - поваляться на земле в новой (именно в новой) одежде. Сопровождая свои "кувыркания" рассуждениями (вслух, о ужас!) об утраченной, приобретённой или - будущей любви. К тем же недостаткам относилось и то, что после - он начинал ныть о "грязной новой одежде", или вообще ни хренища не помнил.
Рядом с Волчареком находился Истиннотёмныйэльф Кариэл, которого ещё называли смешным, дурацким, девчачьим именем Келли.
Носферат усмехнулся, и посмотрел на этот столик пристальней. Да, пожалуй, "находился" - самое верное слово. Сказать "сидел" было невозможно, ибо Кариэл постоянно дёргался и мельтешил, как клубок обнюхавшихся пыльцы чёрного лотоса сороконожек. Даже усевшись на стул он умудрялся вертеться так, что казалось - не шило у него в заднице, а, скажем - целый Экскалибур с Глемдрингом впридачу. Кариэл был в постоянном движении, казалось, один глаз его смотрит в потолок, а другой на косяк двери чёрного хода, или на симпатично-пухленьких служанок, в бездну Скагганук, в окно, и ещё Бахус знает куда. Производил он, короче, впечатление чокнутого, и его можно было хоть прямо сейчас под белы рученьки тащить в дурдом, если б не одно "но". В отряде - каждый второй - создавал впечатление придурочного и припадочного, просто - у каждого своё "амплуа". Ну, и в этом ему не откажешь, Келли - был неплохим алебардистом, неплохим для тёмного эльфа, конечно.
Рядом с Кариэлом сидел Кирхат Драный Мешок, второй боевой маг Братства. Походил он более всего на балаганного фокус-покусника, причём - выгнанного оттуда за шарлатанство. Эдакий бродячий аферист. Одет он был, как обычно, в мешковатый льняной балахон (отсюда, собственно, и прозвище). Он сидел на табурете, напоминая больного простудой сарыча, сидел и как всегда саркастически улыбался, как всегда, когда наблюдал за мельтешением и разглагольствованиями Кариэла.
Судя по обрывкам разговора, Келли нёс чушь по поводу "чудесного несоответствия роста и потенции", и что мол-де чем "меньше одно, тем - больше другое, и - наоборот". На что Кирхат привёл нечто вроде контрдовода, в виде сентенции "чем большей глубиной обладает тупоумие иных "мудрецов", тем больше кретинизма в словах ими изрекаемых".
Келли заявил: "- Это бред, ты чушь какую-то несёшь, ты хоть сам понял, что сказал?" На что Де Эм ответил: "Нести можно яйца. В руках. Когда отрубят. А ещё - слово есть такое "ирония". И что..." И пошло, и поехало. Перепалки такие были у них чем-то вроде развлечения.
За всем этим наблюдал Дизраэль. При этом он совершенно по-кирхатовски ухмылялся. Что сей персонаж делал в Отряде, Носферат не знал. Вроде бы он был братом Волчарека, и - тёмным эльфом. Видимо, когда он родился, какая-то звезда, болеющая падучей, шандарахнула его по голове и он решил стать наёмником. И стал.
Тут Носферат понял, что кружка его пуста, и кувшин - тоже. Он заорал "Пива!!!", сопровождая сей поистине боевой клич благим матом. К нему тотчас же примчалась подавальщица, сразу с двумя сосудами "божественного нектара".
Носферат глянул на прислугу, подумал: "Вот - страшная, ёлы-палы семь болтов", хряпнул прямо из жбана, и, словно пивная бодяга подействовала на мыслительный процесс, - понял, что он пьян, и что ему нужно на двор, освежиться.
Он встал, и, вальсирующе покачиваясь, направился к выходу. Идя к цели он слышал, что "Изенгард, мол, - триумфатор, и всё тут". И видел, что Калач перебрался за стол краснолюдов Халика, и что один из них - Ковальс, плачется Калачу в кольчугу и пьяно приговаривает: "Они ж без шлемов, Калач, они без шлемов" На что командир Братства отвечал - по правде говоря - невпопад: "Я ж - не Капитан, а они не понимают..." Ковальс от него не отставал и продолжал примерно в том же духе: "Они ж без..." В итоге Носферат таки сделал то, что хотел - вышел во двор.
