Аннотация: Сплав фэнтези и скандинавских саг, повествующий о жизни северных кентавров, их любви и ненависти.
Глава 1.
... Шкура в дверном проеме откинулась, и на пороге появилась Сёгни:
- Грин! - зычно позвала она, - куда подевалась эта ветреная девчонка?!
Кусты за забором раздвинулись, и кентаврица-подросток в домотканой рубашке подскочила к матери, вопросительно заглядывая в глаза.
- Почему ты не откликаешься на зов?!
- Мама, там как раз плотина... и ручей...
- Ну ладно. Вот, - Сёгни подала дочери небольшую корзинку, - отнеси это Вебьёрну... старик совсем расхромался. На словах передашь, что на праздник я пришлю за ним повозку - чтобы не ломал ног. И еще...
Она достала из кошеля восковую дощечку, испещренную рунами:
- Передашь вот это, и галопом домой!
Подхватив корзинку и дощечку, Грин развернулась на месте и галопом помчалась по тропинке. Скакать было далековато: жрец их рода, старый-престарый кентавр по прозвищу Вебьёрн жил глубоко в лесу, в одной из пещер над обрывом Длинного фьорда.
Сёгни подсчитывала в погребе количество корзин с вяленой рыбой, когда во дворе раздался жалобный вопль раба и грозный рев мужа. Бросив работу, кентаврица опрометью взлетела по замшелым ступеням из валунов.
На земле валялся Рыжий, раб-человек с огненно-рыжей шевелюрой и шрамом во всю щеку, а над ним возвышался разъяренный Сверрир, как раз снова замахиваясь длинным бичом из турьей кожи.
- Это еще что такое?!!! - зарычала Сёгни.
В два прыжка она подскочила к мужу и выхватила плеть из его рук.
Грозный воитель сразу присмирел и даже пригнулся:
- Э-э, Сёгни, дорогая... этот паршивец в последнее время совсем обнаглел... он посмел мне возразить...
Кентаврица повернулась к рабу. Тот поднялся и отступил подальше от хозяина:
- Господин хотел, чтобы я пошел на корабль, отмывать от походной грязи, но как же тогда ваш приказ насчет сарая?..
Сёгни посмотрела на брошенную тачку с валунами, которыми Рыжий заделывал пролом в стенке сарая, на поросят, нахально прыгавших через пролом туда-сюда, а потом кивнула на сарай:
- Рыжий, за работу!
Тот подхватил тачку и бегом похромал к сараю.
В тот же момент Сверрир почувствовал, как его хвост зажала стальная хватка жены:
- А ты ступай за мной...
И потащила его в главный дом. Пятясь задом наперед и бормоча объяснения, на глазах соседей и слуг, гроза всего побережья потащился за женой. Одной рукой Сёгни крепко удерживала мужа за хвост, а другой стегала по спине, доходчиво объясняя, что Рыжий - лучший каменщик и строитель в округе, и им повезло с таким работником, а если ему нужно помыть полы на корабле, то пусть запряжет сыновей: жеребятам будет полезен такой урок смирения.
Шкура полога распахнулась яростным толчком, отлетела в сторону. Едва не задев о проход крупом, из дома прыжком вылетел Сверрир. Его глаза сверкали гневом, бока - багровыми полосами от кнута. В левой руке он сжимал секиру, костяшки его пальцев побелели. Он рассек воздух, но уже другой рукой, которая держала обернутый в мешковину точильный камень. Кентавр поднялся на дыбы, сгорая от бессильной ярости и стыда, горевшего в груди так же сильно, как и полосы от бича на шкуре.
Рывком он повернул голову к проходу, будто собираясь прорычать угрозу, но в следющее мгновение уже скакал могучим галопом к кораблю. Он скакал, ударяя копытами в землю, и редкие камни ломались, попадая под тяжелые подковы. Сверрир резко остановился у драккара. Осмотрелся, все еще сжимая зубы. Мало-помалу он перестал хлестать себя хвостом по бокам, -- отчасти потому, что это приносило боль, а отчасти потому, что начал успокаиваться.
Кентавр лег, вытянув перед собой руку, и тяжесть верного оружия успокоила его. В пылу самой сильной ярости и особенно обиды он умел совладать с гневом. Он прижал камень к широкому зазубренному лезвию, с силой провел по дуге секиры, резким движением довел до конца лезвия, чуть поднял голову от снопа искр. Уже к вечеру Сверрир, степенно шагая, вернулся к поселку. Раб Рыжий жевал хлеб, сидя на корточках у свежевыстроенной стены сарая.
Сверрир заметил его, еще поднимаясь на пригорок, но выждал, пока раб поднимет взгляд. Густые брови вождя сдвинулись, глаза раба широко раскрылись, рука застыла на половине пути. Молчание длилось вечность для Рыжего, а потом шкура поднялась, и медленно ступая, Сверрир вошел в дом, на стенах которого плясало пламя очага.
