Бережно укутывая обмороженное ухо шарфиком, выхожу из кинотеатра "Рекорд" и, как тихоокеанский краб во время отлива, боком мелкими перебежками передвигаюсь к площади Минина. Жду свой автобус. Темно. Свирепый ледяной ветер с Волги продувает моё пальтецо. Ждать дольше нет сил. Нырнув в нутро случайного автобуса, в тёплую и душную массу пассажиров, согревшись, я замираю, и мысленно окукливаюсь, продолжая думать о превратностях любви. Но почему-то вспоминается день рожденья.
Зазвонил телефон. Домашние телефоны были не у всех, а у нас он был. Нам повезло, у отца льготы военного пенсионера, поэтому в наш маленький, бревенчатый частный дом проложили отдельную линию. Я взял трубку.
-- Алё? -- спросил я.
-- Здравствуйте! С Вами говорит режиссер фильма "Летучий сперматозоид",-- прозвучал в трубке решительный весёлый голос.
Лёгкая заминка, но через секунду я сообразил, что это Вася Цветков. Он учится в театральном училище и так иногда шутит.
-- А кто играет главную роль? -- спросил я, деловито.
-- Ну конечно ты - Константин, --сказал Вася, и сдержанно хмыкнул.
На кафедре бионики, кроме матфизики, мы изучали ещё и эмбриологию. Мне нравилась слова: зигота, бластула, гаструла, морула. Звучит как музыка. Я видел препарат конского сперматозоида под микроскопом. Он был феноменально красив и тривиально прост, как сильно уменьшенный головастик лягушки. Природа, найдя правильное решение, использует его многократно. А пока я не мог решить, что главнее: бионика или физика. Синхрофазотроны на грядках не растут, они проще растений, это очевидно, но всю жизнь разглядывать в осциллограф сигналы электрической активности красной моркови мне бы наверняка надоело.
С Васей мы подружились ещё со школы, нам было домой по пути. Идти с ним из школы -- одно мученье: девицы шли на нас плотными косяками, словно лосось на нерест. При взгляде на Васю для всех становилось очевидным, что он гораздо красивее Алена Делона. Вася был высокий крепкий смуглый спортивный парень, не то, что худенький Ален. Вася был неотразим. Его блистательная улыбка ослепляла всех девчонок сразу. Они никак не могли придти в себя и смотрели на него, как кролики на удава. Они любовались Васей на переменах, и на уроках продолжали украдкой поглядывать на него через свои девчоночьи зеркальца. Их тайное занятие выдавали солнечные зайчики, радостно скакавшие по стенам и потолку. Завидовал ли я ему? Конечно, нет. Такое пристальное внимание и всеобщая любовь девчонок лишили бы меня свободы размышлять о тайнах природы. Естественно, с такой редкостной красотой Васе в школе делать было нечего. Оставаться в школе было просто безумием, и он легко поступил в театральное училище на амплуа героя-любовника.
Иногда Вася проводил меня бесплатно на спектакли. Например, на знаменитый спектакль "Сто четыре страницы про любовь" мы прошли с ним через служебный вход драмтеатра. Он показал вахтерше, что-то бухтевшей про лимит контрамарок, свой студенческий билет и, кивнув на меня, уверенным голосом директора сказал: "Он со мной". Вася играл в массовке одну из тревожных мыслей, которая, когда человек бессилен ранним утром между сном и явью, возникает у главного героя - физика.
-- Костя, как правильно сказать -- матрица или матрица? -- спросил он у меня перед спектаклем.
-- Матрица, -- ответил я, про себя удивившись уровню очевидности вопроса. Оказывается, в театральном училище не изучают высшую алгебру. Наконец-то хотя бы здесь пригодились мои математические познания.
-- Входишь в образ? -- поинтересовался я тоном заядлого театрала.
-- Артист должен сам находить и любить сверхзадачу, -- сказал Вася с едва заметным превосходством знатока системы Станиславского.
На мгновение я задумался и замолчал. Предложение Васи сняться в кино, хоть и шутливое, взбудоражило мою фантазию. Скорее всего, мне пришлось бы играть в массовке. Я несколько смутился, живо представив себе, как проходили бы съёмки такого не простого фильма. И совсем не обязательно, что в результате родился бы именно я - Костя. Да, кстати, ведь у меня самого скоро день рожденья.
