Это были крепкие парни, прошедшие огонь и воду. Драгоценные собственные персоны – вот что занимало их в первую очередь, всегда и везде. Человек человеку волк, слабый должен быть съеден – этот безжалостный закон накрепко въелся в их загрубелые, наглухо упрятанные под броню доспехов сердца.
Такие славные воины могли бы прекрасно устроиться на службу в любом баронском замке, а то и при королевском дворе. Жили бы себе припеваючи: сладко ели со стола Его Величества и при удаче вволю пили бы крепкое темное пиво в любом трактире за счет королевской казны. Но горячая кровь взыграла, когда большой добычей поманил их Атвуд. Невысокого роста, можно даже сказать, коротышка, весь заросший рыжим, как ржавая медь, волосом. Обладатель хриплого, пропитого до сипоты тенора и огромной головы, с трудом умещавшейся в шлеме размером с хороший пивной бочонок. В этой голове рождались грандиозные планы – Атвуд мечтал разбогатеть и провести остаток своих дней в роли состоятельного плантатора-рабовладельца. Причем прислуживать ему должны были бы исключительно такие же рыжие соотечественники с архипелага, а стряпать еду – темная как южная ночь мулатка, с красотой бабуина и грациозностью бегемота. Атвуд считал, что только такие дамы были способны приготовить настоящее жаркое для настоящего воина.
Этот коротышка умел убеждать. И первым, кого он увлек своим красноречием, был Фарки. Высоченный детина с головой гладкой как яйцо, носом, похожим на лезвие топора и шелестящим змеиным голосом, наводившим тихий ужас на всех, кому приходилось с ним общаться. К тому же Фарки был силен как бык: своими могучими руками он мог в одиночку натянуть тетиву на несгибаемый королевский лук, огромным боевым топором легко разрубал самые крепкие щиты и играючи гнул подковы. Этот викинг носил кошель величиной с заплечный мешок и мечтал набить его старыми монетами полновесной имперской чеканки.
Остальные также отправились в путь вовсе не за приключениями. Иная жажда гнала их вперед, и утолить ее можно было отнюдь не водою. Атвуд пообещал им золото, много золота и честный дележ – разумеется, для тех, кто сумеет до него дожить. Такие условия им подходили. Люди недобро ухмылялись и потирали руки в предвкушении богатой добычи. То обстоятельство, что немногие доживут до заветного часа, могло лишь порадовать остальных, увеличивая их и без того немалую долю.
Исключение составлял проводник Сандо. Он был старше всех по возрасту: седина уже пробивалась в его коротко стриженых светлых волосах. Сандо пришел откуда-то с дальнего севера, такого дальнего, что о тех местах никто и не слышал. Он был не таким рослым, как Фарки, но большие жилистые руки его, все в буграх мышц, невольно внушали уважение. Сандо ни с кем не боролся, не сражался на мечах и не рычал ни на кого своим красивым грудным басом, но его старались не задевать: однажды он одним выстрелом пробил двойную кольчугу, висевшую на доске, и никто не смог выдернуть наконечник стрелы, настолько глубоко он засел в дереве. Сандо много пил, почти не хмелея, а после ложился и засыпал прямо на теплом песке, и все их разгульные пьяные забавы проходили как бы мимо него. Атвуд однажды спас Сандо жизнь, и в благодарность за это светловолосый воин пообещал отвести предводителя на место, где огромные золотые самородки лежали в таких количествах, которые удовлетворили бы и самого алчного из всей их жаждущей несметных богатств компании.
Для этого дела требовался корабль. Недолго думая, Атвуд захватил самую большую лодку в рыбачьей деревушке, стоявшей на самом кончике далеко выступающего в море мыса. Рыбаки, увидев обнаженные мечи чужаков, не решились с ними спорить. Только один рыбак, выше и крупнее остальных, попробовал заикнуться о деньгах. Он назвал это «платой за аренду лодки». В ответ Атвуд плашмя ударил верзилу мечом по голове, и тот осел на песок. Из раны потекла кровь, лицо рыбака побелело. Жители деревушки поспешили убраться прочь от злополучной посудины, унося с собой своего раненого товарища. Атвуд заметил, что при этом происшествии синие глаза Сандо странно блеснули. И этот блеск не понравился предводителю отряда.
Наскоро побросав в лодку съестные припасы и бочонки с водой, новоявленные мореходы поспешили отплыть от берега. Раненого рыбака соплеменники положили на склон песчаной дюны и перевязали ему голову. Верзила взглянул на игравшее волнами море, на дымчатый горизонт. Потом посмотрел в глаза своих товарищей-рыбаков и прочел в них то же, что и сам ощущал кожей в предгрозовом воздухе: надвигался шторм.
