Эта история началась именно тогда, когда командиру 15-й гвардейской дивизии генерал-майору Хапуряну С.О. срочно понадобились деньги. Особую досаду у комдива вызывал тот факт, что средства, так срочно понадобившиеся, нужны были ему не для каких-нибудь там личных целей, а требовались они исключительно для дел служебных - на ремонт столовой 108-го пехотного полка.
Хапуряна бесило в возникшей задаче все. Раздражала ее мелочность, особенно заметная на фоне очередной плановой инвентаризации, по результатам которой на складах НЗ дивизии одних только патронов калибра 5.45 хранилось без малого пять миллионов штук. Комдива вообще злила эта обязательная необходимость постоянно решать какие-то бесконечные мелкие и крупные бытовые вопросы, вечно что-то доставать, выуживать и выкраивать, все больше превращаясь из успешного боевого офицера в совершенно средней паршивости, если уж быть откровенным, завхоза. Особо действовала на нервы срочность задачи - со дня на день ждали проверяющих из штаба корпуса, а они на результаты инвентаризации вполне могут и не взглянуть, а вот за незаконченный в столовой ремонт генеральской крови попьют наверняка.
Денег на ремонт не было. Вообще не было. Совершенно. На деньги, ежемесячно поступавшие комдиву с бойцов, что "батрачили" по разным стройкам капиталистической собственности, рассчитывать не приходилось - бойцы хотя и работали исправно, но оплата за них по договоренности поступала к концу месяца, а значит через недели две, не раньше. Как назло, на деньги с "мертвых душ" тоже надеяться не стоило. Увы, но как бы не оказались они сейчас кстати и уместны, деньги эти уже три дня как были израсходованными, да при этом истрачены так лихо и по-гусарски, что вернуть их даже частично никаким образом не представлялось возможным. "Мертвые души". Так комдив и начальник финансовой службы (среди офицеров обзываемый просто "фиником") называли между собой фиктивных служащих, сверхсрочников и гражданских, фантомов, несуществующих людей, числящихся в дивизии на вполне реальных должностях, чьи вполне реальные зарплаты комдив и "финик" вполне успешно каждый месяц делили между собой.
"А вот взять сейчас, вскрыть склады НЗ, вооружить пехотный полк и выдвинуть его в сторону столицы, в один момент нашлись бы деньги - и на краску, и на цемент, и на квартиру дочери..." - мстительно подумал Хапурян.
Мрачный, словно герой плаката "Стой! Предъяви пропуск!", генерал-майор вышел из штаба дивизии, уселся, громко хлопнув дверью, в служебный Уазик и кивнул водителю в безрадостную даль:
- Поехали.
Короткий, как буква "е" в азбуке Морзе, приказ означал очень многое. В нем было и желание генерала проехаться по территории частей, осматривая цепким взглядом свои владения, и необходимость комдива побыть один на один со своими тяжелыми, будто булыжники Екатеринославской мостовой, мыслями. Было здесь и предоставление водителю полной свободы в выборе маршрута следования уазика, и требование непременно вывести в конце концов автомобиль к желаемой цели поездки. Умещалось тут и намерение найти кого-то крайнего, на кого можно было бы вылить, как ведро с помоями, это свое дурное настроение, и оставалась возможность опрокинуть это ведро на голову водителю, если по дороге так и не будет найдена более достойная кандидатура. Водитель понял все это в один миг, ощутил своим сержантским нутром, натренированным за годы службы безупречно чувствовать любую опасность, и, лихорадочно размышляя над поводом, по которому начальство пребывает в сумрачном состоянии, тронул машину и повел ее в сторону парка тяжелых машин, справедливо размышляя, что там наверняка отыщется кто-нибудь достойный великого генеральского гнева.
Ничто так не способствует развитию безупречной интуиции, как желание спасти собственную задницу. Размышляя таким нехитрым образом, водитель вел машину вдоль забора, укрывшего за своей побеленной грудью боксы, эстакады и технику танкового полка. Бетонная дорога, то тут то там покрытая шлепками асфальта, похожими на окаменевшие коровьи лепешки, подбрасывала Уазик на стыках, тянулась между парком танкового полка и лесом, раскорячившимся кривыми соснами на много километров дивизионных полигонов. За сосновыми стволами, мелькающими под мрачным генеральским взглядом особенно робко, иногда проглядывалось поле танкового стрельбища с учебными макетами самой разной военной техники, иностранной, сделанной из фанеры и воображения полкового художника, и нашей, отечественной, сделанной из нашей же боевой техники, но давно устаревшей и списанной. Вокруг учебных пособий шлялись какие-то солдаты.