-- А ведь, наверное, наступят времена, когда ты снимешь свой фильм и станешь знаменитым режиссером, а я открою новую частицу и стану известным физиком? -- спросил я в трубку, голосом полным надежды, словно задавал вопросы небу.
-- Наступят, Константин. Обязательно наступят -- и обязательно на самое чувствительное место. Ты лучше скажи, как у тебя вообще то жизнь, старик? --осведомился Вася, озабоченным голосом молодого врача из спектакля "Коллеги".
-- Жизнь серая, как штаны пожарника, -- ответил я, цитатой из того же спектакля, где Вася играл в эпизоде роль молчаливого раненого лесоруба.
-- Пора бы тебе, Константин, отвлечься, что ли от науки, а то ты от своих формул, не дай бог, ещё совсем завянешь. Надо чтобы жизнь била ключом, но не по голове. Да? Так, какие у нас есть идеи?--
-- Предлагаю отметить мой день рождения. Подваливай к нам в воскресенье.--
-- Вот это хе-хе, как ты говоришь, совсем другая спирохета. Обязательно приду. Пока, до встречи, -- сказал Вася. Но, прежде чем повесить трубку, он рассказал анекдот про забывчивого артиста алкаша, которому, специально, подыскали роль, состоящую всего из одной фразы: "Волобуй, Волобуй вот те меч". Артист учил её, учил, но в спектакле он сказал так, что все как-то сразу поняли, что Волобуй уже не Волобуй, и он даёт ему совсем не меч.
Я уговорил маму, чтобы родители выделили денег на празднование дня рождения. Потом я целый вечер, как нахлёстанный, бегал по магазинам в поисках московской колбасы, селёдки, шампанского, молдавского вина "Фетяска", портвейна "Три семёрки", "Агдама", пирожных и лимонада "Байкал". Торговля у нас какая-то странная, для бегунов на длинные дистанции. В одном магазине нет одного, в другом нет другого, а в третьем вообще ничего нет.
Гостей было не много. Были родители и братья. Пришли друзья. Был Саня Петрушевич с Таней Пиленовской. За глаза мы её звали Пиля. О! Какие они были красивые. Глаза у Тани большие шоколадного цвета. И вся она была вылитая Элизабет Тейлор. У Сани волосы чёрные, а глаза синие, но почему-то полные вселенской грусти. С ними вместе пришла классная чувиха, подруга красавицы -- Ира Залетухина. Это был как бы для меня подарок. Познакомиться, потанцевать и проводить.
Пришёл Шмыр со своей девушкой. На плече у него, как ружьё, висела гитара. Они подарили мне игрушечный золотистого цвета деревянный кларнет. Подарок должен быть красивым и абсолютно бесполезным. Играть на кларнете я не умею, а Шмыр, музыкант самоучка, играет на всём. Он сказал: "Я, конечно, дико извиняю. Но мы тебя Костя категорически поздравляем с днём рождения и желаем всего, чего захочешь". Шмыр приложил к губам кларнет и сыграл музыкальную фразу из танцевальной мелодии "Маленький цветок": "Т-а ра-м, та-ра-ра-ра, р-а, раа-м".
Вася принес бутылку "Столичной" и "Советское шампанское" - полусладкое. Из водки и шампанского Вася, с шуточками и хохмочками, на глазах у изумлённой публики, изящно двигаясь, изобрёл литровую банку коктейля "Белый медведь" и поставил её не надолго холодильник.
Папа поздравил меня с днём рождения, и все выпили шампанского. Миллионы быстрых едучих пузырьков вонзились мне в нос. Лёгкая волна хмеля смыла все рациональные мысли с коры головного мозга. Я не люблю шампанское. Хмель сразу ударяет в голову и ты становишься смелым, ироничным и радостным. Однако довольно скоро пузырящаяся радость проходит и резко наступает похмелье. Тебе становиться стыдно, как ты, только что, заплетающимся языком, нёс страшную ахинею. Поэтому мы сразу налили "Фетяску" и выпили за родителей.
Родители, поздравив меня и, подарив очередную китайскую рубашку с неимоверно жёстким воротничком, тактично ушли к тёте Вале, маминой троюродной сестре, забрав с собой младшего брата.