Разумеется, разбойники Атвуда о нем и не догадывались. Среди них были люди, которым доводилось ходить по морю. Поэтому они сумели выставить парус и двинулись на запад. Фарки взялся за руль, а Атвуд отвел Сандо в сторону и спросил:
Сколько нам плыть до места?
Пять дней.
Ты говорил, золотые самородки лежат там прямо на земле?
Да.
-- Почему местные жители не растащат их на сувениры?
– Для них это просто красивые камни.
Атвуд зло оскалился:
Пентюхи они и есть пентюхи. Ладно, лишь бы нам не мешали.
Им не нужно золото, я же говорил.
Дурачье! – сказал Атвуд. – Но если они станут путаться у нас под ногами, я прикажу своим людям пустить в дело мечи.
– Это мирный народ. Не нужно было брать с собой столько воинов.
Прошло много времени с тех пор, что ты там был, и люди могли измениться, – предводитель плотоядно усмехнулся. – Я заберу все золото, что там есть. Жаль, не удалось раздобыть посудину побольше!
Жаль, – согласился Сандо. – Рыбаки не заходят так далеко на своих лодчонках. Эта слишком мала для дальнего плаванья.
К вечеру даже самые непонятливые из разбойников стали с тревогой посматривать на небо. Горизонт затягивали темные тучи. Волны курчавились пенными барашками. Ветер так сильно натягивал парус лодки, что шкоты рвались из рук. Ночью шторм разбушевался вовсю.
Три дня людей в утлой лодчонке швыряло волнами вверх и вниз. Туманная пелена затянула все вокруг и не давала увидеть солнце. Сначала за борт смыло провизию, потом начали исчезать люди, один за другим. Как они не цеплялись за снасти, как ни крепили себя к мокрому дереву банок, бушующие волны оказывались сильнее. Последних разбойников детина с головой как яйцо сам выбросил за борт, не поделив с ними бочонок с водой. Когда шторм начал стихать, в лодке остались только предводитель, головорез Фарки и Сандо.
Последним усилием шторм выбросил лодку на каменистый берег, разбив ей днище. Люди бросились прочь и долго брели по отмели, скользя по мокрым камням. Кипящие пеной волны настигали их, пытаясь сбить с ног и увлечь обратно в море. В конце концов беглецам удалось подняться выше и оглядеться.
Тогда Сандо впервые за долгое время рассмеялся.
Шторм оказал нам большую услугу, – сказал он.
Фарки зло оскалился в ответ – этот выскочка-северянин никогда ему не нравился. Напрасно Атвуд так нянчился с ним, даже взял в проводники. Светловолосому не стоило доверять: нужно было выпытать у него все про золото, а по дороге бросить в море.
Он убил всех наших людей! – прошелестел Фарки своим змеиным голосом.
Ты сможешь забрать себе их долю, – пожал плечами Сандо. – Если унесешь столько золота.
О чем ты говоришь? – спросил Атвуд, нахмурясь.
Шторм выбросил нас на тот самый остров.
Сандо повернулся и пошел вверх по ущелью. Атвуд и Фарки поспешили за ним. Ущелье вывело их на поросшее лесом плато, по которому пролегал водораздел. Вскоре Сандо отыскал ручей, неторопливо напился холодной и чистой воды и двинулся вниз по его течению. Прошли долгие годы с тех пор, как он был здесь, но память не подводила, и ноги сами несли его вперед.
Постепенно ручей превратился в маленькую речку. Сандо даже вспомнил ее название – Каменка. Воды реки были прозрачными, как слеза, дно устилал слой гальки. По берегам росли остролистые деревья, больше похожие на кустарник. Казалось, сразу над их кронами текла навстречу прозрачная синева неба. Это было одно из красивейших мест на свете, и Сандо хотелось сделать так, чтобы следом за ним не пыхтел по-медвежьи Атвуд и не присвистывал по-змеиному Фарки. Он остро чувствовал, что им не место среди этой красоты. Хорошо, что идти оставалось совсем немного.
Речка привела их к каменному ущелью, с края которого она шумным водопадом обрушивалась в долину. Рядом с водопадом стены ущелья расступались, образуя небольшую, усыпанную камнями площадку. С этой площадки открывался великолепный вид: зеленые кроны деревьев простирались далеко вперед, прорезанные синей нитью реки. От недавнего шторма не осталось и следа: на горизонте под ярким полуденным солнцем блестело море.
Разбойники, оглушенные вдруг распахнувшимся перед ними великолепием, робко топтались позади. Потом Атвуд, возвысив голос ( шум водопада мешал разговаривать), спросил:
Эй, Сандо, где обещанное золото? Дальше дороги нет.
