Сегодня я опять не смог зайти после работы к Вере. Это лучшая подруга моей жены, они дружат ещё со школьных лет. Жена просила меня зайти к ней домой после работы, чтобы помочь ей разобраться с компьютером, что-то там у неё зависло, и она не может на нём работать, а я с понедельника (сегодня четверг) никак не могу это сделать. Вообще на работе в последнее время у нас творится какая-то чехарда, раньше восьми часов вечера никому не удаётся уйти, а заходить в такое позднее время куда-то и заниматься работой абсолютно нет не только никакого желания, но и сил. Я понимал, что сегодня опять придётся оправдываться перед женой, и решил, что пообещаю ей всё сделать обязательно в эту субботу. Если не произойдёт чего-то непредвиденного. Так и случилось. Как я и предполагал, жена с порога задала мне уже ожидаемый мною вопрос. Моё обещание перенести всё на субботу удовлетворило и успокоило её, и она тут же уведомила об этом подругу.

Вера жила уже более полугода в новом браке. Её первый муж, Олег, был, как мне до сих пор кажется, очень порядочным и хорошим парнем. Он был практически ровесником Веры, их дружба началась ещё со школы, но что-то у них вдруг не заладилось, и вот, казалось бы, счастливая семья распалась. Моя жена так же, как и я, жалела Олега и не поощряла решение своей подруги о разводе и тем более её новый брак с мужчиной, который был старше её на целых двенадцать лет и у которого прежде уже было два не совсем удачных брака. Но её подруга не хотела никого слушать и считала себя абсолютно правой со всех сторон.

Её единственным аргументом против бывшего мужа было только то, что он бесхарактерный и нетвёрдый человек, никогда не имеющий своей позиции. И она, якобы, уже устала оттого, что ей всегда и во всём рядом с ним приходилось принимать любые, даже далеко не женские, решения, а он с ней во всём соглашался. Решение о разводе с ним также принимала она сама, самостоятельно, а он только плакал и умолял её не делать этого ради маленького сына Данечки. Их сыну Данилу было уже около пяти лет, и я знал, со слов жены, что между отцом и сыном существовали любовь и понимание на очень высоком уровне. Нередко по этой причине между Верой и Олегом в последнее время накануне развода неоправданно вспыхивали большие скандалы на почве ревности к сыну. Все эти скандалы исходили от Веры в то самое время, когда она начала тайно от всех встречаться со своим Григорием Ильичём, который является в настоящее время её вторым законным мужем. Моя жена знала об этих тайных похождениях своей подруги, но переубедить её в том, что этого не следует делать при таком прекрасном муже и ребёнке, она не смогла. Вообще Вера всегда была упрямой и самостоятельной женщиной, могла принимать самые неожиданные решения, но этого поступка от неё никто не ожидал. С тех пор у нас как бы сами по себе прекратились встречи семьями, так как новый муж Веры, как нам казалось, не совсем вписывался в нашу прежнюю компанию по причине достаточно большой разницы в возрасте. Это всё хорошо понимала и сама Вера, и потому её вполне устраивали нечастые встречи с моей женой и не более того.

В субботу, как я и обещал, позавтракав и попросив жену предупредить свою подругу о моём визите, направился в гости к Вере. С тех пор, как она развелась с мужем, я ни разу не был у неё дома. Даже когда жена собиралась иногда проведать её, я всегда находил какие-то причины, чтобы не сопровождать её. Я хорошо помню, когда я вместе с женой был в последний раз у них дома, перед разводом. Несмотря на то, что Олег был хорошим программистом, он всегда находил много времени для занятий с сыном. Уже в три года Данечка, так он звал своего сына, самостоятельно пользовался компьютером, где сам себе устанавливал всевозможные детские игры и просмотр детских сказок.

