"Все у меня среднее - думал я, разглядывая свою слегка помятую жизнью физиономию в зеркале - И возраст средний, и доход в принципе тоже, и должность моя - средний руководящий пост, а внешность, и..." В общем - всё. Как я и сказал. И вся жизнь тоже такая же. Средняя. Бывает и лучше. Бывает и хуже. А я средний. Я даже родился вторым, средним сыном из трех. Есть старший, есть младший, а есть я. "Средний".
Года полтора назад я развелся, мне предложили повышение с переводом в другой город. Я отказался. О чем, не сомневаясь ни капли в одобрении этого решения, гордо сообщил жене. Дома разразился скандал. Нежданчик так сказать. Непредвиденное обстоятельство.
Оказалось, жена спала и видела мое повышение, как и уже давно мечтала уехать отсюда в город её детства. И что? И что?! Так получилось. Скандал перетек во взаимные обиды и претензии, которых, как оказалось, за пять лет нашего супружества накопилось немало. Потом всё это обрело затяжную форму "холодной войны", коротая, как и следовало ожидать, медленно, но верно переросла во взаимное желание никогда более не видеть друг друга, а следовательно - в развод.
На все это понадобилось примерно еще два года наших жизней. В конце второго года жена гордо сообщила, что любовь прошла, и у неё имеется иная сердечная привязанность. С чем я её и поздравил. Жена резво собрала пожитки и исчезла из моей жизни на неделю. Позвонила она мне из Дрездена. Почему-то плакала в трубку и просила скорейшего оформления развода. А сиречь немедленно. А я что? Я не зверь какой, я уверил её, что пренепременно и с радостью предоставлю ей столь желаемую свободу. Что греха таить, о которой я и сам мечтал не первый год нашей с ней жизни.
Мое место законного супруга занял "самец", который стоял в её глазах гораздо выше рангом. И я в чем-то её понимал и сочувствовал. Как говорят мудрые люди: "Каждый имеет право налево", и на личный выбор. Тем более, что не так уж за это место я цеплялся, я устал. А потому постарался ускорить процедуру развода, как можно скорее и как можно менее "кровопролитно". Расстались мы в результате почти друзьями. Правда мне пришлось пожертвовать машиной и некоторой суммой общих накоплений, но я считал это минимальными потерями за разбитые цепи Гименея.
Какое-то время я буквально праздновал развод и новоприобретенную свободу в компании таких же приятелей холостяков, как закоренелых, так и высвободившихся их тюремных стен неудачных браков. Порой мы, сбиваясь в кучку, пили пиво, балагурили у стойки бара под коньячок с лимончиком. Очаровывали молодых девиц, проводящих вечера в том же заведении. Я даже обратил внимание на одну очень милую девушку с кудряшками вокруг светлого и улыбчивого личика. Я отдыхал, некоторое одиночество сердца меня вполне устраивало. Если так можно выразиться. И я не собирался ни жениться, ни заводить прочных долговременных связей. Я не то чтобы законченный материалист, но к любви отношусь, как сделке. С подхода практичности, выгоды и физиологии. В конце концов, для жизни требуется надежный спутник, понимающий и уважающий твои потребности партнер, а романтика страстей пусть остается уделом нежного возраста. Я не осуждал браки по расчету, как и браки по любви. Я вообще браки не осуждал, в конце концов, сам был женат дважды. И дважды ошибся с выбором. Уж не знаю, о чем это говорит, но я решил, что с меня хватит. Я не хотел больше втягивать себя в подобные отношения. Видимо, это совершенно не мой конек.
Зато я развернулся в профессиональном плане. На целый год я почти полностью ушел с головой в работу. Под удивленные взгляды коллег засиживаясь иной раз до глубокой ночи. Парни решили поправить дело: ""Сгоришь" ты на работе таким темпом. Надо взять тайм-аут". Я не был с ними согласен, но в бесполезный спор не полез. Было вынесено решение на новый год устроить скромный домашний праздник с самыми близкими, выбрали у кого, решили как. Ну а с кем - дело десятое, разрешено было приглашать до трех человек с каждого, не считая детей. Куда ж без них-то? Почти все давно были в сборе, я шел с кухни с огромным противнем в руках, на котором исходил паром запечный осётр, отзвучали последние удары курантов, как в дверь раздался звонок. Ведомый любопытством, я замер в холле с противнем в руках. Машинально принюхиваясь к аппетитным ароматам. И увидел её. Невысокая женщина, сложно сказать какого возраста, замерла в нерешительности на пороге. Короткая курточка, которою она уже успела расстегнуть. Темно-синий шерстяной брючный костюм. Длинный до полу шарф и смешная подростковая шапка с огромным помпоном, из-под которой выбивались завитые пряди. Вид у нее был растерянный и слегка усталый. А щеки и нос раскраснелись от морозца. "Я всегда опаздываю" - сказала она тогда, улыбнувшись смущенно и покраснела.
С того времени я успел твердо убедится только в двух вещах. Первое - она действительно всегда опаздывала. Второе - она легко смущалась от пустяков, обладая при всем этом каким-то невероятным бесстыдством граничащим с неприличием. Конечно, это грань её личности была, так скажем, не для всех. В тот вечер я узнал о ней немного, она была разведена. Хлопотала о житейских делах своей дочери-подростка и развлекала себя время от времени необременительными легкими связями. Впрочем, и сегодня я знаю о ней немногим больше. Потому в этот раз решил твердо восполнить пробелы. В ту снежную новогоднюю ночь рок или инстинкты толкнули нас навстречу друг другу. И вот с того-то самого праздничного дня, а точнее ночи, мы предпочитаем большую часть своего свободного времени проводить в обществе друг друга.
Намотав на бедра полотенце, я вышел из ванной. Она стояла на середине кухни, а увидев меня, протянула ко мне обе руки. В одной был бокал с красным вином, в другой - гроздь крупного винограда. Приняв дары Бахуса, я уселся на диван, облокотившись на подушки и закинув ноги на стоящий рядом стул. Она взяла из вазочки пару миндальных орешков, закинула их в рот и запила небольшим глотком вина. Недавно я узнал, что она терпеть не может белые вина. И с тех пор покупал только красные по особым случаям наших с ней встреч. Отойдя к окну, она стала смотреть куда-то вдаль. Что она там сейчас видела, где бродили её мысли? Сегодня, так уж вышло, у нас случился вечер откровенных интимных бесед. Я сам навел её на эти разговоры, начав обсуждать недавнюю статью из интернет-блогов о таком явлении как "Пикаперство". Но разговор уже давно ушел за рамки обсуждения статьи.
"Когда я развелась с мужем, у меня прорезался зуб мудрости" - ни с того ни с сего сказала она не оборачиваясь на меня. Я усмехнулся. Хотя в голосе её слышалась грусть. "Правда, - добавила она - мне никак не удавалось вывести её из этого мрачного состояния осенней меланхолии". А не так давно я удалила этот зуб. Он стал крошиться и болеть. Не было смысла лечить. Я просто пошла и удалила" - сказала она и сделала небольшой глоток вина. Потом прикурила сигарету, сделав пару затяжек, положила сигарету на край пепельницы. Всё так же продолжая смотреть в. А я смотрел на ее спину и бедра, на вполне еще крепкие ягодицы с косым розовым шрамом и ровные гладкие ножки. И жевал виноград. Услышав, что она удалила зуб мудрости я хмыкнул и не удержался, чтобы не поддеть её. "О да, я заметил последствия. Надо было ещё перекрасится в блондинку". - намекнул я - "А на "окучивании" "охотничьих угодий" это как-то сказалось?". Мне хотелось вернуть её в русло разговора об интимных подробностях. Она повернулась ко мне всем корпусом, на лице не было даже тени улыбки, а глаза блеснули в тусклом свете ночника. "Я хочу его" - как-то даже зло сказала она. Я пожал плечами, не видя в её желании ничего предосудительного, да и особых препятствий к исполнению её желания тоже не наблюдал. "Я хочу его" - повторила она и прикурила новую сигарету. Предыдущая так и осталась лежать и дымить в пепельнице. "Ты не понимаешь". - Она небрежно махнула рукой - "Только сейчас я поняла, что ровесники моего отца, а может даже его знакомые или друзья, могли испытывать ко мне сходные с моим теперешним состоянием чувства, а я даже и не думала о таком, считая подобные желания не естественными, смехотворными, просто невозможными".
Я потянулся взял из пепельницы её сигарету и затянулся. "Ну и что?" - спросил я её, выпуская дым колечками в потолок - "Ты по-своему чертовски красива, даже слишком, и невероятно сексуальна, это нормально. Такая реакция нормальна". Она отвернулась и стала снова смотреть в. Наша нагота нисколько её не смущала, как и то, что с вечерней улицы её может быть отлично видно в освещенном . "И опять не то" - покачала она головой - "Я хочу его тело, а не личность, не его самого. Хотя, конечно, возможно именно тайна личности в его глазах побуждает меня к этому, но все же всё же я думаю о его теле. Как он пахнет, какая у него кожа, как оно, его тело, могло бы двигаться вместе со мной в едином ритме. И только потом я думаю о том, как он вообще себя поведет. Что скажет. Кого он разбудит в моих глубинах, алчущего зверя, готового рвать его плоть и слизывать дорожки крови дрожа от жажды и вожделения. Или мягкую и нежную покорность, чья истинная радость впитать его в себя, окружая теплом и покоряясь, плавится слезами в его руках". Она снова обернулась и внимательно посмотрела мне в лицо, словно ища во мне ответ на свои мысли. "Поэтично" - подумал я, делая глоток из бокала и промолчал. Она же, отвернувшись, продолжила - "Много позже, чуть ли не в последнюю очередь, я думаю о нем как о человеке. О его чувствах, желаниях и переживаниях".