Природа встретила его прохладно, то есть - ночь была прохладной. К тому же, она проявила солидарность с обером - ночь тоже была пьяной; звёзды - злые серебряные глазки - плясали как грешники на углях. Носферат предположил, что ночь пьяна оттого, что он - сам пьяный, а холодно - потому, что свежо. А свежо... Подытоживая, Носферат пробормотал: "От размышлений таких-всяких и свихнуться можно, - эт" тебе не кацбальгером махать".
Подобные измышления - вообще-то Носферату не свойственные - напомнили ему, как ни странно, о Предсказании.
Дело было в том, как осознал Носферат, что сволочное Предсказание подлейшим образом лишило его свободы выбора, а значит - свободы вообще. Он стал как изюминка в кексе: ни туда и ни сюда, - пока не сожрут. Вместе с кексом. Кроме того, подобное знание о дальнейшем развитии (предстоящих) событий наполнило его жизнь (хоть, выходит, - и короткую) невиданной ранее определённостью. Это бесило Носферата не меньше, чем отсутствие свободы выбора.
Хотелось плакать, он бы даже залился слезами, если б умел - но его отучили. Давно.
Тогда он решил разобраться со всеми своими "неприятностями" одним способом. Весьма, как думал Носферат - остроумным. Вообще, нужно сказать, что хоть Носферат и относился к своей личности с наивозможнейшим пренебрежением, но несколькими своими качествами он гордился: полнейшим раздолбайством, наплевательством по отношению к чему бы то ни было, недоверием даже к своей собственной тени, абсолютной неспособностью к определённым, ясным и чётким действиям, и - своим остроумием. Самый кошмар начинался тогда, когда Носферат решал, что наличие у себя этих качеств нужно подтверждать.
Вот и сейчас, призвав на помощь одно из орудий из арсенала своей личности, он направился к часовому. Тот стоял под фонарём, на углу здания конюшни. Он был завёрнут в гобелен, явно сорванный со стены в каком-то разграбленном замке. Часовой дымил трубкой, и судя по судорожно-дёрганным движениям-покачиваниям, был пьян. Такой себе зомби: то есть не совсем мертвецки пьян.
Носферат приступил к задуманному. А именно, - он решил найти выход из этого дурацкого лабиринта таким образом: нужно обмануть Предначертанное, испоганить замыслы Судьбы. Обер решил покончить жизнь самоубийством. Зачем покорно ждать того, что Смерть придёт за тобой? Ведь можно пойти навстречу (встретиться с ней, улыбнуться, поболтать о том, о сём - благо есть о чём), нарушая, таким образом вычурный, с придурью, узор Судьбы.
Кроме того, у Носферата была и такая мысль: а что, если всё это Предсказание - бред полнейший, игра воображения, результат взаимодействия винных паров и сумрачных сущностей его сознания? Вот он и проверит: если при упорном, по-тупому настойчивом приближении своей кончины у него ничего не получиться, то значит, Предначертанное хранит его (до своего исполнения, естественно), и, значит, Оно существует. Что и требовалось доказать. Себе. И... finita la tragedia.
Итак, Носферат начал действовать. Он гаркнул в сторону часового: - Эй, ты, падаль - сын овражного гнома и гремблина ... - продолжение Носферат не успел не только выкрикнуть, но даже и придумать, - из-под "полы" гобелена что-то целенаправленно вылетело в голову обера. Как Носферат понял позже - это был клинок, эльфья quilldag"a . Но не только не каких-то там старух бывают прорухи: "гобеленовый" хмырь не закончив удара, пошатнувшись, дёрнувшись, свалился наземь и тотчас же захрапел.
- Экие у нас эстетические вкусы! - выкрикнул Носферат, вытряхивая хмыря из гобелена, и забирая у него меч. Потом, пару раз пнув супостата ногой - для удовлетворения чувства собственного достоинства, Носферат продолжил свою беседу неизвестно с кем: - И с такой сволотой завтра в бой идти. Пить - не умеет, а - туда же, наёмник собственной совести, блин. Святой Хренорий в битве с зелёным змием. Ха! - тут Носферат полуистерически захихикал. И решил, вдруг, утопиться. В колодце. Свой новый путь к смерти обер сопровождал чем-то вроде монолога: - Помню, в бытность мою фуксом , а может, уже и буршем в Залесской Фольксштудии, на отделении дотторе Свобода-Каминського, отделении теории изябразительных... не, - замерзительных... омерзительных? Измерительных? Не. Во! - Заразительных искусств... я эта... Эге. О чём бишь я? Ага! Чуть не утоп. С тех пор - в воду, - ни-ни.