Неужели вы не видите?
Нет, разрази тебя гром!
Оно у вас под ногами.
Разбойники ахнули от изумления, когда разглядели, что это не камни, а золотые самородки устилали дно площадки. Сандо мог бы показать им огромную золотую жилу, от которой они откололись - она пронизывала стены ущелья. Но не стал: Атвуду и Фарки явно хватило и тех крох золотого пирога, что лежали внизу. Разбойники изумленно вертели самородки в руках, подносили к глазам, пробовали на зуб, даже обнюхивали. Золотой туман застлал глаза Атвуда, золотое безумие плескалось во взгляде у Фарки. Атвуд вытряхнул из своей походной сумки остатки провизии и начал набивать ее увесистыми, отливающими желтизной камнями. Фарки ползал на коленях, шипя по-змеиному, и запихивал самородки в свой огромный кошель.
Когда разбойники, отпыхиваясь и утирая потные лбы, набрали столько золота, что едва могли снести свои тяжелые мешки, Сандо сказал им:
Возвращайтесь на западный берег. Там растет достаточно деревьев, чтобы срубить плот. Восточный ветер задует через несколько дней. Охотой в соседнем лесу вы добудете себе провизию на обратный путь. Дальше не заходите – это может не понравиться местным жителям.
Плевать я на них хотел! – прошипел Фарки.
Они за нами наблюдают. Не стоит их злить – у этого народа отличные лучники.
Откуда ты это знаешь? – спросил Атвуд, невольно оглядываясь.
Верно, им давно пора разойтись! – злобно усмехнулся Фарки. – Только твоя дорожка здесь и закончится, светловолосый ублюдок!
И он ударил Сандо в спину ножом. В последний момент северянин сумел увернуться, и противники покатились по земле. Сандо перехватил руку Фарки, сжимающую нож. В ответ разбойник свободной рукой ударил его в лицо, целясь в глаза. Сандо пришлось резко отдернуть голову, и своим затылком он ударился о камни с такой силой, что в глазах потемнело. Некоторое время он едва мог удерживать нож Фарки над своей грудью. Руки борющихся сплелись, словно змеи. Мышцы Сандо напряглись, как канаты, удерживающие парус в хороший ветер: Фарки был силен, очень силен. Кроме того, разбойник навалился на северянина сверху, и ему было удобнее атаковать. Кривой южный нож его опускался все ниже, зловеще блестя. Сандо понял, что проигрывает схватку.
Тогда северянин неожиданно для своего противника извернулся, и нож лишь скользнул ему по ребрам, разрывая одежду. Сандо напрягся и сбросил Фарки с себя. Затем поднялся, подхватил с земли самородок потяжелее и поднял его над головой.
Остановись, Фарки! – сказал он резко. – Золото свело тебя с ума – оно же и вправит тебе мозги, если не уймешься!
Фарки лишь расхохотался в ответ, и смех его походил на шипение ядовитой змеи, увидевшей добычу:
Ты не уйдешь отсюда живым, северное отродье!
С этими словами разбойник вытащил из ножен свой длинный меч.
Атвуд, останови этого безумца! – обратился Сандо к предводителю. – Долго ты еще будешь стоять и смотреть, как убивают твоего проводника?
Ты сам виноват, Сандо! – пожав плечами, откликнулся тот. – Я вижу, тебе пришлась не по душе наша охота за золотом. А ведь ты мог бы иметь свою долю в добыче! Мог! Но ты променял ее на этих олухов-туземцев. Ты слишком о них беспокоился, за что и поплатишься. И я хочу, чтоб ты знал: когда Фарки с тобой покончит, мы с ним отправимся на восточное побережье, и я заставлю это дурачье как следует потрудиться и построить нам плот. Затем они снесут туда все золото, которое здесь есть, до последней золотой песчинки, и только после этого я отпущу их и дальше нанизывать коралловые бусы и танцевать у огня, или чем они там еще занимаются в своих вонючих лесах, развесив по кустам слюни и сопли, вместо того, чтобы взять достойную добычу, как поступили бы настоящие воины!
Закончив свою речь, Атвуд махнул рукой, и Фарки двинулся вперед. Он размахивал своим длинным мечом, оттесняя Сандо к водопаду. Северянин швырнул в головореза самородок, но тот сумел увернуться, прошипев что-то на своем змеином языке. Взгляд Фарки застыл, на тонких губах его играла усмешка: разбойник наслаждался игрой с беззащитной жертвой. Выхода не было: северянин стоял на самом краю, и река ревела, обрушивая в пропасть белую пену своих струй.
