Константин, овладев Римом с помощью придуманного им знамения и примкнувших к нему богатых христиан, стал думать о том, что же делать дальше, чтобы доказать свою небесную связь с самим Христом. После некоторых раздумий он приказал собрать останки святых христианских мучеников и предать их публичному погребению. Римляне торжественно отметили этот победный праздник, целых семь дней восхваляли Христа и его "животворящий" крест, а также славя победителя Константина.
Максимин, сын Галерия, восстал было против Константина и присвоил себе всю царскую власть, но потом бежал в Киликию и умер в Тарсе. Его отец, Галерий, услышав, что Максенций побеждён в Риме Константином с помощью креста, убоялся этого и, чтобы не вызывать против себя излишней агрессивности ромеев, немедленно прекратил гонение против христиан.
Тем не менее, Константин вместе с кесарем Лицинием, который был мужем его сестры Констанции, начал войну против Галерия, который продолжал править Востоком. Галерий попытался, было, собрать против них бесчисленные силы, полагаясь на прорицание демонов и силу волшебства, но при первой же боевой стычке обратился в бегство. Большая часть его войска была при этом избита. Сам он, сбросив с себя царскую одежду и переодевшись простым воином, ушёл с немногими приверженцами в изгнание. Он ходил из деревни в деревню и, собрав идольских жрецов и гадателей, славившихся чародейством, а также прорицателей, перебил их всех, как обманщиков.
Константин уже почти схватил живого Галерия, но вдруг пламя, вспыхнувшее в утробе Галерия и в мозге, "повергло его с несносною болью полудышащего ниц на землю, оба глаза у него выскочили, и нечестивый остался слепым. Гниющее тело его от безмерного воспаления отпадало от костей и, таким образом, заживо сгнив, изверг он свою богоборную душу".
Константин, отделив часть римской земли, отдал её в управление Лицинию, своему товарищу по оружию, который тоже, как и Константин, принял на себя личину христианства, После этого Константин приказал обозначать меру разлития Нила в христианской церкви, а не в храме Сераписа, как было обыкновение у эллинов. А Лициний велел чародея Феотекна и всех его сообщников после величайших пыток предать смерти.
Потом Лициний, забыв о договоре с Константином, опять начал устраивать гонения против христиан. Сперва он преследовал христиан при своём дворе. Константин письменно приказал ему отложить своё безумие. Однако Лициний не послушался и велел умертвить Василия, епископа Амасийского и с ним ещё сорок святых мучеников и многих других.
Константин, видя, что Лициний неистово предаётся гонениям против христиан и злоумышляет против него, вооружился на суше и на море. Эта междоусобная война происходила между ними всё в той же Вифинии. И вот в Хризополе, наконец, взяли в плен живого Лициния и отдали его в руки Константина. Константин, учитывая свои близкие родственные связи с Лицинием, даровал ему жизнь и отослал под стражей в Фессалоники. Но тот вскоре нанял соседних варваров и хотел поднять новый бунт против Константина. Тогда "кротчайший" Константин, узнав об этом, велел отрубить Лицинию голову мечом. Что и было сделано. Потом был убит Мартин, тиранствовавший три месяца, а Лициниан, сын Лициния, был лишён кесарского достоинства.
Таким образом, Константин сумел полностью овладеть всей Римской империей и достиг совершенного спокойствия. Поставив в различных провинциях империи кесарями своих собственных сыновей, он теперь наслаждался установленным миром.
Потом он стал воевать против германцев, сарматов и готов и одержал над ними победу, опустошив их земли и приведя их в совершенное рабство.
***
Среди всех новых наложниц, которых после очередной победы привели сегодня на показ, эта была уж больно хороша собой: молодое, здоровое гибкое тело, налитые груди, узкая талия, крутые покачивающиеся бёдра, стройные, как у кобылицы, ноги; ниспадающие почти до пояса длинные чёрные густые волосы; большие карие глаза, заглянув в которые можно даже утонуть. Вот она какая - пленная дочь чужого народа! Ну, до чего породиста! - подумал царь.
