Рассказы
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Зарисовки из личного опыта
|
Бизнес по-болгарски
В Софию мы прилетели вечером. Только распаковали чемоданы и, не раздеваясь, прямо в брюках, растянулись на кроватях передохнуть после дальней дороги, как раздался стук в дверь. Тук... Тук, тук...Тук. Явно, условный знак. Мы насторожились. Все-таки заграница. В номере нас двое (я и Наташка), кто его знает. Но все-таки: " Да, да! Кто там? Заходите". В номер зашел, нет, залетел, нет, ворвался мужчина коренастый, невысокого роста, черноволосый, быстро заговорил по-русски. "А что Федора нет? Ах, какие глупости я говорю, раз вы здесь, значит он уехал. Ай-яй-яй, не попрощался, хотите выпить чая "Липтон", это такой английский чай в пакетиках, сейчас принесу, вы только дверь не закрывайте. Меня зовут Василий Иванович, легко запомнить, как Чапаева. А как вас?" Все это он выпалил на одном дыхании и, не услышав наши ответы, вылетел из комнаты и тут же залетел уже с двумя стаканами чая, ведя наших туристок Нину и Валентину. Подчинившись его ритму, мы также быстро накрыли на стол и сели пить чай, попутно узнав, откуда он (Пловдив), чем занимается (снабженец) в Софии в командировке. А откуда мы? Узнав, что с Сахалина, проявил знания по географии: " Аааа.. там где Япония, а как вы добирались сюда, через Америку? А из какого города? Сколько жителей?" И только я раскрыла рот для ответа, как под столом получила солидный пинок. И так каждый раз - стоило открыть рот - пинок. Наверное, со стороны смешно было смотреть на нашу компанию. Один тараторит без конца, вторая открывает рот и тут же его захлопывает, не произнеся ни слова, а остальные с напряженными лицами молча сидят перед остывающими чашками чая. Не пьют. А вдруг подсыпал чего-нибудь. Позже я спросила Нину, что это она распиналась. На что получила: "Что бы ты государственные тайны за пакетик чая не продала". Нина была женой военного, и ей было лучше знать, за что продают государственные тайны. После этого вечера мы подружились.
Утром, согласно плана, нас повели на экскурсию в Собор святой Софии. Великолепное сооружение. Святое место.
В соборе к нам подошли трое болгарских ребят, их интересовало золото. Не было такого русского туриста, чтобы не вез что-нибудь на продажу (матрешки, водка, золото, икра). Я везла икру - 10 баночек, но у меня ее отобрали на таможне в России. Валентина загорелась: немедленно продать цепочку и кулон. В России они стоили по 120 рублей каждое изделие. Торг был не долгий, и счастливая обладательница 200 денежных знаков на радостях предложила нам на выбор купить конфет, таким образом, обмыть удачную сделку.
Первой засомневалась я (откуда-то у меня появилась осторожность). Нам еще не выдавали местную валюту, и как она выглядит, мы не имели представления. Валентина тоже, видимо, сомневалась - конфет не купила.
Наконец, после обеда раздали вожделенную валют.., но таких бумажек, какие получила Валя, не было. Гид, к которой обратилась Валя, рассмеялась: "Это обесцененная турецкая лира. В пересчете на русские рубли за кулон и цепь вы получили 3,5 рубля".
Больше Валентина не пыталась торговать, хотя контрабандой везла еще пару колец и сережек.
