Старенький полупустой автобус уныло тащился по вечерней улице. Аня привычно угадывала дорогу по светящимся в темноте электрическим вехам. Голубое соцветие - мебельный, оранжевая пирамида - игровой салон, зеленая гирлянда - продуктовый на углу, а после того, как многоцветье центральных улиц сменится черной полосой пятиэтажек - пора вставать с продавленного сиденья и направляться к выходу.
Народу в автобусе немного - будничный "час пик" давно миновал. Честные труженики к девяти часам уже успели поужинать и расположиться перед телевизором. "Только такие ненормальные, как я, едут с работы в девять вечера, - про себя хмыкнула Аня. - Да ладно. В первый раз, что ли?"
Низкий мужской голос что-то пробурчал в динамике, обшарпанные двери с тяжелым стуком разъехались в стороны, и Аня медленно вышла на абсолютно пустую остановку.
Из темноты двора, как пьяный приставала, вырвался промозглый ноябрьский ветер, бесцеремонно забрался под узенькое черное пальтишко, злорадно, со знанием дела ударил в лицо, растрепал выпущенную из-под беретки тонкую прядь. Аня досадливо поежилась. До дома всего-то пять минут ходьбы, но пробираться по темным лабиринтам дворов пятиэтажек, одинаковых, настроенных вдоль и поперек, - удовольствие сомнительное. "Лампочки у подъездов - это анахронизм, или, вернее, историзм", - равнодушно сострила Аня сама для себя: вроде, веселее стало. Она вообще с некоторых пор острила только для себя.
Колени в прозрачных колготках начинали мерзнуть. Аня обреченно зашагала с улицы в неуютную темень дворика.
Вот, раньше боялась: убьют, изнасилуют. И Валентина пугала: в соседнем дворе каждый день шприцы находят. Удивила! Примета времени, как-никак.
А теперь все равно. Не страшно, просто тупое равнодушие: будь что будет. "Может, это я взрослею: рано или поздно маленькие девочки перестают бояться темной комнаты. Может, мне просто параллельно, настанет ли завтрашний день? Ну, настанет. И опять начнется то же самое..."
Аня, раздраженно вскинув сползающую сумку на плечо, прибавила шагу.
Справа металлически засигналила и решительно хлопнула дверь подъезда. Наперерез Ане от темного прямоугольного пятна отделилась высокая мужская фигура в кожаной куртке:
У, какой высоченный... Простите, мужчина, кажется, нам не по пути... С неожиданной для самой себя ловкостью Аня обогнула нежеланного кавалера и сорвалась на бег.
- Эй, девушка... - неуверенно окликнули ее сзади.
Аня рванула вдоль дома, завернула за угол, немного отдышалась, непослушными замерзшими руками расстегнула сумочку, достала сотовый. Экран приятно засветился голубым. Набрав "Валю", Аня с досадой услышала искусственный голос: "Абонент временно недоступен..." Не везет так не везет. Наверняка сегодня мачехе не до нее. "Бравада - прекрасно, но инстинкт самосохранения пересиливает..."
Наконец-то подъезд - обычный, тщетно охраняемый от алкоголиков и бомжей кодовой дверью, в меру грязный, в меру исписанный похабными пожеланиями и именами народных кумиров. Впрочем, разобраться в местной стенописи поздним вечером все равно не было никакой возможности: на все пять этажей приходилась одна исправная лампочка. На пятом этаже. До нее у дворовой шпаны руки... вернее, ноги не дошли. Зато жильцам лампочка призывно освещала дорогу...
Тихонько отперев замок, Аня застыла на пятачке возле двери (он же - прихожая крохотной однокомнатной квартирки) - и по привычке оценила обстановку. Справа у шкафа гордо расположились мужские ботинки размера этак сорок пятого. Из кухни, из-за матового стекла двери, на старенький линолеум "под дерево" падал размытый прямоугольник света и слышались приглушенные голоса.
"Опять..." - обреченно-устало подумала Аня. Значит, действуем по отработанной схеме: как можно тише открываем гардероб, вешаем пальто и беретку, без единого стука снимаем ботинки и так же бесшумно ставим их подальше под полку.
Видимо, перевоплотиться в призрака не совсем удалось, потому что незнакомый мужской голос негромко спросил:
- Валь, кто-то пришел?
- Да нет.
- Что-то хлопнуло...
- Сквозняк, наверно...