Она снова затянулась и, выпустив дым в стекло окна, вдруг резко произнесла: "Я не могу себе его позволить". Вот тут я еле сдержал смех. Снова иронично усмехнулся: "Да уж, велика птица. С чего бы, дорогая ты моя девочка?" Однако это её вовсе ничуть не развеселило. Изящно обогнув стол, она подошла, села рядом со мной и, закинув свои узкие ступни на край стола, откинулась на подушки: "Во первых, я вижу в нем дичь, добычу, "мясо". Она курила, разглядывала что-то на потолке, и шевелила пальцами на ногах. "Ну и что?" - удивился я - "Первый раз что ли? Мы вроде взрослые люди то. Нет?" Она немного помолчала и выдала: "А во вторых, я боюсь оказаться для него этой самой добычей". Я убрал прядку с её лица и рассмеялся: "Боишься уронить "охотничью честь"?". И снова мне не удалось её развеселить. Потушив сигарету, она отставила пустой бокал и, повернув голову в мою сторону, завозилась, поджимая свои стройные ноги, усаживаясь поудобнее и накидывая на колени мягкий плед. В её больших глазах, хорошего, чистого цвета крепкого чая сейчас плескалась печаль с привкусом боли. И я не мог, действительно не мог понять, откуда это в ней засело. Неужели именно так выглядит борьба естества и физиологии с духовностью и моралью?
"Я хочу его" - тихо и медленно проговорила она - "А если он окажется хорош, я захочу это повторить, а если я захочу повторить, то сделаю это не один и не два раза, и тогда захочу его еще немного удержать, хотя бы на время, а если он согласится и останется, то я привыкну и захочу, чтобы он остался навсегда. А как ты сам знаешь "навсегда" ничего не бывает. Ничего нельзя оставить или удержать". Она подтянула плед повыше и продолжала: "А потом, потом ведь и мне может наскучить. Например, нам не о чем будет говорить или не сойдутся жизненные интересы, а ведь это очень даже возможно. И тогда я буду страдать, потому что я сама хотела его удержать. Или еще хуже. И что, кстати, гораздо вернее. Наскучит ему. И он уйдет, а страдать все равно и снова буду я, потому что привыкла, потому что моя гордость будет ущемлена им".
Она привстала и приблизила свое лицо к моему. Зрачки её расширились. Положив голову мне на плечо, она скользнула щекой по моей груди, стала спускаться, словно стекая по мне все ниже и ниже, и ниже, пока окончательно не улеглась прижавшись щекой к моему животу и глядя на меня снизу вверх. "Так ты не сможешь снова выйти замуж. Причем никогда. Если ты все время будешь бояться прочных связей. И избегать боли" - с неподдельной грустью сказал я. "А зачем?!" - весело спросила она меня. И эта неожиданная веселость в тусклом освещении сделало её лицо каким-то детским, словно у девочки-подростка. "Я хочу стать очень богатой" - заявила она. "Зачем?" - совершенно искренне удивился я - "Тебе что, денег не хватает?". "Хватает" - промурлыкала она, потягиваясь. "В тебе, ко всему прочему, проснулась охотница за сокровищами?" - полушутливо спросил я. "Нет" - спокойно ответила она - "Вовсе нет". "Тогда зачем?" - настаивал я. И мне, как ни странно, действительно было это интересно. "Тогда я могла бы откупиться без ущерба для совести" - с долей цинизма заявила она. Я действительно был удивлен: "Откупиться?" - переспросил я, не совсем понимая, о чем идет речь. Она снова сладко потянулась, выгибаясь через мои ноги и закинув руки за голову, а потом устраиваясь поудобнее. Машинально и рассеяно я привычным движением пощекотал ей пальцем около уха, как иной раз почесывают кошек. "Муур" - сказала она и мягко улыбнулась мне. Я ответил ей улыбкой. "Так что ты имела в виду, мисс "Селена"?" - решив проявить настойчивость, спросил я. "Ну если бы мне, например, надоело, то хороший подарок от души мог бы в какой-то мере сгладить боль расставания. К тому же мне тогда не пришлось бы разыгрывать драмы, упражняясь в актерском мастерстве" - ответила она, пристально глядя на ночник и жмуря глаза. Я приподнял одну бровь вопросительно и иронично, делая это специально как можно более театрально. Она посмотрела на меня, широко распахнув глаза и отмахнулась: "Ну боже мой, ну ты же знаешь - "Дело не в тебе, дело во мне" и далее что угодно, лишь бы достичь действенного результата, то есть расставания. Проще говоря - лишь бы отстали". Я улыбнулся: "Старый трюк. Теперь даже у школьников не работает". Она совершенно серьезно кивнула: "Так точно мой капитан. Именно по этому приходится изворачиваться, придумывая новые наименее болезненные и наиболее правдивые ходы, для того, чтобы ретироваться подальше".
Как я её понимал. С годами это, по идее, должно бы было стать проще, но нет, именно с годами щадить чужие чувства становится намного сложнее. "Я не думаю, что чувства можно купить" - сказала она, продолжая пристально и беззастенчиво разглядывать мое лицо - "Но я думаю, что можно быть искренне щедрой в своей благодарности настолько, что боль от последующего разочарования не будет так остра в результате". Она помолчала и добавила: "Ну я надеюсь, что не будет". Я еле сдерживал смех: "Тебе не кажется ли, дорогая моя сударыня, что ты толкаешь подобным поступком мужчин на скользкую тропу проституции". "Вот те на! - она хлопнула меня легонько ладонью по обнаженному животу - С чего бы это? Может быть, ты и не знаешь, но я всегда совершенно и предельно искренняя в своих чувствах". "Желаниях - тут же поправилась она - Ну что плохого, если к истинной сердечной благодарности добавить благодарность материального свойства. Ведь когда мы искренне кого-то любим, то так же искренне его одариваем. Разве нет? Не говоришь же ты, что, одаривая маму, любимого ребенка, жену ты толкаешь их на путь проституции". "Как знать, как знать..." - пощелкал я языком, качая головой, едва при этом сохраняя серьезный вид. Она села, взяла со стола сигарету и, прикурив, продолжала уже сидя ко мне спиной: " В конце концов, любое положительное усилие должно быть вознаграждено. Детям за хорошую учебу покупают телефоны и игрушки. Животным дают лакомство. Работникам платят премию". Всё, я больше не мог сдерживаться и хохотал от души. Она с улыбкой удивления обернулась на меня: "Ну и что я не так сказала? Можно подумать, что вы мужчины из века в век поступаете иначе". "Всё так, всё так - смеясь ответил я - Просто чудесно! Сначала ты хочешь одаривать мужчину как женщину или дитя. Потом низводишь благодарность до животного уровня, как лакомство. И контрольный выстрел в мою седую голову, ты готова оплатить нам наши скромные усилия в любви. Ну чем не проституция!" Она, улыбаясь, смотрела на меня через плечо. - Ты прекрасно понял, что я хотела сказать". Я провел ей пальцем по спине: "Конечно же понял, извини. Но есть разница. Мужчина, покидая женщину, никогда не может быть до конца уверенным, что не оставляет после себя потомство". Почесал нос и добавил: "Никто и никогда, при всех ухищрениях, не может быть до конца в этом уверен". Она склонила голову, что-то рассматривая и поглаживая плед. "Ну да, как в том старом анекдоте" - сказала она. "В каком?" - спросил я, легонько щекоча её поясницу. "Ну как же - "Если вы боитесь случайной беременности, обязательно наденьте презерватив, смажьте все гипсом и забинтуйте. Потом наденьте сверху пакет, снова смажьте гипсом и забинтуйте. А самое главное, никаких половых контактов". Она выпрямилась, откинула голову и засмеялась, встряхивая волосами. Я тоже рассмеялся: "Да, этот способ действительно может помочь. Пожалуй, единственный. И то не факт".
Отсмеявшись я сказал: "Это природа. По сути, мы самки и самцы одного вида. Самки приносят приплод. А приплод - ради его выживания - надо кормить. Для любого самца, даже в животном мире, это своего рода определенная забота. Как и обязанность. Что говорить о людях. Для каждого мужчины, так или иначе, это проблема - в той или иной степени. В зависимости от его уровня развития и воспитания. Но большая забота это для того из пары, кому придется этот приплод растить. Как правило, это женщина. Она вынашивает, кормит грудью, потом растит и кормит дальше, если нет отца. Да и если есть, то все равно порой тоже кормит и детей, и мужа. Поэтому-то в веках и в крови у "самцов" инстинкт дарить, а у "самок" накапливать. Природа, против неё не попрешь. Одаривая женщин от любви ли, страсти или в благодарность, мужчины просто стараются снизить планку стрессового риска для себя. Так или иначе".
Она выбралась из под пледа, потушила остатки сигареты, энергично вдавливая её в пепельницу, и пошла к холодильнику, привстав на пальчиках, она тянулась к верхней полке, а я с удовольствием это наблюдал. Пошуршав там фольгой, она протянула задумчиво: "Пожалуй, мясо можно уже вынимать, как ты думаешь?" И, не дожидаясь ответа, достала мясо, завернутое в фольгу, прихватив по пути нож и разделочную доску, пошлепала босыми ногами к столу. Пока она резала отварное мясо на ломтики, я, прикрыв глаза, допивал вино. "Ты у нас не просто капитан, ты "капитан очевидность". Так выражаются дети, когда говорят о тех..." Я перебил её: "Знаю, знаю. Но у меня такое чувство, словно ты готова оспаривать природу" - недовольно пробурчал я, не открывая глаз. Она порой звала меня "капитан", придумав мне это прозвище из-за моей любви к морю. Сделав нам по бутерброду, она вернулась на диван. Закутавшись в плед, помахала у меня перед носом бутербродом. Я открыл рот, мне лень было шевелиться, она же запихнула туда чуть не до половины бутерброда и хихикнула. Пришлось взять бутерброд руками, кормить меня из своих рук она явно не собиралась. "Никакой романтики" - пробурчал я с набитым ртом. Она улыбнулась и протянула мне наполненный бокал. "Я хотела сегодня уехать" - сказала она. Честно говоря, я не ожидал, я рад был, что она осталась еще на один день и полагал, что она тоже искренне рада моему обществу. "Из-за дочери?" - догадался я. "Частично, просто хотелось уехать" - она сделала глоток и отставила бокал на стол, снова прикурив сигарету. Это её "просто хотелось уехать" неприятно кольнуло меня. Не думал я, что она так быстро захочет сбежать от меня. Неужели я уже наскучил ей? Однако я попытался скрыть свои истинные чувства. "Ты часто куришь" - раздраженно заметил я. Отреагировала она странно, вся подобралась, словно сейчас разразится злой тирадой, и даже сощурила глаза. Но вдруг потушила сигарету и улеглась мне на колени, прижавшись щекой к моему животу. "Самец" - буркнула она легонько, едва касаясь губами поцеловав меня в живот куда-то чуть ниже пупка.