Вода! Аж - два "О", или - три "О". Три "О"? Какое, к хреням собачьим, - "трио"?!.. Цэ два аж пять... Это - "два" - это аж - пять. Как это: два - это аж пять?! Чепухня, ведь, получается.
Наконец он заткнулся, но не надолго - он запел, точнее - заорал: "А в степи замерзал Носферат молодой!.." Когда он "допел", то понял, что добрался туда, куда ему было нужно.
Колодец был с навесом, частично прогнившим; на одном из столбов, поддерживающим эту рухлядь, являя собой вещественное доказательство заботы о ближнем, был факел, воткнутый в ржавое кольцо-крепление. Факел коптил, плевался - и судя по всему был порядочной сволочью. Кроме того он, что удивляло, довольно неплохо освещал различные и разнообразные надписи, вырезанные (или нацарапанные) на столбах навеса, - сообщающие, помимо всего прочего, например - что эльфы, оказывается (!), предпочитают однополую любовь, и что некие "Тристан + Изольда = L". Были там и прочие ценные сведения, - в частности, что "Эля даёт всем, даже пещерным троллям", а Николетта - нет (и в "почерке" накарябавшего чувствовалось явное сожаление) и не всякому, и только "заденьги"; и что, кстати, "войт - казёл", а "жонка евойная - козлиха, драная", и всё такое прочее, тем же манером.
- Весело, - хмыкнул Носферат. - Ну что ж, одной не миновать, второй - не бывать, - и, бормоча прочую лабуду, шагнул в колодец.
Одна его нога тотчас же попала в ведро, а вторая, как ни странно, запуталась в цепи - хоть и не особо толстой, но такой крепкой, что позавидовал бы любое молотило. Пролетев таким образом метров пять, ободрав лицо о стенку колодца, и огласив его тьму восьмиярусным с приложениями, Носферат повис - наполовину в воздухе, а наполовину - в воде; олицетворяя, в своём роде (и по-прежнему матерясь), некий дуализм Природы и Всего Сущего.
Висел он так около часа. Когда он уже охрип (от потока ругани) и замёрз (вода, естественно, - холодная), над головой у него появилась чья-то рожа.
Харя, судя по висящему рядом с ней шарообразному светляку - была магом. К тому же она отвратительно смеялась и вещала: "Чё ты там расселся? Больной - что ли? Вылазь! Скоро рассвет". Возле хари была ещё какая-то морда, сразу же предположившая, что Носферат, вполне возможно, перепутал колодец с нужником, и посему, если возникнет такая необходимость - его вытаскивать, делать это придётся весьма осторожно.
Сначала Носферат молчал. Потом - начал материться. На чём свет стоит.
В перерывах, измышляя новый "мат-перемат" он, также, предавался мимолётным рассуждениям о природе своей злости: он был трезв и зол. "Зол - оттого, что трезв, или - трезв оттого, что зол", - что-то в этом роде, в данный момент он не мог ответить на эти философские вопросы. Поэтому, вслух, он продолжал крыть, во всех направлениях, - себя, колодец, Судьбу, Кирхата (а это именно его рожа маячила наверху в магическом свете), Предсказание, отрядных поставщиков, предоставляющих цепи не такого качества как в этом колодце, ещё кого-то и что-то.
Его матерные словоизлияния прервала верёвочная лестница, конец которой шмякнулся ему на голову.
Он вылез, был взят под руки и отведён куда-то. Когда ему гаркнули: "Спи!", он послушался, сказал что-то вроде "ну и ночка сегодня удалась", и провалился в омут снов.
* * *
Утро приветствовало его пинком по рёбрам. Вырвавшись из плена мутных сновидений, он понял что проспал остаток ночи под пресловутым гобеленом, на сеновале. Или это был склад фуража, или громадный гербарий с соломой (или, всё же, с сеном), - Носферат не знал и знать не хотел.
