- Как тебя зовут?
- Энджел.
У неё открытый взгляд зелёных глаз, чёрные распущенные волосы до плеч, зовущие губы, высокая грудь.
Его любимый типаж.
- Раздевайся, Энджел.
- Да.
Пока она неторопясь, явно провокационно, обнажает свои прелести, он хочет узнать о ней побольше. Секс, как говорится, не повод для знакомства, но всё же...
- Твое имя означает "Ангел"?
- Да. Откуда ты знаешь английский?
- Я был на курсах.
- Зачем тебе мёртвый язык?
Он хотел узнать о ней побольше, а вопросы задает она...
- Для общего развития.
- Понятно.
У нее розоватые соски молодой нерожавшей девушки, крупные ареолы. Грудь небольшая, идеальной чашеобразной формы. Ему нравится такая грудь.
- А тебя как зовут? - спрашивает она, бросая бюстгальтер на спинку стула.
- Энтри.
- Забавно, наши имена начинаются одинаково.
- Да. Забавно.
- Ты из рабочих или элита?
- Из рабочих, Энджел. Я кочегар.
- У меня ещё не было кочегаров, - она медленно спускает трусики, соблазнительно повиливая бедрами.
Когда она ложится в скрипучую кровать (этому публичному дому давно следовало бы обновить мебель), он молча снимает робу и идёт к ней.
- Как ты любишь? - спрашивает она.
- Я люблю всегда быть сверху. Психотерапевт говорит, что так проявляется моя неудовлетворённость социальным статусом.
- Сверху... - повторяет она, оценивая его фигуру. - Ты такой мощный... А сколько ты весишь?
- Девяносто шесть.
- А. Ну это ещё ничего. Но тебе придется доплатить по десятке за каждый килограмм свыше девяноста.
- Я доплачу.
- А у тебя не слишком большой прибор?
- Стандарт.
- А. Ну, ладно... А то, знаешь, нынче всякое бывает. Был у меня один, с тридцатисантиметровым. Я думала, умру.
Не отвечая, он ложится сверху и быстро входит в неё. Едва он начинает работать, как её напряженность, вызванная опасениями, сразу сходит на нет и уже через тридцать секунд она начинает стонать, ноги её непроизвольно поднимаются, подёргиваются, обхватывая его корпус, пальцы сводит судорога, а лицо искажается гримасой наслаждения. Ему кажется, она несколько переигрывает. Но, в конце концов, каждый зарабатывает, как умеет. Она проститутка, он - кочегар.
Она стонет, кричит, бьётся в оргастическом припадке. Еще минута и он тоже чувствует, как быстрыми горячими толчками вытекает из него давно застоявшаяся жидкость.
Ещё через минуту он встаёт. Она остаётся лежать в кровати, разбросав ноги, ещё пульсируя. Тягучими каплями вытекает из неё и падает на простыню то, чем он её наполнил.
Он надевает робу.
- Тебе правда было хорошо со мной? - спрашивает он.
- Правда. Было очень здорово! - отвечает она ещё хрипловатым от недавней страсти голосом.
- О'кей. Пока, Энджел.
- Пока, Энтри. Приходи ещё.
Внизу, в холле, он направляется к стойке, возле которой ожидает хозяйка заведения. Он протягивает ей семьсот шестьдесят трэндов. Хозяйка благодарит и желает хорошего дня.
Уже подойдя к двери, он оборачивается.
- Скажите, эта... девушка, Энджел, она...
- Что-нибудь не так? - хмурится хозяйка. - У нас все девушки отбираются по стандартам, из хороших семей - не наркоманов, не деградантов...
- Нет - перебивает он. - я не о том. Она не продаётся?
- Нет, извините. Мы не продаем девушек второго класса эффективности.
- Жаль.
- Извините.
Энтри (N3, модель SQ2R9-18) выходит из публичного дома и отправляется на 23-ю улицу, где стоит старенький завод по переработке отходов, на котором он, вместе с ещё четырьмя такими же андроидами, работает кочегаром. По дороге он подносит к оптике запястье, привычно проверяя уровень заряда. Восемьдесят семь процентов - это очень хорошо. С тех пор как он стал тратить на секс на три сотни больше, позволяя себе девушек второго класса, работоспособность его увеличилась почти на двадцать процентов.
Энтри идет и с тревогой думает о слухах, которые последнее время всё чаще и чаще муссируются по радио: люди окончательно деградируют и стремительно вымирают. Скоро не станет сексуальных партнёров. А старенькие генераторы эмоций всё никак не могут усовершенствовать, чтобы они давали хотя бы пятую часть того заряда, который дает самка человека. Эх!..
|