"Насколько я слышал, материнство это не только счастье, но и определенные хлопоты, не маленькие расходы и тяготы. Кому, как не тебе, знать это" - продолжал я развивать свою мысль. Она кинула на меня быстрый взгляд и по её лицу словно пробежало темное облачко, но тут же снова вышло солнце и она улыбнулась, беззаботно и ребячливо: "Можно подумать, что у женщин нет прав одаривать своих мужчин". "Ну почему же, есть - пожал я плечами. - Проблема в другом". "В чем же, позволь спросить" - иронично сказала она и тут же нежно потерлась щекой о мой живот. "А в том, - ответил я - что ты мыслишь как мужик. Причем не просто мужик, а махровый эгоист и циничный холостяк. А с циничным мужиком мне еще спать не доводилось". И мы рассмеялись. "Ну как-то ты сам сказал мне, что циники это разочаровавшиеся романтики. Так что по своей сути я романтик, хотя и дважды разведенный и от того наверно циничный романтик" - парировала она. И правда как-то, видимо желая меня задеть, она кинула мне в лицо: "Циник". Тогда-то я и припомнил эту фразу. Вот теперь мне вернулось. "Вы имеете право хранить молчание, всё, что Вы скажете, будет использовано против Вас" - отрапортовал в моей голове маленький полицейский. Я усмехнулся, мысленно посылая его куда подальше, напомнив, что уже бывал женат неоднократно. Но в туже секунду я подумал, что у мужчины нет более чуткого, верного и благодарного ученика, чем женщина. Мы сами учим её всему тому, от чего потом страдаем, винить нам, увы, некого. Вовсе не я влиял на течение её жизни до нашей встречи. И мне, по сути, не в чем себя упрекнуть. Однако когда я вижу проскальзывающий словно тень, темный флер боли, где-то там, далеко за её взглядом, я не могу не чувствовать укола совести. Хотя с чего бы это? Моей вины тут ни в чем нет. Ни в её разводе, ни в потаенной боли. Или я хочу, чтобы не было? Хочу просто верить, что меня всё это совершенно не касается?
Мне было с ней легко. И общаться и находится рядом и разговаривать. Конечно, не забыл всем известное и завязшее на ушах правило, что легко лишь с той женщиной, которая не твоя. Но я, наверное, считал её своей женщиной. Коль скоро она всё же тут. Впрочем, никто из нас не стремился активно проявлять свои собственнические инстинкты и ничем друг друга не ограничивали. "Ты устала от череды безуспешных попыток стать счастливой - сказал я. - Это можно понять, но счастье гораздо проще, чем тебе кажется". Она с иронией посмотрела мне в глаза и покачала головой. Я понял, что она имела в виду. "Ну, мне тоже не просто. Ты вот говоришь "Хочу его". Он как мужчина не может отказать даме, это как-то не принято, значит, приходится искать иные пути отхода. Думаешь мужчинам проще? Мы тоже не всегда хотим близости. Это миф. И, как ты понимаешь, иной раз нам даже сложнее скрыть как наличие страсти, так и её отсутствие. Мужчина, обладающий харизмой, притягивает женщин. И они тоже говорят "хочу его". А ему что делать? Бежать как загнанному оленю сломя голову? Куда ему кинуться? Он, обладая воспитанием, уважением к женщине и человеку не может сказать: "Иди прочь, я не желаю тебя!" И что он сделает? Одно из двух. Или найдет выход или сдастся, чтобы подтвердить статус "самца" и оправдать якобы "мужскую суть", а, в результате, он же и останется виноват. Уступит он или откажет. Он будет виноват. Женщина, получившая отказ, редко это забывает. Чаще всего - глубоко оскорбляется. И таит обиду и злость. Потому что ей, "Женщине", посмели отказать. Женщина, которой не отказали, начинает питать надежды. Как ты понимаешь сама, а за этим следует разочарование. Согласиться на близость - ещё не значит полюбить и захотеть продолжения. Это, так или иначе, заденет её гордость. Или же она говорит: "Я так и знала, все они "проститутки в штанах", их можно использовать как резиновые игрушки из секс-шопов. Что только подтверждает миф о том, что все мужчины с утра до ночи думают о сексе и о женщинах".
Она посмотрела на меня с непередаваемым выражением грусти на лице: "Получается, что кругом ложь. Даже в этом. В одной кровати находятся двое. Которые не только не любят друг друга, но и даже не желают толком. Вот так, чтоб хотеть по-настоящему. До дрожи губ, ноздрей, ресниц, до мурашек и головокружения. Нет, они вместе лишь потому, что так нужно. Они думают, что так нужно. И выражают это словами, что желают друг друга. Но на самом деле лгут. Их ведет не любовь и даже не страсть. А мысль, мозг, условность общества. Они не хотят, но будут спариваться и оценивать, считая, что так нужно. Причем - не только им, но и партнеру. И он, и она будут уверены, что совершают чуть ли не акт милосердия, в то время как это всего лишь очередное нагромождение лжи". Я не знал, что ответить ей на это. И думал сейчас совершенно о другом. А меня, меня она тоже не хотела? Это что - акт милосердия? На бедность, что ли? Я не отношу себя к разряду легко раздражающихся людей, но она начинала меня злить. И я спросил её: "А ты сама, сама-то хоть раз в жизни хотела кого-то так, как сейчас говоришь?" Она посмотрела на меня с упреком, но промолчала. Мне стало стыдно. Что я действительно, как подросток, она тут, она со мной, что еще сейчас нам двоим надо. Оба мы прошли не легкий путь, оба по-своему перенесли бремя нелегких разводов и неудачных отношений, да и жизнь не проста сама по себе. У нас выходные, вино, мясо и фрукты, музыка и целых три дня в нашем распоряжении. Уютная квартира, тепло и в воздухе легкий аромат печенья. За окном ночь, а у нас инструментальные хиты, уют и нега. Зачем нам здесь и сейчас скандал? Мы тут, чтобы понимать и наслаждаться. "Закрой глаза" - попросил я её. Она послушно прикрыла глаза. Некоторое время я молча любовался её лицом, слегка касаясь кончиками пальцев её век. "Тебя выдает взгляд - сказал я ей. -"Если твои глаза закрыты, то никто не может понять, сколько тебе на самом деле лет. Ты кажешься мне совсем девочкой. Но если ты смотришь, то всё меняется. У тебя такой взгляд, он рассказывает о тебе больше, чем ты могла бы сказать словами". Она распахнула удивленно глаза, но промолчала. Зато я сказал с гордым видом знатока женских душ: "Все женщины хотят замуж!" Она снова промолчала, но прищурила на меня свои карие глаза, и я уже ждал, что сейчас она опять скажет свое коронное:"А зачем?". Но она задумчиво протянула: "Хотят". "И ты хочешь?" - склоняясь над ней, сказал я полу-утвердительно, полувопросительно. "Хочу" - подтвердила она легким кивком головы. "Хочу, но уже не пойду, находилась" - буркнула она.
Я не стал поддерживать в ней пламя обиды на мужа. Незачем. Бог ему судья. У всех есть свои причины. Но все же сказал: "Если ты и дальше будешь смотреть на всех мужчин как на "мясо" и дичь, как на альковные бездушные игрушки или как на заводского племенного жеребца, то тебе не выйти замуж. А постоянно боясь оказаться ненужной и смешной в своих чувствах и желаниях, в своей любви, ты действительно навсегда окажешься одна". И я даже слегка нахмурился, при этом стараясь придать голосу строгости. Она хмыкнула: "По-твоему лучше быть одинокой замужней женщиной, чем в принципе незамужней?" Я покачал головой: "По моему, лучше вообще не чувствовать себя одиноко". "Тебе сейчас одиноко?" - спросил я её и тут же пожалел, потому что мне было бы неприятно услышать, что ей одиноко со мной. Какое это имело значение для меня, я и сам не знаю, но не хотелось бы услышать подобное от женщины, с которой встречался почти год, с которой сейчас я провел не менее трех дней в тесном общении и в одной кровати. Нет, это совсем не то, что я хотел бы от неё услышать. "Нет, я про это сейчас не думаю" - очень тихо сказала она. И добавила: "Я уже была замужем и даже не один раз, что это изменило?" И вдруг как-то съежилась вся, стала усталой и грустной. Мне показалось, что она даже в росте уменьшилась. Эта глупая беспомощность меня разозлила, какой смысл так страдать из-за ничего? Что ей мешало изменить отношение к ситуации и перестать трагически и гордо нести одинокое свое "Я"? "Вот видишь, ты не сохранила брак" - сказал я, не подумав, и тут же пожалел об этом. Она резко села, укуталась в плед и отодвинулась от меня, прижавшись к стене, и закинув голову, прикрыла глаза. Я знал, что последний брак принес ей немало боли, как и не сложившиеся последующие отношения. Но зачем-то решил задеть её за живое. И сам тут же устыдился этого. Возможно, мне хотелось, чтобы она разозлилась. Закричала на меня или сделала что-то ещё, дала волю чувствам, разбила тарелку, выплакалась и оттаяла. Наконец оттаяла бы. Но она лишь молча сидела с закрытыми глазами, крутила в руках не зажженную сигарету. Она молчала. Молчал и я. От этой паузы воздух на уютной и теплой кухне словно стал холоднее. Я боялся нарушить это молчание и сказать что-то такое, что расстроит её еще сильнее. Она же не торопилась начать разговор. Мне было неуютно, хотелось что-то сказать или сделать, но я ждал, просто сидел, курил и ждал. "Вот поэтому я и не горю желанием непременно выйти замуж снова. Мужчины шутят - "Обещать не значит жениться". Зло. Но правда. Хотеть - не значит сделать. Я хочу замуж. И любить хочу. Но уже не могу" - голос её звучал негромко, ровно, без трагического налета или ноток грусти. Может быть, лишь немного устало. И мне от этого было не по себе. Захотелось обнять её и укачивать, как маленькую. Но она, скорее всего, не позволила бы такого отношения. Не из гордыни, из-за страха. Я почти уверен, что так и поступали все те, кому непременно хотелось утешить её. И кто потом просто уходил. Оставив после себя еще больше пустоты. С которой она сражалась, сжилась и смирилась окончательно. Даже не тоскуя уже по этому поводу. И это, пожалуй, было самым трагичным и самым шокирующем. И этот страх, и недоверие сродни раненому зверю, что не дает коснуться себя и причинить еще большую боль, хотя сам страдает от раны. Рана затянется, а вот память остается навсегда. Миниатюрная шатенка, хорошо сложенная, которой на первый взгляд никогда не дашь её настоящий возраст, открытая в общении, робкая и решительная, улыбчивая и задумчивая, тонко чувствующая и в целом не глупая женщина с красивыми грустными глазами. Что ей мешает стать счастливой? Любить, заново построить семью, наладить быт и жизнь. Это ведь не так уж сложно. Впрочем, тот же вопрос я мог бы вполне задать и себе самому. Поэтому я молчал.