Рядом не было никакой девахи. Носферат этому безмерно обрадовался: "Слава Небесам, хоть - от сифилиса не помру, не это, значит, предначертано..." Рядом, зато, лежала quilldag'a. Куда одевался меч с которым он был ранее - гномий новодел, купленный у некоего Фикса за початую бутыль "Murlot""а, он не знал. Носферат только обрадовался: новодел был столь же дрянным, как и вино и таким же кривым, как зубы продавца.
Из ностальгических воспоминаний его выдернуло слово "Вставай!"
- Вставай, похмельем заклеймённый, - настырно повторил будивший. Хорошо хоть пинаться перестал.
Так как будил его зудяга-Волчарек, препираться было бесполезно. Оставалось только, довольно-таки бессильно, отругиваться.
Видя, что Носферат очухался, Волчарек сказал:
- Собирай своих придурков. Мы отправляемся...
- Куда эта? - перебил его Носферат.
- Форт какой-то дурацкий, называется Инбрас. Войска островников уже в провинции Эстонь.
- Веселуха, - сказал Носферат. И, собрав манатки, отправился на поиски бойцов своей марки.
- Потом, вспомнив кое-что, он на выходе из "гербария", сказал: - Цепь с колодца того снимите.
- На хрена? - удивился Волчарек.
- Я в неё влюбился. С первого взгляда. Или второго, - не помню, сам понимаешь...
Обер второй марки отряда "Братство Лиса" только покачал головой.
* * *
Путь к форту Инбрас описывать не стоит. Детально.
Можно лишь сказать, что по пути к нему обер Носферат как всегда матерился, - и материл он похмелье, свою марку, полудохлую лошадь по имени Сельдь, на которой он восседал и гобелен, который норовил вывалиться из седельной сумки. Костерил он и свою Судьбу.
Ну, ещё он похмелялся. Несколько раз.
* * *
...Село Пьяный лось - это и не село вовсе. Так - насмешка. Свалка мусора, "делающая вид", что она - поселение, причём - приличное.
Нет, Носферат за свою отнюдь не короткую жизнь видел кое-что и похуже: например, деревню Черновежскую или злобное городище Тыберг, или же - вообще - "замечательный" город, столицу Гобульского Патриаршества - Хряков. Или... Да что там.
Но порой обер всё-таки удивлялся, - как же вы дошли до жизни такой? Вот что это? Дома прямоугольные, но при этом кривые, а вокруг, в улочках и переулках - чего только не набросано: например, дырявый горшок поразительно похожий на ангольский шлем гермундбю , куски гнилых ковров, вёсла ("И куда они ими гребут?" - подумалось Носферату), швайки какие-то, листы ржавой жести, кремневый топор даже, и прочий непотреб. Земля промеж домов - замусорена, примерно тем же, что и всё остальное.
И вокруг Лося этого - озёрца заболоченные. Отряд чуть не утопил в одном из них требуше; Гоблинф, олух, маг хренов, вместо того, чтоб болотце то высушить - что-то напутал, и в итоге - его вскипятил. Всё Братство этой жижей так и обдал, особенно живописно выглядел Калач, возглавлявший эти плавания-вытаскивания. Оно и понятно, - надобно быть последним полудурком, чтобы полезть в эту гигантскую лужу, одевшись в камазейную котту. А Кирхат, вместо того, чтобы помочь - хохотал, повизгивая. Прочие, кто стоял на берегу и кого не испачкало - тоже ржали, что твои пегасы.
"- Там, наверно, и местные жители на досуге плавают, с вёслами", - в той же ландографической манере размышлял Носферат.
В общем и целом - Лось этот, Пьяный - это был трындец. Дыра. Гниль. Болото. Веками они тут гнили и, если б не Император - гнили бы дальше. А так - хоть какая-то надежда есть, может быть. Восточная провинция, так её разэдак.
Впрочем, никого из представителей местного населения видно что-то не было: то ли подрапали куда, то ли угнали их островники уже, то ли попрятались где. В болотах своих расчудесных, к примеру.
А форт Инбрас был - тоже дрянь. Плюнь - и развалится, особенно, "плевать" если - флоксфером или "огненным бараном". Стоял он в самом "удобном" и "удачном" (с тактико-стратегической точки зрения) месте - прямо чуть ли не посреди деревухи этой долбанной. "Как - чирей на жопе, только - позаметней будет", - ворчал, разговаривая с самим собой, Носферат.