Все разом заговорили. Вася грамотно наливал всем в рюмки сначала "Фетяску", "Агдам", а потом в дело пошёл его, чуть не замерзший в холодильнике, "Белый медведь". Вася непрерывно сыпал анекдотами. Девушки заливались звонким смехом.
Лучший Васин анекдот был о Роденовском мыслителе. Сидит Роденовский мыслитель в своей любимой позе, согнувшись и подперев маленькую голову большим кулаком мускулистой руки, и говорит обиженно:
-- Блок -- не половой гигант, но -- "Стихи о Прекрасной Даме". Эйнштейн -- не атлет, но -- "Теория относительности". А у меня есть всё и то и это и ни хре-на?
Мой брат Володя рассказал анекдот о мальчике, который пошёл ночью в туалет и нечаянно увидел в замочную скважину, как выглядит реальная любовь у родителей, и разочарованно сказал: "И эти люди запрещают мне ковырять в носу".
Шмыр криво усмехнулся и глубокомысленно завил: "Я дико извиняюсь. Но не ковыряйте перочинным ножом в носу. Помните -- железо ржавеет".
Я рассказал анекдот, из журнала "Юный техник", из серии -- и тут подошёл путешественник.
--Экскурсовод говорит: "В этом ущелье отличное эхо. Если у кого ни будь есть пистолет, то я мог бы его продемонстрировать?" И тут подошёл путешественник и сказал: "У меня есть нож".
Я очнулся в автобусе от истошного крика кондуктора.
-- Автобус не резиновый. Граждане, пройдёмте вперед. Всем ехать надо.--
Интересно, в чём природа смешного? Возможна ли такая наука как смехология? Говорят, что анекдоты -- это юмор взятый напрокат. Мой отец никогда не рассказывает анекдоты, сказалась служба в пограничных войсках. Кто придумывает анекдоты? Есть мнение, что это происки врагов. Можно ли все анекдоты собрать в таблицу наподобие таблицы Менделеева? Анекдот -- это вообще то краткая формула смеха. Где пределы краткости, чтобы анекдот был понятным и смешным? Есть ли квант юмора? Всё относительно. Не даром же есть анекдот про психов, которые в сумасшедшем доме рассказывают анекдоты по номерам. Один псих говорит: "Анекдот номер четырнадцать". И все остальные умирают со смеху. Автобус резко разогнался и тормознул, утрамбовывая пассажиров, а потом стал набирать скорость, выезжая на "Окский" мост. Мои мысли потекли в прежнем темпе.
На дне рождения я рассказал о повести Стругацких "Трудно быть богом", которую прочитал недавно в один присест в читальном зале. Я стал говорить, что писателя вообще то самого можно сравнить с богом. Он ведь тоже, почти как бог творит миры, поэтому писателем быть очень трудно.
Саня вклинился в мой горячий монолог и переключил внимание на себя рассказом о романе Даниила Гранина "Иду на грозу". Это показалось мне даже интересней чем фантастика Стругацких. В романе речь идет про инженеров-физиков, которые изучают грозу и один из них даже погибает во имя науки при крушении самолёта, попавшего в грозовую тучу.
Саня пообещал мне, что даст эту книгу почитать. А потом он, с надеждой в голосе, стесняясь, что открылся, неожиданно спросил у меня: "Костя, а как ты думаешь? Из меня получиться хороший инженер?"
-- Конечно! Получиться, -- сказал я уверенно. Хотя откуда мне было знать, кто из кого получиться, а кто и нет. Но в такие прекрасные мгновения, кажется, что знаешь всё, над всем паришь, как птица, и всё будет отлично.
Я знал, что Саня мечтает стать инженером. Он учится и работает техником-испытателем какого то засекреченного экраноплана. Во время испытаний он сидит в приборном отсеке своего монстроидального экраноплана, который с ревом стремительно летит низко над свинцовой водой. А Саня бесстрашно смотрит в экран шлейфовового осциллографа и диктует в микрофон внутренней связи: "Параметр первый пять процентов, параметр второй двадцать три процента...", и так весь день. Романтика!
