|
Пейзаж без рамы
Рассвета глянец - рассказ светила о том, что было, чего не станет ...
В нем скорбь пространства, о точке в оном
себя напрасно считавшим фоном.
В нем все: угрозы, надежда, гибель,
стремленье розы вернуться в стебель
Он кровь из раны, побег из тела -
в пейзаж без рамы давно хотела ...
И. Бродский
На пристани, где они высадились, не было ни души. Трое арабов вытащили багаж, выставили кучкой посередине огромного бетонного пирса и, получив чаевые, убежали назад на корабль. Когда-то порт был забит до отказа торговыми судами. С тех времен еще стояли погрузочные краны, тоже огромные, как инопланетные гиганты-жуки, сейчас они поскрипывали ржавыми тросами в бездействии.
- Наверное, мы первые туристы, с тех пор как окончилась война - торжественно сказал Борис, доставая из саквояжа солнечные очки. Было еще рано, но солнце успело разогреть пирс, свежий ветерок с моря не спасал от пекла.
- Мы не туристы, Борька, путешественники, мы же не собираемся отплывать назад в конце сезона.
Роза сидела на большом, с нее размером, чемодане, поджав под юбку ноги, и весело посматривала на брата из-под шляпы с большими полями.
- Ну, и где твой хваленый агент? Как его там... Акакий?
- Аханкий, а вот и он! - Роза была в прекрасном настроении, и сердиться на подколы брата не собиралась, она вытянулась навстречу стремительно несущемуся джипу, из-под которого поднимались облака пыли, так, будто их можно было не заметить на пустом широком пирсе.
Погрузили багаж, обмениваясь короткими стандартными фразами о дороге и погоде, и уже когда въезжали на улицы города, Роза спросила о том, что было предметом спора с братом последние два часа пути:
- Надеюсь, в отеле, куда вы нас везете, есть горячая вода и... ванна? - она как-то жалобно посмотрела на встречающего, а тот улыбался, кивая и одновременно отрицательно качая головой, повторяя все время одно только слово: - верно, верно.
На площади, где они круто развернувшись остановились, тоже было пустынно, только под навесом перед кофейней сидел худой, как жердь, абориген, бритый наголо, и отрешённо глядя куда-то за горизонт, однотонно стучал длинными пальцами в маленький вытянутый барабан. Звуки были большие, сочные, и падали в разогретый воздух жирными каплями:
- ... там, бу бу там, бу, там там, бу бу.
Роза остановилась около него, он не взглянул, даже когда она бросила к его ногам сотню.
- ... там, бу бу там, бу, там там, бу бу - выбивали пальцы жирные звуки, они как будто текли из-под его рук.
- Сколько в нем свободы, - сказала она Борису, уже поднимаясь по лестнице в отель, как бы я хотела вот так освободиться от всего, чтоб только солнце и ветер были моим богатством, и никаких цепей рабства, обременяющих славой и капиталами жизни.
- Вот лишит нас папик наследства, - ухмыльнулся Борька, - и познаешь свободу в полной мере! - фраза была небрежно брошена, но чувствовалась ее накатанность от частого произношения, так же, как и ответ:
- И вылетит птица на волю из клетки! - Роза оглянулась на него, улыбаясь, когда маленький лакей открывал перед ней двери, и оба они, довольные собой, вступили за порог новой жизни.
Портье искренне удивился, узнав, что они приехали не на неделю, и не на две, а на срок совершенно неопределенный, и что собираются отправиться в глубь континента, туда, где еще не все знают, что война окончена. Он было хотел предостеречь от чего-то, но Борис поднял ладонь, и фраза повисла в воздухе, недосказанной.
- Ну, да, конечно, ваше право, вы можете оставить за собой номер, но оплатите тогда вперед, хотя бы... за... месяц? - молодой клерк сам удивился, что сказал это - отель стоял пустым уже три года, и за каждого постояльца держались, как за последнего. Борис заплатил. За два месяца, и еще дал чаевых.
- Вы номер хотя бы посмотрите, - от неожиданности ляпнул портье, - впрочем, номер мы вам приготовили лучший. Прекрасного вам дня, сэр. * * *
Отоспавшись, к вечеру они спустились ужинать в ресторан. Все с интересом их рассматривали. Пока Роза читала небольшую книжицу с меню, Борис расспрашивал смазливого официанта об автобусах на Пусейн, и дальше, на Тору. Официант вытаращил глаза, но видимо о сумасшедших туристах здесь уже знали все, и подготовленный этим знанием, он только кивал, приговаривая:
- Отличный план, сэр. Приятного путешествия.