Сёгни обернулась. Ничего не говоря, взяла длинный узкий нож, отрезала ломоть от туши на вертеле. Взяла горячее мясо, и только тогда посмотрела в глаза мужа:
- Позови детей.
Сверрир, будто не замечая, подошел к куче шкур у стены и повесил секиру, приложил ладонь к шершавому металлу. Он сделал шаг к выходу, но голос Сёгни остановил его:
- Возьми, ты проголодался.
Сверрир повернул голову и взял мясо из рук жены, потом накрыл своими ладонями ее руку. Сёгни резко выдернула ее:
- Оно только с огня!
И Сверрир выпустил руку жены, но только, чтобы обнять ее за пояс. Их копыта стукнулись, когда он немного резко прижал Сёгни к себе. Она оттолкнула его, несильно, но решительно:
- Дети голодны. И смеркается. Возвращайся и приведи их скорее.
Тут ее взгляд случайно опустился на круп мужа с вытянутыми багровыми пятнами, уже покрывшимися сухими корочками. И теперь уже ее рука легла на широкое плечо Сверрира и скользнула вниз по мускулистой руке.
Вскоре топот множества копыт возвестил возвращение семьи, и, громко переговариваясь и толкаясь, в дом вбежали дети, младшие вперед старших, стали греть руки у огня, жадно вдыхать аромат пряностей и жареного мяса, легкий запах грибов в похлебке. Жеребята время от времени толкали друг друга, не могли успокоиться после своих сражений деревянными мечами, но строгий взгляд Сёгни заставлял их смирно склонять головы.
- Сыновьям вождя пристало не только уметь держать в руках меч, Сверрир. Совсем скоро ты возьмешь их в плавание, а умеют ли они сидеть на веслах? Смогут ли построить коня морей? Сверрир ответил не сразу, но мальчики ждали ответа отца, затаив дыхание.
- Твой раб неуклюж и ленив, - глухо проговорил Сверрир. Он оглядел рассевшихся кругом младших сыновей. - Завтра на корабль. Пришла пора вам учиться тому, что умеет Бьярки. - Он помолчал. - Слышали ли вы слова отца?
Молодые кентавры ответили хором.
Сверрир только сжал зубы, когда пальцы жены прикоснулись к ранам. Мазь заставила жжение утихнуть, а вместе с болью стала проходить и обида. Он лег на бок.
- Не маши своим хвостом хоть немного, - рука Сёгни прижала хвост мужа к медвежьим шкурам.
Раны были несерьезными для бывалого воина, но Сёгни не поспешила вставать, а наоборот, легла рядом с мужем. Они смотрели друг другу в глаза и без слов понимали: то, что случилось - в прошлом, кто бы из них был бы не прав. Рука Сёгни опустилась на широкую холку мужа, провела по ней. Сверрир перевернулся на другой бок, окончательно смазав все лекарство со своих ран, и обнял Сёгни. Она не оттолкнула его, может быть, потому что их пальцы были крепко сплетены...
Рассветные лучи разогнали ночь. Сверрир лежал у входа, внимательно рассматривая кольчугу. Многие кольца были почти перерублены, и, чтобы однажды удар не пришелся на его грудь, кольчугу нужно залатать. Правда, до следующего похода есть еще время. Он вернулся в дом, где дети уже проснулись и потягивались, подрагивая от утренней прохлады. Сёгни склонилась над очагом, и пучок сухой травы начал тлеть как раз в тот момент, когда переднее копыто Сверрира ступило через порог. Младшие сонно моргали, жмурились от дыма. Скоро у каждого в руках был горшок с горячим терпким варевом из ягод и листьев. Сверрир закончил трапезу и вышел первым. Драккар был в беспорядке, в каком он оставил его, возвратясь из похода. Кое-где были течи. Подспорье сыновей будет ему кстати.
Смола, распушенная веревка, котелок и кремень - чтобы проконопатить днище, ведра и скребки - чтобы снять с бортов и дна слизь (а кое-где и кровь). Сверрир подумал о парусах, но не в его правилах было делать много дел за один раз. Управиться бы до заката. Придерживая на широкой спине мешок с необходимым в предстоящем деле инструментом, Сверрир шагал чуть впереди. Поодаль, на расстоянии, за ним следовали четверо младших сыновей, стараясь ступать ровно в большие следы копыт отца.
- Бьярки тоже ходил с тобой, отец? - устало вздыхая, спросил младший вороной, - как мы?
Сверрир посмотрел на сына, и тот понял свою ошибку, виновато потупился, но тут же с удвоенной силой схватил связанные вместе ветви и широкими взмахами стал обметать борта огромной ладьи.
- Никто не видел Бьярки отлынивающим от дела, где бы он ни был, - при звуках голоса отца жеребята замерли. - Дело приносит кентавру уважение. Маленькому, как вы, или большому - одинаково. Был вместе со своим отцом и я в свое время так же, как сейчас вы. Носил камни, обтесывал деревья для мачт. Потому и стал сильнее других.