В тот вечер на моих глазах Вера неожиданно и, как нам с женой показалось, беспричинно начала ругать мужа за то, что ему, якобы, хорошо живётся, не отвечая ни за что в этом доме. Я помню, как он сидел, испуганно сжавшись, с сыном на руках у компьютера и даже не пытался хоть как-то остановить или прервать её крик и несправедливые упрёки в его адрес. Мне казалось тогда, что и сын его давно уже ждал от папы какого-то отпора в адрес распоясавшейся мамы. Но Олег виновато молчал, ещё крепче прижимая к себе сына, а жену это молчание как будто ещё больше подзадоривало. Чем бы это кончилось, как, возможно, и заканчивалось не однажды раньше, я не знаю, так как вмешалась моя жена и, успокаивая подругу, увела её на кухню. Было всем хорошо слышно, как Вера громко плакала на кухне, обвиняя своего мужа в том, что он, якобы, сломал ей жизнь. В тот вечер мы не задержались надолго у них дома, а по дороге долго осуждали Веру и искренне жалели её мужа. Но больше всего нам тогда было жаль маленького Данечку.

И вот прошло около полугода, и я вновь иду в эту квартиру. Как говорила мне жена, Олег ушёл из семьи как самый настоящий джентльмен. Оставил ей двухкомнатную квартиру, за которую ему предстоит ещё долго расплачиваться с банком, где он оформлял на себя кредит, и вообще ушёл из дома, в чём был, забрав только свои документы. Вера после его ухода ещё долго говорила всем знакомым: подождите, подождите, ещё прибежит скоро, чтобы предъявить свои права на квартиру, вы все его мало знаете. Но время шло, а он не приходил. Более того, иногда от него приходили денежные переводы для сына. Где конкретно он жил и работал, никто не знал. Его родители на эту тему не распространялись, и всё в этом вопросе оставалось какой-то тайной.

Дверь открыла мне Вера. Она выглядела намного лучше и свежее, нежели в тот вечер, когда я видел её в последний раз перед разводом. Вышел её новый муж, мы познакомились. Это был мужчина средних лет. Было трудно определить по его виду, сколько на самом деле ему лет. Ему можно было дать на вид и сорок, и пятьдесят, в зависимости от того, в каком он был расположении духа. Когда он улыбался, то выглядел старше, что было весьма странно, так как улыбка чаще всего молодит людей, а не наоборот.

Мы прошли в большую комнату, где сбоку у телевизора находился тот же самый стол с тем же компьютером, за которым когда-то всегда работал Олег. В обстановке и во всей мебели перемен никаких не было. Всё было по-прежнему, как и при Олеге. Даже спальный гарнитур, как мне говорила жена, купленный ещё Олегом, остался на месте, что делало мало чести не только Вере, но и её вновь объявленному мужу Григорию Ильичу. Я хотел спросить у Веры про сына, но почему-то сразу передумал и сел за компьютер. Причина нерабочего состояния компьютера была пустяковая, и я быстро устранил её. Григорий Ильич, новый муж Веры, рассказывал мне о своей работе, где все легко и с удовольствием обходятся без компьютеров. Говорил о том, что он где-то читал, как вредно для человека работать за компьютером. Говорил о том, что, желая здоровья своему сыну Данилу - так он, видимо, стал звать сына, - он запретил ему вообще близко подходить к компьютеру. Меня несколько возмутила его твёрдая уверенность в разговоре и особенно то, как он, глазом не моргнув, спокойно и самоуверенно назвал Данечку своим собственным сыном.

Мне почему-то захотелось поскорее покинуть этот дом, так как Григорий уже начинал меня раздражать, но в это время в комнату вошёл Данечка, посмотрел на меня своими большими голубыми глазами, улыбнулся и протянул мне руку.

- Здравствуй, - сказал он и добавил, глядя мне в глаза: - А ты папу моего встречаешь?

Я держал в своей руке его маленькую ручку, смотрел в его уже совсем недетские глаза и не знал, что ему ответить на такой, казалось бы, простой и в то же время достаточно жёсткий вопрос. Молчание несколько затянулось, и тут так называемый отец Григорий громко скомандовал:

- А ну-ка марш быстро умываться и чистить зубы!