На что Борис саркастически отвечал:
- Мой главный план никогда не строить длинных планов, - на самом деле он никогда еще не ведал той размеренной жизни, о которой сейчас говорил с таким сарказмом. Планы за них всегда строили. Сначала маменька, потом отец, а они с Розой были предметами заполнения уже склеенных сот жизни. Они проводили время так, как будто его не существовало.
Дети известного олигарха были заперты в клетку, полную благополучия. Благо в виде лучших образчиков человеческой житейской утвари заполняло огромный дом, построенный в центре городского парка, значительный кусок от которого был присвоен 'королем' города, президентом огромного металлургического завода. Народ долго шуршал протестами профсоюзов, требуя вернуть парк городу, но сделать ничего не смог. Роза и Борис об этом знали, но не задумывались, жили в иллюзорном мире фантазий. Сблизившись и объединив свои сознания с порхающими в них, точно рыбки в аквариуме, фантазиями, они были ограничены пространством, созерцая мир через стекло иллюзий. Вот и сейчас, хитростью вырвавшись из замкнутого пространства опеки, они не осознавали полностью время своего приключения, абстрактно называя его - 'навсегда'.
Неожиданно погас свет. Мальчики-половые тут же разнесли свечи по столам, но Роза, панически боявшаяся темноты, обмерла и, закрыв глаза руками, театрально прошептала:
- Мрак покрыл землю, они вернулись, светоглоты, они жрут наше солнце, и выплевывают свою ядовитую слизь на стекла домов, тьма тьмущая накрыла всё и вся!
- Роза, прекрати, мы уже не дети!
- Ты, как хочешь, а я - да! Я маленькая глупенькая девочка, которая боится гоблинов и зомби.
Борька засмеялся, и они, как когда-то в детстве играя в страшилки, вытянули скрюченные пальцы друг к другу, у Бориса выпал язык изо рта, Роза раскатала в обе стороны глаза. Редкие посетители, наблюдая этот спектакль, захихикали, а "дети", довольные собой, дерганой походкой как зомби вышли на террасу и дальше на узкую улицу, так и ушли, не заплатив за ужин.
- Аб эль вахаб, - плакал где-то араб длинную протяжную песню, - аб эль вахаб дан.
- О чем он поет, как ты думаешь?
- ... что-то о смерти... у них все песни о смерти...
Вечер закончился, не начавшись, солнце так мгновенно падает за горизонт, что сумерек здесь практически не бывает. Сразу ночь. Так же внезапно спускается на раскаленную землю тишина, птицы и цикады в одно мгновение замолкают, в этом безмолвии говорить что либо не хочется, и они шли, держась за руки, в черноту улиц. Огромное звездное небо смотрело на них, не моргая, удивляясь их присутствию в этом мире, созданном явно не для них. Беглецы из цивилизации и не подозревали, что их ожидает... Они шли, как слепые без поводырей, полагаясь, как на свои белые палочки, на ведомую судьбу. * * *
Рано утром путешественников разбудил настойчивый стук. Вставать не хотелось, ночь такая короткая. Не насытила сном их молодые тела. Стук повторился. Борис, шатаясь, поплелся к двери, на ходу распечатав бутылку с водой. За дверью стоял улыбающийся портье:
- Автобус, сэр. Вы просили разбудить.
- Да-да, - сказал Борис, захлопнул дверь, завалился в постель и тут же вырубился.
Проснулись они опять далеко за полдень. Роза долго негодовала, почему он ее не разбудил, но потом успокоилась пивом с вяленой рыбой. Европейская еда была привычнее и потому вкуснее, чем аборигенская стряпня.
Угощал усатый майор, пропаленный до черноты солнцем, почему-то не уехавший со своей частью на юг, где базировались отступившие перемирием войска.
- Так вы, значит, Вайцеховичи? Уж не дети ли Бориса Семеновича? - хитро сощурившись улыбался майор, - на север собрались? Прямо на Тору? Хмм ... интересно, и что вы там забыли?
Опьяневшая Роза рассказала о маминой сказке про Сиреневую птицу, об их мечте детства побывать в той сказочной стране, о которой им рассказывала мать, о волшебном замке на Торе, наконец, о таинственном посмертном завещании, и о ... она замолчала, сообразив, что слишком много выболтала.
