Аннотация: Новый русский построил дачу в неудачном месте.
1.
Я и не предполагал, что буду так обрадован, когда увижу построенным свой собственный дом. Был жаркий солнечный день, огромный луг простирался от дороги до леса. И в самом центре возвышался наш дом. Брус, из которого он был сложен, сверкал свежей желтизной и, казалось, что от него исходит тепла не меньше, чем от солнца. И все это наполняло сердце таким восторгом, что мне хотелось как мальчишке побежать через луг, разрывая голыми ногами высокие травы, скатиться кубарем к заводи с ледяной водой из ключа, перепрыгнуть через плетень, облобызаться с приветливой Жучкой и прокатиться верхом на свинье. Вот как я ликовал оттого, что построил дом. И эта была радость совсем иного свойства нежели та, которую испытываешь, когда к нажитым квартире, машине и язве добавляется дача. Это была радость, которую должен испытывать художник при виде гениального творения, только что вышедшего из-под его кисти. Да нет, вру. Не может он испытывать такого восторга. Потому что те скудные средства, которые даны живописцу, никогда не позволят настоящему художнику выразить все чувства и мысли. Это зритель ликует, потому что видит только то, что сказал художник, и понятия не имеет о том, сколького художник не смог сказать. И мучается мастер, гадая о том, вспомнит ли кто-нибудь о его творении, устремленном в вечность, хотя бы через год.
А я был в экстазе, потому что знал, что пройдет сто лет, а этот дом будет стоять и кто-нибудь найдет здесь крышу и тепло домашнего очага.
Я построил дом.
Нет, не так.
Я построил Дом.
И сам удивлялся тому, что так радуюсь, ведь на самом деле я в этом доме собственноручно ни одного гвоздя не забил. Я лишь регулярно отстегивал Пафнутию хрустящие банкноты и лаялся с ним из-за того, что строительство дома ведется слишком медленно. Впрочем, ругался я с ним вполне справедливо, потому что он в действительности просрочил все мыслимые и немыслимые сроки, в которые сам же обязался построить мне дом. Кроме того, денег он содрал с меня несусветную сумму. И когда я спросил его однажды, на что она израсходовалась, Пафнутий глубокомысленно изрек:
- Инфраструктура.
И я успокоился, потому что произнесенное Пафнутием одно единственное слово было столь сложным и емким, что могло уместить в себя денег еще в пять раз больше, чем я ему уже заплатил. Правда, оно не включало в себя ни газа, ни электричества, ни водоснабжения.
Но наконец-то дом был готов. Осталась масса недоделок. Но о них даже думать не хотелось; казалось, что все как-нибудь само собой образумится. Однако это только мне так казалось, а моя жена рассуждала более практично. И когда мы мчались назад по Ленинградскому шоссе, и я радостно давил на газ, и редкие прохожие, бросаясь врассыпную, разделяли мое счастливое настроение, Кристина заявила:
- Вот что, Валера, возьми-ка ты, милый мой, отпуск или отгул и поезжай на дачу. Нужно будет замки врезать, электричество провести, уборную опять-таки построить надо.
Произнесла она это и радость моя померкла, будто не было вокруг моего дома цветущего луга и не стрекотали в траве кузнечики, а бродили вокруг пьяные деревенские мужики, жужжали навозные мухи, и комары по ночам не давали спать. И я остервенело давил на газ, а редкие пешеходы больше не разбегались счастливо в стороны, а норовили назло мне попасть под колеса. И в довершение всего Кристина добавила:
- Приедем домой, я тебе целый список составлю разных дел, которые нужно будет там переделать.
Эта фраза доконала меня окончательно и очередной перекресток я проехал за тысячу рублей, потому что горел красный свет и не дремал "гаишник". Я вовсе не белоручка, отнюдь нет, но терпеть не могу физический труд, требующий малейшего умственного напряжения. Уж если вкалывать, так либо копать, либо тяжести таскать. Тут все просто; как говорится, бери больше, бросай дальше, отдыхай, пока летит. А делать что-либо руками и при этом еще мозги напрягать на тему того, чем заняты руки, для меня сущее бедствие. Не люблю я серое вещество утруждать, если при этом не обогащаюсь духовно. Но как бы то ни было в понедельник Кристина составила длинный список дел, которые мне поручалось переделать на даче. Ознакомившись с поручениями жены, я решил, что перво-наперво мне необходимо поставить забор, нарисовать на воротах красную звезду и прибить под нею кристинин список, потому как без Тимура и его команды с заданием жены я бы явно не справился.
В среду после работы я бегал по разным хозяйственным магазинам, закупая в огромных количествах замки, шпингалеты, краски, лаки и далее - по списку. Все это я складывал в свой "гранд чероки", готовясь в конце недели отбыть на трехдневную трудовую вахту. Поздно вечером я заскочил на чашку чая к своему институтскому другу Денису Володину.