Ступай себе в бездну, Сандо! – крикнул Атвуд. – Наши дорожки давно уже разошлись, а ты и не заметил, олух!
Наши пути никогда и не сходились, Атвуд, – сказал Сандо. – Но ты спас мне жизнь, и теперь мы в расчете.
Не слышу! Что ты там бормочешь, северянин? Просишь пощады?
Сандо не ответил. Он повернулся и прыгнул вниз. Тело его мелькнуло темной черточкой и скрылось в облаке брызг, висевшем над водопадом.
Фарки плюнул ему вслед и вложил меч в ножны. Разбойники взвалили на плечи свои мешки с золотом и, согнувшись под их тяжестью, побрели назад искать тропинку, ведущую к населенным туземцами местам. К восточному побережью.
В тот день Элис пришла к водопаду одна. Она была приемной дочерью вождя, так как своих дочерей у Эль-Тана не было. Женщины из правящего рода, как правило, не путешествовали в одиночестве – их должны были сопровождать родственницы, а в официальных случаях и воины. Но Элис могла уйти и одна: Эль-Тан баловал свою любимицу и позволял ей некоторые вольности. В разумных пределах, разумеется. Негласно же за девушкой всегда присматривали женщины постарше, но она об этом не знала. Зато вождь был спокоен за Элис – а спокойствие вождя всегда оставалось первейшей заботой для любого жителя острова.
Элис искупалась в озере: вода уже была совсем теплой. Затем она долго сидела на берегу, любуясь водопадом. Струи воды, кипящие белой пеной, их несмолкающий рокот всегда настраивали Элис на задумчивый лад. Вот и теперь девушка перебирала в памяти события тех давних лет, когда еще были живы ее родители, и она сама, пятилетняя девчушка с льняными волосами и веснушками на лице, легко терялась на просторах большой отцовской лодки, стоявшей у южного причала. Эти воспоминания были так же драгоценны для Элис, как и немногие вещи, оставшиеся от матери или отца – костяной гребень с вделанным в него красным камнем, серебряная цепочка или северный нож с тяжелым лезвием, исписанным полузнакомыми буквами рун. Девушка искала уединения, чтобы можно было без помех погрузиться в глубины памяти, как до этого она погружалась в теплую озерную воду, и увидеть родные лица, сохраненные внутри, словно живые.
Еще Элис думала о будущем. Ведь кто она была здесь? Сирота, рано оставшаяся без родительской опеки. Приемыш. Поводом к особенному положению девушки послужили давние заслуги ее северянина-отца. Немалые заслуги. Наградой ему стал брак с гранд-дамой, племянницей вождя красавицей Аломой. Таким образом, Элис приходилась престарелому Эль-Тану скорее внучкой. Но вождь официально удочерил ее и, не имея собственных дочерей, искренне любил. Баловал. Позволял то, что другим бы не позволил. Например, разрешил Элис самой выбирать себе мужа.
Вот только выбора-то у нее и не было, на самом деле. Потому что, хоть она и любила свою красавицу-мать, но пошла в отца. Всем: фигурой, лицом, серыми, как море в шторм, глазами, светлыми волосами, веснушками, душой. Душа ее стремилась на север. В далекую даль. Как бы хорошо к Элис не относились окружающие, она чувствовала себя одинокой. И ничего не могла с этим поделать.
Пора было возвращаться. Волосы девушки совсем высохли и распушились, рассыпавшись по плечам ворохом спелого льна. Элис бросила прощальный взгляд на озеро, и вдруг замерла на месте. В воде кто-то был. Какой-то человек плыл к берегу от водопада, загребая руками так медленно и осторожно, словно каждое движение причиняло ему боль.
Она смотрела на него, замерев... нет, не от испуга. На острове Элис нечего было бояться. Девушка замерла от изумления. Потому что у незнакомца были светлые волосы. Такие же, как у нее, только не вьющиеся, а прямые и коротко остриженные, как было принято у воинов. Сердце Элис учащенно забилось, и румянец окрасил ее бледные щеки в нежно-розовый цвет.
Незнакомец выбрался на мелководье и лег головой на берег. Встать он не мог, только некоторое время скреб руками по желтому песку. Потом затих. Элис осторожно приблизилась к лежащему и наклонилась над ним.
Вы меня слышите? – спросила она.
Человек молчал и не шевелился. Девушка попыталась перевернуть его на спину, но удалось ей это не сразу: незнакомец оказался очень тяжелым. Лицо его было бледно, глаза закрыты. К коротко остриженным волосам прилипли желтые песчинки.
Вы можете встать?