Она снова легла, поудобнее устраиваясь на диване и положив голову мне на колени. Осторожно и нежно, как ребенка я погладил её по голове. "Ну ведь есть же все-таки ещё и любовь" - как можно мягче, стараясь сгладить впечатление от своих слов сказал я, наблюдая за движением её руки. Указательным пальцем она водила вверх-вниз по моему животу. Может быть, мне и не стоило этого говорить, потому, что она вдруг засмеялась, перевернувшись на спину и задрав обе стройные, гладкие ножки к потолку. Помахивая одной ногой, она пропела: "Любовь, любовь" - с такой непередаваемой иронией, с такой тайной издевкой, что я невольно поморщился. "О какой любви речь?" - зло спросила она - "О духовной, плотской, родительской или о любви к прекрасному? О! Я просто эксперт в вопросах любви!"
Её тон оставлял желать лучшего. Я растерялся, не зная, что сказать на это. С трудом и не сразу подобрал фразу к тому, что хотел выразить, но опять вышло не то. "Ты не справедлива" - вот, что я сказал ей на это. Она отвернулась от меня и как-то сжалась, подбирая ноги под пледом. "К кому?" - Устало и почти безразлично сказала она. "К себе, к нам" - ответил я рассеянно, водя кончиками пальцев по её шее. "Ну а мы то тут причем? - она зевнула - Даже если я несправедлива к кому-то в отдельности, то причем тут "Мы"?" Вот что ни говори, но есть какие-то общие инстинктивные слова, что именно они означают, я не мог бы точно выразить. Я не знал сам, причем тут какое-то "Мы", я мог бы сказать ей: "Выходи за меня замуж", мог сказать: "Давай жить вместе". Но не мог бы шагнуть за прозрачную ледяную стену. Были "Она" и "Я". Действительно, причем тут какие-то "Мы", были ли эти "Мы"? Хотя, безусловно, что мы были. Но как? Что бы она сказала? Что бы ответила мне на такие слова? К какой категории мужчин отнесла бы меня в своей таблице определений? Если я сам готов назвать всё это полным абсурдом. То что сказала бы она, с присущей ей иронией и недоверием к существам противоположного пола? "В некоторой степени "мы" все же есть, мы друзья" - сказал я совершенно и опять не то, что собирался. Она кинула на меня хитрый взгляд и улыбнулась: "Хороши друзья". И села, потягиваясь. Взяла бутылку с вином, долила себе, поставила бутылку на стол и, сделав маленький глоток, засмеялась: "Друзья, скажешь тоже". Ну я-то точно знал уже и раньше, что она не относит подобные отношения в раздел дружбы, но снова сплоховал, причем совершенно неожиданно для себя самого, выдав это невразумительное и никуда не годное в этой ситуации слово "друзья". Пожалуй, тут она была права, назвать наши отношения дружескими, просто дружескими весьма сложно. Она смотрела мне в лицо и, сделав еще один глоток, отчеканила: "Мы - любовники". И прозвучало это вовсе не нежно и не страстно и даже не игриво, а зло, колко, словно обвинение в чем-то непотребном.
Неужели я её настолько не устраиваю, подумал я. И на ум мне пришел юноша, о котором она говорила не так давно. "Я хочу его" - прозвучал у меня в голове её голос. Она сидела ко мне спиной и пила вино, прикуривая сигарету. Я прикрыл глаза и попытался восстановить в памяти образ этого юноши. Как-то мельком мне довелось увидеть его. Он выгуливал собаку, она стояла у подъезда своего дома и ждала когда я подъеду. Еще издали из машины я заметил их. Они разговаривали как старые знакомые, улыбались друг другу и чего-то оживленно обсуждали. Я вышел, оставив машину на углу дома, и пошел ей на встречу. Заметив мое приближение, она извинилась, попрощалась как-то скомкано, наскоро и пошла быстрым шагом в мою сторону. Вид у неё был слегка смущенный. Но я не стал вмешиваться. Однако юношу я успел разглядеть. Молод и мил. Живые карие глаза, открытая дружелюбная улыбка, гибкая подвижная юношеская фигура хотя и не до конца оформившаяся в мужскую, но заметно, что он собой занимается, смуглая кожа, видимо, не до конца сошел равномерный летний загар. Одет скромно, спортивно. Держится так же. Производит приятное впечатление добросердечного, открытого, возможно, веселого и спортивного человека. Хотя он и курил, пока они разговаривали. Но теперь молодые люди часто смешивают несовместимое. Это всё моя вечная привычка оценивать людей в своем окружении. Вот что это. Я оценил его, потому что он стоял рядом с ней, а она теперь мое окружение. Это, надо сказать, задевает меня. Я не так молод и уже не так хорош, наверно, на её взгляд. Или, что греха таить, не так хорош как он. А в нем чувствуется мягкая напористость и застенчивость в одном сосуде, с привкусом если не невинности, то не развращенности. Свежая страсть к жизни, без налета вальяжной пресыщенности. Так что её вполне можно понять. И сам я время от времени тоскую по глотку свежей юности и бросаю недвусмысленные взгляды и намеки в сторону ровесниц этого паренька. Кому из нас с ней легче, а кому сложнее добиться утоления этой жажды юности - ещё не известно.
Она допила свое вино и некоторое время задумчиво глядела в пустой бокал. Потом заметив, что мой тоже пуст, взяла и его. Разлила вино по бокалам и один протянула мне. Я подумал, что вино попалось не противное, а очень даже приятное на вкус. Всегда доверяю своему чутью. Это уже многолетний опыт в выборе того или иного. И в этот раз я доверился чутью, выбирая незнакомую мне марку. И не проиграл. "А вино вполне ничего себе" - сказал я деля глоток, но лишь для того чтобы что-то сказать. Потому, что она молча пила небольшими глотками и вертела в руках шпажку с канапе. Плед соскользнул с её плеч, открывая моему взгляду две маленькие, но еще крепкие и высокие груди. Прикрыв глаза, я представил себе её в объятьях этого смуглолицего юнца. "Чтобы они еще понимали" - подумал я о молодых в принципе и о нем, конечно, в частности. Испытав при этом прилив нежданной злости и желания. Конечно, тут же открыл глаза и посмотрел на неё, не замечает ли она что-то во мне, не понимает ли, о чем я думаю. Она сидела очень близко ко мне, сложив по-турецки ноги и упираясь руками в диван. Сидела и просто смотрела на меня с легкой полу-улыбкой. Это разозлило меня еще сильнее, словно она и правда понимает и чувствует всё, что сейчас испытываю, и намеренно и утонченно издевается. Протянув руку, я коснулся её волос, затылка и, ухватив за волосы, настойчиво потянул к себе. Она не сопротивлялась. Я знаю, что в эту минуту причинил ей некоторое неудобство, а возможно даже боль, но она и не думала останавливать меня, подаваясь вперед, и только взгляд её все еще оставался спокойным, став слегка насмешливым и чуть любопытным. И тут я вдруг осознал как неистово, зло я желаю её прямо сейчас. Её рот приоткрылся, кончик языка скользнул по губам в ожидании поцелуя. Она явно провоцировала меня. Но я нарочно оттолкнул её, но когда она уже с совершенным спокойствием собиралась улечься обратно на подушки, я подхватил её на руки и понес в комнату. Она была легкой, или мне так казалось в эту минуту. Но я нес её без видимых усилий. Прильнув ко мне словно дитя и положив мне голову на плечо, она обхватила мою шею руками, и я чувствовал её дыхание на своей коже.
Щемящая и жалобная нежность охватила меня, и я осторожно опустил её на кровать. Склонившись над ней, я рассматривал её лицо. Она так и не открыла глаз, но потянулась мне навстречу, интуитивно чувствуя мою близость, мое дыхание. О чём она сейчас думает? Кого представляет себе? И я снова подумал об этом юноше. Поцелуй вышел грубым. Нарочито грубым и злым. Она застонала, крепко обнимая меня, и вдруг её короткие аккуратные ноготки весьма чувствительно впились мне в спину. "Чертова кошка - подумал я. - Можно вообразить, что они действительно выдвигаются у неё". Надо отдать ей должное, сдачу с моего поцелуя она отдала сразу. Впредь буду умнее. Дикий коктейль страсти и ревности. Я никак не мог утолить эту жажду, хотя и пил из этого источника большими глотками. Но чем больше пил, тем сильнее мне хотелось ещё. Совершенно не знаю, сколько прошло времени. Я потерялся в нем или, скорее, словно влип в него, выпал из бесконечного тиканья и круговорота стрелок. Сейчас она по-кошачьи терлась щекой о мое плечо, а меня одолевала дремота. "Ты был женат" - вдруг достаточно громко и утвердительно сказала она. Боже мой, боже мой, что ей вдруг взбрело в голову? Ну был, конечно. Был женат и она прекрасно об этом знала. Более того, она знала моих жён. Я вдохнул и постарался быть терпеливым. "Да, я был женат и не раз, сейчас разведен и свободен. Что ты хотела этим сказать?" - Нехотя сказал я. Она отвернулась от меня и стала смотреть куда-то в темноту комнаты. Неожиданная и неуместная мысль пришла мне в голову, и я не сдержался и спросил: "Ты всё еще хочешь его?" Она молчала. Видимо обдумывала ответ. А потом тихо сказала: "Да". "Ну так пойди и возьми!" - бросил я ей, скидывая рывком одеяло. Я торчал в ванной не меньше двадцати минут. Устроил себе контрастный душ. Она злила меня. Боже мой, как она меня злила! Но я сам виноват. Какого черта, зачем, кто меня просил завести этот идиотский разговор? Чего я хотел добиться? Понять её? Узнать ближе? Узнать её тайные порывы души и тела? Ну так стой теперь под душем и насвистывай как ни в чем ни бывало! Она не твоя собственность! И имеет права на желания и свою жизнь. Я не имел никакого понятия, насколько всё это может вывести меня из себя. Да, она не принадлежит мне, я не принадлежу ей. Мы оба не обременены ни обязательствами, ни любовью, ни какими либо связями. Но я зол. Я чертовски зол и хочу её, как кажется, еще никого не хотел с самой юности.