Повелитель быстро подал знак рукой, и пленницу увели готовить к первой встрече в спальной комнате. Царь в ожидании этой встречи уже представлял себе, как он будет срывать с молодой девы одежды, как будет опрокидывать её навзничь, как будет, утоляя свою похоть, терзать её до бесчувствия.
И вот молодую наложницу привели. Хотя она вся дрожала от страха, но была по-прежнему чертовски пленительна. Кровь в жилах царя сразу же забурлила, глаза его налились кровью, ноздри зашевелились как у зрелого жеребца при виде молодой необъезженной кобылицы. Он уже был не властен над собой. Кровь ударила ему в голову, и он ринулся к молодой деве. В безумии он стал яростно срывать с неё все те тонкие полупрозрачные одежды, которые на ней ещё были. Новоиспечённая наложница от испуга начала яростно сопротивляться этому грубому животному натиску царя. Она как могла изворачивалась, царапалась ногтями, впивалась в обезумевшего царя зубами. Но ничего не могло его остановить. Силы были уж слишком неравны. Наоборот, сопротивление молодой девы только раззадоривало царя. Все члены его чрезвычайно напряглись. Он опрокинул уже совершенно голую деву на пол и всё-таки вошёл туда, куда что есть мочи стремился, а потом поскакал, как бешеный. Наложница продолжала царапаться, кусаться, извиваться, а потом вдруг вся словно сжалась и замерла.
Царь с помощью слуг, которые помогали ему удерживать наложницу в разных позах, ещё несколько раз овладевал своей новой жертвой. На этот раз молодая наложница уже не вырывалась, не кричала, а только стиснула зубы и молча молилась, призывая на помощь Христа. Так продолжалось до тех пор, пока царь совсем не обессилел, а тело новой наложницы не стало сводить сильными продолжительными судорогами. Дело было сделано. После этого наложницу тут же увели прочь.
В самых дальних покоях она всё вытирала свои безостановочно текущие слёзы и беспрестанно сморкалась в платок. А в это время одна из самых старых наложниц тихо шептала ей на ухо, как надо вести себя впредь.
- Ты теперь не вольная птица, потому навсегда забудь свой народ, своего отца и мать, своих братьев и сестёр, свою прежнюю любовь. Иначе тебя просто в один момент без всякого сожаления растерзают и убьют. Теперь ты должна использовать своё новое положение в своих интересах. Надо подставлять царю свои молодые члены - не жалей, подставляй! Надо ласкать его мужские члены - старайся, ласкай! И всё переменится, ты заживёшь спокойно. Тебе не надо будет думать о крове над головой и хлебе насущном. Всё это у тебя уже есть. Многие молодые женщины за стенами дворца только и думают об этом, страдают от голода и холода, а ты теперь даже можешь приказывать: что и как подать к столу, какой наряд одеть, какими благовониями натереться. Посмотри, как ведут себя вокруг твои новые подруги. Все они заняты собой: смотрятся в зеркало, красят свои брови и губы, подкрашивают ресницы, натирают щёки и лоб разными кремами. И ни одна из них не плачет, все они очень довольны своей придворной жизнью, живут в шелках и золоте. Потому смирись и слушай меня! Я тебе плохого не посоветую! Жить-то надо! Вон ты какая молодая, красивая! Умирать тебе ещё рано! Потому живи и наслаждайся своей новой жизнью!
Молодая дева после этих слов старой наложницы немного успокоилась: дыхание её стало ровнее, слёзы течь перестали, и сама она надолго задумалась. Никто её в этот поздний вечер больше не беспокоил.
На следующий день молодую наложницу было уже не узнать. Она словно заново родилась. Теперь она беспрекословно выполняла все пожелания царя, даже самые бесстыдные. И ничего её уже не смущало. Во всём она добровольно проявляла тщательное старание и усердие. Царь был очень доволен этой её переменой! Весь вечер он наслаждался податливым телом наложницы, как только хотел. Он прекрасно обходился теперь даже без помощи слуг. Они были ему совсем не нужны.