Носферат был по-прежнему зол. Он шагал вслед за Калачом. Прогулку такие капитан называл дурацким словом "инспекция".
На Калаче был один из его пижонских плащей - цвета ночной бездны, с кроваво-огненной окантовкой. Из-под плаща торчала, обёрнутая серебряным шнуром рукоять меча. На Носферате же было надето железо, защищающее ноги и руки, было неудобно, но он не подавал виду, остальное защищал набивняк, а на голове был немного ржавый хундсгугель, почему-то ещё и заляпанный белой краской; лицо он оставил открытым, и было видно, что оно - похмельное.
Какого лешего он надел шлем - Носферат не знал.
Они шли, совершая "инспекцию", в форт - где, по слухам, в том, что здесь называли донжоном, находилось местное "начальство". И тут они увидел "это". Перед ними, возле храма богини остроумия - Балдды, у редкого частокола, стоял "навозник", как называли в Имперской армии ограниченно годных к строевой, - смазка для глефы, жаба тыловая. И таких, как уже знал обер - большая часть инбрасского гарнизона.
Стоял этот чучел, как торгаш на ярмарке, да ещё и спину чухал, - стрелой с оперением цвета имперского флага, цвета запёкшейся крови.
"- Сейчас кой-кого зарубят", - подумалось Носферату. Нет, Калач ножны отстегнул, меч достал, отдал оберу. Ножны оставил: и вот зачем - "навозник" заметил, что к нему приближаются наёмники, и намерился дать дёру. Не успел - Калач нагнал его, рывком развернул к себе, и неторопливо поднял ножны, примерился, как в лапту играл, и врезал по носу. Тот так и упал, роняя капли крови в пыльную траву.
Калач, стоял над ним, как памятник Императору в столице и вытирал ножны.
Носферат подошёл к лежащему, и сказал своё любимое: "Ну и сволота..." Калач обернулся к оберу и промолвил: - Приведи-ка этого голубчика в чувства, только... поосторожней.
- Хорошо, - сказал Носферат, подошёл к обморочному, нагнулся, похлопал его по щекам. Тот очнулся, глаза вытаращил, и вознамерился было упасть обратно в обморок, но обер остановил его намерения словами: - Не стоит, я ведь и перчаткой могу в чувства привести. Латной. - Тот сразу очухался.
Видя, что "навозник" воскрес, Калач рявкнул: - Кто такой?! Куда приписан? Кто командир?! Кто в форте главный?!
Навозник собравшись духом стал мямлить: - Действительный рядовой Гобуляк, гарнизон форта Инбрас, а старшой у нас эйтот, тавой, - обер-кухмейстер Ежемор, он, эта, - тама...
- Сами найдём, - оборвал его Калач. - Пойдём, - сказал он Носферату.
Обер пошёл за капитаном, но уходя обронил "навознику": - Лучше не попадайся на глаза. Совсем.
По дороге к главной башне форта, Калач стал насвистывать, что, наверняка свидетельствовало о плохом настроении.
Вскоре они пришли к форту - бревенчатому сооружению, укреплённому по низу крупными валунами. Они перешли ров по мостику, и вошли в ворота; прошагали через захламлённый, как и всё тут, внутренний двор и увидели донжон, на стене которого, подле входа, висела табличка: "Пастроина Шпайком Изенгартцким".
- Оно и видно, - буркнул Носферат. Калач промолчал. А в самой башне был беспредел: хотелось дать кому-то в башню, кто-то бегал-выбегал, кто-то орал: "Кто у вас тут старшой? Эти уроды мне зуб выбили!.." Хаос. Разброд и шатание. Было внутри башни к тому же пыльно и душно.
Носферат сразу понял кто тут самая сволочь - именно этот обер-курмейстер, комендант хренов. Поэтому он сразу подскочил к нему - плюгавому, скорченному сморчку с горбатым носом, и заорал первое что пришло в голову: - Где жратва?!!
- Т-т-там, на площади, - ответил Ежемор.