Когда я вышел после душа, она все так же лежала не шевелясь, отвернувшись к стене, и плечи её едва заметно вздрагивали. Только этого ещё мне не хватало! Я совершенно не умею никого утешать и жалеть. Это явно не мой конек. Да черт с ним, с этим пареньком. Сколько их молодых искушений было и еще будет в нашей с ней холостяцкой жизни. Лишь бы сейчас она успокоилась. Эти её слезы, я чувствовал себя беспомощным. И я не понимал, отчего это. Задел ли я её резким словом или причина была куда глубже? Все мы знаем, как обидеть, и лишь немногие из нас умеют исправить это. Я не совсем осознавал, чем вызваны её слезы и в чем конкретно сейчас моя вина, но что таковая имеется, я даже не сомневался. Поэтому как можно аккуратнее опустился рядом с ней на кровать и осторожно погладил её плечи: "Если ты не прекратишь плакать, то мне придется плакать вместе с тобой" - мягко сказал я. Она резко обернулась, её лицо было мокрым от слёз, а в покрасневших припухших глазах было натуральное изумление. Грустно улыбнувшись, я вытер большими пальцами слезы с её щек. "Иди сюда" - тихо позвал я её. Она тоже села и крепко обняла меня. Вдруг с неожиданной силой толкнула и, укладывая на подушки, склонила ко мне свое лицо. Руки её упирались в кровать где-то над моими плечами, её нос покраснел и припух, волосы растрепались, она с силой закусила нижнюю губу, явно причиняя себе боль, но кажется не чувствуя этого. Из припухших помутневших глаз на мое лицо капали крупные слезы. Она склонялась ниже и ниже и стала осторожно касаться губами моего лица. Покрывала шею и груди поцелуями спускаясь всё ниже и ниже. Я глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки. Что-то явно было не так. Я чувствовал себя неуютно, с ней что-то было не так. Перехватив её руки, я попытался сесть и привлечь её к себе. Но она помешала мне подняться, снова склонившись над моим лицом и упираясь руками в подушки, она находилась надо мной и её волосы скрывали её лицо. Я не видел выражения и не мог уловить оттенки настроения. Я хотел обнять её и прижать к себе, но она снова не поддалась этому безотчетному движению. И мне стоило некоторых усилий, чтобы изменить положение. Теперь я склонился над ней. Она не издала ни звука за все это время. Из того, что последовало дальше, я наконец понял, что она зла, зла и желает меня, как единственный акт мести доступный ей прямо сейчас. Если бы я не удерживал её руки, осыпая её лицо, шею и грудь поцелуями, она совершенно точно исполосовала бы меня вдоль и поперек своими острыми коготками. На всякий случай я избегал поцелуев и не пытался целовать её припухшие и покрасневшие губы. Цапнет ещё. С неё станется. Впрочем, она и сама старалась отвернуть лицо от моих поцелуев. Кончиком языка я подхватил её слезинку, катившуюся куда-то ей за мочку уха. Она вздрогнула всем телом и прошипела еле слышно сквозь зубы: "Гад же ты". Я не стал спорить с женщиной, тем более, что голос её выдавал растущее в ней желание. "Вполне возможно" - мягко и чуть насмешливо согласился я едва слышно, касаясь губами её теплого ушка. Она всхлипнула, застонала и, наконец, обмякла, поддаваясь моим ласкам.
Теперь я смог отпустить её руки, и она обняла меня, легко касаясь кончиками пальцев моей спины. Всё, что я мог сделать сейчас для неё это довести начатое ей до конца. Подарив её хотя бы плотское наслаждение в утешение душевных скорбей. На чем, собственно говоря, я и сосредоточился. Она мотала головой, цеплялась за простыню, немилосердно комкая и сдвигая всё, скинув подушки на пол, всхлипывала и стонала. "Я хочу тебя, хочу тебя, хочу, как я тебя хочу" - шептал я, не в силах остановится. Мне хотелось закричать: "Я люблю тебя, люблю, слышишь, люблю!" Но эти слова, как заколдованные не шли из меня. А мучительно умирали где-то, не находя выхода. Я понимал, отчетливо понимал, что в порыве страстей не стоит бросаться такими словами, которые могут дарить надежду, о которых потом кто-то из нас может горько сожалеть. А скорее всего и я, и она, не признающие любви в том понимании, в котором о ней так много говорят. Искусанные губы её припухли и я, жалея её, осторожно провел по ним языком: "Я хочу тебя" - нежно на выдохе сказал я. И услышал в ответ легкое, едва слышное, как дыхание жаркого летнего ветра, срывающееся: "Я тоже. Я тоже хочу тебя". Она вся подалась мне навстречу и, словно откуда-то из мрачной глубины всего её существа, вдруг на выдохе и стоне сорвался не громкий, но отчетливый звук похожий на рычание, словно клокотавшая в ней страсть рвалась через всё её существо мне навстречу. Этим немало изумив меня. Она широко распахнула глаза, словно пытаясь заглянуть мне в самое сердце. В глубины моей души. Ни на секунду не отводя взгляда и тяжело дыша, она облизывала свои губы. И вдруг зажмурилась, изогнувшись подо мной, руки её скользнули по моим плечам, но я, предугадав её намерение, перехватил их и крепко прижал к кровати над её головой. Клокочущий звук между рычанием и сном сорвался с её губ. И я неосознанно вторил ей лишь немногим громче. "Еще" - выдохнула она - "еще". И рванулась мне навстречу, обхватив мою поясницу ногами. Спустя несколько минут мы без сил лежали на кровати, не в состоянии разорвать объятий. Переплетая ноги и волосы, и руки и пальцы в какой-то немыслимой позе и сложно сказать, где в эту минуту кончался я и начиналась она, и наоборот. Подушки, одеяло, плед валялись на полу вокруг кровати. Простынь под нами сбилась и скомкалась. Но даже пошевелиться и протянуть руку было просто невозможно и выше наших сил. Нас словно расплавило и вплавило друг в друга. И время снова остановило свой бег. Солнце показало свои первые лучи, застав нас в объятьях друг друга. Засыпая, я украдкой посмотрел на её лицо. Глаза её были закрыты, она мерно дышала, складки у рта разгладились, а лицо выражало покой и умиротворенность. Я тихо вздохнул, счастье и покой переполняли меня. Глаза закрывались, и я проваливался в сладкий крепкий сон.
Проснулся я резко, словно кто-то толкнул меня в бок. Она сидела на краю кровати и застегивала рубашку на груди. Видимо она старалась одеваться как можно тише, чтобы незаметно улизнуть от меня. Некоторое время я наблюдал за ней из-под прикрытых век. Потом громко и насмешливо спросил: "Сбегаем?" Она вздрогнула от неожиданности и посмотрела на меня. "Доброе утро, герой-любовник" - с легкой добродушной насмешкой сказала она. А я вдруг вспомнил, как попался с её глупой загадкой, когда она спросила меня: "Что делает мужчина после секса в постели? - И простодушно ответил. - Спит, наверное". Она тогда улыбнулась, покачав головой: "А вот и нет. Мешается". И засмеялась. Вот теперь она сбегает. То ли решив, что мешает мне, то ли я ей мешался. "Что, сударыня, спешим верхом обскакать свои охотничьи угодья с утра пораньше?" - спросил я в её спину. Фраза вышла двусмысленная. И это меня порадовало. "А хоть бы и так - весело отозвалась она, застёгивая ботильон и разглядывая пряжку. - Вам-то что за дело, сударь?" Она вышла в коридор. "Проводишь?" - крикнула она оттуда.
Натянув спортивные штаны, я босиком и без рубашки вышел к ней. Вчерашнее вино слегка дало о себе знать. Хотелось в душ и ещё хоть немного подремать. Облокотившись о стену, я сложил руки на груди и разглядывал её при дневном свете как-то по-новому. Словно не было этих дней рядом, словно мы не провели эти ночи, каждую из них, вместе. Сегодня она казалась мне другой. Тонкой и острой, как стальная игла. "Вещь, кстати, нужная и весьма серьезная" - мысленно добавил я и усмехнулся своим мыслям - "Steel baby" . Она застегивала пальто, и пальцы её слегка дрожали. Видя, что я не двигаюсь с места, она подошла ко мне и, привстав, потянулась и поцеловала меня легким касанием губ к губам. "Пока" - шепнула она. Я отошёл, пропуская её к двери. "Знаешь, ты никогда не выйдешь снова замуж" - тяжело и устало сказал я. Она обернулась, держась за ручку двери: "Почему это?" "Потому что за мужчиной ты не видишь человека" - зло бросил я ей. Она вышла, хлопнув дверью. Я выглянул в коридор и крикнул ей вслед: "Доброй охоты, Багира". Услышал, как открылись двери лифта, как она шагнула в него. "И тебе, Акелла, не промахнуться" - ответила она, когда двери лифта уже стали закрываться, и тем самым лишив меня последнего слова.
"Вот сука" - хлопнул я дверью сильнее, чем полагалось. И пошел досыпать. Проспал я до самого вечера, благо мог себе это позволить. Вечером я допивал вино и смотрел старые фильмы. Ни сегодня, ни завтра я не ждал её звонка. Забеспокоился я лишь к концу недели. Работы выдалось много, и я приходил усталый и раздраженный. Иногда я думал о ней, но не хотел звонить, оправдывая это нехваткой времени и напряженным графиком работы. Но когда неделя подошла к концу, я понял, что хочу оказаться рядом с ней, хочу вдыхать тонкий аромат её цветочных духов, наблюдать за её движениями. Хочу видеть, как она ходит обнаженная по моей квартире. Мне нестерпимо захотелось ей позвонить. Но я счел это глупым, проявлением слабости и более того совершенно лишним. Можно было, например, послать ей сообщение на телефон, спросить как у неё дела, удачно ли прошла охота. Но это было бы совершенным ребячеством с моей стороны. Я не видел смысла в подобном поступке. Нет, дело вовсе не в моей гордыне, если бы все было так просто, я давно бы ей позвонил. Но мне приходилось признать, что она не такая как другие. Не лучше, не хуже, просто другая. И только в одном из случаев я мог бы быть хоть сколько-то уверенным, что я ей нужен хотя бы в качестве героя-любовника в романе её жизни, в том случае, если она позвонила бы мне сама. Выбрав, так или иначе, мою кандидатуру среди всех прочих в её охотничьих угодьях. Что греха таить, я бы предпочел, чтобы она по собственному почину охотилась на меня, но здравый рассудок подсказывал, что ей, так же как и мне, приятнее охотиться на более свежую и молодую дичь. И никто не мог отказать нам с ней в этом праве на маленькие жизненные удовольствия. Как и в праве выбора. И всё же. И всё же я ждал её, ждал хотя бы её звонка. Я ждал целый месяц. Ждал и всё. Как полный дурак. У меня был её телефон и её адрес. Я мог позвонить сам или приехать к ней. Но предпочел уйти с головой в работу.