Погуляли
Двенадцатый день в пути. Надоело каждые 2-3 дня в новой гостинице собирать чемодан, разбирать чемодан. Поэтому заселившись в номер, села на подоконник и стала глазеть в окно. Наташка, как обычно заглотив порцию "гроздовы", завалилась спать. А за окном тихий теплый вечер. До ужина еще далеко. Напротив, через дорогу (а дороги здесь узкие, средневековые, только чтобы кареты могли разъехаться) стоит огромное дерево, тоже, наверное, помнит средние века. Под деревом двое парней. Делают какие-то мне знаки. Так как русские вызывали интерес только с коммерческой точки зрения, то решила, что им нужна водка. Международным знаком щелкнула по горлу и замотала головой, значит - "нет", совсем забыв, что по-болгарски отрицательное мотание головой обозначает "да". В свою очередь они мотали головой вперед, что по-нашему - "да", по ихнему - наоборот. Мы, наверно, долго бы так мотали головами, пока я не озвучила по-русски: "Водки нет". Они засмеялись и на прекрасном русском объяснили, что она им не нужна, а хочется просто пообщаться с русскими девчонками, т.е. погулять по городу, показать его.
Растолкав спящую Наташку, объяснила предложение ребят, но Наташка, не дослушав до конца, категорично сказала: "Ни за что, никуда, никогда. Ты забыла, какой у нас руководитель?" Да, с руководителем нам не повезло - работник партаппарата, мало того, что он нас всех разбил на пятерки, чтобы в свободное время по магазинам только впятером, он еще каждый вечер читал нам политинформацию.
Я продолжала уговаривать. Может желание пополниться новым ассортиментом алкоголя сподвигло мою Наташу? Но мы пошли. Болгары, оказывается, недавно из России, путешествовали. Поэтому в свою очередь хотели бы нам показать свой город: и поющие фонтаны и место, где во время рытья котлована обрушилась часть горы, и обнаружился древний город и часть амфитеатра. Все это показали и напоследок зашли в самый современный бар. Сам бар находился в подвале какого-то здания. Чисто выбеленные стены. Наличие сантехники было подчеркнуто. Наверно, очень современно, но мне не понравилось. А ребята рассказывали про Россию, где были, что видели. Я слушала и краем глаза заметила, что Наташа нервничает: "Ужин, у нас ужин".
Да, в ресторан на завтрак, обед и ужин нас водили строем
Не так, как солдат: на первый, второй рассчитайся и шагом марш, но мы должны быть все вместе, не разбредаясь, а пропустить трапезу можно было только, если ты находишься на смертном одре. Я опомнилась, надо бежать. Хотя можно и не бежать - время ужина прошло.
Подходя быстрым шагом к гостинице, увидели митингующую толпу. Мне показалось, развивались знамена и плакаты - "Заклеймим позором".
Это наши - вся группа. Нас ждали. Чем ближе мы подходили, тем тише становилась толпа. Когда мы подошли вплотную, наступила звенящая тишина. Даже птицы замолкли. Вперед вышел наш руководитель и категорично, чеканя каждое слово, сказал: "Ступайте, собирайте вещи, завтра придет машина. Вас отправляю в наше представительство и домой". Повернулся и пошел прочь.
В номере каждый занялся своим делом: Наташа выпила две порции "гроздовы", поплакала и уснула. Смирилась. Я, как тигр в клетке, металась по номеру. Искала выход. И придумала - пойду объясняться. О, удача! На площадке нос к носу встречаюсь с руководителем Я в лифт - он из лифта. "Значит так", - решительно сказала я, - если ваше решение остается в силе, я сейчас же иду и выбрасываюсь с 4-го этажа из окна. Это могу сделать, так как у меня есть справка из психбольницы, что я могу совершить такой поступок". Фактически, я несла галиматью. Но он поверил, в его глазах я увидела страх. Страх не за меня. За себя. Еще бы - это конец его карьеры. Это было то, что мне надо...
Голос крови
Дети в колясках, дети на велосипедах, дети на роликах...
Мужчины выгуливают маленьких собачек (примета времени: женщины - работают, востребованы, мужики без работы, в основном - молодые пенсионеры или безработные). Прохожие торопятся, кто - на обед, кто - пробежаться по магазинам. Площадь перед зданием музея заполнена людьми. Сахалинская сиротская весна наконец-то улыбнулась. Потеплело.