Вот и отлично: притворимся сквознячком, на цыпочках прокрадемся в зал (который одновременно и гостиная, и спальня) и окажемся "у себя". Так Аня называла свою часть комнаты - кровать за шторой, разделяющей единственную в квартире комнату на две неравные части: Анину "спальню" - и собственно зал, который одновременно служил спальней Валентине. Хорошо сквознячку, хорошо невесомому эфиру - а тут, как ни устраивайся, пружины в старом диване все равно заскрипят.
Всякий раз, когда Валентина Ивановна занималась обустройством личной жизни, с Аней происходило чудесное преображение: квартира ограничивалась размерами "спальни", вся информация из внешнего мира поступала в виде звуков, а зрение становилось практически бесполезным. Кроме того, всё, что Аня в это время делала, - она делала, виртуозно "выключив" звук.
И свет включать нельзя - но это не проблема. На цыпочках, обходя по рисунку выцветающего паласа скрипящие доски пола, Аня добралась до кресла и встала на деревянную ручку. Потянулась к верхней двери старого полированного серванта-"горки", купленного где-то в начале восьмидесятых. Вытащила постельное белье, с теми же предосторожностями прокралась по паласу и с облегчением вздохнула: "Кажется, не услышали..."
Глухо стуча по линолеуму, в коридоре все ближе затопали каблучки. "Туфли надела наша красавица, - отметила Аня. - Как будто мужик на туфли глядит в первую очередь...А впрочем, откуда мне знать? По мне монастырь исплакался..."
Металлические кольца, держащие штору на самодельной перегородке-карнизе, тихонько лязгнули, плотная ткань песочно зашуршала под невидимой рукой.
- Ань, - позвал вкрадчивый шепот. Штора отодвинулась, и в "спальне", загромождая собой кусочек свободного пространства в ногах дивана, появился темный силуэт: невысокая женщина в свободной блузке, скрывающей полноту талии и бедер, и прямой юбке до колен.
- А? - так же шепотом отозвалась Аня.
- Мы сейчас ненадолго магнитофон включим...
- Ясно.
Аня усмехнулась про себя: фраза о магнитофоне - очень прозрачный намек. Взять полотенце, шмыгнуть в совмещенный санузел, привести себя в порядок, вернуться в комнату и попытаться уснуть. Или не уснуть, просто не подавать признаков жизни.
За шторой в "зале" послышался скользящий звук пластмассы о дерево, приглушенные шаги по мягкому паласу и тупые постукивания по линолеуму, удаляющиеся в кухню. Щелчок закрывшейся двери, отозвавшийся еле слышным дребезжанием дверного стекла. Еще один, высокий всхлип-щелчок кнопки на китайском магнитофончике, и - наконец-то! - из кухни поплыла одна из стилизованных под русские народные, весьма популярная среди дам климактерического возраста песенка.
Аня давно уже приноровилась надавливать на кнопочку потертого выключателя так мягко, чтобы он не щелкал. Усвоила, что в ванной по вечерам не следует запираться на шпингалет - по той же причине, а холодную можно воду пускать только маленьким напором и только в раковину. Почему холодную? А потому что колонка находится в кухне... Пора закругляться и идти бай-бай.
Снова послышался щелчок-всхлип, певица замолчала на полуслове, из кухни докатился негромкий звон убираемой со стола посуды. Несколько секунд пошумела вода. "Так, уборкой решила на сегодня не утруждаться". По коридору тупо застучали каблучки и зашлепали домашние тапки.
- Иди в ванную, а я пока все приготовлю, - послышался женский шепот.
Дальше - по очереди - шлепанцы, щелчок, двойной стук шпингалета, шум воды, шпингалет, выключатель, шлепанцы. И одновременно: скрип раскладываемого дивана, причмокивание магнитной присоски в шкафу, легкий шорох материи и свистящие движения ладоней по ткани вдоль и поперек - Валентина расправляет складки простыни.
- Слышь, а там, за перегородкой, есть кто? - вдруг спросил мужской голос.
- Ну, дочка, - недовольно ответила мачеха.
- А большая?
Аня злорадно улыбнулась. Ну-ну, пусть теперь выкручивается! Ситуация-то пиковая: если назвала дочкой, значит, ее, Анин, возраст прямо пропорционален возрасту Валентины!
- Большая, - уклончиво ответила мачеха.
Пять с плюсом! Понимай, как знаешь! Да здравствует теория относительности! Если хочешь скрыть свои мысли, просто озвучь их! ...Большим и годовалого ребенка можно назвать - это смотря для кого и для чего он большой.
- А она спит? - не унимался мужик.
- Спит, - раздраженно прошептала мачеха. - Ну?..
