Я помню тот день, когда понял, что Юлиан обречён. Это было в Антиохии, за три месяца до его смерти. Он стоял перед разрушенным храмом Аполлона, и ветер играл его походным плащом, а в глазах горел тот самый огонь, что когда-то был у нас всех - у меня, у Нерона, у Друза. Огонь, который христиане называют безумием, а мы называли верой.
"Посмотри, Гай," - сказал он, поднимая обломок мраморной руки бога, - "они разбили его не просто так. Они методично отбивали сначала пальцы, потом кисть, потом локоть. Как будто боялись, что он оживёт."
Я хотел сказать, что боги не умирают от ударов молота. Но посмотрел в его глаза и промолчал. Потому что знал - он-то верит, что умирают...
**Часть первая: Мечтатель на троне**
Юлиан провёл всю зиму 362 года, восстанавливая алтари. Я наблюдал, как он лично носил камни для храма Весты, как спорил с архитекторами о форме капителей, как по ночам, когда думал, что никто не видит, шептал молитвы Гелиосу. Он верил, что может повернуть время вспять.
"Ты понимаешь," - говорил он мне однажды, разливая вино в кубок с изображением Диониса, - "я не против их Христа. Пусть молятся кому хотят. Но почему они не могут оставить нас в покое?"
Он был последним из нас, кто верил в компромисс. Последним, кто думал, что можно сохранить хоть что-то из старого мира без крови.
**Часть вторая: Поход в никуда**
Когда мы пересекали Евфрат, жрецы предсказали неудачу. Птицы летели не в ту сторону, печень жертвенных животных была покрыта тёмными пятнами. Но Юлиан смеялся.
"Гай," - сказал он, глядя на закат, - "когда я был ребёнком и читал твои мемуары, бегал тайком на Палатин, чтобы увидеть тебя - я представлял, что боги говорят с тобой лично. Скажи, они ещё шепчут тебе что-то?"
Я не ответил. Потому что боги действительно перестали шептать. И это было страшнее любой проигранной битвы.
* * *
Я нашёл Юлиана в его походной палатке за час до битвы. Он сидел над картами, его пальцы нервно чертили линии между Антиохией и Ктесифоном. В углу дымилась лампада перед маленьким алтарём Марса.
- **Ты знаешь, Гай Юлий,** - он не поднял глаз, - **я хотел вернуть всё как было.**
- **Знаю.**
- **Не только богов. Не только алтари.** Он резко встал, и его плащ, расшитый золотыми солнцами, колыхнулся. - **Я хотел вернуть *идею* Рима. Ту, что была при Августе. При Траяне.**
Я молчал. Он говорил не мне - он говорил с тенью, которая уже настигала его.
- **Но мир изменился. Христиане строят церкви на развалинах наших храмов. Философы шепчутся в тени крестов. Даже легионеры...** Он резко обернулся. - **Ты видел, как они крестятся перед боем?**
За палаткой уже слышались звуки готовящегося к битве войска. Где-то ржали кони, звенели мечи.
- **Ты всё ещё можешь выиграть,** - сказал я.
Юлиан усмехнулся:
- **Нет. Сегодня я умру.**
**Часть третья: Смерть при Маранге**
Он погиб в тот же день, как и предсказывал - от копья в бок. Ранение было нелепым. Не героический удар в грудь, не последняя схватка с врагом. Случайный удар в гуще битвы. Никто даже не видел, кто бросил это копьё. Когда я подхватил его, кровь была тёплой и липкой, ровно такой же, как в тот день, когда погиб император Деций...
"Неужели..." - он захрипел, пытаясь улыбнуться, - "неужели у них даже копья теперь благословляет их бог?"
Я прижал руку к ране, чувствуя, как жизнь уходит из него быстрее, чем даже из смертного.
"Я могу дать тебе вечность," - прошептал я.
Он закашлялся, и кровь выступила у него на губах.
- **Зачем?**
- **Чтобы ты мог закончить то, что начал.**
Юлиан слабо улыбнулся:
- Ты не понимаешь. Мне не нужна вечность... в мире, где больше нет моих богов.
"Ты сможешь дождаться, когда мир снова будет готов их принять, позвать..."
Он покачал головой, и в его глазах я увидел то, что видел лишь у самых мудрых из нас - понимание.
"Мой мир уже мёртв, Гай. И я не хочу быть призраком, бродящим среди его развалин."
Его пальцы сжали амулет с изображением Ромула.
- Они ушли, Гай. Все они... И я ухожу за ними.
**Часть четвёртая: Погребальный костёр**
Я стоял у его погребального костра и смотрел, как пламя пожирает последнего императора-язычника. Христианские офицеры уже шептались за моей спиной - о новом императоре, о мире с персами, о том, что "этот безумец Юлиан наконец-то получил по заслугам". Их голоса звучали так громко в этой тишине.
А потом я увидел мальчишку-легионера, лет пятнадцати. Он украдкой бросил в огонь фигурку Марса. Последнюю дань. Последнюю молитву.
Где-то вдали, за холмами, уже звенели колокола новой эпохи. А может, у меня просто разыгралось воображение?
Я повернулся и ушёл. Потому что понял - это действительно конец. Не империи, нет. Империя проживёт ещё тысячу лет. Это конец эпохи. Того Рима, который я знал, больше не существует.
**Эпилог**
Иногда, в самые тихие ночи, я выхожу на крышу Палатинского дворца и смотрю на звёзды. И мне кажется, что если бы я достаточно сильно захотел, то услышал бы смех Клеопатры или спор Мецената с Августом, злобный вой Тиберия или даже голос Юлиана, читающего свои стихи.
Но я не хочу. Потому что мёртвые должны спать. А нам, забытым богам, остаётся лишь наблюдать, как новый мир хоронит последние следы нашего величия.