Молодые кентавры переглянулись. Другие слова не могли бы так поднять их желание. До вечера каждый старался превзойти других, и, хоть работа эта была не такой увлекательной, как уроки фехтования, они делали ее с таким же жаром, как если бы участвовали в горячем бою.
И не зря! Когда солнце окрасилось в розовый цвет, драккар качался на волнах, красуясь светлыми боками, а внутри пахло смолой и свежим деревом. Усталые кентавры собрались на берегу, смотря снизу вверх в лицо отца. Сверрир улыбнулся и потрепал работников по холкам.
- Вот такими сыновьями я горжусь. Заслужили отдых и ужин. Утром возьму вас в кузницу, узнаете, как подковы делают.
Сыновья радостно завопили и встали на дыбы, хватая отца за руки. В кузнице было жарко, и в углах на подставках стояли настоящие мечи и боевые копья! Увидеть бы! Не удивительно, что домой жеребята возвращались быстрым легким галопом, забыв о ноющих мышцах и мозолях на ладонях. Вслед за ними неторопливо шагал и Сверрир.
Рабы наносили воды заранее. Сёгни достаточно мудро рассудила, что мужа и сыновей стоит встречать с чаном теплой воды и пучком мягкой травы. И вскоре уже младшие поворачивали бока и крупы, подчиняясь указаниям отмывавших их сестер, а Сёгни время от времени топала копытом, когда Сверрир в десятый раз нетерпеливо отходил в сторону, в то время как она аккуратно срезала концы прядок гривы, закапанные смолой.
- Паруса! - окрик Бьярки разбудил дремавшего Сверрира на рассвете, - паруса на горизонте!
Вождь вылез из-под медвежьей шкуры и прошел на нос. В предрассветной мгле паруса были едва заметны, но корабли выдавали неяркие огоньки на палубе.
- Похоже, сегодня Тор и Один повеселятся на поле славной драки, - негромко проговорил он, пробуя пальцем ветер.
Юный кентавр вопросительно заглянул в глаза своему отцу и вождю:
- Мы нападем?
- Посмотрим, - уклончиво ответил Сверрир, - у нас только один корабль, а их - восемь... нет нужды лить кровь без толку.
Бьярки прикинул на глаз расстояние:
- Два полета стрелы. Доплыть можно легко.
- Ветер не в нашу сторону...
- Если там мало воинов, мы сможем победить, отец. Это ладьи двуногих, я заметил точно!
- Двуногие, Хель их забери, нынче стали осторожными... берут наемников, да и военные ладьи могут быть в караване...
- Зато они почти не видят в темноте, и намного слабее нас.
Лицо вождя смягчила едва заметная улыбка, когда он вспомнил себя, вот так же уговаривавшего своего отца, Эйрика Беспощадного, вступить в первый серьезный бой в своей жизни. Сверрир подумал, а потом кивнул:
- Сплавай и посмотри. Если Боги послали нам цыплят - грех их не ощипать!
Бьярки ухмыльнулся и в мгновение ока скинул тяжелое снаряжение, оставшись в одной легкой упряжи с поясным ножом. Бесшумно скользнув за борт, он быстро поплыл к ничего не подозревавшим кораблям.
Вождь остался на носу, вглядываясь в корабли и вспоминая далекую юность. Долго ждать не пришлось: немного запыхавшийся Бьярки с помощью дружинников перелез в драккар и начал рассказывать:
- Там не очень много воинов, зато много груза - корабли очень глубоко осели и неповоротливы. Я слышал, как кормчий ворчал из-за этого. И еще на борту кто-то важный - там много прислуги, которая суетится вокруг каюты, а из нее слышится музыка.
Воины заулыбались, переглядываясь и поправляя оружие, но Сверрир остался серьезным:
- Что еще?
- Головной корабль не защищен. Там-то и сидит важный пассажир, или пассажиры. Зато в остальных - и воины, и просто моряки. Но все корабли купеческие, правда, уж больно большие. Я прикинул - на каждом где-то по 40 двуногих, а то и побольше.
- Купеческие, говоришь...
- Главный корабль идет немного впереди. Там глубоко и места достаточно - можно обездвижить их, пройдя по веслам, а потом вырезать по одиночке: двуногие сделали глупость, не оставив командиров в остальных ладьях: там идет сейчас пирушка.
- Ты уверен?
- Я проплыл вдоль всех, и даже смог заглянуть в окно одной ладьи.
- Ну, это ты точно врешь... окно в ладье?!
- Ну, как называются их корабли, я не знаю. Только раньше такие в наши моря не заплывали!
- Клянусь Одином! - Рубака Укси, правая рука Сверрира, вытащил из-под лавки свою секиру, - твой сын говорит дело! А ты что скажешь?