***
Константин возлежал на коврах и отдыхал после тяжёлых праведных трудов, наслаждаясь безмятежным покоем. Он был наряжен в пёстрые шелка, расшитые золотыми цветами, на голове у него были накладные волосы и корона самого изысканного фасона со множеством драгоценных камней и жемчугами. Мощная шея императора была увешана ожерельями, а могучие руки увиты браслетами. Словно вспомнив о чём-то, он вяло подал знак рукой. Створки больших золочёных дверей медленно раскрылись и в зал стали вводить одного христианского священника за другим. Всего ввели триста восемнадцать человек.
Из Рима прибыли епископы Вит и Викентий, из Иерусалима - Макарий, из Александрии - Александр, из Птоломаиды - Секунд, из Неокесарии - Павел, из Нисибии - Иаков, из Никомедии - Евсевий, из Мармарики - Феона. В зале присутствовали также Евсевий Памфил, Феогнис, Марис Нарцисс, Феофант, Патрофил, Мелетий и многие другие мужи, отличные своей святой жизнью и учением, и даже такие чудотворцы, как Пафнутий, Спиридон и Макарий, по разговорам, воскрешавшие мёртвых и творившие многие чудеса.
Вскоре все приглашённые христиане собрались в зале и остановились перед императором. Император продолжал умиротворённо возлежать, а священники, в том числе и пожилые, смиренно стоять. Возникла длинная неловкая пауза. Император, позёвывая, выждал ровно столько, сколько ему понадобилось для того, чтобы насладиться своей безграничной властью, а потом приказал принести только что подписанный им указ. Слуги быстро кинулись исполнять это приказание, принесли указ и отдали его в руки императора. Император развернул документ и начал его с особым выражением театрально читать:
- Мы, Проницательнейший принцепс, правитель мира, Счастливый и Непобедимый Август, великий понтифик, Германский и Персидский Величайший, единовластитель всей Римской земли, отец отечества и прочее, и прочее, и прочее, повелеваем с сего дня вернуть в лоно христианской церкви тот храм, который несколько лет тому назад был построен христианами, а потом по недоразумению несправедливо отторгнут в пользу языческих богов...
Император продолжал читать указ, а на лицах священников в этот момент происходила разительная перемена. Они теперь вовсе уже не хмурились, а почти все начали улыбаться неестественно слащавой сахарной улыбкой и в этот момент, кажется, были готовы исполнить любую волю императора даже самую бесстыдную, лишь бы он продолжал читать этот свой указ. За текст этого указа они были согласны теперь на всё: не только сколько надо стоять, но и, как какая-нибудь молодая наложница, согнувшись, по всякому лобызать мужские члены императора и громко славословить его имя во имя Господа нашего Иисуса. Ведь он - император - наш самый великий благодетель!
Лишь один из самых молодых священников сильно возмутился всем происходящем в зале и тем унижением, в котором оказались уважаемые отцы церкви в императорском дворце, поэтому он не захотел участвовать в этом цирковом представлении и быстро вышел из зала. Однако все остальные священники продолжали стоять и слушать императора. Конечно, они понимали, что император не просто так пошёл сегодня навстречу христианам. Ему сейчас нужно очень изощрённо манипулировать многочисленными народами империи с помощью нового Бога и новой церкви, чтобы держать эти народы в повиновении. В противном случае он с великим удовольствием выгнал бы из дворца всех священников прочь и стал бы править как самодержец, опираясь исключительно на преданные только ему вооружённые когорты. Но этих когорт императору для подавления народов сильно разросшейся империи уже явно не хватало, они требуют огромных денег, и поэтому наступил тот самый решающий момент, когда священникам, воспользовавшись сложившейся ситуацией, можно очень выгодно продать императору замученное тело и душу самого Христа и больше уже никогда не думать о крыше над собственной головой и хлебе насущном. Надо только каждому склонить своё мудрое чело перед императором и молчать, внимая каждому его слову.
А великий Константин всё читал о том, какие перемены предстоят ромеям в ближайшее время. Он читал о том, что отныне только христиане будут иметь право становиться наместниками провинций, правителями покорённых народов, полководцами войск ромеев и даже рядовыми воинами этих войск. Услышав эти слова, священники раболепно вытянулись и зааплодировали императору.
За обедом, который император дал отцам церкви сразу же после чтения указа, он, не долго думая, сказал им:
- Давайте договоримся так! Отныне вы - епископы внутренних дел церкви, я же - поставленный от Бога епископ всех ваших внешних дел.