Данечка освободил свою руку из моей руки и, понурив голову, вышел из комнаты, так и не дождавшись от меня ответа на поставленный вопрос.

- Ну что, может, по маленькой, в честь знакомства и выходного дня? - спросил он меня, прикасаясь вытянутыми пальцами правой руки к своему кадыку, как будто желая усилить этим знаком эффект своего предложения. Это выглядело настолько смешно, что я едва сдержал свою улыбку.

- Нет, нет, я не могу, я за рулём, - обманул я его.

Вошла Вера.

- Это кто куда засобирался? - спросила она. - Никуда я тебя не отпущу, пока не выпьешь с нами хотя бы чаю. Сколько уже времени прошло, как ты не был у меня, - сказала она и продолжила, что испекла специально для меня пирог и что я обязан его попробовать. Через некоторое время в комнату опять вошёл Данечка. Он молча прошёл в угол, достал игрушечный автомобиль с опрокидывающимся кузовом и начал играть, делая вид, что вообще не замечает нашего присутствия.

Вновь вошла Вера, на этот раз с подносом, на котором были расставлены все чайные принадлежности и бутылка молдавского красного вина. Я согласился попить чаю с её пирогом, но напрочь отказался от предложенного вина. Они выпили без меня. Я спросил Веру, почему Данечка не с нами, на что она ответила, что она его уже покормила на кухне. Мальчик действительно, казалось, не обращал на нас никакого внимания, он будто всецело был занят игрой в своём углу.

Неожиданно для всех он встал, и мы увидели в его руках тот же самый игрушечный автомобиль, но только уже с отпавшим передним колесом. Он как-то неестественно и решительно подошёл к отцу Григорию и попросил его поставить отпавшее колесо на место. Тот взял игрушку и стал пытаться надеть злополучное колесо на ось, но у него ничего не получалось. Что бы он ни делал, как бы он ни старался, колесо не вставало на место.

- Ну, ладно, брось эту машину, - сказал Данечке вконец отчаявшийся Григорий. - Я тебе с получки другую куплю, получше этой, - и бросил игрушку на пол.

И тут произошло то, чего, вероятно, никто из нас не мог предположить. Мальчик неожиданно громко закричал:

- Ты ничего не умеешь, не умеешь, ты глупый! Ты дурак, ты дурак! Ты плохой папа, ты не хороший папа! А мой папа всё умеет, он всё умеет! Он хороший, хороший, а ты плохой, плохой! Мой папа умный, умный, а ты дурак, дурак!

Его глаза были полны слёз. Одновременно он, не переставая, колотил своими сжатыми кулачками по рукам и ногам Григория. Вера схватила ребёнка за шиворот и потащила из комнаты с угрозами наказать его за это как следует, поставить в угол и научить, наконец, как подобает ему вести себя при взрослых. Крик мальчика продолжал доноситься чуть глуше, но не стихал.

Григорий спокойно продолжал сидеть в кресле и качал головой, приговаривая:

- Уж больно разбалованный растёт парень, надо что-то делать, а то, гляди, доброго от него ничего ждать не придётся.

Я вдруг понял причину того, что произошло на самом деле с мальчиком. Я понял, что он специально отломил колесо от этой машинки, чтобы по-детски доказать всем нам, а особенно своей маме, какой у него плохой новый папа в отличие от прежнего, которого почему-то и зачем-то ему поменяли. У меня на душе было невыносимо больно, детский крик отчаяния и безысходности продолжал звучать в моих ушах. Я встал и сказал, что мне пора. Я боялся, что смогу не выдержать и высказать этим взрослым всё то, что накипело в моей душе буквально за какие-то секунды всего произошедшего здесь. Я прошёл в коридор и стал обуваться, вышла Вера, крики и плач мальчика, казалось, прекратились.