- Неудобно как-то, ну это... - едва разобрала Аня.
- Неудобно знаешь что?
Аня даже пожалела мачеху: ведь знает прекрасно, что падчерица не спит и слушает эту галиматью. Чувствует неловкость перед Аней и злится на нее же.
А все-таки какую власть над людьми получает воспитание: то неудобно, это неудобно, это не тронь, туда не лезь. Фразы заготовлены на все случаи жизни, даже книги соответствующие написаны и слово умное придумано - этикет. И люди вроде даже и обижаются, не услышав дежурного приветствия или затертого комплимента. А всё отчего? Правильно: детская привычка, не поддающаяся логике и анализу. Скоро в предрассудки начнем верить. А, собственно, почему - начнем? Многие и так верят. Аня и сама при виде черной кошки легонько прикусывала язык и хваталась за пуговицу - не то чтобы верила в неминуемую напасть, а так, на всякий случай.
Эх, ну почему никто не догадался соотнести правила этикета с нашими жилищными условиями?
События за шторой шли своим чередом, оставляя незначительный простор для фантазии.
Аня, естественно, только в книжках читала про немое кино: изображение есть, а звука нет - здесь же ситуация была обратной. Лет десять назад у Валентины сломался телевизор: звук идет, а экран черный - и гадай, что там происходит. Вот и сейчас Аня не могла отделаться от догадок, морщилась, гнала от себя картинку, которая все проявлялась перед глазами, как негатив.
"Дура! - ругала себя Аня. - Мазохистка, идиотка! Синий чулок! Неприятно ей, видите ли, грязь всюду чудится! Вот и сиди (то есть лежи), слушай, дожидайся рыцаря на белом козле! Который - в смысле, рыцарь, а не козел - будет стихами объясняться в любви! Надо было не строить из себя недотрогу пять лет назад, тогда, на первом курсе. Нет, блин, оскорбилась до глубины души, когда рыцарь прозаически позвал в кровать. Он что, убить тебя хотел?.. Счел дурой клинической, и правильно сделал".
Раскладной диван ритмично поскрипывал, из-за шторы ясно доносилось учащенное сиплое дыханье и короткие вздохи.
"И нечего было корчить оскорбленную невинность. Авось бы не умерла, может, даже понравилось бы. Вспомнить страшно: вены резала, тоже мне, поруганная добродетель... Максималистка. Жила бы, как все, и не выпендривалась. Так нет, возомнила себя особенной! А что во мне особенного? В школе - старательная хорошистка, и не более. Поступила в институт, строго уложилась в проходной балл - тоже не велико достижение. Выучилась на никому не нужного библиотекаря. Словом, типичная серость. И надо было устраиваться рядом с такой же серостью, уйти от Вальки, пусть бы хоть узнала к пенсии, что такое бабье счастье..."
- А-ах, - послышался глубокий вздох за шторой. Диван, взвыв в последний раз, устало затих. Через минуту по коридору прошлепали босые ноги - выключатель, шпингалет, вода... Из-за шторы донесся тихий шорох одежды, скользящей по телу, и короткий звук застегиваемой молнии.
- Ну что ты, остаешься? - прошептал женский голос из коридора.
- Да нет, поеду.
- Автобусы не ходят. Куда ты поедешь? - зашипела Валентина.
- А я на машине. И потом, неудобно. Дочка у тебя... не буду вам мешать.
"Скажите, какой деликатный! - раздраженно подумала Аня. - Стеснять нас не хочет. А о чем он час назад думал? Ясно о чем... А тут - решил свою маленькую мужскую проблему, и совесть заговорила!.. Хотя, оно, конечно, к лучшему. Сейчас Валька уляжется, и можно спать".
По полу проскребли ботинки, коротким крещендо взвизгнула молния на куртке, два раза клацнул дверной замок.
- Ну, пока, - уже в полголоса попрощался мужчина.
- Давай, пока, - так же вполголоса отозвалась женщина и добавила с едва скрываемой надеждой, - до встречи...
Облегченно вздохнув, Аня с наслаждением повернулась на бок, не обращая внимания на тоскливо скрипнувшие пружины. Доступное для жизни пространство снова расширилось до пределов квартиры. Механически Аня отметила, что мачеха прошлепала на кухню и стала разогревать чайник.
Можно засыпать.