Через месяц я решил провести генеральную уборку. И случайно нашел за диваном её пояс для чулок. Ажурная, бессмысленная, декоративная деталь нижнего белья. К которой она пристегивала свои чулки. Возможно, тогда она так торопилась сбежать, что просто забыла его в спешке. А может быть, она просто не стала меня будить ради поисков этой детали, без которой можно обойтись. Впрочем, она могла оставить его и с умыслом. Закинув его за кровать в качестве мести. В надежде, что однажды кто-то из моих подружек обнаружит его там. Если бы милая "Кудряшка Сью" обнаружила его там, мне грозил бы серьезный "разбор полетов". "О женщины, коварство имя вам!" Я скомкал пояс и хотел сунуть его в карман, но прежде, сам не понимая зачем, поднес его к лицу и вдохнул. Тонкий едва уловимый аромат знакомых духов всё ещё стойко держался на кружевном изделии. Я сунул пояс в карман и подумал, что надо бы позвонить и отдать ей. Насколько я разбирался в женском белье, это украшение обошлось ей весьма не дешево. Однако я и сам понимал, это лишь уловка. Дешёвая уловка в попытке обмануть самого себя. Но я за неё ухватился. Во всех прочих случаях я, пожалуй, выкинул бы этот пояс к чертям собачьим. Но видимо не в этот раз. С одной стороны меня злила моя неожиданная "старческая" сентиментальность. С другой я успокаивал себя тем, что есть повод. Я сунул пояс в карман и преспокойно забыл о нем на несколько дней. В пятницу я собрался отнести куртку в химчистку и, разбирая карманы, снова выудил из неё пояс. В этот раз я аккуратно упаковал его в оставшуюся от подарков к рождеству коробочку, перевязал ленточкой и убрал подальше. "Отдам, непременно отдам ей, как только она придет" - решил я про себя. Само собой, о коробочке я благополучно забыл.
На следующий месяц я уже четко осознавал, что она не придет и не позвонит мне сама. Ни завтра, ни через неделю, ни через год. Именно потому, что она другая, не похожая на многих из прочих. И возможно именно от этого она сама более прочих страдает. Я перестал ждать. А точнее видимо сделал вид, что перестал. Месяц за месяцем пробегали мимо, словно ничего не меняя в жизни. Время от времени меня навещала "Кудряшка Сью". Я был почти полностью поглощен работой. И это меня устраивало. Временами я вспоминал о ней, но всё реже и реже. Так прошло больше года. Работа, иногда собирались с друзьями посидеть пару часов в баре. Иногда свидания с мисс "Кудряшкой". Меня стало затягивать. Жизнь снова вошла в колею. Надвигались Рождественские праздники. Я вернулся не один, а как и следовало ожидать, с компании милашки-Кудряшки, той самой полногрудой хохотушки, что когда-то очаровала меня в баре своими ямочками на щеках и аппетитными формами. Она уже прочно обосновалась в новой съемной квартире, и повсюду были её расчески, баночки, тюбики с кремом и прочие безделушки. С беззастенчивым напором юности, она отвоевывала у меня пространство. А я с добродушным удивлением наблюдал за этим процессом, сам себе напоминая старого и усталого пса. Который, не отрывая морды от пола, одними глазами следит за передвижениями увальня щенка. И время от времени потряхивает лобастой головой, когда расшалившийся малыш слишком сильно тянет за уши. "Ты не видел, куда я положила фен?" - крикнула из ванной "Кудряшка". Я молча пожал плечами, предпринимая еще одну попытку выгнать кота из-под дивана. Эту подлую рыжую морду на день рождения презентовала мне моя милая "Сью". Так что теперь я был почти женат. Ясно - не на коте. Ну и, конечно, почти счастлив. "Сью" хлопала дверцами и выдвигала ящики. И тут я вспомнил! "Сью" только взялась за ручку ящика, а я уже сидел на ковре, опираясь на швабру: "Там не может быть твоего фена, ни в этом ящике, ни вообще в этом шкафу!" - Резче, чем хотелось бы, сказал я ей. "Сью" посмотрела на меня с удивлением. Я пожал плечами и сказал более спокойно: "Этот гад - я имел в виду кота - изгадил угол у шторы, - и добавил - посмотри фен за стиральной машинкой". Как только "Сью" вышла, я рванулся к шкафу, вытащил коробку с поясом и вышел на балкон, я прикурил и огляделся. Ночная улица была пуста. Тогда я с силой запустил коробку с поясом в полет, как мог бы запустить летающую тарелку. Затянувшись и медленно выпустив дым, я наблюдал её падение и испытывал при этом странную радость, граничащую с блаженством. Когда я вернулся в комнату "Сью" уже обосновалась в кровати и давила кнопки на пульте, переключая телевизор с канала на канал. "Ложишься? - спросила она, не отрывая глаз от мелькания каналов на экране. "Пойду выпью грамм двадцать, устал я что-то" - ответил я и вдруг почувствовал себя по-настоящему усталым и старым. "Не увлекайся" - буднично напомнила мне "Сью". Я усмехнулся и побрел на кухню.
Как это там было-то "Дело не в тебе ..." - подумал я, включая чайник и наблюдая за струйкой пара. Оказалось, что я прекрасно всё помню. Стоило лишь мне задаться вопросом, а удачно ли прошла у "мисс Селены" охота, как я тут же вспомнил и припухшие искусанные губы и тонкие пальцы обхватившие бокал. Крупные и тяжелые, как стеклярус капли слез с горьковатым привкусом, струйку дыма уходящего к потолку, невообразимое искрящееся, как пузырьки в шампанском чувство легкости и понимания, искренний смех, приступы злости. Круглый, похожий на печать, след на моем плече от её зубов, лучики морщинок у глаз. Я помнил, как она с аппетитом поглощала копченые ребрышки и жареную рыбу, как облизывала украдкой уголки губ от жира, совершенно по-кошачьи зажмуриваясь от удовольствия. Помню, как на мой вопрос: "Зачем столько есть, собираясь в ресторан с подругами", она вдруг рассмеялась: "Охота требует жертв". Возможно, она действительно не собиралась замуж. И кое в чем она была права. "Акелла" все же промахнулся. Мне надо было ей тогда позвонить. Но чем больше проходило времени, тем меньше я стремился сделать это. Успешно убедив себя, что это было все тоже самое, что бывает всегда. И ничего страшного не произошло. Я принял ситуацию, как есть, и стал жить дальше. И лишь сейчас вдруг осознал, что все это время я живу в состоянии ожидания. Пытаясь вытеснять любые воспоминания о ней всеми доступными мне способами. Захотелось немедленно купить билет на самолет и улететь из этого города, из этой страны, навсегда. И больше никогда не видеть ни кареглазую "Багиру", ни хохотушку с "Сью" с аквамариновыми глазами. Единственное, что меня останавливало так это то, что каждое утро я буду видеть одно и то же лицо. Каждый день, где бы я ни находился. Увы, везде есть зеркала. В каждой ванной комнате я буду смотреть в глаза этого человека, от взгляда и мыслей которого мне вряд ли удастся сбежать куда-либо. Так и не налив чаю, я вернулся в комнату. "Сью" уже спала, обхватив подушку двумя руками. А на экране телевизора беззвучно куда-то скакали ковбои.
Утром я поднялся слишком рано для выходного дня. Ещё вчера вечером я собирался проехаться по магазинам, потратив несколько часов и некоторую сумму на подарки для "Сью" и родных. Но сегодня понял, что не в состоянии заставить себя сделать это. Я совершенно не был готов к таким подвигам. Поэтому решил ограничить себя подарком для "Сью", остальное перепоручить ей. Так будет куда как лучше. У неё чудесно получится подобрать всем подарки. Гораздо лучше, чем у меня. Спустившись вниз и выйдя из подъезда, я обошёл дом с целью сократить дорогу до того места, где оставил машину. И почти сразу же увидел свою коробку, ту, что вчера ночью выкинул с балкона. Я посмотрел наверх, словно "Сью" могла застать меня за чем-то неприличным, глядя в окошко. Хотя когда я выходил из дома, она еще спала, лишь сонно потягивалась и бурчала, что я беспокою её в такую рань. Убедившись, что в окошках не видно силуэта "Сью", я быстро подошел и поднял коробку, сунув её снова в карман пуховика. И только тогда вздохнул с облегчением. Ещё раз глянул на окна и пошел к своей машине. Некоторое время я просто сидел в машине без мыслей и единственным желанием выпить где-то горячего кофе. Сам не знаю почему, но присутствие в моей кровати "Сью" помешало мне сделать это дома. Я поставил диск Vanessa-Mae и закрыл глаза, на секунду отдавшись только ритму музыки, которая словно восстанавливала меня и разрушала одновременно. Storm - Вивальди. Именно этот диск крутился в тот вечер, когда я вез "мисс Селену" в маленький уютный ресторан на окраине города. И именно "Шторм" нравился ей более прочего. И именно эта музыка наполнила собой салон моей машины, когда мы подъезжали к ресторанчику, который я очень любил, который случайно нашел, возвращаясь из очередной деловой поездки. И хотя бывал я там не часто, по причине его удаленности, но старался заезжать с регулярностью, чтобы восстановить свои силы один на один с собой. Я никогда никого не приглашал туда, ни друзей, ни подруг. Это было "моё" место. Но тот вечер я почему-то решил показать его "Селене", как особенный свой маленький секрет. Вроде бы ничего такого. Обычное свидание, обычный ресторан. Обычная жизнь. Но почему-то для меня это имело такое большое значение. Я даже "Сью" ни разу не водил туда. Хотя мы уже почти что жили вместе. И на горизонте качались, позвякивая, очередные цепи законного брака. Я открыл глаза, выключил диск и еще некоторое время сидел в тишине. На лобовое стекло падал крупный снег. Надо было ехать за подарком.