Глаза незнакомца медленно открылись. Они и цвета оказались такого же, как у нее – серые. И серый туман застилал их. Потом взгляд незнакомца прояснился.
Попробую, – сказал он. – Если вы мне поможете.
Опираясь на, как выяснилось, не такие уж хрупкие плечи девушки, воин поднялся и даже пошел, с трудом переставляя ноги и временами сгибаясь напополам от приступов боли. Элис шаталась под его тяжестью, но двигалась вперед, и даже умудрялась по пути расспрашивать раненого. Пока они шли до селения, он рассказал ей все о походе за золотом и схватке над водопадом.
Девушка уложила пришельца на веранде своего дома, под навесом, так, чтобы он мог видеть море. Вскоре пришел Эль-Тан, и северянину пришлось повторить свой рассказ для старого вождя.
Как твое имя, воин? – спросил вождь, когда тот закончил.
Очень далеко отсюда, на севере, меня называли Александр, – ответил пришелец.
Когда-то я знал одного славного воина, светловолосого, как и ты. Это был отец Элис, девушки, которая тебя нашла. Ты будешь вторым северянином, попавшим в наши края.
Очень давно я не был дома, – покачал головой тот. – Вождь, Фарки и Атвуд наверняка направились к восточному побережью. Их кошели набиты самородками, а мечи остры. Эти головорезы очень опасны.
Эль-Тан кивнул головой.
Они были опасны раньше, теперь опасность грозит им самим.
Что? – изумился северянин.
Вождь указал рукой на море.
Видишь темную черточку на краю залива? Это они. Два чужака захватили лодку с припасами и вышли в море. Я не стал высылать погоню.
Но почему, Эль-Тан? Если им удастся добраться до берегов Империи, твоему острову несдобровать: едва только слухи о золоте распространятся...
Лучше бы они повернули назад – здесь их участь была бы менее горькой, - сказал вождь. - Впрочем, разбойникам уже не успеть сделать этого. Видишь маленькое темное облачко на горизонте? Ветер усиливается, и шторм уже близок. Любой мальчишка в деревне знает, что в эту пору выходить в море – безумие. Элис, помоги Александру зайти в дом: скоро на веранде станет слишком сыро.
Уже стоя в дверях, северянин обернулся назад – облачко на горизонте стремительно превращалось в иссиня-черную тучу. В серых глазах его на секунду мелькнула жалость.
Они добыли много золота, и что же? Оно скоро утянет их на дно, – сказал он.
Вы говорите про эти желтые камни, что лежат наверху у водопада? – спросила Элис. – Они действительно тяжелы. Этот металл слишком мягок, он годится только для девичьих украшений, но не для стрел.
Северянин, морщась от боли, поднял руку и провел ею по золотистым волосам девушки. Элис не опустила своих глаз, только крепче обхватила его и бережно увела раненого в дом. «Теперь я в долгу перед вождем, – подумал Александр. – И в еще большем долгу перед этой славной девушкой.»
Не скоро, но он выздоровел. И сразу взялся за дело. Уходил рано утром и возвращался в серых сумерках, даже обедал в лесу. Так прошло лето и наступила осень. В один из октябрьских дней северянин понял, что выбрал всю жилу, и вместо золота в скале теперь зияет всего лишь темный извилистый пролом. Тогда он отложил зубило и молоток и спустился вниз, к той самой площадке над водопадом.
Элис отыскала его, когда солнце уже садилось. Между делом Александр сложил на краю площадки невысокий парапет из плотно пригнанных друг к другу камней и теперь сидел, устало опираясь на него спиной. Девушка подбежала и легко опустилась рядом. Он обнял ее и протянул на ладони небольшой самородок, почти без вкраплений породы, ярко блеснувший в закатном солнечном луче.
Это последний, – сказал он. – Не хочешь оставить его себе на память?
Элис отрицательно покачала головой.
Может быть, он пригодится тебе? – спросила она.
Зачем? У меня и своего золота хватает.
Какого золота? – удивилась девушка.
Вот этого.
Он указал на покрытые осенним багрянцем леса.
И этого.
Внизу раскинулись поля, на которых еще золотились стрелки убранного летом жнивья.
А самое главное – этого!
И он ласково, как когда-то весной, провел рукой по ее светлым волосам. Девушка счастливо рассмеялась в ответ, и тогда он бросил вниз последний самородок, и вздохнул с облегчением: теперь все золото острова покоилось под толщей воды, на дне кипевшего пеной озера. И не было желающих оттуда его достать.
![[]](/img/p/popow_dmitrij_wladislawowich/nastoyactheezoloto/zolotolesowipolej.jpg)