- К стрельбищу, - сказал генерал и откашлялся, настраивая горло на суровый тон.
Прапорщику 108-го пехотного полка Лучко А.С. срочно были нужны деньги. У мужчин, отдающих предпочтение не тихому семейному счастью во главе с расторопной женой, а ночным загулам в окружении раскрепощенных подруг и молодящихся товарищей, скорее рано, чем поздно наступает такой момент, когда деньги нужны еще вчера. Даже, если такой мужчина - член королевской семьи. Лучко был из семьи колхозного тракториста и учительницы, а потому срочная необходимость в деньгах настигла его раньше любого, самого затрапезного принца. Особую пикантность моменту придавал тот факт, что деньги потребовались не только Лучко лично, но и немного для 108-го пехотного полка.
С утра командир полка вызвал к себе прапорщика и поставил перед ним простую, четкую и ясную задачу - покрасить в ремонтируемой столовой коридор.
- Так где ж я эту краску возьму, товарищ подполковник? - начал было возражать Лучко, но сочувствия во взгляде командира не встретил.
- Я не понял, товарищ прапорщик! - рявкнул подполковник, вспоминая, как получасом ранее на него так же, но в другом кабинете рычал генерал-майор. - Задача ясна?! Выполнять!
Задача была ясна, других задач в армии подчиненным не ставят.
От отца Лучко унаследовал две черты - способность выпить ведро водки, сохранив при этом некоторую трезвость ума и твердость походки, и хозяйственную деловитость, благодаря которой Лучко, как летчик-истребитель в доли секунды способен оценить боевую обстановку в воздушном бою, был способен в мгновение понять, где что плохо лежит, и решить, куда, как и за какие деньги это можно пристроить.
Заборчик из вкопанных швеллеров, сваренных между собой толстой арматурой, что огораживал учебную площадку у танкового стрельбища, Лучко приметил давно. Помнится, командир отчитывал прапорщика, что забор не крашен, а Лучко устало смотрел в этот орущий рот и думал, что если бы не было тут забора, то не надо было его и красить, и никаких тебе проблем. А еще думал, что при случае от забора надо избавляться. И вот он, тот самый случай определенно наступил. Взяв двух бойцов поспособнее и вооружившись сварочным аппаратом, выменянным на два часа у саперов за бутылку водки, Лучко выдвинулся к танковому стрельбищу.
Хищение государственной собственности, а забор таковой являлся даже не числившись ни в одном документе дивизии, хищение это, хоть и под прикрытием служебной необходимости, есть дело, при желании начальства вполне наказуемое. А потому, попадаться начальству на глаза за таким спорным занятием примета, прямо скажем, не хорошая. Примерно как-то так размышлял Лучко, когда в самый разгар укладки распиленного и выкопанного забора к учебной площадке подъехал уазик командира дивизии.
- Товарищ генерал-майор! Прапорщик Лучко! - отрапортовал Лучко выбравшемуся из уазика комдиву и, не найдя подходящих слов для объяснения ситуации, замер, уперев взгляд в верхушку сосны за спиной командира.
- Что? - чугунный голос комдива чуть задребезжал брезгливостью. - Это что за ерунда тут происходит, товарищ прапорщик?! Воруешь?!
- Никак нет, товарищ генерал-майор! Изыскиваем внутренние резервы, товарищ генерал-майор! - отчеканил Лучко. Казалось, еще немного, и сосна за спиной комдива под взглядом прапорщика вспыхнет жадным факельным огнем.
- Чего-чего? Что ты здесь изыскиваешь? - генерал по-птичьи наклонил голову набок, как будто не расслышав сказанное.
- Резервы, товарищ генерал-майор! Сбор средств для ремонта столовой 108-го пехотного полка, товарищ генерал-майор! Для покупки краски, товарищ генерал-майор! - голос Лучко выражал одинаковую готовность получить благодарность, если оценят, или принять бесславную смерть, если прикажут.
- Резервы, говоришь, - комдив окинул взглядом порезанные рельсы и замерших навытяжку рядом с ними бойцов. - Ну, и сколько собрал?
- Две тонны, товарищ генерал-майор!