Все присутствующие на обеде священнослужители, продолжая тщательно пережёвывать разнообразную вкушаемую пищу и поглощать одно блюдо за другим, не стали возражать против такого разделения церковных полномочий и выразили единодушное согласие. Никто из них не сказал слова против. Отныне Богом для всех них становился вовсе не Иисус с Его нагорной и другими проповедями, а сам император с его указом, возвращающий им их же отобранную недавно недвижимую собственность.
- Действительно, про самую первую общинную христианскую церковь, созданную апостолами, надо навсегда забыть, - сказал один из самых сообразительных священников - Эта церковь уже не справляется с теми задачами, которые стоят перед великим Римом в деле управления большими территориями и многочисленными народами. Поэтому сегодня нам нужно создавать совсем другую христианскую церковь. Такую, которая должна держать народы всей империи в безропотном повиновении. Поэтому отныне христианская церковь должна прежде всего служить не Богу, а империи и императору.
- Вы совершенно правильно поняли мою мысль, - сказал Константин, - Это меня радует. Значит, мы всё же нашли с вами общий язык. Теперь надо совместными усилиями приниматься за дело, за большое общее дело!
Так на территории Римской империи в древнюю христианскую Апостольскую церковь, когда-то созданную непосредственными учениками Иисуса Христа, совместными усилиями императора Константина и приглашённых священников был вбит огромный осиновый кол. Первозданная Апостольская церковь не выдержала такого грубого насилия императора и священников и вскоре безвозвратно погибла. Вместо неё появилась совершенно новая Церковь - придворная, которую и христианской назвать было уже нельзя, потому что в ней всё решал уже не Христос с его заповедями или верные ему апостолы, а император. И император Рима начал пороть эту новую непорочную Церковь во все дырки, как только хотел, точно так же, как царь порол свою новую породистую наложницу. Сообразительные отцы церкви, как и она, лишь успевали подставлять императору свои собственные зады.
Как писали потом верные борзописцы: "Таким образом, глубокий мир и тишина водворилась во вселенной, и радость овладела верными, когда ежедневно из всех народов прилагались к вере Христовой, крестились и сокрушали отечественных идолов".
А того молодого священника, который преждевременно покинул зал и не захотел участвовать во всеобщем торжественном обеде, вскоре нашли убитым на одной из тихих лесных тропинок. Он лежал на узкой тропинке ничком, уткнувшись носом прямо в землю, а на его затылке зияла глубокая кровавая рана. Видно, какой-то злодей незаметно подкрался к нему сзади и ударил его острым топориком прямо в затылок. Священника, а это был некий Мений, с почётом похоронили, а потом навсегда забыли. Кому он нужен этот глупый молодой праведник! Жить сегодня надо иначе, сметливее!
Сделавшись новым Богом, Константин вскоре окончательно сбросил с себя маску учтивости и справедливости и стал проявлять откровенную жестокость и деспотизм. Его алчность и расточительность тяжёлым бременем легли на все народы империи, так как только беспощадно грабя их, можно было добывать те колоссальные суммы, которые расходовались им на блеск императорского дворца, на грандиозное строительство и на содержание громоздкого церковного и военно-бюрократического аппарата. Если в прежние годы Рим жил только за счёт того, что грабил другие народы, то теперь он стал грабить самого себя. Римское государство встало на путь самопожирания.
Движимый божественной манией, "благочестивый" Константин возжелал построить город в свою честь и сначала выбрал, было, место на поле перед Троей, выше могилы Аякса, где, говорят, имели пристань для своих кораблей эллины, воевавшие с троянцами. Но потом Бог якобы повелел ему в сонном видении построить такой город на месте прежнего Византия, где когда-то родился и жил первый Христос-софистик и где, возможно, какое-то время после изгнания из Вифинии жил его предшественник Сократ Христос. Вскоре император построил новую столицу своей империи, назвал её Новым или Вторым Римом и приказал быть в нём сенату. Он обстроил этот Новый Рим великолепными домами, переселил из старого Рима знаменитейших, а из других стран - благороднейших людей, разместил их и велел жить в этих новых домах. Потом император воздвиг колонну из порфира, поставил на ней свою статую в той части города, откуда начал строить его, то есть на западной стороне, по направлению к Риму, у ворот, и украсил новую столицу всем, что только мог найти редкого в какой-либо области и городе: статуями, медью и мрамором. Через некоторое время весь этот город в честь Константина стал называться Константинополем.
На строительство Нового Рима империя израсходовала колоссальные средства. Только на сооружение одних городских стен и крытых колоннад истратили шестьдесят тысяч фунтов золота! Более того, для украшения новой столицы Константина из Рима увезли огромное количество статуй. После этого Рим совершенно опустел. Но этим дело не закончилось. Тогда же "Христолюбивый" царь построил и новые церкви: воздвиг храм святой Софии, святой Ирины, Апостолов, святого Мокия и Архангела в Анапле. Вроде бы все они были посвящены былому христианскому богу и его ученикам, а на самом деле они были построены для славословия императора. Капища же языческие император велел разрушать. При нём срыли до основания храм Эскулапа в Эгах, храм Афродиты в Афаках и многие другие. Все доходы этих капищ были предоставлены теперь христианским церквам.
- Взойди, утреннее светило! - каждую неделю теперь воспевали участники крестного хода, двигавшиеся в главный храм империи. - Да освяти лик нашего божественного императора!
"Христианнейший" царь щедро даровал "всё нужное на потребу" переродившимся церковникам и своим собственным указом даже издал письменное изложение веры, возвещаемое ныне во всей новой Христианской Церкви. После этого святой символ веры тут же подписали все примкнувшие к "благочестивейшему" государю церковники, "обнародовали оный, и хвалебными восклицаниями окончили это святое дело".
Сверх того царь предписал и другое, например, праздновать пасху не вместе с иудеями, но согласно принятому в Италии обычаю, в воскресный день. Равным образом "благочестивейший" царь разослал всюду послания, в которых одобрял и предписывал всё то, что было постановлено собором епископов в его присутствии.
В наступивший торжественный день двадцатилетия своего правления, Константин снова пригласил на пиршество всех отцов новой Церкви, "совозлежал вместе с ними и воздал им блистательные почести". Также лёжа он целовал избодённые их очи и увеченные во время гонений их члены, в том числе члены Пафнутия и других исповедников, получая себе оттоле освящение и великое удовольствие. Также лёжа, он увещевал всех епископов Рима блюсти мир и воздерживаться от оскорбления ближнего. Доносы же, поданные некоторыми епископами друг на друга, приказал сжечь, утверждая клятвенно, что, "если б ему самому довелось увидеть епископа в прелюбодеянии, то охотно прикрыл бы его своею багряницею". Пусть, мол, побалуется такой епископ вместе с царём на одном ложе. Осыпав все церкви многими дарами и приказав "начальникам народов" уважать священников, Константин отпустил всех епископов после "совозлежания" с ними с великою радостью. Именно так писал об этом "лежании" аккуратный христианский летописец!
Когда эллинские мудрецы укоряли потом императора Константина в том, что он действует не по обычаю римских императоров и вводит новую веру, уже даже не христианскую, а какую-то совершенно другую, то Константин приказал послать одного из этих философов для состязания к преданному ему епископу Александру. Этот Александр, хотя был человек божественный, но в слове совсем неискусен и потому просто сказал опытному в словопрении философу: "Именем Иисуса Христа, истинного Бога, повелеваю тебе умолкнуть и безмолствовать"! С этим словом философу заградили уста, и он сделался безгласен. Именно так написано в Византийских летописях! Вот вам и демократия, вот вам и свобода слова по-христиански! Но чего не сделаешь ради достижения единства империи, когда не было ещё ЦРУ или КГБ, но была уже преданная Христианская Церковь.
У неё на глазах Константин заколол собственного сына Криспа, задушил в бане жену Фаусту, приказал убить своего двенадцатилетнего племянника Лициниана, отдавал пленников на растерзание диким хищникам, в конце жизни пытался подкрепить свои силы ваннами из тёплой крови убитых для этой цели младенцев.