Майор слушал как-будто в пол-уха, все подливая пиво в кружки и подкладывая разломанные куски рыбы. Борис заснул, уронив голову на руки. Тора, оранжевая гора на севере Пусейна, такая недосягаемая и далекая вдруг приблизилась на ладошку ближе, одним только намеком, располагающей улыбкой:
- Хотите поехать со мной, мне по пути, я отвезу?
- Когда?
- Да прямо сейчас! Ночью ехать прохладнее, к утру уже будем там.
Роза посмотрела на спящего брата, часто ли ей приходилось принимать решение самой? Они были с Борькой как два пальца на одной руке, но он был указательным, а она мизинцем.
- А, - мысленно махнула она ручкой - без указок обойдемся!
Собрались очень быстро. Собственно, собирать чемоданы Роза не стала, взяла с собой только саквояж брата, побросав в него пару сменного белья, крема, очки, папин бинокль, свой дневник и, подумав немного у порога, вернулась к комоду, где в ящичке лежала шкатулка с украшениями. Зачем они ей, без вечерних нарядов? Не знаю зачем. Взяла.
Борьку погрузили в джип спящим, он тут же свернулся калачиком на заднем сиденье и, сладко постанывал и посапывал.
- Совсем не умеет пить - ласково посмотрела на него сестра, обернувшись, - ребенок.
Майор усмехнулся в усы. Дорога ярко освещалась луной, но они ехали не быстро, то и дело на пути попадались какие-то тюки, мешки с мусором, а то и трупы задавленных животных. Роза притихла, глядя на такую нерадостную картину. Майор пояснил:
- Войска уходили в спешке, даже раненых не всех забрали. Непонятно было тогда, то ли это дислокация, то ли на самом деле конец войны ... мало кто верил в перемирие, все устали от этой длинной бессмысленной войны.
Роза слушала и не слышала ничего, она запрокинула лицо в сочное звездное небо, и жадно глотала встречный прохладный воздух. Удручающая картина с брошенными вещами и трупами ввергла ее в смятение и философическую задумчивость.
- Мы не знаем, когда мы умрем, - сказала она, увидев еще один труп, на этот раз человека - и мы думаем, что жизнь - это неистощимый колодец. Хотя все случается только раз. Или очень малое число раз. Сколько раз вы можете вспомнить какой-нибудь день из вашего детства? Тот самый день, который стал неотъемлемой частью вашего существования? Сколько раз вы будете наблюдать полнолуние? Всего лишь несколько раз. Но все это кажется бесконечным, что не закончится никогда.
Это у нее было от матери, любившей философствовать и рассказывать разные притчи по любому поводу. Рассудительная не по годам, она не раз удивляла своими высказываниями близких и посторонних, только брат всегда посмеивался над ее серьезностью мыслить. Вот и сейчас он потянулся с шумом и саркастически изрёк строки песни из Дилана Вейса:
- Никогда не закончится 'Никогда'! Так, кого ты отпеваешь, детка? - он сел, с удивлением смотря по сторонам и на майора, видно было, что он силится вспомнить, кто это, - А куда мы едем?
- Приветствую, мон шер, как спалось? Печёнки не отрясло? - и представился на немой вопросительный взгляд
- Яков Пельман, майор в отставке, а как мне вас называть, мой друг? - он был приветлив и располагал к себе своим бравым видом человека пожившего и знающего жизнь. Борис поежился и ничего не ответил на вопрос, что было ему свойственно, не из невежества, а из принципа не отвечать. Или отвечать вопросом на вопрос, вот как сейчас:
- И, все-таки, куда мы едем?
- Борь, мы едем туда, куда собирались. Да, Яков, кстати, а как долго нам еще добираться?
И, как будто отвечая на ее вопрос, за поворотом открылось широкое пространство саванны, где на дальнем плане алела россыпь хребтов, и среди них выдающаяся странной кратерной формой оранжевая гора. Подсвеченные восходящим солнцем, которого в темной еще ночи было не видно, но верхушки хребтов уже знали о его приближении. Это было так величественно и необыкновенно, что все трое от восторга выдохнули что-то нечленораздельное.
- Тора! Боже, теперь я понимаю, почему мамам называла ее оранжевой! Какая красота! И так близко!
- Это только кажется, что близко. На самом деле до Пусейна еще пара часов езды, а до Торы, мы поедем только утром, передохнув.
За два часа доехать не получилось. Уже через пару миль навстречу пошли колонны с солдатами и груженые обозы со скарбом, приходилось подолгу пропускать, скатившись на обочину. Наконец, майор распсиховался и поехал прямо по саванне. Ехать стало некомфортно, ямы и ухабы укачали Бориса, и его стало выворачивать вчерашним угощением. Пришлось остановиться.