- Скажу... - Сверрир вдруг широко улыбнулся улыбкой, от которой бледнели его соседи, - что сегодня на рассвете мой сын заслужит имя!
- По местам!
Укси еще не договорил, а дружинники уже разошлись по веслам. Налегая на ясеневые рукояти, они погнали драккар вперед.
Темнота помогла кентаврам, скрыв их приближение, так что, пока нос драккара со страшным скрипом и грохотом не проломил весла флагмана вдоль правого борта, люди даже не пошевелились. Похоже, на борту были действительно мирные торговцы - они в страшной панике забегали по палубе, даже не попытавшись схватиться за оружие. Тем временем драккар сломал весла уже на последнем корабле флотилии, плавно развернулся и ринулся на корабли, как дикий кот на цыплят. Перелетев на палубу флагмана одним из первых, Бьярки выхватил меч и с громовым воплем обрушился на единственного вооруженного двуногого в доспехах, который оказался как раз у него на пути. Человек, однако, ловко отскочил и попытался достать его своим оружием - длинным и узким мечом с диковинной круглой гардой.
- Ха! - Бьярки развернулся и снова атаковал его, тесня к борту.
В тесном пространстве тот не смог увертываться, поэтому уже вторым ударом Бьярки перерубил человека почти пополам. Не спасли даже стальные пластины доспехов, поддавшиеся уже на первом ударе. Издав радостный вопль, молодой кентавр ринулся дальше, в два прыжка добравшись до каюты, и оторопело замер, впервые столкнувшись с такой роскошью: невиданные ткани покрывали пол, стены и мебель, странные и потрясающе красивые вещи теснились вокруг. Встряхнувшись, Бьярки развернулся и толкнул дверь рядом. Та не поддалась. Кентавр отступил и прыгнул вперед, пустив в ход подковы. С жалобным треском дверь рухнула, чуть не придавив двуного, судорожно сжимавшего в руках алебарду. Громогласно расхохотавшись, Бьярки отбил мечом дурно сработанное оружие двуногого и одним прыжком лишил его чувств. Ловко связав нового раба, он направился к еще одной двери, с маленьким окошечком, забранным частой бронзовой решеткой. В комнатке было темно, но зоркие глаза кентавра разглядели на куче соломы и тряпья нечто большое и странное... Бьярки присмотрелся и ахнул: прикованный за шею так, что не мог ни нормально лечь, ни подняться, на куче всякого мусора полулежал-полувисел кентавр пегой масти. Его руки были скованы и притянуты к бокам, на теле - многочисленные раны и синяки. Пленник открыл глаза и прошептал:
- Кто ты?..
- Бьярки, сын Сверрира. А ты кто?
- Август. Был пленен далеко отсюда, и меня везут как подарок, королю Йорику.
Бьярки онемел от удивления и ярости. Потом одним ударом сломал крюк, удерживающий Августа за шею:
- Дома мы сможем снять ошейник, но пока придется потерпеть.
- Ничего, это не страшно.
- Ты можешь стоять?
- Могу.
Пегий осторожно встал, пробуя свои ноги, сделал шаг. В комнатке сразу стало тесно. Попятившись, Бьярки вышел и повел освобожденного пленника на палубу. Его сородичи, уже заканчивавшие связывать уцелевших пленников, оторопели при виде Августа. Коротко поведав им историю пегого, Бьярки убедился, что корабль очищен от двуногих.
Вернувшись на драккар, он перепрыгнул на другой корабль, на свою беду вздумавший взять кентавров на абордаж. Перескочив через валявшихся на палубе убитых при первой атаке двуногих, он ринулся в гущу свалки, непрерывно работая мечом и крича:
- Отец, флагман чист!!
Сверрир на секунду оглянулся и радостно заревел:
- Флагман чист!!!
Другие кентавры подхватили.
Видимо, кое-кто из двуногих понимал язык кентавров, потому что вдруг горестно закричали сразу несколько человек, и их сопротивление захлебнулось. Битва закончилась, сразу и бесповоротно. Кентавры хватали двуногих и ловко вязали им руки, притягивая к шеям. Негромко Бьярки рассказал отцу про освобожденного кентавра.
- Бьярки, веди флагман, - приказал Сверрир, - Укси, распредели ребят на остальные корабли...
- Да, вождь! - хором ответили кентавры.
Сверрир перешел на драккар и подошел к Августу:
- Привет тебе, чужестранец! Мой сын поведал твою историю. Я приглашаю тебя быть гостем в моих землях и моем доме.
Пегий кентавр склонил голову и слегка шаркнул копытом:
- Почту за честь стать достойным помощником для твоего рода, вождь.