Некоторые мамаши с маленькими детьми вторглись на территорию музея, и дети стучат ногами по подвальным окнам. "Надо пойти погонять и закрыть калитку" - лениво размышляла я. "Да директрисе может не понравиться, она у нас новая", - нашла я себе оправдание и продолжала глазеть в окно. Толпу на площади разбавляли 4 живописные цыганки, навязчиво предлагая что-то яркое в пакетах. Было интересно наблюдать, как они выбирают жертву. К мужчинам и женщинам, проходившим с плотно сжатыми губами и глазами, устремленными вдаль, не подходили, к спешащим людям, тоже не подходили, но стоило кому-то посмотреть им в глаза или улыбнуться - все пропал. Привяжется да что-нибудь все равно всучит. Внимание привлекла молодая цыганка. Что-то особенное было в ее походке. Быстрая, легкая она словно летела. Гордо посаженную голову подчеркивал яркий бант, стянувший волосы тугим узлом. Какая красавица, ей бы на подиум, ничего, что ростом не дотянула, грацией бы взяла.
Внезапно, как это бывает на Сахалине, подул холодный ветер. Народ с площади стал расходиться, только цыганки продолжали свое дело - приставали к народу. "Зара", как я мысленно нарекла красавицу, мерзла. Жалко.
Во мне заговорил голос крови (прадед, по материнской линии, был цыган, значит во мне 1/8 цыганской крови, правда, внешне это никак не проявилось, но вот брат - вылитый цыганский барон). Захотелось сделать что-нибудь хорошее для этой девочки. "Пойду дам ей шарф, он давно лежит невостребованным", - решила я, - "да заодно скажу, что она красавица. Кто ей еще это скажет? Муж пьет да еще бьет. Читала я о их нравах".
Пошла, но все-таки сняла с себя колечко и браслет. Золотые. Ну, чтобы не искушать девчонку. По дороге, все равно болтается без дела, прихватила кожаную жилетку и горсть конфет.
На площади никого, только редкие прохожие. Исчезли и цыганки. Ну, вот прособиралась. Порыв ветра наклонил рекламный щит. А, вот они где - от ветра спрятались. Сидят. Моей Зары не было. "Где Зара?" Три пары коричневых глаз с недоумением уставились на меня. Молчат. "Где подруга ваша?" Молчат. "Вы по-русски понимаете? Где ваша красивая подруга?" Молчат, онемели. "Красивая?" Наконец дошло: "Вон идет". Она парила. При близком расстоянии Зара выглядела еще лучше. Даже темный цвет лица ее не портил. Мелкие черты, тонкое запястье, волосы в пучок. Улыбается. "Ты знаешь, что ты - красавица, тебе кто-нибудь это говорил?" Продолжает улыбаться. Белые зубы освещали лицо. "А, мы, что не красивые?" - раздался голос одной из трех. "Вы - нет, вы - чернушки, вам только по базарам, а ее место на подиуме. Своей красотой людей радовать", - я сунула ей в руки пакет и пошла. Тут Зара вспомнила про свой бизнес, догнала меня. "Купи у меня белье". Я полезла в карман, достала конфеты. "Не нужно мне твое белье". Зара не отставала: "Тебе надо молитву читать, ты - смелая, добрая, умная, тебе завидуют, у тебя скоро будет счастье. Читай молитву, читай". Вот не думала, что они в Бога верят, хотя моя прабабка познакомилась со своим цыганом в церкви. На клиросе пел.
"Да ладно тебе. Кому мне завидовать, но все равно спасибо".
На следующий день мне сообщили, что мой рассказ понравился, и меня приглашают на заседание "ЛИРЫ", а рассказ будет напечатан в альманахе в декабре.
Ну как не верить цыганкам.
Дневник Тайсона (2)
У меня появился еще один друг - взрослый сосед по даче. Тот первый, Костя, он сосед, совсем сосед - рядом живет и с ним неинтересно. Ну, угостит сушеной корюшкой и все время копается в земле, в руках лопата и все. А я металл люблю. Чтобы сверкало и мужик в это время новые слова произносит, которые я дома не слышу.