Пока он загибался, освобождаясь, Яков и Роза подошли к медленно идущему обозу, где наверху сидел знакомый майору солдат. Они обменялись короткими фразами на местном наречии, Роза поняла, что говорили о них, потому что солдат странно посматривал и, кивая на нее, скалился беззубым щербатым ртом. Майор тоже посмеивался, и Розе стало неприятно рядом с ними, и она отошла к Борису. Тот уже оправился, ему полегчало, и с вернувшимся расположением духа опять стал подтрунивать над сестрой. Короче, остаток пути они провели в перепалке. Майор только ухмылялся в усы, искоса посматривая на них, как на детей. В сущности, они и были детьми. Взрослыми людей делает не время, а тяготы... А какие сложности были у них? Разве что расхождение взглядов с папенькой, обременяющего их свободу выбора... Да и выбирать особенно было не из чего.
В Пусейн, или как здесь называли в Пусейнэ, они добрались только к полудню. Солнце палило нещадно и они, упарившись, даже не стали обедать, завалились спать в маленькой комнатке при харчевне, которую хозяин сдал за баснословные деньги, торговаться с ним никто не стал. Майор опять сказал что-то на незнакомом наречии, непонятно к кому обращаясь, и ушел. Борис сразу вырубился. Розе хватило сил помыться в сортире при кухне, где она, стараясь не замечать грязи и огромных тараканов, ладошками покидала воду из тоненькой струйки рукомойника себе на грудь, шею и лицо. Увидев себя в мутном зеркальце, обветренную и опаленную солнцем, сделала умилительно серьезную рожицу и сказала:
- Мамочка, уже скоро. Ты же видишь, мы близко! Хама ту бо вишь, хама ту.
Выходя из сортира, она столкнулась с девушкой кухаркой. Та в ужасе смотрела на нее и, беззвучно шевеля губами, повторяла: - Хама ту, хама. Роза поняла, что она слышала, но виду не подала, прошла в отведенную им коморку, и через пару минут уже спала крепким здоровым сном человека, уверенного в своей безопасности.
Ей снилось, что камни парят в воздухе так, что можно потрогать их рукой снизу, а под ручьем пройти, как под мостом. Она подняла руку, ладонью зачерпнула воду с самого дна и напилась. На вкус вода была как молоко, но вязкая как мед. * * *
Проснувшись, Борька любовался Розой, сладко причмокивающей во сне. Ее губы, сочные и яркие притянули его желание, он вошел в нее, спящую, когда она прошла под мостом воды к подножью горы. Там, на плоском плато выше падающего солнца стоял замок, их родовое поместье королевства Тор. На его башнях радостно трещали флаги с гербами в виде синих птиц, а на смотровой площадке окружной стены стояла худенькая фигурка и махала ей платком.
Роза пригляделась. Это была... мама...
- Мама! - вскрикнула Роза и проснулась. Борис зажал ей рот поцелуем, продолжая выжимать в нее свою страсть и нежность. С тех пор, как они сошли с корабля, они еще ни разу не занимались любовью, и сейчас никак не могли насытиться друг другом, как-будто жажда жгла их души.
В дверь постучали, они услышали голос майора, тот интересовался завтраком, и оба одновременно вскрикнули - Роза протяжно, как раненая птица, а Борька коротко и глухо, как выстрел из детской хлопушки. Счастливо рассмеявшись, они тут же стали быстро одеваться, дурачась и отнимая друг у друга одежду. Майор постучал еще раз, настойчиво, на что Роза ответила:
- Закажите нам кофе с круасанами, голубчик, мы сейчас... - она недоговорила, дверь распахнулась, и в комнату ввалились четверо пурийцев. Трое набросились на Бориса, мгновенно его связав. Четвертый не успел схватить Розу, она, верткая и гибкая, проскочила у него сквозь руки, выбежала за дверь и столкнулась лицом к лицу с Пельманом. Тот, не ожидавший от нее такой прыти, растерялся. Роза поднырнула под его поднятый локоть и коридором выбежала в кухню.
Девушка, что встретилась ей вчера, будто ее ждала - она открыла низкую дверь под прилавком, и они обе выскочили наружу, во двор, где стояла низкорослая лошадка. Оседлав ее, Роза, успев сказать девушке четыре слова на пусейском, понеслась по узкой тропинке к горе. Лошадь знала дорогу, она уверенно бежала по верткой тропе, ловко перепрыгивая через камни.