Добротно скроенные ясеневые доски борта драккара выдержали удар судна двуногих, поэтому кентаврам нужно было только скинуть в море трупы врагов, немного подправить затиры и весельные люки, да поднять парус. Медленно и величественно караван судов направился в родной фьорд. На палубе Стари Рауд, костлявый кентавр рыжей масти в кожаном переднике, сбивал с Августа оковы, ворча:
-- Они бы так оружие ковали, как кандалы делают... Хель их забери до самого Рагнарёка...
Не поддался его энергии только ошейник. Провозившись зря и видя, что только мучает пегого, он наконец сложил инструмент и громко известил вождя:
-- Сверрир, я сделал все, что мог, остальное под силу только Одду-кузнецу.
Из каюты под палубой вылез Бьярки и подал пегому небольшую кожаную флягу:
-- Вот, выпей, это тебе поможет выздороветь.
Август глотнул и чуть не поперхнулся. Под дружный хохот дружины юный воин похлопал пегого по спине:
-- Это медовуха с особыми травами. Мать специально готовит ее для таких вот случаев.
На второй день пути в лабиринте островов в нескольких милях впереди показались два драккара. Сверрир подошел к стоявшему на вахте Бьярки:
-- Клянусь бородой Тора! Уж не Торкель ли поднял свой разжиревший круп?!
-- Синий вымпел на мачте и оранжевый с голубым парус, -- Бьярки старательно вглядывался, -- да, это он!
Его отец почесал в затылке:
-- Чтобы этот бочонок вышел в поход...
Тем временем на драккарах раздался звук рожка: караван Сверрира заметили. Потом на вершину мачты поднялся бочонок, и Укси разочарованно засунул обратно под лавку вытащенный было мешок с секирой и доспехами:
-- Сигнал на разговоры... ффу... -- старый воин не любил лишней болтовни и вообще всякой дипломатии.
Медленно (ветер, как назло, стих) драккары сошлись на расстояние броска камня. На носу показался толстый вороной кентавр с сединой в волосах и на шкуре. У него не хватало нескольких пальцев на левой руке -- память о схватке с взбесившимся горным троллем, внушительные пласты жира превратили его лицо и тело в бесформенную тучу, но глаза были ясными и с хитринкой. Присмотревшись к стоявшим напротив кораблям, он взревел и махнул правой рукой:
-- Клянусь Фрейром и Тором!!! Сверрир, дружище!!!
-- И тебя тем же, Торкель, -- проворчал в ответ Сверрир.
Седой расхохотался:
-- А ты, никак, с добычей?!
-- Милостью Норн, -- уклончиво ответил Сверрир.
-- Что, сбежал от своей Сёгни? -- продолжил веселиться толстяк, -- кстати, мои ей кланяются. Эрна меня так достала, что я решил прогуляться по морю.
-- То-то я смотрю, что твой драккар аж бортами воду хлебает, -- потешаться над толщиной соседа было давней привычкой Сверрира.
-- Ну, это ты загнул... -- Торкель оглядел свое упитанное тело, -- Эрна посадила меня на диету...
-- Это, -- Сверрир показательно положил руку на плечо пегому, -- мой гость, Август. Так что повежливее, Торкель.
Глаза Торкеля мгновенно обшарили фигуру бывшего пленника, пересчитали корабли за драккаром:
-- Значит, в Валгалле нынче приветствуют воинов?
-- Нет, в Хеле принимают жалких двуногих, Торкель. Хвала Тору и Одину -- мои воины целы и невредимы, а Сёгни уже к вечеру будет подсчитывать добычу!
-- К вечеру?... Не уверен...
-- Что так? Думаешь, мой драккар совсем потерял ход?!
-- Твой драккар под стать Богам, освятившим его, Сверрир. А вот эти тухлые сколупки вряд ли поспеют за честным драккаром викинга!
Сверрир подумал и кивнул:
-- Как бы то ни было, но на ярмарке многим будет на что подивиться. И будет повод впить пива на обряде наречения имени!
По лицу толстяка расползлась улыбка:
-- Пива?! Эт можно!!! Это всегда пожалуйста! А кому нарекать будешь?
-- Бьярки нынче ночью захватил флагман двуногих и освободил собрата от позорного плена.
Торкель закивал, осматривая покрасневшего от гордости и удовольствия молодого кентавра:
-- Благо, благо! Смотрю, твой сын уже воинскую славу обретает... Это ж надо, как время бежит! А может, махнем ко мне, на бочонок пива?
-- Все пытаешься сорвать планы Эрны, старый обжора? -- Сверрир добродушно усмехнулся, прикидывая в уме.
Тут из-за спины толстяка выглянула стройная красавица кентаврица двадцати зим от роду. На драккаре Сверрира тут же заревели восхищенные воины.
-- А ты куда вылезла?! -- Торкель развернулся и принялся заталкивать дочь обратно в каюту, -- мать что тебе велела?!
-- Сам сиди в каюте!!! -- дочка сопротивлялась и упиралась.