- На какой такой площади? И как это, - жрачка на площади? - у вас чё там - огород? Так я - не козёл, меня в огород какой-то дурацкий пускать не нада, - удивлялся и возмущался Носферат.
- На рыночной площади, там у нас пункт военно-общественного питания организован, всё как у людей, - голос кухмейстера уже не дрожал.
- Да вижу, шо - не как у ельфов, - ухмыльнулся Носферат. Он уже собрался уходить, сказал Калачу:
- Пойдём, отобедаем, - и добавил: - Каша щи и пироги, - наши главные враги. - Подумав, ещё - А врага, даже если он сдаётся, - уничтожать нужно.
- Позавтракаем, - буркнул Калач. - Я - потом подойду, мне тут с господином хормейстером кой о чём поговорить надо. Весь мир - театр военных действий и всё такое прочее, тактика, стратегия.
- Ага, ясно, - улыбаясь, сказал обер. И, уже уходя, неожиданно гаркнул: - И шоб - пиво было, гадёныш!
Он вышел из форта и направился на поиски этого "пункта питания". Вскоре, встретив по дороге пару "навозников", навешав им люлей выломанным где-то штакетом, узнав у них дорогу, Носферат вышел к площади, некогда бывшей рыночной. То, что Носферат увидел - было не очень неприятным зрелищем, было оно привычным: лагерь отряда, - кое-как, в раскоряк, поставленные шатры и навесы, стойки для оружия, всем своим видом напоминающие какое-то неприличное (например, написанное на заборе) выражение, и вызывающее желание его воспроизвести вслух; были там и бочки ещё какие-то, кучи сена и навоза, а так же некая округлая ёмкость, из которой подходившим к ней бойцам что-то насыпали-наливали. Наибольший же диссонанс, внося посильную лепту во весь этот раздолбайс и увеличивая вселенскую энтропию, создавали, конечно, братки-наёмники. Отличались в этом, почему-то, именно представители носфератовой первой марки: звезданутый краснолюд Харри Штоппер, размахивая устрашающего вида дубиналом, читал лекцию пионерам (то есть, отрядным сапёрам-разведчикам) о тяжёлом готико-эльфинистическом полном доспехе; рядом, под навесом, слабоумный орокуэн Гутъма Малахай с какой-то поистине сумасшедшей скоростью навешивал нечто подозрительное и железное на свой юшман; два гнома - Шутъенбух и Пелъмень, сидя на разваленной лавке - чего-то орали, смеялись и падали с неё - шутили, в общем; а пресветлый эльф Лиоёльённийяа, перебирая струны народного эльфийского инструмента - kvendrabas"а, напевал грустно-лирическое, что "люди, мол, - козлы и жуки дерьмовые, а деревья - это хорошо, просто замечательно, а небо - шёлк-бирюза и скоро дождь пойдёт, что - тоскливо, но неплохо" и прочее мудролюбие, эльфийское. Кто-то, как всегда, советовал ему заткнуться. А Одрадик бегал по площади и бил стёкла в близ стоящих домах, подобранными тут же каменюками, и плевать ему было, что окна затянуты были плёнкой какой-то прозрачной, он всё равно бил, вот такой он был боец замечательный. Был тут и Нэп-новичок, ни хрена ещё не умеющий, и чудное создание эвок по имени Славонтий, он всё рисовал карты какие-то (на что Харри неизменно говорил: "Лучше бы ты баб голых намалевал - и то проку было б больше"). Был тут и "брат милосердия" - Хундсбубер, у него был неполный мыланский доспех - поэтому он ходил со струментом и постоянно что-то мастерил, напоминая придурка полного.
Впрочем, справедливости ради нужно заметить, что и остальные тоже вели себя не лучшим образом: обер третьей марки - нихонский гном Ш"Акира Куросава, учил новобранцев идейно драться - размахивая своим чудо-оружием: мечами toeto и cutana. При этом двоих из них он уже отправил ad patres , а троих ранил - не добил, то есть. Надет на будзюцу был шлем - глухой гобют, сделанный по наилучшей методе "чёрной ковки"; по некоторым особым признакам можно было понять, что изготовил сей шедевр настоящий мастер-оружейник, кто-то из Магистров-вермахеров славного города Хрякова - Пикт Хисторик, например. Другие латы на нём были тоже - не хуже. А щит - истинное произведение гномского оружейного искусства: рондаш типа "do"or", любовно покрашенный агатовой краской и обитый с обратной стороны мышиными шкурками. Вот это да!