Погони за ней, казалось, не было, и уже через час с небольшим она была у подножья горы, а еще через полчаса по узкой серпантинной тропе выбралась на плато.
Ее поразила пустынная отрешенность открывшегося пространства. Гладко отшлифованная площадь без единого камушка, ни кустика, ни травинки. Землю как-будто разгладили утюгом, а потом кто-то из космоса нарисовал на ней палочкой, размером с столб, борозды лабиринта из кругов, вписанных друг в друга. Круги были идеально ровными, дорожка между ними примерно в метр, Роза пошла по ней, время от времени переходя через рассечки в следующий внутренний круг. Она шла покачиваясь, не спеша, и глубоким гортанным голосом пела песню, похожую больше на шаманскую. Снизу послышался топот копыт, видимо кто-то все-таки ее преследовал. Она не ускорила шаг, все так же размеренно покачиваясь, приговаривая в распев непонятные слова, вошла в центр лабиринта, развернулась к восходящему солнцу, вскинула руки вверх, и ... исчезла.
На плато въехали трое тех же парней, что связали Бориса, осмотрелись. Вокруг разрушенные стены замка, поросщие травой и кустарником, над ними кружили стаи воронов и орали так, как будто им оторвали по лапе. До вечера парни бродили по развалинам, но никого не нашли. Один, самый разговорчивый, все время говорил то, что якобы ему рассказывал дед в детстве - об исчезнувшем народе, что жил здесь. Представляете, все исчезли разом, со всем скарбом, стадами и домашней утварью! Двое других смеялись над ним, и подтрунивали. Наконец, они устали бродить под открытым солнцем и ушли. Вороны еще долго кричали, а в небе, высоко высоко, парила огромная птица с яркими синими крылами. Когда люди ушли с плато, она спустилась ниже - вороны враз перестали кричать, птица сделала низкий круг над развалинами и... тоже исчезла.
* * *
Борис Семенович Вайцехович получил посылку. Рано утром ее подбросили у ворот его поместья. Охранники даже разбудили хозяина, настолько странным ему показался сверток. В посылке лежал отрезанный указательный палец Бориса с заметной отметиной детской травмы. За его детей был запрошен немалый выкуп, но деньги выплачены не были. Некому было...
Старик скончался сразу же от разрыва сердца.
Управляющие не собираясь никого выкупать, да и откупать уже было некого - Борис умер той же ночью от издевательств и насилия, Роза бесследно исчезла. * * *
Девушка-кухарка нашла шкатулку, о которой ей сказала благодарная за ее спасение Роза. В ней, помимо украшений, лежало посмертное письмо от матери, очень странное письмо, больше похожее на притчу:
И животные, и птицы, и растения, и вся природа носят правду в себе, поэтому они никогда не лгут. Человек единственный, кто пытается сообщить правду кому-то другому. Так рождается ложь. Время и правда - две стороны одной монеты, цена которой постоянна. Время живет в людях, а люди живут во лжи, купаясь в ней, и умирают, растворяя свое время и свою правду в реке лжи. И пьют ее их дети и внуки, передавая из уст в уста воду лжи. Освободиться от лжи, выплеснуть ее из себя вместе с временем, можно только молчаливым согласием сердца - ты прибываешь во мне, словно я, я прибываю в тебе, словно ты. Словно бог в своем творении, словно корень в своем стволе. Неизвестный, неслышимый, невидимый - уйдешь, чтобы вернуться другим.
![подарок Яны Жерелье [Жерелье]](/img/p/popowskaja_i_i/raznoestor/pejzazhbezramy.jpg)
* * *
На площади безлюдно. Под навесом перед кофейней, отрешённо глядя куда-то за горизонт, девушка в чадре стучит длинными пальцами в маленький вытянутый барабан. Звуки его сочные, словно жирные капли, падают в разогретый воздух:
- ... там, бу бу там, бу, там там, бу бу.
Парочка молодых туристов остановились около нее, как завороженные.
Она не обращала на них внимания, даже когда те бросили к ее ногам деньги, крупную купюру.
- ... там, бу бу там, бу, там там, бу бу - выбивали пальцы жирные звуки, они как будто текли из под ее рук, так, как заколдованное время течет по кругам жизни.
- Сколько в ней свободы, - сказала девушка спутнику,- как бы я хотела ... вот так ... без цепей уз...
|