На драккарах захохотали, делая ставки и подначивая старого вождя и его дочку. Но с весом отца не поспоришь, и вот она скрылась внизу. Утирая пот, Торкель вернулся на нос:
-- Пока невестится, Эрна ее к тетке отправила. Упрямой уродилась -- сладу нет! Вся в Эрну! Но умница и мастерица! Хозяйственная, -- отцовскую гордость ему было не скрыть.
Сёгни как раз принимала у скотниц утренний надой, когда в поселок галопом прискакал дозорный, истошно крича:
- Драккар!! Наш драккар! И еще корабли!!!
Бросив все, впереди всего племени, кентаврица поскакала к пристани, чтобы увидеть, как по водной глади фьорда плывет драккар ее мужа, а за ним... пять... шесть... семь... восемь кораблей! На верхушке мачты драккара развевается победный вымпел, извещая племя о победе и богатой добыче. Всплеснув руками, Сёгни наблюдала, как драккар швартуется, как на берег спускают сходни, как ее муж, широко улыбаясь, подходит к ней к ней и старейшинам племени за ее спиной.
-- Приветствую тебя, наш вождь! -- с поклоном приветствовала она мужа, согласно древнему обычаю, -- были ли благосклонны Боги? Послали ли они удачу тебе и твоей дружине?
-- Привет тебе, Сёгни-Молния! Привет всем! Боги послали нам славную добычу! Нынче будет веселье в нашей земле! Твой старший сын заслужил право на воинское имя, захватив флагман двуногих и освободив из позорного плена собрата!
-- Собрата? Я не ослышалась, Сверрир?
-- Именно! -- Сверрир остановился и показал на как раз сходившего на землю пегого кентавра, -- это Август. Двуногие захватили его и, как диковинку, везли в подарок. Бьярки его освободил, и отныне Август -- гость в нашем племени! Я сказал, а вы слышали!
И по собравшемуся народу пронесся чуть слышный шепоток: "Пегий кентавр!.. Надо же!.." "Полукровка, смотри! Одна масть от одного отца, другая -- от второго!" "Балда, отец может быть только один!"...
Сёгни выступила вперед и обняла Августа, положив руки ему на плечи:
-- Привет тебе, чужестранец! Будь гостем в нашем племени!
-- Благодарю, -- Август поклонился, -- вы никогда не пожалеете о своем гостеприимстве!
Сёгни взяла его за руку и повела через все селение к главному дому:
-- Мобуна!
На ее зов из-за занавесей домика-кухни вышла дородная кентаврица бурой масти, в линялом переднике поверх домотканой рубашки. Ее хвост, грива и волосы были заплетены в косы и завязаны в аккуратные узлы. На переднике было несколько заплаток и свежепрожженых дырочек, а из кармана выглядывала большая деревянная ложка. На упряжи красовался внушительный мясницкий нож и множество сумочек и ключей.
-- Да, госпожа Сёгни? -- на ее круглом добродушном лице заиграла легкая улыбка, как всегда, когда ее услуги были нужны.
-- Мобуна, вот это -- Сёгни подвела за руку пегого кентавра, -- наш гость, Август. Позаботься о нем, ладно? А я пригляжу за разгрузкой.
-- Конечно, конечно! Ой, тощенький-то какой!! И живого места нет!..
Всплеснув руками, Мобуна повела Августа в главный дом, по пути болтая без умолку:
-- Меня зовут Мобуна, Мобуна-повариха. Я тут родилась, и еще нашу госпожу нянчила...и деток ее... Вили!!! Где ты, несчастный двуногий бездельник?!!
-- Я тут, госпожа, -- из каморки вылез костлявый раб с щербатой улыбкой, весь перемазанный сажей.
-- Большую лохань, и воды нагрей! Живо!
-- Слушаюсь! -- человек метнулся обратно.
-- Ох, кто ж тебя так?! -- Мобуна, качая головой, осмотрела раны гостя, -- ну ладно, спать можешь вот тут, где молодые господа спят. Места тут еще на целую дружину хватит, так что не стесняйся. Так, Грин! Внученька, где ты? Грин!!!
Из-за занавеси выглянула малышка-кентаврица и прокартавила:
-- Она руцей кидает, бабуля! Камеськи!
Морщины Мобуны распустились ласковой улыбкой:
-- Ах, ты, моя радость! Позови Грин, милая!
Малышка повернулась и скрылась за занавесью, только копытца дробно процокали по камням ступенек. Через несколько минут в проеме появилась Грин:
-- Да, Мобуна?
За ее хвостом топталась малышка, одним глазом разглядывая гостя. Покопавшись в кармане фартука, Мобуна протянула по кусочку засахаренного мёда обеим:
-- Вот, сбегай за бальзамом, Грин, видишь, наш гость немного поранился.
Лишившись защитного хвоста сестры, малышка спряталась за Мобуну, продолжая рассматривать гостя и с удовольствием посасывая сладость. Август ей улыбнулся, и она тут же сбежала на улицу.