А этот новый друг, он живет на повороте, как на море идти. Мои хозяева спать легли после обеда, а я моментом воспользовался, новые освоить территории. Задрали они меня, обращаются хуже, чем с собакой. Ждешь, ждешь выходные, чтоб на дачу поехать, приедешь и "здрасьте, я - ваша тетя", туда можно, туда нельзя. Или еще лучше придумали, - это хозяйка, вот змея, Гюрза, - на цепь меня посадить. "Ой, мой маленький, как тебя жалко, тебе скучно". Вот двуличная.
И я пошел, нет побежал. И тут ослепил блеск. Остановился. Смотрю. Мужик какой-то штуковиной крутит, ворота ремонтирует. Заговорил он первый: "Что, интересуешься?" "Ага" - молча, сказал я. Зачаровывают меня эти движения руками, я лапами могу только по земле бегать, да "Отю, отю" танцевать. Я стоял, смотрел, устал, сел, смотрел, устал, лег, смотрел, уснул. Когда очнулся, мужик уже работу закончил и металлические штуковины собирает. А тут моя хозяйка с палкой идет. Меня бить за то, что убежал. И где она такую палку большую нашла? А, орет на весь поселок. "Нет, все, конец в Южный приедем, кастрирую". Ну, как чуть, что не так - кастрировать собирается, причем здесь это? А мужик сказал: "Он у вас - молодец, полчаса не отрываясь, смотрел, как я работаю. Хороший помощник". Он меня теперь при встрече "помощником" называет и здоровается.
А хозяин сказал: "Лучше б дома бы помогал", а когда вам помогать? вы - то спите, то едите. Отдыхаете.
***
Я вообще-то возрастных женщин люблю, они все быстро понимают. Вон, вчера хозяйка сказала: "Сбегай к Нине Трофимовне, позови". Прибежал, стою, смотрю на нее. Быстро догадалась: "Что, Оля зовет? Скажи - сейчас приду". Я побежал домой, подошел к хозяйке. Смотрю внимательно в глаза. Она тоже поняла - "придет".
У меня и первая женщина была возрастной. Правда, все случайно и быстро получилось - дружеский секс. Холодно было. Замерз. Не понравилось, да и молодой был, без любви.
А первую любовь не забуду. Две недели не ел, не спал, на подоконнике сидел, вздыхал. Долматинка. Красивая сука была. И почему так получается: кто нравится тебе, тому ты не подходишь. Порода не та. А мне то, что делать, я вообще беспородный.
Хозяйка все сокрушается, почему для людей есть девочки по вызову, а для собак нет. А действительно почему?
***
Я бы у Ларисы жил. Я ее люблю, чувствую, когда она придет. Места не нахожу, с окна на окно прыгаю. Только слышу звук мотора ее машины, сразу сообщаю всем, приветствую, лаю. Не понимаю, почему это так раздражает хозяйку. Громко лаю? Ну, пусть, зато Лариса придет. Я бы у нее точно жил. Не берет. У нее два кота, вернее кот и кошка, белый и черный, и еще мерзкая морская свинья. Свинья, она и есть свинья, но живет как королева: своя клетка и гуляет сама по себе. Облюбовала, под елкой себе место, вообразила, что в лесу живет, так, когда елку убрали, все туда же бегала спать. Ну, не дура? А коты противные, и что в них Лариса нашла, кормит хрустяшками, вкусняшками, кстати, они и свинье нравятся. Бегает в кухню. Подворовывает. В эту компанию я не хочу. Вот если бы один. Я и Лариса.
А свинья прилетела из Хабаровска. Там Ларисина дочь учиться и завела эту свинью. А она летать не может, благородная, тошнит. Решили оставить у Ларисы. "Летать не может. Врет. Студенческая жизнь не нравится - впроголодь. Ишь у Ларисы поправилась, отъелась на кошачьем корме".