Мне открыла его жена Наташа.
- Привет,- как можно беззаботнее сказал я.
- Валерка, привет! Проходи.
Из комнаты вышел Денис.
- Здорово, Михалыч,- сказал он.
- Ребята, поехали в пятницу к нам на дачу!- радостно выпалил я, и Денис сразу так потускнел, как будто я не загород его пригласил, а половой тряпкой стер улыбку с его лица.
Он, конечно, мгновенно сообразил, что я зову их на свою дачу в основном для того, чтобы он помог мне справиться с делами. Только не подумайте, что мой друг посчитал мою просьбу слишком обременительной и потому так огорчился. На самом деле, он никогда не прочь мне помочь, просто он в квартире еще ремонт не закончил.
- Ребята, надо в кое-то веки на природу выехать, а то так все лето пройдет,- продолжал убеждать их я, уже сидя на кухне за чашкой чая.
- Чего скажешь, Пух?- Денис вопросительно посмотрел на Наташу.
- Поехали,- она неохотно пожала плечами.
- Вот увидите, вам понравится и вы не пожалеете,- сказал я и добавил самое главное.- И по хозяйству мне поможете.
- С этого и надо было начинать,- рассмеялся Денис.
А он был мастер на все руки, и к моей просьбе отнеся очень серьезно. Первым делом он потребовал предъявить ему список, составленный Кристиной. Он внимательно изучил его и предложил существенно расширить. После недолгого обсуждения мы добавили в него ящик пива "Хамовники", шесть бутылок шампанского "Мартини", четыре килограмма шашлыка, молочного поросеночка, огурцы, помидоры, салат и прочее, включая телек с видаком и фильмами о нелегкой судьбе итальянского парламентария Чичолины.
На радостях, что все так хорошо уладилось, я даже ночевать у них остался. Мне постелили в маленькой комнатке, больше напоминавшей сарай, захламленный ненужными вещами, на видавшем виды диване. И я до самого утра сладко проспал, разминая поясницу на пружине, выскочившей из-под обшивки.
В пятницу утром ко мне на работу зашел Сергей Коновал. Он когда-то дружил с Пафнутием и даже собирался заказать ему строительство своей дачи на участке недалеко от моего. Однако, наблюдая за тем, как Пафнутий строил мой дом, Сергей решил, что не стоит подвергать свою нервную систему большим перегрузкам, отказался от услуг Пафнутия и отложил строительство своей дачи до следующего года.
- Привет, Михалыч! Как дела?- он как обычно добродушно улыбался.
- Да ничего.
- Чего такой мрачный?
- Да так,- махнул я рукой.- На дачу еду, доделывать то, что Пафнутий не доделал.
- Михалыч, я тебе говорю, пора морду ему бить!- возмутился Сергей.
- Да ну его в баню!- опять махнул рукой я.
- Кстати,- оживился Сергей,- ты когда на новоселье-то пригласишь?
- Давай на следующей неделе в субботу,- предложил я.
- В следующую субботу? Ладно, договорились. Значит, мы с Маринкой в следующую субботу приедем.
Мы еще поболтали о разных делах минут десять, и Сергей уехал к себе на Пулковскую улицу, где он содержал чайную лавочку.
В два часа я запер свой кабинет и сказал секретарше:
- Все. До понедельника.
- На дачу, Валерий Михайлович?- завистливо спросила она.
- Да, Анечка,- ответил я.
- А у вас красивая дача?- восхищенно поинтересовалась девушка, явно намекая на то, что как-нибудь в отсутствие жены я мог бы показать ей свой загородный дом.
Однако времена, когда за связь с секретаршей можно было получить строгача по партийной линии и лишиться должности, прошли, а с ними был утрачен и интерес к этой части прекрасного пола, поскольку не стало прежней остроты ощущений. Вот почему:
- Дача как дача,- холодно промолвил я и вышел из приемной.
А на автостоянке возле моего "гранд чероки" уже ждала меня Кристина. Я чмокнул ее в щечку. Мы сели в машину и поехали в Отрадное за Денисом с Наташей. К нашему приезду они стояли в коридоре с большой спортивной сумкой, и я был несказанно рад, поскольку обычно они очень долго собираются. Однако обрадовался я преждевременно, потому что Денис еще минут двадцать бегал по квартире, чесал затылок и пытался вспомнить, ничего ли он не забыл. И лишь когда мы спустились вниз, мой друг сообразил, что не положил в сумку видеокассету с Чичолиной. Он побежал наверх, и мы еще минут пятнадцать ждали его у подъезда.
Когда же мы отъехали от их дома, Наташа вспомнила про нашу персидскую кошку.