Аню разбудил размеренный звон посуды и резкий шум воды. Колонка мерно гудела, едва слышно гундосило радио. Еще не совсем рассвело, а "в спальне" за шторой и вовсе не наступало утро, но лежать было как-то совестно. Вон, Валентина, несмотря на воскресенье, поднялась пораньше и вовсю трудится. Надо встать и внести свою лепту в еженедельный квартирный марафет, а потом с сознанием выполненного долга позавтракать. А дальше? Может, Ленке позвонить, она давно звала посмотреть на годовалого сыночка. Посидели бы вместе, погуляли с Андрюшкой, потом еще посидели бы. Авось и день пройдет.
Аня быстро убрала белье, влезла в старые джинсы и футболку и прошлепала на кухню.
- Помочь?
Валентина сосредоточенно мыла тарелки, демонстрируя спиной нежелание вступать в общение с падчерицей. "Что я успела натворить с утра пораньше?" - удивилась Аня.
- Давайте, вытру, - Аня сделала еще одну попытку.
Но мачеха резко вскинулась, обернулась, и Аня увидела искаженное несдерживаемой злостью, красное, опухшее от слез лицо.
- Соизволила проснуться?! - севшим от слез, срывающимся на визг голосом выпалила Валентина. - Я уже полчаса как мою!
"Ну и спала бы, - про себя огрызнулась Аня. - И потом, за собой ведь моете, вы тут вчера с кавалером чаевничали!" Но вслух, естественно, ничего не сказала: к чему подносить фитиль к бочке с порохом? Аня покорно потянулась к полотенцу, но мачеха рванула его к себе. Петелька на полотенце оборвалась, а пластмассовый крючок-наклейка полетел в стоящее возле мойки мусорное ведро.
- Ч-черт! - выругалась Валентина. - Иди в комнату! Не нужны мне помощники из-под палки!
- Ладно, - недоуменно отозвалась Аня. - Как хотите.
Однажды в какой-то газете Аня прочитала мудрое наблюдение: женщины любят разыгрывать представления типа "Уходи навсегда!.. Нет, постой, я еще не все сказала!" Аня четко представляла себе, как должен себя чувствовать несчастный собеседник в подобной ситуации. Мачеха играла точно по сценарию.
- Куда пошла?! Вот наказание с тобой! Нет, ты подумай своей головой, какая у меня может быть личная жизнь со взрослой дочерью в одной квартире?! Кому я нужна?! Кто со мной останется?! А ведь я - женщина, и еще молодая женщина!.. Я-то в двадцать два года уже замужем была, матери глаза не мозолила! Все нормальные люди в твоем возрасте давно замужем, детей рожают! А ты кукуй дальше в своей библиотеке, кукуй хоть до старости! - Валентина с грохотом сунула кипу тарелок в шкаф.
- Я это всё уже слышала, - стараясь сдерживаться, как бы про себя вставила Аня.
- Не перебивай, когда с тобой разговаривают! - в голосе Валентины послышались истерические нотки. - Что-то твой папочка не больно тебя воспитывал! Послал же мне Бог наказание! И с тобой вечные проблемы! Не могу я так больше, не могу! - Валентина со стуком швырнула на стол вымытые ложки.
Аня, сжав губы, старалась не смотреть на мачеху, озлобленно разбирающую тарелки.
На улице уже совсем рассвело, и серая кирпичная стена соседней пятиэтажки уныло маячила в окне сквозь голые ветви тополей.
- Ну? Чего в окно уставилась?! Заняться нечем? Нет, ты не молчи, ты мне ответь, пожалуйста, долго мне еще с тобой маяться?!
- Нет, - разжала губы Аня. - Недолго. Ухожу на весь день, вернусь вечером. Ушла бы и на ночь, да некуда.
- Хамка!.. - крикнула Валентина.
Аня решительно прошагала в зал. Собраться было делом двух минут. Натянуть узкие брюки, прямо на домашнюю футболку - вязаный фиолетовый свитер, чуть подвести глаза... Впрочем, если верить мачехе, что с косметикой, что без, - при Аниной внешности роли не играет. Ну и пусть, не очень-то и надо. Аня стянула волосы в короткий хвост, оставив сбоку вьющуюся прядь, и засунула в сумку щетку для волос. Метнулась к шкафу, выхватила читаную-перечитанную Ахматову в мягком переплете и тоже кинула в сумку. Всё. Можно идти.
Из кухни неслись рыдания мачехи - громкие, со сладким подвывом. Далеко засунутые под полку ботинки, как нарочно, не хотели вытаскиваться, тугие пуговицы нового пальто плохо слушались, настенное зеркало в прихожей мстительно отметило размазавшийся карандаш, но Аня не стала задерживаться. Застегиваясь на ходу, она выскочила на лестницу и заперла дверь своим ключом.