То-то услышала голос, когда дочь приехала, да как завизжит, как зарезанная (ясно, не от радости визжала) и со всех ног под кровать забилась. Свинья она и есть свинья, никаких эмоций только визжать. А я бы бросился приветствовать и прыгал бы, и лаял бы, и лизался бы. Радовался.
Хотя понять можно, студенческая жизнь - это тяжело. Впроголодь и я бы не смог.
****
Солнце разморило, я лежал на крыльце дачи. Дремал. Рядом топили баню соседи. Соседская собака - овчарка Альфа - лаяла. Я с ней не дружу - пустобрех. Скандальная собака. Вот опять взвилась - это на Андрея, сына ее хозяйки. Ненавидит его. За что? Ну, это их семейные дела. Но что-то произошло. Интонация лая изменилась, появилось заискивание, и замолчала. Из бани вышел закутанный по пояс в полотенце огромный мужик, снял полотенце и замахнулся на Альфу, и та струсила. Нырнула в будку. Но тут взвился я. Ходят тут всякие, голые, машут полотенцами на наших. Я помчался за ним, хорошо, что нас разделял забор, проволочный к сожаленью. Я бы его разорвал. От злости я лаял и лаял, лаял и лаял, остановиться не мог. Прибежала хозяйка моя, а я не могу стоять на ногах. Мужик ушел, я все лаял. Тогда хозяйка сказала: "А где Виталя? Пошли искать". И я, превозмогая слабость, поднялся и пошел, потом побежал. А хозяйка сказала: "Нервный срыв. Истерика. Мог вообще не подняться".
ЕВРОПА
Я люблю путешествовать, но страшно боюсь летать на самолетах. И все же каждый раз желание, а, может, любопытство превозмогало страх перед полетом, меня куда-то несло. Люблю узнавать новые страны, города, но все это можно узнать из буклетов, журналов и книг, это само собой, а больше всего в этих поездках мне нравятся встречи и знакомства с новыми людьми.
Когда идешь по жизни доверчиво, широко раскрытым глазами, и вдруг кто-то воспользуется тобой, то не можешь понять, за что с тобою так потупили, как со щенком, которого только что гладили, и, вдруг, пнули.
Видя, как легко я завожу знакомства в магазинах, один из наших туристов попросил произвести "ченч". 4 баночки черной икры - на "Грюндик". Не ведая, что черная икра может быть искусственной, я и предложила ее в одном из магазинов для русских прекрасного города Вены. За прилавком стоял наш русский грузин. Он согласился на обмен и стал рассматривать баночки, а я крутить ручки Грюндика, и вдруг наш отборный русский мат потряс стены магазина. Выразительные грузинские глаза метали молнии, а рот изрыгал изощренные проклятия, что я русская про...хвостка и место мое в тюрьме, а дальше еще страшнее. Я рванула ручку двери и понеслась по улицам Вены.
Чем запомнилась Европа 1989 года. Происходил разлом по центру. Европа трещала по швам. Множилась. Делилась. Возникали новые государства. На наших глазах разваливалась вся социалистическая система, причем с небывалой скоростью. Так в Румынии в первых числах декабря гид с восторгом восхвалял Чаушеску - президента Республики, показывая нам жилые массивы, выстроенные для молодежи, а 25 декабря его вместе с женой расстреляли. Оказалось это тиран.
Мы не успевали переваривать информацию. Чехословакия превратилась в два самостоятельных государства. Причем тихо, мирно, без кровопролития. Бархатная революция.
Югославия готовилась к распаду. И нас советских туристов понесло в такое неспокойное время в круиз по Дунаю.