В проеме показались два раба, таща огромную лохань из красного дуба размером с кентавра. Утвердив ее по середине прохода, они принялись наполнять кипящей водой из большого котла. Потом добавили ледяной, наносив ее в деревянных ведерках. Мобуна добавила в воду растертые корни мыльнянки и крепко-коричневый отвар целебных трав:
-- Вот, залезай, милый!
Август осторожно проверил температуру в лохани и, глубоко вздохнув, погрузился в горячую воду, тут же покрывшуюся пышной пеной. По комнате поплыли клубки пара с травяным ароматом. Пегий только поморщился, осторожно погружая в воду израненное тело, но Мобуна сразу это заметила:
-- Потерпи, милый, сейчас Грин вернется, и мы все смажем! А пока надо промыть. Эти двуногие такие грязнули! Как бы не занести какую заразу!
Вили принес красивую корзинку с травяными мочалками и с поклоном удалился. Мобуна принялась осторожно растирать спину гостя, очищая от въевшейся грязи. Август, благодарно улыбнувшись, оттирал с груди и рук коросту из крови и грязи. Вскоре немного запыхавшаяся Грин принесла небольшой горшочек:
-- Вот! Мама просит тебя прийти к ней на пристань.
-- Тогда займись-ка, -- Мобуна передала ей мочалку, и направилась к выходу, -- и вели поставить похлебку на огонь!
-- Уже, -- Грин ловко отжала мочалку и взялась за дело.
-- Молодец! -- Мобуна ушла.
Когда шкура Августа стала идеально чистой, Грин принесла из сундука несколько отрезов тонкого полотна и стираных клоков:
-- Сейчас надо вытереть воду, чтобы бальзам хорошо помог. Похлебка сегодня самая вкусная, с грибами и копченым мясом!
Она ловко смачивала клоки бальзамом и приклеивала их к ранам. Потом достала вместительную миску и ложку с полки рядом с очагом и показала гостю место за столом:
-- Вот сюда!
Поставив на стол посуду, девочка-кентаврица старательно вытерла ее полотенцем, положила рядом с гостем большой каравай хлеба:
-- Это тминный. Мобуна только что испекла! Еще горячий!
С благодарной улыбкой Август отрезал себе большую горбушку и с наслаждением вдохнул аромат свежеиспеченного каравая. Грин внесла дымящуюся миску похлебки. По тому, как гость ел, чувствовалось, насколько он голоден. Грин с удовольствием наблюдала, как он очищает вторую миску, когда снаружи раздались голоса, и в дом вошли Сверрир и Бьярки. Грин подхватилась:
-- Отец! Бьярки!
-- Налей-ка и нам! -- Сверрир коротко, но ласково коснулся спины дочери, -- пока твоя мать с Мобуной разберутся с грузами, ужинать будем не скоро...
Через минуту они дружно работали ложками, похваливая стряпню и свежее печево.
Медлительно-тяжелой рысцой Мобуна направилась на зов госпожи. На причале собралось уже почти все население поселка, даже некоторые рабы осмелились посмотреть издалека на торжество их господина. Все негромко обсуждали новости и уважительно кланялись поварихе. Кивая на поклоны, Мо-буна пробралась к самым сходням как раз к тому времени, когда на землю вытащили новых рабов. На многих были ссадины, но ни одного покалеченного. Сёгни придирчиво осмотрела всех:
-- Это не работники, а стадо поросят! Укси! Сколько здесь их?
-- Восемьдесят, моя госпожа, -- Рубака презрительно пнул ближайшего, вынуждая его встать на колени, -- куда прикажешь их?
-- В подвал, на цепи. И пусть получат по кружке воды и куску хлеба.
Укси замялся, и Сёгни мгновенно это заметила:
-- Что такое?!
-- Сверрир... моя госпожа, он запретил их кормить. Все время с момента драки до причала они постились.
-- Так... -- на ясном челе жены вождя пролегла складочка, которой так страшился ее муж, -- рассказывай...
Грин принесла камень из большой кучи, сложенной возле берега, и утвердила его на верхушке плотины. Поток воды сразу стал уже. Пошлепав ладонью по воде и отогнав уже приготовившихся сбежать сазанов, она вернулась и выбрала еще один, побольше. Приладив его рядом, Грин выпрямилась и полюбовалась своей работой: через узенькие отверстия вода выливалась вниз, мешая рыбе уплыть, но не задерживая течение ручья.
Отряхнув руки от грязи, девочка-кентаврица еще раз обошла запруду, проверяя работу.
Одернув рубашку и убирая за спину волосы, юная кентаврица помчалась домой, весело перепрыгивая через ветки кустов, перегораживавших узенькую тропку.
Мать ждала ее на пороге главного дома:
-- Грин, сбегай к Хромому и принеси все корзины, которые он успел закончить!