Истиннотёмный эльф Кариэл как обычно кидался в кого-то белым соусом и ложками, попадали же - чаще в него; обер Волчарек сие действо хотел остановить, но - как всегда, безуспешно. Кирхат, нажравшись уже, валялся на плаще, у входа в палатку и в пятый раз, кажется, орал гимн Империи и ещё про какую-то "побочку". Этого Волчарек тоже не мог успокоить. И какой ещё экзотики там только не было, - отряд "Братство Лиса", одним словом.
- Цирк уродов, - сказал Носферат и отправился обедать. Было тут что-то вроде самообслуживания: нужно было брать свою миску и идти к той самой ёмкости; "и там тебе наложут", - как сообщил оберу подошедший Харри.
- Тама, кстате, - местный за кухаря, так шта - не помри от страху... или со смеху, - просветил Носферата Харри.
- Спасибочки, - сказал Носферат и отправился за жратвой. Кухарь и его внешний вид и впрямь оставляли желать лучшего. Еду он навалил не скупясь - дрянная была, видать. А ещё там наливали пиво. Возле доски, которая заменяла тут трактирную стойку, на жерди, висела табличка с размытой надписью: "После отстоя ...ены... требуйте долива". В голове Носферата сразу стали скакать мысли: "Ены? Интересно. Что это такое: мены, вены? Лены? Крены? Колены какие-нибудь?"
- Какого такого отстоя? Вы чё тут - сдурели совсем?
- Ты тут, сударь служивый, тавой, - никакова отстою нема тута. Усё чин чином у нас.
- Но-но! Тут вам не здесь, ты мне не умничай, а то - удар меча обрушу, и - хрустнут позвонки, не выёжуйся, дядя.
- А чё? Я - ничё, всё в порядку.
- Слушай, надоел ты мне хуже горькой редьки. Пива давай, и я отчалю.
Носферату наконец-то налили и он направился к давно облюбованному столу. Там уже сидел Харри, занимавшийся высокоинтеллектуальным делом: он ковырял столешницу баллоком . На столе, кроме харриных локтей, была макитра с квашеной капустой и щербатые, пустые кружки, ещё валялись на ложки, крынка на боку и таинственные глиняные черепки. Посмотрев на капусту, Носферат подумал: "Отравлена чем-то страшным, наверно, вот - Харри её и не сожрал"; а вслух сказал: - Там - Че, дерьмо мантикоры? Ты чего это капусту не слопал, а?
- И почему - мантикоры? - Харри.
- Откель же ж я знаю - так, ляпнул чево-то, - удивился Носферат.
- А-а... обожрался я просто, - ответил, поправив окуляры, Штоппер. А потом сообщил: - И пива не лезет.
Носферат пожевал кусочек чего-то, выловленного из каши, запил пивом. Пиво почему-то называлось "Светло-тёмным" и было неплохим, - не отрава. Капуста тоже была ничего.
- А кто шатры ставил? - спросил вдруг Носферат.
- Я, и ещё хтось помогал, - ответил Харри.
- И как эта вы их... - уточнял обер.
- Раком, а как же ещё? - довольно натурально удивился Харри.
- Заметно. Я б тех, кто шатры так ставит - самих бы так... - высказался Носферат, пожёвывая капусту.
- Ну зачем же так, это лишним было бы, - чуть ли не оскорбился Харри.
- А дырки вы в них для проветривания сделали? - поинтересовался обер.
- Не, почему жи - для поэтического настрою. Смотришь так - звёзд на небе сорок сороков, ветерок, опять же; а утром - сонце, облачка... Поэтика, блин, - разорялся Харри.
- Ты мне тут по ушам не езди, лирик херов. Ты мне вот что лучше скажи...
- Да чё ты ко мне привязался, я те чё - обозный отряда, или чё? - разозлился Штоппер.
Обозным в "Братстве" был гном Дъимч, который вечно куда-то терялся и найти которого было очень трудно; был он ещё судя по всему порядочным болваном, напрашивающимся на то, чтобы стать повешенным. На ближайшем суке. Суку.