Венгрия, гид - крупная молодая женщина, на последних месяцах беременности, в шелковом платье, без нижнего белья, обливаясь потом и злобой на русских, вдалбливала в наши головы, что ничего хорошего в экономику Венгрии русские не принесли, что Советы - идея Ленина, больного человека, что сам Ленин болел сифилисом. Она, видя нашу растерянность, еще больше распаляясь, и наслаждаясь нашей безмолвностью, продолжала: "А, вы не знали! Во всех мединститутах это проходят, а от вас скрывают правду. Еще события 1958 года, тоже не знаете?" Мы молчали. Никто не возразил. Молчали и коммунисты. Наверно, боялись международного конфликта. Никто не заступился за дедушку Ленина.
Вечером нас повезли за город в ресторан национальной кухни. Залы, расположенные анфиладой, были набиты народом разной национальности. Немцы, поляки, румыны, чехословаки, шведы. Вавилон.
В каждом зале свой скрипач и ансамбль. Публика пьет, жует, поет, танцует. Приветствуют нас. А мы группой кочуем из зала в зал; не могут найти наше место. Наконец, нашли. Самый последний зал, одна стена которого закрыта занавесом, заглянув за него, я увидела спящих кур. Это был курятник. Никакого намека на музыкантов. А в соседнем зале веселье шло по полной программе. После долгого ожидания принесли суп, в котором вместе с морковкой и картошкой плавала зола и сажа. Забыли помыть тарелки или для русских итак сойдет.
Оскорбленные, не стали есть и всей группой вышли из-за стола. Руководитель группы пытался остановить, намекая на международный скандал. Автобус увез нас в гостиницу, так что венгерскую национальную кухню мы не попробовали и пляски мы не посмотрел.
Чехословакия. Братислава, огромный торговый центр, этажей 12. Народу тьма. Нас 4 русских туристок. Гуляем, глазеем, прицениваемся, не покупаем - денег нет. Подходит элегантная молодая женщина, улыбчивая, вся так и светится радушием и с милым акцентом спрашивает: "Матрешки, матрешки". Мы дружно закивали головами. Что русскому советскому туристу приходит в голову при этих словах. Конечно же: "Хочет купить матрешку"? Женщина, продолжая улыбаться, машет рукой, показывая, что нужно спуститься вниз. Спустились, вышли на улицу. Чехачка подводит к своей машине, ну ясно, не на улице торговать. Все так же белозубо улыбаясь, знаками показывает, что надо толкнуть машину. Сама села за руль. Мы, не соображая еще до конца, что нас используют как тягловую силу, стали толкать. Мотор фыркнул и рванул вперед, только мы ее и видели. Из окна машины - прощальное помахивание рукой "Адью".
Ну, что ж матрешки, они есть матрешки, узнала же она нас среди тысячной толпы.
А в это время в Чехословакии проходила "бархатная революция".
Болгария. В Софии плюс 25, по сахалинским меркам - жара. Все срочно переоделись в летнюю одежду, женщины поснимали колготки. На обед у входа в ресторан нас встречала гид - болгарка и, задерживая взгляд на ногах наших женщин, что-то обсуждала со своей коллегой - гидом другой группы. Понять, о чем говорят, было не трудно, язык схож, говорили явно презрительно о бескультурии русских. Я напрямик спросила: "Что не так в нашей одежде?" В ответ: "Это не культурно, когда без колготок". И ехидно добавила: "Конечно, в России они дорого стоят. Но колготки нужно носить всегда".
И как часто мы слышали потом от болгар, что русские никакой культуры не несут ни в музыке, ни в модной одежде.
Югославия.
Белград. От причала, где пришвартовался наш круизный пароход, до базара, нужно было подниматься вверх по дороге. На пути встречались магазинчики и магазины. В одном из них я увидела осенние сапоги. Они напоминали русские полусапожки, острый носок и каблучок. Померила и поняла, без них не уеду. Но извечный вопрос русского, т.е. советского туриста, где брать деньги. Стоили они 14 тысяч динар. В наличии 5 тысяч. Мозги заработали в одном направлении: что-то надо продать. Незаметно за размышлением дошли до базара, который покорил своим разнообразием экзотических фруктов, но не отвлек от основной мысли: где брать деньги . Но кто ищет, тот всегда найдет, на пути магазин с постельным бельем и витрине висит роскошный комплект, точь в точь как я купила в Румынии. И вышивка та же и выбивка, только намного дороже.