- Однако, не богатый улов, а, прапорщик, - усмехнулся Хапурян и, подойдя к одному из танков, надменно и безразлично целившему своим бесполезным дулом в клокастое небо, провел ладонью по шершавой броне. - А в этом красавце сколько будет тонн, как думаешь?
- Не могу знать, - облегченно выдохнул Лучко. Похоже, буря проносилась мимо.
- Эх ты, салага. Это ИС-2. "Иосиф Сталин". Пятьдесят четыре тонны стали. Понял, прапорщик?
- Так точно! Пятьдесят четыре тонны!
- Ничего ты не понял, - другим, уже деловым тоном обрезал комдив и, резко развернувшись, пошел к уазику. И только усевшись в машину, закрывая дверь, холодно добавил, - Металл приказываю доставить в ремонтный батальон. До конца дня изыскать внутренние резервы для сбора пятидесяти тонн металла. О выполнении доложить своему командиру. Все.
Петр Николаевич Матросов, человек разнообразных талантов и способностей, в одних кругах, широких и многолюдных, известный, как довольно успешный предприниматель, а в других кругах, более узких, но не менее авторитетных, как надежный деляга по кличке Матрос, одним из своих хобби выбрал "шефство" над военной частью. Дело это было, как и любое хобби, прямо скажем, затратное, и не вполне официальное, а местами и вполне незаконное, но и удовольствие при этом приносило не абы какое. Например, у Матросова была возможность приехать в "подшефную" часть и устроить на полигоне стрельбы по мишеням из самых разных видов стрелкового вооружения. Да что там! Можно было пальнуть из миномета. Или из танка. Особенно неравнодушны к стрельбе из танка были иностранные партнеры по совместному аптечному бизнесу - стреляли всегда азартно, громко ругались на немецком и английском, после чего лихо опрокидывали "боевые" сто грамм водки. Еще была возможность отдыхать на генеральских дачах с изумительными русскими банями и вышколенным по запросам бывшего СССР персоналом. Можно было ездить на охоту на БэТээРе, таща за собой взвод поваров и загонщиков, прочесывая заповедные дивизионные полигоны. Много чего можно было человеку с воображением и толстым кошельком. А Матрос платил комдиву исправно, не копейничая.
- Хапуряныч, - сказал вечером Матросов Хапуряну, выбравшись из парной и осушив одним глотком первый бокал пива. - Хапуряныч, продай танк!
Хапурян, пригласивший этим вечером Матросова в баню на разговор под генеральских раков и только собиравшийся начать беседу о продаже макета танка, от неожиданности поперхнулся и закашлялся.
- Тебе зачем? По кабмину стрельнуть? - просипел, отмахиваясь от бросившейся к нему прислуги, Хапурян.
- Не. Мне рабочий ни к чему, - Матрос проводил взглядом вышедших из комнаты банщиков и, когда за ними закрылась дверь, продолжил. - Клуб открываю. Диско. Называется "Курская Дуга". Хочу перед входом танк поставить и выкрасить в розовый цвет. Дизайнеры сказали, что будет очень в тему. А?
- Хорошее название, - заметил Хапурян, отрывая у рака внушительную клешню.
- А то. Танк еще надо. И все будет по красоте. Найдешь мне танк, Хапуряныч?
- Найдем и танк, если надо. Только сделаем все вот так...
Через день, в десять часов утра из ремонтного батальона к танковому стрельбищу пригнали два тягача, на которые прапорщик Лучко по личному распоряжению комдива при помощи крана и такой-то матери загрузил два танка ИС-2. Чуть позже, в рембатовскую "шаланду" под руководством того же Лучко при помощи взвода толковых бойцов и все той же матери было загружено около пятидесяти тонн собранного по дивизии бесхозного металлолома. В час дня грозный кортеж в составе одного грузовика и двух тягачей выдвинулся в сторону районного центра. Адрес прибытия знали только Лучко, выехавший старшим колонны, и комдив, лично выписавший документы на выезд техники за границу гарнизона.
В районном центре прохожие тыкали пальцами в сторону суровой процессии, медленно и величаво ползущей от перекрестка к перекрестку. Танки, даже с заваренными люками и снятым вооружением, все равно смотрелись угрожающе. Так, под прицелами многочисленных взглядов горожан, кортеж добрался до трубного завода, где и растворился, проглоченный въездными воротами. Через несколько часов эти же ворота выпустили на волю освободившиеся от танков тягачи и пустую "шаланду", громыхающую на ямах и кочках своими бортами особенно громко. Лучко, ехавший в выпотрошенной "шаланде", увозил в планшетке акт о приеме на завод в качестве металлолома двух танков пятой категории общей массой сто тонн.