-- Да, мама! -- взмахнув уже начавшим отрастать хвостом, Грин поскакала через весь поселок к небольшой хижине рабов-мастеровых, туда, где Хромой -- раб-человек с переломанной взбесившимся быком ногой целыми днями сидел на бревнышке и плел самые разные изделия из веревок, соломы и прутьев. Несмотря на рабство, Хромой радовался своей жизни.
-- Дома я бы давно сдох под чужим забором, -- не раз говаривал он, -- а тут и кормят, и не обижают! Чего еще желать?! Да и лекари тут получше, чем в моем родном Гвинсдейле! И пиво по праздникам выдают...
Последний довод заставлял его мечтательно вздохнуть, подняв глаза к небу. Но уже в следующий момент он снова принимался невероятно быстро и ловко переплетать вымоченные в кипятке или травяном отваре прутья. Последние при выварке получали не только особый цвет, но и полезные свойства, отчего припасы в таких корзинах и коробах не портились и не поедались мышами.
-- А, маленькая леди! -- ласково приветствовал Хромой юную кентаврицу, привставая и кланяясь, -- за корзинами пришли?
-- Да! Мама велела принести все, что ты успел сделать!
-- Конечно-конечно, -- раб тяжело поднялся и притащил из-за кучи связок прутьев, ожидавших своей очереди под обширным навесом, большую стопку корзин с двумя ручками и крышками.
-- Спасибо! -- Грин обхватила стопу покрепче и понесла ее домой, к обширным погребам и сараям, туда, где вереница работников перебирала и очищала овощи.
-- Вот!
Сёгни пересчитала корзины и кивнула:
-- Молодец! -- она взглядом подозвала ближайшего раба, чтобы освободить дочь от тяжести.
Встряхнувшись и одернув рубашку, Грин спросила:
-- Мам, а когда я вырасту, то тоже стану взрослой?
-- Конечно.
-- И буду делать то же самое, что и Регинлейв? -- юная кентаврица проводила взглядом старшую сестру, деловито прорысившую мимо с корзиной только что постиранного белья.
-- Да.
-- И больше не смогу строить запруды?
Сёгни засмеялась:
-- Сможешь, конечно, в свободное время!
Страсть к строительству плотин была у нее с детства, еще с тех времен, когда она едва перестала путаться в ногах и смогла сделать первый долгий прыжок. Дни напролет она строила на ближайшем ручье вереницы запруд, создавая обширные ковши, соединенные каскадами водопадов. В них она запускала пойманную рыбу и увлеченно ее откармливала отрубями и остатками зерна, пополняя домашние кладовые и вызывая гордость родителей своей изобретательностью. За это ей прощалось все. В прошлую осень отец привез ей из похода целую бочку живых мелких рыбок, и теперь вот уже второе поколение южной форели нагуливало жир, готовясь к осеннему нересту, поплёскиваясь в добротно сложенных бассейнах и обещая приличное пополнение к запасам племени.
Разумеется, ни Грин, ни кто-либо еще из ее племени не знали правильного названия этих рыб, поэтому Грин с гордостью называла их "мои серебряные цыплятки", а ее родители сдержанно улыбались, поминая "живое серебро" и приказывали работникам на мельнице тщательно собирать все непригодное зерно и отходы в мешки для прудового хозяйства дочери. Ее старшая сестра, Регинлейв, сшила ей к Йолю рубашку из тонкого беленого полотна и расшила рыбками, бобрами и женскими оберегами, не жалея ни серебряной пряжи, ни цветной тесьмы, ни дорогого бисера. Теперь она дожидалась своего часа в небольшом круглом сундучке Грин, рядом с куклой-берегиней, тулупом из белого меха горных коз, теплой попонкой, подбитой овчиной, и шапочкой из красного сукна, отороченной соболем, отбитым среди прочего у Йогеля во времена Войны Южных ярлов.
Сверрир тогда выступил на стороне своего ближайшего соседа на юге и родственника по бабке, и, возглавив объединенную дружину, разорил несколько поселений, а также потопил или захватил большую часть вражеских драккаров. Бедняга Йогель тогда чудом остался жив в поединке со Сверриром и теперь был на подхвате у своего старшего брата, Йоргена, захватившего в конце концов второй лен и люто ненавидевшего и жутко боявшегося Сверрира. Соседи порой услужливо пересказывали ему все то, о чем мечтали посрамленные братья после пятого рога крепкой медовухи, но Сверрир только смеялся:
-- Во имя Тора и Одина! Брешут, точно собаки, или двуногие! Еще секиру марать о них!!.. -- и презрительно делал характерное движение хвостом, показывая, что ждет давних врагов.
-- Клянусь Тором! Укси, старый пройдоха, ты кого мне притащил?! -- Гнуп Освивр раздраженно пощелкивал коротким кнутом, разглядывая столпившихся рабов, -- где ты достал такое стадо?! На свиной ярмарке?!