- А где же Анфиса?- спросила она.
- Дома, где же ей быть!- ответила Кристина.
- Она, что, три дня будет сидеть одна?- возмутилась Наташа.
- А что с нею станется? Воды я ей оставил и коробку сухого вискаса,- резонно возразил я.
- Нет, давай возьмем ее с собой,- надула губки Наташа.
- Может, правда, возьмем?!- подхватила эту идею Кристина.
- Наташ, да брось ты выдумывать?- вступился за меня Денис.
- Да иди ты на фиг! Тебя вообще не спрашивают!- обиженно воскликнула Наташа.
- Тихо-тихо, только не ссорьтесь! Я еду за кошкой,- с этими словами я развернул "гранд чероки" посреди Алтуфьевского шоссе, и мы поехали в обратную сторону.
К счастью, кошку долго уговаривать не пришлось и собралась она быстро. И через полчаса мы, наконец-то, мчались по Ленинградскому шоссе. Было около трех часов дня, и поток машин, рвущих на дачи, был еще не слишком густым. Мы неслись в левом ряду, я давил на сто двадцать, на задних сидениях Кристина с Наташей обсуждали парикмахерские салоны, а Денис, сидевший впереди, перечислял людей, которым забыл перед отъездом позвонить и проклинал себя за то, что не включил факс и автоответчик. Анфиса пыталась дремать у меня на коленях, - это было ее любимое место в поездках, - но наши жены то и дело хватали и тормошили ее.
Минут за сорок мы доехали до столбика с отметкой "семьдесят восьмой километр" и свернули налево прямо перед постом ГАИ в сторону Зубово. Дальше мы мчались по отличной асфальтовой дорожке, которая плавно извивалась по пригоркам мимо лесов, небольших деревенек и дачных поселков. Мы взлетали с пригорка на пригорок, и каждый раз нам открывались новые, необыкновенно красивые подмосковные пейзажи. Широкие луга, леса, голубое небо и сказочные облака. Хотя бывают дачи гораздо ближе к Москве, но за одни те восхитительные виды, которые открываются по пути от Ленинградского шоссе к деревне Селифоново, я не променял бы свой загородный дом ни на какую виллу, даже если б с ее крыши была видна Останкинская башня. Мы доехали до деревни Соголево, в конце которой возле весов свернули направо на грунтовую дорогу, проехали мимо коровника, вниз по ложбинке, а затем вверх - на гору, на которой и была расположена ни на одной карте не обозначенная деревня Селифоново.
2.
- А вот и наш дом!- гордо заявил я, когда он показался из-за деревьев.
- А это что?!- хором воскликнули Денис, Наташа и Кристина.
- А черт его знает,- обескураженно ответил я, глядя на непонятное архитектурное излишество, построенное на нашем участке.
- Ну и ну,- только и пробормотал Денис.
- Оригинально,- подхватила Наташа.
- Да уж,- хором произнесли Кристина и я.
А удивляться было чему. В непосредственной близости от нашего дома кто-то воздвиг огромную башню в форме параллелепипеда, наклонившегося к земле под углом в семьдесят градусов.
Эдакий сверхсовременный кубизм с ностальгией по чуду Пизанской башни! Еще издали было видно, что это сооружение изготовлено из какого-то необычного материала зеленоватого цвета.
"Кому могло взбрендить,- возмущенно думал я,- посреди роскошного луга возле дома из бруса, сложенного в виде русской пятистенки, выстроить такую ультрамодернистскую конструкцию?! Впрочем, что тут голову ломать? Ясно кому - Пафнутию! Он же постоянно повторял: я архитектор, я архитектор. Наверное, если б моя жена сама не нарисовала дом, он бы и дачу нам построил в таком же стиле."
И я вспомнил, что, когда последний раз виделся с Пафнутием, намекнул ему на то, что неплохо было б пристроить уборную и хозблок. И так как конкретными чертежами и рисунками его не снабдили, он, очевидно, дал волю своему воображению и воплотил в жизнь свои давние творческие замыслы. Сомнений не оставалось, уродский параллелепипед был делом рук Пафнутия. Этот доморощенный архитектор так жаждал раскрыть свой талант, что даже аванса у меня не попросил.
Когда мы подъехали ближе, оказалось, что эту башню у основания окружает к тому же круглая с человеческий рост стена, выполненная из того же зеленоватого материала.
И тут со мной произошло нечто необычное. От потрясения, которое я испытал при виде этого архитектурного уродства, у меня открылась паранормальная способность видеть сквозь предметы. Да-да, я смотрел на параллелепипед и окружающую его стену и видел сквозь них луг и лес. Должен сказать, что я с детства мечтал обладать какими-нибудь удивительными сверхестественными качествами. Я был готов душу дьяволу продать, лишь бы принципиально отличаться от других людей. При этом я вовсе не думал о каком-нибудь превосходстве над простыми смертными, или мне казалось, что я так не думаю. По крайней мере, сам себе я говорил, что просто хочу удивлять людей чем-нибудь необычным. Ну например, было бы здорово, если бы я, внешне оставаясь таким, как есть, обладал фантастической силой. Действительно, фантастической, недоступной ни одному человеку, будь он даже Арнольд Шварценеггер или Сильвестр Сталонне. Скажем, такой силой, чтоб одной рукой тонн десять поднимать спокойно. Представляете, идет соревнование по тяжелой атлетике. Спортсмены надрываются, корячатся, штанги на ноги себе роняют, и вдруг на помост из зрительного зала поднимается худощавый молодой человек и самую тяжелую штангу одной рукой поднимает. Или сидит в каком-нибудь кабаке здоровенный громила с симпатичной кралей, входит обыкновенный человек, небрежно роняет того громилу со стула, занимает его место и говорит обалдевшей девочке: ты будешь моей. Верзила с пола поднимается, его халдеи спешат ему на помощь, а я расправляюсь с ними одной левой, не вставая со стула и продолжая беседовать с девушкой. Метрдотель милицию вызывает, но и с нею я... Эх, мечты, мечты! В детстве я в отчаяние приходил, понимая, что они несбыточны. И вдруг - на те вам! На тридцатом году жизни какой-то волшебник вспомнил обо мне! Ладно, силой исполинской не наградил, так хоть видеть сквозь стены позволил. И на том спасибо. А то б жизнь так и прошла - в серых и скучных буднях.
"Теперь я смогу запросто подглядывать за понравившейся мне женщиной, а потом заинтересовать ее своей персоной, удивив осведомленностью о каких-нибудь подробностях ее личной жизни,"- думал я, наблюдая сквозь параллелепипед за ястребом, величественно кружившим над землей. И тут Кристина все испортила.
- Из стекла что ль это сделано?- спросила она.
И я понял, что это не меня добрый волшебник наградил необычайным даром, а Пафнутия бес попутал, и он соорудил уборную из прозрачного материала. Я сильно расстроился из-за того, что так наивно поверил в свою исключительность.
Тем временем Денис обошел это странное сооружение вокруг.
- А входа-то здесь нет,- заметил он.
Я тоже обошел вокруг стены и, действительно, не нашел входа внутрь. Разозлившись, я поднял с земли обрезок доски и швырнул им в стену. Он благополучно пролетел сквозь нее и упал на землю внутри этой необычной конструкции.
- Во, блин!- воскликнул Денис.
Я ткнул кулаком в то место, через которое пролетела деревяшка, но рука уперлась в стену.
- Валера, что это такое?- спросила Кристина.
- Уборная, наверно,- ответил я, потому что ничего другого Пафнутий больше не должен был здесь строить.
- Прозрачная?!- удивилась Наташа.
- Да еще доски сквозь стены пролетают!- добавила Кристина.
- А кто это построил?- спросил Денис.
- Пафнутий, кто ж еще,- сказал я.
- А как этим пользоваться, он не объяснил?- Денис похлопал ладонью по стене.
- Да черт его знает, что это вообще такое?- разозлился я.- Сам первый раз вижу. Но должны были построить уборную.
- А сколько ты за это заплатил?- продолжал допрашивать меня Денис.
- Да еще не успел и, пожалуй, спешить не буду.
- Валер,- окликнула меня Кристина,- смотри, сюда целая делегация идет.
Я обернулся и увидел Головлевых - Николая Ивановича, его жену тетю Люду и их невестку Машу. Метрах в десяти следом за ними хлюпал сапогами, почесывая на ходу живот, Виталик Головлев, машин муж. Вприпрыжку за ним скакала их дочка Настя.
- Приехали?!- окликнула нас тетя Люда.
- Здравствуйте,- ответил я и двинулся им навстречу, протягивая руку Николаю Ивановичу.
Наши друзья тоже поздоровались, но остались стоять на месте, с интересом рассматривая местных жителей.
Подошел Виталик и мы пожали друг другу руки.
- Слушай, Валера, мой дорогой, а что это вы здесь такое построили?- спросил Николай Иванович.
- Да я сам не знаю,- развел я руками.- Пафнутий должен был построить уборную.
- На уборную это непохоже,- рассмеялась Маша.
- Да, это что-то непонятное,- подхватила тетя Люда.- И главное, когда построить-то успели? Мы никого не видели, никто не приезжал, а позавчера утром встали, смотрим - батюшки мои, что за ночь построено-то!
- А как же ты-то не знаешь?- спросил Виталик.- На твоем участке что-то строят, а ты не знаешь что?
- Представь себе,- опять развел руками я.
- Ну и ну,- удивился Виталик.
- Мы-то думали, хоть ты нам объяснишь, что это такое?- с чувством неудовлетворенного любопытства произнесла Маша.
- Да, мой дорогой, колхоз какой-то развели,- изрек Николай Иванович и пояснил свою мысль.- Никто ничего не знает, ни за что не отвечает! Колхоз! А так нельзя. Какое-нибудь начальство должно быть.
Пока мы обсуждали необычайное сооружение, возведенное на моем участке, Настя открыла дверцу моей машины, и оттуда стремглав выскочила Анфиса, которая все это время сидела взаперти и строила планы, как вырваться на свободу. Я бросился за нею и начал гоняться за кошкой по участку.
- Да ты, что, с ума сошел?!- крикнула тетя Люда.- Оставь кошку в покое, пусть погуляет.
- Это же персидская кошка!- ответил я.- Как я потом буду из нее репейник вычесывать?!
- Да пусть погуляет!- опять крикнула тетя Люда.
И тут произошло нечто совершенно непонятное. Кошка, удирая от меня, ринулась в сторону пафнутьевской башни и, преспокойненько пробежав сквозь стены, уселась на землю внутри параллелепипеда и смотрела на меня оттуда так спокойно, как будто понимала, что мне туда пройти не удастся. Я очень удивился и начал прощупывать то место в стене, сквозь которое Анфиса пробралась внутрь. Мне помогали мои друзья.
- Ага, вот что интересно-то. Кошки-то тут проходят спокойно,- заметила тетя Люда.- Наш котофей тоже здесь пролазил, я видела.
Дырки мы так и не нашли. И, обескураженные, пытались выманить кошку назад, но ни уговоры, ни демонстрация кусочков колбасы и консерв "Вискас" не возымели должного действия. И в конце концов мы оставили Анфису в покое, решив, что сама она быстрее выйдет наружу.
- Кстати, Катулис-то сейчас здесь, к Еремину приехал,- сообщил Виталик.
- И что?- спросил я.
- Да это ж прораб. Дом твой фактически он построил, а Пафнутий только деньги платил. Наверняка Катулис знает, что это за сооружение такое,- объяснил Виталик.
- Так давай, шуруй за ним!- приказала тетя Люда, пихнув сына локтем.
- Да ты ж полегче, мать!- охнул тот и поплелся к дому Еремина.
- Не боись, не развалишься,- огрызнулась тетя Люда.
Минут через пять Виталик вернулся, а с ним пришли еще трое. Катулис оказался коренастым мужиком, глядя на которого можно было с уверенностью сказать, что, если бы он не стал строителем, то был бы сейчас бандитом. С ним пришел его приятель, который, казалось, отличался от Катулиса лишь тем, что не стал строителем. Из-за их спин выглядывал любопытствующий Еремин, колхозный электрик. Тот, видимо, был философом-богоборцем, потому что, судя по внешнему виду, всерьез задался целью вопреки божественному замыслу утратить человеческий облик. Он был пьян и небрит, его щеки заросли рыжими бакенбардами, а волосы топорщились так, как будто Еремин имел обыкновение зачесывать их с затылка на лицо.
Прораб протянул мне руку и представился:
- Катулис. Василий Васильевич.
А его друг молча вытащил из нагрудного кармана удостоверение и протянул его мне. Я прочитал его и понял, что это действительно не строитель, а капитан милиции Бугров Андрей Геннадьевич, следователь из областного управления по борьбе с экономическими преступлениями, проще говоря, из ОБХСС. Я удивленно поднял на него глаза, не понимая, чем обязан столь официальному представлению. Он встретил меня жестким взглядом и спросил:
- Вы хозяин этого дома?
- Я.
- Пройдемте, пожалуйста,- Бугров жестом показал в сторону строительного вагончика, стоявшего у дороги.- Нужно поговорить.
Недоумевая, я пошел следом за ним и Катулисом. Кристина проводила меня испуганным взглядом.
- Видите ли, Валерий Михайлович,- начал Бугров,- мы против вас ничего не имеем и нам бы не хотелось портить с вами отношения.
Из советских детективов я знал, что, если разговор со следователем начинается с такой фразы, то заканчивается он длительной командировкой в места не столь отдаленные. Сердце мое замерло, но я взял себя в руки и твердо решил валить все на главного бухгалтера фирмы за исключением, пожалуй, того, что, будучи старостой в третьем классе, украл двадцать копеек из взносов на школьные завтраки.
- А что, собственно, произошло?- как можно спокойнее спросил я.
- Видишь ли,- ответил вместо следователя Катулис,- мы построили вот это,- Василий Васильевич указал на нелепый параллелепипед и на мгновение умолк, соображая, как это поточнее назвать, но, так и не придумав, повторил еще раз,- вот это. По договоренности с Пафнутием. А он нам не заплатил...
