А была я гулкой, лаковой, бледно-оранжевой
и ловила ревнивые взгляды твоих девчат. 
Ах, как пела я... как любила тебя привораживать,
отнимать у всех - самому себе возвращать! 

А когда ты пел - на скамейке, с дружками-подростками,
разложив сигареты, забыв про нехитрую снедь, 
Как любила я золотистой декой отблёскивать,
отзываться тебе - и восторженно леденеть... 

А потом пошло - с переборами-перекатами,
До утра... с бесшабашной и звонкой ночной гульбой.
Про чужую войну. А потом - про любовь проклятую,
обреченным и резким боем - как будто в бой.

А потом - невеста, красивая, большеглазая...
Очи - песенные... свет бескрайний, синь-бирюза. 
А она сказала: с концертами, мол, завязывай
(будто с пьянством). Любил, поэтому - завязал. 

Годы-годы  - как будто пылью седой припорошены, 
Деньги, дети... скандалы, влёт - из-за ерунды,  
Что-то тихо вздрагивало, всхлипывало над порожками  - 
про мои лады - про твои семейные нелады. 

А потом - бросал виноватые взгляды: прости, мол, некогда,
и уныло маялся, в год ни строчки не сотворив, 
Я старела... всеми древесными фибрами, всеми деками,
ощущала, как странно мертвеет мой гордый гриф

и струна - размотанный кончик - упрямо колется... 
Ну, давай напоследок, давай: "а в глазах твоих неба синь", 
И цыганскую-хулиганскую, на два голоса! 
Нашу юность - легко проводим, отголосим...