Чертова "Стальная игла", сквозь которую в меня попал этот яд безумия, медленно и незаметно растекающийся по моей жизни, отравляя её и подтачивая мою волю. Чертова "мисс Селена", вот кто был всему виной и причиной. Меня охватила злость. Настроение было совершенно не праздничным, а надо было ехать "Сью" за подарками. Вместо магазинов я поехал в центр города. В тот самый бар, где однажды повстречал "Сью". Я решил там позавтракать, ну а дальше как пойдет. Кофе, глазунья с беконом, пару горячих булок, салат с баклажанами. А потом, чуть позже можно и пива с рыбкой, и свиных ребрышек с острым соусом. Через пару часов позвонила "Сью". Я кратко изложил ей свои мысли насчет подарков. Предоставив полную свободу выбора. Поворчав для виду: "Почему не предупредил заранее, мне теперь менять планы"- она, конечно же, согласилась взять на себя эту почетную обязанность. Вскоре появились первые завсегдатаи. Меня узнавали, здоровались, справлялись о делах и прочем. Пару раз позвонили по поводу работы, но были переадресованы на "после праздников". Ближе к восьми вечера бар стал активно заполняться народом. Как раз именно к этому времени я осознал, что мне уже хватит пить и пора бы домой. Но выбраться из бара, разорвав бесконечный круг празднично взбудораженных друзей-приятелей, я смог только где-то через час-полтора. Машину пришлось оставить там, на стоянке. А домой добираться через метро. "Сью" непрерывно названивала мне, но я стойко не отвечал на звонки почти до самого подъезда своего дома. Я уже почти что входил в подъезд, как телефон снова зазвонил. На все звонки последнее время я выставил лишь одну мелодию - Dub FX - Intensions. Поэтому не различал когда и кто мне звонит. И сделал я это с умыслом. Чтобы отвечать на звонки в любом случае, нравится ли мне звонивший или нет. Поэтому, услышав звонок, я решил, что это снова "Сью". "Кремль слушает" - рявкнул я в трубку. До озноба знакомый голос безбожно коверкая слова произнес: "Good evening, Let me introduce myself. My name is Margaret. How are you?" И она засмеялась. Я просто прирос к месту, в солнечном сплетении как-то неприятно потянуло. А руки вдруг похолодели. "Oops, I'm sorry. My darling?" - пробормотал я, не найдя в данной ситуации ничего лучше этой фразы и автоматически тоже переходя на английский. Хотя никакой особой надобности в этом вроде бы и не было. "Прекрати, я в курсе, что ты в курсе, что я явно не Тэтчер. Да и не слишком сильна в языках - смеясь, сказала она - Приезжай! А за darling особое наше спасибо с кисточкой". Она всё смеялась, и ей явно было весело.
Эта милая её привычка время от времени переходить на плохой английский, когда она была в состоянии возбуждения или романтическом настроении. Она часто любила вставлять иностранные слова в романтические послания, объясняя это своеобразной практикой языка. Мол, чтобы не забыть совсем уж, напрочь. Раньше меня это умиляло, а теперь вдруг разозлило. Чего ей надо от меня? Сколько уже прошло времени? Почему сейчас? "Приезжай" - повторила она и голос её был полон теплоты и радости. Честно говоря, я совершенно опешил и, прикурив, сел на скамеечку у подъезда. "Куда?" - растерянно спросил я её. "Ну как куда. К нам. Мы едем в центр" - она назвала тот самый бар, из которого я только что вернулся. Где-то на втором плане за её голосом, за её спиной слышались взрывы хохота. Мужские и женские голоса перекликались, общались, звали друг друга. Она снова засмеялась от чего-то, что видела она там и чего не видно было мне. "Подождите - сказала она сквозь смех. - Подождите же, я ничего не слышу". И, судя по всему, отошла подальше в сторонку. Так как голоса отдалились, и я теперь отчетливее слышал шум проезжающих машин. Кажется, она ловила такси. "Приезжай" - повторила она еще раз. Я молча покачал головой, спохватился и сказал: "А весело у вас там. Празднуете?" Вышло у меня гораздо печальнее, чем хотелось бы. Словно я загибаюсь от одиночества. Хотя дома милая "Сью" скорее всего накрывала на стол. "Ну а то!" - Весело отозвалось в телефоне. - "Так ты едешь? Да? Нет?". "Нет! - Сказал я - Не могу. Да и к тому же я не один". И я действительно не мог. Не могу слышать бодрые голоса мужчин и женщин окружавших её, не мог слышать этот смех, не мог слушать её беспечный голос, а более всего я не мог и не хотел поехать к ней вместе со "Сью", как не мог и бросить "Сью" дома одну. С моей стороны это было бы просто свинством. "Сердце красавицы склонно к измене и к перемене, как ветер мая" - нежно и весело пропели мне в трубку. И тут же она, пытаясь имитировать интонацию ведущего популярной передачи, заявила: "Вам дается последняя попытка". И снова сменив тон, сказала спокойно и чуть иронично: "Бери свою "Кудряшку Сью" и двигайте к нам". Я вздохнул. И подумал, что тем лучше и ей, и мне, и "Сью", что она всё уже знает про нас. Но откуда? Я даже не мог представить себе. Возможно, кто-то из общих наших знакомых поделился по секрету. Пусть их не так уж и много, что мешало её встретить кого-то из них в том же самом баре? А, возможно, это всё компьютер и социальные сети в интернете. Я редко захожу в последнее время, а вот милашка "Сью" проводит там весьма и весьма много времени. Как я ни был зол и ошарашен, но не мог не улыбнуться. Во-первых "мисс Селена" всё же, как оказалось, интересовалась моей персоной. Во-вторых, и она, не сговариваясь, прозвала мою девушку "Кудряшка Сью". Мне снова захотелось по-доброму поддеть "Селену" и дело было не только в моем любопытстве. Хотелось, наверное, где-то там в глубине души, чтобы она просто была счастлива. "Мадам Багира, всё хотел спросить, как прошла та достопамятная охота? Всё сложилось?" Голос её стал слегка напряженнее: "О да, спасибо, всё отлично. Очень удачно. Как всегда удачно. Вашими молитвами, так сказать". Я так и не понял, из-за чего она занервничала. Почему её это задело. "Так вы приедете?" - тон у "Селены" снова изменился и стал холодно-деловой. "Нет" - Ответил я. - "К сожалению, мы сегодня не можем". "Ну что ж, удачи вам" - стараясь не менять бодрого тона, сказала "Селена", но видимо из-за того, что уже было, наверное и даже скорее всего, ими выпито нарочитость эта была как-то особенно заметна, а голос её к тому же вдруг дрогну и надломился: "Ну тогда с праздниками что ли" - добавила она тише и гораздо печальнее. "И тебя с праздниками и тебе удачной охоты Багира" - как можно мягче сказал я. Она молчала. Я же слушал звуки улицы, отдаленный разговор и смех, шум проезжающих машин. И уже собирался сбросить звонок, как вдруг услышал тихое: "Я тоже". И она тут же сама оборвала связь. Только когда я поднялся на свой этаж до меня дошел смысл её слов. И я понял, что она этим хотела сказать. "Я тоже хочу тебя" или "Я тоже люблю тебя". Я стал ей перезванивать, стоя в коридоре у лифта. Но "абонент не в зоне сети" отвечали мне. Потом еще какую-то чушь. И черт бы их подрал. Я подумал, что она просто-напросто отключила телефон.
Войдя в квартиру, я прислонился к двери да так и стоял какое-то время. Не в силах справиться с накатившими воспоминаниями. Из кухни вышла улыбающаяся "Сью", пряча одну руку за спину. Она расцеловала меня в обе щеки: "Сколько вы уже выпили?" - спросила она и тут же протянула мне упакованный в яркую обертку подарок. Я заставил себя улыбнуться. Опустил руку в карман, нашарил там коробочку с подарком и протянул ей. Она пискнула словно мышь и скрылась на кухне предвкушая радость от взаимного сюрприза. А я пошел в комнату не разуваясь и не снимая верхней одежды, не включая даже свет или хотя бы ночник, а как был одет, так и упал на кровать, глядя в пустоту потолка и ничего не различая. "Я тоже" - слышался мне тихий голос "Селены" - "Я тоже". Почему вдруг сейчас? Зачем? Я, можно сказать, наладил свою жизнь и нам со "Сью" жилось вполне себе уютно, хоть и немного скучно. Во всяком случае, мне. Но я и не искал неведанных приключений. Потому что давно не считал себя юнцом и не рвался на подвиги. Предпочитая своих "синиц" в своих руках всем непонятным чужим "журавлям" в чужом небе. И "Сью" была вполне себе миленькой и ласковой синичкой, которая меня в принципе устраивала - не лучше и не хуже прочих. Просто устраивала. Чем такая жизнь хуже какой-то другой? В отличие от оголтелых романтиков, я не считал такое положение лживым. И не расценивал свое отношение к "Сью" как какой-то компромиссный вариант. Я нравился ей, она мне. И нежность, испытываемая мною к ней, не была притворной, и я ценил её не менее, а, может быть, и более своих предыдущих жен. И, по сути, внутри себя, я уже давно был согласен на наш с ней брак. Так почему сейчас после того, как прошло так много времени, после того, как я успел смириться и почти забыл о не слишком уж продолжительной на мой взгляд связи с "мисс Селеной" этот звонок вывел меня из равновесия? Что выдумывать лишнее, хотя бы перед самим собой? Я действительно хотел её, прям сейчас, я хотел закрыть глаза и оказаться на кухне, сидеть на диване, гладить её волосы, пить вино и закусывать виноградом. Мне нестерпимо хотелось, чтобы она всё так же обнаженная стояла у окна, чтобы я мог тихо встать за её спиной и обнять её вдыхая аромат её волос, тонко пахнущих розами и полынью. Мне хотелось сейчас же встать и поехать обратно. Поехать в этот чертов бар и, как во всех тысячах тысяч смешных и по-детски нелепых романтических фильмах для подростков и скучающих дамочек, мы бы с "Селеной", не видя никого и ничего вокруг, кинулись в объятия друг друга под бурные аплодисменты сочувствующих. Смешно и нелепо. Я криво ухмыльнулся. Жизнь, к счастью, не романтический фильм. И поэтому я не поеду в бар, а сейчас встану, сниму верхнюю одежду, обувь, включу свет, открою подарок, выбранный для меня "милашкой Сью" и буду радоваться тому, что у меня есть здесь и сейчас. И даже не буду думать о том, что могло быть, хотя бы потому, что этого нет, а значит и быть не могло в принципе. Так зачем же мне терзать себя лишними мыслями? И задумываться о причине этого нелепого звонка? Неужели я должен как-либо зависеть от капризов нетрезвых женщин? И, тем более, своих давно похороненных воспоминаний, оживающих не ко времени и не к месту. Всплывающих из-под снега тающих дней, словно трупы диких кошек по весне. Нет! Мне стоит остаться дома и провести чудесный и теплый домашний вечер в объятиях моей "Сью", наслаждаясь этим покоем и уютом.