Она стала извиняться за нехорошее поведение сына. Я молчал. Она поблагодарила меня за помощь по настройке компьютера, я продолжал хранить молчание, я боялся не сдержаться и наговорить в адрес их обоих какие-то дерзости, которые могут их оскорбить. Я открыл дверь, появился Григорий с протянутой рукой на прощание. Я не подал ему руки и, не произнося ни слова, захлопнул дверь и, минуя лифт, быстро спускался по маршевым лестницам вниз. Я не осуждал себя за то, как я ушёл. Наоборот, мне казалось, что этим самым я хоть как-то, пусть на немного, но проявил солидарность с этим маленьким и таким несчастным мальчиком.

Я шёл по улице и думал о том, как всё безвозвратно меняется в человеческой общественно-семейной жизни. Ещё каких-то сорок, может, пятьдесят лет назад разводы в семьях были довольно редкими явлениями, и дети в большинстве своём не подвергались таким страшным стрессам. Более того, инициаторами разводов никогда нельзя было видеть женщин, а сегодня всё наоборот. Где это видано! Она же по природе своей должна быть главной хранительницей очага и семьи. Даже в природе большинство зверей и птиц с начала и до конца воспитывают своих детёнышей совместно, не разлучаясь, за исключением некоторых индивидуумов. Может быть, вырождаются мужчины, и это даёт право женщине всё решать самой? Так тогда тем более, кому как не матери желать доброго и тёплого воспитания своему ребёнку.

Очень хотелось курить. Уходя, и это немудрено, я забыл свои сигареты на столе со столь горьким чаем. Я зашёл в магазин и купил три пачки сигарет и зажигалку. На одной из скамеек в сквере я сел и закурил. Выкурив одну сигарету, я прикурил вторую. Я вспомнил, как, казалось бы, совсем недавно мы с женой и Олегом встречали Веру из родильного дома. Я тогда очень завидовал Олегу, что у него родился сын. Мы тоже с женой ждали рождения своего ребенка где-то через полгода, но я не был уверен, что у меня также родится сын.

Да, какие же они были тогда счастливые, особенно Олег, он пытался тогда взять Веру с сыном на руки и нести их обоих столько, сколько пронесёт. Куда это всё улетучилось, господи, ведь это же всё было, и вот уже нет, исчезло и испарилось навсегда! Через полгода у нас также родился сын. И опять мы все вместе отмечали это событие не один день. Вообще надо сказать, что собирались мы вместе постоянно и часто, никогда не ссорились и ничего не делили.

Вечером, перед тем, как лечь спать, я, как всегда, зашёл в детскую к сыну. Он спал на спине, раскинув руки в стороны. Я смотрел на него и пытался представить его в той же ситуации, в какой оказался Данечка. На мои глаза навернулись слёзы, я не мог с ними совладать. В моих ушах опять звучал детский крик отчаяния, будто умоляющего и просящего весь мир о помощи. Вошла жена. Подойдя ко мне сзади, она положила мне свои руки на плечи и позвала меня спать. Я вновь попытался, уже в который раз, пересказать ей о Данечке, о том, что там произошло, но она сказала, что ничего страшного не произойдёт с Данечкой, не он первый воспитывается без родного отца, слава богу, что не без матери. Добавила, что Вера - женщина серьёзная и не допустит дурного, и, зевнув, пошла спать.

Мне вдруг как никогда стало страшно оттого, что моя жена впервые в жизни, как мне казалось, перестала меня понимать. Она смотрит на всю эту трагедию не как я, не моими глазами, а глазами своей подруги. Господи, что же это творится? - подумал я. - Мужчины плачут, как женщины, а женщину, наоборот, ничем не растрогать. Что это за время? Что нас ждёт всех, когда мы перестанем понимать не только друг друга, но и своих детей?

Спустя некоторое время я прошёл на кухню и закурил. Я был как никогда рад, что купил сегодня три пачки сигарет. Мне теперь их хватит больше, чем на ночь. Я почему-то был абсолютно уверен, что этой ночью мне не придётся уснуть.

2007 г.