- Ну да,- перебил я прораба,- потому что я еще не заплатил ему.
- Вот видите!- командно-укоризненным голосом рявкнул следователь.- В общем так. Строители жалуются. Официально. И пока деньги не будут заплачены, я буду вынужден дачу опечатать.
- Постойте-постойте,- пробормотал я, испытывая облегчение оттого, что даже за махинации с завтраками для бездомных поросят мне отвечать не придется,- а сколько Пафнутий должен был заплатить?
- Миллион,- не моргнув глазом, объявил прораб.
- Так давайте я заплачу,- предложил я, решив, что лучше потерять миллион, чем допустить опечатывания дачи; а то ж милиции завести дело легко, а закрывать его потом сто лет будут.
Катулис немного помялся и нехотя согласился.
- Ладно, давай.
- Правильно,- поддержал его следователь.- И мне работы меньше.
- Валютой возьмете?- спросил я.
- Спиртом что ли?- оживился прораб.
- Да нет, долларами,- смутился я.
Катулис опять замялся, но согласился, правда, неохотно.
- Валяй,- пробурчал он.
Я сбегал к машине и принес им тысячу долларов. Прораб пересчитал деньги и положил себе в карман. И тут я вспомнил, что неплохо бы вообще выяснить, что же это такое построено?
- Извините,- обратился я к Василию Васильевичу,- а что это такое вы построили?
Катулис посмотрел на меня как на идиота.
- Как что?- воскликнул он.- Что заказали, то и построили.
- Но я ничего такого не заказывал.
- Это вы с Пафнутием разбирайтесь. Нам что нарисовали, то мы и построили. Всего доброго. До свиданья,- прораб пожал мне руку.
- Постойте,- промолвил я.
Но тут мою руку перехватил следователь. Он крепко пожал ее и решительно попрощался:
- Простите, Валерий Михайлович, мы очень спешим. До свиданья. Всех благ вам.
Они повернулись и быстро зашагали прочь. Любопытствующий Еремин, все это время пытавшийся завести разговор с Кристиной и нашими друзьями, побежал следом за прорабом и следователем, на ходу выкрикивая что-то философски-нечленораздельное.
3
Мы еще с полчаса пробегали вокруг пафнутьевского параллелепипеда, пытаясь выманить из него кошку. Потом Головлевы ушли к себе, а мы занялись хозяйственными делами, предоставив Анфисе право решать свою судьбу самой. Через минуту она влетела в дом, чтобы выпросить у Кристины порцию вискаса.
Целый день нам докучали Головлевы. От них то и дело кто-нибудь прибегал к нам с какой-нибудь дребеденью. То Настя яиц принесет, то тетя Люда - маринованных огурцов, то Николай Иванович придет, на водку попросит.
Вечером мы затащили в дом несколько брусков, положили на них доски и начали накрывать на этот сымпровизированный стол, предвкушая праздничный ужин. Денис установил телевизор "Орион" и видеоплеер, которые мы привезли с собой. На экране появилась Чичолина, и тут со двора Головлевых донеслась разухабистая музыка. Кто-то наяривал на гармони.
- Хорошее сопровождение для этого фильма,- сказал Денис.
Тем временем к Чичолине проник в постель усатый детина и она начала свой нелегкий путь к вершине власти.
- Я куплю на рынке мину
и в кровать жене задвину.
Если враг туда прорвется,
он на мине подорвется!- пьяным голосом вопил Николай Иванович.
- Надеюсь, они не всю ночь горлопанить собираются!- раздраженно воскликнула Кристина.
- Надо было б им водки побольше дать, чтоб они поскорей напились и вырубились,- сказала Наташа.
- Вот еще,- фыркнула Кристина,- будем мы местных алкоголиков приваживать.
В этот момент в дверь постучали.
- Этого еще не хватало!- всплеснула руками Кристина.
- Пришел посланник по культурному обмену,- хмыкнул Денис.
Я встал и открыл дверь. На пороге стоял Виталик, судя по внешнему виду которого можно было заключить, что Николай Иванович как человек культурный один не пьет.
- Послушайте,- запинаясь, пролепетал он,- пойдемте к нам. Ничего с собой не берите, просто пойдемте.
Я вопросительно оглянулся на Кристину и Дениса с Наташей. Они в ответ пожали плечами. И я остался стоять в нерешительности, не зная, что предпринять: то ли выставить Виталика за дверь, то ли пойти вместе с ним и участвовать в деревенском празднике?
Тем временем Николай Иванович продолжал орать как сумасшедший:
- По деревне мы проходим
в девяносто пятый раз!
Неужели нам, ребята,
по шеям никто не даст?!