Вечером в каюте, обменявшись информацией со своими подругами туристками, узнала, что в Белграде любят русский шоколад. Тут же метнулась в бар за шоколадом, благо, что за русские рубли, прихватила на всякий случай сгущенного молока (несколько банок). Утром вчетвером мы уже стояли на базаре. Я, как завзятая торгашка, перекинув через одну руку белье, в другой держа шоколадки и расположив возле ног кучу банок со сгущенкой, прикидывала, что почем торговать. Рядом примостились еще две туристки. Только четвертая, самая умная, отделилась и встала под навес на свободное место за прилавок.
Скоро возле нас образовалась толпа народа - рассматривали белье, его и шоколад купили сразу, вертели в руках сгущенку, незнакомый продукт. Откуда-то объявился доброволец, парень, югослав. Помогал торговать, сносно говорил по-русски. И вдруг я вижу, к нашей "самой умной" подходит полицейский и куда-то ее повел. Забыв про сгущенку, я метнулась вниз, к пароходу по пути прихватив своих подруг. За нами несся "доброволец", как позже выяснилось, он прихватил сгущенку. Забежав за угол, отдышавшись мы стали соображать, что делать дальше и что будет с нашей "умной". Но "доброволец" объяснил, что это никакая ни полиция, а работник рынка, просто "умная" должна была заплатить за место, где торговала, а мы зря испугались. На радостях, что все обошлось, зашли в кафушку, выпили кофе, подсчитали выручку. На сапоги хватило.
Это был самый удачный бизнес в моей жизни.
Коленька
О том, что Анна любила Коленьку всю свою сознательную жизнь, начиная с первого класса, знали все: и родственники, и друзья, и муж. Выпив в компании рюмку другую, Анна расслабившись, слушая перезвон гитары и ни к кому не обращаясь сообщала: "Нет, Коленька играл лучше. Эх, объявился бы он сейчас, все бросила, на край света за ним пошла". А бросать было что, к своим 35 годам Анна, или как ее величали, Анна Васильевна, сделала карьеру от простого почтальона до заведующей почтового отделения небольшого подмосковного городка. Имея незлобивый, но твердый характер пользовалась уважением у начальства и подчиненных. Правда, злые языки мыли ее кости и шипели вслед: "Нет, надо же какова нахалка! При муже и за Коленькой на край света. Нет, рыжие, они все наглые!" Но Анна Васильевна давно из рыжей десятиклассницы, какой она была, превратилась в ухоженную белокурую женщину. Пухлые губы, яркие синие глаза заставляли мужчин оборачиваться ей в след. Особое внимание Анна уделяла уходу за руками: еженедельный маникюр, массаж, а грубую, грязную работу, как почистить картошку и помыть посуду, выполнял муж, Виктор. Работящий, добродушный, похожий на русского спаниеля, он боготворил свою Аннушку, потакая ее прихотям и желаниям. Захотелось Аннушке баньку собственную иметь, пожалуйста, к лету смастерил. Да не абы какую, а просторную с большой комнатой отдыха, где после парилки отдыхала и чаевничала с подругами Анна, вспоминая в который раз про Коленьку, как в первом классе посадили их за одну парту, как дразнили ее рыжая, бесстыжая она плакала, а Коленька гладил ее по плечу и утешал: "Не плачь, ты не рыжая, ты золотая, ты солнышко", как поцеловались в первый раз на выпускном, как уехал в Москву поступать, и больше она его не встречала.
В семье у Аннушки тоже был порядок. Дом - полная чаша, все как у людей: машина "жигуленок" последней модели, каждый год на нем к морю, и Турцию посетили.