- Значит так. Что ты там собираешься с танком делать, в розовый цвет его красить или кружевами обшивать, мне по барабану. Я на твой завод сдаю два танка на металлолом. Два - это сто тонн металла согласно их технических паспортов. За твой танк на завод я обычный лом насыплю, благо, его по частям бесхозного валяется без счета. Так что, получишь перед своей "Курской Дугой" памятник целым и красивым. А ты мне за это... - Хапурян глотнул пива, выдержал паузу, посверлив Матросова взглядом, и продолжил. - Ну а ты мне за это закроешь два танка накладными и деньгами - безналичными и, разумеется, наличными. Вот таким вот образом.
ИС-2 перед ночным клубом поставили просто на газоне. Выкрашенный в розовый цвет, танк выглядел, словно напудренная и напомаженная толстуха.
Быть хозяином танка Матросову нравилось. Особенно Петру Николаевичу нравилось возить к ночному клубу партнеров и иностранных гостей, каждый из которых считал своей обязанностью непременно пнуть ИС-2 ногой по гусенице и похлопать ладонью по его розовому боку. Приобретение оценили и в авторитетных кругах, признав за Матросовым чувство стиля и способность оригинально мыслить, потому как люди из авторитетных кругов могли себе позволить множество разной собственности, но завести у себя в хозяйстве танк додумался только Матрос.
В народе танк быстро окрестили "Розовой Пантерой". Очень скоро у "Пантеры" полюбили фотографироваться свадебные процессии. Особой популярностью пользовался сюжет, когда молодой супруг сидит верхом на стволе, а супруга стоит ближе и как будто держит его на ладони. На Новый Год танк опутывали гирляндами, и ночью он сверкал разноцветными огнями, отражаясь в витринах и окнах домов множеством звезд и созвездий. Розовый танк, чьему появлению на улице города был обязан ремонт в столовой 108-го пехотного полка и желание Матросова выпендриться, вскоре так сжился с городом, а горожане так к нему привыкли, что когда ночной клуб был закрыт, а сам Матрос куда-то исчез, никто и не подумал задаться вопросом, что здесь, на клумбе, перед бывшим домом культуры имени Ленина, делает эта груда брони в веселенькой расцветке. Хапурян к тому моменту был успешно переведен в столицу на повышение и судьбой танка тоже интересовался мало. Место клуба занял строительный супермаркет, а у "Розовой Пантеры" каждую осень все также фотографировались свадебные процессии, и женихи взбирались на розовый ствол, и на Новый Год ИС-2 все также перевязывали гирляндами. Даже весной, когда сожранный теплеющим солнцем снег обнажал кучи мусора и окурков вдоль тротуаров, местный ЖЭК и общество воинов-афганцев дружно выделяли деньги, чтобы обновить местами облезшую краску танка.
Идиллия города и танка закончилась в тот день, когда перед строительным супермаркетом остановился дивизионный уазик с проверяющими из штаба корпуса.
- Это что? - недоуменно спросил проверяющий и уставился на нового командира дивизии.
- Танк, - резонно ответил комдив и мысленно казнил своего водителя, черт его знает зачем выбравшего дорогу в центр мимо этого проклятого розового чудовища.
- Я вижу, что не бюст Тараса Григорьевича Шевченко! - заорал проверяющий и покраснел. - Я спрашиваю, что он здесь делает?
За время, пока проверяющий ходил вокруг танка, пинал ногой по гусенице и похлопывал ладонью по розовому боку ИС-2, выяснить что-либо о судьбе танка комдиву не удалось. Оставалось одно - откупаться перед проверкой, а уж потом решать вопрос с "Розовой Пантерой".
Сколько и чего пришлось комдиву выложить проверяющим, история умалчивает. Однако достоверно известно, что на следующий день после окончания проверки комдив, злой и немногословный, вызвал к себе командира ремонтного батальона капитана Волкова и в выражениях, не прошедших цензуру, приказал доставить танк в дивизию.
- И распили его где-нибудь у себя к чертовой бабушке! - закончил комдив ставить задачу.
Задача была ясна, других задач в армии подчиненным не ставят.