И, словно обеспокоенный тем, что Николай Иванович получит по шее без меня, я сказал:
- Ладно, Виталик, мы сейчас придем.
- Давайте-давайте, приходите. Не пожалеете,- он застыл на пороге, застенчиво улыбаясь, и почесывал свое брюшко.
- Ладно-ладно,- с этими словами я вытолкал его из дома.- Сейчас придем, не волнуйся.
- Ну что, давайте сходим к ним минут на десять, а то не отвяжутся,- предложил я, закрыв за Виталиком дверь.
- Давайте,- неохотно согласилась Кристина.
- А что, как мероприятие - это даже интересно,- подхватил Денис.
Мы выключили видео и пошли к Головлевым. У них во дворе собрались почти все жители деревни, состоявшей всего из трех домов, если не считать нашего. На скамейке сидел гармонист, мужчина лет сорока, с которым мы знакомы не были. Рядом с ним сидел Виталик и лежало нечто большое и черное, похожее на пятьдесят килограмм картофеля. Это нечто издавало нечленораздельные звуки, в которых любопытство сочеталось с досадой из-за невозможности принять участие в происходящем, и при ближайшем рассмотрении оказалось Ереминым. Напротив них в отдалении стояли Николай Иванович с Настей и тетя Шура, жена Еремина. Они образовали круг, в центре которого плясали тетя Люда с Машей. Когда мы пришли, возникла неловкая пауза. Гармонист продолжал играть, но Николай Иванович больше не пел, тетя Люда с невесткой приплясывали, глупо улыбаясь, и все виновато поглядывали на нас, словно стесняясь своего веселья. И тогда я пустился в пляс с тетей Людой и Машей и запел:
- Смотрит девица в окно
и на солнце ленится.
Кто допрыгнет до нее,
тот на ней и женится.
Эх, дужка ведра,
буду прыгать до утра!
Эх, дужка ведра,
буду прыгать до утра!
Разбежался, прыгнул, раз -
ухватил за косу.
А коса оторвалась,
я остался с носом!
Эх, васька-матрос,
а зачем мне без волос?!
Эх, васька-матрос,
не нужна мне без волос!
Обстановка сразу разрядилась, и мы еще полчаса по очереди орали, вспоминая всяческие частушки. Потом тетя Шура попрощалась и потащила мужа домой, который нечленораздельно протестовал, очевидно, опасаясь, что пропустит что-нибудь важное.
- Пора и нам домой,- сказала Кристина.
- Да погоди ты,- всплеснула руками тетя Люда.- Еще чайку попьем. Пойдемте-ка в дом.
- За знакомство по рюмочке опрокинем,- предложил гармонист.
- Только недолго,- согласилась Кристина.
Все пошли в дом, а Денис потянул меня за рукав. Мы отошли в сторону.
- Слушай, Михалыч,- зашептал он,- нужно поговорить с ними. Может быть, у них какие-нибудь старые иконы имеются.
- Ну и что?- не понял я.
- Что-что! Может, они продадут их по дешевке.
- С каких это пор ты занялся иконами?- удивился я, и мы пошли в дом.
Однако Денис всерьез озаботился новой идеей, и после того, как мы пропустили по второй стопке "Орловской", он спросил у тети Люды, нет ли у них в доме старинных икон.
- Да что ты,- махнула рукой тетя Люда,- у нас их еще два года назад отобрали.
- Как это?- удивленно воскликнула Наташа.
- Да очень просто,- ответил Виталик.- Целая банда приехала на трех машинах.
- И что?- спросил я.
- Прошлись по избам и все иконы отобрали,- мрачно сказал Виталик.
- Вот это да!- протянул Денис, разочарованный тем, что его новый бизнес подрубили на корню таким бесцеремонным образом.
- У нас, правда, осталась одна картина,- сообщила тетя Люда.- На нее никто не позарился, а картина-то стоящая, старинная, лет двести ей будет. Хотите покажу.
- Покажите, конечно,- откликнулась Кристина.
- Сейчас принесу,- с этими словами тетя Люда скрылась в закутке за печкой, отгороженном занавеской.
Оттуда послышался утробный вой хозяйской кошки, видимо, не одобрявшей идею показывать старинную реликвию первым встречным.
- Кыш, нечистая!- прикрикнула тетя Люда.
И из-за занавески выпрыгнула кошка, а за нею вышла хозяйка с картиной в руках. Это был мужской портрет размером приблизительно семьдесят сантиметров на пятьдесят, написанный маслом на холсте. Тетя Люда водрузила его на стол, отошла на несколько шагов и, слегка наклонив голову набок, окинула оценивающим взором свое сокровище. С картины на нас смотрел молодой человек, изображенный стоящим возле стола, на котором лежали какие-то чертежи. Он был одет в богатые одежды и смотрел на всех чуть свысока. Небрежным жестом правой руки он указывал на чертежи, словно они-то и давали ему право даже через двести лет смотреть на всех с непомерным чувством превосходства.