Так я и сделал, полежав некоторое время ещё и приводя свои чувства в порядок, я слушал, как гремит и позвякивает чем-то на кухне "Сью". Меня охватило чувство покоя и умиротворения. Поднявшись, я прошел в коридор, размотал шарф, снял верхнюю одежду и аккуратно повесил на вешалку, снял ботинки и не торопясь поставил их на место, сунул ноги в тапочки и всё так же, не спеша, прошел в комнату и включил свет. Мне не хватало музыки, и я включил телевизор. Порыскав по каналам, наконец, нашел неплохой клип и приличную музыку и, усевшись в кресло, стал распаковывать подарок от "Сью". Это оказались далеко не дешевые и в принципе весьма не плохие часы. Одна беда, я никогда не носил часов. И так и не привык носить их. Хотя когда-то мои жены делали неоднократные и регулярные попытки приучить меня к этому. Однако, чтобы сделать приятное для "Сью" я тут же надел часы на свою руку. Прохлада ремешка ласкалась к руке, а вес был непривычен, и меня всё время тянуло поглядывать на циферблат, не столько любуясь, сколько пытаясь свыкнуться с тем, что на руке есть посторонний мне предмет. И ухмыльнулся. Мужчина в дорогих часах. Словно картинка из глянцевого журнала. Жертвы рекламы. Или привычки необходимости? "Тебе помочь?" - крикнул я из комнаты, заметив, что как-то слишком уж долго "Сью" не заходит в комнату. А всё что-то делает на кухне, то позвякивая тарелками, то чем-то шурша. По квартире плыл аромат шоколадного пирога, смешиваясь с потрясающим запахом курицы, запеченной в сметанном соусе под чесноком. "Нет, потерпи еще секундочку, я сейчас, я уже закончила" - крикнула в ответ "Сью". Да бога ради. Я никуда не торопился. Достав с полки три витые свечи, я расставил их на столике, выключил свет и включил ночник. Свою роковую ошибку я понял слишком поздно. В тот момент когда я поджигал фитилёк у третьей свечки в комнату словно в так музыке, покачивая бедрами и постукивая каблучками вошла "Сью". В одной руке она, как официантка, гордо несла блюдо с курицей, обложенной по краям румяной картошечкой, а в другой бутылку розового "брюта". Я похолодел, потом меня кинуло в пот, потом мне захотелось смеяться. Дико, истерично и неудержимо. "Сью", желая сделать мне приятное, приближалась к столику в одном нижнем белье и чулочках. Но самое невероятное, что на ней был точно такой же пояс, один в один, что оставила у меня "Селена". Нет, не точно такой же! Это и был пояс "Селены"! Я смотрел на "Сью" с непередаваемой гаммой чувств. Я не купил ей подарок. Я забыл! То есть в принципе не купил. Вообще не купил! Я провел весь день в баре и совершенно забыл о подарке. А поскольку собирался, то почему-то решил, что коробочка в кармане и есть подарок для "Сью". Я просто не думал об этом, я думал совсем не о том. И машинально нащупав в кармане предполагаемый подарок, который и должен был там находиться, я и вручил его "Сью". А точнее отдал забытый тогда, давно, у меня за кроватью "мисс Селеной" её пояс. О мой Бог! "Сью" прошлась по комнате в коротком шёлковом топе и чулочках, цокая каблучками по ламинату, она дошла до ковра и остановилась, игриво мне улыбаясь. Я сильно надеюсь, что мое выражение лица она приняла за выражение восторга от произведенного ею впечатления. Значит, такие вот дела. Пояс моей дикой охотницы по наследству перешёл к моей "Сью". Я еле сдерживал смех. Ну что сказать, моей "мисс Селене" удалось-таки отравить мне некоторую часть жизни. И вовсе не зря я прозвал её тогда стальной иглой, отравленной стальной иглой, через которую она волей-неволей отравила мою жизнь на годы вперед. Из-за наличия пред глазами этого пояса или по какой-то иной причине, но наши отношения со "Сью" пошли на убыль. И через полгода вместо предполагаемой свадьбы мы известили родных о преждевременной кончине наших отношений. И благополучно и мирно расстались. "Сью" тут же нашла себе мужчину примерно своих лет и, не дожидаясь конца года, заключила с ним самый банальный законный брак. Я съехал со съемной квартиры. И переехал к себе домой. Вскоре обменял свою двухкомнатную квартиру на однокомнатную квартиру-студию, не слишком царских размеров, но вполне мне подходящую. И переехал поближе к центральному офису своей фирмы. Перестав колесить по городу из района в район. Меня повысили, и для этого даже не пришлось менять место жительства. Филиалов нашего отделения стало больше, соответственно и работы прибавилось. Меня этот вариант устроил. Рыжий кот, наглая морда, подаренный мне "Сью" так и остался у меня, как и проклятый пояс. Он, словно заговоренный, прилип ко мне и к моей жизни. И я уже отчаялся избавиться от него. Уезжая от меня, "Сью" забыла пояс в корзине с грязным бельём. И видимо не пожелала уже возвращаться за ним. Там я его и обнаружил, решив как-то устроить постирушки и выкинуть лишнее. Таким образом, и кот, и пояс перекочевали ко мне навечно. Оставшись мне в память о моих женщинах. В назидание себе самому я поместил пояс под стекло в рамочку на подкладку из вишневого бархата и повесил это своеобразное произведение искусства над своей кроватью. Возможно, что у этого экстравагантного дизайнерского решения была другая причина, но я предпочитал не думать об этом. Охотницу "мисс Селену" я больше не видел, вплоть до сегодняшнего дня. Наши пути не пересекались и даже в баре, где раньше мы частенько посиживали, я ни разу не встретил её больше. Возможно, она просто больше никогда туда не ходила? А, может быть, просто наши пути действительно раз и навсегда развело жизнью? На днях я случайно узнал от общего знакомого, что она снова собирается замуж. И день свадьбы уже назначен и даже список гостей давно определен и приглашения разосланы. Меня, конечно, там не ждут. Потому что приглашения на это торжество я не получал, и звонка от "Селен" тоже не было. Не могла же она просто так взять и забыть меня? Мне невыносимо захотелось её увидеть. Прям сейчас. Пока ещё на её хрупком, изящном пальчике не засверкало обручальное колечко. Нет, не поговорить, не прикоснуться, не провести горячую ночь на двоих. Нет, просто увидеть её. Поэтому, закончив основные дела, я решил пораньше уйти из офиса. И сразу же поехал к её дому. Чувствуя себя последним кретином и кляня себя на все лады, я всю дорогу убеждал себя, что мне необходимо перестать вести себя как подросток и немедленно поехать домой. Поступок возраста прыщавой романтики, так презрительно я назвал это для себя в попытке убедить повернуть к дому. И, тем не менее, я продолжал ехать к ней. И тут я неожиданно всё понял. В памяти отчётливо прозвучал её голос: "Я хочу его". Я действительно полный кретин. Самодовольны и эгоистичный болван. Гордящийся своим опытом, положением и умом. Выдержкой, лоском и достатком. Абсолютно неспособный на безотчетные порывы юности. На порывы искренних чувств, на истинную веру в эти в эти самые чувства. Более того, смотрящий на эти порывы со снисходительной усмешкой умудренного опытом и битого жизнью самца. Я нестерпимо стеснялся в себе мальчишки, того самого увальня с прыщами и джинсами, таскающего кимоно в старой сумке с потрескавшейся белой надписью Adidas. Который нещадно фальшивил и гнусавил, напевая на три аккорда под гитару дворовые песни на лестничной площадке своего дома. Я почему-то совершенно не любил этого паренька. А вот она любила! Любила этого искреннего и верящего в торжество настоящего чувства парня. И это "я хочу его". Это всего лишь дань, дань этой любви. Я прикурил и поставил первый попавшийся мне под руку диск. "А меня покинул милый, что за ё-моё..." - взорвал покой внутри салона энергичный голос певицы. Я как раз подъезжал к дому "Селены". Притормозив на углу напротив дома, я выключил музыку и посмотрел на её окна. Свет горел только в одном окне, я точно знал, что там у неё кухня. Но силуэта не было видно. Ни её, ни дочери, ни предполагаемого нового мужа. Я попытался представить себе, что она может в этот час делать, но воображение подсовывало мне слайды наших с ней встреч. На секунду я вскинул взгляд снова на её окна. Теперь свет горел и в комнате, а мимо окна прошел молодой мужчина. И мне показалось, что я узнал эту фигуру. Я точно уже видел его. Хотя определенно сказать я не мог, так как расстояние не давало увидеть и понять точнее. Я решил не обращать внимание. И тем более и именно по этому, я решился даже скорее, чем если бы не видел его там. Покопавшись в дисках, я, наконец, нашел то, что искал. Когда-то она любила эту песню, и я очень надеялся, что она услышит. Поставив диск, я включил так громко, как только было возможно, доведя до максимума. "What you've been through . You should give me a chance This can't be the end I'm still loving you I'm still loving you, I'm still loving you, I need your love"- взвыло на всю округу. Пока я медленно ехал мимо её окон. И потихоньку набирая скорость, уже у соседнего подъезда я сбросил громкость до нормального состояния и вырулил на шоссе. "Доброй охоты мисс Багира, доброй охоты" - прошептал я вслух, выводя машину в общий поток на шоссе и поглаживая маленький белый самолетик, подвешенный к ключам. "Доброй охоты тебе, Селена. Свет моих ночей".