Легко сказать, забери! Танк - не сосательная конфета, за щекой не унесешь! Так размышлял комбат Волков, оформляя бумажки на выезд спецтехники за пределы гарнизона, необходимой для транспортировки ИС-2.
На следующий день после получения приказа от комдива стараниями Волкова розовый танк был погружен на тягач и направлен в дивизию. И опять военный кортеж двигался от перекрестка к перекрестку, привлекая внимание горожан, медленно и величественно тянулся за город. Уехать далеко, однако, не удалось.
- Водитель армейского тягача! Принять на обочину и остановиться! - проорал мегафон милицейской машины и тут же какой-то микроавтобус перегородил дорогу военной процессии. Из микроавтобуса выпрыгнули люди в масках и с автоматами.
- На землю! Мордой вниз! Ноги раздвинули! Шире ноги! - надрывались бойцы Спецназа, укладывая солдат во главе с Волковым на газон воль дороги. Происходящее объяснялось просто. Начальник ЖЭКа, не обнаружив у себя на участке розового танка и узнав в обществе воинов-афганцев, что они танк никуда не брали, позвонил в милицию с заявлением о краже. Несколькими минутами позже туда же, в милицию, позвонили и из общества воинов-афганцев. По свежим следам розыскные мероприятия оказались действительно оперативными.
- Командир. Эй, командир, - голос Волкова дрожал и путался в траве газона. - Ты чего творишь-то? У меня ж приказ. Ты хоть в часть позвони, что ли...
- А ну, молчать там! - равнодушно отзывался командир Спецназа. - Мне твой приказ знаешь до какого места? За забором у себя указывать будешь.
Через час, когда военные свыклись лежать лицом вниз и расслабились, а спецназовцы устали злиться и закурили, к кортежу практически одновременно подъехал уазик комдива и волга начальника районной милиции. Увы, генеральские погоны командира дивизии на полковника милиции впечатления не произвели.
- Доказательства, что танк твой? - задал вопрос полковник, уперев руки в толстеющие бока. Доказательств не было, как не было и логичного объяснения, с каких пор танки вооруженных сил стали красить в розовый цвет. Полковничье тщеславие наслаждалось моментом генеральского унижения и на контакт не шло. Генеральское высокомерие тоже диалогу не способствовало. В результате короткого, но бурного выяснения отношений, танк было решено сгрузить здесь же, на обочине, на выезде из города, назло всем и каждому.
- Приятного аппетита, генерал. Разговор у меня к тебе конфиденциальный, - полковник контрразведки Гуров В.В. подсел за столик Хапуряна в углу министерской столовой.
Обеденный перерыв заместитель министра генерал-полковник Хапурян С.О. привык проводить в одиночестве, отдаваясь приему пищи самозабвенно и полностью, не размениваясь на дела и служебные разговоры. Гуров это знал, а значит, по пустяку беспокоить не стал бы.
- Тут твоя бывшая дивизия отличилась, слышал? - начал Гуров.
- Ты же знаешь, - продолжил Гуров, - по Договору Об Обычных Вооруженных Силах в Европе численность наших танков учтена, и о ней уведомлены все государства-участники договора.
Хапурян, не отрываясь от отбивной, кивнул определённее.
- Ну вот. Представь себе ситуацию - в 15-й дивизии где-то за границей гарнизона выкопали нигде не значащийся списанный танк и решили его куда-то перевезти. А тут - натовский спутник, - Гуров сделал театральную паузу. В тишине было слышно, как Хапурян громко глотнул кусок отбивной, вдруг показавшийся ему похожим на подошву солдатского сапога.
- И вот, - Гуров говорил, как будто не заметив изменений в лице Хапуряна, - Спутник фотографирует движение нигде не учтенного танка. А сегодня с утра по этим снимкам натовцы высылают в нашу сторону возмущенную петицию. Мало того, что у нас неучтенное вооружение, так мы его еще и сосредотачиваем непонятно для чего. Как тебе такое? У нас все на ушах. Пахнет международным скандалом. В общем, приказано разобраться.
- Я, собственно, что хотел спросить, - Гуров прищурился и продолжил. - Там при тебе ничего такого не происходило?
- Знаешь, Гуров, - ненадолго задумавшись, выдавил из себя Хапурян. - Я тебе сейчас за одного прапорщика расскажу. А уж потом мы подумаем, как нам поступить...