- А кто это?- спросила Кристина.
- Ой, это длинная история,- загадочно ответила тетя Люда, ей явно хотелось, чтобы мы упросили ее рассказать подробнее об этой картине.
- Ну, мать, оседлала своего конька!- воскликнул Виталик.- Я эти сказки уже сто раз слышал...
- Ты слышал, а люди нет,- осекла его Маша.
- Да ну, пойдемте во двор,- поддержал Виталика Николай Иванович.
И они вместе с гармонистом, прихватив недопитую бутылку "Орловской", пошли на улицу. Денис хотел было пойти с ними, но Наташа удержала его.
- Да успокойтесь. Давайте лучше про эту картину послушаем,- Кристина повернулась к тете Люде.- Расскажите, пожалуйста, кто это нарисован?
- Да вам неинтересно будет,- замялась тетя Люда.
- Расскажите, мы все вас очень просим,- поддержал я Кристину.
- Правда, мам, расскажи,- подхватила Маша.
- Ладно, расскажу,- с еле скрываемым удовольствием согласилась тетя Люда.- Вот только самовар еще поставлю.
Она пошла на террасу и принесла оттуда ведро воды. Залила ее в электросамовар и воткнула штепсель в розетку. После этого тетя Люда уселась за стол и, оперевшись головой на ладонь, посмотрела на нас умиротворенно и начала свой рассказ:
- Я и не знаю, правда это, неправда? Так, бабка моя еще говорила. Вроде как этого на картине Селифоном и звали. А уж потом и всю деревню - Селифоново.
- Чем же он прославился так?- спросила Наташа.
- Да я и говорю. Давно это было, лет двести назад. Деревня эта тогда никак не называлась, а может, и было у нее какое название, да никто его теперь не вспомнит. Принадлежала она одному помещику отставному поручику Орлову, который считал себя родней братьев Орловых, бывших фаворитами у Екатерины, и очень этим кичился. Рассказывают, что он был дурным и жестоким человеком, и все в деревне боялись его. Так вот с некоторых пор начали крестьяне замечать какого-то незнакомого молодца, который бродил вокруг деревни, будто выискивал что-то. Об этом тотчас доложили Орлову, и он велел изловить этого паренька и привести к нему. Все только и рады были выполнить этот приказ. Каждый хотел для барина постараться, чтобы его задобрить. Впрочем, на это надеялись мало, а больше думали, что на какое-то время злоба хозяйская на того незнакомца обратится, а все покамест вздохнут поспокойнее. Только как ни старались, а изловить его никому не удавалось. А еще в ту пору в деревне жила сирота одна Акулина. Красоты она, говорят, была необыкновенной. И конечно барин не мог мимо нее пройти спокойно и все время домогался ее. И пришлось бы девице той совсем туго, если бы не жена помещика, которая была женщиной тихой, но над мужем власть имела неограниченную и следила, чтоб он кроме пьянства ничего себе такого не позволял. Впрочем, она болела чахоткой и жить ей оставалось немного. А бабка старая, у которой жила сирота, надеялась, что, когда барыня помрет, Орлов возьмет Акулину в жены. Бывало ведь такое, что барин в супружницы крепостную брал.
- Однажды вечером,- продолжала тетя Люда,- возвращался помещик с охоты и недалеко от деревни встретил в лесу Акулину. И стал он к ней приставать, но девушка вырвалась и убежала от него. Но каким-то неведомым образом прослышала об этой истории барыня. Она приказала привести к ней девушку и учинила ей допрос. Акулина же ни в чем не сознавалась и даже напротив - выгораживала помещика. Она говорила, что будто бы в лесу напал на нее разбойник, а барин якобы ее спас. Барыня ей, конечно, не поверила, но, подивившись благородству крепостной девки, отпустила ее. Орлов же весь этот разговор подслушал, а может, слуга ему донес. И пришло ему на ум, что неслучайно та девица в лесу оказалась. Не иначе, как с разбойником она и якшается, решил он. И приказал барин слуге выследить Акулину. На следующий вечер девушка опять отправилась в лес. Но на этот раз за нею пошел человек, посланный Орловым. И оказалось, что барин как в воду глядел. Действительно, Акулина встречалась с тем самым неуловимым молодцем. Уж когда они повстречаться успели, неизвестно, но, видно, сразу же полюбились друг другу. Слуга все помещику доложил, и тот на следующий день снарядил дворовых следом за Акулиной. И тут им повезло: таки изловили они того парня. Привели его к Орлову. Тот спрашивает: "Как тебя звать?" А молодец отвечает:"Селифаном".