Детей не было, но Анна и Виктор не заморачивались. Жили для себя размерено и просто, вроде даже как-то скучновато. Завистницы объясняли отсутствие потомства: "Не любит, вот и нет детей, от Коленьки бы нарожала".
Когда вечером, перед закрытием, на крыльце почтового отделения Анна, увидела Коленьку, узнала его сразу. Горло сдавило, и горькие слезы полились рекой. Она не рыдала, не всхлипывала, не шмыгала носом, Не моргая, смотрела на Коленьку, улыбалась, а слезы заливали лицо: непроизвольно текли и текли. И все было в этих слезах: и бессонные ночи, и горечь ожидания, и радость встречи. Он, как в детстве, гладил ее плечо: "Не плачь, золотая моя. Все будет хорошо. Не плачь, солнышко. Как нашел? Да, в одном вагоне с твоей сестрой случайно встретился. Помнил все время. Не забывал. Женат. Трое маленьких детей. Зачем край света? Живу рядом в соседней области. Лесник. Зачем приехал, сам не знает. Потянуло".
И началась у Анны вторая, тайная жизнь. Редкие приезды Коленьки, тайные встречи, свидания на чужих съемных квартирах, мучительные расставания, ожидание новых встреч. Все это не мешало расцвести Анне какой-то грешной красотой. Виктор стал догадываться, куда временами исчезала Анна. Но отношения не выяснял, потихоньку стал выпивать. На насмешки друзей скрипел зубами, когда сильно доставали, пускал в ход кулаки. Так продолжалось 12 лет.
Наконец, узел был разрублен: умерла Коленькина жена и Анна вошла в его дом хозяйкой. Хозяйство было крепкое. В загончике хрюкало, по двору бегали куры. Анна приметила сарай с сеном, значит и коровка есть. Большой дом с огромным подвалом, заставленным банками с заготовками, вареньями, Коленька показывал с гордостью. "Да, была хозяйка, ну, ты, я думаю, тоже в грязь лицом не ударишь. Надо еще детей поднимать, учатся в городе, а сама знаешь, как все в городе дорого, так что принимай владенья". Анна приняла и старалась не ударить в грязь лицом.
И наступила у Анны совсем другая жизнь.
Никогда не занимаясь полноценно ведением домашнего хозяйства Анна, вооружившись литературой, старалась что-то засунуть в банки, что-то солить, мариновать, закатывать. Но то ли надо было иметь кулинарный талант, то ли сноровку, у Анны ничего не получалось. Банки взрывались, а те, которые не взрывались, были либо пересолены, либо кислые от уксуса. А еще был огород, корова, поросенок и все это требовало ухода.
Дети в городе голодали. Про маникюр забыто, отрасли свои рыжие с сединой волосы. Непривычно тяжелая работа изуродовала красивые руки. Анна постарела. Через два года она поняла, так продолжаться не может. Было решено вернуться домой. Перед Коленькой поставлен ультиматум, после длительных колебаний он сдался. Живность распродана, дом сдан дачникам в аренду. Поехали.
Дома их встретил Виктор в инвалидной коляске. После инсульта не поднялся. Научился ухаживать за собой сам. Иногда приходили сердобольные женщины, вместе когда-то работали. Помогали: убирали, стирали, топили баню - мыли его. Приспособился, как-то жил. Появление Анны с Коленькой было неожиданно и расстроило его. Он понимал свою ненужность. Обуза. Колясочник.
Но в дом инвалидов, наслушавшись про тамошние ужасы, идти не хотел. Вечером состоялся серьезный разговор, Виктор плакал, просил оставить его дома, он будет стараться по хозяйству. Анна многозначительно посмотрела на коляску, нет руки у него еще работают, одна совсем хорошо. У Анны было доброе сердце: решила - "Пусть живет, мешать не будет" и подумав добавила: "Пусть живет в баньке".
На том и порешили.