- Да ладна, чего ты, - расслабься. У некоторых, например, неприятности покруче: на Волчарека, вот, заклинание наложено... Чёрная магия, мать её об косяк...
- Да!? Какое такое?.. - почти заорал Харри.
- А, - шутки его никто не понимает, - совершенно серьёзно сообщил Носферат.
Оба, одновременно заржали, что твои кентавры.
- Да-а, бывает, - глубокомысленно изрёк Харри. - Слушай, а где Калач? - спросил, помолчав, он.
Вопрос этот за последние три месяца достал Носферата настолько, что он уже перестал отвечать на него матерно. Поэтому Носферат сначала поскрёб ложкой в миске - надеясь найти там что-то навроде еды. Не найдя ничего интересного, обер отставил мыску, а ложку кинул через плечо. А потом, размышляя, поморщился: "Чё б тебе, дурик, ответить. На фиг оно тебе нада? Докопался, будто - сам не знает..." Дело было в том, что за последнее время капитану Отряд, видимо - остохренел, и посему он постоянно куда-то пропадал, оставляя вопросы и трудности с заказами, и прочими делами Отряда на оберов. Оберам это тоже остохренело и поднимался вопрос: "До каких пор, твою налево!.." Но не до того было, не до того.
Собственно, в дыру эту Лосиную, на окраине здравомыслящего мира, "Братство" попёрлось именно по причине отсутствия денег; денег не было благодаря, конечно же, такому капитанскому ведению дел. Вслух обер Носферат ответил:
- Да он у "начальства" тутошнего всё выясняет: чё да как, фуражу сколько, жратвы там, устройство форта, цейхгауз, позиции, где орудия расположить. И всё такое.
- Ага, ясна-а-а, - протянул Харри.
Носферат достал трубку, набил и закурил. Дым улетал с ветерком, было хорошо, - ничего не надо было делать.
Долго Носферату отдыхать не дали - к столу стали подкатывать некие тёмные личности, то есть бойцы отряда. Подошёл Волчарек с пивом и сухарями, раздавался голос пришедшего в себя Де Эма: "Пить так нельзя, и пиво в этом полуфорте - полова, но похмелиться можна! И нужно" Со словами "Давайте бахнем", подвалил Кариэл и с ним Дизраэль.
- Пропойцы! - осуждающе, и в тоже время с восхищением сказал Носферат. А Харри достал из-под расшитого бархатом тегиляя бутыль горькой настойки "Олдйе".
- Ну чтобы вот! - ухмылялся Харри.
Принесли ещё пива, закуски - хилой, как водится. Келли - фраер ушастый, приволок откуда-то мыеёсов. Выпили, занюхнули.
Начался обычный для таких посиделок трёп, базар, - когда кто-то что-то говорит и никто его не слушает, а если и отвечают, то невпопад.
- А правда, что у островников - девушки красивые? - это Кариэл.
- От пищи брюха до пищи духа - пять шагов наискосок, - изрёк Кирхат обводя кружкой рыночною площадь, и тыча в храм Балдды.
- Нам, главна, штоб у островников - мужики были чаморошные, а остальное усё... - Харри.
- Главное, чтоб шлем на голове хорошо сидел, - рассудительный Волчарек.
- И в спину не дуло, - Кариэл.
После принятия на грудь определённого количества, у Носферата в голове появились какие-то завихрения. Они у него и так там были, но в подпитии их воздействие на организм Носферата - усиливалось. Разговоры, между тем, продолжались.
- А мы им к-а-ак вмочим, гоблюкам, - Харри.
- Великий круг не имеет... Никого он не имеет, - Кирхат.
- Пузо подбери, вояка, - а то одежда лопнет, - Волчарек.
- Великий квадрат, ДеЭмушка, квадрат, - это подошедший Калач.
- Новая?! - Харри.
- А я говорю - круг, - не имеет, - Кирхат.
- Да пошёл ты... - Волчарек.
Калач, видимо, обиделся и сел на краешек лавки; потом занялся любимым делом - стал штопать свой полный поддоспешник.
Пришёл Гоблинф, принёс пятиструнный чунга-чанг, с ним приплентал Одрадик с двумя кувшинами какой-то бодяги. Гоблинф пошептал что-то, покрутил на чунга-чанге, и запел "Песню наёмников":