А Шмыр настраивал гитару и, поглядывая на Васю, сам себе подпевал:
"Вась, посмотри, какая женщина,
Вась, ведь она стройнее кедра.
Вась, ах, зачем она обвенчана
С королём по имени Мохендра?"
Шмыр подкрутил колки гитары и голосом Бернеса запел песню, которую мы с упоением дебилов-новобранцев орали ещё в девятом классе школы N82 на седьмое ноября в квартире Гарри Фабриканта.
"А когда война начнётся,
В вагонах пыльных нас на запад повезут.
И после первой атомной атаки.
На поле труп мой поджаренный найдут"
Холодный ветер омоет мои кости
И белым снегом занесет
И только раннею весною
Сквозь дырку в черепе травинка прорастет
Обо мне грустить не будут на погосте
Никто слезинки не прольет
Он не придет, не ждите его в гости
Студент погиб - но песнь его живет!
Он пел и пел: "Ах, чува моя чува, как тебя люблю я, на твои трудодни сегодня пью я"; "На Дерибасовской открылася пивная, Там собиралася компания блатная, Там были девочки Маруся, Роза, Рая, И спутник жизни - Вася-Шмыровоз"; "Полночный троллейбус"; "Что такое душа?"; и другие самодеятельные песни, которые не передают по радио, пока не устал.
-- Проклятые Агдамские рудники, -- прохрипел он, прокашлялся и звонко, и задушевно, как пионервожатый запел, а мы подпевали:
Надоело говорить, и спорить,
И любить усталые глаза
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса...
Песня закончилась неожиданно и праздник тоже. Все засобирались домой.
Мы вышли из дома вместе. Была середина сентября. Погода стояла удивительно тёплая. Я был в джемпере и пиджаке без плаща, которого у меня не было никогда. Ира была одета в тонкий тёмно зеленый поблёскивающий болоньевый плащик. Всю дорогу, под шуршание жёлтых листьев под нашими ногами, я что-то говорил об искривлённом пространстве Неэвклидовой геометрии Лобачевского. Про анатомию таракана, и почему он не может вырасти размером с крокодила. О том, как трудно сдавал экзамены. Она слушала и молча кивала. А около её подъезда я подумал: "И что же? Мы, значит, так расстанемся и всё. А лет то тебе ведь уже много. А ты ведь по настоящему так пока даже и не целовался". Я повернулся спиной к двери и загородил вход в подъезд. Словно во сне. Будто я это и не я.
Я обнял её и с силой привлек к себе. И крепко стал целовать. А она прижалась ко мне своим податливым, гибким телом, и в ответ тоже целовала меня. Она не сопротивлялась, а потом вдруг одумалась и отпрянула так резко, и говорит с таким сожалением, каким-то далеким от меня голосом воспитателя: "Целуются только, если любят".
Я просто обалдел от таких правильных слов и отпустил её. Я же от чистого сердца её поцеловал. Она мне страшно понравилась. Подарок оказался тоже красивым и бесполезным. Marianka hast du blonde hare. Как же всё не просто в этой любви, пожалуй, будет даже посложнее, чем геометрия Лобачевского.
А потом об этом поцелуе она, конечно, рассказала Пиле. А Пиля поделилась этой новостью с Саней: "А Костя-то наш, оказывается герой. Взял да Ирку то и поцеловал". Неужели она сомневалась во мне или позавидовала? Через год, я увидел Иру воспитателем в детском садике, куда я провожал моего младшего брата Лёшеньку. Так вот откуда у нее были такие строгости со мной.
А когда я пришёл домой, мама спросила: "Ну, как проводил? Что-то ты быстро вернулся?"
-- Да так. Она рядом живет. Как тебе мои друзья, понравились?--
-- Таня да. А вот Саша не по себе дерево рубит.--
Как она догадалась, что у них всё идет на разрыв? В людях она, конечно, разбирается лучше, чем я. Она же была когда-то народным судьёй и даже одного зэка-лиходея осудила на расстрел, и он согласился, что справедливо.
А то, что случилось прошлым летом на рыбалке, всё-таки, даром не прошло. Наверное, поэтому Саня был такой грустный. А перед тем, как уйти, он уперся затылком в стенку под вешалкой и, глядя в потолок, безнадежным голосом продекламировал какие-то запредельные стихи: