Лавкрафт Говард Филлипс. Что приносит луна

Я ненавижу луну -- страшусь ее, -- потому что в ее сиянье неизменные пейзажи, знакомые и сердцу дорогие, превращаются порой в чуждые и уродливые.

То было призрачным летом, когда луна озаряла старый сад, по которому я бродил -- призрачным летом дурманных цветов и влажных морей листвы, что навевают сумасбродные и пестрые сны. Проходя мимо неглубокого прозрачного ручья, я заметил необычную для него рябь, подернутую желтым светом, словно бы безмятежные воды эти неодолимыми течениями влекло к чуждым океанам за границами здешнего мира. Бесшумные и искрящиеся, блестящие и предвещающие недоброе, эти заклятые луной воды мчали невесть куда, а с укрытых зеленью берегов в опиатном ночном ветре один за другим вспархивали цветки белого лотоса и обреченно опускались в ручей, где кружили в водоворотах и пугающе исчезали под резным арочным мостом, не переставая взирать на меня с жуткой безучастностью неподвижных мертвых лиц.

И когда я побежал по берегу, давя безоглядно спящие цветки и все более безумея от страха перед неведомым и искусом мертвых лиц, мне открылось, что в лунном свете у сада нет конца, потому что на том самом месте, где днем высились стены, теперь простирались лишь новые виды с деревьями и тропами, цветами и кустами, каменными идолами и пагодами, изгибами озаренного желтыми лучами ручья в травянистых берегах и под вычурными мраморными мостами. А губы мертвых лотосовых лиц печально шептали и звали меня за собой -- я и не прекращал своего бега, пока ручей не раздался в реку, которая меж зарослей колышущегося тростника и пляжей отсвечивающего песка вывела к берегу огромного безымянного моря.

И море это освещала мерзкая луна, а над его безгласными волнами нависали сверхъестественные ароматы. Когда же я увидал, как тонут в нем лотосовые лица, меня взяла досада, что нет у меня сетей, чтобы ловить цветки и потом выведывать у них тайны, которые луна принесла в ночь. Но вот луна уплыла на запад, увлекая за собой воды от угрюмого берега, и тогда в ее свете передо мной предстали древние шпили, доселе таившиеся под волнами, а с ними и белые колонны, распестренные гирляндами зеленых водорослей. И зная, что в это затонувшее место пожаловали все до одного мертвые, я содрогнулся, и у меня пропало желание общаться с лотосовыми лицами.

И все же, стоило мне приметить вдали над морем черного кондора, спускающегося с неба найти отдохновение на громадном рифе, меня вдруг охватило желание обратиться к нему и расспросить о тех, кого я знал, пока они еще были живы. Об этом я спросил бы у птицы, не будь она так далеко -- вот только кондор летел очень далеко, а потом и вовсе исчез из виду, приблизившись к гигантскому рифу.

Потому я наблюдал за отливом под заходящей луной, и моему взору представали поблескивающие шпили, башни и крыши этого мертвого города в потоках стекающей воды. И пока я смотрел, ноздри мои отвращались от смрада, что бесцеремонно перебивал ароматы -- смрада мертвых со всего мира, ибо в этом не нанесенном на карту и позабытом месте воистину собралась вся кладбищенская плоть, где ее глодали, где ею насыщались тучные морские черви.

Зловредная луна теперь нависала над всеми этими ужасами очень низко, однако тучным морским червям для питания она и не нужна. Я созерцал всплески, выдававшие извивающихся под водой червей, как вдруг меня снова проняло дрожью, на этот раз со стороны той дали, где совсем недавно пролетал кондор -- словно бы плоть моя уловила там некий ужас, прежде чем он открылся взору.

И плоть моя содрогнулась не без причины, ибо, стоило мне поднять глаза, как им предстало зрелище далеко отступившей воды, так что огромный риф, коего я ранее видел лишь край, обнажился значительно больше. И ко мне пришло осознание, что риф этот не что иное, как черная базальтовая макушка ошеломительного идола, чей чудовищный лоб теперь блестел в тусклом лунном свете, и чьи нечестивые копыта, должно быть, рыхлили адский ил на глубине нескольких километров, -- и тогда я закричал, и продолжал кричать из страха, что после бегства с неба зловеще ухмыляющейся, вероломной желтой луны над водой поднимется пока еще скрытое лицо, и на меня обратятся пока еще скрытые глаза идола.

И во избежание сей безжалостной участи я без малейших колебаний и даже с радостью нырнул в смрадную отмель, где среди поросших стен и затопленных улиц жирные морские черви пируют мертвыми со всего мира.

От переводчика

Стихотворение в прозе "Что приносит луна" (What the Moon Brings) написано Лавкрафтом 5 июня 1922 г. и впервые опубликовано в The National Amateur, vol. 45, no. 5 (May 1923); p. 9.

Сюрреалистическое и крайне далекое от романтичности повествование от первого лица -- очевидно, основанное на сне автора -- начинается в настоящем времени, однако затем следует изложение событий прошлого, из чего можно заключить, что финальный прыжок героя в "смрадную отмель" смертельным не оказался (а если все-таки и оказался, то история передается призраком, что не является характерным для Лавкрафта приемом). Столь размытая концовка вполне естественна для сна, но вот опубликованный рассказ -- да даже стихотворение в прозе -- читателем воспринимается незаконченным, а то и вовсе фрагментарным. Сам факт наличия заголовка в оригинальной рукописи произведения (ознакомиться с которой можно на интернет-странице Библиотеки Брауновского музея https://repository.library.brown.edu/studio/item/bdr:425291/ ) указывает, что это именно литературное сочинение, а не просто запись сна для дальнейшего развития. Тем не менее, хотя на последней, третьей, странице рукописи и стоят подпись Лавкрафта и дата, вроде бы свидетельствующие об окончании работы, невольно напрашивается мысль, что своей скомканностью финал рассказа попросту обязан нехватке бумаги, раз уж в целях ее экономии Лавкрафт использовал оборотные стороны адресованных ему писем (что было для него вполне привычным). При всей своей прозаичности подобная версия объяснения недосказанности поэмы все же отнюдь не абсурдна -- не стоит забывать, что рассказ написан век назад, равно как и не стоит принижать влияние бытовых условий на творческие процессы. Как бы то ни было, писатель счел нецелесообразным возвращаться к доработке изначального варианта и опубликовал свой труд в имеющемся виде.

Тема затопленного города и его появление на поверхности для Лавкрафта традиционна, достаточно лишь упомянуть его ранний рассказ "Дагон" (Dagon), написанный в июле 1917 г. и впервые опубликованный в The Vagrant, no. 11 (November 1919); pp. 23-29, и, конечно же, возведенный в ранг классики "Зов Ктулху" (The Call of Cthulhu), написанный летом 1926 г. и впервые опубликованный в Weird Tales, vol. 11, no. 2 (February 1928); pp. 159-178, 287. Только ленивый не указывал на психологический символизм погруженного в морские пучины города -- некую скрываемую тайну или же подавляемые в подсознании эмоции, чувства или воспоминания. Что ж, если это действительно случай Лавкрафта, то он практически во всех своих произведениях дает понять, что разоблачение "тайны" или же высвобождение содержимого подсознания ведет к гибельным последствиям.

Оставить комментарий © Copyright Лавкрафт Говард Филлипс (перевод: Попов Д. В.) (abysslooker@rambler.ru) Размещен: 25/10/2023, изменен: 25/10/2023. 7k. Статистика. Стихотворение: Переводы Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Опубликованный в Говард Филлипс Лавкрафт "Шепчущий во тьме" (Феникс, 2023) перевод Попова Д. В. без редакторских правок. С издательством заключен договор неисключительной лицензии. Оригинал произведения см. https://www.hplovecraft.com/writings/texts/fiction/wmb.aspx

Лавкрафт Говард Филлипс : другие произведения.

Что приносит луна